Текст книги "Не учите меня жить!"

14

В квартире был жуткий беспорядок. В раковине громоздились сваленные грязные тарелки и кастрюли. Мусорное ведро давно пора было вынести, на всех батареях сушилось белье, посреди гостиной валялись, благоухая луком и сырокопченой колбасой, две пустые коробки из-под пиццы. Я открыла холодильник, чтобы поставить свою бутылку вина. Запах оттуда шел, мягко выражаясь, странный.

Хотя весь этот бедлам поверг меня в еще более глубокое уныние, я не нашла в себе сил прибраться и только отнесла к ведру коробки из-под пиццы.

Но зато я была уже дома.

Пока я безуспешно рыскала по кухне в поисках более или менее чистой тарелки для жареной картошки, зазвонил телефон, и, не успев осознать, что делаю, я сняла трубку.

– Люси? – мужским голосом спросила трубка.

На секунду я обрадовалась: все-таки мужчина. Потом поняла, что это всего лишь Дэниэл.

– Привет, – сказала я, стараясь быть вежливой и в душе проклиная себя, что подошла. Наверняка звонит подразнить меня этой белибердой с гаданиями и замужеством.

– Привет, Люси, – по-дружески заботливо ответил он. – Как ты там?

Я не ошиблась. Он определенно решил меня подразнить.

– Тебе чего надо? – холодно спросила я.

– Просто звоню узнать, как у тебя дела. – Негодяй, как умело изображает удивление. – И поблагодарить за теплый прием.

– Ну да, – обиделась я, – ты звонишь, чтобы посмеяться надо мной.

– Честное слово, нет! – заверила трубка.

– Дэниэл, – вздохнула я, – не надо притворяться. Когда со мной случается что-нибудь плохое, ты сразу звонишь, чтобы посыпать мои раны солью. Точно так же, как, если что-нибудь случается с тобой, я смеюсь до хрипоты. У нас с тобой правила такие.

– Не совсем, – мягко возразил он. – Не могу отрицать, что ты очень веселишься, стоит мне во что-нибудь вляпаться, но неверно было бы утверждать, что я смеюсь над всеми твоими неудачами.

Я молчала.

– Подумай сама, – продолжал он. – Если б у меня действительно было такое правило, я бы давно надорвался от смеха.

– До свидания, Дэниэл, – отчеканила я.

– Люси, погоди! – крикнул он. – Это шутка.

Я ждала, что еще он скажет.

– Боже правый, – донеслось до меня, – насколько же с тобой приятнее общаться, когда ты не забываешь включить свое чувство юмора.

Я не отвечала, потому что не знала, как быть: поверить ему, что шутил, или нет. За последнее время на мою голову свалилось столько несчастий, что нервы мои пребывали в плачевном состоянии. Я легко обижалась, страшно боялась, что надо мною будут смеяться или, того хуже, жалеть.

Молчание продолжалось.

А время идет, печально подумала я, и денежки капают. .

Затем попыталась взять себя в руки. Жизнь и без того поганая штука, так что нечего впадать в истерику и устраивать трагедию из-за не сказанных по телефону слов.

Чтобы убить время, я начала листать журнал. Нашла статью о том, как делать сифонную клизму. Фу, мерзость какая. Наверное, помогает.

Затем съела две сосиски в тесте. Одной мне не хватило.

– Я слышал, ты не выходишь замуж, – после паузы длиной в вечность прорезался наконец Дэниэл.

– Нет, Дэниэл, замуж я не выхожу, – подтвердила я. – Надеюсь, хорошие выходные я тебе обеспечила. А теперь позволь, я пойду. До свидания.

– Люси, пожалуйста, – взмолился он, – не клади трубку.

– Дэниэл, – устало перебила я, – я действительно не в настроении, извини.

Мне не хотелось ни с кем даже говорить, не то что пикироваться.

– Прости меня, – виновато протянул он.

– Ты серьезно? – подозрительно спросила я.

– Конечно, – заверил он. – Честное слово!

– Очень хорошо, – сказала я. – Но я правда хочу попрощаться и пойти.

– Все еще злишься на меня, – вздохнул он. – Я же слышу.

– Нет, Дэниэл, не злюсь, – устало возразила я. – Просто хочу, чтобы меня оставили в покое.

