Текст книги "Сквозь все преграды"

Глава 8

– Мы остановимся здесь передохнуть, – угрюмо заявил Мэтью.

Это была первая фраза, произнесенная за все утро. Он слез с Урода и машинально рванулся к Мариетте, чтобы помочь ей спешиться. Она молча оперлась на его руку, так же молча отвязала свою тяжелую седельную сумку и уселась на большом камне, под тенью дуба.

Мэтью взглянул на нее, сердито тряхнул головой и занялся лошадьми. Чертова упрямица! И что он в ней нашел? Наверное, он был вчера не в себе. Поскорее бы от нее избавиться. И чтоб она больше не попадалась ему на глаза. Миссис Мариетта Колл. Да, так и надо ее называть. Отличное имя для упрямой, как ослица, женщины. Оно подходит ей, точно перчатка.

Привязав кобылу к дереву, которое скрывало их от посторонних глаз и давало тень, Мэтью украдкой посмотрел на Мариетту. Она опять вытащила маленький красный дневник и одну из книг своего мужа. Она заглядывала то туда, то сюда, и лицо у нее становилось все более расстроенным и удивленным. Мэтью не мог понять, в чем тут дело.

Место, выбранное им для отдыха, находилось довольно высоко в горах. Внизу расстилалась золотистая долина. Но Мариетта села спиной к этому восхитительному зрелищу и, словно старательная ученица, корпела над своими книгами. Мэтью беспокойно расхаживал по полянке, и вдруг ноги сами принесли его к камню, на котором устроилась его спутница. Прошло минут пять, прежде чем он сказал – насколько мог, непринужденно:

– Жарко сегодня, да?

– Да, – согласилась она. – Довольно тепло. Мэтью почесал затылок.

– Вам, я вижу, нравятся эти… стихи. Мариетта ответила, не поднимая головы:

– Да, очень.

Вновь наступило молчание, и Мэтью понял, что она не желает вступать с ним в разговор. Ну и ладно. Он сделал попытку, и если она не пошла ему навстречу… он забудет об этом. Мэтью продолжал потирать шею, ноющую, будто больной зуб. Наверное, все эти дни его тело немеет и ломит оттого, что он спит на земле. Правда, сегодня, лежа рядом с миссис Недотрогой, Мэтью глаз не сомкнул, но дело не в этом, а в том, что, честно говоря, он стал стар для таких приключений.

«Господи помилуй, сорок лет! – мрачно думал Мэтью. Через несколько дней ему стукнет сорок. И что тогда делать? Он поставил ногу на бревно, оперся о колено рукой и принялся рассеянно созерцать красоты природы. Прежде Мэтью не строил планов на будущее, так как не верил, что доживет до такого возраста. Кроме того, ему и в голову не приходило, что правительство может отнять значок у вполне дееспособного, энергичного полицейского.

Но теперь до пенсии осталось совсем немного, и надо было что-то решать. Джимми и Элизабет, конечно, хотят, чтобы он жил с ними в «Лос Роблес», однако самому Мэтью эта идея не слишком нравилась. Одно дело – погостить дома пару недель, а вот осесть там навсегда… Через некоторое время он, конечно, почувствует себя лишним.

А может, отправиться путешествовать? Есть масса интересных мест: Монтана, Дакота…

Мариетта вдруг громко откашлялась и спросила:

– А вы любите поэзию, маршал Кейган?

Ей самой показалось странным называть его так официально после всего, что было между ними ночью.

– Ну, – медленно начал Мэтью, охотно вступая в разговор. – Я мало стихов знаю. А те, что знаю, они не для женских ушей, если вы понимаете, что я хочу сказать.

Мариетта не смогла удержаться от смеха:

– Да, я знаю, о чем идет речь, маршал. Мэтью снова перевел взгляд на долину.

– А ваш муж, наверное, любил стихи. Вон сколько у него книг.

– И это нас сближало. Мы оба обожали поэзию. Он знал много стихов наизусть, и мне очень нравилось слушать его. У него был такой красивый голос, – грустно сказала Мариетта. – Мы провели за этим занятием много чудесных вечеров.

Мэтью едва не съязвил, что мистер и миссис Колл были весьма забавной супружеской парой, но вовремя сдержался.

– Мой младший брат и его жена тоже любят читать вслух по вечерам после ужина. Элизабет, моя золовка, без ума от поэзии. Романтичной особой, конечно, ее не назовешь, но она полагает, что сама поэзия очень романтична.

