Текст книги "Отряд"

– Мы ждали капитана Ансельма! – рявкнул адъютант де Ла Марша, лицо его было воплощением изумления.

– Ну а получили капитана Аш, – и она отошла на шаг, уступая дорогу первому из ее людей, соскочившему наконец с траверса и загрохотавшему сапогами по гулкому деревянному настилу.

– В таком случае – совет осады требует вашего присутствия, капитан! – прорычал Тернан надтреснутым от старости и напряжения голосом.

– Совет осады? Ладно! – Аш решительно кивнула головой. – Приду! Но сначала размещу своих людей на квартиры! Когда надо быть? В котором часу?

– За час до терции note 17Note17
  То есть 8 часов утра


[Закрыть]. Мадам, до нас доходили такие слухи…

Она знаком попросила его замолчать – стоял такой шум, что ничего было не слышно:

– Позже поговорим! Я приду, мессир!

– КАРФАГЕН ПАЛ! КАРФАГЕН ПАЛ!

— Сдаюсь! – Флора поднялась на цыпочки, схватившись для поддержки за обтянутое кольчугой плечо Томаса Рочестера. И заорала в пространство: – Долой калифа! Карфаген пал!

Темноволосый англичанин фыркнул. Встретившись глазами с Аш, он жестом указал ей – она поняла, на что: штандарты, поднятые в разных участках вражеского лагеря. Отойдя в сторонку, чтобы пропустить последних из своих людей, она выглянула за стену на то, на что указывал Рочестер.

Надо же, это палатки франков, а вовсе не визиготов.

Что такое? О-о. У-гу… ясно.

В пятистах ярдов от них солдаты с деловым видом собирались под большим белым штандартом с изображением овечки в золотых лучах. Штандарт хлопал под холодным ветром на восточном фланге лагеря.

Перекрикивая колокольный звон, шум от ударов каменных ядер, крики толпы, ставшие ритмичными, – толпа дижонцев всеми силами сопротивлялась выдворению их со стен, – Томас Рочестер заорал:

– Командир, мы можем дать им под зад!

Рядом со штандартом Агнца Божьего, установленном в той части визиготского лагеря, которая предназначалась для наемников, Аш различила знамя Джакобо Россано – вот интересно, кто ему платит после императора Фридриха! – и полдюжины других мелких отрядов наемников. Один штандарт, с изображением обнаженного меча, задел ее.

– Вот дерьмо! Да ведь это Онората Родьяни.

– Что ты говоришь? – вскрикнула Флора.

– Я сказала, что это Онората… – и тут Аш смолкла. Порывом ветра развернуло соседний штандарт. Это было оборванное, изношенное триумфальное знамя, которое Кола де Монфор с сыновьями пронесли через сотни боев.

Хирург прошептала ей на ухо:

– Сволочи! Ведь они – бургундские наемники!

– Были когда-то! Наверное, перешли после Оксона! А сколько у них людей! У Кола не отряд. У него небольшая армия, – Аш сощурилась из-за блеска косых лучей солнца, засиявшего с востока. – Похоже, что за шансы этого города никто не даст и полушки…

Флора крепче сжала ее руку. Аш проследила направление взгляда хирурга – в уже залитый солнцем лагерь визиготов. И не поняла, как же сама не заметила: позади шатров Монфора над палатками франков сине-серебряное знамя с изображением корабля и полумесяца.

– Джоселин ван Мандер, – сказала она сурово.

– Хренов фламандский молокосос! – выругался Томас Рочестер. – Он-то что тут делает?

– Да брось, Томас, он ведь наемник!

В воздухе завоняло горящим деревом. Она вздрогнула, под ногами у нее закачались мостившие стену камни. И обернулась к северо-восточным воротам. Горел ближайший траверс.

Чертовы поджигатели!

Ритм криков сменился беспорядочными воплями: толпа теперь стремилась прорваться к лестницам и покинуть стены. Издали до нее донесся скрип: это заводили осадные орудия, чтобы сделать выстрелы. В визиготском лагере блеснули руки голема, изготовленного из красного песчаника, он поднимал противовес большого требушета в четыре раза скорее, чем команда солдат.

В стену над воротами последовательно влетели несколько плохо нацеленных зазубренных снарядов; зубец стены разлетелся на куски, и толпа, напиравшая на парапет, отшатнулась, люди сталкивались друг с другом, их крики теперь стали громче всего шума.

