Текст книги "Островитяне"

Глава 25
Письмо
Все получается только у того, кто знает, что у него все получится

Выбросить мусор. Сделано.

Отвезти пластик на переработку. Сделано.

Наполнить водой кувшины. Сделано.

Забрать почту. Сделано.

Я выполнял поручения быстро и четко. Мы обгоняли другие электромобили и велосипеды, Живчик радостно лаял. Эти места стали мне родными. Я знал все короткие пути.

И вот я уже поднимался по лестнице в «Птичье Гнездо», просматривая, какие письма пришли Хани. Как всегда, реклама: купоны, объявления о продаже недвижимости, предложения кредитных карт. Но один белый конверт привлек мое внимание. На нем стояло мое имя. Я уставился на конверт в изумлении.

Написано папиным почерком!

Я взлетел наверх – Живчик не отставал. Распахнул дверь, сбросил остальную почту на стол, подбежал к дивану, запрыгнул на него. Живчик тоже – он устроился у меня в ногах, негромко заворчав.

Сердце так и колотилось. Целую минуту я смотрел на конверт, пытаясь все осмыслить. Это не журнал, который папа писал много лет назад. Это письмо. И на штемпеле дата – всего несколько дней назад.

Я вскрыл конверт, вытащил сложенный листок белой бумаги. Нагнулся над ним, прочитал.

Дорогой Джейк!

Я решил написать тебе письмо, потому что ты столько писал мне этим летом. Прости, что не отвечал. Старался поправиться. Привыкал к жизни с новой ногой. Было непросто, но мне очень помогла твоя мама. И твои письма тоже.

Мне пришлось выучить непростой урок. Все получается только у того, кто знает, что у него все получится.

Очень хочется тебя увидеть. Надеюсь, что скоро я буду дома.

Очень тебя люблю.

Папа

Я перечитывал письмо снова и снова.

– Папа возвращается! – сказал я Живчику. – Прямо через несколько дней!

И я громко крикнул «Ура!». Живчик свесил голову набок, поставил торчком одно висячее ухо. Я наклонился, он лизнул меня в лицо. Я со смехом обхватил его руками, почесал спинку.

– Скорее бы познакомить тебя с папой! Он тебе точно понравится. И ты ему тоже, я в этом уверен.

А потом я вскочил с дивана и побежал в комнату Хани.

– Хани! – вопил я в восторге. – Папа возвращается!

К концу дня набежали тяжелые темные тучи, солнце скрылось. Вдалеке, среди этих туч, рокотал гром.

Мы с Мейсоном и Лоуви спрятались в «Хейлер-Хаусе». Первый этаж представлял собой большое застекленное пространство, где стояли деревянные столы для пикников и кресла-качалки. К высоким круглым столбам были прикреплены разные выцветшие объявления: расписания приливов, списки местных рыб, напоминания о разных событиях. Лежали настольные игры, имелся стол для настольного тенниса, дартс, кикер.

– То есть твой папа скоро вернется, – сказал Мейсон и улыбнулся. – Вот здорово! Наконец-то мы с ним познакомимся.

– Да, отлично, – поддержала его Лоуви, но как-то уж слишком тихо. Я не понимал, что ее смущает.

– Эй, Лоуви, – начал я, придумывая, как бы поднять ей настроение. – Спорим, я у тебя выиграю! – И я махнул у нее перед носом ракеткой для настольного тенниса. – Бери синюю, я сегодня добрый, – добавил я в надежде, что она отреагирует на любимый цвет.

– Не, не хочется, – ответила она, плюхнулась в гамак и стала раскачиваться.

Я понял: что-то не так, потому что Лоуви никогда не отказывалась посоревноваться. По небу опять прокатился рокот. Я повернулся к Мейсону.

– А ты? – И я ткнул в него ракеткой.

– Запросто. Сейчас тебя обыграю! – Он схватил со стола красную ракетку и стал делать вид, что бьет по невидимому мячику.

– Это мы еще посмотрим, – фыркнул я. – Мы с папой часто играли в настольный теннис. Он говорит, что подача у меня очень заковыристая.

И тут я осекся. А теперь мы с папой сможем играть в настольный теннис? Или все будет не как раньше?

Вспышка молнии, за ней – раскат грома. Тучи разверзлись, хлынул дождь, да такой сильный, что весь мир снаружи исчез из виду.

Мы с Мейсоном сыграли три партии. Первую выиграл я, вторую – он. В третьей я тоже взял верх, но с большим трудом.

