Текст книги "Сквозь все преграды"

Мэри Спенсер
Сквозь все преграды

Ты испытал нас, Боже, переплавил нас, как переплавляют серебро… Посадил человека на главу нашу. Мы вошли в огонь и в воду, и Ты вывел нас на свободу.

Псалтырь. 65, 10-12

Пролог

Вашингтон, ноябрь 1893 г.

Пять минут. Дэвид Колл знал, что жить ему осталось всего пять минут.

Он слышал шаги – это убийцы бегом взбирались по лестнице, топая тяжелыми ботинками. И голоса… Сердитые, но негромкие. Время уже позднее, и люди, которые идут, чтобы убить его, не хотят будить соседей.

Пять минут – не слишком много, но это все, что у него осталось, и надо успеть.

Дрожа всем телом, он проковылял в спальню и захлопнул за собой дверь. Убийцы уже близко, совсем близко: их голоса доносятся с лестничной площадки. Он отчаянно пытался повернуть ключ в замке, но пальцы не слушались. Наконец ему удалось запереть дверь, и в этот момент, снаружи кто-то начал крутить дверную ручку.

Он в ужасе привалился к стене и не мог оторвать взгляд от крутящейся ручки. Потом в дверь ударили кулаком, и один из убийц крикнул:

– Эй, Колл!

По его лбу струился пот, зубы выстукивали дробь.

– Это тебе не поможет, Колл!

От следующего удара кулаком заскрипели дверные петли.

Колл знал, что скоро умрет. И ничего нельзя изменить, даже если очень захотеть. Надо думать о Мариетте.

Он двинулся было к письменному столу, но чуть не упал: уж слишком сильно тряслись колени. Убийцы продолжали кричать и бешено крутили дверную ручку, наводя на него смертельный ужас. Но он снова подумал о Мариетте и… заставил себя идти дальше.

Ей не понравилась бы такая слабость. А ведь он пошел на риск ради нее… хотел доказать, что достоин своей жены. Значит, сейчас, в последние минуты жизни, он все сделает как должно.

Рухнув в кресло, Колл придвинул поближе открытый дневник. Он старался не обращать внимания на людей в коридоре, которые выкрикивали угрозы. Стихотворение уже выбрано. Он нашел его давно, хотя до конца не верил, что это средство когда-нибудь пригодится. Потому и не приготовился заранее. Надо покончить с этим сейчас, пока его сердце еще бьется.

«План занятия. 5 ноября 1893: третий том Макгаффи. Страница 176. Два… четыре… шесть. Первый – в заглавных буквах. Второй – в букве „С“.

Колл писал четко – насколько позволяла дрожащая рука.

– Тебе не уйти, Колл!

Еще немного, и они вышибут дверь. Деревянные доски затрещали, и какой-то мужчина попытался протиснуться в образовавшийся проем. Колл дышал ртом, боясь, что потеряет сознание, так и не успев закончить свое дело. Он заставил себя писать еще быстрее.

«Третье – у Донна: „Прощание. Запретная печаль“».

Воспоминание о стихах придало ему храбрости. Это его лебединая песнь. И песнь любви – для нее. Ему очень хотелось написать: «Я люблю тебя, Мариетта». Но он мог попрощаться с ней только стихами, потому что Мариетту не следует впутывать в дело, о котором знают лишь двое: он сам да Андерсон… Колл молил Бога, чтобы Андерсон завершил начатое, сдержал клятву, которую они оба дали, и придумал, как защитить Мариетту. Господи, пожалуйста…

Убийцы опять налегли на дверь. Она затрещала. Колл закрыл дневник, отодвинул его в сторону и бросил ручку на стол. Еще один удар… и дверь расколется пополам.

Дэвид откинулся на спинку кресла и зажмурился.

Мариетта.

Он любил ее с неистовой, неописуемой страстью, и сейчас, в последние минуты своей жизни, терзался безумным вопросом: а знает ли она об этом? Ведь он никогда не говорил о своих чувствах. Колл надеялся, что Мариетта хотя бы будет помнить о его делах. Тогда она сможет все понять. Только бы она помнила…

Дверь с грохотом слетела с петель. Дэвид Колл посмотрел на людей, которые ворвались, чтобы убить его, и снова закрыл глаза.

Глава 1

Сакраменто, Калифорния. Май 1894 г.

