Текст книги "Заколдованный конь"

«А мне что делать?»

«Когда доберемся, просто стой в укрытии, пока я тебе не скажу. Мне может понадобиться, чтобы ты позвонила, если у меня руки будут заняты… Или если что-нибудь пойдет не так, ты отправишься прямо вниз с Тимом, сядешь в машину, приедешь в отель и заставишь их позвонить в полицию в Граце. Потом возьмешь местного полисмена и нескольких приличных граждан и пошлешь их сюда. Сама не возвращайся. – Он улыбнулся мне. – Не смотри так, это только на крайний случай, но его не будет… Я только предусматриваю все, как говорится, альтернативы. Поняла? Теперь замолкаем. Звук в тумане разносится, как в воде, а я думаю, уже недалеко».

«Смотри», – сказала я.

Над нами и немного слева туманно и слабо через туман придушенной звездой вдруг пробился свет и повис в воздухе.

«Конец путешествия», – сказал Льюис.

«И начало развлечений?»

«Ага», – легко согласился он.

19

Гостиница была небольшой. Насколько можно увидеть в туманном полусвете, это было солидное длинное чисто-белое здание с обычной деревянной крышей и крытой верандой сбоку, где летом ставились столики. В двадцати ярдах – конец железной дороги, с другой стороны – терраса, ограниченная невысокой стенкой, а дальше – обрыв на две или три сотни футов, но со стороны дороги, откуда мы подошли, казалось, что это обычное длинное низкое здание с закрытыми окнами, тяжелой дверью и свалкой использованных банок и пустых бутылок сбоку.

Одно из окон, единственное закрытое ставнями только наполовину, светилось, на его свет мы и выбрались. Наверное, это сделали нарочно после звонка Шандора, чтобы указывать путь в тумане. Другого света не было. Навес у конца железной дороги служил станцией. Под его прикрытием мы пробежали вперед и пробрались через мусор к туманному окну сзади. Между окном и гостиницей ничего не было, кроме ящиков и мешков у стены. Мы хорошо все видели, происходящее в комнате было очевидно и хорошо освещено, как на игрушечной сцене.

Кухня. Слева светилась огромная плита, а над ней – ряд медных сковородок и голубое блюдо. У стены напротив окна стояли какие-то полки с голубыми тарелками и картонными коробками. Стены справа, где, наверное, располагалась дверь, не было видно. Конец большого стола у окна.

Что важнее всего, на стене рядом с полками на уровне плеч висел старомодный телефон, а рядом находился Шандор Балог. Он разговаривал с другим мужчиной, очевидно, хозяином, который стоял у плиты спиной к окну. Это был плотный тяжелый человек с жидкими седеющими волосами, в старом пальто поверх пижамы или чего он там носил ночью. Он поднимал с плиты что-то вроде джезвы и остановился, чтобы сказать что-то Шандору через плечо.

Все это – первое впечатление. Льюис немедленно выдохнул: «Стой здесь», и легко пробежал открытое пространство между нашим укрытием и стеной кухни. Он бежал не прямо, видеть они его не могли, и через несколько секунд он прижался к стене рядом с открытым окном, откуда, наверное, слышал весь разговор. До сих пор не знаю электрическая там лампа или какая-нибудь другая, но на фоне утреннего тумана свет казался очень ярким и делал сцену в кухне необыкновенно яркой, а Льюис, казалось, почти растворился в воздухе. Все равно я видела пистолет в его руке… Второй мужчина понес кофе на стол, продолжая говорить, и стал разливать его по кружкам. Из них поднимался пар, а я вдруг, несмотря на опасность происходящего, почувствовала, что очень есть хочу. Мне показалось даже, что я чувствую запах кофе, хотя это и невозможно через двадцать ярдов тумана.

В следующую секунду я забыла о пище – Льюис пошел от окна вдоль стены пробовать дверь. Она оказалась запертой, закрыли, значит, после прихода Шандора. Мой муж привидением вернулся к окну. Странно, что они оставили его открытым, но, может, забыли, и венгр ведь не знал, что его преследуют. Только я об этом подумала, как он сказал что-то, указывая прямо в мою сторону, и направился к телефону. Хозяин пожал плечами и шагнул к окну – закрывать. Балог поднял трубку и ждал. А Льюис, я ясно видела, совершил невероятный поступок – выставил руку и прижал раму и ставню к стене.

