Текст книги "Королева бурь"

10

– А теперь, с дозволения богов, мы узнаем правду об этом чудовищном злодеянии, – мрачно произнес лорд Скатфелл.

Гости разъехались по домам. Огромное красное солнце начало проглядывать над бастионами замка Алдаран через тяжелую пелену облаков. Тело Даррена перенесли в часовню, расположенную в самом сердце замка.

Донел никогда не любил Даррена, но не мог удержаться от жалости, увидев молодого человека окоченевшим и бездыханным, в наполовину расстегнутой одежде, с искаженным от муки и ужаса лицом. «Он умер жалкой смертью», – подумал Деллерей. Он собрался было поправить одежду мертвеца, чтобы придать ему более приличный вид, но вовремя сообразил, что таким образом уничтожит единственные улики, на основании которых будет строиться защита Дорилис.

«Кровь на таком маленьком ребенке!» – с содроганием подумал Донел. Отступив от трупа, он направился в приемный зал замка Алдаран.

Маргали пробудилась от тяжелого сна, одолевшего ее, когда головная боль понемногу начала стихать. Она стояла в ночной рубашке, с наброшенной на плечи теплой шалью, а Дорилис рыдала в ее объятиях. Лицо девочки распухло от слез, волосы слиплись, заплывшие веки сонно опускались на глаза. Она почти перестала плакать, но время от времени ее худые плечи начинали сотрясаться от рыданий. Красивое платье измялось и испачкалось.

– Вы хотите сотворить заклятье правды, мой лорд? – спросила Маргали, взглянув на лорда Микела. – Хорошо, но позвольте мне хотя бы послать за ее няней и уложить ребенка в постель. Она не спала всю ночь, и сами видите… – Лерони кивнула, указывая на всхлипывающую, взъерошенную Дорилис, прижимавшуюся к ней.

– Мне очень жаль, местра[17]17
  Уважительное обращение к женщине.


[Закрыть], но Дорилис должна остаться, – ответил Алдаран. – Нам нужно выслушать ее показания… Дорилис, – его голос звучал очень мягко, – отпусти приемную мать, дитя мое, и сядь рядом с Донелом. Никто не причинит тебе вреда; мы хотим лишь узнать, что произошло на самом деле.

Дорилис неохотно убрала руки с шеи Маргали. Ее движения были механическими, словно у заводной куклы. Донелу поневоле подумалось о кролике, загипнотизированном змеей.

Она подошла и села на низкую скамью рядом с ним. Донел протянул ей руку, и детские пальчики с неожиданной силой уцепились за его палец. Подняв другую руку, Дорилис утерла заплаканное лицо рукавом платья.

Маргали вынула матрикс из шелкового мешочка, висевшего у нее на шее, и всмотрелась в глубины самоцвета. Низкий, ясный голос отчетливо звучал в тишине приемного чертога, хотя лерони почти шептала.

– Пусть правда озарит эту комнату, – произнесла она. – Во имя огня истинного и нерукотворного…

Донел много раз наблюдал за созданием заклятья правды, и все же каждый раз это зрелище не переставало изумлять его. В маленьком голубом самоцвете разгоралось сияние, медленно озарившее лицо лерони. Потом сияние начало распространяться по комнате. Донел ощутил отблеск холодного света на собственном лице, увидел сияние на заплаканном лице Дорилис, на лицах Ракхела из Скатфелла и телохранителя, неподвижно застывшего за его спиной. В голубых бликах Микел из Алдарана казался еще больше похожим на старого, угрюмого ястреба. Когда он поднял голову, от него волнами распространилось ощущение угрожающей силы – дремлющей, но готовой проснуться.

– Все сделано, мой лорд, – сказала Маргали. – Пока горит этот свет, здесь возможно говорить только правду, и ничего кроме правды.

Донел знал, что если под заклятием правды произносится умышленная ложь, свет исчезает с лица говорившего, немедленно указывая на его вину.

– А теперь ты должна рассказать нам все, что тебе известно, Дорилис, – произнес лорд Алдаран. – Как умер Даррен?

Дорилис подняла голову, заморгала припухшими от слез глазами и снова вытерла нос вышитым рукавом своего платья. Она крепко держалась за руку Донела, и он чувствовал, как дрожит сестра. Раньше Алдаран никогда не обращался к дочери командным тоном.