– Погоди, это значит, что ты собираешься до следующих выходных залечь на дно с мешком печенья?

– Может быть, – кисло усмехнулась я. – Увидимся через неделю. Возможно.

– Буду звонить каждый час и тормошить тебя, – пообещал он. – Не хочу, чтобы на тебя опять напал постельный ступор.

– Спасибо.

– Нет, Люси, ты послушай. Может, сходим куда-нибудь завтра вечером?

– Завтра вечером? – переспросила я. – То есть в субботу?

– Ну да.

– Дэниэл, даже если бы я хотела сходить куда-нибудь завтра вечером, – а я не хочу, – то уж точно пошла бы не с тобой, – отрезала я.

– Ах, вот как!

– Не обижайся, – попросила я. – Но в субботу вечером… В такое время надо ходить на вечеринки и пытаться знакомиться с мужиками, а не убивать время со старыми друзьями. Для этого бог создал вечер понедельника.

Вдруг меня посетила тревожная мысль.

– Ты сейчас где? – подозрительно спросила я.

– Д-дома, а что? – Ему явно было стыдно.

– В пятницу вечером? – изумилась я. – А вечером в субботу ты собираешься куда-то идти со мной? В чем дело?

Тут я сама все поняла, и мое настроение существенно улучшилось.

– Она тебя бросила, да? – насмешливо спросила я. – Эта дурочка Рут пришла наконец в чувство. Хотя, должна признаться, до сих пор я думала, что приходить ей некуда.

Я всегда отпускала недобрые комментарии по поводу девушек Дэниэла. Полагаю, любая женщина, у которой хватает ума крутить роман с человеком настолько ветреным и не признающим обязательств, как Дэниэл, заслуживает самых нелестных определений.

– Вот видишь, как хорошо, что я позвонил, – как ни в чем не бывало заметил он. – Разве ты не рада, что не бросила меня на произвол автоответчика?

– Спасибо, Дэниэл. – Я чувствовала себя уже немного лучше. – Ты очень внимательный и чуткий. Но разделенная печаль вдвое сильнее. Так что у тебя стряслось?

– А, – неопределенно протянул он, – ничего особенного. Расскажу подробнее завтра вечером, когда мы увидимся.

– Дэниэл, – мягко возразила я, – ты со мной завтра вечером не увидишься.

– Но, Люси, – рассудительно сказал он, – я уже заказал столик в ресторане.

– Но, Дэниэл, – так же рассудительно сказала я, – тебе не следовало этого делать, не посоветовавшись со мной. Ты же знаешь, какой у меня непредсказуемый характер. Вот сейчас, например, мне совершенно не до развлечений.

– Понимаешь, в чем дело, – начал он, – я уже очень давно его заказал и должен был пойти с Рут, но поскольку мы уже не во множественном числе…

– Понимаю, – перебила я, – дело не в том, чтобы с тобой пошла именно я. Тебе просто нужна спутница, неважно кто. Ну, так это легко устроить, принимая во внимание, сколько баб по тебе сходит с ума. Хотя, если честно, не возьму в толк, почему…

– Нет, Люси, – возразил он. – Я хочу, чтобы со мной пошла именно ты и никто другой.

– Извини, Дэниэл, – грустно сказала я, – у меня опять депрессия.

– Разве тебя не развеселила новость о том, что меня бросила девушка?

– Конечно, развеселила, – ответила я, чувствуя укол совести, – просто я не в силах никуда идти.

Тогда Дэниэл выложил козырную карту.

– А у меня день рождения, – уныло сообщил он.

– А разве не во вторник? – ловко вывернулась я.

Ну, забыла я про его день рождения, ну и что? Соображаю я в таких случаях быстрее молнии, уважительные причины находить умею. По части того, как избегать нежелательных предложений, у меня опыт большой.

– Но я действительно хочу сходить именно в этот ресторан, – не отставал он. – И столик там забронировать очень трудно.

– Ох, Дэниэл, – простонала я, чувствуя, что близка к отчаянию, – зачем ты со мной так?

– Не тебе одной паршиво, – спокойно парировал он. – Нечего объявлять монополию на плохое настроение.

– Прости меня, я гадкая. – Мне уже стало стыдно, но в глубине души я злилась на него. – Твое сердце разбито?