«И на случай, если у визиготов тоже есть такой пушкарь, который может указать точно тот кирпич в стене замка, в который он целится…»

– Пора смываться, – проворчала Аш и повернулась спиной, а Рочестер поднял ее знамя.

– Нет, постой! – Флора сделала еще шаг вперед и прислонилась к деревянной раме траверса. Аш услышала, как хирург с шумом втянула воздух: – Господи, Христос Зеленый…

В бледном солнечном свете видно было довольно далеко, до речной долины. По той стороне Сюзона и по его мосту люди пешком брели к югу. Было слишком далеко и не разглядеть, кто они – крестьяне, мастеровые, матери семейств и девицы, возможно, несколько солдат-дезертиров; возможно, и священник. Неразличимые фигуры, закутанные в плащи и одеяла, тяжело перемещались, опустив голову от резкого ветра; маленькие фигурки, дети или старики, сгрудились по обочинам дороги, некоторые еще звали бросивших их.

Голодные, замерзшие, измученные, колонна пеших беженцев извивалась по дороге, и конца им было не видно.

– И все же идут, – выдохнула Флора, ее было почти не слышно на из-за орущей толпы, перевесившейся через стену.

Аш, не сильно озабоченная беженцами, схватила Флору за руку и оттянула ее от стены:

– Пошли!

– Аш, это ведь не солдаты, там ведь люди.

— Ну, не мучайся так: крысоголовые их не тронут. Кажется, еще соблюдаются кое-какие правила войны… – напор толпы на стены стал меньше. Аш потащила хирурга вниз по лестнице вслед за своими солдатами; Рочестер и знамя были рядом с ней.

– А я думаю, что когда им наскучит в лагере, они выйдут и изнасилуют кого-нибудь, да и ограбят… Не согласна?

– Это зависит от того, умеет ли она поддерживать дисциплину. Была бы это моя армия, мои бы люди думали только о том, как оказаться в городе, – Аш через плечо взглянула на дорогу вдали, запруженную густыми толпами людей.

– Знаешь, куда они идут? – вдруг сказала Флора. – На юг. К границе у Оксона. Посмотри на них: им лучше пойти туда, где нет солнца, чем оставаться тут!

Сюда, на стену, человеческие голоса не доносились; только скрип несмазанных осей сквозь морозный воздух, да вскрик лошади в упряжке. Одна точка – человек – пошатнулась и упала, снова поднялась на ноги, снова упала, встала, тяжело зашагала дальше.

– Плевать им, тьма там или солнце, – сказала Флора, – им все равно, куда они идут. Им просто охота уйти отсюда. Это жители герцогства, горожане, фермеры, жители деревень, торговцы; Аш, они просто идут. Им неважно, что ждет впереди.

– А я тебе скажу, что их ждет, – голод!

Трах! – выстрелили из пушки малого калибра; ядро с шумом отскочило от башни восточных ворот. Та часть толпы, которая еще оставалась на стене, громко заорала, выражая свое презрение и прилив адреналина:

— Калиф сдох! Карфаген пал!

Наступило затишье, и Аш выглянула из-за стены, посмотрела на беженцев. В опровержение слов Флоры она заметила, что они шли на север, углубляясь на залитую солнцем территорию Бургундии, где царили холод и голод.

«Это могли бы оказаться и мы. Там я не смогу прокормить свой отряд, там – ни за что, там нет земель, на которых можно выжить. Если за деньги нечего купить, значит, на отрядную казну ничего не купишь. Урожая не будет – нам грозит голод. А там – тьма и холод. Через три дня наш отряд перестанет существовать как воинская единица.

Будем надеяться, что тут все же лучше.

Пока осада продолжается.

Потому что отсюда есть один путь – предательство».

Аш хлопнула по плечу Рочестера:

– Ладно, если мирные граждане желают быть убитыми, это их дело – а мы уходим! Лев, все под знамя!

Приятно было видеть, сколько человек – ее легионеров соблюдают дисциплину: все носящие форму полка Льва немедленно вышли из толпы и последовали за ее знаменем, которое порывом ветра развернуло над их головами. Они поспешно выбрались через опустошенную снарядами территорию, снова оказались на улицах города, вдали от монотонно бубнящей толпы, теперь рухнувшей на колени в молитве; все еще оглушенные праздничным колокольным звоном.