– Я… я не знала, что он умер, – пробормотала девочка и быстро заморгала, словно собираясь расплакаться.

– Он мертв! – воскликнул Ракхел из Скатфелла. – Мой старший сын убит! Можешь не сомневаться в этом, ты…

– Молчать!

Командный тон заставил умолкнуть даже лорда Скатфелла.

– А теперь, Дорилис, расскажи нам о том, что произошло между тобою и Дарреном. Как получилось, что его ударило молнией?

Дорилис мало-помалу справилась с волнением.

– Нам стало жарко от танцев, и он предложил выйти на балкон. Он начал целовать меня, а потом… – ее голос снова задрожал, – а потом он расшнуровал мой лиф и стал трогать меня. Он не останавливался, хотя я очень просила его. – Дорилис учащенно моргала, но свет правды на ее лице оставался неизменным. – Он сказал, что я должна отдаться ему, чтобы отец не откладывал нашу свадьбу. Он грубо целовал меня; он сделал мне больно!

Девочка закрыла лицо руками и содрогнулась в новом приступе беззвучных рыданий. Лицо Алдарана окаменело.

– Не бойся, дочь моя, – сказал лорд. – Пусть наши родственники видят твое лицо.

Донел мягко отвел руки Дорилис от лица, взяв их в свои. Он ощущал мучительный страх и стыд, как будто толчками вливавшийся в него с биением ее пульса.

– Он… когда я оттолкнула его, он сильно ударил меня и повалил на пол. Потом он опустился на пол рядом со мной, и я… я испугалась и ударила его молнией. Я не хотела убивать его, я только хотела, чтобы он убрал от меня свои руки!

– Ты! Значит, это ты убила его? Ты ударила его своей колдовской молнией, исчадие ада!

Скатфелл поднялся со своего места, угрожающе протянув руку.

– Отец! – пронзительно выкрикнула Дорилис. – Не позволяй ему трогать меня!

В воздухе сверкнула фиолетовая вспышка, что-то зашипело. Ракхел из Скатфелла пошатнулся и застыл как вкопанный, хватаясь за сердце. Телохранитель подошел и помог ему вернуться на место.

– Мои лорды, если бы она не сразила его, то я бы сам вызвал его на поединок! – заявил Донел. – Совершить насилие над одиннадцатилетней девочкой!.. – Рука стиснула эфес меча, словно мертвец стоял перед ним во плоти.

Когда лорд Алдаран повернулся к лорду Скатфеллу, его голос был проникнут печалью и сожалением:

– Ну что же, брат мой, ты все слышал. Я сожалею об этом сильнее, чем могу выразить словами, но ты видел свет правды на лице ребенка. Мне кажется, что ее вина в этом деле невелика. Как мог твой сын решиться на столь позорный поступок – изнасиловать свою невесту!

– Мне и в голову не могло прийти, что ему придется прибегнуть к насилию. – В словах Скатфелла пульсировал едва сдерживаемый гнев. – Короче говоря, это я посоветовал ему получше познакомиться с ней. Неужели ты действительно думаешь, что мы согласились бы ждать долгие годы, пока ты будешь подыскивать для нее более выгодную партию? И слепой может увидеть, что твоя дочь созрела для брака, а в законе ясно сказано: если нареченные супруги возлягут вместе, их брак считается законным начиная с этого момента. Да, это я посоветовал Даррену… присмотреть за ней.

– Мне следовало бы догадаться, – с горечью произнес лорд Алдаран. – Так ты не поверил мне, брат? Но сейчас здесь стоит лерони, помогавшая моей дочери появиться на свет. Под заклятием правды, Маргали, скажи, сколько лет исполнилось Дорилис?

– Свидетельствую, что я отняла ребенка от тела Алисианы одиннадцать лет назад, – ответила лерони, окруженная голубым сиянием. – Но если бы даже она была совершеннолетней, лорд Скатфелл, почему ты потворствовал совращению собственной невестки?

– Да, мы должны услышать и об этом, – сказал Микел, лорд Алдаран. – Почему, брат мой? Разве ты не доверял родственным узам?