Мужчина высунул конечность и потянул раму, она не поддавалась. Он опять потянул – даже я услышала раздраженное восклицание, но опять ничего не получилось. Шандор бросил полувзгляд через плечо и сказал что-то в телефонную трубку, номер, наверное. Мужчина улегся на подоконник и высунулся наружу. Льюис сильно ударил его по голове. Тяжелое тело дернулось и сползло в освещенную комнату, оно только еще начало заваливаться набок, как Льюис вскочил следом за ним, и его силуэт четко высветился на окне, пистолет в руке. В этот момент зажегся свет наверху. Я выскочила и зайцем побежала к окну.

На кухне, будто черт выбрался на волю. Мой муж, конечно, прыгал вслепую, хотя он и знал, что венгр у телефона, но нечетко представлял обстановку. Хотя он все проделал и быстро, у венгра была секунда запаса – когда мой муж был еще в полете, Шандор положил трубку, повернулся и потянулся рукой к карману. Но он не успел вытащить пистолет. Льюис выстрелил. Он не собирался убивать, явно целился в голубое блюдо, но выстрел подействовал – венгр замер, где стоял, потом по команде бросил пистолет на пол к ногам Льюиса и сказал:

«Ли Элиот! Какого черта?..»

«Кто этот человек?»

«Ну, Иохан Бекер, но какого черта…»

Я сказала, запыхавшись, прямо в окно: «Наверху зажегся свет, кто-то проснулся».

Выражение лица Балога при виде меня нелепо изменилось – он развеселился, потом задумался и вдруг пришел в ярость.

«Ты? Это, значит, ты виновата в этом идиотизме? Что ты там наплела?»

Льюис не шевельнулся, сказал:

«Входи, подними пистолет, не вставай между мной и Балогом. – Потом Шандору. – Кто еще есть в доме?»

«Фрау Бекер, естественно. Слушай, Элиот, ты чокнутый или что? Послушай…»

«Стоять! Следующий выстрел – не в тарелку».

Когда венгр утих, я влезла в окно и наклонилась за пистолетом.

«Моя хорошая, – сказал Льюис, не отводя глаз от Шандора, – ты когда-нибудь держала такие штуки в руках?»

«Нет».

«Тогда просто не направляй его в мою сторону, ладно? Мне наплевать, что случится с Балогом, но я хочу, чтобы ты успокоила фрау Бекер…»

Шандор сказал разъяренно:

«Может, мне объяснят, что здесь происходит? Девушка, пистолет, какой бредятины она тебе налепила? Ты сумасшедший! Она думает…»

«Заткнись. Ты прекрасно знаешь, почему я здесь. Я уже слышал все, что хотел узнать, но ты сэкономишь массу неприятностей, если скажешь, какую роль играют Бекер и его жена…»

Он не договорил.

Дверь распахнулась, и появилась самая огромная из всех виденных мною женщин. На ней была безбрежная розовая ночная рубашка и голубой шерстяной халат, а волосы были заплетены в тугие косички. Может, ее и разбудил приезд Шандора, но зажечь свет ее заставили первые звуки потасовки, а спуститься вниз – выстрел. Ей явно не пришло в голову, что пистолетных выстрелов в ночи можно испугаться, она явно пришла разобраться со звуками бьющейся посуды. Очевидно, она думала, что ее муж и его посетитель занялись чем-то вроде пьяной оргии, потому что она появилась без колебаний и трепета с кочергой в руке.

Я прыгнула на перехват, направляя на нее пистолет, наверное, так же, как Давид махал своей маленькой пращой на Голиафа. Она не обратила на это внимания. Она подняла руку, величиной с Йоркширский окорок, смела меня с пути и приступила к действиям. Ее не поразил вид ни одного мужчины – ни бесчувственного, ни яростного, ни вооруженного, она бросилась к стене и запричитала:

«Мое блюдо! Мое красивое блюдо! – Это потом мне Льюис перевел, но все было и так понятно. – Вы разрушили мой дом! Грабитель! Преступник!»

И, подняв кочергу, она бросилась на Льюиса.

Не могу точно сказать, что случилось потом. Я прыгнула на поднятую руку женщины и ухватилась за нее. Пытаясь от меня освободиться, она как-то сделала, что мы полетели поперек комнаты и оказались между Льюисом и венгром. Мой муж бросился в сторону, но было слишком поздно. Шандор бросился на его пистолет, как тигр-убийца, и драка началась.