– Что с ней такое? – спросил Мейсон, указывая глазами на Лоуви.

Лоуви все сидела в гамаке и теребила свой кулон. Я подал Мейсону знак, мы пододвинули по креслу-качалке и сели рядом с Лоуви.

– Эй, подруга! У тебя явно что-то не так. Что случилось? – спросил я мягко.

Лоуви передернула плечами, продолжая качаться.

– Мы тебя обидели? – спросил Мейсон.

– Нет, – тут же ответила она. – Не в вас дело. И вы обо мне плохо подумаете.

– Да ладно, мы же друзья, – напомнил я.

Мейсон кивнул.

– Нам ты можешь все сказать.

Новый раскат грома. На сей раз – уже дальше.

– Я просто подумала, что лето… почти закончилось.

Лоуви подобрала ноги в гамак.

– Ну да, – пробормотал я, и внезапно гроза началась и у меня в сердце. – То есть ты думаешь о том, что мы все скоро расстанемся.

– Просто странно как-то: мы вот сидим тут с вами как обычно, – сказала Лоуви. – А на самом деле не как обычно. Нам на день меньше осталось быть вместе.

– Но лето-то прошло отлично! – попытался подбодрить ее я. – Лучше и быть не могло!

– Правда, мы так и не видели койота, – попробовал пошутить Мейсон.

Я рассмеялся, да и Лоуви, к моей радости, улыбнулась.

– Зато мы их слышали, – напомнил я.

– Угу, – сказал Мейсон, просветлев лицом. – А самое лучшее вот: я этим летом научился плавать.

– Самое лучшее вот: я получил права на вождение катера, – добавил я гордо.

– А я? – спросила Лоуви и нахмурилась. – Я ничего не добилась. А через неделю вы уедете, потом начнется школа. И… – Она качнула головой, сбросила ноги на пол – явно собиралась встать и уйти. – Народ, простите. Я понимаю, что я как маленькая.

Я тоже встал, подошел с ней к краю веранды.

– Ты многое успела. Нашла черепашье гнездо. Показала тупице с военной базы и городскому зазнайке, как устроена жизнь на острове. Поэтому нам тут было так хорошо.

Лоуви обернулась, пристально вгляделась в наши лица.

– Что, правда?

– Честное слово, – подтвердил, подходя, Мейсон. – Я совершенно уверен, что без тебя не научился бы плавать.

– Потому что я тебя дразнила? – спросила Лоуви.

– Потому что я не хотел, чтобы ты считала меня слабаком.

Лоуви хихикнула.

– Не только в этом дело, – сказала она, подошла к деревянному столу, села на него. – Джейк, ты все лето ждал новостей от папы. И вот сегодня получил письмо. – Она посмотрела на свои руки. – Я очень за тебя рада. Правда. Но мне это только напомнило о том, что для себя я на это лето загадала… – Она пожала плечами.

– Что ты загадала? – спросил Мейсон.

– Мейсон… – Я попытался поймать его взгляд.

Мейсон все понял.

– Про своего настоящего папу?

Лоуви кивнула:

– Это то, чего мне этим летом хотелось больше всего. Поговорить с ним. Узнать, какой он.

– Лоуви, но нельзя же просто так сидеть и ждать – вдруг само случится, – сказал я.

– Ты о чем?

– Я почти каждый день писал папе письма. Поэтому он мне ответил. Оно не само собой происходит. Уверен, твой папа очень обрадуется, если получит от тебя письмо.

– Просто напиши ему, – поддержал меня Мейсон. – Чего ждать-то?

Снова вспыхнула молния, перерезав небо. Лоуви уставилась на меня – в голубых глазах слезы.

– Но… – Она утерла слезинку с усыпанной веснушками щеки. – Я не могу.

– Почему? – спросил я, всплеснув руками от досады.

– Да потому что… мне страшно.

– Страшно? Почему?

– Я же не знаю, что в результате выяснится. Вдруг он мне не понравится? Его посадили в тюрьму за кражу. И я вон тоже украла лодку. Вы слышали, что сказал Устричник Олли. Он сказал… – Лоуви шмыгнула носом. – Что яблоко от яблони недалеко падает. А он знал папу. – И она обхватила себя руками.

– Ты никакая не воровка. Просто этот тип очень противный. Больно надо его слушать! Ты лучше нас слушай. Мы тебя хорошо знаем.

– А что, если дело в генах? И у меня такая судьба?