– Это вы забыли о родственных узах! – взъярился Скатфелл. – Стоит ли тебе спрашивать, брат? Ты собирался заставить Даррена ждать многие годы, а тем временем рассчитывал изыскать какой-нибудь способ сделать наследником этого бастарда, которого ты называешь приемным сыном. Этого ублюдка, который даже не приходится тебе родственником!

Донел, не раздумывая, поднялся со скамьи и встал на место телохранителя, в трех шагах за спиной лорда Алдарана. Его рука застыла над эфесом меча. Дом Микел не оглянулся на Донела, но слова сорвались с его губ так, словно их жгло каленым железом:

– Благодари богов за то, что ты сказал правду! Если бы Донел только был моим кровным сыном, законнорожденным или недестро! Ни один отец не может желать лучшего родича или сына. Но увы – и я говорю это с болью в сердце и под заклятьем правды – Донел не мой сын.

– Не твой сын? В самом деле? – Голос Скатфелла дрожал от ярости. – Тогда почему, скажи, старый человек питает позорное пристрастие к чужому мальчишке? Если он не твой сын, то, должно быть, он твой любовник!

Рука Донела метнулась к эфесу меча. Алдаран почувствовал его намерение и сжал запястье Донела стальными пальцами. Он продолжал удерживать руку юноши до тех пор, пока тот не подчинился, вложив меч обратно в ножны.

– Только не под моей крышей, приемный сын; он все еще остается нашим гостем.

Отпустив запястье Донела, Микел повернулся к лорду Скатфеллу, точно огромный ястреб, нацелившийся на жертву.

– Если бы кто-то, кроме моего брата, завел подобные речи в моем присутствии, то я бы клещами вырвал ложь из его глотки! Убирайся! Забирай с собой труп грязного подонка, которого ты называл сыном, и всех своих лакеев и убирайся вон из моего замка, прежде чем я в самом деле не забыл о родственных узах!

– Твой замок недолго останется при тебе, брат, – сквозь зубы прошипел Скатфелл. – Я обрушу его тебе на голову, камень за камнем, если он достанется бастарду из Рокравена!

– А я сожгу крышу над своей головой, прежде чем она перейдет к любому из сыновей Скатфелла! – отрезал лорд Алдаран. – Выметайся из моего дома до полудня, иначе мои слуги выгонят тебя кнутами! Возвращайся в Скатфелл и почитай за счастье, что я не выдворяю тебя из замка, которым ты владеешь лишь с моего соизволения. Я делаю поблажку твоему горю, иначе ты заплатил бы кровью своего сердца за все, сказанное тобою в этой комнате. Убирайся в Скатфелл или куда захочешь, но больше не попадайся мне на глаза и не называй меня братом!

– Ни братом, ни верховным лордом, – в бешенстве отозвался Ракхел. – Благодарение богам, у меня есть другие сыновья, и придет день, когда они будут владеть Скатфеллом по праву, а не по твоей поганой милости. Придет день, когда мы завладеем и Алдараном и колдунья-убийца, что прячется сейчас под личиной хнычущей девчонки, ответит за все! С этих пор, Микел, дрожи за себя, за свою дочь-колдунью и за ублюдка из Рокравена, которого ты называешь сыном! Одни боги знают, как ему удалось влезть тебе в душу! Какая-то гнусная ворожба! Я более не собираюсь дышать воздухом, отравленным злыми чарами!

Лорд Скатфелл горделивой походкой удалился из приемного чертога. Его взгляд, брошенный на Дорилис, был исполнен такой ненависти, что у Донела кровь застыла в жилах.

«Когда братья враждуют друг с другом, в брешь между ними входят враги, – подумал Донел. – Теперь приемный отец рассорился со всей своей родней. И я, единственный, кто остался с ним, – я даже не могу назвать его родным отцом!»

– А теперь, мой лорд, с вашего позволения я уложу Дорилис в постель, – твердо сказала Маргали после отъезда гостей из Скатфелла.

– Да, да, – с какой-то мрачной апатией пробормотал лорд Алдаран. – Забери девочку и возвращайся, когда она уснет.