– Если мы ищем квартиры для отряда – сюда, командир! – Рочестер указал на извилистые улочки, идущие в юго-восточном направлении.

– Пошли!

«Христос Зеленый, и сюда их снаряды долетели!»

Они пробирались в толпе по узким вымощенным булыжником улочкам, с деревянными консольными домами. Скользкие от инея булыжники были усыпаны стеклом и черепицей. Снова вышли на открытое пространство – через мост на площадь, вдоль которой шли стены теперь смолкнувших мельниц, и она узнала это место. Летом здесь около дюжины бургундских дворян придержали коней, давая дорогу утке с утятами, шлепающими к воде.

На секунду она целиком погрузилась в воспоминания; пока Рочестер не призвал людей остановиться, и тогда она стряхнула задумчивость, сосредоточила внимание, от бессонницы глаза были как песком засыпаны, и сообразила, что они уже там, где расквартирован отряд.

Тень квадратной приземистой башни загораживала ноябрьское солнце. Башню окружала стена, но через стену видно было, что башня старая, грубо сложенная, в ровных боковых стенах прорезаны узкие окна для выпуска стрел. Высота – четыре-пять этажей.

Она открыла рот, собираясь заговорить. Внезапный порыв холодного ветра из узкой улочки унес ее слова, и у нее заслезились глаза.

Один из солдат выругался и отступил на шаг: перед ним с крыши упала черепица, от удара осколки разлетелись по покрытым навозом булыжникам.

– Черт знает что! Очередная буря надвигается!

Аш узнала его: он один из тех, кто остался в Дижоне; один из савояров ди Конти, остался в отряде после того, как смылся их капитан. Она подняла глаза к небу – небо над плоской крышей башни быстро теряло утреннюю ясность и становилось серым и холодным.

– Какие бури?

– Они с августа, командир, – сказал идущий рядом Томас Рочестер, – мне докладывали. Здесь мерзкая погода была. Дождь, ветер, снег, слякоть; и каждые два-три дня – буря. Жуткие бури.

– Это… надо было подумать об этом. Вот дерьмо! Тьма за пределами Бургундии покрывает весь христианский мир, а до границы всего сорок миль.

Ветер сильно ощущался даже среди этих зданий, на узкой улочке – он сильно рвал шелк прямоугольного полотнища ее знамени, ткань громко трещала при каждом порыве ветра. Ветер бросил ей в лицо белую пыль – слишком мелкую для снега. Тело, согревшееся под бархатом и сталью, задрожало от внезапного озноба.

«Сукин сын. Вот тебе и привет из Дижона…»

Раздался хохот, как она и ожидала. Серьезным осталось только лицо Флориан. Высокая женщина с покрасневшим носом и щеками заговорила с напором:

– Тьма над христианским миром продолжается уже пять месяцев. Пока мы здесь, мы можем с гарантией сказать только одно. Эта погода не имеет тенденции к улучшению.

На лицах окружающих сразу отразилась реакция на ее слова. Аш подумала было прокомментировать их как-нибудь весело или непристойно, но воздержалась.

– Вы об одном должны помнить, – она говорила так громко, чтобы ее услышали все сквозь порывы ветра. – За стенами города стоит офигеть до чего огромная армия. Солдаты, инженеры, машины; все, что вам вспомнится, все у них там есть. Но у нас есть одно – то, чего нет у них…

Явно жалея о своем несдержанном замечании, Флора задала напрашивающийся вопрос:

– И что это у нас есть, чего нет у них?

– Командир, который не помешался, – Аш еще раз взглянула вверх, на тяжело нависшие облака, вполне отдавая себе отчет, что все прислушиваются к ее словам. – Флора, я с ней встречалась прошлой ночью. Поверь мне. Эта женщина абсолютно безумна.

3

Знаменосец и эскорт двинулись вперед, вошли под арку защитной стены башни.

– Прости, – пробормотала Флора дель Гиз, – ну, глупость я сморозила.

Так же тихо Аш ей ответила:

– Давай говорить о насущных задачах. Мы уже в городе. Теперь будем думать, что делать дальше! Ты же бургундка, объясни: какой такой «совет осады»?

– Представления не имею, – нахмурилась собеседница. – Он о герцоге не упоминал?

