Текст книги "Наша вина"

15
Ник

Я пожалел об этом, как только вышел из комнаты. Я поддался, впал в искушение, вкусил запретное яблоко, и последствия, уверен, будут ужасны.

Сердце сжалось, если такое вообще возможно. Боль была такой сильной и глубокой, что приходилось заставлять себя держаться от нее подальше. Я заперся в своем кабинете, всеми способами пытаясь делать вид, что Ноа не лежит в моей постели, пытаясь забыть о ее обнаженном теле, ласковых руках, губах, доставляющих мне удовольствие… У нее это хорошо получалось. Настолько хорошо, что на мгновение я разозлился.

Она делала это с другими?

Эта мысль сводила с ума. Неважно, что в постели она казалась такой, как прежде… Та невинная Ноа, которую я знал, спала с другим, пока была со мной. Кто сказал, что она не делала этого с кем-то еще?

Ноа в чужих руках… Ох, нужно было уйти, нужно было забыть о том, каково это, ощущать ее подо мной, о том, насколько нежной была ее кожа, какими сладкими были ее поцелуи.

Ее аромат преследовал меня даже после душа. Внезапно квартира показалась мне маленькой, и мое тело, казалось, хотело войти в ту комнату и закончить то, что пришлось завершить на середине.

Я надел спортивные штаны, белую футболку «Найк», кроссовки и отправился на пробежку в Центральный парк. Было около пяти утра, но на улицах уже были люди, тоже занимающиеся спортом. Я не тратил слишком много времени, даже не разогревался, просто бежал, изо всех сил желая, что, когда вернусь домой, Ноа уйдет, что исполнит то, о чем я попросил ее, исчезнет из моей жизни.

Действительно ли я этого хотел? Да. Это единственное, что было ясно. Быть с ней слишком больно, и я не находил в себе сил простить ее, я просто не мог.

Я вернулся домой через два часа, и все, казалось, осталось таким же, как когда я ушел. Войдя в комнату, я увидел ее в постели.

Она спала на животе, простыня лишь наполовину прикрывала ее, обнаженная спина манила, чтобы я коснулся ее, пока Ноа не проснется. Я поцелую ее, мы будем медленно заниматься любовью, а потом пойдем завтракать в одну из лучших кофеен города. Я куплю ей горячий шоколад, покажу все интересные уголки, которые скрывает этот город, а потом, когда она устанет от осмотра достопримечательностей, мы вернемся, и я снова окажусь между ее ног и заставлю выкрикивать мое имя, пока в ее легких не закончится воздух.

Но пришлось вернуться к реальности: ничему из этого не суждено случиться, все закончилось той ночью, когда я застал ее в объятиях другого мужчины.

Я направился в ванную и принял холодный душ. Выйдя в одних серых пижамных штанах, я обнаружил ее у изголовья кровати. Она крепко сжимала в руках простыню, скрывающую любой намек на наготу. Ее глаза смотрели на меня с сомнением, будто она не знала, что делать. Я протянул руку и поднял белую футболку, которая лежала на полу. Бросил ей так, чтобы она смогла поймать.

– Одевайся, – приказал я, стараясь говорить спокойно, стараясь держать себя в руках.

Ноа, казалось, колебалась, и, когда я посмотрел на ее лицо, на растрепанные волосы и эти губы, которые так сильно хотел поцеловать, пришлось заставить себя выйти из комнаты. Я пошел на кухню, схватил свой мобильный и позвонил Стиву. Он переехал в город и жил рядом. Отец настоял на том, чтобы с этого момента он работал на меня, и я был рад, что рядом есть кто-то, кому я доверял прикрывать мою спину.

– Мне нужно, чтобы ты забрал ее отсюда, – сказал я с отчаянием в голосе.

Стив вздохнул на другом конце линии и дал понять, что сделает то, что ему сказали. Он был мне должен. Ему вообще не следовало приводить ее в мою квартиру.

Я повесил трубку, сварил кофе, и через минуту она появилась на кухне. Она не оделась, по крайней мере, не в свою одежду. На ней была моя белая футболка выше колен. Она выглядела так, словно только что вышла из ванной: волосы не были сильно растрепаны, а лицо выглядело свежим и чистым, без следов вчерашних поцелуев. Как давно я ее не видел такой.