Маргали увела плачущую Дорилис. Дом Микел сидел неподвижно, склонив голову и углубившись в раздумья. Донел опасался беспокоить его, но когда вернулась Маргали, он тихо спросил:

– Может быть, мне уйти?

– Нет, мой мальчик, это касается и тебя. – Вздохнув, Алдаран поднял голову и посмотрел на пожилую лерони. – На тебе нет вины, Маргали, но что нам теперь делать?

– Я больше не могу контролировать ее, мой лорд, – печально ответила лерони. – Она сильна и своевольна, а вскоре на нее обрушатся все тяготы переходного возраста. Прошу вас, дом Микел, отдать ее под опеку кого-то более сильного, чем я, и лучше подготовленного. Дорилис должна научиться обуздывать свой ларан, иначе могут случиться еще худшие беды.

«Что может быть хуже, чем это?» – удивленно подумал Донел.

– Все остальные мои дети умерли либо в утробе матери, либо в подростковом возрасте. – Алдаран словно отвечал на невысказанный вопрос. – Их убило проклятье нашего рода – пороговая болезнь. Должен ли я бояться и за нее?

– Мой лорд, а вы не хотите послать ее к ваи лерони из Башни Трамонтана? – спросила Маргали. – Они позаботятся о ней и научат пользоваться лараном. Если кто-нибудь из ныне живущих может провести ее через тяготы созревания без рокового ущерба для нее, то это они.

«В самом деле, правильное решение», – решил Донел.

– Да, отец, – с энтузиазмом поддержал он. – Ты помнишь, как они были добры ко мне каждый раз, когда я ездил туда? Они были рады моему обществу; они рассказали мне о ларане и с радостью научили бы большему, если бы я остался у них. Пусть Дорилис отправится к ним, отец!

Лицо Алдарана едва заметно просветлело, но затем он снова нахмурился.

– В Трамонтану? Ты хочешь опозорить меня перед соседями, Донел? Должен ли я показать свою слабость, чтобы они распространили слухи о ней по всем Хеллерам? Должен ли я сделаться объектом сплетен и всеобщего презрения?

– Отец, я думаю, ты неверно судишь о людях из Трамонтаны, – ответил юноша, уже зная, что уговоры не помогут. Он не принял в расчет фамильную гордость дома Микела.

– Если вы не хотите отпустить ее на попечение наших соседей в Трамонтане, то умоляю вас отослать ее в Хали, или в Нескью, или в одну из Башен на равнине, – попросила Маргали. – Я недостаточно сильна, чтобы справляться с нею. Боги знают, как мне не хочется расставаться с моей маленькой девочкой. Я люблю ее как собственное дитя, но больше не могу обуздывать ее ларан. В Башнях же специально учатся этому искусству.

Алдаран надолго задумался.

– По-моему, она еще слишком мала для обучения в Башне, – наконец сказал он. – Но между Алдараном и Элхалином существует старая дружба. Может быть, ради этой дружбы лорд Элхалин согласится послать сюда лерони из Башни Хали, которая позаботится о моей дочери. Это не возбудит сплетен. Готов ли ты, Донел, отправиться на поиски того, кто согласится приехать в Алдаран, жить в нашей семье и учить Дорилис пользоваться лараном?

Донел встал и поклонился. Мысль о Дорилис, живущей в неприступной Башне Трамонтана среди надежных друзей, привлекала его, но, может быть, такой поступок действительно означал слишком большое унижение для приемного отца.

– Если хочешь, мой лорд, я поеду сегодня, как только соберу эскорт, подобающий твоему званию и достоинству.

– Нет, – сурово возразил Алдаран. – Ты поедешь один, Донел, как подобает просителю. Я слышал, что между Элхалином и Риденоу заключено перемирие, поэтому ты будешь в относительной безопасности. Но если ты отправишься в одиночку, им будет ясно, что я действительно нуждаюсь в помощи.

– Как вам будет угодно, – согласился Донел. – Значит, я поеду завтра или даже сегодня вечером.

– Ты поедешь завтра, – произнес Алдаран. – Пусть крысы из Скатфелла уберутся в свои норы. Я хочу, чтобы ни слова о случившемся не стало известно в наших горах.

