Текст книги "Наша вина"

17
Ник

Я уставился на экран компьютера, не зная, как себя чувствовать, так как реальность казалась мне безумной.

Пришло электронное письмо от Энн, социального работника Мэдди. В нем она объяснила, что поскольку больше не было никаких сомнений относительно того, кто был отцом моей сестры, и после судебных исков, которые мой отец возбудил против мамы за то, что она годами скрывала от него правду, он, наконец, получил опеку, и все визиты к сестре, которые я запланировал, были отменены. Теперь только мои родители должны были решать, давать мне разрешение повидаться с ней или нет. Те самые родители, которые лгали как мне, так и моей сестре, заставляя ее поверить, что ее отец не был ее отцом, а затем давая понять, что все, что она знала, было ложью, такой же, как и ее дом в Лас-Вегасе.

Когда я только узнал обо всем этом, я обрадовался. Разумеется, обрадовался, ведь моя сестра наконец-то стала моей, настоящей, а не сводной или еще какой-то там сестрой. Я всегда ненавидел мысль о том, что, имея другого отца, она не принадлежала мне полностью, ненавидел часы свиданий и выражение лица Грасона каждый раз, когда он видел Мэдди со мной. Было ясно, что теперь все будет намного проще, по крайней мере, я так думал.

Моя сестра ничего не понимала. Несколько раз, когда мой отец навещал ее, она все время плакала. Она не хотела идти с незнакомцем, не хотела уезжать из дома, не хотела ничего знать о своем новом отце.

Я вздохнул, прижав руку к виску. Прямо сейчас я был посредником между Мэдди и отцом, который, казалось, потерял сноровку, когда дело доходило до маленьких детей. Дело не в том, что он никогда не был терпелив, просто нужно было видеть его отношения со мной. Что меня удивило, так это его усилия и решимость попытаться завоевать ее расположение.

Отец, не колеблясь ни секунды, задействовал все и всех, чтобы ему дали совместную опеку и чтобы всем было совершенно ясно, что Мэдисон Грасон теперь стала Мэдисон Лейстер. Еще не все было решено… далеко не все. Больше всего в этой истории пострадала Мэд, и это сводило меня с ума.

Ее отец, тот самый, который якобы был ее отцом более пяти лет, просто испарился, не хотел ничего знать ни о моей матери, ни о девочке, которую все время до этого воспитывал. Этот сукин сын даже не хотел участвовать в процессе адаптации, который должна была пройти моя сестра. Нам пришлось очень деликатно, но ясно объяснить ей, что ее отец больше не ее отец и что теперь у нее появился новый папа, который ее очень любит. Что обычно происходит в таких случаях, так это то, что отец, который не является биологическим, борется за опеку над той, кого он до последнего момента считал своей дочерью, по крайней мере, борется за то, чтобы продолжать быть частью ее жизни и, разумеется, помогать столько, сколько ей нужно. Но этого не произошло, и моя сестра только повторяла, что любит своего отца, своего настоящего отца.

Она стала раздражительной и превратилась из очаровательной и вечно улыбающейся девочки в обиженную и брошенную всеми.

Моя мать переехала в город, уехала из Лас-Вегаса и жила в хорошей квартире в центре. Мэдди еще не успела привыкнуть к такому количеству перемен. Единственным, кого она, казалось, была рада видеть и кому звонила поздно ночью, чтобы заснуть, был я. Ей было страшно, не нравился новый дом, она говорила, что игрушки были уже не те, друзья были далеко и что она не хотела ходить в дурацкую школу: она хотела жить со мной. Да, именно так она говорила каждый раз, когда мы разговаривали по телефону.

– Когда ты придешь за мной, Ник? – спросила она, надувшись. – Когда мы пойдем на колесо обозрения? Когда папа вернется? Когда мама станет такой, какой была раньше?

Ее вопросы причиняли мне боль и сводили с ума, потому что они давали понять, как мать пренебрегает ею. Мэдди была в порядке, ни в чем не нуждалась, хорошо ела и была здорова, но что насчет всего остального?