– Нет. Но, кроме герцога Карла, никто не будет отдавать приказов об обороне. – Входя в башню, Аш поплотнее запахнула на себе плащ. – Разве что его тут нет. Может, я и ошибаюсь. Может, он умер в Оксоне, а они про это помалкивают. Дерьмо… Флориан, сходи поговори с врачами.

Высокая женщина кивнула, потом, едва дыша, сказала:

– Если они мне позволят.

— Ты все же попробуй, пока я схожу на этот «совет». Давай, у нас не так много времени.

Над аркой главных ворот башни был герб какого-то малоизвестного бургундского аристократа – настолько малоизвестного, что его не стоило и вывешивать тут, подумала Аш. А, может, его владения там, на севере, осаждают в Генте или Брюгге?

«С каждой минутой ситуация выглядит все хуже».

Вприпрыжку поднимаясь со двора по ступеням на второй этаж, она встретила Анжелотти, Герена аб Моргана и Эвена Хью у дверей башни замка.

– Наши все в городе? – резко спросила она. – В прошлую ночь все вошли в город?

– Да, командир, – кивнул запыхавшийся Герен.

– И обоз?

– Все.

– Раненые есть? Что группа Джона Прайса?

– Сегодня после захода солнца мы его заберем, – ответил Антонио Анжелотти. – Насколько нам известно, потерь нет.

– Ни хрена не верю вам! – Аш перевела взгляд на Эвена Хью. – Группа Роберта тоже пошла в атаку, так ведь? Из них все ли вернулись?

– Командир, я, что ли, не устраивал им перекличку? Нападавшие все тут.

– А Ансельм?

– Он вел группу, – небритое лицо Эвена сморщилось от смеха. – Командир, он наверху.

– Ладно, годится. Мне через полчаса надо быть на этом дурацком «совете осады».

Внутри башни замка было темнее, чем поутру снаружи, но не так холодно. Она кивнула, приветствуя удивленных стражников, и вприпрыжку побежала вверх по лестнице в сопровождении своих офицеров, привыкая к свету фонарей. Грубая, серого цвета каменная кладка и кирпичи обрамляли лестничный пролет, прочный и унылый. Стены толщиной в пятнадцать-двадцать футов, как она вычислила. Постройка старая, крепкая, без украшений, не утонченная.

Позади себя она слышала удары алебард о плиты пола; кто-то рявкнул: «Аш!» так громко, как орут на поле боя.

У входа на третий этаж стражники раздвинули кожаные портьеры. В один момент она восприняла все целиком: голый зал с деревянным полом, шириной в саму башню, вонь от собрания большой толпы людей. От стены до стены сгрудились мужчины и женщины. Она быстро оглядела лица: тут все войско, приведенное ею из Карфагена, на первый взгляд все тут. Кое-кто отсутствует – это потери при Оксоне, но Рочестер говорил ей о них; и неизбежны какие-то потери от истощения при осаде.

«Девять человек погибли в Карфагене, сколько-то дезертировали по пути сюда; в целом к Дижону мы пришли в количестве четыре сотни сорок четыре человека, так? Я устрою перекличку».

– Аш! – к ней подбежали офицеры из обоза, которых она не видела месяцами, – мастер, изготовляющий луки, портной, сокольничий, коновод.

Прачки обнимались, обменивались новостями; дети болтались под ногами; две-три пары старательно занимались сексом. Пол был завален новыми тюками скатанного багажа, плетеными корзинами, ржавыми грудами лежали кольчужные рубахи, алебарды прислонены к голым стенам. Промокшая одежда висела на временных веревках, от нее исходил пар – сохли после погружения в реку Сюзон. В камине горел огонь. По мере того как присутствующие один за другим, копье за копьем, замечали в дверях ее знамя, видели ее, все – и мужчины, и женщины – вскакивали на ноги, от каменных стен эхом отражался нестройный крик.

– Аш! Аш! Аш!

– Ладно, сдаюсь!

Свора мастиффов летела из дальнего конца зала, в своем рвении раскидывая по сторонам тарелки, чашки и фляги.

– Бонио! Брифо! Лежать! – Аш ловко ухватила их за усеянные заклепками ошейники и заставила улечься. Они виляли хвостами у ее ног, рычали от счастья, пахли собачьими запахами.