– Ну, ты ведь знаешь, каково это, – вздохнул он. – А я хоть раз бросил тебя одну, когда тебе было плохо?

Вот негодяй. Теперь моя судьба решена бесповоротно.

– Это шантаж, – мрачно подытожила я. – Но я с тобой, так и быть, пойду.

– Отлично, – сразу повеселел он.

– Ты очень несчастен? – полюбопытствовала я. Меня всегда интересовало, какое у других отчаяние. Я так и эдак сравнивала его с тем, что испытывала сама, – просто чтобы убедить себя, что я не такая уж белая ворона, а вполне нормальный человек.

– Да, – уныло подтвердил он. – А как бы ты чувствовала себя на моем месте? – И неожиданно хихикнул.

Я пришла в настоящее бешенство.

– Дэниэл! Ты подонок! Мне следовало сразу понять, что ты только прикидываешься огорченным.

– Шучу, Люси, шучу, – усмехнулся он. – Это мой способ борьбы с неприятностями.

– Никогда не могу понять, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно, – вздохнула я.

– Я и сам не понимаю, – согласился он. – Теперь давай я расскажу тебе о том ресторанчике, куда поведу тебя завтра.

– Ты меня не поведешь. Когда ты так говоришь, получается, что у нас свидание, а это неверно. Так ты о том ресторане, куда вынудил меня пойти шантажом и обманом?

– Извини, – поправился он. – Да, именно о том ресторане, куда вынудил тебя пойти шантажом и обманом.

– Вот так-то лучше, – назидательно произнесла я.

– Он называется «Кремль».

– «Кремль»? – всполошилась я. – То есть это русский ресторан?

– Да, очевидно, – насторожился Дэниэл. – А в чем проблема?

– А ты сам не понимаешь? Вдруг нам придется выстаивать многочасовую очередь, чтобы попасть внутрь? Да еще при температуре ниже нуля? И потом, несмотря на обилие всяких деликатесов в меню, единственное, чем нас будут потчевать, – сырая репа?

– Нет, нет, успокойся, – запротестовал он. – Ничего подобного. Ресторан в русских традициях, а значит, все должно быть просто великолепно. Икра, водка, красный бархат. Тебе понравится.

– Да уж, конечно, – мрачно заметила я. – Все равно не понимаю, зачем ты так уговариваешь меня пойти с тобой. Почему не Карен, не Шарлотту? Они обе по тебе с ума сходят. И тебе было бы куда веселее с любой из них. Или с обеими сразу, если уж на то пошло. Пофлиртуете за тарелкой борща. Блинов поедите.

– Нет, благодарю, – твердо сказал он. – Я изранен в боях. Хочу немного отдохнуть от женщин.

– Ты? – хохотнула я. – Ушам своим не верю! Охмурять девочек для тебя так же естественно, как дышать!

– Какого ты обо мне низкого мнения, – сказал он, и я догадалась, что он улыбается. – Честно говоря, я предпочел бы побыть с тем, кто не имеет на меня видов.

– Я, конечно, мало что умею, но уж в этом могу тебе угодить, – почти весело ответила я.

И мне действительно полегчало немного.

– Отлично! – обрадовался он и почему-то замолчал.

Потом заговорил снова.

– Люси, – робко сказал он, – можно спросить тебя кое о чем?

– Разумеется.

– Это совершенно неважно, не подумай, пожалуйста, просто немного любопытно… Почему ты не имеешь на меня видов?

– Дэниэл! – возмутилась я. – Ты просто смешон.

– Я только хотел понять, что я делаю неправильно… – возразил он.

Я повесила трубку.

Не успела я выложить уже остывшую картошку на тарелку, как телефон зазвонил снова. На сей раз я оказалась умнее и включила автоответчик.

Все равно, кто бы там ни был, сейчас я ни с кем говорить не хотела.

– Э-э-э, гм, алло. Говорит миссис Конни Салливан. Я звоню моей дочери Люси Салливан.

Это была мама.

Интересно, сколько, по ее мнению, в нашей квартире девушек по имени Люси, раздраженно подумала я. Но в то же время все во мне пело от радости при мысли о чудесном избавлении. Какое счастье, что я не взяла трубку! Так что же моей матушке надо?

Что бы ни было, ей явно было не очень удобно делиться этим с автоответчиком.

