Текст книги "Что осталось за кадром"

Глава 10

Темный полог ночи опустился на землю. Глаза Вэл закрылись. Ей никак не удавалось выспаться с тех пор, как она согласилась принять участие в работе над «Центурионом».

Каждый день она была на грани того, чтобы отказаться, но тут же вспоминала, что ей необходима перемена. И еще она нужна Рейни. Тем временем «линкольн», забравший Вэл в Альбукерке, вез ее на место назначения. Что ж, придется привыкать, ничего не поделаешь.

Съемочная группа размещалась в отеле многолюдного в сезон и пустующего сейчас лыжного курорта. Вэл присмотрелась и отметила про себя, что отель очень высокого класса, несмотря на архитектуру в деревенском стиле. Ничего, она сможет привыкнуть и к этому.

Портье подхватил ее багаж, и в этот момент Кензи Скотт вошел в вестибюль и направился к стойке администратора. Вэл боролась с желанием подойти и влепить ему оплеуху. Но вряд ли бы ей это удалось, разве что пришлось бы встать на стул, чтобы дотянуться до его физиономии. В отличие от многих звезд Кензи Скотт, хотя и был высокого роста и крепкого телосложения, не отличался накачанной мускулатурой культуриста, а имел пропорциональную фигуру атлета.

Кроме того, это был, несомненно, очень красивый мужчина с мужественными и правильными чертами лица. Хотя ей доводилось встречать его, когда она навещала Рейни, она успела забыть силу его обаяния.

Но он сделал Рейни несчастной, и Вэл вычеркнула его из памяти. Хотя, будучи юристом, знала, что каждый спор имеет по меньшей мере две стороны, а может быть, и больше. Она лишалась объективности, когда дело затрагивало ее друзей. Особенно если вопрос касался Рейни, которая выручала Валентину не один раз.

Так как Кензи был главной звездой в этой картине, Вэл обязана была соблюдать политес, но она оставит это на потом, а сначала хорошенько выспится. Стараясь оставаться незамеченной, она внесла свои вещи в лифт, пока Скотт что-то выяснял у администратора.

Лифт почти закрылся, но вдруг дверцы внезапно поплыли в сторону, и Кензи вошел в кабину. Отвернувшись к панели с кнопками этажей, Вэл забилась в угол. В здании было всего четыре этажа, и, очевидно, им обоим надо было на самый верх. Он рассеянно скользнул по ней взглядом:

– Вы ведь Вэл, подруга Рейни?

Она кивнула.

– Я только что приехала. – Раздраженная его радостным видом, она съязвила: – Я полагаю, вы, как кот, выходили поохотиться? – Звук собственного голоса испугал ее. Она еще не приступила к работе, а уже нарушила первое правило кинопроизводства, которое гласило, что звезде никогда – именно никогда – не следует делать замечаний.

Но вместо того чтобы рассердиться, Кензи приветливо улыбнулся:

– О нет. Правда, я видел сегодня кота, но и тот был женского рода. Увы, у нас с ним нет ничего общего.

– Извините, – промямлила Вэл, покраснев. – Мне не следовало говорить подобные вещи.

– Возможно, но вы ведь подруга Рейни. Было бы странно, если бы вы были не на ее стороне. – Лифт остановился. Он вежливо отступил, пропуская ее вперед.

Готовая провалиться сквозь землю, Вэл вышла, вслед Кензи бросил:

– Помочь вам с сумкой? Кажется, у вас там коллекция камней.

Почему у него такой обворожительный британский выговор? Она повернулась и пошла вдоль коридора.

– Спасибо, я справлюсь. Я привыкла таскать тяжелые вещи.

– Вы хотите сказать, что не приняли бы мою помощь, даже если бы я предложил вам воду, а вы бы умирали в пустыне от жажды? – Он шагал рядом с ней.

Она улыбнулась:

– Может, и нет. Я ужасно упрямая. Но впредь постараюсь быть вежливой. – Дойдя до своей комнаты, она достала ключ. – Спокойной ночи, мистер Скотт.