Я продолжал читать электронное письмо, в котором Энн писала, что мой отец попросил Мэдди провести День благодарения с ним и его семьей. Судья позволил им самим выбрать, и моя мать согласилась. Энн попрощалась со мной, сказав, что отныне визиты закончились и что, если у меня есть вопросы насчет моей младшей сестры, мне нужно поговорить с отцом. Она также прислала электронное письмо, в котором просила провести отпуск дома. Она сказала, что Мэдди намного лучше приспособится, если я буду там, и что мы должны сделать для нее все, что в наших силах.

Честно говоря, у меня не было ни малейшего желания оставаться в этом доме ни на секунду дольше, чем это необходимо. Для меня семейные обеды и посиделки потеряли смысл. Собираюсь ли я сидеть за одним столом с человеком, который лгал мне годами, и с женщиной, которая стала причиной развода моих родителей и ухода моей матери?

Ничего подобного. Даже мысль о том, что нужно идти туда, причиняла мне боль, и не только из-за воспоминаний о детстве, но и из-за гораздо более болезненных мыслей, которые в конечном итоге все омрачали.

Для меня этот дом означал видеть Ноа повсюду: как она спускается по лестнице в пижаме или, наоборот, нарядной, в красивом платье и босоножках на высоких каблуках. Как, спустившись, сразу бросится в мои объятия, а потом страстно поцелует. Как Ноа завтракает на кухне, как спит в своей комнате, как тогда, когда я в первый раз вошел и понял, что от одного взгляда на нее мое сердце бешено колотится… Как она в моей постели, голая. Как мы в первый раз занимались любовью. Хотя каждый раз для меня был как первый, ведь я любил ее по-настоящему.

Я теперь мало знал о ней, только то, что рассказывал мне Лайон, но было ясно, что она все обо мне знала. Разумеется, ведь я стал мишенью для фотокорреспондентов, которые неустанно преследовали нас.

Я попадал в журнальные статьи не только из-за моих отношений с Софией, но и из-за увольнений в компании. Во многих газетах меня заклеймили как подлого и бессердечного, и это, вдобавок ко всему прочему, очень меня напрягало.

Я всегда знал, что продвигать бизнес будет нелегко. Такой крупной компанией, как компания моего дедушки, будет нелегко управлять, но теперь, когда вся информация была доступна каждому, теперь, когда люди, казалось, знали абсолютно все… Это было самое худшее: неспособность заниматься своими делами из-за людей, которые не имели ни малейшего представления о моей работе, а только комментировали и публиковали глупые статьи. Да, мне пришлось уволить множество людей, да, пришлось закрыть две компании, но я ведь также открыл одну, в которой многие из уволенных выйдут на работу менее чем через месяц. Это обеспечит гораздо больше рабочих мест в будущем с гораздо более достойной заработной платой, чем они получали до этого из-за ограниченных ресурсов и плохого управления.

Объясните это людям, которых интересуют кричащие заголовки.

Я отошел от компьютера. На следующий день я позвонил отцу и сказал, что проведу отпуск у них. Какой еще вариант у меня был? Моя сестра была сейчас самым важным в моей жизни. Она была единственным человеком, которому я должен показать свои лучшие черты, должен был заботиться о ней и дать ей понять, что она все еще может доверять старшим.

Мэдди было уже семь с половиной лет, она стала старше, начала больше понимать, стала проницательной. Ее больше невозможно было одурачить мороженым и игрушками. То, что она пережила за эти месяцы, оставило на ней след, заставило повзрослеть и превратило в человека, не желающего доверять другим.

Я вышел из кабинета и пошел за стаканом воды. Было уже поздно, но спать совсем не хотелось, нужно было чем-то заняться. Через несколько минут я вошел в свою комнату и уставился на обнаженную спину Софии. Она уже должна была уйти… Первое наше правило заключалось в том, что мы не должны спать вместе, и оно с каждым днем становилось все более расплывчатым. Я сел на диванчик перед кроватью и посмотрел на нее: темные волосы на моей подушке, изгибы под белыми шелковыми простынями… Она была очень привлекательной и чертовски решительной, но очень нежной… Она была не стихийным бедствием, которое разрушало все в пределах досягаемости, но той, кто уничтожал все словами, аргументами и широкой соблазнительной улыбкой.