Первых стадий драки я не видела – была занята с фрау Бекер. Я должна была не дать ей вмешаться, даже Льюис, я думаю, не стал бы стрелять в женщину. Главное было не застрелить ее самой. Минуты две-три я висела на руке с кочергой, мечтала, чтобы пистолет не выстрелил, и болталась в воздухе, как терьер, напавший на сумасшедшую корову. И тут она сломалась. Опала, как дырявый мешок с зерном, будто я и правда ее пристрелила. К счастью, по пути попался стул, на него мы вдвоем и грохнулись. Я оказалась на ее просторной коленке, продолжая цепляться за нее, как голодный младенец за кормилицу. Я подумала было, что стул сломался, но это было кресло-качалка, и, как корабль в бурном море, оно поехало к двери, и прижалось к ней, как раз, когда бледный яркоглазый Тимоти вскочил в окно, наступил на распростертого Бекера, падая, сбил со стола кружку и приземлился на полу в озере кофе.

Или три преступника сразу слишком много даже для фрау Бекер, или, что скорее всего, судьба кружки доломала ее волю, но с ней было покончено. Она отказалась от дальнейшей борьбы, сидела в кресле-качалке огромная, неподвижная и бормотала по-немецки. Я встала, взяла кочергу, Тим перелез через ее мужа и взял у меня это орудие, а потом вместе мы стали смотреть на ураган, проникший в злополучную кухню.

Мужчины очень подходили друг к другу по силе, ловкости и тренированности. Когда мы к ним повернулись, они пытались отнять друг у друга пистолет, по очереди прижимаясь к горячей плите. Не расслышала, что говорил Льюис, но Тим потом мне сказал с нескрываемым восторгом, что за две секунды он узнал больше, чем за шесть лет в школе, что, я думаю, совсем немало. Я завизжала, Тим прыгнул, пистолет полетел под стол, мужчины, сцепившись покатились за ним, а мальчик чуть-чуть промазал и со всей силы ударил кочергой по чайнику и запустил его в полет.

«Мой чайник!» – простонала оживающая фрау Бекер.

«Тим! Другой мужчина!» – заорала я, бросаясь на нее.

Бекер шевелился, уже встал на ноги. Шандор что-то сказал, и он двинулся, но не на помощь, а к телефону. Льюис сказал совершенно ясно:

«Останови его!» и покатился с Шандором от стола.

Они потели, тяжело дышали, извивались… Бекер не поднимал трубку. Он повис на проводах. Я опять заорала, направила на Бекера бесполезный пистолет, но поняла, что не знаю, можно ли в него стрелять, а к тому же и не попаду, поэтому я его перевернула и прыгнула. Немножко опоздала. Тим вихревым движением налетел на него и ударил, и на пол упали телефонные провода, штукатурка, куски дерева и бедный Бекер и стали тихо лежать.

«Мое блюдо, – провыла фрау Бекер. Мои красивые чашки! Иохан!»

«Все в порядке, – сказала я слабо. – Мы не причиним Вам вреда, мы из полиции. Ой, Тим!»

Больше не было дел для Тима и кочерги. Драка закончилась. Льюис вставал на ноги и поднимал Шандора. Тот ужасно дышал и слабо сопротивлялся, но захват был смертелен. Я сделала шаг вперед, но Тим остановил меня. Он первым понял, что происходит. Потея, Шандор шаг за шагом приближался к плите. Это заняло секунды. Я и не поняла, что сделал Льюис. Я услышала, как Шандор произнес странным голосом:

«Что ты хочешь знать? – И дальше с усиливающейся паникой: Я все скажу! Что ты хочешь?»

«А я подожду», – сказал Льюис и потащил его руку все ближе и ближе к месту, где стоял чайник. Шандор молчал, Тимоти охнул, я, кажется, сказала:

«Нет!» – но мы с таким же успехом могли и отсутствовать. Все происходило очень медленно. Рука опускалась. «Это была эта рука, надо полагать?» – сказал он и прижал ее на долю секунды к раскаленному металлу.

Шандор закричал. Льюис бросил его на ближайший стул и взял у меня пистолет. Но он был уже не нужен. Мужчина валялся на стуле и ласкал обожженную руку.

«В следующий раз лапы распускать не будешь», – сказал мой муж тонким голосом.

Он стоял, дышал и рассматривал итоги наших приключений – Бекер без сознания, сломанный телефон, полумертвая женщина в кресле-качалке, Тим с кочергой и я, наверное, очень бледная и трясущаяся. Тимоти пришел в себя первым. Он залез под стол и достал драгоценную Беретту.