Она уже забыла, как выглядит Калифорния весной. Там, на востоке, еще холодно, кое-где до сих пор не растаял снег. А здесь стоит чуть ли не летняя жара. В Сакраменто воздух насыщен влагой. Виной тому полноводная дельта реки и разлившиеся притоки. Но Мариетта не видела в этом ничего плохого. Да, здесь влажно, и все же Сакраменто не сравнить с унылой заболоченной Колумбией. Она никогда не могла понять, почему их далекие предки – основатели Соединенных Штатов построили столицу в таком месте. Мариетта была рада, что уехала оттуда и снова – после стольких лет отсутствия – оказалась дома. Небо было синим, без единого облачка; полуденное солнце сияло вовсю. Когда она шла по Второй улице, у нее вдруг возникло острое желание остаться навсегда здесь – в городе, где провела почти всю свою юность. Но, к сожалению, это невозможно. Из-за отца.

Мариетта открыла дверь конторы Уэллса Фарго. Звякнул колокольчик, и клерк, сидевший за конторкой, тут же поприветствовал ее:

– Доброе утро, миссис Колл.

– Добрый день, – с улыбкой поправила его Мариетта.

– Да, мэм, – добродушно согласился молодой человек и вытащил из-под конторки письмо и какой-то сверток, завернутый в бумагу. – Вот наконец-то доставили, всего час назад, с последней почтовой каретой.

– О Господи! – воскликнула Мариетта с нескрываемым облегчением. Она так долго ждала этой минуты! – Сколько я должна заплатить, мистер Сатлер?

– Ничего, мэм. – Клерк протянул письмо, и маленькая рука в перчатке тут же жадно схватила его. – За письмо уплачено при отсылке, а вот это доставили вместе с письмом. – Молодой человек подтолкнул сверток поближе к Мариетте. – За посылку тоже уплачено.

– Спасибо, мистер Сатлер, – сказала Мариетта, с любопытством приподняв небольшой сверток.

Она думала, что Джосайя Андерсон пришлет ей только письмо, но раз тут стоит его имя, значит, и сомневаться нечего. Мариетта села на скамью, отложила в сторону посылку и вскрыла конверт.

– Теперь, когда письмо наконец пришло, мы больше не будем иметь удовольствие видеть вас каждый день, – огорченно заметил юный мистер Сатлер.

– Да, – равнодушно отозвалась Мариетта, стараясь разобрать незнакомый почерк.

«Дорогая миссис Колл,

я только вчера обнаружила Ваше письмо, адресованное моему брату. Весьма сожалею, что Вам так долго пришлось ждать ответа на него. Вы покинули Вашингтон сразу же после гибели Вашего уважаемого мужа – события, достойного огромного сожаления, – а потому, очевидно, не знаете, что мой дорогой брат тоже умер. В прошлом месяце во время верховой прогулки с ним произошел несчастный случай…»

– Нет! – прошептала Мариетта, закрыв глаза. Ее пальцы, сжимавшие листок, дрожали. В душе боролись недоверие и страх.

– О нет! Только не Джосайя!

– Плохие новости, миссис Колл? – поинтересовался мистер Сатлер.

Мариетта ничего не ответила и снова погрузилась в чтение письма.

«Я лишь недавно сумела справиться со своим горем и занялась делами брата. Вот почему я сразу не ответила, за что еще раз хочу извиниться. Я знаю, какими близкими друзьями были Ваш муж и Джосайя. Вряд ли найдется человек, которого бы мой брат любил и уважал больше, чем профессора Колла. Он считал большой честью для себя работать с ним в университете и глубоко скорбел о его гибели. Уверена, что это Вы поняли из речи Джосайи на похоронах.

К сожалению, миссис Колл, я не имею ни малейшего представления о проекте, о котором Вы упомянули в своем письме. За годы совместной работы Ваш муж и Джосайя разработали много проектов, насколько мне помнится, но об этом проекте я ничего не знаю. Может, о нем слышал кто-нибудь из их коллег по университету? После смерти Джосайи из университета приходил мистер Картрой с несколькими джентльменами. Они очень тщательно просмотрели все его бумаги и забрали то, что показалось им ценным. Если пожелаете, я с удовольствием нанесу визит мистеру Картрою и спрошу, известно ли ему что-нибудь об интересующем вас проекте».