– Кензи. – Он улыбнулся. – Я всегда ревновал Рейн к ее друзьям. Спокойной ночи, Валентина.

Думая о том, что лучше бы ей никогда не видеть эту улыбку, она вошла в номер, а он направился дальше по коридору. Черт побери, его обаяние могло растопить сосульки на крыше. А эти зеленые глаза! Неудивительно, что Рейн вышла за него вопреки доводам разума. Что и говорить, не просто устоять перед шармом, расточаемым с такой щедростью. Рейн столкнулась с этим на деле, а Вэл понимала абстрактно.

Рухнув на постель, она подняла телефонную трубку и попросила соединить ее с комнатой мисс Марло. На ее удивление, Рейн оказалась в номере.

– Привет, дорогая, я приехала. – Вэл подавила зевок. – Я должна приступить к работе немедленно или ты позволишь мне выспаться?

– О, конечно! Приходи ко мне, когда отоспишься. Устроим маленький пир. Пломбир с фруктами, шоколадным сиропом и орехами и чуть-чуть ликера. Идет? – Рейн засмеялась. – Я угощу тебя и в придачу вручу тебе красную фирменную куртку «Центуриона», которая будет смотреться с твоими волосами так же омерзительно, как и с моими. Так что начинай работать, когда стемнеет. – Рейни залилась счастливым смехом.

Сомнения Вэл по поводу целесообразности этой работы испарились. Возможно, это будет жуткая гонка, но уж точно ей не придется скучать.

Войдя в номер, Кензи не мог сдержать улыбки. Вэл Ковингтон была маленькая, но вспыльчивая, как тигрица. Интересно, много ли Рейни рассказывала ей об их браке? Возможно, немного – его жена в таких вопросах была сдержанной, как и он сам, – но достаточно, чтобы Вэл была готова выцарапать ему глаза.

Когда он сказал, что ревновал Рейни к ее друзьям, он не покривил душой. Женщины зачастую гораздо более откровенны в своих чувствах и чаще поддерживают друг друга, чем мужчины. Он никогда не умел делать это, и не только потому, что был мужчиной и англичанином. Несмотря на все то, что Тревор сделал для него, между ними никогда не было настоящей дружбы. Даже с Чарлзом Уинфилдом они не касались некоторых тем.

Хотя Кензи почти никогда не пил в одиночку, он достал бутылку вина из мини-бара и наполнил стакан, затем прошел на балкон, не включая света. Было недвижно и тихо, луна щедро заливала все кругом серебристым светом. Интересно, подумал Кензи, где посреди всех этих гор и долин находится Сибола?

Возбуждение от покупки ранчо растворилось, как только он вернулся в отель. Рейни в двухстах ярдов от него, а он не может увидеться с ней!

Потягивая вино, он опустился в кресло. Пожалуй, покупка Сиболы была наиболее значительным событием в его жизни после решения жениться на Рейн. Оставалось лишь положиться на Бога и надеяться, что приобретение ранчо будет иметь лучшие последствия.

Вместо того чтобы вернуться в Лос-Анджелес после завершения съемок «Пурпурного цветка», их маленький частный самолет приземлился в небольшом аэропорту в северной Калифорнии. Забрав багаж, они пересели в автомобиль, который Скотт взял напрокат.

Когда они выехали на шоссе, идущее вдоль побережья, Рейн пристегнула ремень посвободнее, чтобы удобно растянуться на сиденье, и, бросив подушку на колени Кензи, положила на нее голову.

– Темновато для долгой дороги.

– Так всегда бывает, когда летишь на запад ночью. Скоро позади нас начнет вставать солнце. – Так как в машине было автоматическое управление, он положил свободную руку на ее плечо.

– Я могу спросить, куда мы едем? – сонно спросила она.

– В маленькую деревенскую гостиницу, где я останавливался года два назад. Там очень тихо и ни души.

– И ты имел возможность убедиться, что это идеальное любовное гнездышко?