«Хороший мальчик», – сказал Льюис, улыбнулся нам обоим, отбросил волосы со лба и вдруг снова превратился в человека.

«Ван, дорогая, как ты думаешь, осталось хоть немного кофе? Налей, пожалуйста, пока мы с Тимом свяжем этих головорезов. Они могут нам рассказать кое-что интересное».

20

Мы с Тимоти вышли из гостиницы и необыкновенно удивились, что уже совершенно светло. Облака или туман все еще облепляли горы, так что глядеть вдаль невозможно, но уже можно было осмотреться на две три сотни ярдов вокруг, и с каждой минутой все больше и больше прояснялось. Свежо и сыро, но горячий кофе сотворил чудеса.

Я спросила: «Имеешь хоть слабейшее представление, сколько сейчас времени? Я часы забыла надеть».

«Я тоже. Но в кухне были часы, примерно полпятого». «Хорошо, что они не разбились. Бедная фрау Бекер. Льюис уверен, что она ничего про это не знает, тем более она будет страдать, лишившись мужа на время».

«А блюда – навсегда».

«Что-то в этом есть. Ой, трава мокрая. Ужасно холодно, да?»

«Ну и что? Арчи Гудвину все нипочем».

«Ты-то спал хоть немножко!»

«Это точно. Тяжело тебе пришлось на крыше».

«Значит, не признаешь, что тебе пришлось тяжело, когда Шандор дал тебе в конюшне по башке? Слушай, пожалуйста, не иди так быстро! Трава скользкая, камни торчат, а ты несешь эту штуку! – Эта штука – пистолет венгра, с которым ребенок обращался с жуткой и восхитительной небрежностью. – Надеюсь, ты в них разбираешься?»

Он хмыкнул:

«Да это все очень просто. Это, между прочим, очень даже маленькая штучка. У моего деда был старый люгер, остался с первой войны. Я с ним охотился на кроликов. Ни разу не попал. Не представляешь, как трудно стрелять кроликов из люгера. Практически невозможно. Мои руки не запятнаны кровью, но если дело так пойдет, я ни за что не отвечаю. Скажи, что за скандал? Зачем он жег его руку? Хотел напугать и заставить говорить?»

«Нет. Это было личное дело».

«Да, помню, он говорил. Ты имеешь в виду, что они поругались в цирке или где-то еще?»

Я мотнула головой: «Шандор ударил меня». «Понял».

Я увидела, что его восхищение Льюисом переросло в идолопоклонство. Я смиренно подумала, что мужчины влачат существование на необыкновенно примитивном уровне. А я не придираюсь. В тот момент я на это тоже реагировала достаточно примитивно, это мне только теперь стыдно.

«В любом случае, делу это помогло. Информация сыпалась из него горохом. Ты чего-нибудь поняла?»

«Нет, – сказала я. Поскольку разговор включал Бекеров, Льюис говорил по-немецки. – Расскажешь?»

И вот мы шли через сырую серость, и он мне все пересказывал. Самое важное я уже знала – что Шандор спрятал наркотики по дороге на горе, в том месте, где мы с Льюисом срезали путь. Он пришел в гостиницу за несколько минут до нас и еще только рассказывал Бекеру про свои приключения, когда мы появились под окном. И Льюис успел услышать телефонный номер в Вене. Никаких трудностей с Балогом действительно не было. Он не только боялся Льюиса, но и надеялся на смягчение приговора, а Бекер брал с него пример. Сначала он пытался заставить Шандора замолчать, но когда понял, что все и так ясно, передумал. И из него полезли факты и имена. Они, конечно, знали не все, но полиция наверняка что-нибудь найдет, когда перевернет гостиницу вверх дном, и номер в Вене что-нибудь даст. Они, конечно, там могли забеспокоиться, когда заказанный разговор не состоялся, но вряд ли они готовы сняться с места со скоростью кочевых арабов, а Интерпол на руку скор. В любом случае, Интерполу уже хватит данных, чтобы нарушить эту сеть. Бели Шандор передавал товар через Югославию в Венгрию, уже можно нащупать и другой конец. Во всяком случае, так думает Льюис.

А чудно Тим со мной разговаривал. Не то чтобы свысока или по-опекунски, и не слишком он важничал, но я безошибочно узнаю интонацию, присущую даже наилучшим мужчинам, когда они позволяют женщинам лицезреть отблеск прекрасного Мужского Мира. Тимоти вступил в их клуб.