Мейсон ответил:

– Судьба – выбор, а не приговор.

Мы с Лоуви вытаращились на него.

Мейсон пожал плечами.

– Это было написано на плакате у нас в классе.

Лоуви фыркнула:

– Спасибо.

– Так это правда! – сказал Мейсон. – Ты же не украла эту лодку. Мы это прекрасно знаем. Я уверен, что даже этот Устричник Олли тоже знает.

Лоуви вздохнула.

– Спасибо, Мейсон.

– Да не за что.

– А что… что написать? – спросила она. – В смысле – в письме.

– Неважно. Что хочешь, – ответил я.

– Ну, скажу честно. Ты у нас за словом в карман не лезешь. – И Мейсон игриво пихнул ее плечом.

– Я даже не знаю, в какой он тюрьме. Мама никогда про него не говорит. Как будто даже имя его упоминать нельзя.

– Придется тебе поговорить с мамой, – сказал я. – Она, может, его ненавидит, но он ведь все равно твой папа.

Гром утих, дождь прекратился. Заквакали древесные лягушки, радуясь, что гроза кончилась.

– А ты как думаешь, он мне в ответ напишет? – спросила Лоуви.

– А что ему остается? – сказал Мейсон. – И потом, у него куча свободного времени.

Я бросил на него многозначительный взгляд – мол, сейчас не время для шуток.

– Что тебе терять? – спросил я.

– Да, вы правы. Что мне терять? – Лоуви шумно выдохнула. – Ну ладно. Главным моим достижением этого лета станет то, что я напишу письмо своему папе.

Мы с Мейсоном, стоя у нее за спиной, скрестили пальцы на удачу. Пусть он ей ответит, пожалуйста.

Глава 26
Начинаем новую жизнь
Доверься своим инстинктам

Джейк, просыпайся!

– Чего? – Я сонно моргнул. Надо мной стояла Хани. – Хани? Пора в патруль? – пробормотал я.

– Нет. Десять часов вечера на дворе. Вставай, соня. Мама звонит.

Глаза у меня тут же распахнулись.

– Мама? Все хорошо?

– Сам с ней поговори – и узнаешь.

Я выбрался из кровати и едва не кубарем скатился с лестницы. Плюхнулся на пол, Живчик запрыгал вокруг, но я ринулся прямиком к телефону.

– Алло? – Я крепко стиснул трубку в кулаке.

– Джейк? Это я.

– Привет, мам! – Я зевнул.

– Прости, что так поздно звоню, но это срочно. У меня новости.

Я молчал, затаив дыхание.

– Мы летим домой!

Сердце понеслось вскачь.

– Вместе с папой?

– Да. Его выписали из госпиталя.

Я от волнения заходил по комнате.

– Когда?

– На Дьюисе будем пятнадцатого августа. Подробности потом сообщу.

– Ой, мам, поскорее бы! Я так соскучился. По вам обоим. – Я сглотнул. Старался не заплакать. – Отличные новости.

– Есть и еще хорошая новость. Меня перевели на другую базу.

Я снова сглотнул.

– Что, опять переезжаем?

– Да.

– Куда? – Радость угасла – опять обживаться на новом месте.

– В Чарлстон.

Я моргнул.

– В Чарлстон, который в Южной Каролине?

– Точно. – Я услышал радость у нее в голосе. – Моя новая база с ним рядом. Будем искать жилье в Маунт-Плезант.

– Так это совсем рядом с Дьюисом! – недоверчиво протянул я.

Мама рассмеялась.

– Вот именно!

Я повернулся и увидел Хани – она наблюдала за мной, а Живчик сидел рядом. Хани улыбалась, и я понял: она уже слышала все хорошие новости.

– Ой, мам, здорово-то как.

– Совершенно верно. Я согласна! Ну пока, сын. Я очень соскучилась, но мы скоро увидимся!

– Пока, мамуль. Я тебя очень люблю.

Я повесил трубку и завопил от радости.

– Хани! – выкрикнул я. – Мы будем соседями!

Хани рассмеялась, прижала руки к щекам.

– Знаю!

– Поверить не могу! То есть я смогу приезжать к тебе в гости.

– А я – к тебе.

– Интересно, в какую я пойду школу?

– Полагаю, у тебя миллион вопросов. И скоро ты получишь на них ответы. Но пока давай обдумаем самую замечательную новость. Скоро приедет твой папа. Наконец-то. После всех ожиданий и молитв.