– Да, конечно! – тут же согласилась Мариетта. – Когда Дэвид читал мне вслух… О, это было очень романтично! – добавила она, отлично сознавая, что это не так, так как Дэвид ценил в стихах только размер и форму. – Он особенно любил одно стихотворение – «Прощание. Запретная печаль» Джона Донна. Вам знакомо это имя?

Мэтью застонал, вспомнив о стихах, которые читал два дня назад.

– Что это за название? Звучит как похоронный марш.

Мариетта снова залилась смехом, да таким искренним, что Мэтью тоже не удержался. Может, она и гордячка, но чувство юмора у нее, несомненно, есть. Во всяком случае, его шутки Этти понимает.

– Очень хорошее название, – возразила Мариетта и улыбнулась так, что у Мэтью вспотели руки. – Джон Донн посвятил это стихотворение своей жене. Им предстояло пережить долгую разлуку. В нем говорится о том, что их любовь сильна и никакие расстояния не страшны ей. Они – две половинки одного целого, как две части компаса. Она – центр, а он – стрелка, которая движется по кругу. И даже когда он путешествует, то есть, образно говоря, делает круг, они все равно остаются вместе, потому что жена, будто якорь, притягивает его к себе.

– Вот как? – искренне удивился Мэтью, так как это интересное объяснение было трудно связать с туманными фразами, которые он вчера прочитал. – Великолепно! Умно! А кто этот Донн? Друг вашего мужа? Тоже математик?

– О Господи, разумеется, нет! Джон Донн жил в семнадцатом веке, в Англии. Он был священником.

– А вот это плохо. Неудивительно, что он писал стихи, – добродушно сказал Мэтью.

– Что вы имеете в виду? – удивилась Мариетта.

– Ну, священники, проповедники… Больше всего на свете они любят слушать себя. Неудивительно, что они заставляют людей читать свои цветистые слова.

Мариетта взглянула на него с любопытством:

– Наверное, вы не слишком часто ходите в церковь, маршал Кейган?

– В общем, да, – усмехнулся он. – Золовка настаивает, но мне не хочется. Я ничего не имею против Господа Бога, хотя у меня с ним есть серьезные разногласия. Мы не мешаем друг другу, просто каждый идет своей дорогой: он своей, а я своей.

– Как это грустно, – прошептала Мариетта. – А я думала, что человеку с такой профессией вера нужна хотя бы для того, чтобы сохранить здравый рассудок.

– Рассудок! – с горечью воскликнул Мэтью. – Я хотел бы одного, миссис Колл, – остаться в живых. Верующих людей много. И что из того? Лэнг Тайне был очень набожен. Молился день и ночь, будто он святой Петр, и меня заставлял вставать на колени. Он всегда говорил: «Если Бог на твоей стороне, малыш, он проведет тебя сквозь огонь и воды».

– Сквозь огонь и воду? – спросила Мариетта.

– Лэнг часто цитировал этот стих из Библии. Там что-то насчет людей, которых Бог проводит через огонь и воду.

– В места изобилия, – добавила Мариетта.

– Верно, – кивнул Мэтью. – В места изобилия. Господи, какая чепуха! Старина Лэнг уж точно не попал в места изобилия. Все его молитвы оказались пустой тратой времени. И мои, похоже, тоже. Я молился изо всех сил, но Бог меня не услышал или, может быть, внимания не обратил. Это был самый большой урок, который я получил от жизни! – Он молниеносным движением вытащил револьвер из кобуры и показал его Мариетте. – В нашем мире Бог – это закон, а мой стальной малыш – судья и исполнитель приговора. Если вы хотите благополучно пройти сквозь огонь и воду, Этти, вам надо полагаться только на себя. Ну, и еще на помощь друга, может быть.

– О, Мэтью, – грустно сказала Мариетта. – Что же с вами случилось? Откуда такие мысли?

– Наверное, я тоже прошел сквозь огонь и воду. С полицейскими такое случается часто.

– Вам просто надо было выжить, – мягко возразила она. – Но это не значит…

– Тс! – остановил ее Мэтью, подняв руку вверх. Несколько мгновений они молча прислушивались, потом Мэтью схватил свою спутницу за руку.

– Всадники! Они поднимаются прямо сюда. Бежим!