11

У дальнего берега озера Хали высилась Башня – величественное сооружение, сложенное из матового полупрозрачного камня.

Наиболее ответственная работа в матриксном круге совершалась по ночам. Сначала Эллерт не понимал, почему так заведено, считая это предрассудком или бессмысленным обычаем, однако со временем начал осознавать, что ночные часы, когда большинство людей спит, свободны от беспорядочных мыслей и случайного вмешательства чужих разумов. В глухие ночные часы работники матриксного круга могли посылать свое объединенное сознание в кристаллы матрикса, многократно усиливающие пси-излучение человеческого мозга и превращающие силу воли в чистую энергию.

С помощью невероятной силы соединенных разумов и гигантских искусственных кристаллических решеток матрикса, построенных специалистами-техниками, эта мысленная энергия могла находить и добывать глубоко погребенные под землей металлы, поднимая их на поверхность в виде очищенного расплава; заряжать батареи для аэрокаров или мощные генераторы, дававшие свет в замках Элхалина и Тендары. Когда-то работники матриксного круга воздвигли сверкающие белые башни замка Тендары прямо из монолитной скальной породы. Башни служили источником всей энергии и технологии Дарковера, но создавали эту энергию женщины и мужчины, работавшие в матриксных кругах.

В защищенном матриксном зале – защищенном не только табу, традициями и уединенностью самой Башни, но и силовыми полями, способными поразить незваного пришельца смертью или безумием, – Эллерт Хастур сидел перед низким круглым столом, соединившись руками и разумом с шестью другими работниками его круга. Вся энергия тела и разума сосредоточилась в едином потоке, текущем к Хранителю круга. Хранитель был гибким и крепким как сталь молодым человеком. Его звали Корином, он приходился Эллерту кузеном и был примерно его ровесником. Сидя перед гигантским искусственным кристаллом, он принимал концентрированный энергетический поток от шестерых людей, сидевших вокруг стола, и направлял его через кристаллические решетки в ряды батарей, выстроившиеся на низком столе. Корин не говорил и не двигался, но когда он властным жестом указывал то на одну, то на другую батарею, работники круга вливали всю силу в матрикс через тело Хранителя, посылая огромные заряды энергии в следующий по счету аккумулятор.

Тело Эллерта было холодным как лед, но он не чувствовал этого, не чувствовал ничего, кроме протекавшего через него мощного потока энергии. Это чем-то напоминало ему экстатическое слияние голосов и разумов при исполнении утренних гимнов в Неварсине, уникальное единение и вместе с ним осознание собственного места в музыке вселенной…

Вне круга соединенных рук и разумов сидела женщина в свободном белом одеянии, закрывшая лицо ладонями, так что были видны лишь локоны ее длинных, пышных волос медного цвета. Ее разум без устали перемещался по кругу, по очереди наблюдая за неподвижными фигурами. Она снимала мышечное напряжение, прежде чем судорога могла нарушить концентрацию внимания, следила за функционированием жизненно важных органов. Ритмическое помаргивание и легкие перемены позы помогали избежать перенапряжения. Если у кого-то сбивалось дыхание, женщина вступала в энергетический контакт и восстанавливала прежний ритм, возвращала к нормальной работе случайно зачастившее сердце. Работники круга в течение долгих часов не чувствовали собственных тел. Они ощущали лишь общий разум, плывущий в потоке энергии, поступавшей в батареи. Время для них остановилось в одном бесконечном мгновении; лишь Наблюдающая следила за тем, как бегут минуты. Теперь, не замечая приближения рассвета, но внутренне ощущая его, она нащупала в круге нежелательную слабину и послала зонд своего ищущего разума, проверяя одну неподвижную фигуру за другой.

«Корин?» Сам Хранитель, годами тренировавший тело и разум, чтобы выдерживать подобное напряжение… нет, он не испытывал беспокойства. Женщина проверила циркуляцию его крови; температура тела сильно понизилась, но он не осознавал этого. Его состояние не изменилось с ночи. Как только тело приобретало удобное и сбалансированное положение, он мог часами пребывать в неподвижности, не испытывая неудобств.

«Мира?» Нет, пожилая женщина, сама исполнявшая обязанности Наблюдающей до того, как это место заняла Рената, оставалась спокойной и отрешенной, слаженно двигаясь вместе с энергетическими полями, фокусируясь на случайных всплесках силы.

