Текст книги "Суши для начинающих"

9

К концу первого рабочего дня Эшлин была близка к обмороку. Слава богу, не надо трястись ни в автобусе, ни в электричке. Она добрела до дома пешком. Голова слегка кружилась. Да, ей все-таки везет, у нее, по крайней мере, есть дом. А вот Лизе только предстоит его найти.

Эшлин ввалилась в прихожую, скинула туфли, подошла к автоответчику. Красный огонек игриво мигал. Эшлин включила прослушивание. Она жаждала общества и сочувствия, чтобы осмыслить этот странный, беспокойный день. Но, к ее разочарованию, единственное сообщение пришло от какого-то Кормака, который в пятницу утром привезет тонну навоза. Номером ошиблись, черт бы их побрал.

Вытянувшись на диване, она схватила трубку и набрала телефон Клоды, но едва успела поздороваться, как Клода, по обыкновению, завела свое:

– У меня тут ад кромешный! Перекрывая вопли и визги, она жаловалась:

– У Крейга болит животик, и на завтрак он съел только полтоста с арахисовым маслом. Потом в обед вообще ничего, и я подумала, не побаловать ли его шоколадным печеньем, хотя от сладкого его всегда обсыпает, поэтому в конце концов дала ему ванильное…

– Угу! – сочувственно вставила Эшлин, изо всех сил напрягая слух. Голос Клоды временами пропадал за детским ревом.

– Температуры у него нет, он бледненький. Замолчите и дайте мне пять минут поговорить по телефону! О боже, я больше так не могу! Я так сорвусь!

Мольбы Клоды были оставлены без внимания, а вопли стали еще громче.

– Это Крейг? – спросила Эшлин, подумав: да, наверно, сильно живот болит. Вопит так, будто его режут.

– Нет, Молли.

– А с ней что?

Потом ей удалось разобрать в Моллиных рыданиях несколько слов: «Мама злая. И вообще, она ужасная. Молли не любит маму».

– Я стираю ее слюнявчик, – объяснила Клода. – Он в стиральной машине.

– А, понятно!

Когда у Молли отбирали слюнявчик, она становилась безутешна. Когда-то это было полотенце, но Молли имела привычку жевать его, и полотенце превратилось в бурую бесформенную тряпку.

– Он был грязный, – с отчаянием твердила Клода и, отведя от уха трубку, крикнула: – Молли, заткнись, он был грязный! Фу, бяка, бр-р-р!

Эшлин терпеливо слушала, как Клода надрывается, пытаясь успокоить Молли.

– Прямо не знаю, что делать, – тараторила Клода. – Кажется, аппендицита у него нет…

Эшлин не сразу поняла, что речь опять о Крейге.

– …потому что его не рвало, а в справочнике домашнего врача написано, что это верный знак. Но надо ведь все проверить, правда?

– Наверно, – без особой уверенности согласилась Эшлин.

– Корь, ветрянка, менингит, полиомиелит, колит, – жалобно перечисляла Клода, – погоди, Молли хочет ко мне на колени. Ты можешь посидеть у мамы на коленках, если обещаешь вести себя тихо. Будешь вести себя тихо? Будешь?

Но Молли ничего обещать не хотела и, судя по интенсивной возне в трубке, вскарабкалась-таки к Клоде на колени без всяких дополнительных условий. Хныканье сменилось притворными всхлипами и вздохами.

– И тут, как будто меня еще не довели до ручки, звонит этот гад Дилан и говорит, что он сегодня снова придет поздно, а на следующей неделе вообще уезжает на конференцию на два дня.

– Гад Дилан, – отчетливо, как диктор в телевизоре, пропела Молли. – Гад Дилан, гад Дилан.

– …и к тому же в пятницу у него какой-то там ужин в Белфасте!

В трубке опять раздались рыдания. Кто-то плакал басом. Неужели «гад Дилан» рано пришел домой и расстроился из-за того, что жена с дочкой его обзывают? – предположила Эшлин. Нет, по подвыванию и жалобам на животик она поняла, что Крейг.

– Давай забегу к вам в пятницу вечером.

– Отлично, это… Ну-ка брось! Брось немедленно! Эшлин, я не могу больше говорить, – выпалила Клода и повесила трубку. Так обычно и заканчивались их разговоры с Клодой.