Мариетта поджала губы. Нетрудно представить, как обрадуется мистер Картрой такому визиту. Несомненно, он и прихвостни Эллиота Чемберса тщательнейшим образом обшарили кабинет Джосайи. То же они проделали и в тот день, когда умер Дэвид. Устроили настоящий погром. Может, им больше повезло в скромно обставленном кабинете Андерсона? Или многообещающий молодой профессор погиб напрасно?

«Среди вещей брата я нашла дневник Вашего мужа. Думаю, Вам приятно будет его иметь. Не знаю, как дневник попал к Джосайи, но я уверена, что он хотел бы, чтобы я вернула его Вам. Поэтому я послала дневник вместе с письмом. Жаль, что не могу сделать для Вас большего.

Надеюсь, миссис Колл, что у Вас все в порядке и что решение вернуться в родные места правильно и принесет Вам счастье.

С наилучшими пожеланиями, остаюсь искренне Ваша

Люси Андерсон».

Мариетта отложила письмо. Сейчас ей не хотелось вдумываться в его содержание. Она сорвала обертку с маленькой посылки, уже зная, что там дневник Дэвида. Странный дневник… Она не знала его содержания. Правда, пару раз Мариетта заглядывала туда мельком, и у нее создалось впечатление, что это план занятий.

– С вами все в порядке, миссис Колл? – спросил мистер Сатлер, который вот уже несколько минут пристально наблюдал за молодой женщиной. – Какие-то неожиданные известия?

Мариетта почти не слышала, что ей говорят, она не сводила глаз с дневника в красной кожаной обложке. «Как эта вещь могла оказаться у Джосайи?» – с удивлением думала она. Наверное, он взял дневник на следующий день после смерти Дэвида, когда пришел к ним домой, чтобы выразить свои соболезнования. И хотя Мариетта была подавлена, она запомнила, как Джосайя настаивал – и с большим упорством, – чтобы ему разрешили подняться в спальню Дэвида. И. он побывал там. Правда, Мариетта не придала этому особого значения, поскольку тогда вообще не замечала, что творилось вокруг. Да, наверное, Джосайя взял дневник, а она об этом забыла – вплоть до сегодняшнего дня.

Странный дневник!

Мариетта сидела и смотрела на маленькую тетрадь в красной обложке, и вдруг ее словно громом поразило. Это было что-то вроде озарения.

– О Господи! – пробормотала она.

– С вами все в порядке, миссис Колл? – повторил свой вопрос клерк, на этот раз с непритворной тревогой.

Мариетта быстро засунула дневник и письмо в свою большую сумку.

– Да. – Она встала и затянула тесемки на сумке. – Спасибо, мистер Сатлер. До свидания.

Не обращая внимания на протесты молодого человека, Мариетта быстро вышла на улицу. Яркий солнечный свет ослепил ее, и она на мгновение зажмурилась. Надо было поскорее вернуться домой, чтобы прочитать дневник Дэвида и все хорошенько обдумать. Она стремительно двинулась вперед и… чуть не столкнулась с группой мужчин, которые шли навстречу.

– А, вот и вы, миссис Колл! – сказал один из них. Мариетта от неожиданности отпрянула, вглядываясь в лицо мужчины.

– Вы! – воскликнула она с ужасом, еще не веря своим глазам.

Мужчина крепко обхватил ее за талию, но Мариетта тут же вырвалась, с отвращением крикнув:

– Да как вы смеете?!

Мужчина любезно улыбнулся и дотронулся рукой до своей шляпы.

– Какое удовольствие встретиться с вами вновь, мэм!

– И для кого же это удовольствие, мистер Куинн? – резко спросила Мариетта. Этот вылощенный, безукоризненно одетый тип вызывал у нее омерзение и с трудом скрываемую ненависть. – Во всяком случае, не для меня, – добавила она. Как приятно чувствовать, что в сумке лежит револьвер: ведь им можно воспользоваться в любой момент! Она купила его сразу после гибели Дэвида.

Мариетта попыталась обойти мистера Куинна, но тот загородил ей путь.

– Подождите, миссис Колл. Я отниму у вас всего минутку. А еще лучше, если это сделает мистер Чемберс.

Глядя на смазливое улыбчивое лицо Куиина, Мариетта думала, что неплохо было бы всадить пулю прямо между этих больших голубых глаз.