Чувствуя, как напряглись ее плечи, он воскликнул:

– Я останавливался там один, просто хотел хоть несколько дней провести вдали от мира. И подумал тогда, как было бы романтично, если б я мог приехать сюда с кем-нибудь.

Расслабившись, она положила руку ему на колено. Хорошо, что у них был этот необыкновенный страстный полет, подумал он, не то ее прикосновение заставило бы его остановиться.

– Знаешь, мне было немножко страшно ложиться в постель, а потом проснуться, – тихо промолвила она. – Помнишь, как говорила Рита Хейуворт?

– Ты имеешь в виду слова Хейуворт о том, что мужчины ложатся в постель с ее прекрасной героиней, кажется, ее звали Джильда, а просыпаются с реальной Ритой?

– Именно.

– Так как за время съемок мы достаточно хорошо узнали друг друга, я был спокоен на этот счет. – Он погладил ее по бедру, не имея возможности придвинуться ближе. – Мы долго работали вместе, чтобы быть выше подобных глупостей.

– Что касается меня, то мне ты кажешься очень похожим на своих экранных героев. Умный, загадочный. – Она колебалась. – И пожалуй, немного трагичный.

Беда актеров, что им волей-неволей приходится так много знать друг о друге.

– Загадочный человек умеет хранить молчание и заставляет окружающих задаваться вопросом: что, если он однажды откроет рот и окажется совсем не тем, за кого его принимают?

Она рассмеялась:

– Мне бы хотелось узнать о тебе побольше, Кензи. Ты рассказывал столько невероятных историй, что я поняла, наверное, правда ужасно скучная – вроде того, что твой отец был адвокатом, ты ходил в школу и абсолютно никаких ярких деталей?

Холодок проник в теплое пространство машины.

– Не спрашивай меня о моем прошлом, Рейн. Я не хочу лгать тебе.

Она молчала, прислушиваясь к ударам своего сердца.

– Хорошо.

Ему импонировало ее понимание. Большинство женщин любопытны, как кошки, и пытались любой ценой выведать у него информацию, но Рейн никогда не спрашивала во второй раз.

Гостиница имела коттедж для гостей, стоящий отдельно от основного здания. И их прекрасный отдых начался. Долгие прогулки по пляжу в солнце, туман и дождь. Поездки в горы. Пленительные, полные неги вечера у камина или в горячей душистой ванне. Плохие фильмы на видео, смех и язвительные, полные юмора комментарии, которыми они обменивались по ходу действия. Они занимались любовью, потом спали в объятиях друг друга и затем вновь отдавались страсти… Он никогда не был так счастлив, а Рейни вся так и светилась. До сих пор он не видел ее такой свободной и раскрепощенной.

Семь дней пролетели как один миг. Еще пять дней – и им предстояло уехать. Четыре… Три… Он не находил себе места при мысли, что скоро ему предстоит поездка в Аргентину, а Рейн улетит в Нью-Йорк, и, может быть, пройдут недели или месяцы, прежде чем им доведется встретиться снова. И кто знает, что произойдет за это время?

За два дня до отъезда он позвонил своему агенту.

– Черт, Кензи, куда ты пропал? – прорычал Сет. – Все репортеры в Америке сбились с ног, разыскивая тебя.

– И поэтому я должен сообщать всем и каждому, где я? Быть в рабстве у репортеров? Насколько мне известно, я не нарушаю никаких законов.

– Так как Рейн Марло тоже исчезла с поверхности земли, вы, видимо, вместе играете в Тарзана и Джейн?

– Хорошая мысль, стоит подумать, – усмехнулся Скотт. – Есть что-то важное, о чем мне следовало знать?

– Обычная текучка, беспокоиться не о чем. Но ты мне так и не сказал, где ты и с тобой ли Рейн.

– Я у океана, а второй вопрос тебя не касается.

– Значит, вы вместе. Надеюсь, хорошо проводите время? на следующей неделе ты должен быть в Аргентине, ты помнишь?

– Я когда-нибудь нарушал контракт?