– Но…

Времени на объяснения не было. Он стащил Мариетту с камня и поволок вниз с горы по крутой пыльной тропе. Вскоре им на пути попалась глубокая расщелина, скрытая большими валунами и кустарником.

– Залезайте! – Мэтью сначала втолкнул Мариетту в крохотную пещерку, а затем протиснулся сам вслед за ней. Потом он повернулся лицом к входу, держа наготове револьвер. – Эх, черт! Жаль, что винтовки нет.

У Мариетты, плотно прижавшейся к нему, дрожали руки.

– Не бойся, дорогая. Сегодня с тобой ничего не случится. В худшем случае запачкаешься об эти скалы. Обещаю, что вечером у тебя будет настоящая ванна и нормальная постель. И так до конца жизни, а он, надеюсь, еще далеко!

– А что, если это Дрю Куинн? – шепнула Мариетта. – Вдруг они украдут наших лошадей?

Мэтью тихонько засмеялся:

– Пусть только попробуют. Они пополнят список жертв Урода. А теперь молчите.

Стук копыт стал громче. Всадники остановились совсем рядом. Они разговаривали, не понижая голоса, но Мариетта ничего не могла понять. Неужели это гэльский язык? Невероятно! Мэтью вдруг заметно расслабился, обернулся к ней, и на его лице заиграла широкая мальчишеская улыбка. Приложив палец к губам Мариетты, он сделал знак, что собирается выйти из укрытия. Мэтью бесшумно вылез из расщелины и исчез в кустах, а Мариетта, сгорбившись, сидела на прежнем месте и очень сожалела о том, что лишилась своего живого щита весьма внушительных размеров.

Люди наверху продолжали беседовать. Потом вдруг сердито фыркнул Урод. Прошла еще минута, и кто-то начал спускаться вниз.

– Мэтью! – яростно зашептала Мариетта. Шаги замерли. Еще мгновение – и незнакомец медленно двинулся прямо к расщелине. Мариетта окаменела от ужаса. В узеньком проходе появилось дуло винтовки и голова индейца. Пресвятые небеса! До сих пор Мариетта никогда не видела настоящего индейца. Она и не думала, что индейцы могут быть такими огромными. Этот, во всяком случае, был просто великан. Он удивленно окинул ее взглядом с головы до пят и слегка нахмурился.

– Мэм?

– До-добрый день, – ответила Мариетта, скрестив руки на груди, как будто собиралась молиться или просить пощады.

Индеец опустил винтовку и отступил назад. Внезапно раздался резкий щелчок. Индеец обернулся и тут же упал на землю.

– Черт подери, Джас! – крикнул Мэтью Кейган. – Опять ты попался на этом старом трюке.

– Господи помилуй! – заорал в ответ индеец. – Я мог застрелить тебя, дурак! Зачем надо было так подкрадываться?

Сердитое лицо Мэтью сразу смягчилось.

– Ладно. Джас. Я только хотел расквитаться за то, что вы с Берти учинили три месяца назад. Неужели ты думаешь, я об этом забыл?

Здоровяк индеец пробормотал что-то насчет сумасшедших белых людей и толкнул Мэтью в бок.

– Не знаю, почему я не порвал телеграмму, которую ты послал мне из Лэтропа, – проворчал он, стряхивая с себя пыль. – И вот благодарность за то, что я хотел помочь другу! – Индеец выхватил винтовку из рук Мэтью, хохочущего во все горло. – Куда ты пропал? Мы искали тебя все утро.

Мэтью искоса взглянул на Мариетту, которая вылезла из своего укрытия.

– Мы сделали все, что было в наших силах, Джас. Не знаю, почему ты так волновался. А это миссис Мариетта Колл.

– Миссис Колл, – сказал индеец изысканно-светским тоном, плохо сочетавшимся со всем его обликом и длинными черными волосами, упавшими на лицо, когда он согнулся в поклоне. – Рад познакомиться с вами. Ты удивляешься, – снова обратился он к Мэтью, – что меня встревожила твоя телеграмма? «Беда. Точка. Нужна помощь. Точка. Перехвати человека по имени Дрю Куинн в Рипоне. Точка. Куинн опасен. Точка. Прими все меры предосторожности. Точка. Сыграй роль проводника. Точка. Встретимся в Хетч-Хетчи через пять дней», – трагическим голосом процитировал Джас.