Я сказала крайне неуместно: «А теперь, ради бога, давай искать это дерево».

«Одинокая сосна в промежутке между тоннелями. Это так же здорово, как одноногий хромой китаец. Да найдем наверняка. Вот и опять железная дорога».

Мы на огромной скорости пересекли скалу, поросшую травой, до первого завитка дороги. Теперь она шла на четверть мили направо, а потом опять поворачивала в бледных скалах где-то на полторы сотни ярдов внизу. Кусты стояли, как привидения, мы промокли до колен, на камнях росли фиолетовые цветы, в любом другом случае я бы ради них свернула с пути, но сейчас я на них даже иногда наступала. Я неслась по горе, озабоченная только скоростью.

Мы добрались до следующего витка и понеслись дальше по альпийскому лугу. Солнце поднималось, все краски делались ярче, появились можжевельник и рододендроны, а иногда в ложбинах показывалась высокая трава с чертополохом. Впереди Тимоти споткнулся, завертелся, как гончая, потерявшая след, и остановился. Я приблизилась.

«Что случилось?»

«Никаких признаков железной дороги. Она же должна здесь быть? Вдруг мы заблудились? Когда она повернула налево, она, наверное, пошла на другую сторону горы, а здесь все так похоже… И не видно далеко… Если бы увидеть внизу деревню и озеро, было бы намного лучше. Поищем рельсы?»

«Конечно, нет. Мы не могли заблудиться. Смотри вниз. Видишь дерево? Сухое и с раздвоенной верхушкой. Как раз такое он и описывал. Может, это то самое? Лети!»

Он схватил меня за руку на бегу:

«А железная дорога?»

«Ты что не понял? Между двумя тоннелями! Давай, давай!»

Так все и было. Сосна стояла у невысокой скалы, а в пятнадцати футах от ее корней бежали рельсы, примерно в семидесяти футах виднелась пещера тоннеля. Скоро мы поняли, что до сосны не так уж и легко добраться, даже со скалы. Шестидюймовой ширины тропинка, проложенная очень атлетическими козами, вилась себе вниз. С нее нужно было слезть, ухватиться за ветку и на весу дотянуться до очевидного тайника – дыркз в основном стволе высоко над землей.

«Для Шандора это, наверное, плевое дело, – сказал Тимоти. – Давай попробую я, а ты иди к подножию, и я буду кидать в тебя пакеты».

«Если они там».

«Если они там», – согласился он и встал ногой на один из корней, а я спустилась по козьей тропе на тропинку.

Они там были. Тим раскачиваясь, как обезьяна, издал неприглушенный триумфальный вопль.

«Чувствую! Вижу! Один, два… Все семь! Вот чего не люблю, так это совать руку в дупло. Меня укусит белка».

«Если Льюис прав, странно, что сами пакеты не кусаются. Можешь кидать их мне по одному?»

«Запросто!»

И первый полетел. Хорошо так все упаковано и запечатано, на несколько сотен фунтов мечтаний и смерти. Я сунула его в карман.

«Следующий, пожалуйста».

Половину пакетов я рассовала по карманам, половину оставила Тиму.

«Все, – сказал Тим, – слезаю».

Это случилось, когда он перелезал с корней дерева на козью тропу. Или что-то отломалось, или подметка соскользнула с камня, но он полетел вниз ногами вперед. Он упал бы на острые камни, но как-то извернулся в воздухе и свалился прямо на рельс. Приземлился он уже не контролируя себя, ноги скользили в разные стороны, левой он сильно ударился об гладкую рельсу, а правая пролетела мимо прямо на центральную, с зубьями, и с резким криком боли он распростерся передо мной на пакетах, которые я для него отложила. Я опустилась на колени.

Он не пытался подняться, а казался пришпиленным к рельсам лицом вниз. Он тяжело со всхлипами дышал.

«Я сломал ногу».

«Сейчас посмотрим. Ой, Тим!..»

Правая нога. От сильного удара она плотно подлезла под центральную рельсу, ботинок там застрял, а нога извернулась под ужасным углом.

«Терпи, я попробую ее вытащить».

Но ботинок застрял напрочь, и, хотя Тим не издавал ни звука, я боялась, что сделаю ему еще хуже.

«Попробуем снять ботинок. – Шнурки, конечно, перепутались и слиплись. – Надо перерезать, у тебя есть нож?»

«Что?»

Он был очень бледный, с каплями пота на лице. Казалось, он вот-вот потеряет сознание.

«Нож. Перочинный нож».