Несмотря на фонари и проходящий сквозь амбразуры для луков дневной свет, только через секунду она увидела Роберта Ансельма, тяжело топающего к ней по заваленному полу. Она была в центре толпы: Ансельм без усилий растолкал всех и оказался рядом.

– Христос на Дереве! – рычал он.

Аш щелкнула пальцами, успокаивая мастиффов.

За три месяца – может, от голода – его лицо покрылось морщинами. Других изменений в нем не было. Рейтузы порваны на одном колене, а на коротком плаще не хватает половины медных пуговиц; у горла тускло блестит краешек кольчуги. Небритые щеки отливали черным. Бритая голова блестела от пота, несмотря на холодное утро. Она встретилась глазами с его хмурым взглядом.

«Если он намерен оспаривать мою власть, сейчас самое время. Это был его отряд в течение трех месяцев; а я была вроде бы мертва».

– Охренеть от тебя, женщина!

Она не могла не расхохотаться от его тона, его выражения:

– Не хочешь еще попробовать, а, Роберт?

Эвен Хью прикрыл рот рукой, кое-кто из остальных откровенно скалился.

– Охренеть от тебя, капитан Аш, – Роберт Ансельм покачал головой, как медведь, и какую-то секунду она не знала, чего от него ждать – то ли сейчас заорет на нее, то ли попытается ее ударить, то ли захохочет. Он протянул к ней руки. Сильными пальцами схватил ее за плечи так, что ей стало больно. – Боже мой, девочка, ты не торопилась! Просто как настоящая женщина. Всегда опаздывает!

– Что правда, то правда! – и когда замер раскат смеха, Аш добавила: – Прости, я тянула как могла – надеялась, что война закончится до того, как мы прибудем!

– Чертовски верно! – прокричал кто-то из лучников.

– Мы три месяца ждали, – огромного роста Роберт Ансельм смотрел на нее сверху вниз с привычным изумленным удовольствием. Роберт, потрепанный и широкоплечий; знакомый скрипучий его акцент невероятно приятен. – У тебя создалась репутация: «Аш всегда возвращается».

– Меня устраивает. Давай и впредь ее сохраним, – сардонически сказала Аш. Глядя на него и на окружающих их людей, она поняла, что все еще нет трений между теми, кто отбывал в Карфаген, и теми, кто оставался в Дижоне. – Найди мне хоть одного писца. Мне надо записать уже обдуманные новые назначения: Эвен Хью и Томас Рочестер станут помощниками капитана, Анжелотти примет общее командование всей артиллерией, Ростовная и Катерина – его помощники по подразделениям арбалетов и больших луков.

Раздался шепот одобрения и радости. В ответ на взгляд Герена аб Моргана она мягко улыбнулась.

– Герен, я хочу поставить тебя во главе военной полиции. Мне нужен такой человек, которому я могла бы доверить порядок и дисциплину в лагере.

Лицо Герена покраснело от гордости.

– Не волнуйся, командир, все будет сделано!

– Да я и не волнуюсь – когда ты подальше от поля сражения. Оставайся со своими сомнениями там, где они никому не принесут вреда, – и посмотрим, научит ли тебя дисциплине задача по обеспечению ее…

– А ты, Роберт, сам знаешь, кого куда назначить из ребят, кто был тут с тобой, – и добавила: – Не сомневайся, на все согласна. Теперь включаемся в работу, совет города желает поговорить со мной, а мне нужно собрать офицеров прежде, чем мы туда пойдем. Роберт, а это что?

Она потеряла дар речи, уставившись на коня.

Солдаты захихикали; не глядя на них, она слышала смешки. Ухмылялись в основном те, кто оставался в Дижоне.

– Это конь, – Роберт Ансельм огласил вполне очевидную истину.

– А то я не вижу, что это хрено… – Аш быстро взглянула между ног животного, стоявшего у стены, с удовольствием засунув морду в мешок с зерном, – …за кобыла. Что она делает тут?

Роберт Ансельм с безразличным выражением лица поднял брови. Пара командиров копьеносцев из Дижонской группы хмыкнула.

Аш пробралась между снаряжением, разбросанным по всему полу общей спальни, к устланному соломой углу, щедро усыпанному конскими яблоками, где обитала огромная каштановая кобыла. Животное блеснуло на нее мрачным глазом.