«Барак?» Этот плотный, смуглый мужчина – техник, построивший искусственную матриксную решетку для своего круга, – был близок к судороге. Рената автоматически проникла в его тело и расслабила напряженный мускул, прежде чем боль успела нарушить его сосредоточенность. В остальном с ним все было в порядке.

«Эллерт?» Как может новичок проявлять подобное самообладание? Может быть, сказывается тренировка, полученная в Неварсине? Дыхание было глубоким и размеренным, приток кислорода к сердцу и конечностям не прекращался ни на секунду. Он даже научился наиболее сложному приему в матриксном круге – оставаться неподвижным в течение долгого времени, не испытывая боли или судорог.

«Ариэлла?» По возрасту она была самой младшей, однако в свои шестнадцать лет уже провела два года в Хали и достигла ранга механика. Рената тщательно проверила ее: дыхание, сердце, кровообращение. Особенное внимание женщина обратила на носовые пазухи, иногда беспокоившие Ариэллу из-за сырости, обычной для здешнего климата. Девушка была родом с южных равнин. Не обнаружив отклонений от нормы, Рената продолжила проверку. Нет, ничего серьезного, даже такой мелочи, как полный мочевой пузырь, способной вызвать нежелательное напряжение. «Одно время мне казалось, что Корин сделал ей ребенка, но это не так, – подумала Рената. – Я тщательно обследовала ее, прежде чем она вошла в круг; Ариэлла знает, как соблюдать меры предосторожности. Значит, это Кассандра…»

Наблюдающая проверила сердце, дыхание, циркуляцию крови. Рената ощутила тревожную дрожь в сознании девушки и послала быстрый успокаивающий сигнал. Кассандра неопытна в этой работе и еще не научилась воспринимать мысленное прикосновение Наблюдающей к своему телу или разуму как признак помощи и поддержки. Рената потратила еще несколько секунд, чтобы успокоить ее, прежде чем смогла перейти к более тщательному обследованию.

«Да, это Кассандра. Это ее напряжение мы все сейчас разделяем… Ей не следовало входить в круг теперь, когда у нее начинаются месячные. Я думала, она это понимает, но…» Однако Рената не винила Кассандру. Она сама должна была удостовериться, что с девушкой все в порядке. Рената знала, как тяжело бывает в первые дни обучения признаться в своих слабостях или подчиниться строгим ограничениям. Наблюдающая вступила в связь с Кассандрой, пытаясь ослабить напряжение, но вскоре поняла, что та еще не способна работать в тесном контакте с нею. Тогда она послала осторожный предупреждающий сигнал Корину, мягкое прикосновение, сродни тишайшему шепоту: «Нам придется разорвать круг. Будь готов, когда я подам знак…»

Поток энергии не замедлился, но слабая дрожь мысли на самой периферии сознания Корина ответила ей: «Не сейчас. Нам осталось зарядить еще целый ряд батарей». Затем Хранитель снова погрузился в связь с матриксным кругом, словно камень, брошенный в воду и не оставивший следов на ее поверхности.

Теперь забеспокоилась Рената. Слово Хранителя в круге было законом, однако на ней лежала ответственность за здоровье и благополучие работающих. До сих пор женщина тщательно скрывала от них свою озабоченность, но продолжала ощущать чье-то слабое самоосознание, отток энергии из круга, утечку в единой цепи. «Эллерт сознает присутствие Кассандры. Находясь на этой стадии транса внутри круга, он не должен подозревать о ее существовании, не должен отличать ее от других». Однако это было лишь легким отклонением, которое Рената скомпенсировала, осторожно сдвинув осознание Эллерта к фокусу его энергии. Она старалась поддерживать Кассандру, как будто вела ее под руку по крутой лестнице. Но как только полная сосредоточенность оказалась нарушенной, что-то в потоке энергии дрогнуло, стронулось – словно ветерок покрыл рябью спокойное зеркало вод. Барак беспокойно заворочался, Корин кашлянул, Ариэлла шмыгнула носом. Дыхание Кассандры стало более тяжелым и прерывистым. Рената направила второе предупреждение, в повелительном тоне: «Мы должны разорвать круг, Корин».