– Люси, милая, э-э-э, гм, это, м-м-м, мамуля.

Говорила она как-то униженно. А когда называла себя «мамулей», это значило, что она пытается проявить дружелюбие. Наверно, сейчас звонит, чтобы ворчливо извиниться за то, что сегодня так меня достала. Обычная схема поведения.

– Люси, девочка моя, кажется, я, э-э-э, сегодня по телефону на тебя слишком напустилась. Это только потому, что я желаю тебе добра.

Я слушала, вздернув губу и сделав презрительное лицо.

– Но я должна была тебе позвонить. У меня душа была не на месте, – продолжала она. – Понимаешь, я просто чуть с ума не сошла, когда подумала, что ты, может быть… в положении… – Последние слова она прошептала еле слышно, очевидно, из страха, вдруг кто-нибудь еще нечаянно подслушает, что она говорит, и услышит из ее уст столь неприличное выражение. – …Но в четверг мы увидимся, и, пожалуйста, не забудь, что среда – день Святого причастия и начало поста…

Возведя глаза к небу, хотя никто моего представления видеть не мог, я пошла в кухню за солью. Разумеется, этого я не признала бы и под страхом смерти, но, знаете, теперь, когда мама позвонила, когда она хоть как-то извинилась передо мною, я почувствовала себя лучше.

Я съела картошку, потом шоколад, посмотрела фильм и рано легла спать. Вина пить не стала, хотя, наверно, следовало бы, потому что спалось мне плохо.

Всю ночь, казалось, в квартиру входили и выходили какие-то люди. Без конца звонил звонок, скрипели и хлопали двери, пахло жареными тостами, из гостиной слышались обрывки разговоров, из кухни доносилось приглушенное хихиканье, из чьей-то спальни – грохот упавшей табуретки, снова смешки, уже не приглушенные, звяканье столовых приборов в буфете – наверно, кто-то полез за штопором, – веселые мужские голоса.

Это один из недостатков проживания в квартире, где двое других жильцов в пятницу вечером подгуляли и пришли навеселе, а вы пораньше легли спать. Хотя часто и я сама принимаю участие в хихиканье и ночных разговорах, и обычно меня не раздражает, когда другие позволяют себе нечто подобное.

Намного труднее мириться с этим, когда ты сама трезва, несчастна и хочешь поскорее забыться сном. Конечно, можно вылезти из-под одеяла, прямо как есть, в пижаме, с всклокоченными волосами, без капли косметики на лице, ворваться в гостиную и воззвать к Карен, Шарлотте и их гостям, чтобы вели себя потише, но вряд ли это мне поможет. Либо начнут по пьянке издеваться над моей пижамой и прической, либо заставят влить в себя полбутылки водки по принципу «не можешь прогнать – расслабься и получай удовольствие».

Иногда я жалею, что живу не одна.

В последнее время я часто об этом думаю.

Наконец мне удалось заснуть, но не прошло, казалось, и получаса, как я проснулась снова.

Не знаю, который шел час, но темнота была кромешная. В доме было тихо, в комнате у меня – холодно: наверно, отопление еще не заработало в полную силу. Судя по шуму, за окном лил дождь и ветер хлопал разболтанными ставнями моего древнего окна. Занавески слегка колыхались от сквозняка. Шурша шинами по мокрой мостовой, проехал автомобиль.

Меня больно пронзило какое-то смутное чувство – пустота? одиночество? заброшенность? Если не одно из них, все равно из той же обширной семьи.

«Никогда больше никуда не пойду, – подумала я, – по крайней мере, пока мир таков, какой он сейчас. С плохой погодой и людьми, которые надо мной смеются. Никто мне не нужен».

Через некоторое время я не могла не заметить, что, хотя всего полшестого утра, и притом суббота, я все еще не сплю.

Вечно со мной так – с понедельника по пятницу каждое утро не могу продрать глаза, несмотря на оглушительный звон будильника и угрозу увольнения при следующем опоздании. Выбраться из постели в будни практически невозможно, простыни не пускают, тянутся, будто сделаны из эластика.

Но стоит наступить субботе, когда рано вставать не нужно, и я вопреки собственному желанию вскакиваю с первыми лучами солнца. Ни в какую не могу уговорить себя повернуться на другой бок, закрыть глаза, свернуться калачиком и поспать еще.