– В моем распоряжении нет ни одной минуты. Ни для вас, ни тем более для мистера Чемберса. Можете передать ему – вместе с моими наилучшими пожеланиями, – чтобы он убирался к черту! А теперь разрешите пройти.

– Вы не слишком любезны, мэм, – с издевкой заметил Куинн. – Особенно если учесть, что по просьбе мистера Чемберса я проделал длинный путь до Калифорнии только затем, чтобы повидаться с вами.

Мариетта смотрела на него, онемев от изумления.

– Мистер Чемберс искренне сожалеет, что после возвращения из Сакраменто вы отказываетесь встретиться с ним. – Куинн протянул руку, явно намереваясь схватить собеседницу за локоть. – Он уверен, что я смогу переубедить вас. – Куинн крепко сжал руку Мариетты, и она вскрикнула от неожиданности. – Есть вещи, – продолжал Куинн, – которые такой джентльмен, как мистер Чемберс, не может делать лично. Особенно когда речь идет о леди. Тут нужен такой человек, как я. – Его улыбка стала шире. – Человек, готовый на все.

Ростом Куинн был не выше Мариетты и не отличался большой физической силой: избранная им профессия не требовала развитой мускулатуры, – но здоровые молчаливые парни, стоявшие сзади, в избытке обладали теми качествами, которыми природа обделила Дрю Куинна.

Мариетта решительно высвободила свою руку:

– Не смейте дотрагиваться до меня, убийца!

– Не усложняйте дело, миссис Колл, или вы пожалеете об этом. Вы пойдете вместе со мной к мистеру Чемберсу, и пойдете тихо, не поднимая шума.

Мариетта сразу решила, что она должна сделать. У нее есть револьвер, и он заряжен. Она пристрелит Куинна сейчас же, на этом самом месте. Он убил Дэвида и теперь сам получит пулю в лоб. Мариетта торопливо развязывала тесемки, а Дрю Куинн и его парни с любопытством наблюдали за ее действиями.

– Миссис Колл… – грозно начал Куинн.

– Ох, да успокойтесь вы! – грубо прервала его Мариетта и принялась снова рыться в сумке, засовывая поглубже дневник Дэвида. – У меня и без вас хватает проблем.

Наконец она нашла то, что искала. Вот он, самозарядный «кольт» 45-го калибра. Довольно хлопотно было таскать его с собой повсюду целых три месяца. Зато продавец заверил Мариетту, что из такого оружия очень легко можно убить человека: надо только как следует прицелиться. Ее пальцы сжали ствол револьвера, но Куинн вдруг снова схватил ее за руку, и на этот раз так крепко, что и револьвер, и сумка упали на тротуар.

– Хватит заниматься ерундой! – сердито прошипел Куинн. – Поднимите свою сумку и следуйте со мной, или я…

– Извините… – На них упала чья-то огромная тень. – У вас, кажется, проблемы, мэм?

Тень возникла за спиной Мариетты, но, судя по выражению лиц Куинна и его людей, сразу отступивших назад, вид у незнакомца был весьма впечатляющий. Куинн помрачнел как туча и, отпустив свою жертву, тоже попятился.

Дрожа как осиновый лист, Мариетта прижала руку к животу: при одной мысли о том, что она чуть не убила человека, внутри все сжалось. Между тем тень надвигалась, увеличиваясь в размерах. Казалось, что на Мариетту надвигается гора.

– Мэм, – лениво произнес незнакомец, – кто такие эти приставалы?

Мариетта повернула голову и посмотрела на него – вернее, на его плечи, находившиеся на уровне ее глаз. Чтобы увидеть лицо этого великана, пришлось поднять голову. Да, такие здоровяки попадаются не часто. С этим по крайней мере она раньше не встречалась: иначе запомнила бы его на всю жизнь. У незнакомца были темные волосы, синие глаза и густые усы. Он был в шляпе, надвинутой на лоб. Судя по плотно сжатым губам, он явно не одобрял поведения Дрю Куинна.

– Сэр… – начала было Мариетта, но Куинн не дал ей договорить:

– Небольшие разногласия, маршал[1]1
  Судебный исполнитель, начальник полицейского участка.


[Закрыть], только и всего. Я не хотел причинить даме вред.