Он покачал головой: «Извини».

Я закусила губу и принялась за шнурки. Нога быстро отекала. Через минуту я сдалась. Скоро будет невозможно снять ботинок, не разрезая кожи. Я нашла острый камень, но все равно ничего не вышло.

«Попробую отрыть гравий снизу, может, так получится».

Но рельса покоилась на твердой скале. Ничего сделать нельзя. Нога сломана и боль его ужасна.

Единственный выход подсказал Тимоти.

«Оставь ее в покое. Ты не можешь сама. Иди за помощью. Я буду в порядке. Честно. И Льюис сейчас важнее. Иди. Даже если ты меня вытащишь, ты не спустишь меня с горы. Пошла. Больше делать нечего. Иди звонить. Возьми пистолет».

Я пихнула пистолет в его руку.

«Мне не нужен, я лучше тебе оставлю. Я пошла, я быстро».

«Наркотики лучше возьми. Не очень-то мне нравится лежать на них, даже с пистолетом. Удачи!»

Он сумел улыбнуться. И я помчалась.

Когда я добежала до первых деревьев, взошло солнце. Я пронеслась мимо джипа по дороге в лес. «Мерседес» на месте. Под маленьким камнем ключ. Влезла в машину, бросила куртку с набитыми карманами на заднее сиденье, завела мотор и покатилась вниз. Тяжелая машина, я такой никогда не водила, крутые повороты. Я очень старалась не спешить, а сконцентрироваться на этой жуткой дороге. Что случится, если кто-нибудь едет навстречу, даже не представляю… Но по крайней мере день. Яркое солнце. Я опустила окно и впустила сладкий воздух. Птицы поют как сумасшедшие, будто весна. Мое настроение постепенно улучшалось, скоро все закончится. Дорога повернула, и я увидела внизу зеленое подножие горы и озеро. Из трубы дома поднимался дым, а еще ниже еще один столб дыма, на этот раз черный, валил из какой-нибудь фабрики. Такое ясное пасторальное утро, никаких ужасов не бывает. Мне только и надо добраться до отеля. Они уже проснулись, встали, говорят по-английски, там есть телефон…

Я осторожно повернула последний раз и выехала на последний прямой отрезок дороги, подкатила к станции железной дороги. Ворота станции были открыты и мужчина в голубом подметал платформу между миниатюрной кассой и поездом-игрушечкой с тремя вагонами. Там, наверное, есть телефон. Он меня увидел, остановился и поднял голову.

«Извините, вы говорите по-английски?» Он приложил руку к уху, наклонился, положил метлу и пошел к машине. Разрываясь между желанием немедленно ехать дальше, не теряя времени, и использовать первый доступный телефон, я открыла дверь, и выскочила ему навстречу.

«Извините, вы говорите по-английски?» Кажется, он сказал нет, во всяком случае, быстро забормотал что-то по-немецки, но я уже не слушала.

На маленькой станции было две платформы. У одной стоял поезд, другая была пуста. От нее отходили в лес рельсы, а по ним к деревьям двигалась колонна густого черного дыма, и я начала понимать…

Я повернула маленького человечка и показала вверх: «Там! Это! Поезд? Поезд?»

Старичок с висячими усами и водянистыми голубыми глазами смотрел в полном изумлении и непонимании. Я показала на стоящий поезд, на дым, на рельсы в отчаянной пантомиме и показала на часы:

«Поезд… первый поезд… семь часов… sieben uhr… поезд… ушел?»

Он показал на стену позади. Станционные часы показывали половину шестого. На меня обрушился новый поток немецкого. Но я поняла. Черный дым двигался медленно но постоянно вверх между деревьями, а скоро я увидела сам поезд, такой же, как на станции, но только с одним вагоном, даже не вагоном, что-то вроде тележки. Рядом со мной старик сказал:

«Gasthaus… cafe», – и опять принялся за пантомиму, включающую поезд у платформы. На чистейшем английском он бы не объяснил лучше.

Расписание включало только поезда для туристов, и первый действительно шел в семь. С какой бы стати кому-то мне сообщать, что поезд отвозил припасы для ресторана в половину шестого. Немецкий или нет, телефон тут не поможет. Старичок продолжал говорить, добрый и очень довольный такой ранней аудиторией, но я сказала: «Спасибо», – и оставила его…

Слава богу, было, где развернуться. «Мерседес» полетел, как бумеранг, я мчалась по гнусной маленькой дороге небрежно, как по Strada del Sol.