Текст книги "Суши для начинающих"

11

Дни шли своим чередом. Лиза брела по серой жизни, как лунатик. Правда, лунатик хорошо одетый и очень властный.

В пятницу перестал лить дождь и выглянуло солнце, что привело персонал в радостное возбуждение: ни дать ни взять детишки в рождественское утро. Придя на работу, они шумно делились впечатлениями.

– Замечательный день!

– Повезло нам с погодкой, правда?

– Чудесное утро!

«Сколько шума из-за того, что прекратился ливень», – презрительно подумала Лиза.

– Помнишь, прошлым летом?.. – через весь кабинет крикнул Келвин, жизнерадостно блестя глазами сквозь очки с простыми стеклами.

– Еще бы не помнить, – отозвалась Эшлин. – Была среда, верно?

И все дружно захохотали. Все, кроме Лизы. Ближе к полудню в редакцию деликатно заглянула Мэй, мило улыбнулась и спросила:

– Джек на месте?

Лиза невольно вздрогнула. Это явно подружка Джека, надо же, какой сюрприз! Вместо бледной, веснушчатой ирландки этакая смуглая экзотическая штучка.

Эшлин, которая, стоя у ксерокса, размножала бесчисленные пресс-релизы для рассылки всем модельерам и производителям косметики во вселенной, тоже встрепенулась. Девушка была та самая, что кусала Джека за палец, только теперь она глядела тихоней и скромницей, что воды не замутит.

– У вас назначена встреча?

Миссис Морли встала во весь свой полутораметровый рост и грозно выпятила бюст.

– Скажите ему, что пришла Мэй.

Одарив девицу тяжелым взглядом, миссис Морли отправилась в кабинет шефа. Мэй рассеянно навивала на пальчик свои густые пряди, черные и блестящие. Через некоторое время вернулась миссис Морли и с нескрываемым разочарованием распорядилась:

– Можете зайти.

В напряженной тишине Мэй прошла через всю комнату к кабинету. Едва за нею закрылась дверь, как все облегченно выдохнули и разом заговорили.

– Это подружка Джека, – сообщил Келвин Лизе, Эшлин и Мерседес.

– Столько шума из ничего, – мрачно проронила миссис Морли.

– Я в этом не до конца уверен, миссис Морли, – игриво заявил Келвин.

Миссис Морли негодующе фыркнула и отвернулась.

– Она полуирландка, полувьетнамка, – прорезался молчун Джерри.

– Дерутся они, как кошка с собакой, – возбужденно вздохнула Трикс. – Ох, и бешеная же она!

– Ну, ее вьетнамская кровь в том неповинна, – веско сказала Дервла О'Доннелл, радуясь поводу хоть на секунду отвлечься от «Ирландской невесты». – Вьетнамцы – люди тихие и вежливые. Когда я там была…

– А, вот оно опять, – застонала Трикс, – вьетнамский рецидив бывшей хиппи. Агония. Еще немного, и настанет трупное окоченение.

Эшлин продолжала копировать пресс-релизы, но тут агрегат медленно заурчал, несколько раз как-то странно щелкнул и погрузился в недоброе молчание. На дисплее вспыхнула желтая надпись.

– PQ03? – спросила Эшлин. – Что это значит?

– PQ03? – переглянулись старожилы редакции. – Понятия не имеем! Это что-то новенькое.

– И на том спасибо. Обычно он сдыхает после двух экземпляров.

– Что теперь делать? – заволновалась Эшлин. – Пресс-релизы ведь надо разослать не позже вечера.

Она бросила выразительный взгляд на Лизу, но Лизино лицо осталось непроницаемым. Уже к концу первой недели Эшлин стало ясно, что Лиза беспощадна, как надсмотрщик на хлопковой плантации, но дело свое знает великолепно. Этим можно было бы восхищаться, если только на тебе не лежит исключительная ответственность за исполнение всех Лизиных замыслов.

– Просить этих балбесов починить его без толку, – презрительно кивнула Трикс на Джерри, Бернарда и Келвина. – Только доломают. Вот Джек умеет с техникой обращаться, хотя сейчас я бы его беспокоить не рискнула, – многозначительно добавила она.

– Займусь другими делами.