– Он и к тебе приедет.

– Да, – сказала она, и на лице засияла улыбка.

Я сделал несколько шагов – мысли так и крутились в голове.

– Хани, я нервничаю.

– Почему? – Улыбка ее исчезла, сменилась озабоченностью.

– Так, вообще, – сознался я. – Все меняется.

– Тебе понравится в Маунт-Плезант, – попыталась она меня подбодрить.

– Я не о том. Я… о папе.

– А! – сказала она и медленно понимающе кивнула. – Ты боишься, что он стал другим, да?

Я отвернулся, боясь дать честный ответ.

– Потому что ему ампутировали ногу, – закончила Хани.

Я резко вдохнул. Она все-таки произнесла эти слова вслух.

– Да.

– Если честно, я и сама нервничаю. Но не потому, что папа твой стал другим. А потому, что ему предстоит много испытаний – и физических, и душевных. Времена нас ждут непростые.

– Он об этом писал в письме.

– Так чего ты боишься? – спросила Хани, подходя ко мне.

Я столько об этом думал все лето, что слова полились сами собой:

– А он сможет ходить? Или будет на инвалидной коляске? Он сможет делать все то, что мы раньше делали вместе?

Сердце громко стучало – и вот я обратил в слова свой самый главный страх:

– Он по-прежнему будет моим папой?

Хани наклонилась, крепко прижала меня к себе.

– Мальчик ты мой родной. На многие из твоих вопросов я не знаю ответов. Но одно знаю точно. Твой папа по-прежнему любит тебя от всей души. Никакая ампутация этого не изменит. – Она отпустила меня. – Давай-ка посидим немного вместе, хорошо?

Она подвела меня к деревянному столу, мы взяли по стулу. Я увидел, что рядом с раскрытой газетой «Чарлстонский курьер» стоит недопитая чашка чая. Хани наклонилась ко мне поближе.

– Когда твой папа был маленьким, он сам научился ездить на велосипеде, лазать по деревьям, ловить рыбу, вырезать фигурки из чурбачков. Что ни возьми, Эрик Поттер со всем мог разобраться. Такой у него характер. И ты еще сомневаешься, что он сумеет научиться ходить на протезе?

Я подумал.

– Да нет.

– Да, ему придется привыкнуть к тому, что у него нет ноги. Не физически, а в мыслях. Ты понимаешь, о чем я?

– Вроде бы да. Он не сможет делать многое из того, что делал раньше.

– Правильно. И я думаю, что иногда он будет грустить. Иногда сердиться. Тебе, Джейк, тоже придется принять его таким, какой он стал. Это не очень просто. Но ты ведь справишься?

Я кивнул, не зная, что еще сказать.

– Про тебя, Джейк Поттер, я точно знаю одну вещь. У тебя верные инстинкты. Ты не сдаешься. Ты настырный. Такой у тебя характер. А еще ты любознательный. И добрый. Ты наделен состраданием. В смысле, ты думаешь не только о себе, но и о других.

В ответ на этот комплимент я вытаращил глаза.

Хани приподняла мне подбородок, поймала мой взгляд.

– Доверься своим инстинктам – и все будет хорошо.

Глава 27
Прощание
Островитяне

Я в последний раз обвел лофт взглядом. Когда я приехал на остров, это была папина комната. Но за лето она незаметно стала моей. Я посмотрел на длинные полки, где стояли папины коллекции, – среди предметов теперь были и те, которые отыскал я. Вот отдельный ряд книг, которые я прочитал. Журнал мой лежал на деревянном столе рядом с папиным.

Большое круглое окно. «Окно Хайди», – подумал я. Сколько раз по вечерам я лежал и смотрел наружу: отмечал фазы луны, считал звезды, следил за проплывающими облаками. По утрам птицы перелетали с дерева на дерево. И каждое утро я молился про себя, чтобы папа выжил и вернулся домой.

Я застегнул рюкзак, взял чемодан и в последний раз спустился с лестницы. Живчик ждал меня, как всегда. Вилял хвостом, смотрел темными глазами, поставил уши торчком. Понимал – что-то происходит.

Хани была на кухне. Все поверхности блестят, на столе – ваза со свежими цветами. Пахло горячим печеньем – Хани только что испекла его к приезду папы. Я усмехнулся. Да уж, совсем это не похоже на день приезда. Я, может, и уезжаю, но та Хани, которую я давно знал и любил, безусловно, вернулась.