Она мне нравилась, разумеется, нравилась. Она была умной веселой девушкой из хорошей семьи, решительной и недурной в постели. В этом вопросе мы были почти на одном уровне: иногда доминировал я, иногда она.

София была бы идеальной девушкой, идеальной спутницей жизни. Она была бы той женщиной, которая всегда будет рядом, которая поддержит и даст советы, которая обнимет, когда ты в этом нуждаешься, и которая поцелует, пока у тебя не перехватит дыхание. Она была бы и хорошей матерью. Работающей, такой, которая заботится о том, чтобы ее дети ходили в лучшую школу, чтобы с ними всегда хорошо обращались, чтобы они хорошо одевались и были здоровы. Такой матерью, которая все знает, но в то же время не занудной, такой, которая приходит под утро, когда дети уже спят, приходит укутать их и поцеловать, прежде чем отдохнуть.

София была всем этим и даже больше… но она не была Ноа.

18
Ноа

Я добралась до дома Уилла около одиннадцати утра, как раз вовремя, чтобы съесть что-нибудь вкусное и горячее на завтрак. Мама вышла поприветствовать меня, закутавшись в вязаную шаль, которая, как я предполагала, была намного дороже, чем казалось. У нее были короткие светлые волосы, гораздо короче, чем когда я видела ее в последний раз, длиной примерно до плеч, а голубые глаза смотрели на меня с любовью и надеждой, когда я вышла из машины и подошла, чтобы поздороваться с ней. Я поднялась по ступенькам и позволила обнять себя.

Я не была здесь целую вечность, особенно с тех пор, как рассталась с Ником. Всякий раз, когда мы с мамой виделись, это происходило у меня в квартире или в каком-нибудь хорошем ресторане. Воспоминания о Нике преследовали меня, и поэтому я изо всех сил избегала этого места.

Теперь у меня было два дня, чтобы провести их в компании мамы и ее мужа, но, по крайней мере, я могла быть спокойной и не волноваться из-за того, что Ник приедет на праздники: он ненавидел этот дом. Раньше, когда мы были вместе, я все время настаивала, что ему нужно прийти сюда. Николас не стал бы проводить День благодарения с отцом. Что ж, тем лучше для меня.

Я прошла на кухню, где Уилл дружелюбно разговаривал с Претт. Она обняла меня с дружелюбной улыбкой, и он тоже улыбнулся, подойдя ко мне и обняв, что было гораздо приятнее, чем я ожидала. Я не могла не вспомнить, что сказала мне мама.

Она рассказала о нем, и, хотя он был человеком, с которым она изменяла моему отцу, он знал, как позаботиться о ней, он сделал ее счастливой в самый сложный момент ее жизни. Я даже не хотела думать о том, что могло бы случиться, если бы Уильям не поместил мою мать в учреждение, где ее вылечили. Скорее всего, она так бы и страдала, пытаясь выжить после того, как столько лет с ней жестоко обращались, а потом еще и отняли дочь. Тогда мне бы пришлось жить в приемных семьях, и, возможно, я бы никогда к ней не вернулась.

Мы провели утро, наверстывая упущенное. Я по-прежнему не хотела никому говорить о своей работе. Не хотела видеть, как мама закатывает глаза или как Уилл убеждает меня сосредоточиться на учебе, говоря, что в состоянии помочь мне материально. Поэтому мы говорили о других вещах, и, когда они закончились, замечание Уилла очень заинтересовало меня.

– Я так сильно боролся за то, чтобы моя дочь провела со мной каникулы, и, когда я наконец получил это, понял, что понятия не имею, что нужно сделать, чтобы завоевать ее расположение.

«Ох… Мэдди, черт возьми, все еще щекотливая тема?» Я посмотрела на маму, которая казалась гораздо более расслабленной, чем в ту чертову ночь, когда все тайны разом вышли наружу.