Единственное исключение из этого правила – те редкие субботы, когда приходится идти на работу. Тогда просыпаться так же тяжко, как и в предыдущие пять дней.

О, придумала! Надо что-нибудь съесть.

Я встала, стуча зубами от холода, и побежала по коридору в кухню. К моему огорчению, там уже кто-то маячил.

«Наплевать, – воинственно подумала я. – Я ни с кем разговаривать не собираюсь».

Оказалось, это молодой человек, совершенно мне незнакомый. На нем были только красные трусы, и он жадно пил воду из-под крана. Спина у него была вся в пятнах.

Не могу сказать, что первый раз субботним утром натыкаюсь в нашей кухне на незнакомого парня. Такое случалось и раньше, с той только разницей, что в это утро не я его притащила.

Что-то в нем – то ли жадность, с которой он пил воду, как будто умирает от жажды, то ли просто его рябая спина – пробудило во мне нежные чувства, и я решила быть с ним любезной:

– В холодильнике есть кока-кола, – великодушно сообщила я ему.

Он подскочил и обернулся ко мне. Лицо у него тоже было рябое.

– О, привет, – брякнул он, затем спохватился и автоматически бережно прикрыл обеими ладонями пах (интересно, есть ли там крапинки, вяло подумала я).

– Извините, – продолжал он, заикаясь. – Надеюсь, я вас не напугал. Я пришел с… э-э-э… вашей соседкой вчера вечером.

– С какой из них? – полюбопытствовала я.

Кто вчера вечером привлек к себе столь пристальное внимание этого пятнистого субъекта? Карен или Шарлотта?

– Гм, мне ужасно неловко, – смущенно ответил он, – но я не помню, как ее зовут. Выпил много.

– Опишите ее, – любезно предложила я.

– Блондинка.

– Этого мало, – сказала я. – Они обе блондинки.

– Большие… э-э… ну… – промямлил он, водя перед собой руками.

– А, понятно, с большой грудью, – догадалась я. – Опять-таки это может быть и одна, и другая.

– По-моему, у нее выговор забавный, – продолжал он.

– Шотландский?

– Нет.

– Йоркширский?

– Точно!

– Тогда это Шарлотта.

Я взяла пакет слоеного печенья и пошла обратно к себе.

Через несколько минут в мою спальню вошел рябой парень.

– Ой, – смущенно выдохнул он, и рука его опять инстинктивно метнулась к самому дорогому, – а где… Я думал…

– Рядом, – сонно ответила я.

15

В следующий раз я проснулась почти в полдень. В ванной кто-то плескался, из-под двери валили клубы пара, видимость в коридоре была минимальная. Я на ощупь добралась до гостиной и обнаружила там Карен, лежавшую на кушетке под покрывалом. Она надсадно кашляла, курила, стряхивая пепел в стоящую рядом на полу переполненную пепельницу, и внешне напоминала панду, потому что перед сном не смыла свой вчерашний макияж.

– Доброе утро, – натянуло улыбнулась она. Вид у нее был измученный. – Что ты поделывала вчера вечером?

– Ничего, – рассеянно ответила я. – А что у нас в квартире за парная? Кто в ванной? И что там можно делать столько времени?

– Там Шарлотта. Шпарит себя горячим душем, трет посудной мочалкой, решила, наверно, содрать кожу до крови. Все никак от греха не отмоется.

Меня захлестнула мощная волна сострадания.

– Боже мой, бедная Шарлотта. Значит, она-переспала с тем пятнистым?

– А ты его разве видела? Когда же ты успела?

Разволновавшись, Карен попыталась сесть, но потом передумала.

– Я наткнулась на него в кухне в полшестого утра.

– Правда урод? Но Шарлотта смотрела на него сквозь пивную бутылку, ну, не пивную, если совсем честно, а сквозь бутылку текилы, и потому решила, что он просто кинозвезда.

– Оптический обман?

– Похоже, что так.

Шарлотта – жизнерадостная, хорошо воспитанная девушка из приличной семьи в маленьком городке недалеко от Брэдфорда. В Лондоне она всего год и до сих пор пребывает в болезненном процессе поиска себя и своего места в жизни. То ли она все та же веселая, нахальная, но вполне благопристойная простушка из Йоркшира, которая заливается румянцем по пустякам и смешно округляет глазки при разговоре с посторонними, то ли роковая обольстительница-блондинка, каковой она становится, когда выпьет лишнего? Странное дело: когда Шарлотта начинает строить из себя соблазнительницу, волосы у нее действительно светлеют на пару тонов, а грудь как будто увеличивается минимум на один размер.