Я поставил рюкзак у входной двери. Увидел там же коробку с книгами.

– А книги зачем? – спросил я.

Хани повернулась ко мне.

– С добрым утром, солнышко. Сегодня особенный день!

Я увидел: глаза у нее мокрые от слез.

– Хани, ты чего?

– Да так, ничего, – ответила она с короткой усмешкой. Потом шмыгнула носом. – Бабушкам положено плакать, когда от них уезжают внуки, по которым они будут скучать.

Я кинулся к ней и обнял крепко-крепко.

– Я тоже буду по тебе скучать. Но я недалеко уезжаю, не забыла? В гости буду приезжать. Часто-часто.

Хани вытерла нос салфеткой.

– Да, ты прав. Это слезы счастья. Я и сама в ближайшем будущем собираюсь часто пользоваться паромом. – Она промокнула глаза. – Просто привыкла, что ты все время здесь. И наш мохнатый приятель тоже, – добавила она и погладила Живчика по голове.

Живчик улыбнулся во весь рот и высунул язык.

Хани в ответ рассмеялась, шмыгнула носом, выпрямилась.

– Как-то я упустила из виду, что у нас впереди очень много интересного. Ты только подумай, Джейк! Можем встречаться на праздники. Причем не обязательно здесь, на Дьюисе. – Она пихнула меня локтем, будто открывая важный секрет. – Знаешь что? Я договорилась, что мне поставят лифт – для твоего папы!

– Класс! Он наверняка приедет.

– Договорились.

Я еще раз посмотрел на коробку с книгами.

– А книги зачем? Твои определители, научные сборники. Ты ведь не собираешься их кому-то отдать? Я же вернусь. Они мне понадобятся.

– Нет, я никому не собираюсь их отдать, – успокоила меня Хани. – Вернее, не совсем. Ты, Джейк, навел меня на одну мысль. Мы этим летом столько занимались тем, что искали сведения о животных и растениях для твоего журнала, что я подумала: а ведь, наверное, многим детям было бы интересно, когда они приедут на остров, узнать названия того, что они увидят. Да и взрослым тоже. А у меня есть книги и куча свободного времени.

– И ты…

Глаза у нее блеснули.

– Я собираюсь передать эти книги в Природоохранный центр. А сама буду там библиотекарем! Несколько дней в неделю, как волонтер. Буду следить за книжным фондом, помогать взрослым, обучать детей. И – кто знает? – может, у нас даже появится Журнальный клуб.

– Отличная мысль! – ответил я от всей души. – Самое подходящее для тебя дело! У меня никогда не было такого прекрасного учителя.

Хани засияла и с озорным видом откинула прядку волос у меня со лба.

– А ты, безусловно, был моим лучшим учеником.

Бабушка посмотрела на часы.

– Смотри, как уже поздно! Нам пора. А то опоздаем к парому!

Я не бежал, а летел вниз по ступеням. Ведь этого дня я ждал все лето. Родители возвращаются!

Мы загрузили в электромобиль мой чемодан и вещички Живчика. Я похлопал по сиденью рядом с собой, Живчик запрыгнул туда.

– Молодец, – похвалил я его и крепко обнял.

Мы отъехали, я повернул голову и в последний раз взглянул на «Птичье Гнездо». «Мой дом высоко на дереве», – подумал я. В окнах сиял полуденный свет, листья шелестели на ветру, как будто деревья махали мне на прощание.

Хани, как всегда быстро и лихо, домчала нас до причала. Она по-прежнему не упускала ни одной выбоины на дороге. Я одной рукой придерживал Живчика, другой цеплялся за крышу электромобиля. Все мы улыбались.

– Хани, смотри! – воскликнул я и указал на крытый причал для парома. Глазам своим не верил. Его опять разукрасили, прямо как на День независимости. На перилах развевались красные, белые и синие ленты, парковку для электромобилей огородили американскими флагами. А на плавучем помосте висел огромный плакат: «С ВОЗВРАЩЕНИЕМ ДОМОЙ, КАПИТАН ПОТТЕР».

– Ой, ну надо же, – только и произнесла Хани.

У причала собралась небольшая группа местных жителей. Я заметил среди них Пожарника Рэнда. Потом – Мейсона и Лоуви. Увидев меня, они помахали руками и побежали к нам по гравию.

– Похоже, не одни мы радуемся приезду твоего папы, – заметил Мейсон.