Мэтью удивленно приподнял брови:

– У тебя отличная память, Джас. Готов побиться об заклад, ты и стихи можешь читать наизусть, если захочешь.

– Стихи?!

– Этта, это Джастис Двенадцать Лун. Его настоящая фамилия Дроган, но он ее стесняется.

– О, – протянула Мариетта, не зная, как себя вести в незнакомой обстановке. – Рада познакомиться с вами, мистер Луна… э-э… Дроган.

– Спасибо, мэм. Зовите меня Джастис, пожалуйста.

– Кто выслеживает Куинна? – спросил Мэтью.

– Неторопливый Медведь. Он отправился в путь через десять минут после того, как мы получили телеграмму.

– Берти. – Мэтью одобрительно кивнул. – Хорошо. Он знает, что надо делать, и, без сомнения, неплохо позабавится.

– Джастис! – загрохотал чей-то голос. – Может, тебе надо помочь или пристрелить кого-нибудь?

– Нет, папа! Я нашел Мэтью. Не стоит тратить на него пулю.

Глава 9

– Сначала я влюбился в ее имя, – объяснил Джон Дроган, накладывая в тарелку очередную порцию картофельного пудинга. – Еще задолго до того, как ее увидел. Я сразу понял, что невозможно не влюбиться в женщину по имени Сердитый Огонь в Небе. Такую женщину, сказал я себе, надо взять в жены. – Он подмигнул своей красавице жене, индианке из племени чероки, которая тяжело вздохнула. – Но дело в том, – продолжал Джон радостно, – что мне всегда хотелось иметь жену, которую бы звали Кэтлин, – и, когда мы поженились, я попросил ее оказать мне маленькую любезность. С тех пор она стала моей милой Кэтлин, да, любимая?

Миссис Дроган, которая уже призналась, что предпочитает именоваться Сердитый Огонь в Небе, повернулась к Мариетте:

– Насчет Кэтлин я согласна. А вот что касается «милой», не знаю. Мне больше нравится, как назвал меня отец.

Мариетта рассмеялась и взяла тарелку бекона с капустой, которую передала ей Сердитый Огонь в Небе. С шестнадцати лет Мариетта была хозяйкой в доме своего отца, исполняя всевозможные светские обязанности. За эти годы, вплоть до своего замужества, она встречалась и разговаривала с великим множеством интересных и весьма необычных людей, однако никто из них не мог сравниться с семьей Дроганов.

У богатого ирландского эмигранта были две излюбленные темы: он сам и его близкие. В течение нескольких приятных часов, проведенных в доме Дроганов, Мариетта узнала всю историю его жизни: детство в Ирландии, тяжкий труд на рудниках в Монтане, где он встретил свою будущую жену, и, наконец, богатый золотой прииск, который Джон нашел в горах Калифорнии. Далее последовал рассказ, полный всяких юмористических деталей, о несравненных сыновьях Джона Дрогана – красивых, умных и храбрых. Их было трое: старшего звали Джастис Двенадцать Лун, среднего – Либерти Неторопливый Медведь, а младшего – Фридом Путь Добра.

– Я имел удовольствие встретить вашего мужа в Гарварде, миссис Колл, – заметил Фридом, усевшись за стол рядом со своей молодой женой (они обвенчались три месяца назад).

У Фридома, как и у старшего брата, было изумительно красивое смуглое лицо с ярко выраженными индейскими чертами. Только иссиня-черные волосы были коротко острижены, и одевался он в стиле зажиточных джентльменов из восточных штатов.

– Вот как? Он посещал ваш университет? – удивленно спросила Мариетта.

– Да. Ваш муж однажды читал лекцию на медицинском факультете – о влиянии медицины на математику. Это было великолепно! Мистер Колл оказался замечательным лектором. В тот же вечер декан устроил в его честь ужин, и я имел счастье быть в числе приглашенных. Ваш муж – один из самых ярких людей, каких мне доводилось видеть. Думаю, что его смерть – большая утрата для науки. Да вы, конечно, и сами это знаете.

– Спасибо за добрые слова, сэр. Дэвид был бы рад услышать, что вам понравилась его лекция. Он обожал ездить в другие университеты и свято верил в значимость и ценность высшего образования.

– Надеюсь, Мэтью сумеет посадить его убийцу за решетку, – убежденно сказал Фридом. – И лучше маршала Кейгана никто с этой задачей не справится.