Бедняжке очень, очень трудно примирить столь противоположные стороны своей натуры. Когда она превращается в грудастую соблазнительницу, то потом несколько дней изводит себя попреками, и ее постоянными спутниками надолго становятся чувство вины, самоуничижение, презрение и ненависть к себе, страх наказания, отвращение к своему непристойному поведению.

За то время, что я с ней знакома, она слишком часто принимала горячие ванны.

Большая грудь и светлые волосы для Шарлотты просто несчастье, к тому же она несколько полновата, что тоже порождает массу предрассудков. Для людей вроде Шарлотты блондинка – бранное слово. Но я все равно очень ее люблю, она замечательный человек и полностью устраивает меня как соседка.

– Но хватит о ней. Ты о себе расскажи, – воодушевилась Карен. – Всю эту безумную историю о том, как ты собралась замуж. И поподробней, пожалуйста.

– Ни за что! Не хочу об этом говорить.

– Вот всегда ты так, Люси! Ну я прошу тебя!

– Ладно, только пообещай не смеяться надо мной и не жалеть меня.

Итак, я поведала Карен все, начиная с нашего визита к миссис Нолан с ее предсказаниями, о том, как Меридия получила семь с половиной фунтов, а Меган рассекла губу, а Хетти сбежала с братом Дика, и как Меган с Меридией разболтали всем, что я выхожу замуж.

Карен потрясенно слушала.

– Боже мой, – выдохнула она, – какой ужас! Ты огорчена?

– Есть немного, – неохотно согласилась я.

– Убить мало вашу Меридию! Ты ей этого так не оставляй. Но я поверить не могу, что Меган тоже в этом участвовала. Она всегда производила впечатление нормальной.

– Знаю.

– Наверно, это какая-то массовая истерия, – предположила Карен.

– Интересно, о какой еще истерии, кроме массовой, может идти речь, если за дело берется женщина с такой массой, как Меридия, – заметила я.

Карен засмеялась, но тут же согнулась пополам в приступе судорожного кашля.

В комнату вошла Шарлотта в бесформенном вязаном платье длиной почти до щиколоток, явно призванного играть роль власяницы.

– Ох, Люси! – воскликнула она, расплакалась и бросилась ко мне.

Я обняла ее как могла крепко, что довольно затруднительно, потому что Шарлотта выше меня сантиметров на двадцать.

– Мне так стыдно, – всхлипывала она. – Я себя ненавижу! Лучше б я умерла.

– Тише-тише, – успокаивала ее я. – Скоро тебе полегчает. Не забывай, вчера вечером ты много пила, а алкоголь провоцирует депрессию. Естественно, что ты чувствуешь себя подавленной.

– Правда? – спросила она, с надеждой глядя на меня.

– Честное слово.

– Люси, ты такая хорошая. Ты всегда знаешь, что нужно мне сказать, когда я несчастна.

Разумеется, знаю. У меня такой богатый собственный опыт, что грех было бы не поделиться знаниями, приобретенными кровью и потом.

– Никогда больше не буду пить, – пообещала Шарлотта с воодушевлением.

Я ничего не сказала.

– Люси, я вела себя ужасно, – каялась Шарлотта. – Я сняла блузку и танцевала в лифчике.

– В одном лифчике? – строго спросила я.

– Да.

– Без трусов?

– Ты с ума сошла, конечно, в трусах. И в юбке.

– Значит, все не так плохо, а?

– Нет, Люси, очень плохо. Подбодри меня, пожалуйста. Расскажи что-нибудь. Расскажи мне… погоди, дай подумать… расскажи, помнишь, как тебя бросил парень, потому что он влюбился в другого парня.

У меня екнуло сердце.

Но винить, кроме себя, некого. Я тщательно культивирую свою репутацию комической рассказчицы – по крайней мере, среди близких друзей – и с юмором повествую о собственных житейских трагедиях. Уже когда-то давно мне пришло в голову, что есть только один способ избежать превращения в трагический, достойный жалости персонаж – искриться остроумием и всех смешить. Особенно если шутить над собственными несчастьями и мелкими неудачами.