– Мэдди проведет здесь каникулы? – осторожно спросила я, будто не хотела знать ответ.

Последнее, что я слышала от мамы по этому поводу, было то, что Уилл получил опеку и что они ищут способ объяснить девочке, что произошло.

– Пора наверстать упущенное, – сказал Уилл, вставая из-за стола и добродушно улыбаясь мне. Он вышел из кухни, но сначала поцеловал маму в щеку. Я воспользовалась возможностью, чтобы разузнать немного больше.

– Что происходит, мам? – спросила я, поднеся чашку кофе к губам.

Мама села напротив меня и тяжело вздохнула.

– Уильям чувствует себя виноватым во всем, что произошло. Он хочет устроить свою жизнь… но теперь все перевернулось с ног на голову. Не думаю, что кому-то было бы приятно узнать, что у него есть семилетняя дочь от сумасшедшей бывшей жены.

Я удивленно распахнула глаза. Мама говорила тоном, который никогда раньше не использовала, по крайней мере, когда я была рядом. Она знала, что для него это был тяжелый удар. Спустя годы после того, что случилось со мной, ее отношения с Уильямом не были идеальными. На самом деле они вели себя как довольно нестабильная пара: несколько раз ссорились и расставались. Однако от факта, что за это время он успел переспать со своей бывшей женой, она никогда не оправится.

– Как ты? – спросила я, чувствуя жалость к ней.

– Когда в деле замешаны дети, это всегда очень дерьмово, – ответила она. Ей, должно быть, было трудно использовать такое слово. – Девочка абсолютно ничего не понимает, Уилл делал все возможное, чтобы завоевать ее расположение каждый раз, когда был у нее в гостях, но Мэдди ничего не хочет знать о нем.

Бедняжка Мэд… такая маленькая, такая милая. Я вспомнила те времена, когда была с Ником в Лас-Вегасе, и мы гуляли вместе. Ник всегда был для нее как отец: он обожал ее, она была его маленькой девочкой, единственной, к которой он, казалось, был бесконечно терпелив. Должно быть, для нее было ужасно узнать, что ее отец не был ее отцом. Как сказать это ребенку? Как объяснить? Даже мне было трудно это понять. Вскоре мне в голову пришел довольно логичный вывод, который заставил насторожиться.

– Мама, а Ник не собирается?..

Я почувствовала, как внутри все оборвалось, когда мама подняла глаза и пристально посмотрела на меня. Она так и будет просто наблюдать за моей медленной и мучительной паникой?

– Не волнуйся, Николас здесь не появится. Уильям пригласил его провести здесь отпуск, как и каждый год до этого, но сомневаюсь, что он согласится.

Ее ответ не убедил меня, тем более, здесь будет его сестра.

– Сколько дней Мэдди пробудет здесь? – спросила я, пытаясь успокоить сумасшедшее биение сердца.

– Только выходные.

Ник собирался приехать… и остаться. Черт, мне придется увидеть его снова.

Утро Дня благодарения выдалось холодным и дождливым. Небо было довольно пасмурным, и мне было грустно осознавать, что в такой день не будет солнца. В Канаде День благодарения празднуют в октябре, а не в ноябре, когда больше шансов, что погода еще будет более-менее хорошей. Я проснулась слишком рано, надела теплый бледно-лиловый халат и тапочки.

Мама сказала, что на обеде будет только несколько человек, включая супружескую пару друзей Уилла с их маленькими детьми. «По крайней мере, Мэдди будет с кем поиграть», – подумала я.

Она не сказала, что Ник собирается остаться, поэтому я попыталась убедить себя, что он приедет, бросит свою сестру и уйдет со своей новой девушкой или продолжит свои мега-бизнес-суперпроекты.

Я спустилась на кухню позавтракать и обнаружила, что Претт очень занята. Она проверяла индейку, которая, как я знала, должна была быть в духовке уже пару часов. На кухонном столе стояли картофель, горох, специи и всевозможные продукты для приготовления еды.

– Привет, Претт, – с улыбкой поздоровалась я, садясь напротив нее и вдыхая изысканный аромат.