– Нет, но ты никогда не исчезал так надолго, – промямлил Сет. – В свободное время ты мог бы набросать черновичок о своих отношениях с мисс Марло для прессрелиза. А как только покажешься на публике, тебе придется что-то объяснить…

– Вот ты и сделай это. Скажи всему миру, что мы просто друзья. – Когда Сет неопределенно хмыкнул, Кензи закончил разговор.

Рейн спросила:

– Пресса сошла с ума? – Она потянулась к телефону: – Думаю, мне стоит связаться с Эмми раньше, чем ей станет названивать мой агент.

Разговор с ее помощницей подтвердил, что сказал Сет. Слухи об их отношениях заполняли колонки первых страниц новостных изданий. Их окружали со всех сторон.

Ночью накануне отъезда они любили друг друга, как никогда прежде. Без слов и обещаний он показал ей ту страсть и нежность, которую она пробудила в нем. Пытался дать ей столь полное удовлетворение, какого она не знала ни с одним мужчиной. Не говоря ни слова, минуя все защитные барьеры, она так глубоко проникла ему в душу, что он не представлял, как будет жить без нее, когда она уедет.

Он лежал на боку, пока она отдыхала на спине. Золотые отблески камина играли на плавных изгибах ее тела.

– Ты сейчас похожа на готовый кадр для фильма и сексуальна, как ни одна женщина в мире.

Она улыбнулась, но печаль в ее глазах не исчезла.

– Я не хочу возвращаться в реальный мир.

– Я тоже, – вздохнул он. – Но всякая сказка имеет конец.

– Верно. – Она перевела взгляд на пламя и начала тихонько напевать. Это было «Сердце над холмами» – любимая песня знаменитой когда-то певицы Клементины, трагически закончившей свою жизнь. Он был мальчиком, когда впервые услышал эту песню, но искренность чувств запала ему в сердце. И Рейн пела с той же проникновенностью:

 
Думала я, мое бедное сердце не склеить никогда…
Но я все еще здесь, и сердце мое вновь над холмами.
Сердце над холмами летит, как мотылек на пламя.
Может, пришел мой час, может, пришел мой час…
 

* * *

В слабом свете камина он видел слезы, блестевшие в ее глазах. Он поцеловал ее мокрые щеки.

– Я и не знал, что ты так хорошо поешь. И голос похож на голос Клементины.

Все еще глядя в огонь, она тихо пролепетала:

– Ничего удивительного, это ведь моя мама.

– Твоя мама? О Господи, я представления не имел! Как ее фамилия – Бартлетт?

– Она вышла замуж, когда ей было двадцать, и брак длился недолго. Но она оставила фамилию мужа. Я не скрываю, что она моя мать, но и не люблю рассказывать об этом всем и каждому. Так как я актриса, а не певица, я считала, что в профессиональном смысле мне это ничего не даст, а просто вызовет излишнее любопытство. Хотя в Калифорнии есть люди, которые знают о нашем родстве.

– Разумно не упоминать об этом. Не только потому, что найдутся глаза, желающие увидеть, не споткнешься ли ты, но они станут докучать тебе, вымогая деньги.

– Потому что они, как и ты, считают, что я наследница Клементины.

– А разве это не так?

– Она никогда не говорила о завещании – ни когда я родилась, ни впоследствии, и почти все уходило на благотворительность. Борьба против уничтожения китов. Помощь падшим женщинам. Сохранение редких животных. Ее родителям настолько сильно не нравилось то, что она делала, что они отказались подтвердить завещание в мою пользу. – Рейн улыбнулась: – На самом деле я рада. Клементина учредила небольшой фонд, когда я родилась, и доход от этого помог мне продержаться, когда я приехала в Лос-Анджелес и начала свою карьеру. Думаю, если бы я унаследовала все ее состояние, то это связало бы меня по рукам и ногам.

Он завидовал ее небрежному отношению к материальным благам. Для него деньги были щитом и мечом, защищающим его от мира.

– Ты унаследовала ее голос, это уж совершенно бесспорно, и могла бы стать певицей, если бы захотела.