С тех пор надо мною никто не смеется, потому что я их всех опережаю.

Но сейчас я была на это не способна.

– Нет, Шарлотта, я не могу…

– Да брось ты!

– Нет.

– Ну пожалуйста! Только не забудь рассказать о том, как он заставил тебя коротко подстричься, а потом все равно бросил.

– Гм… Ладно, черт с тобой. Слушай.

И я как можно остроумней и веселей поведала Шарлотте историю одного из многих моих унизительных поражений в любви. Пусть прочувствует, что, как бы ни ужасна была ее жизнь, хуже моей все равно не придумаешь.

– Сегодня будет вечеринка, – сказала Карен. – Ты пойдешь?

– Нет, не могу.

– Не можешь или не хочешь? – проницательно спросила она. Карен шотландка и умеет задавать вопросы по существу.

– Не могу. Пообещала Дэниэлу, что пойду с ним обедать.

– Обедать с Дэниэлом… Везет же людям, – потрясение выдохнула Шарлотта.

– Но почему он пригласил тебя? – возмущенно взвизгнула Карен.

– Карен! – укорила ее Шарлотта.

Карен не стесняется в выражениях, но, по сути, она совершенно права: я тоже не понимаю, почему Дэниэл пожелал пригласить именно меня.

– Он расплевался со своей как-ее-там, – сказала я, с запозданием поняв, что подливаю масла в огонь.

– Ты серьезно? – спросила она оживленно.

– Абсолютно!

– Ух ты, – с блаженной улыбкой протянула Шарлотта. – Вот красота!

– Так он теперь свободный человек? – спросила Карен.

– Безусловно, – торжественно подтвердила я. – Исполнивший свой долг перед обществом и так далее.

– Это ненадолго, если за него возьмусь я, – с металлом в голосе заявила Карен. – Куда он тебя ведет? – по-деловому уточнила она.

– В какой-то русский кабак.

– В «Кремль»? – спросила она, будто не веря своим ушам.

– Точно!

– Ах ты, везучая, везучая, везучая корова.

И они обе уставились на меня с неприкрытой завистью.

– Не смотрите на меня так, – испуганно попросила я, – я и идти-то туда не хочу.

– Да как ты можешь? – возмутилась Шарлотта. – Такой симпатичный…

– Богатый, – вставила Карен.

– …симпатичный, богатый парень, как Дэниэл, хочет повести тебя в шикарный ресторан, а ты ломаешься!

– Ничего он не симпатичный и вовсе не богатый, – неуверенно возразила я.

– Неправда! – хором вскричали они.

– Ну, может, вы и правы. Но мне-то от этого какой толк? – вяло отбивалась я. – Я не считаю его симпатичным. Он просто мой друг. И, по-моему, в субботний вечер идти куда-либо с другом – пустая трата времени. Особенно когда предпочитаешь вообще остаться дома.

– Странная ты, – буркнула Карен.

Я не стала спорить. Она тратила свой проповеднический пыл понапрасну. Сама знаю, что странная.

– Что ты наденешь? – спросила Шарлотта.

– Не знаю.

– Должна знать! Тебя же не в паб на кружку пива пригласили.

Дэниэл приехал около восьми, а я все еще не была готова. И то, если бы Шарлотта и Карен угрозами и нытьем не вынудили меня принять ванну и напялить вечернее золотое платье, я вообще до сих пор ходила бы в пижаме.

Они закидали меня советами, как одеться, как накраситься и причесаться, и каждую фразу начинали со слов: «Вот если бы с Дэниэлом пошла я…» или: «Если бы Дэниэл пригласил меня…»

– Надень эти, надень эти, – возбужденно затараторила Шарлотта, выкопав из ящика с нижним бельем кружевные чулки.

– Нет, – отрезала я, отнимая чулки у нее и запихивая их обратно в ящик.

– Но они такие красивые!

– Знаю.

– Так почему ты не хочешь их надевать?

– Чего ради? Это же только Дэниэл.

– Какая ты неблагодарная.

– Неправда. Какой смысл носить их? Баловство одно: кто их увидит?