Кухарка вытерла руки о фартук и ласково улыбнулась. Я всегда знала, что нравилась ей, хотя в наших спорах она была на стороне Николаса. Я много раз приходила к ней, чтобы поговорить о нем, особенно в первые месяцы нашего знакомства. Претт готовила для Лейстеров много лет, с тех пор, как Ник был мальчиком. Она знала его достаточно хорошо. На самом деле, она настолько избаловала его, что это иногда приводило меня в отчаяние.

– Можно я помогу?

Я не возражала против готовки. Мне даже нравилось это делать в такие особые дни. Претт ответила, что это не обязательно, что она и сама справится, но я настояла, и через два часа мы обе были погружены в работу: чистили картошку, кипятили воду для пюре, замешивали тесто, чтобы сделать тыквенный и яблочный пирог, и многое другое.

Утро пролетело незаметно, и когда почти все было готово, Претт налила нам по стакану сидра. Мы выпили за хорошую работу, она сделала вкусные сырные рулетики: мы это заслужили, мы готовили как настоящие профессионалы.

Когда я посмотрела на часы, тотчас же вскочила. Если я хочу выглядеть презентабельно к приходу гостей, мне лучше поторопиться. Так что я попрощалась с Претт, заверив ее, что вскоре спущусь и помогу с индейкой, как только она будет готова.

Поскольку очень вкусно пахло едой и специями, я позволила себе роскошь наполнить ванну и добавить соли с ароматом лимона и манго, которые мне так нравились. Пока ванна наполнялась, я зашла в гардеробную, чтобы выбрать, что мне надеть. Нашла бордовую юбку-клеш с двумя черными ремешками. К ней я подобрала облегающую прозрачную блузку с маленькими пуговицами на спине.

Когда я спустилась в гостиную, увидела, что мама как раз в этот момент принимала первую пару гостей и их детей, восьмилетних близнецов, со светлыми волосами, зачесанными назад, одетых в светло-голубые шорты и футболки с галстуком. Их родители были мне знакомы, потому что я видела их на других приемах. Я предположила, что они близкие друзья Уилла, потому что мама принимала их с энтузиазмом. Должно быть, я их тоже знала, так как они подошли и очень сердечно поприветствовали меня. Я выдавила из себя улыбку, которая исчезла, как только они прошли в гостиную, где уже собрались остальные гости. В этот момент снова раздался звонок в дверь, и, чтобы скрыться от них, я, не задумываясь, пошла открывать.

Глаза цвета глубокого льда впились в мои, как только я открыла дверь. Я стояла как парализованная, смотря на него, как глупая малолетняя девчонка. Я чувствовала бесконечный поток противоречивых эмоций: тоску, желание, обиду, любовь… Они переполняли мою грудь и лишили меня дара речи.

Прошло больше трех месяцев с тех пор, как я видела его в последний раз, но они показались мне мигом, когда в моей памяти возникли образы того, что мы делали той ночью. Я чувствовала жар, просто думая об этом, и мысленно призывала себя блокировать любые мысли, не рекомендуемые для тех, кому меньше восемнадцати.

Черт.

Одетый в темные джинсы, белую рубашку с расстегнутыми двумя верхними пуговицами и в серых конверсах, он выглядел потрясающе… На его лице было удивление, разумеется, ведь он совсем не ожидал меня увидеть.

Рядом с ним стояла его сестренка, ростом едва ему по пояс. Ее маленькая ручка спряталась в большой руке Ника, ее семилетнее маленькое тельце было прикрыто серым шотландским платьем в красно-белую полоску. На ней были черные лакированные туфли и красная повязка на голове в тон ее платью.

Весь осмотр длился всего несколько секунд, потому что, как только Мэдди узнала меня, отпустила руку Ника и прыгнула мне в объятия.

– Ноа! – взволнованно закричала она, обняв меня за ноги и обхватив руками талию.