Горло у меня сдавило, и я лишь улыбнулся сквозь сжатые зубы. Желудок дергался, как рыба на крючке, – я знал, что паром уже в пути, а на нем – мои мама и папа.

Они приезжали ненадолго. Мы собирались отметить папино возвращение с Хани в Природоохранном центре. Там был лифт. Как ни печально, подняться в «Птичье Гнездо» папа пока не сможет. А после празднества мы с родителями вернемся с паромом на материк. Сколько-то поживем во временном жилье рядом с базой. Мама сказала – сойдет, пока они не найдут чего-нибудь получше. Мне было совершенно все равно, как выглядит наш новый дом. Главное – жить там с мамой и папой.

– Да, встречают настоящего героя, – заметила тетя Сисси и крепко обняла Хани.

– Как ты, наверное, гордишься своим папой! – сказала Лоуви. Свои светлые волосы она заплела в две длинных косы и завязала голубыми ленточками – в цвет футболки.

– А это что? – спросил я, указывая на конверт у нее в руке.

Лоуви нагнулась ко мне поближе со смущенной улыбкой.

– Письмо.

Я широко раскрыл глаза.

– Твоему папе?

– Моему настоящему папе, – уточнила она.

Лоуви улыбалась. Для ее это было главное достижение лета.

– Ну и чего ждешь? Бросай в ящик! – поторопил ее Мейсон.

– Я как раз собиралась, – ответила Лоуви и вздернула подбородок.

– Так и давай!

– А куда спешить-то?

– А вот туда.

– Эй, народ! – остановил их я, закатывая глаза. – Не скандальте!

И мы все рассмеялись.

Лоуви снова вздернула подбородок и пошла по причалу к почтовому ящику. Длинные косы болтались у нее за спиной. Она глянула на нас через плечо. Потом быстро поцеловала конверт и бросила в щель. Обернулась не сразу.

Мейсон нагнулся ко мне и прошептал:

– Как ты думаешь, он ей ответит?

– Очень надеюсь. В смысле – это же Лоуви. Любой нормальный отец ей обязательно должен ответить. Правда ведь?

– Да.

Живчик скакал по причалу, приветственно махал всем хвостом. Нетерпение возрастало с каждой минутой.

– Вон он! – выкрикнул кто-то из толпы.

Все головы тут же повернулись туда, где за зарослями осоки лежал океан. Я встал на цыпочки и увидел вдали белый двухпалубный паром, который шел прямо в нашу сторону.

Сердце застучало в ребра. Я попытался вспомнить, что чувствовал в первый день, когда совсем один плыл на пароме на остров. Хани стояла там, где сейчас стою я. Неужели это было всего два месяца назад? А мне казалось, что это лето будет длиться вечно. И вот на пароме на остров плывут папа с мамой. Каникулы позади. И промчались так быстро!

Я скользнул взглядом по толпе. Где же Хани?

Увидел, что она идет к причалу с родителями Мейсона, малышкой и тетей Лоуви.

– Хани! Они сейчас будут! – крикнул я, размахивая руками. А потом повернулся и побежал через толпу, по металлическому трапу на плавучий помост – а Живчик за мной следом.

Взревела сирена парома: «Уа-а-анг! Уа-а-а-анг!» Встречающие разразились приветственными криками. Могучие двигатели пыхтели и сопели – капитан подвел паром к причалу. Я чувствовал, как вибрируют доски. Вытянулся вперед, но пока никого не видел. Только американский флаг трепыхался на шесте.

Внутри у меня плескались любовь, волнение, тревога, облегчение и страх – как соленая вода плескалась у причала. Желудок подвело, немного подташнивало. Я раскинул руки, чтобы не упасть с плавучей платформы, которую раскачивали волны, поднятые паромом.

Каково будет увидеть папу после такой долгой разлуки? Как он теперь выглядит, без ноги? Нужно ли его обнять? Можно ли?

Я почувствовал, как на плечо мне легла рука Хани. Поднял голову, улыбнулся. Она светилась от счастья, и мне стало легче.

Наконец-то паром пришвартовался, капитан открыл двери, шагнул с борта на причал. Нашел меня глазами, многозначительно подмигнул и осведомился:

– Готов к приему моих почетных гостей?

– Так точно!

Живчик вскочил, вовсю виляя хвостом.

Первый помощник тоже спрыгнул с парома и по-мог капитану положить доски через уступ между бортом и причалом.