– Я позвонил Стиву, чтобы он забрал тебя, – сказал я, когда она наливала чашку кофе. Я старался говорить спокойно, будто так и нужно, будто выгнать человека, в которого я был влюблен, было самой нормальной вещью в мире.

– Я не хочу уходить, – прошептала она.

Я посмотрел на нее, на то, как она изменилась после нашего разрыва. Она была такой худой… она так похудела, что прошлой ночью, увидев ее тело, я боялся сломать его. Она больше не была той Ноа, которую я помнил, храброй девушкой, которая все время противостояла мне, той, которая делала мою жизнь намного интереснее.

Ссоры с ней всегда были жестокими, а теперь… казалось, что передо мной стоит испуганный олененок, и это еще больше меня бесило.

– Что ты задумала, Ноа? – спросил я, сбавляя тон. Не хотелось дойти до полной потери контроля над собой и высвободить всю накопленную ярость, которая, как я чувствовал, уже закипала внутри. Но все же нужно было дать ей понять, что ничего не изменится. – Ты ничего не сможешь сказать или сделать, чтобы изменить то, что произошло. Прошлая ночь была прекрасна, но мне не интересно играть с тобой в эту игру.

– Ты все еще любишь меня, – заявила она, делая шаг вперед. Она хотела прикоснуться ко мне, но я отпрянул, чувствуя отвращение к себе, отвращение из-за того, что вчера вечером позволил себе лишнее. Я не хотел давать ей ложных надежд, это не входило в мои планы.

– Я был влюблен в тебя, – спокойно заметил я. – Был, Ноа, в прошедшем времени. Ты изменила мне. Конечно, наверное, есть парни, которые могли бы простить то, что ты сделала, но ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы понимать, что я к ним не принадлежу.

– А я принадлежу? – ответила она, обнимая себя. – Ты не можешь притворяться, что то, что произошло несколько часов назад, не повлияло на тебя так же, как на меня… Я видела это в твоих глазах, Николас. Видела этой ночью и тогда, в день свадьбы Дженны. У тебя еще есть чувства ко мне. Ты все еще…

– Что ты хочешь услышать, Ноа? – воскликнул я в ярости. На самом деле я был зол не на нее, а на себя. Зол за то, что не знал, как сдержаться. Что сорвался не раз, а дважды. Что не сумел скрыть эмоции, несмотря на все усилия. Да, у меня до сих пор были чувства к этой девушке. – Совершенно очевидно, что ты умеешь играть в эту игру намного лучше меня.

Ноа пристально смотрела на меня.

– Я не играю. Я просто хочу…

Она не закончила фразу, но в этом не было необходимости, потому что я прекрасно знал, чего она хочет от меня.

– Тебе пора идти, – сказал я несколько секунд спустя. Взял стоявшую передо мной чашку и повернулся, чтобы поставить ее в раковину, – просто предлог, чтобы не смотреть ей в глаза.

– Как ты смог? – спросила она, и ее тон заставил меня снова повернуться к ней. Вспышка гнева мелькнула в ее медовых глазах. – Объясни, как ты можешь жить дальше, потому что я не могу!

Это уже не смешно. У меня больше не было жизни. Моя жизнь состояла из бесконечной работы, где для любви больше не было места. Мне было хорошо и без всяких там чувств. Любовь – полное дерьмо, я отдал все ради любви, и вот куда она меня привела.

Я знал, что если хочу, чтобы она исчезла раз и навсегда. Если хочу дать ей понять, что ничего не изменится. Если хочу увидеть, как она уходит за дверь и больше никогда не причинит мне боль, то нужно быть жестоким. Придется посыпать рану солью.

Я уставился на нее, и мое внимание привлекло то, что до сих пор оставалось незамеченным: на ней был серебряный кулон, который я подарил ей на восемнадцатилетие.

Я подошел к ней, не сводя с нее глаз. Моя рука легла ей на затылок и почти без усилий нашла застежку на кулоне. Ноа, растерявшаяся от моего взгляда, не понимала, что я делаю, пока я не сделал шаг назад, взяв кулон и поместив его в свой задний карман.

– Отдай, – недоверчиво попросила она, не понимая, что я только что сделал.

Я крепко сжал челюсть.

– Тебе нужно перестать держаться за то, чего больше не существует, черт возьми.

– Николас, отдай мне кулон, – настаивала она сквозь стиснутые зубы.