– С Дрю Куинном мы, конечно, справимся, – небрежно произнес Мэтью, отставив в сторону пустую тарелку, – а вот Эллиот Чемберс может ускользнуть.

– Эллиот Чемберс! – с ужасом воскликнул Джон Дроган. – Господи, помилуй! Этот человек натворил много зла, начиная с работорговли и заканчивая убийствами. Его давно следовало бы остановить.

– Верно, – согласился Мэтью. – Слухи об Эллиоте Чемберсе идут уже много лет, главным образом о его участии в контрабанде, но правительство бессильно, пока не имеет доказательств, имен, дат и прочего. Если Чемберс покупает таких влиятельных людей, как сенатор Хардести, то у нас мало шансов раскрыть его преступления.

Мариетта вздрогнула, вспомнив о дневнике Дэвида. Раньше она не доверяла Мэтью Кейгану, но теперь, после всего, что он для нее сделал, может, и не стоит утаивать от него важные сведения? Подняв голову, она заметила, что Мэтью смотрит на нее виновато. Наверное, он решил, что ее мрачность вызвана упоминанием о сенаторе. Мариетта наконец начала понимать, что, несмотря на всю свою внешнюю грубоватость, своеобразный юмор и горечь, вызванную тяжелой жизнью, Мэтью Кейган – добрый и тактичный человек. И он легко заводил друзей. Дроганы явно считали его почетным гостем. Мариетте казалось, что даже к президенту Соединенных Штатов они вряд ли отнеслись бы с таким восторгом, как к Мэтти. По крайней мере трижды ей сообщили о том, что семнадцать лет назад бесстрашный маршал Кейган поймал преступников, убивших старателей Дрогана и похитивших.их золото. Сначала он помогал потому, что кража имела государственное значение, а потом приезжал просто по просьбе Дроганов, чтобы оказать им услуги уже совсем не в качестве федерального маршала. Для этой семьи он стал чем-то вроде личного ангела-хранителя.

Сегодня Мэтью выглядел особенно хорошо: он только что вымылся, побрился, его густые серебристо-черные волосы были гладко причесаны, а в смеющихся синих глазах плясали чертики. Маршал Кейган наслаждался общением с добрыми друзьями. Мариетта вспомнила, как он целовал ее вчера ночью, как его тяжелое тело содрогалось от желания и как ей не хотелось, чтобы он останавливался. Краска залила лицо Мариетты, и она очень испугалась, что сидящие за столом могут заметить этот странный румянец.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, не замечая, что Дроганы с любопытством наблюдают за ними. Виноватое выражение лица Мэтью сменилось вопрошающим. Он уже открыл было рот, чтобы заговорить, но тут хорошенькая служанка с черными волосами и такими же черными глазами склонилась над ним, коснувшись грудью его плеча.

– Пардон, сеньор, – прошептала она, доливая вино в бокал.

– Все в порядке, милочка, – успокоил ее Мэтью и улыбнулся так обворожительно, что Мариетта отвернулась.

– Я вам нужен, мальчики? – спросил между тем Джон Дроган. – Если да, то я с радостью поеду с вами и буду помогать чем смогу.

– Я тоже, – сказал Фридом, хотя его жена из племени чероки, которая за все это время не произнесла ни слова, яростно прошипела:

– Нет!

– Нет, па, – промолвил Джастис. – Мы с Мэтом сами справимся, а когда приедет Неторопливый Медведь, нас будет уже трое.

– Хорошо, – задумчиво произнес Джон Дроган. – Берти – хороший парень. Только не разрешай ему стрелять в кого попало, Джастис. Нам с мамой будет очень неприятно, если он убьет кого-нибудь.

Джастис фыркнул, допил свое вино и пообещал:

– Я сделаю все, что в моих силах, па.

И многозначительно посмотрел на Мэтью. А тот закашлялся, чтобы скрыть смех.

– Бедный папочка, – говорил Джастис два часа спустя, развалившись в кресле в спальне Мэтью и потягивая виски из большого бокала. – Неужели он думает, что Неторопливому Медведю можно что-нибудь запретить?

Мэтью, сидевший напротив, вытянул ноги, закрыл глаза и со вздохом ответил:

– Он хочет, чтобы все было как можно лучше, Джас. Любой отец сказал бы то же самое. Правда, Берти пока еще никого не убил. – Он сделал глоток. – Господи, как хорошо идет виски!