– Батюшки, – хохотнула Карен, вытаскивая из кучи белья лифчик, – я и не знала, что бывают лифчики такого маленького размера.

– А ну, покажи, – потребовала Шарлотта, отнимая лифчик и сгибаясь пополам от смеха. – Господи боже! Как будто для куклы сшит, для Синди или Барби. У меня в такой только сосок поместится.

– Наверно, у тебя соски с булавочную головку, – заржала Карен, подталкивая ее локтем. – Не знала, что такое вообще бывает в природе. Минус первый размер!

Я металась по спальне с пунцовым от стыда лицом и ждала, когда им надоест надо мной потешаться.

Как только в дверь позвонили, Карен ворвалась ко мне в комнату и щедро опрыскала меня своими духами. У меня сразу же защипало в глазах.

– Спасибо, – пробормотала я, затаив дыхание, пока рассеются парфюмерные облака.

– Не за что, глупая, – ответила она. – Это чтобы от тебя пахло, как от меня. Ты мостишь мне дорогу к сердцу Дэниэла.

– Вот как?!

Затем Шарлотта и Карен долго препирались, кто откроет Дэниэлу дверь, и победила Карен, потому что живет в нашей квартире дольше Шарлотты.

– Входи, – с несоответствующим случаю воодушевлением воскликнула она, настежь распахивая дверь. Карен всегда демонстрирует бурную радость, если Дэниэл рядом, и, вероятно, дверь – не единственное, что она желала бы перед ним распахнуть.

Дэниэл выглядел как обычно, но я не сомневалась, что назавтра мне опять предстоит выслушивать восторги Карен и Шарлотты по поводу его неземной красоты.

Даже забавно, что женщины в нем находят, потому что на самом деле ничего особенного в его внешности нет. Другое дело, если бы глаза у него были синие и пронзительные, волосы – черные, как вороново крыло, рот – пухлый и чувственный, а нижняя челюсть размером с чемодан, так ведь ничего подобного!

У него серые глаза, совершенно обыкновенные, ничуть не пронзительные, – по-моему, серый цвет вообще скучный.

Волосы у него просто никакого цвета – каштановые, как и у меня. Правда, его, должно быть, при рождении погладила по голове добрая фея, и потому его волосы прямые и блестящие, а у меня, увы, вьются мелким бесом, а если попаду под дождь, они встают дыбом, как после химической завивки в домашних условиях.

Он улыбнулся Карен. Он вообще много улыбается, и все, кто находит Дэниэла привлекательным, без конца твердят, какая у него приятная улыбка, чего я понять не могу. Невелика хитрость зубы показывать.

Ладно, допустим, у него все зубы на месте, и даже похоже, будто все свои, притом здоровые и растут не торчком. Ну и что?

Секрет его успеха, как мне кажется, в том, что на вид он симпатичный парень, приличный, дружелюбный, с традиционным, несколько старомодным воспитанием, и со всеми женщинами обращается, как с леди.

В действительности это настолько далеко от истины, что просто смешно, но, когда его девушки начинают это понимать, бывает уже слишком поздно.

– Привет, Карен, – сказал Дэниэл, снова проделывая фокус с улыбкой. – Как дела?

– Бесподобно! – воскликнула она. – Просто замечательно!

И немедля пустилась бесстыдно кокетничать. Она искоса взглядывала на него, загадочно улыбалась, делала понимающее лицо и обнаглела до такой степени, что хозяйским жестом смахнула несуществующую пушинку с лацкана его пальто.

– Привет, Дэниэл, – прощебетала Шарлотта, томно выплывая из своей комнаты. Она тоже в открытую с ним флиртовала, но решительным действиям предпочитала милые, застенчивые улыбки и потупленные глазки. Вся такая зардевшаяся, стыдливая, ясноглазая, свеженькая, наивная девочка, которая ничего крепче молока не пьет и слушается маму.

Дэниэл стоял в нашей маленькой прихожей и улыбался.

Попыткам Карен затащить его в гостиную он воспротивился решительно.

– Спасибо, нет. Внизу ждет такси.

И многозначительно посмотрел на меня, а потом на часы.

– Ты пришел раньше времени, – огрызнулась я, бегая туда-сюда по коридору и пытаясь найти свои туфли на высоком каблуке.

– Вообще-то я пришел вовремя, – мягко возразил он.