Эшлин без движения сидела у телефона. Ей просто необходимо было с кем-нибудь поговорить. К счастью, Тед зайдет с минуты на минуту, по нему можно часы сверять. Шесть пятьдесят три.

Но в десять минут восьмого, когда она ополовинила пакет чипсов, а Тед все не появлялся, Эшлин забеспокоилась. Только бы в аварию не попал! Гоняет на своем велосипеде как ненормальный, да еще без шлема. В половине восьмого она решилась позвонить. Тед был дома!

– Ты чего не заходишь?

– А ты хочешь, чтобы зашел?

– Ну… да, наверное. Я сегодня первый день на новой работе!

– Ах ты, а я и забыл. Сейчас спущусь.

Через минуту Тед пришел – и выглядел он другим человеком. Трудно определить, что в нем изменилось, но что-то явно произошло. Эшлин не видела его с субботнего вечера – что само по себе необычно, но она так дергалась из-за новой работы, что вспомнила об этом только сейчас. Он больше не казался хрупким, стал будто бы крепче и увереннее в себе. Обычно он вторгался в ее квартирку, как неуправляемая сила, но теперь в нем появилась какая-то сдержанность. Даже осанка изменилась.

– Поздравляю с дебютом, – сказала Эшлин.

– Кажется, у меня появилась подружка, – улыбаясь до ушей, сообщил Тед. – Может быть, даже не одна.

И в ответ на немое изумление Эшлин он пояснил:

– Вчерашний день я провел с Эммой, а завтра вечером встречаюсь с Келли.

Тут прибежала Джой.

– Чайник, за которым следят, никогда не закипит. Человек-барсук не позвонит, если я буду торчать у телефона. Так! – Джой залезла в сумку и торжественно достала бутылку шампанского.

– Тебе. В честь выхода на новую работу.

– О, шампунь! – воскликнула Эшлин. – Спасибо!

– Шампунь? – удивленно переспросил Тед.

– Ну да, шампунь, – подтвердила Джой. – Все лучшее – нам.

Когда все вдоволь нахихикались, Джой в предвкушении хороших новостей уставилась на Эшлин.

– Итак! Как прошел первый день сотрудника шикарного журнала?

– У меня хороший стол, хороший компьютер «Макинтош»…

– Хороший шеф? – многозначительно спросила Джой. Эшлин задумалась. Ее завораживала Лизина уверенная красота, умение себя подать. Интересно, почему же она так несчастлива? Да, она та самая дама из супермаркета, что брала всего по семь, и это тоже занятно. А вот идти следом за нею в туалет было большой ошибкой. Так хотелось помочь человеку, а в результате Лиза только еще больше отгородилась от нее.

– Она очень красивая, – начала Эшлин, оставляя свои размышления при себе. – Стройная, умная, одевается великолепно.

Тед, новоиспеченный донжуан, встрепенулся, но Джой пренебрежительно заметила:

– Да я не о ней. Приятный мужчина, которого укусила за палец его подружка.

О Джеке Дивайне Эшлин хотелось говорить еще меньше.

– Откуда ты знаешь, что он приятный? – спросила она.

– Кого попало за пальцы не кусают.

– Верно, – встрял Тед. – Меня вот ни разу не кусали. «Ну, тут все еще может измениться», – подумала Эшлин.

– Так что твой шеф? – не отставала Джой.

– Он… м-м-м… очень серьезный, – промямлила Эшлин и, повинуясь внезапному порыву, добавила: – Кажется, я ему не очень-то нравлюсь…

Сказав это, она почувствовала облегчение и одновременно горечь.

– С чего ты взяла? – спросила Джой.

– Помнишь, я ему в тот день дала пластырь?

– Ну и что такого? Ты хотела помочь.

– Лучше б не пыталась, – вздохнула Эшлин. – Ладно, давайте лучше поедим.

Они позвонили в службу доставки ближнего тайского ресторанчика и, как всегда, заказали слишком много.

– Вечно мы жадничаем, – сокрушенно заметила Эшлин. – Ладно, к кому в холодильник запихнем остатки?

Джой и Тед переглянулись и посмотрели на Эшлин.

– Давай к тебе!