– Не знаю… У мамы голос был намного сильнее, и она отличалась подлинной музыкальностью, как говорится, пела душой. Мне до нее далеко…

Он сравнивал ее тонкие черты с образом Клементины, какой сохранился в его памяти. Она была земная, чувственная женщина.

– Теперь, когда ты рассказала мне, я нахожу некоторое сходство между вами. Наверное, ты больше похожа на отца.

Услышав невысказанный вопрос, она спокойно сказала:

– Одному Богу известно, кто он. Может быть, и сама Клементина не знала этого. Она была… вела себя очень… свободно.

– И это стоило ей жизни. Такая огромная цена. Она улыбнулась уголками рта.

– Я была одна, когда нашла ее мертвой. Она умерла от передозировки.

– Бедная Рейни! – Он притянул ее поближе, стараясь избавить от боли. Ребенку не следовало знать о таких вещах. Хотя Рейн сумела выжить и успешно продвигается по жизни.

Теперь он понимал таинственное притяжение, существующее между ними. Они родились в разных странах. Имели различный социальный уровень, абсолютно непохожее воспитание, и, несмотря на все это, между ними было так много общего. Она произвела на него ни с чем не сравнимое впечатление. Может быть… с Рейни…

Не раздумывая, прежде чем всплывут все «нет», подтверждающие, что он безумец, он сказал:

– Выходи за меня замуж, Рейни. Мы можем завтра поехать в Неваду и уже к обеду станем мужем и женой.

Она отодвинулась и с недоумением посмотрела на него:

– Замуж? Но почему? Ты пожалел меня?

– Нет, потому что желание стать мужем и женой означает, что мы хотим быть вместе всегда, когда только сможем. Разве не так?

– Я… думала у нас просто бурный роман. Красивый, без осложнений, и все могло бы продолжаться так, как есть.

– Так, значит, ты об этом думала всю эту неделю?

Она прикусила губу.

– Нет, но я не создана для семейной жизни, так же как и ты. Наша профессия слишком ревнива и не оставляет времени для спокойного брака. Что это будет за семья, когда большую часть времени нам придется быть врозь в разных уголках земного шара?

– Но мы будем стремиться друг к другу каждую свободную минуту. – Он поцеловал ее грудь, чувствуя, как напрягся сосок под его губами. – Может быть, ничего не выйдет, но лучше рискнуть, чем ничего не делать.

Неделя, проведенная вместе, помогла ему узнать, что доставляет ей наибольшее удовольствие: как прикоснуться, поцеловать, пробудить в ней желание и каким образом утолить его.

Она прошептала хриплым, чужим голосом:

– Если ты действительно этого хочешь, хорошо, Кензи, я выйду за тебя замуж.

Всего десять минут потребовалось, чтобы оформить брачное свидетельство, ну и еще тридцать пять долларов наличными. Здесь, в административном центре индейского графства в маленьком городке Рено, расположенном в штате Невада, процесс был бы еще быстрее, если бы женщина-регистратор не узнала их.

– О Господи, да это же Кензи и Рейн! – воскликнула женщина, переводя взгляд с одного на другого.

Кензи подавил нетерпеливый вздох.

– Вы абсолютно правы… Не могли бы вы посоветовать нам какую-нибудь церковь в округе, где нас обвенчают без задержки?

– О, конечно, всего в двух милях отсюда есть маленькая церковь… Я позвоню и спрошу, смогут ли они организовать венчание, – отвечала дама.

Церковь могла не только совершить обряд. В красивой пристройке в викторианском стиле был маленький магазинчик, где можно приобрести цветы и кольца. Под любопытными взглядами мужа и жены – владельцев заведения Рейн выбрала дивный букет белых роз, перевязанный серебристой лентой. Она сама выглядела такой же бледной, как эти розы, но глаза светились счастьем и возбуждением.

После того как они подобрали кольца, все было готово. Воспоминания Кензи о церемонии были скудны, кроме того что он смертельной хваткой сжал руку Рейн, боясь, как бы она не передумала. Это был наиболее безрассудный поступок, какой он когда-либо совершал. Но он никогда ничего не хотел так сильно.