На мгновение мои глаза встретились с глазами Ника, который уже сменил первоначальное потрясенное выражение на холодную бесстрастную маску. Мои руки автоматически легли на аккуратно уложенные кудри Мэдди, и я собрала все силы, чтобы отвести от него взгляд.

– Привет, красотка! – поприветствовала ее я, заметив, какой она стала большой с тех пор, как мы виделись в последний раз. Эта девочка должна была стать настоящей красавицей, когда вырастет, и теперь, когда я знала, что она дочь Уилла, могла разглядеть те черты, которые были и у Ника и которые я ошибочно приписывала их матери… Вне всякого сомнения, эти большие глаза и длинные ресницы принадлежали Уиллу. Мать Николаса была слишком светловолосой для таких ресниц, и я не сомневалась, что ее ресницы были накладными.

Мэдди отпустила мои ноги и с улыбкой переводила с меня на Ника взгляд, словно чего-то ожидая.

Я напряглась, когда Ник шагнул вперед, положив свою большую руку мне на талию и прикоснувшись губами к моей щеке. Это был мимолетный поцелуй, легкое прикосновение к моей коже, но все волосы на моем теле встали дыбом.

– С Днем благодарения, Ноа, – сказал он, отходя.

– С Днем благодарения, Ноа! – тут же закричала Мэдди, подпрыгивая и крепко держась за мою руку.

Я уже поняла, что тут разыгрывается сцена: Ник не хотел, чтобы его младшая сестра знала, что между нами происходит или, вернее, что он едва мог смотреть на меня без отвращения. Мэдди много раз видела нас вместе, видела, как Ник обнимал меня, целовал, как мы смеялись… Ник тысячу раз говорил Мэдди, что мы его девочки и что он безумно нас любит.

Теперь напряжение между нами можно было резать ножом.

Поцелуй, который он только что оставил на моей щеке, был фальшивым и натянутым. Если он думает, что девушка не сможет отличить настоящие искренние чувства от притворства, то он сильно ошибается. Я нахмурилась, раздражение захватило меня. Я вовсе не хотела притворяться, мне это не было нужно. Николас причинил боль мне, я причинила боль ему, но, по крайней мере, мои чувства всегда были настоящими.

«Прости, Ноа, но с ней все проще. Нет драмы, нет проблем. София женщина, а не девушка».

Я крепко сжала губы и бросила на него ядовитый взгляд; затем попыталась выдавить из себя улыбку и потянула Мэдди в дом.

Николас вошел следом, снял свое черное пальто и повесил его на вешалку. Вошедшая Мэдди уже не казалась такой веселой, ее личико скривилось в хмуром выражении, которое изменялось в интервале от страха до отвращения. Я опустилась на колени рядом с ней и сняла с нее маленькое красное пальто. Потянулась, чтобы передать его Николасу, он взял его и повесил рядом со своим.

В холле появились Уилл и мама. Ник придвинулся ближе к Мэдди, которая встала между нами, спрятав свою маленькую головку за меня. Она вдруг стала нервной и застенчивой.

– Привет, Мэдди! – мама поприветствовала ее, когда подошла к нам. – Я мама Ноа. Могу я рассмотреть твое великолепное платье?

Услышав, что она моя мать, Мэдди посмотрела на меня, а я спокойно улыбнулась ей, призывая выйти из укрытия.

– Ты мама Ноа? – спросила она, оглядывая ее с ног до головы с нескрываемым любопытством.

– Да, я ее мама, а еще я замужем за твоим отцом, за Уиллом, – ответила она, когда он подошел. Нервозность Уилла чувствовалась в воздухе; я никогда не видела его таким и поняла, насколько эти выходные важны для него.

Мэдди подняла свои маленькие голубые глазки на отца и надула губы.

– Он не мой отец.

Ее голос прозвучал резко. Боже мой, в семь лет она уже могла заморозить своими словами четверых взрослых! Тогда Ник решил вмешаться. Он наклонился, подхватил Мэдди на руки и начал ее щекотать. Девочка отвлеклась и начала смеяться.

Уилл, казалось, начал оправляться от шока, от того, что его дочь так открыто отвергла его, и заставил себя улыбнуться.