На этот раз в ответном сигнале сквозило явное раздражение, отдавшееся во всех соединенных разумах, подобно сигналу тревоги. Эллерт услышал этот сигнал в своем сознании, как слышал беззвучные колокола Неварсина, и мало-помалу начал восстанавливать свою независимость от окружающих разумов. Раздражение Корина напоминало жгучий шлепок, скручивание какой-то внутренней жилы; вместе с тем Эллерт ощущал, как сознание Кассандры уплывает куда-то в темноту. Круг начал распадаться, но не медленно и постепенно, как это бывало раньше, а быстро и болезненно. Эллерт слышал, как Мира хватает ртом воздух, как шмыгает носом Ариэлла, словно собираясь расплакаться. Барак застонал, потянув сведенную судорогой руку, Хастур хорошо знал, что из круга нельзя выходить слишком быстро; продвигался медленно, осторожно, словно просыпаясь от глубокого сна. Но он был взволнован и обеспокоен. Что произошло с кругом? Очевидно, они не успели закончить работу…

Один за другим члены круга выходили из матриксного транса. Лицо Корина побелело и исказилось. Он молчал, но гнев на Ренату мучительно ощущался всеми.

«Я же сказал тебе: еще рано! Теперь нам придется начинать все сначала ради какой-то дюжины батарей… Почему ты разорвала круг? Неужели кто-то оказался слишком слаб и не мог потерпеть еще несколько минут? Кто мы – дети, играющие в камушки, или ответственные специалисты?»

Но Рената не обратила внимания на его вспышку. Эллерт увидел, что Кассандра тяжело осела, длинные темные волосы разметались по столу. Он резко отодвинул низкий табурет и бросился к ней, но Рената оказалась проворнее.

– Нет! – твердо произнесла она, и Эллерт с невольной дрожью почувствовал, что командный тон предназначался только ему. – Не прикасайся к ней. Я несу за нее ответственность!

Эллерт, пребывавший в состоянии крайней обостренности чувств, уловил невысказанную мысль: «Это ты виноват…»

«Я? Святой Носитель Вериг, укрепи меня! Я, Рената?»

Рената стояла на коленях возле Кассандры. Кончики ее пальцев поглаживали шею девушки, слегка прикасаясь к нервным центрам. Кассандра слабо зашевелилась.

– Все в порядке, милая, – успокаивающе прошептала Наблюдающая. – Теперь все будет хорошо.

– Мне так холодно.

– Я знаю. Это пройдет через несколько минут.

– Мне очень жаль. Я не хотела… я была уверена… – Девушка огляделась, готовая расплакаться, и вся сжалась под сердитым взглядом Корина.

– Оставь ее в покое, Корин, – сказала Рената, не поднимая головы. – Она не виновата.

– Ц'пар серву, ваи лерони, – с нескрываемой иронией бросил Корин. – Ты разрешишь нам проверить батареи, пока будешь ухаживать за ней?

Кассандра боролась с подступающими рыданиями.

– Не обращай внимания на Корина, – мягко заметила Рената. – Он устал, как и все мы. Он не хотел обидеть тебя.

Ариэлла подошла к столику у стены, взяла металлический щуп – работники матриксных кругов обладали первоочередным правом использования всех редких металлов Дарковера – и, обернув руку изолирующим материалом, подошла к батареям. Она прикасалась к одной батарее за другой и извлекала электрическую искру, указывавшую на полную подзарядку. Остальные члены круга мало-помалу поднимались со своих мест, разминая занемевшие конечности. Рената по-прежнему стояла на коленях возле Кассандры. Проверив пульс, она убрала руку с шеи девушки.

– Теперь попробуй встать. Походи кругами, если можешь.

Кассандра прижала к груди худые руки.

– Мне так холодно, словно я провела ночь в самой дальней из преисподен Зандру, – прошептала она. – Спасибо тебе, Рената. Как ты узнала?

– Я Наблюдающая. Знать о таких вещах – это моя обязанность.