Первой спустилась мама и пошла по причалу в мою сторону. На ней была зеленая летная форма. Каштановые волосы собраны в аккуратный пучок, улыбка искренняя, веселая. Она устала, похудела, но выглядела счастливой.

Тут я не удержался. Побежал к ней, а Живчик – следом. С разлета кинулся ей в объятия, почувствовал на макушке ее поцелуи. Прижался покрепче. От нее пахло мамой.

– Я так по тебе скучала, – шепнула она мне в самое ухо.

– Я тоже, – выдавил я.

Она чуть отстранилась, заглянула мне в глаза.

– Ты готов?

Я крепко сжал губы и нервно кивнул.

Мама отошла, поднялась обратно на борт. А через миг с парома сошел мужчина. Постоял, пытаясь поймать равновесие на шаткой платформе.

Я сощурился, потому что полуденное солнце светило очень ярко, попытался во всех подробностях рассмотреть того, о ком думал не переставая, все эти последние месяцы. Высокий, как раньше, но очень худой. Одет в привычную военную форму.

Папа медленно спустился по деревянному настилу, в руке у него была черная трость. Когда он шагнул на причал, раздались аплодисменты. Папа улыбнулся, глаза рыскали по толпе. И вот он увидел меня.

Сделал шаг. Потом еще один, осторожно сокращая расстояние. Мама страховала его со спины.

Тут я не выдержал. Посмотрел вниз. Подметил блеск металла под армейскими брюками. Сглотнул, поджал губы, чтобы они не дрожали.

Вот она, правда. Папа мой был спортсменом. Двигался легко, плавно. А этот человек передвигался медленно, неуверенно. Было видно, что каждый шаг дается ему с большим трудом.

Я внутренне съежился.

И вот папа уже стоит передо мной.

Я не мог двигаться. Говорить. Я отвернулся.

– Джейк, – позвал он.

Я узнал его голос. Медленно поднял голову, заглянул в глаза. Те же, прежние, голубые. Знакомые черты. Линия скул. Прямой нос. Каштановые волосы, густые, короткие.

Родное лицо.

– Папа! – выкрикнул я.

Он выронил трость, и я бросился ему в объятия.

Мне было не сдержать слез. Я чувствовал запах пота от его шерстяного кителя, ощущал щетину у него на щеке, а главное… обнимавшие меня руки. Все страхи и тревоги улетели с морским ветром. Все это неважно – он остался моим папой.

Живчик коротко тявкнул. Папа выпустил меня, хрипло усмехнувшись, и посмотрел на мою собаку.

– Полагаю, этот мохнатый и есть Живчик.

Так здорово было слышать его голос – привычный, прежний. Я утер глаза.

– Ага. Правда, он славный? – ответил я и погладил Живчика по голове.

Папа вытянул руку – познакомиться. Живчик обнюхал его, потом лизнул папе пальцы и подсунул голову ему под ладонь. Папа улыбнулся. «Класс», – подумал я. Мне так хотелось, чтобы они стали друзьями!

– Моя очередь! – заявила Хани, подошла и обвила сына руками.

Я почувствовал, как мамина рука легла мне на плечи. И в этот миг понял, что все будет хорошо. Мы одна семья. Мы вместе. Остальное неважно.

Праздник прошел замечательно. Все так радовались папиному возвращению! Многие здесь знали его, когда ему было столько лет, сколько мне сейчас.

Мейсон и Лоуви слегка смутились. Дело в том, что они же все лето восхищались папиным журналом наблюдений. Он для них был такой Оби-Ван Кеноби, наставлявший словом и делом.

– Да, пап, – сказал я, жестом подзывая Мейсона и Лоуви, – это мои друзья.

– Приятно познакомиться. – Лоуви протянула ему руку.

– Добрый день, сэр, – поздоровался Мейсон и откашлялся.

Папа улыбнулся.

– Знаю, рассветный патруль. У меня такое ощущение, что мы уже давно знакомы.

Мейсон и Лоуви улыбнулись.

– Человек может считать, что ему повезло, если за всю жизнь он найдет одного настоящего друга, – сказал папа. – А ты уже нашел двух. Этим надо очень дорожить.

– Мы прочитали ваш журнал и тоже стали такие вести, – сообщила Лоуви.

– Что, правда? – Папа посмотрел на меня.

Я ухмыльнулся.

– Да, пап. Хани дала нам по тетрадке и велела все записывать. Лоуви у нас настоящий художник. А Мейсон – мистер Гугл. Собирает интересные факты.

– А ты? – спросил папа.