– Давайте есть! – весело предложил он. – Там еды на целую армию, так что наедимся до отвала!

Мы прошли в гостиную, где уже были другие гости. Мэдди, казалось, обрадовалась, увидев двоих детей, с которыми можно поиграть. Она побежала к поезду с дистанционным управлением, который Уилл собрал для детей, чтобы развлечь их, и села, чтобы посмотреть, как они управляют маленькими составами. Я заметила, что Уилл не может оторвать глаз от Мэдди, и задавалась вопросом, что же он будет делать, чтобы добиться признания дочери.

Я собиралась последовать за ней и поиграть с детьми, как вдруг Ник взял меня за локоть и повел обратно в холл, подальше от всех.

– Ты останешься на выходные? – спросил он, и по выражению его лица я поняла, что ему, как и мне, не сильно хочется снова быть вместе под одной крышей.

– Уеду в понедельник, во вторник у меня экзамен по праву, – ответила я, как будто это могло его заинтересовать.

На самом деле, теперь, когда он снова был рядом, я не могла перестать думать о том нашем разговоре и о его фотографиях с Софией, которые я видела в журнале. Ярость внутри меня, которую я пыталась глубоко запрятать, вырвалась наружу, больше не позволяя мне держать себя в руках.

– Им нужно было предупредить меня, – сказал он больше себе, чем мне.

Его слова меня задели. Он был не единственным, кому не нравилась эта ситуация.

Я собралась уйти, хотела убежать подальше от него, но он снова схватил меня за руку. Я ненавидела его прикосновения и изо всех сил дернулась, чтобы высвободиться. Встала перед ним и увидела, что он смотрит на меня как-то странно: не то смущенно, не то раздраженно.

– Прежде чем войти в комнату… – начал он, не глядя мне в глаза, – запомни, что моя сестра ничего не знает о нашем разрыве.

Как я и думала.

– Почему ты не сказал ей, что мы больше не вместе? – обвинила его я, едва сдерживая накопившуюся ярость.

– Она ребенок, она не поймет.

Я подняла глаза к потолку и громко фыркнула.

– Такой у тебя план, да, Николас? Делать вид, что ничего не произошло? Мы уже пробовали это, и ни к чему хорошему это не привело.

Черт, мне не стоило упоминать ту нашу страстную встречу в Нью-Йорке, но я говорила не только о ней. Николас невольно перевел взгляд на мое лицо и, увидев его выражение, отвернулся, проведя рукой по волосам.

Когда он снова повернулся ко мне, то казался немного нервным и обеспокоенным.

– Я знаю, что не должен тебя просить, но я не хочу говорить ей. По крайней мере, сейчас, когда ее родители разошлись и теперь ей нужно приспосабливаться к новой семье… – Я немного успокоилась, видя его состояние. В его глазах отражалась тоска, и я знала причину: страдала его младшая сестра, эта прелестная девочка. – Мэдди без ума от тебя, она не переставала спрашивать меня о тебе, и я просто…

– Ты скрыл от нее правду, – закончила я за него.

– Хороший способ сказать, что я солгал тебе, но да, – сказал он, слегка улыбаясь.

Я посмотрела на его губы… Я уже и не могла вспомнить, когда он в последний раз улыбался мне, и на мгновение я растворилась в этой улыбке.

– Слушай, я не буду притворяться, ладно? Давай просто попробуем поладить в эти выходные, ради Мэдди и ради нас. Обещаю не вести себя как ублюдок.

Я нервно закусила губу. Есть ли у нас шанс на примирение?

Не уверена, смогу ли я сделать то, о чем он меня просил. Не тогда, когда один только взгляд на него все еще причинял мне сильную боль, которая усиливалась от осознания того, что он влюблен в другую и что он лгал мне. Я отвернулась и заглянула в гостиную. Мэдди была одна, чужая в своей семье, которую едва знала. Она напомнила мне меня, когда я впервые попала в этот дом.

– Хорошо, – сказала я, избегая его взгляда. – Давай поладим. Ради Мэдди.