– Зачем? – спросил я, повысив голос, от чего она вздрогнула. – Какого черта ты до сих пор его носишь? Никак не можешь оставить все позади? Хочешь вызвать во мне прежние чувства? У тебя ничего не получится.

Ноа заморгала, удивившись моим словам, затем с яростью толкнула меня в грудь.

– Хочешь знать, почему я ношу его?! – закричала она. – Потому что он напоминает мне о тебе. Больно это слышать? Но это чертова правда, понял?! Я скучаю по тебе!

Я не хотел слышать правду, по крайней мере, не такую правду. Я не хотел чувствовать себя виноватым. Не хотел признаваться вслух, что тоже скучал по ней… Черт, я не хотел признаться себе, что мне было больно забирать у нее знак моей любви.

Но нужно было покончить с этим раз и навсегда.

– Я в отношениях, – объявил я, не сводя с нее глаз.

Ноа застыла на месте. Злость исчезала из ее глубоких глаз, пока она медленно осознавала мои слова. Несколько секунд она казалась потерянной, но затем, казалось, обрела голос и снова заговорила.

– Что ты… что ты имеешь в виду?

Я закрыл глаза и с отвращением провел рукой по лицу. Мне правда придется? Действительно необходимо? Нужно ли причинять нам еще большую боль?

Да, это необходимо.

– Я встречаюсь с Софией, Ноа.

Мои слова, казалось, ударили ее в грудь. Как будто я выстрелил ей прямо в сердце. Ее глаза расширились, когда она услышала это имя, и посмотрела на меня так, будто я предал ее. Будто она, наконец, очнулась от обмана.

Я желал прижать ее к груди и сказать, что это ложь, но не мог этого сделать. Я должен был покончить с этим, и лучше сделать это быстро, не оставляя никаких сомнений.

Она опустила взгляд на пол и посмотрела на разделявшее нас пространство. Снаружи рассвело, и первые лучи света залили квартиру, унося с собой тьму лжи и тени того, что мы сделали несколько часов назад. Как уже было сказано, пути назад нет. Когда она снова взглянула на меня, я понял, что сломал ее.

– Вы всегда были вместе, верно? – Ее голос звучал надломлено… и мое сердце сломалось вместе с ним. Я злился на ту легкость, с которой она поверила моей лжи. Доказывает ли это, как сильно она меня любила? Неужели легче поверить в это, чем в то, что для меня существует только она?

Я крепко сжал кулаки.

– Да, – громко и ясно сказал я. – Я был влюблен в Софию с тех пор, как встретил ее, с той самой минуты, когда увидел. Она красивая, умная, у нас общие увлечения и амбиции. Извини, Ноа, но с ней проще. Нет драмы, нет проблем. София женщина, а не девушка.

Сарказм был таким явным… Черт, это было бы ясно любому, кто слышал мои слова.

Ну, Ноа, видимо, нет. Она закрыла рот и смахнула слезы.

– Все это время… – ответила она, делая шаг в сторону, словно отталкивая меня. Скорее это была слабая попытка заставить меня понять причину ее расстройства. Теперь, когда я оглядываюсь назад и вспоминаю, то думаю, что именно в тот момент мы закончили то, что начали вместе: оба сломаны, оба разбиты… и единственный способ исправить это был потерян.

– Лучше тебе уйти, – добавил я с теми небольшими силами, которые у меня еще оставались.

Она даже не посмотрела на меня, отстранилась и исчезла в моей комнате.

После этого я убедился, что Стив доставил ее в отель.

Вторая часть
Преодолеть все… или хотя бы попытаться

16
Ноа

Какой же глупой я была… или, скорее, того небольшого чувства собственного достоинства, которое у меня оставалось, было недостаточно, чтобы двигаться вперед. Слова Ника проникли глубоко в мое сердце. Я очень легко поверила им.

После моего пребывания в Нью-Йорке, где я не выходила из своей комнаты до того дня, когда мне нужно было ехать в аэропорт, я вернулась в свою квартиру, чувствуя себя самой глупой и несчастной девушкой на Земле.

Ник и София… София и Ник… Черт, как больно думать об этом и как больно от того, что он так долго мне лгал. Я ведь не глупышка, Николас любил меня. В этом не было никаких сомнений. Даже самый лучший актер не мог бы изобразить то, что он чувствовал ко мне. Но также легко было представить, что он был влюблен в нее.