Эшлин вернулась к своему столу – и остолбенела. Сколько же здесь работы! Она засела за список из ста самых привлекательных, интересных и талантливых представителей ирландского народа – диджеев, парикмахеров, актеров, журналистов, в общем всех. По мере того как Эшлин находила имя за именем, Трикс договорилась о завтраках, обедах, кофе и ужинах с ними, Лиза решила как можно быстрее приручить всех сколько-нибудь известных в обществе персон.

– После всех этих походов вы будете размером с дом, – смеялась Трикс.

Лиза снисходительно улыбнулась. Если даже заказываешь еду, то вовсе не обязательно ее есть.

И только все погрузились в работу, как дверь кабинета Джека открылась и оттуда на всех парах вылетела Мэй. Все встрепенулись в ожидании новостей и не были разочарованы. Мэй предприняла попытку яростно хлопнуть дверью, но дверь, распахнутая настежь, захлопываться не желала, и потому Мэй пришлось ограничиться сердитым пинком.

Через секунду выскочил и Джек. Лицо его было грозно, глаза метали молнии. Он резво бросился догонять Мэй, но на полпути, видимо, опомнился, остановился, пробормотал: «Да пошло оно все» – и грохнул кулаком по ксероксу. В машине что-то зашумело, потом щелкнуло, и в приемный лоток стала падать страница за страницей. Ксерокс заработал!

– Вот она, рука мастера! Джек Дивайн спасает план! – восторженно воскликнула Эшлин и захлопала в ладоши.

Остальные последовали ее примеру. Джек сердито смотрел, как вся редакция ему рукоплещет, а потом, к общему изумлению, рассмеялся и сразу же стал другим человеком – моложе и симпатичнее.

– Безумие какое-то, – пробормотал он и побрел к себе.

– Ну не к тому ли мы стремились? – С деланным воодушевлением Джек салютовал Келвину и Джерри пивной кружкой. – Ни одной женщины вокруг!

Келвин окинул взглядом паб. В пятницу вечером женщин здесь было предостаточно.

– Но ни одна из них не сидит рядом с нами и не зудит над ухом, – гнул свое Джек.

– Если б здесь сидела Лиза, я не стал бы возражать, – заметил Келвин. – Боже, как хороша!

– Роскошная женщина, – поддакнул Джерри.

– А вы обратили внимание: хотя ее глаза и не следят за вами, соски следуют за вами по всей комнате? – сострил Келвин.

Джерри и Джека подобная вольность покоробила.

– Да и Мерседес очень даже ничего, – не унимался Келвин.

– Вот только рот открывает редко, – заметил Джерри.

– Передай пепельницу, Келвин, – попросил Джек и, когда Келвин выполнил просьбу, невесело вздохнул: – Последний раз, когда я об этом попросил, мне сказали: «Подонок, ты сломал мне жизнь».

Джерри с Келвином заерзали. Джек явно нарушал пятничное вечернее благодушие.

– Да плюнь ты, – посоветовал Келвин, предпринимая отважную попытку вернуть разговор в прежнее легкомысленное русло. – Правда ведь, Эшлин лапочка?

– Прелесть! Как младшая сестренка, – согласился Джерри.

– И хорошенькая притом, – по доброте душевной прибавил Келвин. – Просто не такая сногсшибательная, как Лиза или Мерседес.

У Джека что-то тихо заскребло внутри: Эшлин вызывала в нем странное чувство. Неловкость или, быть может, раздражение?

– Я только говорю, – вернулся Джек к приятной теме, – правда ведь, как славно, что нет рядом женщин? И если я скажу, что сегодня чудесный теплый вечер, никто мне не бросит в ответ: «Пошел вон, неудачник, век бы тебя не видеть!»

Демонстративно вздохнув, Келвин сдался:

– Значит, с Мэй опять все вразнос? Джек кивнул.

– А не пора махнуть рукой?

– Вы же вечно ругаетесь, – внес свою лепту Джерри.

– Она меня доводит до белого каления, – уныло признался Джек. – Вы просто не понимаете, что это такое.

– Еще как понимаю, я ведь женат, – хмыкнул Джерри.

– Нет! Я вовсе не то имел в виду…

– Люби их и бросай, – дурашливо подмигнув, перебил Келвин. – Вот мой девиз. Или, точнее, не люби и бросай.

«И довольно об эмоциях», – решил он про себя.