Эшлин обреченно кивнула и направилась к холодильнику. Джой задумчиво смотрела в окно, где над домом напротив призывно светилась вывеска клуба «Снег». В этот клуб их, как местных жителей, охрана пускала бесплатно.

– Может, кто-нибудь хочет пойти через дорогу потанцевать? – предложила Джой.

– Нет! – испуганно вскрикнула Эшлин. – Утром я должна быть в форме, мне ведь на работу…

– Я тоже работаю, как тебе известно, – обиделась Джой.

– Прости, Джой. Я на взводе из-за этой работы, давайте-ка лучше спокойно завершим этот вечер.

Дилан пришел с работы поздно, после девяти. Клоде удалось уложить спать и Молли, и Крейга, что само по себе было чудом.

– Привет, – устало бросил Дилан, швырнув портфель об стену в прихожей. Подавив гнев – опять замки портфеля царапают краску! – Клода приготовилась к поцелую, хотя лучше бы обойтись без этого. Ничего ведь это не значит, просто привычка, и все.

Она только открыла рот, чтобы пожаловаться на ужасный день, но муж опередил ее:

– Боже, ну и денек у меня был! А эти где?

– Спят.

– Оба?

– Да.

– Позвонить, что ли, в Ватикан, сообщить о чуде? Пойду гляну на них и сразу вернусь.

Вернулся он уже в тренировочных штанах и футболке.

– Что нового? – спросила Клода. Она изголодалась по информации и событиям внешнего мира.

– Ничего. Обед есть? Черт возьми, этот обед!

– Между больным животом Крейга и капризами Молли… – В поисках вдохновения она открыла холодильник. Ничего подходящего. – Спагетти-алфабетти на тосте?

– Спагетти на тосте?! Хорошо, что я брал тебя замуж не за твое кулинарное мастерство, – усмехнулся он. Показалось ей, или ухмылка и в самом деле была вызывающая?

– Да уж, точно, – согласилась она, доставая банку. Непонятно, злится он или нет. Всегда сияет, даже когда бесится. Нет, она не против, так жить намного проще, лучше уж пусть улыбается…

– Так что на работе? – снова спросила она. – Из-за чего задержался?

Дилан устало вздохнул:

– Помнишь ту большую американскую распродажу? Которая тянется вечно?

– Да, – соврала она, закладывая хлеб в тостер.

– Не помню точно, когда я последний раз тебе о них рассказывал. Они тогда уже что-нибудь решили?

– Кажется, как раз собирались, – вывернулась Клода.

– Ну и вот, просовещавшись до потери пульса, они наконец сократили программы до трех пакетов. Потом заявляют, что хотят их протестировать. Что, как ты понимаешь, только пустая трата времени, поэтому я предложил им отчеты нашей экспертизы. Сначала они соглашаются. Потом передумывают и присылают для проведения тестов двух спецов из своего Огайо…

Клода рассеянно помешивала в кастрюле, едва слушая мужа. Ей было смертельно скучно все это слушать. Но Дилан твердо решил излить душу до донышка.

– …Звонят сегодня днем. Оказывается, уже купили программное обеспечение у «Дигивер», так что наше даже тестировать не будут!

В этот момент Клода весьма неудачно снова включилась в беседу:

– Но это же замечательно! Если ваше они даже не будут проверять!

10

Лежа в холодной одинокой постели в сырой комнатке на Харкурт-стрит, Лиза пыталась заснуть, но наяву все еще чувствовала себя в леденящем кошмаре.

После жуткого дня в игрушечной редакции она как-то успокоилась и поверила, что хуже быть уже не может. Но это было до того, как она решила поискать себе квартиру.

Сначала Лиза собиралась воспользоваться услугами агентства, но комиссионный процент оказался просто грабительским. А ее недвусмысленное предложение дать агентству рекламу в журнале в обмен на скидку было оставлено без всякого внимания.

– Нам реклама ни к чему, – заявил ей молодой человек. – Благодаря «Кельтскому тигру» у нас и так дел выше головы.

– Кельтскому… что?

– Тигру, – терпеливо повторил молодой человек, уловив неирландский выговор Лизы. – Помните, когда в Японии и Корее начался резкий экономический подъем, это явление назвали «Азиатским тигром»?

Еще бы Лиза помнила! Все, что касалось экономики, она пропускала мимо ушей.