– Это правда? – сердито спросил тот. – Значит, разногласия? Ты, парень, всегда лапаешь женщин, когда у тебя появляются с ними разногласия?

Мариетта перевела взгляд на Куинна: тот явно чувствовал себя неуютно.

– Мы с миссис Колл старые друзья, маршал, – ответил он, посмотрев на Мариетту с леденящей душу улыбкой. – Не правда ли, мэм?

Мариетта молчала, не зная, что ответить. Куинн назвал незнакомца маршалом. Ей безумно хотелось сказать правду, но нельзя было вмешивать в это дело представителя закона.

– Да, это… это было небольшое разногласие, сэр, – промямлила наконец Мариетта, потирая руку, за которую ее схватил Куинн.

– Вот видите, маршал? – небрежно бросил Куинн. – Всего лишь маленькое разногласие, ничего серьезного.

Здоровяк прорычал нечто невразумительное и наклонился, чтобы поднять сумку Мариетты.

– Послушай, парень, – обратился он к Куинну. – Против поцелуев в ручку я возражать не стану. – Маршал подал сумку Мариетте. – Но если я еще раз увижу, что ты или твои дружки так обращаетесь с женщиной, нам придется разговаривать в другом месте. Ты все понял, парень?

Куинн покраснел как рак. «Интересно, – подумала Мариетта, – кто-нибудь еще обращался с ним подобным образом?»

– Конечно, маршал. Я все прекрасно понял, – Куинн взглянул на Мариетту. – Простите, миссис Колл, если я вас обидел. – Это была речь настоящего джентльмена. – Уверяю вас, это вышло совершенно случайно.

Мариетта промолчала, бросив на него сердитый взгляд. Куинн поднес руку к шляпе.

– Рад был увидеть вас вновь, мэм! – Он повернулся, собираясь уйти, но вдруг остановился и добавил: – Кстати, миссис Колл, ваш друг с востока просил меня передать вам привет. – Куинн лучезарно улыбнулся. – Наилучшие пожелания от профессора Джосайи Андерсона, мэм. До свидания, мэм. Маршал, мое почтение.

Глава 2

Сакраменто когда-то был одним из самых любимых городов Мэтью, но сейчас он ему не нравился. Нынешний визит сюда – настоящее проклятие. Если бы он знал заранее, во что ввязывается, то непременно сказал бы своему боссу в Лос-Анджелесе, куда надо послать этих чертовых политиканов, а сам не двинулся бы с места. Но, увы, он уже здесь, в Сакраменто, и теперь поздно бежать, поджав хвост.

Из окон кабинета верховного суда открывался прекрасный вид на Секонд-стрит. Да, несомненно, чудесный город. Красивые широкие улицы, много тротуаров. Именно так, по мнению Мэтью, и должна была выглядеть столица штата. Вдалеке виднеется Капитолий. Изумительная постройка, другой такой нет ни в одном штате. А если посмотреть из окна вниз, то можно различить и площадь – то место, где полчаса назад Мэтью чуть было не потерял самообладания.

Много было всего, из-за чего он бесился, как дикий кабан, которого оса ужалила в рыло. Но видеть, как хамят женщине, – это уже через край. Достаточно было вспомнить, как этот мерзавец в модных брюках лапал молодую леди в трауре, и кровь снова закипает в жилах. До тех пор пока не появился он, Мэтью, мистер Слик[2]2
  Скользкий, прилизанный (англ.).


[Закрыть] и его дружки с удовольствием забавлялись, оскорбляя ее. Ведь их было много! Ему очень хотелось вбить этим парням носы прямо в затылки, но бедняжка была такая бледная и так дрожала, что он решил не пугать ее еще больше и отпустил негодяев.

Мэтью хотел проводить леди домой, но когда он сказал ей об этом, она торопливо пробормотала «спасибо», схватила сумку и побежала прочь – на удивление резво. А Мэтью остался стоять на тротуаре, вспоминая красотку с белокурыми волосами, большими серыми глазами и идеальной кожей, похожей на свежевзбитые сливки.