– Даже не буду спрашивать, как вы уговорили ее подняться по лестнице…

– Да глаза завязали, – ответил Ансельм, подходя к ней. – Мы ее взяли сегодня рано утром.

– Роберт – откуда?

— Из конского строя визиготов, – сказал Роберт с самым честным выражением лица. – Она никому не была нужна в то время.

По его сигналу алебардщик и грум развернули перед ней длинное замызганное полотнище. Она увидела лошадиный чепрак. Из-под грязи виднелось еще изображение бронзовой головы.

– Великий Кабан! Это лошадь Фарис!

– Надо же! Смотри ты! Кто бы мог подумать? – Ансельм улыбался ей с высоты своего роста. – Рады видеть тебя дома.

Их радость была шумной и долгой; и она от всей души купалась в ней. Она хлопнула Роберта Ансельма по руке:

– Правду говорят о наемниках! Что это всего лишь банда конокрадов!

– Быть конокрадом тоже талант нужен, – тоном профессионала заметил Эвен Хью и покраснел. – Не подумай, я не по себе знаю.

– Забудь и думать… – Аш не приближалась к кобыле, определив по ее экстерьеру, что это боевая лошадь. – Где Дигори Пастон?

– Здесь, мадам.

Когда писец протолкался в первый ряд толпы, она ему сказала:

– Дигори, напиши от меня письмо. В адрес Фарис. И пусть вестник отвезет его в лагерь визиготов. «Каштановая кобыла, высотой тринадцать ладоней (сто тридцать сантиметров), берберийских кровей, ливрея прилагается – в обмен на снаряжение – полный миланский доспех; и мой лучший, черт ее побери, меч!..»

Раздался радостный рев толпы.

– Я ее отведу! – раскрасневшийся Рикард вылез из гущи толпы.

– Ага, давай, ты и Дигори, но сначала ты нужен мне для совета. Возьмешь парламентерский флаг. Не веди себя нахально, надень чистую форму. Она будет ждать сообщения от меня… – Аш помолчала, цинично ухмыльнулась и добавила: – Но не того, которое ты ей отвезешь. А пока..: – она подняла голову, оглядела отряд и подчеркнуто объявила: – Я бы поела.

Через несколько минут, сидя на чьем-то плетеном рюкзаке, она рвала зубами черный хлеб, приветствуя мужчин и женщин, которых не видела двенадцать недель, бдительно следя, не проявятся ли какие-нибудь признаки, что они за это время стали двумя разными отрядами. Они сидели или стояли на коленях вокруг, зал был до того полон, что даже на оконных амбразурах сидели, и все во весь голос рассказывали ей, что происходило без нее.

– Граф все еще там? – спросил Роберт Ансельм, опускаясь рядом с ней на корточки.

В тесном помещении от него крепко пахло древесным дымом, так что щипало глаза. Аш, с полным ртом, ухмылялась ему:

– Насколько мне известно, Оксфорд не в Бургундии.

Ансельм кивнул головой в сторону всех собравшихся:

– Если бы не он, нас бы тут не было. Он представил это как отступление, а не как разгром. Через четыре дня после Оксона, когда все бургундские лидеры были убиты или ранены, Оксфорд всех собрал вместе, одного за другим, постепенно.

– И все это время крысоголовые хватали вас за пятки?

– Ну да. Если бы мы не держались вместе как боевые единицы, они бы прямо там стерли с лица земли бургундскую армию, – Ансельм потер руки и потянулся за ломтем хлеба. И добавил невнятно, пока жевал: – Если бы не де Вир, не было бы и этой осады. Они бы захватили всю южную Бургундию.

– Да, этот парень – солдат, – Аш, отдавая себе отчет, что к их разговору прислушиваются, осторожно проговорила: – Насколько мне известно, и если ему повезло, милорд Оксфорд в настоящее время при дворе султана в Константинополе.

– Он что? — Ансельм стряхнул с себя влажные крошки.

На фоне общего шума Аш сказала:

– Ты не обостряй. Если Бургундия ослабеет, сейчас самое время для турков ударить по визиготам. Пока они не стали слишком сильными. Пусть крысоголовые воюют на два фронта.

– Чтобы сделать из них повидло в дерьмовом сэндвиче.

– Роберт Ансельм, ну ты и выражаешься…

— И как много шансов у милорда Оксфорда заручиться помощью турков? – нахмурившись, спросил он.