– А теперь, – продолжал молодой человек, – когда ирландская экономика развивается столь же бурно, мы называем это «Кельтским тигром». И потому, – добавил он самонадеянно, – мы не заинтересованы в бесплатной рекламе.

– Как знаете, – буркнула Лиза, кладя трубку.

По совету Эшлин она купила вечернюю газету, просмотрела колонки предложений квартир и коттеджей в приличных районах Дублина и договорилась посмотреть несколько домов после работы. Затем вызвала такси за счет «Рэндолф медиа», чтобы объехать их все.

– Простите, миленькая, – сказал диспетчер, – я вашего имени не знаю.

– Не волнуйтесь, – ласково пропела Лиза, – скоро узнаете.

Городским транспортом она не пользовалась уже давно. И за такси из своего кармана не платила столько же. Менять свои привычки у нее никакой охоты не было.

Первым по списку шел особнячок в Боллсбридже. Хорошая цена, хороший район, все удобства. Вокруг, как оказалось, полно ресторанов и кафе, улочка тихая, зеленая, с маленькими уютными домиками. Такси медленно, чтобы не пропустить дом номер 48, ехало вперед, и Лиза повеселела впервые с тех пор, как положила глаз на Джека. Она уже представляла, как будет здесь жить.

И тут она увидела его. Единственный дом на улице, который выглядел так, будто там живут бродяги: рваные занавески, буйная трава по пояс, на дорожке ржавеет автомобильный остов на четырех бетонных подпорках. Лиза на ходу считала дома по номерам: сорок второй, сорок четвертый, сорок шестой… Где же сорок восьмой? Сорок… восьмой… Разумеется, вот он – с перекосившимися рамами и заброшенным газоном, будто дом вот-вот отправят на снос.

– Ах ты, черт, – выдохнула она.

Лизе давно не приходилось искать новое жилье, и она совсем забыла, какая это неблагодарная работа. Серия разочарований, одно сокрушительней другого.

– Поехали, – приказала она.

– Правильно, – одобрил решение таксист. – Куда теперь?

Второй дом оказался чуть получше. Но вот по полу в кухне пробежала маленькая мышка и, вильнув хвостиком, скрылась под холодильником. От отвращения Лизу чуть не стошнило.

Третья квартира в объявлении фигурировала как «игрушечка», хотя правильнее было бы сказать «крохотулечка». Однокомнатная студия с санузлом в шкафу и без кухни.

– Ну на что вам кухня, скажите на милость? Вам, деловым женщинам, и готовить-то некогда, – залопотал толстый, как тюлень, хозяин. – Все миром управляете.

– Хорошо сказано, толстяк, – пробормотала Лиза себе под нос.

И поплелась к такси. По дороге домой, на Харкурт-стрит, пришлось болтать с шофером, который почему-то решил, что отныне они закадычные друзья.

– …а мой старший – ох, рукастый! Все, чертенок, умеет, что ни попроси, все сделает. Лампочку поменять, мебель смонтировать, газон подстричь – все соседи на него не надышатся…

Лиза, едва сдерживая раздражение, слушала болтовню таксиста. Но, когда она вышла из машины, то ей стало совсем тоскливо. Добродушный таксист хотя бы сочувствовал ей.

Дома в унылой комнате тоска охватила Лизу с новой силой. Жизнь представлялась ей кромешным адом. Как будто она все это уже видела – ей восемнадцать, работа в каком-то убогом журнальчике, своего дома нет, снять хоть сколько-нибудь приличную квартиру не удается никак. В игре под названием «Жизнь» ей почему-то выпало вернуться на много ходов назад, к самому началу. Хотя тогда жить было куда веселее.

Она так рвалась из тесных, жалких домашних стен! С тринадцати лет прогуливая школу, отправлялась в Лондон по магазинам, не покупать, а воровать и возвращалась с сумкой, набитой тенями для глаз, серьгами, шарфами, прочей мелочью. Мама наблюдала за нею с тревогой и подозрением, но перечить дочери не смела.

В шестнадцать, с треском провалив выпускные экзамены в школе, она ушла из дома и отправилась в Лондон с намерением никогда не возвращаться. Вдвоем с подругой Сандрой, завоевавшей мгновенный авторитет в округе, они познакомились с тремя мальчиками, Чарли, Джерентом и Кевином, и все впятером поселились в одноподъездном доме в Хэкни. И пошло веселье. Они пробовали все таблетки подряд, по понедельникам ходили в «Асторию», по средам – в «Небеса», по четвергам – в «Клинк». Подделывали просроченные проездные, добирались домой с последними автобусами, слушали «Близнецов Кок-то» и «Арт оф Нойз», беспрерывно тусовались…

Главное место в их жизни занимала одежда, и быть хорошо одетым было важнее всего. Следуя советам парней, обладателей энциклопедических знаний о стиле и вкусе, Лиза быстро научилась выглядеть потрясающе.

На блошином рынке в Кэмдене Джерент заставил ее купить красное платье в обтяжку, с разрезом до бедра, к которому полагались колготки в красно-белую полоску. И белая сумка-коробочка с красным крестом. Для завершения ансамбля Кевин стащил для нее из магазина, где работал, пару чудных кроссовок на толстой рифленой подошве. Сделал он это исключительно вовремя, ибо на следующий день был уволен… На голове Лиза носила вязаную шляпу-зюйдвестку, усеянную булавками, – самодельное подражание Джону Гальяно, произведение Кевина, мечтавшего стать модельером. А прической ее занимался Чарли. Всякие навороты только вошли в моду, поэтому он выкрасил Лизу в блондинку и пришпилил на ее макушку белую косу длиной до пояса. Как-то вечером в «Табу» ее сфотографировали для подросткового журнала (потом они целых полгода с надеждой покупали номер за номером, фото так там и не появилось, но все же).

Мебели у них в квартире почти не было, поэтому, когда на помойке увидели вполне сносное кресло, все были в восторге. Они приволокли кресло домой и сидели в нем по очереди. Чай пить тоже приходилось в очередь, потому что кружек было всего две на пятерых, но никому даже не приходило в голову купить еще – напрасная трата денег! Деньги расходовались только на одежду, билеты в клубы, когда не удавалось пройти бесплатно, и выпивку.

В конце концов все они устроились на работу: Чарли – в парикмахерскую, Зандра – в ресторан, Кевин – в магазин «Комм де гарсон», Джерент – охранником в модный клуб, а Лиза – в дорогой магазин одежды, откуда похитила вещей гораздо больше, чем продала. У них наладилась отличная система взаимообмена. Чарли стриг Лизу, Лиза крала рубашки для Джерента, тот бесплатно пускал их всех в «Табу», а у Зандры в ресторане они по утрам пили текилу (здесь тоже была своя система, потому что в обмен на некие интимные одолжения бармен не требовал с Зандры отчета о выпитом). Единственным, кто не был охвачен, оказался Кевин, поскольку магазин, где он трудился, был таким дорогим и таким маленьким, что, умыкни он хоть что-нибудь одно, ассортимент сразу сократился бы на четверть. Зато он добавлял компании блеска, что в суетную эпоху конца восьмидесятых, с ее пристрастием к ярлыкам и именам, тоже было немало.

Никто из них не расходовался на еду: это считалось пустой тратой денег, точно так же, как покупка посуды и мебели. Проголодавшись, они спускались в ресторан, где работала Зандра, и требовали, чтобы их накормили. Или шли на добычу в ближний супермаркет: прогуливаясь по рядам, ели что-нибудь на ходу, а обертки и банановую кожуру кидали за полки. Лиза время от времени настаивала на выносе продуктов: ей нравилось пощекотать нервы.

Так они жили полтора года, пока чудесная близость не начала перерастать в ссоры и склоки. Пить чай по очереди тоже наскучило. Потом Лизин приятель, журнальный работник, решил рискнуть и устроил ее в «Свит-Сикстин». Ни образования, ни опыта у нее не было, но соображала она невероятно быстро, знала, что сейчас в моде, что уже устарело, с кем следует общаться, и притом всегда выглядела сногсшибательно модной. Не успевала модель появиться в «Вог», как Лиза уже ходила в такой же, пусть добытой за бесценок, а главное – она все это умела носить. Многие наряжались в юбки-баллоны, поскольку знали, что так надо, но мало кому удавалось окончательно избавиться от смущения и неловкости. Лиза же чувствовала себя в любом наряде совершенно естественно.

Тогда, как и сейчас, работала она в малобюджетном, третьеразрядном журнальчике и с великим трудом могла найти себе квартиру по карману. Но разница в том, что в те годы любая черная работа в журнале казалась ей неслыханной удачей: работать в журнале, вот что было важно! И поиски хотя бы сносной квартиры тоже были шагом вперед – после житья в полуподвале. Всему этому следовало бы радоваться, история о том, как пятеро друзей жили в полуподвале в Хэкни, имела счастливый конец.

А теперь посмотрите-ка на них! Чарли работает в салоне на Бонд-стрит, имеет много частных клиентов – жутко богатых теток. Зандра переименовалась обратно в Сандру, вернулась домой в Химл-Хэмпстед, вышла замуж и в рекордные сроки родила троих детей. Кевин тоже женился – на Сандре. Оказывается, он только прикидывался «голубым», так как думал, что это модно. Джерент умер: в 1992 году у него обнаружили ВИЧ, и через три года легкие не выдержали. А Лиза? Что Лиза? Вкалывать все эти годы – и только затем, чтобы в результате снова оказаться на старте? Как же это могло случиться?

Вернувшись из воспоминаний в кошмарную явь, Лиза забралась в кровать и закурила, ожидая, пока снотворное подарит ей несколько часов блаженного забытья. Но в голове без конца крутились все те же мысли. Задача, поставленная перед нею в «Колин», пугала ее, сама редакция внушала омерзение. Но выхода у нее нет, в Лондон вернуться нельзя. Даже если где и есть свободное место главного редактора, что вряд ли, судить о тебе будут по последней работе. Значит, прежде чем соваться куда-либо, надо обеспечить журналу «Колин» головокружительный успех. Круг замкнулся.

Она взяла в руки упаковку рогипнола, и неожиданная мысль о самоубийстве показалась невыносимо соблазнительной. Хватит шестнадцати таблеток, чтобы больше не проснуться? Да, наверное. Просто закрыть глаза и уплыть от всего. Уйти в расцвете славы, пока твое имя еще помнят в самых успешных журналах с миллионными тиражами. Сохранить репутацию навечно. Но, чем больше она размышляла, тем менее это казалось ей удачным выходом: все просто подумают, что она не выдержала и сломалась. Еще потешаться станут.

Она передернулась, представив себе, как на ее похоронах соберется народ из разных английских журналов и начнут судачить: «Она не смогла пережить это. Бедная девочка, перестала держать удар». Как будут оборачиваться друг к другу – все в элегантных черных костюмах, не придется и переодеваться после работы – и обмениваться поздравлениями, что они сами, слава богу, живы и не вышли из игры. И еще повоюют, о да!

Не держать удар – худшее из преступлений в журнальной среде. Хуже, чем объесться гамбургерами и потолстеть до сорок восьмого размера, или оповестить мир, что в моду входят стрижки, когда все остальные пропагандируют локоны до плеч и делают деньги на наращивании волос и средствах по уходу за ними. Работая на износ, в условиях жестокого соперничества, журнальная тусовка с восторгом принимает новости о коллегах, «ушедших на длительный, заслуженный отдых» или «проводящих больше времени с семьей».

Единственный выход – несчастный случай. Красивый несчастный случай. Попасть под дешевый дублинский автобус не годится, стыдно; хуже, чем повеситься на собственной кухне. Нет, если падать, так уж, по меньшей мере, с яхты. Или превратиться в оранжевый шар пламени в авиакатастрофе по пути на какое-нибудь пафосное мероприятие.

«…Кажется, она летела в Мануар, на «Четыре времени года».

«Вообще-то я слышала, что в замок Балморал.[5]5
  Замок Балморал – официальная резиденция английских королей. (Прим. пер.)


[Закрыть] По личному приглашению сами понимаете кого».

«Так эффектно уйти из жизни! Красиво жить, красиво умереть…»

«Мне говорили, она сгорела до хруста, как пережаренный бифштекс. – Стервозный голос Лили Хэдли-Смит, главного редактора «Панаш», ворвался в Лизины сонные мысли. – По слухам, Вивьен Вествуд решила положить это в основу своей новой коллекции. Все модели будут загримированы под обожженных».

Спустя минуту Лиза наконец заснула, утешенная мечтами об эффектной, всесторонне освещенной смерти.