А ведь как они все радовались, когда у Джека что-то началось с Мэй! Прошел год после того, как его неожиданно бросила Ди, давняя подружка, и было приятно снова видеть его в строю. По крайней мере, так они думали. Но после того как закончился «медовый месяц», длившийся дня четыре, Джек в обществе Мэй стал почти таким же угрюмым, каким был после разрыва с Ди.

Келвин твердо решил отвлечь Джека от больной темы.

«Автомобили, – подумал он. – Вот о чем они сейчас поговорят».

В пятницу вечером Лиза вышла из редакции последней. Улицы были запружены народом, заходящее солнце слепило глаза. Протискиваясь между добродушными гуляками, перетекающими из паба в паб по улицам Темпл-Бара, она решительно двигалась к Крайст-черч, но на душе у нее было невесело. Вспомнился другой теплый вечер пятницы, когда она и Оливер сидели у реки в Хаммерсмите, мирно потягивая сидр, расслабленные и свободные после трудной недели. Неужели это правда было с ней?

Отодвинув мысли об Оливере, она попыталась переключиться на что-нибудь еще, но тут, проходя мимо паба, увидела в окне Трикс. Лиза ускорила шаг, притворяясь, будто не видит, что Эшлин приветственно машет ей рукой и жестами приглашает присоединиться к компании.

Вряд ли Лиза смогла бы так же естественно, как Эшлин, проявить дружелюбие к кому бы то ни было, но Эшлин сочла необходимым проявить сочувствие, застав Лизу плачущей, и за это Лиза сразу ее невзлюбила.

Мерседес, впрочем, тоже ей не нравилась, но по совсем иным причинам. Молчание и сдержанность Мерседес хоть кого взбесили бы.

Когда несколько дней назад Эшлин записалась по телефону в салон на эпиляцию, Лиза рассмешила всю редакцию, когда бросила:

– Теперь ваша очередь, Мерседес. Трикс, как я успела заметить, уже поработала над своими ногами, так что решайтесь! Если только этим летом природная растительность не в моде.

В ответ Мерседес ожгла ее таким недобрым взглядом, что Лиза проглотила свою следующую реплику насчет того, что со своей мастью Мерседес недолго до бакенбард и усиков.

– Эй, не злитесь, я пошутила, – натянуто улыбнулась она, нисколько, впрочем, не раскаиваясь, – Лиза не упускала возможности лишний раз выставить Мерседес на посмешище. Мало того, что волосатая, еще и шуток не понимает, поделом ей!

И, чтобы окончательно вывести из равновесия Эшлин и Мерседес, с Трикс Лиза была неизменно доброжелательна. Подобный метод она применяла и раньше – разделяй и властвуй. Выбрать любимчиков, осыпать их милостями, затем вдруг отдалить от себя и заменить другими. Тогда будут любить и бояться. Вот только с Джеком в эти игрушки играть не надо, с ним она будет мила постоянно. Он – ее единственная надежда. Осторожные исследования выявили, что он на нее реагирует совершенно иначе, чем на остальных женщин в редакции. Трикс его забавляет, с Мерседес он вежлив, Эшлин явно недолюбливает. Но к Лизе относится внимательно и с уважением. Даже с восхищением. Так, впрочем, и должно быть. Всю неделю она вставала раньше, чем обычно привыкла, с удвоенным старанием ухаживала за и без того безупречным лицом, умело наносила макияж, чтобы придать коже чарующий золотистый тон.

Насчет своей внешности, Лиза не обольщалась. От природы – хотя того, что дано ей от природы, давно никто не видел – она была довольно симпатичной девочкой, но, приложив огромные усилия, усовершенствовала себя от просто хорошенькой до ослепительно прекрасной. Помимо ухода за волосами, ногтями, кожей, подбора косметики и одежды, она накачивала себя витаминами, выпивала шестнадцать стаканов воды в день, кокаин нюхала только по большим праздникам и каждые полгода делала себе в лоб инъекцию ботокса, парализующего лицевые мышцы и идеально разглаживающего морщинки. Последние десять лет ходила голодной – настолько голодной, что уже не замечала этого. Иногда ей снилось, что она ест полный обед из трех блюд, но чего только не делают люди во сне!