Мэтью задумчиво поскреб подбородок и переключился на парня, который докучал ей. Без сомнения, опасный тип. На своем веку он повидал столько преступников, что мог легко вычислить их. Другое дело – насколько он опасен? Мэтью был готов остаться в городе еще на несколько дней, чтобы выяснить, кто этот негодяй. Но в его распоряжении всего полдня. Вряд ли этого хватит. И все же ему не давала покоя мысль о том, что к той милой женщине опять будет приставать маленький прилизанный типчик в модных брюках… За спиной Мэтью открылась дверь.

– Маршал Кейган?

– М-м? – Мэтью даже не обернулся.

– Сенатор Хардести ждет вас в кабинете судьи Байера, сэр.

«Отличное виски», – должен был признать Мэтью, опускаясь в большое удобное кресло, которое ему предложил сенатор Джон Хардести. А вот ситуация несравнимо хуже. Низенький лысеющий добряк сенатор, обладающий хорошей репутацией и весьма влиятельный, сегодня походил на человека, снедаемого смертельным недугом. Бледный, напряженный, весь в поту, он несколько минут молча расхаживал по комнате, а Мэтью, тоже молча, наблюдал за ним. Наконец, сенатор остановился и задумчиво посмотрел на цветастый ковер.

Пауза затягивалась. Попивая виски, Мэтью начал составлять в уме список жалоб, которые предъявит своему боссу, когда вернется наконец в Лос-Анджелес.

Сначала он выразит свое недовольство любящим разглядывать ковры политиканом, на которого потратил массу времени.

Когда Мэтью сделал очередной большой глоток виски, сенатор Хардести наконец изрек:

– У вас есть дети, маршал Кейган?

Мэтью поперхнулся виски и начал ловить ртом воздух.

– Разумеется, у меня нет никаких детей! – воскликнул он, когда обрел способность говорить. – Что за дурацкий вопрос?

Сенатор поднял голову и посмотрел на него с интересом:

– Самый обычный вопрос.

– А мне кажется, что вы слишком любопытны, – ответил Мэтью. – Нет у меня детей. По крайней мере я ничего об этом не знаю. Я ведь не женат и надеюсь, что незаконных детей у меня нет.

Сенатор кивнул и, шумно вздохнув, сел в кресло, стоявшее за огромным письменным столом. «Да, – подумал Мэтью, – вид у него подавленный: он похож на человека, уставшего от жизни или у которого почва выбита из-под ног».

– В таком случае, вы счастливчик, маршал. Вы умны и удачливы, вы избавлены от величайших страданий, какие испытывает человек, имеющий детей.

Мэтью мысленно застонал, закрыл глаза и подумал: «Господи! Да сколько же это будет продолжаться? Для мелодрам существует театр».

– Моя дочь, – печально продолжал сенатор Хардести, – единственная радость в моей жизни. Мы всегда были очень близки, и даже после замужества они с мужем жили недалеко от меня, в Вашингтоне. Со дня ее рождения это была наша первая настоящая разлука. – Он взглянул на Мэтью, словно ища сочувствия. – Вряд ли вы сможете понять, как трудно мне было отпустить ее, сэр. Да, я уверен, что вам этого не понять, ведь у вас нет детей.

– Точно, – охотно согласился Мэтью. – Но знаете, Санта-Инес – это вовсе не другой конец света.

Сенатор Хардести вымученно улыбнулся:

– Вы совершенно правы, маршал Кейган. Но я был бы очень благодарен, если бы вы поехали туда вместе с моей дочерью, что и обеспечило бы ее безопасность. Мариетта недавно пережила большой стресс, это связано с преждевременной смертью ее мужа. Разумеется, она скорбит о нем до сих пор. Я чувствовал бы себя гораздо спокойнее, если бы знал, что она отправляется в это долгое путешествие не одна.

Мэтью не знал, что и сказать. Во всяком случае, ни одной вежливой фразы для отказа ему на ум не приходило. Двадцать лет он служил закону, но такого еще не бывало, чтобы ему приходилось играть роль няньки при избалованной сенаторской дочке.

– Маршал Браун дал вам самые лестные характеристики, маршал Кейган, и заверил меня, что вы – самый верный его помощник. Я уверен, что с вами Мариетта будет в полной безопасности.

Мэтью сердито взглянул на сенатора и встал, чтобы налить себе еще виски.

– Маршал Браун – бумагомаратель и лизоблюд, он выслужился только потому, что оказывал такие вот услуги кому надо! – резко сказал Мэтью. – Он и понятия не имеет, что такое «верность», но я обеспечу безопасность вашей дочери. Черт побери! Да, я готов опекать вашу собачку, только чтобы поскорее вернуться домой.