– Это только Господь Бог знает в своей милости. Я не знаю, – Аш быстро сменила тему разговора, ткнув большим пальцем в сторону ближайшего окна и сереющего неба. И оживленно сказала: – Я вижу в конце поля ристалище. Ребята могли бы попрактиковаться там с оружием, не теряя времени. После нашего марш-броска я хотела бы их день-два потренировать, прежде чем пустить в дело.

Роберт Ансельм покачал головой:

– Ты, командир, не видела Оксона.

– Да, конца не застала, – сухо ответила Аш. – А что ты хочешь сказать, капитан?

– Если говорить о потерях, то Оксон был для нас Эйджинкортом, и бургундцы полегли, как тогда французы. note 18Note18
  В битве при Энджинкорте (1421) английское войско в составе около 6000 человек (пять шестых из них были лучники) победили французскую кавалерию и составе 25000 конных и пеших, на целое поколение сметя с лица земли французскую аристократию. Английская армия Генриха V, как сообщали, потеряла «несколько сотен» человек, французы же – 6000 мертвыми и гораздо большее число людей было захвачено в плен для выкупа.


[Закрыть]

– Ни хрена себе! – Аш была совершенно ошарашена.

– Я бы вышел за стены к готам, – угрюмо сказал Ансельм, – если бы не знал, чего ждать от них отряду Льва Лазоревого. От армии герцога осталась одна десятая – от двух с половиной до трех тысяч человек. И городская милиция, чего бы они ни стоили, я отдаю им должное: на своей родной земле они настроены решительно. И нам надо защищать целую городскую стену.

Аш молча глядела на него.

– Ты привела двести бойцов, – продолжал Роберт Ансельм. – Девочка, ты не представляешь себе, что значит в данный момент такое пополнение.

Аш подняла свои серебристые брови:

– Смотри ты, я так и думала, что пользуюсь популярностью!.. Вот, значит, почему этот «совет осады» желает говорить со мной.

– И еще потому, что «Карфаген пал», – договорил за нее Ансельм.

Аш кивнула, соображая, и оглядела окружающих.

– Роберт, не знаю, что тебе успели рассказать Герен и Анжелотти…

– Про эти новые дьявольские машины на юге?

Аш обрадовало, как он быстро ответил, и то, что он разговаривал с ней, как раньше, и она, кивнув, придвинулась к очагу. Солдаты суетливо стали оттаскивать с ее пути свои ранцы, зашевелился ее эскорт, усевшийся на пол в одном-двух ярдах от нее, создавая им хотя бы видимость уединения. Аш теперь сидела на складном стуле, оперевшись локтями о колени и сбросив плащ в тепле очага.

– Садись, Роберт. Я должна тебе кое-что рассказать.

Он прямо спросил ее:

– Мы остаемся? – и разъяснил: – Ты вернулась к нам. Каковы теперь варианты? Мы будем продолжать эту осаду? Или попытаемся договориться о возможности пройти через линии визиготов?

– Роберт, ты же видел, какой у нас провиант. Пакость. Я добиралась сюда намного дольше, чем надеялась… Нам придется договариваться с самими визиготами о поставках продовольствия, в случае форсированного марша. Я знаю, что Фарис хочет быстро покончить с осадой. А если остаться тут… – Аш отвела взгляд от раскаленных поленьев в очаге и устремила его на взмокшее лицо Роберта Ансельма. – Роберт, тебе надо знать вот что. Да, про «демонические машины», и про каменного голема. И о моей сестре Фарис, и почему она так чертовски нацелилась продолжать этот крестовый поход в Бургундию.

Где-то в глубинах памяти прозвучал ее собственный голос: «Почему Бургундия?»

Она протянула руку к грязному рукаву Роберта Ансельма.

– И о Годфри Максимилиане.

Роберт обеими руками потер голову; она услышала шорох чуть отросших волос.

– Флориан мне сказала. Он умер.

Вдруг осознав трехмесячный пробел между ними, сознавая, что она может и не знать, как за это время изменился Роберт Ансельм, командуя три месяца своими собственными людьми, Аш медленно кивнула.

«Можно подождать. Позже скажу, не сейчас. Или мы один отряд, или нет. Или я ему доверяю – или нет. Надо рискнуть».