Рената Лейнье была стройной и крепкой молодой женщиной с пышной копной медно-золотистых волос. Но рот был слишком широким, зубы – мелкими и неровными, нос и щеки украшала россыпь веснушек. Самой привлекательной чертой ее внешности были глаза – большие, дымчато-серые, словно два туманных самоцвета.

– Когда ты немного больше узнаешь о себе, Кассандра, то сможешь следить за недомоганиями и заранее предупреждать нас, когда тебе не следует работать в круге. У нас, женщин, при менструации психическая энергия покидает тело вместе с кровью, и вся наша сила требуется нам для самих себя. А теперь ты должна лечь в постель и отдохнуть день-другой. В любом случае ты некоторое время не сможешь работать в круге и вообще заниматься чем-либо, требующим усилий и сосредоточенности.

– Тебе плохо, Кассандра? – встревоженно спросил Эллерт.

– Она немного переутомилась, не более того, и нуждается в хорошей пище и отдыхе, – ответила за девушку Рената.

Мира подошла к буфету, стоявшему в дальнем конце комнаты, и поставила на стол еду и вино, хранившиеся на полках, чтобы члены круга могли восстанавливать силы после огромных затрат энергии при работе. Пошарив на полке, Рената вытащила длинный брусок орехов в меду. Она протянула брусок Кассандре, но темноволосая девушка покачала головой:

– Я не люблю сладостей. Пожалуй, я лучше подожду до завтрака.

– Ешь, – командным голосом приказала Рената. – Тебе нужны силы.

Кассандра послушно положила в рот кусочек и начала жевать. Ариэлла присоединилась к ней, взяв полную горсть сухофруктов.

– Последняя дюжина батарей так и осталась незаряженной, – сказала она с набитым ртом. – А еще три нуждаются в подзарядке.

– Какая досада! – Корин искоса взглянул на Кассандру.

– Оставь ее в покое! – требовательно произнесла Наблюдающая. – Все мы когда-то были новичками.

Корин налил себе бокал вина и сделал добрый глоток.

– Извини, – с улыбкой обратился он к Кассандре, когда к нему вернулось обычное хорошее расположение духа. – Ты сильно переутомилась? В самом деле, несколько батарей не стоят человеческой жизни.

Ариэлла вытерла пальцы, липкие от сухофруктов.

– Едва ли от Далерета до Хеллеров есть более утомительная и нудная работа, чем зарядка батарей, – заявила она.

– Лучше уж заряжать батареи, чем бурить шахты, – возразил Корин. – Когда я работаю с металлами, мне каждый раз приходится неделю восстанавливать силы. Я рад, что в этом году такой работы больше не предвидится. Каждый раз, когда мы углубляемся в землю, у меня появляется четкое ощущение, словно я своими руками поднимаю каждую пригоршню расплава!

Эллерт, чей разум был отточен годами суровой психической и умственной тренировки в Неварсине, устал меньше остальных, но и его мускулы ныли от долгого напряжения. Он видел, как Кассандра отломила еще один кусочек орехов в меду и положила себе в рот. Эмоциональная связь между ними все еще оставалась довольно крепкой, и он ощутил ее отвращение к приторной субстанции, словно сам жевал то же самое.

– Не ешь, если тебе не нравится, – заметил он. – На полках наверняка найдется что-нибудь получше.

Кассандра пожала плечами:

– Рената сказала, что это восстановит мои силы быстрее всего остального. Я не возражаю.

Эллерт тоже взял кусочек. Барак подошел к ним с бокалом вина в руке.

– Тебе уже лучше, родственница? Эта работа в самом деле очень утомительна, особенно поначалу, а здесь нет действительно хороших средств для восстановления сил. – Он усмехнулся. – Наверное, тебе следовало бы принять ложку-другую киресетового меда. Это лучшее тонизирующее после долгой работы, и оно было бы особенно… – Он вдруг закашлялся и отвернулся, сделав вид, что поперхнулся вином, но все услышали его слова в своем сознании, как если бы он произнес их вслух: «…и оно было бы особенно полезно для тебя, так как ты недавно вышла замуж и несешь двойную нагрузку…» Но прежде, чем слова успели сорваться с его языка, Барак вспомнил о том, что уже было известно всем, кто поддерживал телепатический контакт с Эллертом и Кассандрой: о их реальных отношениях.