Как бы ни была Лиза уверена в себе, подружка Джека слегка вывела ее из равновесия, чего уж лукавить. Она-то легкомысленно предположила, что ей предстоит тягаться с ирландкой, подумаешь! Но ничего! Отбить Джека у этой экзотической красотки – самое нехитрое дело в ее теперешней жизни.

Вот найти какое-нибудь жилье – задача потруднее. Всю неделю после работы она смотрела квартиры и не встретила ничего даже отдаленно подходящего. Сегодня вечером на очереди Крайст-черч, и там, кажется, есть что-то неплохое. Дороговато, зато дом новый и до работы можно ходить пешком. Правда, квартиру придется с кем-то делить, а этого Лиза не делала уже целую вечность. Тем более что хозяйка квартиры – женщина. Джоанна.

– Жить здесь просто замечательно, потому что вы можете ходить на работу пешком, – щебетала Джоанна, – а значит, каждый раз экономить фунт десять пенсов на автобусе.

Лиза кивнула.

– В день выходит два двадцать. Лиза снова кивнула.

– Одиннадцать фунтов в неделю.

Лиза кивнула опять, хоть и не так охотно.

– А в месяц набегает сорок четыре фунта. Больше пятисот в год! Да, так о плате. Аванс – плата за один месяц, вперед за два и еще двести фунтов залога, если вдруг вы съедете, оставив большой счет за телефон.

– Но…

– И еще, как правило, жильцы платят тридцать фунтов в неделю за продукты. Молоко, хлеб, масло, всякие мелочи.

– Молока я не пью…

– А в чай как же?

– Чая тоже не пью. И хлеба не ем. А к маслу вообще не прикасаюсь. – Положив руку на стройное бедро, Лиза смерила взглядом пышные формы Джоанны. – И потом, сколько пинт молока можно купить на тридцать фунтов? Вы, должно быть, за идиотку меня держите.

Выйдя на улицу, она почувствовала себя совсем несчастной. Как скучала она по Лондону! Жить здесь, проходить через все это – какая гадость! На Лэдброк-гров, в Лондоне, у нее замечательная собственная квартира, и, чтобы сейчас оказаться там, она отдала бы все.

Ее накрыла новая волна раздражения и растерянности. В Лондоне она была вплетена в ткань светской жизни, а здесь никого не знает. И знать не хочет! Они здесь все такие разгильдяи! Ни разу никто в этой дрянной стране не пришел на встречу вовремя, а один нахал еще и ляпнул: «Тот, кто сотворил время, сделал его слишком много». Опаздывать – ее привилегия, поскольку это она работает в журнале!

Окончательно взвинтив себя, Лиза понуро побрела в свою омерзительную гостиницу. Хоть бы Трикс удалось договориться с какой-нибудь местной знаменитостью об ужине на сегодня!

Свободное время Лиза ненавидела: у нее начисто пропала способность получать от него удовольствие. Хотя так было не всегда – разумеется, она всегда была честолюбива и вкалывала по-черному, но когда-то давно было же и еще что-то… Было, пока постоянные оглядки через плечо на идущие следом толпы девиц помоложе, поумнее, пожестче, поамбициозней не превратили ее жизнь в нескончаемый бег по кругу.

В выходные надо посмотреть еще несколько квартир и домов: время пройдет быстро. А назавтра она записана сразу к двум парикмахерам: к одному – покрасить волосы, к другому – на стрижку. Хитрость заключается в том, чтобы иметь нескольких чрезвычайно обязанных вам мастеров. Тогда, если вдруг понадобится срочно сделать укладку, всегда окажется свободен не один, так другой.

Она заключила сделку с самой собою. Год на то, чтобы превратить это позорище в успешный, покупаемый журнал, а тогда уж, какое бы ни было начальство в «Рэндолф медиа», оно оценит и вознаградит ее старания. Быть может…

Второпях допив третью после рабочего дня порцию спиртного в компании сослуживцев, Эшлин засобиралась домой, но Трикс умолила ее остаться.

– Ну что ты, давайте все вместе надеремся до чертиков! За дружбу и взаимовыручку!

– Не могу. Я иду в гости к моей подруге Клоде.

– Лучше зови ее сюда.

– Она не сможет. У нее двое маленьких детей, а муж сейчас в Белфасте.