Сенатор Хардести бросил на него многозначительный взгляд – взгляд, который Мэтью очень хорошо понял: не стоит выходить за рамки дозволенного. Он посмотрел сенатору прямо в глаза и снова сел в кресло.

– Маршал Браун не единственный человек в этом штате, который может оказывать услуги. – В мягком голосе сенатора прозвучала угроза. – Я прекрасно помню вашего деда, маршал Кейган, и вашего отца. В те времена он еще был членом ассамблеи[3]3
  Высший орган власти.


[Закрыть]. Ваше ранчо в долине Санта-Инес тогда процветало, насколько я знаю.

Мэтью насторожился, в го время как лицо сенатора оставалось совершенно спокойным.

– А несколько лет назад ваш брат развелся, и я уверен, что вы не забыли, как я помог ему. Интересная штука эти разводы. Обстоятельства, помнится, были весьма сомнительны, и кое-что требовалось… уладить.

– Все хлопоты оказались напрасными, – пробормотал Мэтью. – Может, вы этого не знаете, но они опять поженились.

– Да, я знаю. – Ослепительная улыбка Джона Хардести стала еще шире, даже зубы блеснули. – Я рад, что все закончилось хорошо. Они ведь счастливы в браке… кажется, уже два года?

– Три.

– Да, верно, у них есть два маленьких сына, не так ли?

Мэтью с презрением посмотрел на сенатора и понял, в чем кроются причины его ненависти к политикам.

– Сейчас вы, пожалуй, расскажете мне, что они ели на ужин в прошлый вторник, – сухо заметил он.

Сенатор Хардести рассмеялся:

– Конечно, нет, сэр. Уверяю вас, мои замечания носят исключительно дружеский характер. Это совершенно естественный интерес к семье, с которой я общался долгое время, и тревога за них тоже вполне понятна. И будет очень жаль, если все эти неприятности, оставшиеся в прошлом, выйдут наружу. Очень, очень жаль.

– Я же сказал, что ваша дочь будет в безопасности, – процедил Мэтью сквозь зубы. – Что вам еще надо?

Сенатор Хардести подался вперед.

– Вы слишком быстро дали это обещание, сэр, как будто мое желание охранять Мариетту – глупость. Но я люблю дочь и хочу, чтобы вы охраняли ее постоянно, я хочу, чтобы вы благополучно доехали до Санта-Инес. Вы должны усвоить это… до того, как завтра я ее отпущу.

Мэтью молча смотрел на него добрых полминуты, потом отставил свой бокал в сторону и сказал:

– Мне кажется, что вы должны рассказать еще кое-что, то, чего я пока не знаю. Давайте выкладывайте, а там посмотрим.

Сенатор побледнел, и всю его самоуверенность как рукой сняло.

– Но это все, больше сказать нечего! Я только хочу быть уверен, что Мариетга будет в безопасности. Неужели это желание, вызванное отцовской любовью, кажется вам таким странным?

Мэтью разразился саркастическим смехом:

– Сенатор, ничего с вашей дочкой не случится, разве что какие-нибудь парни попытаются за ней поухаживать или соседи-зануды будут докучать ей своей болтовней. Но проводники всегда приглядывают за женщинами, которые путешествуют одни, а с соседями она как-нибудь справится.

Я бы еще мог понять, если бы вы наняли какую-нибудь леди в качестве компаньонки или заплатили бы доверенному человеку, чтобы тот охранял ее, но поднимать такой шум, вызывать федерального маршала только для того, чтобы он всю дорогу до Санта-Инес держал вашу дочурку за руку… Нет, сэр, это уже слишком. Так что объясните, зачем я вам, и тогда я смогу помочь.

Сенатор Хардести побледнел еще больше, хотя казалось, что больше уже некуда.

– Мне нечего больше сказать, – твердил он. – Мариетта – мое единственное дитя, и, кроме того, дочь сенатора Соединенных Штатов – прекрасная мишень для любого злодея и клеветника.

Мэтью посмотрел на собеседника с большим недоверием:

– Ха! Это самая лучшая шутка, какую я слышал за последний год. Неужели вы серьезно думаете, что кто-нибудь будет тратить силы на похищение, вместо того чтобы просто купить вас? Это было бы и легче, и дешевле. Будет вам, приятель.