– Еще бы! Ведь ты, малыш, пьешь доброе ирландское виски, – сказал Джастис с подчеркнуто ирландским акцентом. – Самое лучшее в мире!

– М-м-м, – удовлетворенно протянул Мэтью. – А мой младший брат без ума от шотландского.

– Я всегда чувствовал, что с Джимом не все в порядке, – парировал Джастис, а потом внезапно перешел к теме, которая волновала их больше всего: – И что ты думаешь об этом деле?

Мэтью открыл глаза и сказал:

– По-моему, нас ждут неприятности, Джас. Этти… то есть миссис Колл уже досталось. И я не хочу, чтобы ей снова причинили боль. Хорошо бы придумать что-нибудь такое, чтобы не втягивать ее больше в это дело.

– Она очень милая женщина. Никогда не видел, чтобы мамина одежда сидела на ком-нибудь так хорошо.

– Что? – не понял Мэтью.

– Мамина одежда, – повторил Джастис. – Та, что была сегодня на миссис Колл. У нее великолепная фигура.

– У кого?

– Господи помилуй, Мэт! Ты же понимаешь, что я говорю не о своей матери!

Наконец Мэтью понял и взглянул на Джастиса с такой яростью, что у того мурашки по коже побежали. Но гнев мгновенно сменился смущением, и маршал принялся потирать грудь.

– Что с тобой, Мэт? – с тревогой в голосе спросил Джастис.

– Болит. Вот здесь. Не могу понять, что это.

– Сердце?

– Вряд ли. Пощупай-ка. – Мэтью схватил Джастиса за руку и приложил ее к своей шерстяной рубахе.

– Черт подери, Мэтью, не хочу я щупать твою грудь! – крикнул тот, пытаясь выдернуть руку.

– Нет, подожди минутку, – настаивал маршал. – Неужели ты не чувствуешь?

– Ничего я не чувствую! – протестующе воскликнул Джастис и вскочил на ноги, освободившись наконец от железной хватки Мэтью. – Хочешь, я позову Фридома, пока он не уехал?

Мэтью сердито поскреб грудь: он никогда еще не нуждался в помощи врача.

– Ну… – неопределенно протянул он.

Не успел он сказать и слова, как Джастис исчез за дверью, а через две минуты вернулся вместе с Фридомом.

– У тебя боли в груди, Мэтью? – спросил тот с участием, опустился на колени и открыл маленький черный чемоданчик. – Почему ты не сказал мне об этом раньше?

– Ну, э-э… – Мэтью совсем растерялся. – Все у меня в порядке. Просто у Джаса истерика.

– У Двенадцати Лун истерик не бывает, – возразил Фридом и сунул свой стетоскоп под рубашку Мэтью.

– Он потребовал, чтобы я пощупал ему грудь, – заявил Джастис таким тоном, будто этот факт сам по себе доказывал, что Мэтью тяжело болен.

– И когда же появились эти боли? – спросил Фридом, тщательно слушая, как бьется сердце Мэтью.

– Дня два-три назад, наверное.

– Когда ты познакомился с миссис Колл, – заметил Джастис. – Я думаю, что это она во всем виновата.

– Что ты болтаешь? Ты спятил, Джас! – возмутился Мэтью.

– Я видел, как ты смотрел на нее за ужином. И до ужина тоже, – съязвил Джастис.

– Тебе нужны очки. Ничего ты не мог видеть.

– Тише, пожалуйста, – попросил Фридом, передвигая стетоскоп.

Обследование продолжалось еще несколько минут. Все молчали, только Фридом велел своему другу снять рубашку. Мэтью и Джастис сердито поглядывали друг на друга.

– Боль острая? – спросил наконец Фридом. – Она отдается в другие части тела: в плечи, руки или пальцы?

– Нет! – раздраженно ответил Мэтью. – Никакой острой боли. Просто здесь что-то ноет. Наверное, я старею.

– А какие-нибудь другие неприятные ощущения есть? Головокружение? Черные точки, плывущие перед глазами?

– Черные точки?! – Мэтью разразился презрительным смехом. – Господи помилуй, Дом. У меня просто ноет грудь, я не курильщик опиума.

Фридом терпеливо ждал, когда Мэтью объяснит характер своей боли.

– Черт! Ну, сначала мне кажется, что я задыхаюсь, а потом… потом голова становится какой-то легкой.

– М-м. Это происходит в какое-то определенное время? Когда ты резко встаешь? Или поднимаешь что-то тяжелое?

– Нет. Это похоже на удар. Первый раз такое случилось, когда мы с Этти… с миссис Колл разговаривали. Ничего тяжелого я не поднимал.

– Он влюблен, – покачал головой Джастис. – Вот в чем дело.

– Я вовсе не влюблен! – резко сказал Мэтью.

– Откуда ты знаешь?

– А откуда ты знаешь? Я только что познакомился с этой женщиной, это не может произойти так скоро.

– Иногда именно так все и происходит, – возразил Джастис. – Неужели ты не слыхал о любви с первого взгляда?

Мэтью презрительно хмыкнул:

– Любовь с первого взгляда – глупости! Вероятно, Джас, ты накурился опиума. У тебя, случайно, перед глазами не мелькают черные точки?

– Джентльмены, прошу вас, – сказал Фридом и махнул рукой, чтобы заставить их замолчать. – Двенадцать Лун, тебе лучше подождать за дверью.

– Именно. И поищи себе очки! – язвительно предложил Мэтью.

– Нет, пожалуй, я поищу миссис Колл и предложу ей прогуляться по саду. Уверен, что ей понравятся наши оранжереи при лунном свете, а я с превеликим удовольствием сыграю роль гида.

Мэтью так и подскочил, вспомнив, для чего братья ходят в оранжереи лунными ночами.

– Ты не сделаешь этого, Джас. А если попробуешь, я переломаю тебе ноги для начала.

– Вот видишь? – Джастис посмотрел на брата. – Любовь – вот в чем корень его проблем.

– Думаю, ты прав, – согласился Фридом. – Мэтью определенно влюблен.

– Что?! – заорал Мэтью.

– Прости, Мэт, – с искренним сочувствием сказал Фридом, – но другого объяснения нет. Ты совершенно здоров, здоровее некуда. Прости, – повторил он.

– Проклятие! – Мэтью принялся натягивать на себя рубаху. – Я просто ушам своим не верю! Какой ты врач? Может, ты получил свою степень в колледже, где преподавали зулусы?

– Мэтью…

– Ничего не говори! Не желаю тебя слушать. Ты… ты просто знахарь!

– Мэтью, пожалуйста, не расстраивайся так, – засмеялся Фридом. – Что в этом страшного?

– Что страшного? – изумился Мэтью. – Как что страшного? Да разве ты сам не знаешь?

– Я знаю, что такое любовь, – возразил Фридом, засовывая стетоскоп в чемоданчик. – Когда я встретил Поющую Птицу, со мной происходило то же самое. И влюбился я так же быстро. Прошло секунд десять с того момента, как я увидел ее, и я уже был готов пасть к ее ногам и отдать себя в пожизненное рабство! – Мэтью застонал, а Фридом, усмехнувшись, продолжал: – Скверное состояние, согласен, но только вначале. Когда ты примиришься, все изменится. Тебе будет даже приятно. Я лично потом наслаждался вовсю.

– Да ну? Впрочем, ты пока еще молодожен и мало что знаешь. Посмотрим, что ты запоешь через несколько лет.

– Возможно, мы сравним тогда наши точки зрения, – сказал Фридом, закрывая чемоданчик. – Скорее всего к тому времени ты уже будешь женат на миссис Колл.

Мэтью с ужасом посмотрел на него.

– Жениться на Этти… Ты с ума сошел? Я только что с ней познакомился! Я ничего о ней не знаю – кроме того, что она меня ненавидит. И обращается со мной так, словно у меня мозги величиной с горошину.

Братья обменялись удивленными взглядами.

– А что еще хуже, – продолжал жаловаться Мэтью, – она до сих пор любит своего покойного мужа. Этого профессора Дэвида Колла. Ни один человек, живущий на земле, не может сравниться для нее с воспоминаниями об умершем.

– Профессор Колл, конечно, был отличным парнем, – согласился Фридом, – но, я думаю, что ты ничем не хуже, Мэт. А миссис Колл совсем не похожа на женщину, которая будет скорбеть вечно. – Он положил руку на плечо Джастиса. – Мне надо идти. Поющая Птица ждет меня. – Индеец пожал руку ошеломленному Мэтью. – Удачи тебе с мистером Куинном и его дружками. И, пожалуйста, будь осторожен. Фридом направился к двери, но Мэтью загородил ему путь:

– Подожди, Дом. – Он прислонился к деревянной двери. – Никуда ты не пойдешь, пока не дашь мне лекарство.