Только после этого Трикс наконец ее отпустила. Эшлин протолкалась сквозь густую толпу к выходу – вечер пятницы, ничего не поделаешь, поймала такси и через четверть часа приехала к Клоде – есть пиццу, пить вино и ругать Дилана.

– Ненавижу, когда он уезжает на эти чертовы обеды и конференции! – воскликнула Клода. – И ездит что-то слишком часто.

Эшлин долго молчала, собиралась с духом и наконец спросила:

– А может… у него кто-то есть? Клода невесело усмехнулась:

– Нет, какое там! Я не о том. Просто, понимаешь, завидую его свободе. Торчу тут с этими двумя, пока он в шикарном отеле сладко спит в своем номере, и никто его не будит по три раза за ночь. Что бы я только не отдала…

Уже лежа в кровати, Клода снова вспомнила слова Эшлин. Нет ли у Дилана кого-нибудь на стороне? Да нет, глупости! Чтобы у него – роман? Или случайная интрижка в гостинице, на одну ночь? Быстро и бешено? Нет, нет, Дилан на такое не способен. Да она бы убила его, если б узнала.

Но странно: почему-то мысль о том, что Дилан занимается сексом с другой, возбудила Клоду. Она развивала ее, оснащала подробностями и собственными фантазиями… Как бы они делали это – так же, как она с Диланом? Или более изобретательно? Буйно? Нежно? Страстно? Проигрывая в уме один сценарий за другим, Клода дышала все чаще и, наконец, пару раз довела себя до быстрого, мощного оргазма. А потом заснула глубоким безмятежным сном.

12

Субботний день пролетел в беготне по магазинам. Эшлин искала соблазнительный костюм для работы. Вообще-то, ей ужасно хотелось стать такой, как Лиза. Тогда, быть может, она почувствует себя достойной своей новой работы и ее постоянная напряженность как-нибудь развеется. Но, увы, что бы она ни примеряла, от Лизиного лощеного совершенства оставалась все так же далека. Незадолго до закрытия сгоряча, скорее от отчаяния, купила что-то и поплелась домой, вконец измученная и недовольная собою.

Сегодня тот самый тип не лежал у нее на пороге, а сидел на корточках поодаль, закутавшись в свое оранжевое одеяло. В первый раз Эшлин увидела его неспящим. Редкие прохожие бросали ему монетки, но смотрели с неприязнью и подозрением, а по большей части – не видели в упор. Как будто выключили из поля своего зрения нежелательный объект.

По пути к подъезду надо было пройти мимо бродяжки чуть ли не вплотную, и Эшлин занервничала, не зная, как себя вести в этом случае, но чувствовала, что сказать что-нибудь придется. В конце концов, они вроде как соседи.

– Привет, – выдавила она, бегло взглянув парню в глаза.

– Здорово, – подняв голову, удивленно улыбнулся он. Переднего зуба у него не было.

Она уже приготовилась бежать, но он кивнул на глянцевый пакет в ее руках.

– Что-нибудь хорошее купила?

Эшлин замерла на полпути к входной двери, мечтая поскорее скрыться с его глаз.

– Да нет, ничего особенного. Так, пару тряпок, ходить на работу.

Ей хотелось отрезать себе язык. И что ее дернуло с ним откровенничать?!

– Как это, постой! – парень задумчиво прищурился. – Наряжайся не для той работы, которая у тебя есть, а для той, которую хочешь получить. Правильно говорят?

Но Эшлин совсем оцепенела от стыда и просто его не услышала.

– Простите… – Сорвав с плеча рюкзачок, она полезла за кошельком. Большой бумажный пакет висел на руке и мешал ей. – Вот, пожалуйста…

Она протянула ему фунт. Он принял деньги, милостиво наклонив голову. Сгорая от стыда за огромную разницу между тем, что дала ему, и суммой, потраченной на совершенно ненужные блузку и сумочку, Эшлин сердито потопала по лестнице на свой этаж. «Я много работаю, – убеждала она себя. – Взять хотя бы последнюю неделю. И уже сто лет ничего себе не покупала. И сегодня все только в кредит. И кто виноват, если он алкоголик или наркоман? Впрочем, справедливости ради надо признать: спиртным от него не пахнет, зрачки не расширены, и ведет он себя вполне прилично».