– Годфри мертв, – сказала она, – но я слышала его голос, Роберт. Точно так же, как я всегда слышала Льва – военную машину. И так же умеет Фарис.

Через каких-то четверть часа Аш вернулась в основную часть зала. Бальдину, Генри Бранта и женщину по имени Хильдегарда, маркитантку, заменявшую Уота Родвэя все время его отъезда из Дижона, она спросила:

– Как у нас тут со снабжением?

– Я показала Генри наши погреба, командир, – красное лицо Хильдегарды пошло морщинами. – Город .нас плохо снабжает.

– Вот как? А я предполагала, что у них запасов хватит на год – их не первый раз осаждают.

– Здесь до Оксона неделями была расквартирована вся армия герцога. Я проверял – сейчас месяц забоя скота, а у них ни хрена нет! note 19Note19
  В течение ноября – по англо-саксонски «кровавый месяц» – обычной практикой было пускать на мясо всю скотину, за исключением тех, кого оставляли на развод, чтобы коммуна выжила в течение зимы.


[Закрыть] Едят практически с пустых тарелок, командир, – сардонически сказал Генри Брант.

– Но нам-то о чем беспокоиться? – вставила Хильдегарда. – Теперь-то, когда готы разбиты.

– А они разбиты? – воскликнула Аш.

Хильдегарда пожала плечами, от чего туго натянулась шнуровка ее лифа:

– Да ведь это вопрос времени, моя дорогая, разве не так? Ведь весь их дьявольский город обрушился им на голову. Что теперь делать армии? Они снимут осаду до зимнего солнцестояния.

Судя по тому, как согласно закивали все вокруг, это было мнение не только Хнльдегарды. Аш встретилась глазами с Флорой, хирург сидела, раскинув по полу свои длинные ноги, и быстро осушала стоявший рядом кувшин вина.

— Однако в Карфагене есть правительство, – заметила Флора, – и их армия еще не сдалась!

– Никогда не спорь с моральным духом войск, – пробормотала Аш. – Или, скорее, так – никогда не спорь с высоким боевым духом.

– Почему меня окружают идиоты? – риторически вопросила Флора.

– Доктор, вы должны тщательно обдумать этот вопрос, – хихикнул Анжелотти со своего места, где он сидел между Гереном и Звеном Хью. – Как сказали бы ростбифы, «подобное тянется к подобному»!

Наконец Аш почувствовала, что в помещении тепло. Она подняла руки и сбросила капюшон, скинула рукавицы и шлем, и подняла глаза. Роберт Ансельм и весь гарнизонный отряд вдруг умолк, глядя на нее.

Она снова вспомнила, что ей грубо обкорнали волосы. Осознала, что уже нет сверкающего водопада волос, составлявшего ее славу, что она всего лишь длинноногая замызганная женщина крепкого сложения, остриженная коротко, как стригут рабов, и ростом покороче, чем большинство мужчин. Это у Фарис теперь и слава, и боевые доспехи.

– По крайней мере, теперь вы сможете отличить меня от визиготской суки, – сухо бросила она при всеобщем молчании.

– Да мы и так могли. Это ведь ты страшна, как черт, – сказал Роберт Ансельм.

Долю секунды стояла тишина, от которой у нее похолодело в животе, пока до толпящихся вокруг мужиков сначала дошло, что так мог сказать только Ансельм, а потом – что в ответ на его грубую усмешку так же ухмыльнулась сама Аш.

– Эй, – возразила она, – мне пришлось заполучить шрамы, чтобы я могла пугать детишек.

– А некоторым эта способность дана от природы, – расплылся в улыбке Ансельм.

– Вот именно, – она швырнула в него рукавицей, он перехватил ее в полете. – Не знаю, Роберт, пугаешь ли ты врагов, но меня ты пугаешь до полусмерти…

Атмосфера комнаты ощутимо потеплела, не в физическом смысле, а оттого, что гарнизон оценил их обмен шутками; они поняли, что Ансельм не будет претендовать на командование отрядом; оттого, что она появилась среди них, когда они уже на это не надеялись, откуда-то из неизвестного им юга, где нет солнца. Какое-то время Аш купалась в этом ощущении. Она обвела глазами круг лиц, взглянула на солдат, евших в своем кругу, обменивающихся своими историями, улавливая обрывки прежних ссор и сплетен.

«И отлично, – подумала она. – Когда же, как не сейчас».