На лице индейца появилось глубочайшее изумление.

– Какое лекарство?

– То самое. Ты знаешь, – Мэтью понизил голос и метнул свирепый взгляд на Джастиса, который хохотал во все горло, – от любви. Я хочу избавиться от нее.

– Прости, Мэтью. – Фридом улыбнулся. – К сожалению, такого лекарства нет. Любовь – это счастье.

– Черт возьми! И как меня угораздило? Лучше бы я умер! – воскликнул в отчаянии Мэтью.

– Все будет хорошо, Мэтью, – заверил его Фридом, открывая дверь. – Не сопротивляйся своему чувству, прими его. И обещаю, что тебе сразу станет легче.

Тихонько пробираясь по залитому лунным светом коридору, Мариетта чувствовала себя настоящей преступницей. Было уже за полночь, и в доме Дроганов все спали. Во всяком случае, она на это надеялась. Ей тоже очень хотелось спать, но открытие, которое она сделала, изучая несколько часов подряд дневник Дэвида, прогнало сон. Мариетту переполняло чувство гордости, и она спешила поделиться новостью с Мэтью.

Крепко зажав книги в руках, она считала массивные деревянные двери. Только бы не ошибиться! Как будто вот эта ведет в спальню Мэтью? Мариетта нервно посмотрела по сторонам и тихонько постучала.

Одна томительная секунда тянулась за другой. Никакого ответа. Она постучала еще раз – погромче и прошептала:

– Маршал! Тишина.

Затаив дыхание, она потянула за дверную ручку. В то же мгновение ручка повернулась, дверь резко распахнулась, и Мариетта влетела в комнату, уткнувшись лицом в голую грудь Мэтью Кейгана.

– Что за?.. – Его сильные руки не дали ей упасть.

– Простите! – испуганно пролепетала она, пытаясь вырваться из объятий Мэтью.

Он облегчил эту задачу, взяв ее за плечи и слегка отодвинув от себя.

– Во имя всего святого, Этти! Что ты здесь делаешь? – удивленно спросил Мэтью.

Хотя комнату освещал только лунный свет, Мариетта видела, что на нем нет ничего, кроме простыни, обернутой вокруг бедер.

– О Господи! – пробормотала она в ужасе и отвернулась. – Да вы же го-голый!

– Тише! – резко скомандовал Мэтью, закрывая дверь. – А ты думала, что я сплю одетый в кровати? В ботинках?

Мариетта ахнула и снова отвернулась. Ее лицо горело, а сама она дрожала так, что колени стучали друг о друга.

– Ну, насколько я понимаю, ты пришла не на свидание, – сухо заметил он, поплотнее заворачиваясь в простыню.

– Я… я…

– А ты знаешь, что сделает Джон Дроган, если обнаружит нас здесь? – спросил Мэтью и шагнул вперед, но Мариетга отскочила в сторону. – Черт возьми, Этти, только не говори, что никогда прежде не видела голого мужчины.

Она покачала головой.

– Проклятие! Конечно, нет! Мистер Идеальный Профессор наверняка ложился в постель в ночной рубашке. Уверен, что за все годы замужества ты, кроме его коленок, ничего более впечатляющего не видела. – Мэтью прошел в другой конец комнаты и взял свои брюки. – Лучше отвернись, тут есть на что посмотреть.

Раздался шорох надеваемой одежды.

– А что сделает мистер Дроган, если узнает, что я приходила к вам?

Мэтью издал короткий сухой смешок.

– Еще до восхода солнца он заставит тебя взять фамилию Кейган. Джон – правоверный католик. Он не любит людей, которые по ночам шляются друг к другу в комнаты, особенно в его доме. Вот почему сыновья мистера Дрогана встречаются с женщинами в оранжерее.

Сказав это, Мэтью приготовился растолковать своей гостье, что глупо красться в чужую спальню ночью, тем более к мужчине, который провел вот уже несколько бессонных часов, то проклиная любовь на все лады, то вспоминая пикантные подробности прошлой ночи, проведенной с женщиной, ставшей для него наваждением.