Он хотел мне что-то сказать, но я отвернулась от него, не в силах оставаться рядом.

Вернувшись в гостиную, я поняла, что хоть мы и разговаривали в холле, Уилл и мама заметили наше отсутствие и выжидающе наблюдали за нашим настроением. Я проигнорировала их вопросительные взгляды и поспешила сесть за стол, где Претт уже подавала еду. Ник направился сразу к сестре, которая за те минуты, что нас не было, успела расплакаться.

– Не оставляй меня здесь одну, Ник, – умоляла она, когда он поднял ее и посадил к себе на колени.

– Мне просто нужно было кое-что сказать Ноа, но теперь я здесь, принцесса. Хочешь картошку? – нежно сказал он.

Я наблюдала за Ником с Мэдди, терпеливо ожидая, пока девочка поест. Он вытер слезы, катившиеся по ее щекам, двумя нежными поцелуями, которые напомнили мне о тех временах, когда он сцеловывал мои слезы, а затем касался моих губ своими губами. Говорил, что они были очень мягкими, когда я плакала… Словно прочитав мои мысли, он поднял глаза и посмотрел на меня. Я почувствовала, как все внутри напряглось, и перевела взгляд на свою тарелку. Совсем не хотелось есть, и, когда нам принесли десерт, я смогла откусить только пару кусочков тыквы и яблочного пирога, который, к слову, был восхитителен.

После обеда мы вернулись в гостиную, и, как только вошли в дверь, Мэдди поспешила сесть на поезд с дистанционным управлением и начала играть с ним. Ник сел на диван, а его пес Тор подошел к нему, чтобы его погладили за ушками.

Н, наш котенок, который уже превратился в большой комок шерсти и которого пришлось отдать маме, потому что у моей новой соседки была аллергия, без предупреждения прыгнул Нику на колени, заставив Тора сердито зарычать. Эти двое не очень хорошо ладили, но, по крайней мере, терпели друг друга. Ник, казалось, удивился, увидев Н, и, клянусь, он виновато посмотрел на меня, когда его взгляд встретился с моим. В конце концов, это был наш кот, а он его бросил.

– Боже мой… Н… – сказала я, нахмурившись, когда кот стал расхаживать вокруг него, мурлыкая, не помня, что он наш общий враг.

Предатель!

Мэдди слезла с маленького поезда и побежала играть с котенком. Теперь раз уж она будет проводить в этом доме много времени, то наверняка счастлива узнать, что у нее будет питомец, с которым можно играть. Ник поднял глаза, и, прежде чем он успел что-то сказать или спросить, я вышла из гостиной на кухню. Не хотелось объяснять ему, почему я тоже оставила нашего кота.

Десять минут спустя я уже была в фартуке и мило болтала с Претт на кухне, помогая вытирать столовые приборы, которые она мыла. Я смеялась над историями о детстве Ника, которые она рассказывала мне.

– Однажды он не мог думать ни о чем другом, кроме как набить свои карманы кузнечиками, десятками крошечных кузнечиков. Когда я сняла с него одежду, чтобы искупать его, отвратительные насекомые вырвались наружу и ворвались в ванную. Нам со Стивом потребовалось около трех часов, чтобы избавить от чертовых кузнечиков дом. К счастью, когда мы вернулись, мальчик уже поел и, уставший, был в постели. Помню, господин Лейстер даже поздравил меня с хорошей работой по приручению этого маленького монстра. Если бы он знал…

Я смеялась, представляя маленького Ника, с большими голубыми глазами и растрепанными волосами, одетого в шорты и охотящегося на кузнечиков, чтобы устроить эту шалость. Уверена, он пошел бы на все, чтобы привлечь внимание Претт и Стива.

Я услышала, как за моей спиной кто-то покашлял, и мы обе испуганно обернулись: Ник стоял, прислонившись к стене, и не сводил с меня глаз. Я тут же прекратила смеяться, а Претт продолжала улыбаться и качать головой.

– Рассказываешь о моей шалости, Претт? Грязное белье не выносят из дома, его стирают внутри. Тебе должно быть стыдно.