Я приехала в Лос-Анджелес опустошенной, но также и излечившейся от страха. То время, что я не видела Ника до свадьбы, дало мне надежду, заставило поверить, что, если мы снова увидимся, он не сможет продолжать игнорировать свои чувства ко мне. Я цеплялась за соломинку и наконец поняла, что больше не за что держаться.

Когда я вошла в свою квартиру, заметила пропущенный звонок от мамы. Наверняка она хотела узнать, благополучно ли я добралась, и, хотя я знала, что она не осмелится спросить, все же ей хотелось убедиться, что моя встреча с Ником после столь долгого расставания не сломала меня снова.

Восстановление отношений с мамой было непростым. Спустя месяцы после разрыва мне пришлось столкнуться не только с тем, что Ник ушел и бросил меня, но и с семейной драмой. В ту ночь, в вечер празднования годовщины Лейстеров, я поняла многое, что изменило мой взгляд на людей, в частности, на мою мать. Я даже возненавидела ее.

Разговаривать с ней было сложно, сначала я даже не хотела ее видеть, категорически отказывалась впускать в свою квартиру. Если бы не поддержка Дженны, не знаю, как бы я выбралась из той пропасти, в которую угодила. Через пару месяцев после того, как Ник уехал в Нью-Йорк, я решила позвонить маме, и мы говорили, говорили… В итоге она рассказала свою версию истории. Она объяснила, что ее отношения с Уильямом начались внезапно. Она тогда работала в отеле, мне было всего шесть лет, и отношения с отцом уже начали давать трещину. Однажды ее попросили принести еду одному из гостей, что не входило в ее обязанности, но одна из ее официанток заболела, и ей пришлось ее заменить. Гостем оказался Уильям, Уильям Лейстер, на тринадцать лет моложе, с целым миром в руках, богатый, красивый и привлекательный. Вспомнив Ника, я поняла, что мама увидела в нем. Моей матери в то время едва исполнилось двадцать четыре, она никогда в жизни не была с другим человеком, кроме моего отца, от которого забеременела в совсем юном возрасте. Она не смогла насладиться юностью. Нужно было повзрослеть в ту минуту, когда она узнала, что у нее будет ребенок. Когда Уильям начал за ней ухаживать, ее мир перевернулся. С ней никогда так не обращались, никогда не говорили ей таких приятных слов, никогда не дарили цветов… Мой отец был придурком, всегда им был, даже до того, как совсем слетел с катушек.

С тех пор у них завязался роман, однако Уильям не знал ни о моем существовании, ни о существовании моего отца. Так продолжалось шесть лет. Их отношения были внебрачными, но Уильям считал, что только с его стороны. Они виделись очень редко, только когда он ездил в Канаду, и их встречи были практически… ну вы можете себе представить.

Он обнаружил, что от него скрывали, только ночью того самого дня, когда ей позвонили и сообщили, что я в больнице. Следы от побоев она скрывала макияжем, отец никогда не бил по лицу, по крайней мере, пытался. Все для того, чтобы никто не узнал, что происходит в нашем доме. К тому же мама всегда просила Уильяма гасить свет.

Для Уильяма стало огромным потрясением, что женщина, которая сводила его с ума, которая перевернула его мир вверх дном, женщина, ради которой он бросил все, была замужем, имела дочь, и, вдобавок ко всему, ее ублюдок муж наложил на себя руки…

С тех пор все усложнилось. У мамы отняли опеку, чувство вины сломало ее. Она и так всю жизнь подвергалась нападкам со стороны моего отца, а тут еще у нее отняли меня… Она решила покончить со всем, с Уильямом и миром. Начала пить до такой степени, что ей пришлось пройти программу детоксикации, которую оплатил Уильям. После месяцев лечения, месяцев, в течение которых мне пришлось находиться в приемной семье, ей снова разрешили забрать меня.

Мама не хотела продолжать видеть Уилла, дав себе слово, что никогда больше не совершит ту же ошибку. С этого момента она поклялась жить мной и для меня.