Я пожал плечами.

– Я неплохо рисую. А вот пишу так себе. И вместо журнала писал тебе письма. Рассказывал, что мы делали и видели. – Я смущенно пожал плечами. – Так было интереснее.

– Я с тобой не согласен.

Улыбка моя погасла.

Папа улыбнулся.

– Мне кажется, ты очень здорово пишешь. Дай покажу тебе одну вещь.

Он засунул руку в сумку, вытащил записную книжку в коричневом кожаном переплете. Вручил ее мне.

Я осторожно взял ее, провел рукой по гладкой коже. На переплете красно-бело-синими буквами было выведено мое имя: «ДЖЕЙК ПОТТЕР». В такой же книжке вел свой журнал мой папа.

– Ты даришь мне журнал?

– Открой его.

Я медленно, завороженно открыл книжку. Там уже были записи и рисунки. Я поднес их к глазам и тут же узнал, чьих это рук дело. Мой почерк. Мои картинки.

Я озадаченно посмотрел на папу.

– То есть это мои письма…

Папа кивнул.

– Я их сохранил. Все до последнего. Отдал переплести. – Он протянул руку, ласково сжал мне плечо. – Джейк, твои письма подарили мне надежду. Твоя вера, твои рассказы про остров, твое особое умение верить в лучшее. Ты спас мне жизнь, сын.

Гости разошлись только на закате. По воде бежали, мерцая, яркие оранжевые, алые и золотые полосы. Настал конец этого замечательного дня. Пора было уезжать.

Родители поднялись на паром первыми. Живчик, на поводке, прыгал у моей ноги. Он не хотел, чтобы его забыли. Все кончено – осталось только попрощаться.

Мейсон с Лоуви дошли со мной по причалу до самого парома. Дальше им было нельзя.

– Ну вот и все, – сказал я и засунул руки в карманы.

Мы все лето болтали не переставая, а тут вдруг оказалось, что никому не подобрать нужных слов.

Взгляд мой скользил по ярко-зеленой поверхности болота, упиравшейся в стену из высоких деревьев. Пахло илом, ветерок с океана касался моей щеки. Тяжело было уезжать с острова Дьюис. Завтра утром я уже не проснусь в знакомом лофте, не пойду в рассветный патруль, не поеду на электромобиле выполнять бабушкины поручения и встречаться с друзьями. Не буду искать интересное, показывать Хани свой журнал… Я сглотнул.

– Вы, наверное, от меня такого не ждете – я же сын военных, но… я не люблю прощаться.

– А мы и не прощаемся, – возразил Мейсон. – Ты же будешь жить в Чарлстоне. Во прикольно-то!

– Уверена, что ты часто будешь приезжать к Хани, – добавила Лоуви. А потом хитровато добавила: – И я буду приезжать к тете Сисси.

– Повезло вам. Вы сюда вернетесь. А меня увезут в Атланту, – сказал Мейсон. – Но мама пообещала, что мы будет возвращаться сюда на каникулы – если не удастся никому сдать дом на острове. И еще она твердо решила прожить здесь следующее лето.

– Ты уж давай, – кивнула Лоуви. – Мы же договорились провести следующее лето все вместе.

– Вот именно, – подтвердил я и улыбнулся двум своим лучшим друзьям.

– А знаете, народ, – сказала Лоуви, раскинув руки, – она явно собиралась сообщить что-то важное, – я вроде как хоть в последний момент, но придумала для нас подходящее название.

Мы посмотрели на нее.

– Название? – не понял я.

– Ну да, для нашей компании. Ну, вроде как три мушкетера, Льюис и Кларк, водяные крысы, рассветный патруль. – Она начертила пальцем петлю в воздухе. – Ну и так далее. Вы ж понимаете.

Мы с Мейсоном переглянулись и пожали плечами.

– И какое? – спросил Мейсон.

Лоуви для пущей важности набрала полную грудь воздуха.

– Островитяне! – Она посмотрела на нас выжидающе, высоко подняв брови.

Я подумал, как этот богатый зеленью остров открыл мне многие тайны природы. Этот остров, на который мне когда-то так не хотелось ехать, стал мне вторым домом. Уезжая отсюда, я чувствовал себя сильнее, чем когда приехал, и не боялся новых приключений. А еще на этом острове я встретил своих лучших друзей.

– Отлично! – Я протянул друзьям руку. – Островитяне.

Лоуви положила свою ладонь поверх моей.

– Островитяне!