Благополучно добравшись до квартиры и предусмотрительно заперев за собой дверь на все замки, Эшлин с облегчением вздохнула: «Спасибо тебе, господи, что у меня есть дом. Могла бы ведь тоже оказаться без крыши над головой!» Да нет, нечего мелодраму разыгрывать. До такого края она все-таки никогда не доходила.

Она поставила сумку, разулась. Господи, как же она устала! А теперь еще надо переодеваться и тащиться куда-то с Джой. Так не хочется. Когда тебе слегка за тридцать, это как переходный возраст, только наоборот. Возникают какие-то странные желания. Например, в субботу вечером остаться дома, в кресле перед телевизором, с пакетом печенья.

– Но ты никогда ни с кем не познакомишься, если никуда не будешь ходить, – наседала на нее Джой.

– Я хожу. И потом, у меня есть «Бен и Джерри». А других мужиков мне не надо.

Но сегодня деваться некуда. Сегодня они с Джой идут в сальса-клуб выполнять редакционное задание для первого номера «Колин»: выяснять, каковы шансы познакомиться там с мужчинами. В «Женском гнездышке» ей никогда ничем подобным заниматься не приходилось, и иногда, вот сейчас, к примеру, она искренне скучала по своей прежней работе. Не только потому, что там ей никогда не нужно было жертвовать для дела субботним вечером. Просто все, что требовалось от нее в «Женском гнездышке», можно было делать не думая, а чего от нее хотят в «Колин», она до конца еще не поняла. И боялась вот такого неопределенного поручения сделать что-нибудь. Под ложечкой болезненно ныло от сознания того, что она не сможет выполнить требуемое. Эшлин любила определенность, а единственное, что она определила для себя в «Колин», – полная неизвестность. Что будет дальше, непонятно. Рехнуться можно!

Хотя все это было захватывающе интересно. И шикарно. И так здорово было работать в такой большой компании – ведь на старой работе постоянных сотрудников было всего трое. Но, надо признать, все они были просто лапочки. Ни одного неприятного типа вроде Джека Дивайна или Лизы. Правда, таких ярких личностей, как Трикс или Келвин, там тоже не было. Так что нечего ударяться в уныние и ронять тихие слезы.

Она сунула в микроволновку пакет попкорна, плюхнулась на диван, посмотрела «Свидание вслепую». Хоть бы Джой не пришла! Не ложилась ведь, наверное, до шести утра, все кувыркалась со своим человеком-барсуком, так что, вполне возможно, сил пойти куда-либо вечером у нее не будет.

Увы!

Осунулась, побледнела, но пришла.

– Мне бы чашку чаю, – бросила она с порога. – Сахару побольше.

– Что, так плохо?

– Я ему дала. Впрочем, было классно. Эшлин, я втрескалась в него по уши. Но он должен был позвонить мне сегодня, и… о черт!…молоко отдает кислятиной! Ах, ты! Я залетела, точно говорю. Через девять месяцев рожу ребенка-барсучонка.

– Не родишь, – возразила Эшлин, заглядывая в ее чашку, где плавали мелкие белые хлопья. – Это молоко прокисло.

Джой залезла в холодильник, тщательно осмотрела стоящие там четыре пакета молока, все с истекшим сроком годности.

– Да что это ты, в самом деле? – воскликнула она. – Играешь в русскую рулетку с молоком? Простоквашей торговать решила? Вообще, ты обедала?

Эшлин предъявила почти пустую чашку из-под попкорна.

– Странная ты, – хмыкнула Джой. – В чем-то такая организованная, а в другом…

– Нельзя же быть кругом хорошей. Я гармоничная.

– Тебе нужно больше заботиться о себе. Так ты долго не выдержишь!

– Чья бы корова мычала! Я принимаю витамины. И чувствую себя нормально. Тед где?

Теда Эшлин не видела всю неделю. Теперь им не только было не по пути на работу и он больше не подвозил ее на велосипеде, но после своего неожиданного триумфа безостановочно менял девушек, проявивших к нему интерес. И, хотя прежде Эшлин всегда раздражало, что каждый вечер он торчит в ее квартире и ноет, что его никто не любит, она скучала и обижалась на его новообретенную независимость.

– Тед придет позже. Нас приглашают на вечеринку студенты-архитекторы. Там один парень разговорным жанром увлекается, так что кто-то из юмористов тоже будет. А где юмористы, там, как правило, и человек-барсук!