– Я так и не простила себя за то, что случилось той ночью, Ноа, – призналась она сдавленным голосом. – Твой отец никогда не поднимал на тебя руку, и я… я была так глупа, ослеплена любовью к Уиллу, который в то время была единственным, кроме тебя, что поддерживало во мне жизнь. Мы так мало виделись, но, когда встречались, я была так счастлива, чувствовала себя такой особенной… такой живой. Уильям остановился у нас только на ночь, и мне нужно было его увидеть… Нужно было так же сильно, как нужен воздух, чтобы дышать.

Я положила трубку и продолжила думать, что то, что сказала мне мама, похоже на мои чувства к Нику. Я понимала ее, понимала, по крайней мере, ее желание убежать, и я поняла, что не должна осуждать ее: она всегда была рядом, жертвовала собой, чтобы я могла учиться, чтобы у меня была лучшая жизнь.

В конце концов, я простила ее, должна была, ведь она моя мама. Конечно, наши отношения не улучшились, но, по крайней мере, я пришла к ней, мы вместе поели, я плакала… Много плакала… Она обняла меня и сказала, что сожалеет о нашем с Ником расставании. Я сказала себе, что моя связь с Николасом была реальной. Жизнь могла разлучить нас из-за проблем и недоверия, но она была реальной.

Оставив чемоданы на кровати, я попыталась прикоснуться к кулону, который все это время служил мне опорой, и, вспомнив, что его больше нет, с сожалением опустила руку.

Нужно было как-то продолжать жить. В конце концов, он ведь как-то смог.

* * *

Следующие несколько месяцев прошли лучше, чем я думала. Университет, занятия и работа отвлекли мое внимание. Я больше не слышала о Николасе, по крайней мере, от знакомых, потому что новости о том, что Николас Лейстер встречается с дочерью сенатора Эйкена, вскоре попали на страницы газет.

Было невыносимо видеть их вместе, как они держатся за руки… Как я могу спокойно на это реагировать? Все же это помогло мне превратить печаль в негодование, а затем – в холодную отстраненность. Я сказала себе, что это к лучшему, что мне все равно… очевидно, это ложь, которая тем не менее помогла мне пережить все эти дни и недели. Так было проще.

Я и оглянуться не успела, как День благодарения был не за горами, и после долгих раздумий и нежелания оставлять маму одну, как год назад, я все же сказала ей, что приеду. На следующий день нужно было ехать к Уильяму. Дорога заняла чуть больше часа, часа, который я провела, слушая музыку и подсчитывая, сколько мне придется заплатить в конце месяца и как купить новый учебник для занятий по юриспруденции. К счастью, за квартиру уже заплатили. Я не позволяла Уильяму продолжать оплачивать мне ежемесячную арендную плату, поэтому собиралась искать другую квартиру, но хозяйка сообщила, что за год уже оплатили: Брайар или, скорее, ее родители заплатили за два года вперед и не попросили ничего вернуть, когда она уехала, так что я смогла остаться на ее месте, а вскоре у меня появилась новая соседка. Хоть тему квартиры и закрыли, по крайней мере, пока, я еле сводила концы с концами. Я устроилась работать в столовую на территории кампуса, но два дня назад мой начальник сказал, что не собирается продлевать контракт.

Так что нужно было действовать быстро.

Так как выходные я собиралась провести у мамы и Уилла, я достала из шкафа маленький чемодан и выбрала наугад одежду. Не хотелось слишком наряжаться, потому что для этого пришлось бы перерыть другой шкаф. Разумеется, я взяла учебник по юриспруденции, ведь экзамен будет сразу после каникул, и мне, к большому огорчению, нужно было еще учиться. Я ненавидела этот предмет, не знаю, то ли потому, что он напоминал мне о Николасе, то ли просто потому, что заучивание законов давалось мне нелегко, и, боже, как же оно портило настроение! Пришлось просто принять это как должное. В основном, мы учили авторское право, права на изображения и тому подобное, и я с нетерпением ждала того дня, когда смогу забыть обо всей этой ерунде, которую и так легко найти в Гугле.

Поскольку я не пользовалась чемоданом с тех пор, как вернулась из Хэмптона, со свадьбы Дженны, то с интересом обнаружила, что в нем все те вещи, которые я, как думала, потеряла: зубная щетка, пара черных кружевных брюк, трусики, водостойкая тушь для ресниц и, к моему удивлению, визитная карточка Линкольна Баксуэлла. В ней было написано, что он является юристом, публицистом и общественным деятелем.