Голосом, резонирующим в высоких сводах, священник произнес:

– Я объявляю вас мужем и женой.

В легком зеленом платье, которое она надевала на вечеринку в Лондоне, Рейн выглядела потрясающе. Такой красивой невесты Кензи не доводилось видеть. Но она вся трепетала, когда он поцеловал ее. Обняв ее, он нежно поглаживал блестящие янтарные волосы, пока она не успокоилась.

– Мы сделаем это, Рейни. Потому что оба хотим этого.

Улыбнувшись дрожащими губами, она подала ему руку, и они вышли из церкви навстречу репортерам и зевакам. На улице собралась целая толпа. По-видимому, дама из административного центра и настоятель церкви успели обзвонить репортеров на радио и телевидении, а также своих друзей и знакомых.

Проклиная свою известность, Кензи обнял жену за плечи, прокладывая путь через толпу к машине.

– Вы неправильно задаете вопрос. Нужно было бы спросить, как мне удалось уговорить самую прекрасную и умнейшую женщину в северном полушарии стать моей женой, – отвечал он на ходу одному из репортеров. – А ответ простой – мне сказочно повезло.

Рейни ахнула, когда особенно наглый газетчик, пробиваясь к Кензи с микрофоном в руках, оттолкнул ее в сторону, при этом смяв букет, который она прижимала к груди.

– Где вы прятались всю неделю?

Не видя причин отвечать на грубость, Кензи оставил вопрос без внимания и обратился к журналистке с более деликатными манерами. Толпа стояла перед ними стеной, Рейн не знала, как быть дальше. Кензи, чей опыт общения с прессой был гораздо больше, расчищал дорогу свободной рукой, исподтишка отпихнув в сторону нагрубившего репортера.

– Не останавливайся, – шепнул он Рейн. – Если мы задержимся, нам от них не отделаться.

Она кивала, пытаясь ответить на вопрос, как им работалось вместе в «Пурпурном цветке». Когда им удалось пробраться к машине, вдруг откуда ни возьмись над их головами поплыло облако мыльных пузырей: проделка молоденьких фанаток, хохочущих от радости при виде своих кумиров. Кензи открыл дверцу машины и, подтолкнув Рейн вовнутрь, мгновенно запер ее.

Его так и подмывало рвануться с места, не обращая внимания на окружавшую их толпу, но опыт подсказывал, что малая доля внимания сработает лучше. Прежде чем сесть в машину, он обратился ко всем присутствующим своим красивым, хорошо поставленным голосом, как мог бы обратиться в театре к галерке.

– Леди и джентльмены, это особенный день для меня и Рейн. Я надеюсь на ваше понимание…

Тем самым обезоружив репортеров, которые позволили Кензи медленно тронуться с места, он повернул за первый же угол и колесил по улицам, пока не убедился, что их не преследуют.

Когда они отъехали на безопасное расстояние, он взглянул на жену. Рейн с грустью смотрела на помятый букет, в лице не было ни кровинки.

– Что мы сделали, Кензи? – спросила она и продолжила низким глухим голосом: – Как мы на это решились?

– Надеюсь, мы поступили правильно. – Он взял ее руку и поднес к губам. – Спасибо, что вышла за меня, Рейни. Жена.

Она робко улыбнулась ему:

– И так будет и дальше?

– Нет. Просто мы последняя сенсация и куда менее интересны как супружеская пара, чем каждый поодиночке. Вот увидишь, скоро мы надоедим всем.

– Надеюсь. – Они выдержали первое боевое крещение совместной жизни. Но уже никогда не смогут испытать то беззаботное чувство радости, которое снизошло на них на калифорнийском побережье.

Ночи в Нью-Мексико становились все холоднее. Кензи поежился и вернулся в комнату. Было бы куда лучше, если бы он и Рейни никогда не женились. Но что касается его самого, он ни о чем не жалеет, несмотря на боль потерять ее. Лучше такая мука, чем пустота.