– Что-то сомневаюсь я насчет вечеринки, – осторожно заметила Эшлин. – Особенно если она студенческая…

– Посмотрим, – легко согласилась Джой. Слишком легко, отметила Эшлин, бросая на подругу беспокойный взгляд.

– Господи, неужели опять краситься?! Кажется, пять минут прошло, как смыла косметику.

С этими словами Джой, не глядя в зеркало, мазнула по губам помадой, плотно сжала их и, к легкой зависти Эшлин, продемонстрировала идеально накрашенный рот.

– Камеру не забудь.

Выйдя на улицу, Эшлин поискала взглядом бездомного парня, но ни его, ни оранжевого одеяла нигде видно не было.

– Незамужние женщины и гомосексуалисты, – подытожила Джой, ястребиным оком оглядев толпу из пятидесяти с лишним человек. – Да, раз нам тут не обломится, давай хоть напьемся. Сколько нам дали на текущие расходы?

– Расходы?

Джой покачала головой и вздохнула.

Вечер начался с часового урока танцев. Инструктор, Альберто с Кубы, как он представился, особого впечатления на Эшлин не произвел. Пока не начал танцевать. Гибкий и стройный, элегантный и уверенный в себе, из невзрачного он вдруг стал красавцем. Отточенными, лаконичными движениями он показывал па, которые им предстояло освоить.

– Куда мы приперлись?! – сердито зашипела Джой.

– Тише!

Танцевать Эшлин любила. Талии у нее, правда, не было, зато чувство ритма было отличное, поэтому, когда снова заиграла мажорная, солнечная музыка, и Альберто распорядился: «А теперь – все со мной вместе», она не заставила себя ждать.

В самих движениях ничего сложного не было. «Важно, с каким зарядом ты их выполняешь», – подумала Эшлин, зачарованно следя за сексуальными движениями бедер Альберто.

Ученики спотыкались и путались, в частности Джой – от недосыпа или с похмелья, и Альберто, казалось, был искренне огорчен их неловкостью. А вот Эшлин схватывала движения легко.

– Правда, здорово придумано? – с сияющими глазами обернулась она к подруге.

– Отвянь.

– Улыбнись, я снимаю! И сделай вид, будто танцуешь. Джой сделала два-три нетвердых шага, пока Эшлин фотографировала, после чего отобрала у подруги камеру.

– Попробуй щелкнуть каких-нибудь мужиков для статьи, – прошипела ей Эшлин.

После урока начались собственно танцы. Зал постепенно заполнялся виртуозами – женщинами в коротеньких расклешенных юбках и туфлях на высоком каблуке, с ремешком через подъем, и мужчинами с бесстрастными, непроницаемыми лицами. Не ведя бровью, они вертели и кружили своих партнерш под будоражащие латиноамериканские ритмы.

– Поверить не могу, что мы в Ирландии, – обратилась Эшлин к Джой. – Ирландцы – и танцуют! Причем не после двенадцати кружек «Гиннесса».

– Настоящие мужчины не танцуют, если ты заметила. – Джой уже не чаяла, как сбежать.

– Эти – танцуют.

Сальса очень похожа на контактный спорт. Эшлин пристроилась рядом с одной парой. Они танцевали вплотную друг к другу, как будто их тела были стянуты вместе резиновой лентой. Ноги и бедра двигались в бешеном темпе, но все, что выше пояса, оставалось почти неподвижным. Живот к животу, грудь к груди, левая рука партнерши в правой руке партнера, руки вытянуты вверх над головами, так что внутренние поверхности предплечий, где такая чувствительная кожа, соприкасаются от запястий до локтей. Правая рука мужчины уверенно лежит на талии дамы. И, пока ноги безупречно выполняют сложнейшие па, он неотрывно смотрит ей в глаза.

Ничего более эротичного Эшлин в жизни не видела. У нее внутри точно раскрылся бутон, и стало больно и горячо от нахлынувшего томления. Обуреваемая смутным желанием, она следила за танцующими. Сердце ныло от подступившей тоски. Но почему? По теплу мужского тела?

Быть может…

– Ой, ну пожалуйста, всего на пять минуточек, – взмолилась Джой. – Я не знаю, что у меня получается с человеком-барсуком, а он там наверняка будет. Ну, прошу тебя.