Я помнила его, он был одним из друзей Дженны на ее свадьбе. Он очень милый. Если я правильно помню, он дал мне визитку на тот случай, если я когда-нибудь заинтересуюсь работой в этой области. Господи, я не могла в это поверить! Я совершенно забыла о его предложении, тем более что тогда подошел Николас и отпустил неуместный комментарий, вынудив меня отойти.

Я понятия не имела, какую работу он мог бы предложить девятнадцатилетней студентке вроде меня, но терять нечего, нужно попробовать. Я посмотрела на наручные часы и поняла, что уже слишком поздно звонить, поэтому решила, что сделаю это утром по дороге к дому Уилла, и, если вселенная не ненавидит меня так сильно, как может показаться, возможно, я найду работу раньше, чем ожидала.

На следующее утро было довольно холодно, а обогреватель в машине явно не справлялся. Мама очень настаивала на том, чтобы я снова ездила на «Ауди», но мне не нравилась эта идея. Она повторяла, что это подарок, что он мой и что если я им не пользуюсь, то только потому, что слишком горда. Может быть, она была права, моя тачка была на последнем издыхании, но новую машину я не могла себе позволить, поэтому воспользуюсь этой поездкой, чтобы все же принять подарок и пересесть, наконец, на «Ауди». В конце концов, она ведь моя.

Как только я оказалась на автостраде, решила, что настало время. Я решилась позвонить Линкольну Баксуэллу. Подождала немного. Гудки. Ответа не было. Я уже собиралась повесить трубку, как вдруг мне ответила какая-то женщина.

– Доброе утро, я бы хотела поговорить с Линкольном Баксуэллом. Я Ноа Морган, падчерица Уильяма Лейстера, – смущенно сказала я. У меня не было привычки использовать имя Уилла, но на этот раз я решила попробовать.

– Секунду, пожалуйста.

Мистер Баксуэлл подключился через несколько минут.

– Извини, что так долго. Ноа, верно? – Баксуэлл извинился в дружелюбной и вежливой манере, что соответствовало его поведению на вечеринке. Я постеснялась сразу сказать ему причину моего звонка, но ведь именно за этим он дал мне визитку, правда?

– Доброе утро, мистер Баксуэлл. Да, я Ноа Морган, мы встречались…

– На свадьбе Дженны Тэвиш, да, да, я помню, ты сводная сестра Николаса Лейстера, верно?

Я закрыла глаза.

– Да, это я, – звонко сказала я.

«Ладно, Ноа, успокойся».

– Я могу чем-нибудь помочь?

Пришло время попрошайничать, так сказать.

– Я звоню вам именно потому, что в тот день, когда мы разговаривали на свадьбе, ваш проект показался мне весьма интересным… «ЛН», – тут я засомневалась.

– «ЛРБ», – мягко поправил он.

Черт, я могла ведь хотя бы запомнить название, уверен, он подумал, что я дура.

– Да, извините, «ЛРБ», потому что в действительности я была бы рада принять ваше предложение работать в крупной компании, которая вот-вот откроется. У меня почти нет опыта за пределами кампуса, и я хотела бы попробовать себя в различных областях, прежде чем выбрать специализацию…

Было ясно, чего я хотела, верно?

Мистер Баксуэлл удовлетворенно сказал:

– Нет проблем, Ноа, я подергаю за кое-какие ниточки, мой секретарь перезвонит тебе. На самом деле, я немного удивлен, что ты позвонила. Буду рад видеть тебя в своей команде, уверен, что ты трудолюбивая девушка. Я бы хотел, чтобы ты отправила моему секретарю твою академическую справку, расписание занятий, а также любую рекомендацию, которую сможешь получить. Мой интерес чисто деловой, мне нужна хорошая команда, которая облегчит работу, поэтому, если ты хорошо разбираешься в документах, мы можем подыскать тебе что-нибудь, чтобы работать несколько часов в день, не нарушая твой график учебы, идет?

Я едва не закричала от радости, боже, как это было легко, даже не верится! Ладно, я могла бы попросить Уилла об услуге, но лучше так. Кроме того, Баксуэлл сам дал мне визитку, не так ли?

Я попрощалась, поблагодарив его, и от счастья чуть не врезалась в машину передо мной, остановившуюся на красный сигнал светофора.

Я больше не безработная!