– Послушайте, что вы себе позволяете?!

– Нет, это вы послушайте, – сердито прервал сенатора Мэтью. – С меня хватит! Не затем я приехал в Сакраменто, чтобы выслушивать всякий бред и дурацкие угрозы надутого политикана. Я здесь потому, что вы велели моему боссу, настоящему бесхребетнику, прислать вам маршала Кейгана. Вы хотели меня, – он ткнул пальцем в сенатора, – и вы меня получили. Если вам не нравится, я упакую свои вещи и отправлюсь домой. И буду счастлив, как петух в курятнике.

Сенатор Хардести был отличным дипломатом, Мэтью понял это сразу, потому что старик тут же подобрел и заговорил медоточивым голосом:

– Ни о каком недовольстве не может быть и речи, именно таким я вас себе и представлял.

– Ну хорошо. – Мэтью постарался говорить спокойнее. – Давайте сядем и поговорим, и вы ответите на все мои вопросы, иначе я уеду и вашей дочке самой придется добираться до Санта-Инес.

Наверное, не стоило так давить на старика, думал Мэтью несколько часов спустя, лежа на маленькой кровати. Никаких результатов он, конечно, не добился. Может, сенатор Хардести и в самом деле человек измученный и сломленный, но он не сказал ни слова о том. что так интересовало Мэтью. Этот старик – заядлый лгун, с таким лучше не связываться. В этом деле, разумеется, была своя закулисная сторона, однако сенатор не собирался показывать ее, он только хотел, чтобы его дочь была в безопасности. Хардести повторял эту фразу без конца, но беда в том, что Мэтью так и не понял, от кого или от чего нужно охранять девушку.

– Эмма, милая. – Мэтью погладил обнаженную руку женщины, которая спала рядом, уткнувшись в его плечо. – Давай просыпайся скорее – уже светает, мне пора уходить.

Женщина пошевелилась, недовольно пробормотала что-то и положила руку ему на плечо, как будто хотела удержать его. Мэтью засмеялся и принялся ее щекотать.

– Давай же, моя сладенькая, вставай, старушка, а то я опоздаю на вокзал.

– Мэтью, – сонно запротестовала она и толкнула его кулаком, потому что он не переставал ее щекотать. – Прекрати, или я убью тебя!

Мэтью захохотал и привстал, а женщина повернулась на спину и сердито смотрела на него.

– Ты и так чуть не убила меня, дорогая, – сказал он и добавил с удивлением; – Господи, мы опять сломали кровать!

– Ничего удивительного, всякий раз, когда ты приезжаешь в город, Мэтью Кейган, мне приходится покупать новую кровать.

Он потянулся, шумно зевнул, поскреб свою волосатую грудь, а потом встал и принялся искать одежду.

– Прости, Эмма. Есть в тебе что-то такое, от чего я теряю голову.

– Не пытайся обмануть меня, дорогой: не от одной меня ты теряешь голову. На твоей могиле напишут эпитафию: «Есть мужчины, которые оставляют после себя множество разбитых сердец, после Мэтью Кейгана остались одни только сломанные кровати».

Он усмехнулся, продолжая натягивать брюки.

– Ты потрясающая женщина, Эмма, и язычок у тебя острый – можно ножи точить. Я всегда считал, что ты слишком умна, чтобы быть шлюхой.

– Наоборот, у меня хватает ума, чтобы быть ею, – поправила его Эмма, откидывая рыжие волосы, закрывавшие ее хорошенькое личико. – Я получаю удовольствие, развлекая таких мужчин, как вы, сэр, и мне еще и платят за это. Да где же найти другую такую же приятную профессию?

Мэтью, застегивая рубашку, усмехнулся в ответ.

– Кого ты пытаешься обмануть? – сначала поддразнил он ее, а потом заговорил более серьезно: – Не каждый мужчина, который входит в эту дверь, джентльмен, милая. И когда-нибудь настанет день, когда тебе надоест иметь дело с подонками. Что ты тогда будешь делать?

– Когда такой день настанет, я перестану этим заниматься. – Мэтью молчал, и тогда Эмма добавила: – Я хоть сейчас готова бросить все, если б нашла что-нибудь получше.