– Ловлю на слове. Пять минут – и все, дольше я не останусь.

Вечеринка происходила в четырехэтажном домике из красного кирпича времен короля Георга, разделенном на тринадцать крохотных квартирок с непременными высокими потолками, характерными деталями интерьера, потрескавшейся краской на стенах и всепроникающим запахом сырости.

Первый, кого Эшлин увидела, войдя в дом, был бойкий молодой человек, некогда сунувший ей записку «позвони муа!».

– Вот черт, – выдохнула она.

– Что? – прошипела Джой, испугавшись, что Эшлин засекла человека-барсука в объятиях другой.

– Ничего.

– Вот он! – встрепенулась Джой.

Прислонясь к стене – дело рискованное в аварийной тесной квартирке, – невдалеке стоял предмет ее волнений. Джой отдала швартовы и пошла на абордаж. Столь внезапно оставшись одна, Эшлин кисло улыбнулась «позвони муа!». А он, к ее ужасу, вместо того чтобы улетучиться, двинулся к ней!

– Вы так мне и не позвонили, – скорбно упрекнул он.

– М-м-м-м, – осторожно отступая в сторону, с натянутой улыбкой промычала Эшлин.

– Но почему?

Она открыла рот, готовая врать до последнего. Потеряла бумажку с телефоном, оглохла, онемела, по Стивен-стрит прошел тайфун и порвал все провода, на линии случилась авария…

И вдруг ее осенило.

– Я не говорю по-французски, – победоносно заявила она. Вот так!

Парень улыбнулся грустной улыбкой человека, который понимает, что не нужен.

– Я уверена, вы очень хороший, и вообще, – поспешно добавила Эшлин, чтобы не обидеть его, – но мы не были знакомы, и…

– И вряд ли когда-нибудь познакомимся, если вы не позвоните, – заметил он.

– Да, но… – Тут ее осенило. – По-моему, принято, чтобы мужчина спрашивал у женщины телефон и звонил ей сам.

– Я пытался проявить широту взглядов, но вы, впрочем, правы. Можно ваш телефончик?

«У него веснушки», – подумала Эшлин, не зная, как выкрутиться. Давать свой номер бойкому конопатому типу ей совершенно не хотелось, но он уже достал ручку и выжидательно смотрел на нее. Поймал-таки! Эшлин проглотила подступившее раздражение, сделала глубокий вдох…

– Шесть – семь – семь, четыре – три – два… Перед последней цифрой она остановилась. Сказать «два», если на самом деле «три»? Секунда тянулась ужасно долго.

– Три, – вздохнула она.

– А имя?

В полутемной комнате блеснула его улыбка.

– Эшлин.

А его как зовут? Наверняка какое-нибудь дурацкое имя, Купидон, например.

– Валентайн, – сказал он. – Маркус Валентайн. Я вам позвоню.

«Вот редкий случай, – сердито подумала Эшлин, – когда «Я позвоню» именно это и значит. И почему вечно звонят всякие уроды, а нормальные люди – никогда?»

В толпе она увидела Джой, которая увлеченно беседовала с человеком-барсуком. Вот и ладно, теперь можно и домой.

– Пока, – сказала она Маркусу.

Стара, стара она для этих студенческих пьянок. По пути к выходу наткнулась на Теда, болтающего с коротко стриженной рыжей девчонкой. Он улыбался совершенно незнакомой Эшлин улыбкой: уже не вымученной и умоляющей, а уверенной и спокойной. Даже осанка у него изменилась: вместо того чтобы подаваться вперед, к собеседнику, он слегка отклонялся назад, так что девушке самой приходилось тянуться к нему.

– Привет, – Эшлин дружески двинула его кулаком в плечо.

– Эшлин! – воскликнул он, пытаясь перехватить ее руку. И, обменявшись приветствиями, повернулся к рыженькой: – Сюзи, это моя подруга Эшлин.

Сюзи робко кивнула.

– Выпьешь что-нибудь? – спросил Тед у Эшлин.

– Нет, я ухожу. Сил никаких нет.

Тед минуту постоял, держа на лице улыбку, а потом неожиданно сказал:

– Погоди, я с тобой.

Уже на улице, вдохнув свежего ночного воздуха, Эшлин дала волю недоумению: