Текст книги "Время прощать"

Глава 12

Кэт

Ее мать выглядела хрупкой. Вместо улучшения после первого сеанса химиотерапии – следующий предстоял через полторы недели – организм Лолли совсем разладился. Ее часто тошнило, она чувствовала усталость, временам очень сильную, как сейчас, и едва могла поднять руку. Лолли полулежала на специальной больничной кровати, которую Кэт заказала в спальню матери. Глядя, какое усилие требуется Лолли, чтобы листать страницы журнала по домоводству «Гуд хаускипинг», она очень переживала.

Кэт сидела на краю постели. Послеобеденное солнце покрыло пятнами желтое покрывало, расшитое поблекшими морскими звездами, оно принадлежало еще сестре Лолли, приходившейся Кэт теткой. При виде этого покрывала у Кэт иногда перехватывало дыхание. От ощущения потери. От того, что сильных женщин забирают раньше времени.

Кэт помнила свою красивую тетку. Как ей хотелось, чтобы и у нее были такие же, как у Элли Нэш, длинные, густые, волнистые, рыжевато-каштановые волосы с проблесками золота! Изабел унаследовала «золото», а Джун – рыжевато-каштановый оттенок.

Когда Лолли отправляла Кэт к дяде и тете, чтобы те приглядели за девочкой во время напряженных суббот и воскресений в гостинице, тетя Элли садилась и расчесывала длинные волосы племянницы, очень светлые, настолько светлые, что Кэт они казались бесцветными, а тетя Элли приговаривала, какие они красивые. Ее слова, сказанные искренне и с нежностью, наполняли Кэт гордостью. Тетя была очень доброй, и Кэт любила, когда ее отправляли к ним домой.

По пути туда Кэт заглядывала в окно салона гадалки в нескольких кварталах от них. Звали гадалку мадам Эсмеральда, и тетя Элли сказала Кэт, что, хотя она и ее дочери не верят в способность мадам Эсмеральды видеть будущее, эта женщина все же хорошо зарабатывает, просто обращая внимание на выражение лиц людей, что у всех вокруг страхи и желания написаны на лице.

Однажды в будний, долго тянущийся зимний день, когда мадам Эсмеральда сделалась городской швеей, чтобы подзаработать, она погадала Кэт в обмен на доставку трех заказов клиенткам. Усадила ее в маленькой лавочке и наговорила кучу банальных фраз, кроме одной, которая навсегда врезалась Кэт в память: «Под конец ты удивишь сама себя». Но через несколько дней после автокатастрофы Кэт увидела мадам Эсмеральду в продуктовом магазине и подбежала к ней с криком, что она обманщица и не знает, о чем говорит. Заявила, что мадам Эсмеральда должна была предупредить ее отца, чтобы он не ездил за родственниками, что мужчина, напившийся гораздо больше Нэшей, врежется в «субару аутбек» отца Кэт всего в нескольких минутах от дома. За несколько минут до того, как они все будут в безопасности. Живые.

Мадам Эсмеральда выглядела такой потрясенной, такой печальной в тот день в продуктовом магазине, что Кэт на мгновение умолкла и выпалила слова извинения, прежде чем убежать. Она отмахнулась от понравившейся ей фразы мадам Эсмеральды о том, что в конце она сама себя удивит, поскольку больше не верила ни единому слову гадалки. И разумеется, она себя удивила. Жизнь полна проклятых сюрпризов.

Кэт отвела взгляд от выцветших морских звезд, вызвавших эти воспоминания, и принялась нарезать кусочками на один укус песочный торт с клубникой, который испекла для матери. Кэт не особо нравился песочный торт с клубникой, но у Лолли он был одним из любимых.

– М-м-м, просто тает во рту, – проговорила Лолли между кусочками, которые Кэт на вилке отправляла ей в рот.

Лолли вздохнула, потом внимательно посмотрела на дочь. В третий раз за последние пятнадцать минут.

– Мама, выкладывай. Тебя явно что-то беспокоит.

Лолли во все глаза уставилась на нее. Плотно сжала губы. Наконец произнесла:

– Я надеялась, что ты, возможно, хочешь что-то мне сообщить.

– О чем? – спросила Кэт, не донеся вилку до матери.

– О кольце с бриллиантом.

«О, только не это», – запаниковала Кэт.

– Я перед этим собиралась войти на кухню, но увидела тебя в окошечко в двери. Ты стояла у плиты и держала в руке что-то, похожее на кольцо с бриллиантом. Мне не хотелось подглядывать за тобой, поэтому я толкнула дверь и вошла, а ты оглянулась и сунула кольцо в карман.

– Его дал Оливер, – почти прошептала Кэт, даже не зная, расслышала мать или нет.

«Почти две недели назад это произошло, а оно все еще кажется таким чужим, как и в тот день, когда он надел мне его на палец», – оправдывалась про себя Кэт.

– А оно сопровождалось вопросом?

Кэт кивнула.

– И?..

– И я сказала «да», но… мне просто показалось, что неправильно объявить о помолвке, устроить из этого целое дело, когда ты проходишь через все это, у тебя химия, и в гостинице столько работы. Я… я просто смолчала.

С минуту Лолли пристально смотрела на дочь, и Кэт отвела глаза.

– Кэт, ты знаешь, я не люблю совать свой нос в чужие дела, в том числе в дела моей дочери, но мне нужно сказать тебе кое-что сейчас, о чем в обычных условиях я бы не сказала.

«Ох…»

– Ничто не доставило бы мне большего счастья, чем увидеть, что вы с Оливером поженились и зажили своей семьей.

Кэт снова повернулась к Лолли.

– Почему?

«Потому что тогда тебе не придется за меня переживать? Потому что ты думаешь, будто я хочу замуж? Потому что вы с папой в пять лет выбрали для меня Оливера?» – остались невысказанными вопросы.

– Потому что вы любите друг друга. Ясно и просто.

«Любовь – это ясно и просто?» – хотелось не согласиться Кэт. Но она не могла. Не умела разговаривать с матерью. Ни раньше, ни даже теперь.

Кэт отрезала еще кусочек торта, лишь бы чем-то занять руки.

– Я не хочу, чтобы это стало главным. Ведь главное для меня сейчас – забота о тебе, мама. Как я могу думать о фате и списке гостей, когда моя мама…

Едва эти слова слетели с языка Кэт, как она поняла, что это правда. Если отбросить двойственное отношение к Оливеру, ей наплевать на свадебное платье, когда мать умирает.

«Мама умирает…»

Истина когтями вонзилась в сердце Кэт.

«Мы никогда не были с тобой близки по-настоящему, а теперь…»

Перед глазами Кэт встала картинка: Лолли обнаружила ее, плачущую из-за конфликта в школе, – вредные девчонки обзывали ее сиротой. Ее, бывало, дразнили и раньше, и когда она осмелилась поделиться с Джун, та сказала, что Кэт красивая и милая. Некоторым плохим девочкам это не нравится, а поскольку эти идиотки, очевидно, слишком тупы, чтобы понимать, каково это – быть сиротой, не следует обращать на них внимания, но надо сообщить о них своему советнику по поведению. После тех слов Кэт чувствовала себя немного лучше. Но о таких вещах она всегда делилась с отцом: о хулиганах и задирах, о тройках за контрольные. Отец всегда знал, что сказать. Лолли только советовала не унывать и прибавляла «ради Бога», чем сыпала дополнительную соль на рану. Когда отца не стало, к Лолли с разговорами Кэт не обращалась. Более того, когда Лолли все же спрашивала, в чем дело, Кэт бормотала: «Ни в чем», и убегала. Иногда она обращалась к Джун, которая была на три года старше и умная. Но в основном держалась Оливера.

Ей не приходило в голову, насколько она отталкивала от себя мать. Может, она даже не дала Лолли ни единого шанса после смерти отца.

Лолли села попрямее с усилием, от которого у Кэт сердце облилось кровью.

– Кэт, знаешь, о чем я думала во время той химии, с иголкой в вене? О тебе. О том, что оставляю тебя одну. Помнишь, в «Мамма миа!» дочь волновалась, что оставляет мать одну? У нас все наоборот. Я переживаю, что оставляю одну тебя.

– Мама, я…

– Кэт, хорошо, что ты сближаешься с двоюродными сестрами, но я не знаю, останутся ли они здесь. Может, Изабел вернется в Коннектикут, а Джун – в Портленд. Мне страшно при мысли, что ты будешь одна. Я не говорю, что ты не способна управлять гостиницей или своей жизнью, напротив, очень даже способна, но я не могу оставить тебя здесь одну, Кэт. Я была бы счастлива, собственными глазами увидев, что ты вышла замуж за Оливера. Зная, что ты в целости и сохранности. Ты понимаешь, о чем я.

У Кэт защипало в глазах. Теперь, когда мать говорила в кои-то веки без всяких экивоков о своих чувствах, Кэт жалела, что не может высказать, насколько растерянна, насколько двойственны ее собственные чувства. Но как она могла это сделать, принимая во внимание то, о чем говорила Лолли?

– Также я думала о том, как сильно любит тебя Оливер. И какой он чудесный, каким всегда был чудесным, – продолжала Лолли. – Ты помнишь, как после смерти папы вы вдвоем сидели под хвойниками между нашими домами? Оливер часами сидел там с тобой, закутанной в комбинезон, в варежках, а потом бежал к себе домой и возвращался с термосами супа и горячего шоколада. Ты долго не хотела нигде находиться, только под теми деревьями, и он сидел там с тобой часами напролет на леденящем холоде. Ему было десять лет. Как и тебе.

– Я помню, – обронила Кэт.

«Я никогда тебя не брошу, – говорил ей тогда Оливер. – Обещаю. Хочешь, поклянусь на крови?»

И несколько раз они так и поступали.

Лолли на какое-то время, казалось, потеряла мысль.

– А когда у нас с тобой был острый фарингит… пять, шесть лет назад, и Перл тоже заболела, Оливер взял на себя хлопоты по гостинице и приносил нам на подносе еду и потрясающий суп из «Обжоры».

– И горячий шоколад из кафе «Портовые огни». С толстым, сочным суфле, – подхватила Кэт, вспоминая, как Оливер менял белье на их кроватях. Приносил свежие цветы и журнал «Пипл».

– Он охранял тебя в десять лет, – сказала Лолли. – Охраняет и сейчас. Тебе повезло, Кэт. Так повезло, что ты встретила его в таком юном возрасте, что у тебя всегда была такая любовь.

«Мне действительно повезло, что у меня есть Оливер», – соглашалась про себя Кэт, думая о его красивом лице, прекрасных поступках.

«Веду себя как идиотка. Разумеется, мне повезло. Кто сказал, что я не смогу путешествовать? Для этого и существуют медовые месяцы в Париже. Отпуска, проведенные в Риме, Сиднее, в Москве… И влечение к доктору Маттео Виоле означает лишь то, что я нормальная, энергичная американка. Это не означает, что я не люблю Оливера».

– Провести эти недели, планируя твою свадьбу, – голос у Лолли стал тише, – разглядывая фотографии в свадебных журналах и составляя список гостей… Я предпочла бы это, нежели беспокойство. Даже мысли о том, какой фасон свадебного платья тебе понравится, какую еду подать на приеме, прибавляет мне сил прямо сейчас. О каком платье ты думаешь? Что-нибудь пышное, белое и затейливое? Или что-то попроще?

Кэт не помнила, когда в последний раз ощущала такую близость с матерью.

«Я подарю тебе этот праздник, мама. Мы с Оливером предназначены друг другу. Похоже, все об этом знают. Нужно всему этому довериться», – уговаривала себя Кэт.

– Я думала о чем-то простом, – услышала Кэт свой голос. – Без лишних сборок и кружев.

Лолли взволнованно улыбнулась, лицо ее просветлело.

– А как насчет венчания и приема на заднем дворе? Разве это не идеальный вариант?

– Конечно, мама.

«Может, так оно и должно быть, – думала Кэт. – Мне дважды не дали принять решение. Может, так и надо, чтобы кто-нибудь брал все в свои руки и говорил: „Послушай-ка, Оливер – лучший парень на свете, такого классного, как он, никогда не будет, и ты выходишь за него замуж“».

– Дай мне посмотреть на это кольцо у тебя на пальце.

Кэт достала его из кармана и надела. Фамильное кольцо, переходившее по наследству от прабабушки Оливера, было очень красиво – тоненький золотой ободок и круглый, сверкающий бриллиант с крохотными бриллиантиками по обе стороны от него.

– Теперь картинка правильная, – чуть заметно улыбнулась Лолли, любуясь кольцом.

«Тогда почему я по-прежнему чувствую, что это не имеет ко мне отношения?» – грустно подумала Кэт.

В пятницу кольцо сияло у нее на пальце уже два дня. Два дня поздравлений от всех в гостинице, по телефону и электронной почте от родных Оливера и их общих друзей. Кэт уже созрела для тихого вечера с семьей: только вчетвером посмотреть фильм и обсудить его, а не планы, связанные с помолвкой, свадьбой или будущим. Или миллионом вопросов о том, где они с Оливером будут жить и знают ли, что через два квартала от гостиницы продается старый викторианский дом, который очень понравится Кэт. Лиззи пришла в восторг от этой новости и завезла не менее тридцати свадебных журналов с цветными закладками на ее любимых платьях, головных уборах, туфлях, белье, украшениях и прическах. У лучшей подруги Кэт имелся также список помещений для торжеств и список фирм, обслуживающих такие мероприятия, а еще идеи насчет подарков к свадьбе и мест для свадебного путешествия. Лиззи и ее будущий жених направлялись на Гавайи. Кэт же направлялась к головной боли. Всего этого было уже чересчур много.

Она перебирала DVD-диски в гостиной. Мать поручила выбрать для пятничного киновечера что-нибудь смешное из коллекции Мэрил Стрип. Просмотр состоится в спальне Лолли. Она настолько плохо чувствовала себя в последние несколько дней, что скорее всего уснет во время сеанса. Фильмы были расставлены по темам и снабжены указателями. В разделе «Мэрил Стрип» на ярлычках значились все известные актеры, сыгравшие в этих фильмах. Клинт Иствуд. Ширли Маклейн. Томми Ли Джонс. Николь Кидман. Роберт Редфорд. Альберт Брукс.

«Защищая свою жизнь». А вот и название. Кэт взяла коробку и прочитала аннотацию на обороте. Разбившись насмерть на чудесном новом автомобиле в день своего рождения, Альберт Брукс вынужден защищать свою жизнь – особенно эпизоды, когда действовать ему мешал страх, – в суде города Судного дня, чтобы попасть на небо со своей новой любовью, Мэрил Стрип, жизнь которой была безупречна. «Веселый и искренний» – так отозвался о фильме критик.

Эпизоды, когда действовать мешал страх. У Кэт их было много. Она положила диск на плейер и пошла на кухню испечь для киновечера миниатюрный свадебный торт. На кухне Кэт всегда была бесстрашной.

«Посмотрим, насколько я бесстрашна, выпекая торт для своей свадьбы», – подумала она.

– Я давно видела «Защищая свою жизнь», – сказала сидящая в постели Лолли. Пульт лежал у нее на коленях. – Я помню, фильм очень смешной, но и заставляет серьезно задуматься, что в твоей жизни тебе, возможно, придется защищать. А ты не сможешь.

Поставив на поднос между нею и матерью, лежащей на большой больничной кровати, тарелку с ломтиком свадебного торта в миниатюре, над которым поохали и поахали Лолли, Изабел и Джун, Кэт глубоко вздохнула. На самом деле она с удовольствием приготовила для себя маленький свадебный торт, украшенный крохотными синичками-гаичками и цветочками розы ругозы, но, работая над ним, думала не о себе, Оливере или свадьбе, думала она только о торте. Как сделать его идеальным.

Однако когда она откусила первый кусок, а он получился-таки идеальным, сладкий торт наполнил ее рот горечью. Кэт действительно требовалась помощь для защиты своих чувств – как в том, чтобы выйти за Оливера, так и в том, чтобы не выходить. В увлечении Маттео Виолой – хочет она того или нет. В желании остаться, в желании уехать.

Изабел и Джун расположились на мягких складных стульях справа от кровати, на коленях Джун держала миску с поп-корном. Перл уехала на какое-то торжество, поэтому они оказались вчетвером. Кэт порадовалась, что не будет гостей, страдающих недержанием речи.

– Мне достаточно посмотреть на лицо Альберта Брукса, и я уже смеюсь, – призналась Лолли, когда в начале фильма Альберт Брукс держит смешную речь на работе. – Я имею в виду выражение его лица, как он использует голос… Он такой уморительный.

Кэт смотрела, как Альберт Брукс, играющий симпатичного, забавного рекламного работника, купил себе на день рождения «БМВ» с откидным верхом, а затем случайно попал в аварию из-за того, что искал упавший на пол салона компакт-диск (хорошо, что никто больше ими не пользуется). Он оказался в городе Судного дня, похожем немного на Лас-Вегас, где ему пришлось защищать свою жизнь на земле в ходе суда с участием защитника и прокурора, прежде чем уйти на небеса вместе с Мэрил Стрип, которая совершала на земле прекрасные поступки: например, усыновляла детей и спасала кошек из огня. Если он проиграет, его отправят назад на землю для новой попытки.

Джун принялась за свой ломтик свадебного торта.

– Боже мой, только представьте, что каждая секунда твоей жизни на самом деле записывается и будет использована против тебя при решении, можешь ли ты попасть в рай. Меня бы раз за разом отсылали назад на землю.

«Меня тоже, – подумала Кэт. – За тот момент, когда я ответила согласием на предложение Оливеpa о замужестве, потому что боялась всего – включая отказ. Или когда думала о лице и теле Маттео, находясь в постели с Оливером…»

– Да из-за средней школы мне навсегда будет заказан путь на небо, – покачала головой Изабел.

– Ха. Люди на земле используют только три процента своего головного мозга, – повторила Кэт слова адвоката Альберта Брукса. – Вот реальная причина их проблем в жизни. Это похоже на правду.

Фильм оказался добрым, забавным и интересным, веселым и искренним, как и обещал анонс на коробке. Кэт поймала себя на том, что расслабляется, с наслаждением поедая миниатюрный свадебный торт. Пока не прозвучала реплика, заставившая ее призадуматься. В точности, как предрекала Лолли.

– Думаете, это правда? – спросила Кэт. – Что страх – это туман, который мешает настоящему счастью?

– Вероятно, – отозвалась Джун. – Я знаю, в какие-то моменты боялась действовать, потому что не знала, к чему это приведет. Или просто из-за обычного страха. Это очень по-человечески.

Изабел кивнула.

– Страх услышать не то, что я хотела, неоднократно удерживал меня от разговора с Эдвардом наших проблемах.

Кэт поправила свою подушку, устраиваясь поудобнее, затем поняла, что дискомфорт у нее в душе. Во многих случаях страх удерживал ее от лов и поступков. Может, она знала, чего хотела, и лишь боялась это сделать.

– Альберту Бруксу нужно защитить девять дней жизни? – уточнила Джун. – Мне бы пришлось защищать значительно больше.

– Мне тоже, – тихо проговорила Лолли.

Кэт глянула на мать, но та взяла чай со льдом, предупреждая таким образом: не спрашивай. Может, если бы Кэт не так боялась перейти границы, она спросила бы.

«Я – третья», – подумала она.

– О-о, вот и Мэрил, – подала голос Изабел. – как смешно, что они познакомились в клубе на представлении плохого комика.

Кэт порадовалась, что наконец-то появилась Мэрил Стрип. Ее лицо, шелковистые светлые волосы, выражение лица и веселый смех сделались настолько привычными для Кэт, что она поняла: один вид актрисы ее успокаивает.

– Вот хороший вопрос, – сказала Изабел, когда начался суд над Альбертом Бруксом и на киноэкране в зале суда показали случай из его детства. – О разнице между страхом и сдержанностью. Иногда между ними очень тонкая грань.

Лолли, зевая, кивнула. Третий зевок с начала фильма.

– Слишком сильный самоконтроль может помешать вам сделать то, что действительно надо сделать. Но порой людям следует демонстрировать больше сдержанности. Иногда трудно понять, что когда применять.

Джун поставила на ночной столик пустую тарелку из-под торта.

– Ха, вот тоже хорошо – показывают его ошибочные решения из-за страха или по глупости. У меня такого было хоть отбавляй.

– У меня тоже, – согласилась Изабел. – Хотя уже давно, тетя Лолли, честно.

Кэт с облегчением вздохнула, когда мать засмеялась. Лолли притихла, сидела с серьезным лицом и, казалось, о чем-то глубоко задумалась. Кэт стало интересно, о чем же это кино ей напомнило.

– Для меня Альберт Брукс – настоящее открытие, – заявила Изабел. – Он такой забавный, такой скромный, но в его лице есть что-то настоящее – как он смотрит на нее, как говорит. Ясно, почему Мэрил в него влюбляется.

– Мне тоже, – кивнула Джун.

И я понимаю, что он имеет в виду, когда говорит, что устал от суда над собой. Но знаете, что странно? Недавно я думала о том, что я свой самый строгий критик.

– Думаю, все мы, – кивнула Изабел.

Кэт сосредоточила внимание на экране, когда Альберт Брукс сказал Мэрил Стрип, что не хочет подниматься к ней в номер и заниматься сексом, потому что боится испортить возникшие между ними чудесные и совершенные отношения. Он хотел сберечь мечту. Он делал неправильный выбор, но она понимала это. Слишком хорошо понимала.

– Ах, придется ему вернуться на землю, – сделала вывод Джун. – И попытаться снова.

Кэт вздохнула.

– Это ключ к пониманию жизни, да? Только что сказанное его адвокатом – что когда Альберт Брукс вернется на землю, ему следует не упускать подворачивающиеся возможности. Он сдерживался и теперь не может пойти в рай.

«Выйти за Оливера. Не выйти. Выйти за Оливера. Не выйти. Выйду. Не выйду Что же делать? Что это за возможность, которую я не должна упустить, и почему я не знаю?» – мучилась раздумьями Кэт.

Кэт следила, как Альберт Брукс сел в вагончик вместе с другими возвращающимися на землю и вдруг увидел Мэрил Стрип в другом вагончике, для тех, кто направлялся на небеса. Мэрил стала звать его, и он, вырвавшись, бросился к ней.

Не упустил своей возможности. Не испугался реальности любви. И отбыл вместе с ней в рай.

– Какой славный фильм, – вздохнула Джун, когда пошли титры.

Кэт включила свет на прикроватном столике.

– Мама? – произнесла она, вглядываясь в Лолли. – Ты плачешь?

Лолли вытерла глаза.

– Этот фильм всегда заставляет меня думать… – начала Лолли с печальным, тоскливым лицом. – Я не уверена, что пройду испытание в городе Судного дня. – Отвернувшись, она уставилась в темное окно.

– Мам, конечно, пройдешь, – пробормотала растерянно Кэт, гадая, что имеет в виду мать. – И не только это.

– Ладно, нажмите на паузу, – попросила Изабел. – Тетя Лолли, вы взяли к себе двух осиротевших племянниц. За одно это вы попадете в рай.

Лолли вроде бы улыбнулась племяннице, но на паузу не нажала. Все ее внимание было устремлено на телеэкран, на бегущие титры. По выражению лица матери, по особому выражению глаз Кэт поняла, что Лолли не скажет больше ни слова.

Кэт часто размышляла о личной жизни матери. За пятнадцать лет вдовства Лолли Уэллер никогда ни с кем не встречалась. Она как-то спросила, не думала ли мать когда-нибудь о «кавалере» (Лолли любила это слово вместо «бойфренд»), но та ответила: «Не смеши меня» – и добавила, что со всем этим покончила.

Покончила с любовью? По большей части Лолли – неразгаданная тайна. Но у нее есть ее гостиница, ее клубы, любимая подруга Перл, которая всегда была для Лолли как бы мудрой тетушкой. Кэт никогда не видела мать особенно радостной. Может, некоторые люди просто не бывают радостными.

Конечно, каждый раз, когда Кэт об этом думала, она отмахивалась от подобной мысли. Недостаток радости явно о чем-то говорил.

Собирая тарелки и стаканы, Кэт поняла, что мать спит или притворяется, что спит. Несколько раз за время фильма Лолли зевала, поэтому, может, и не притворяется. Но одно совершенно ясно: этот разговор мать поддерживать не хочет. Кэт было очень любопытно, о чем же думает Лолли.

– Мам? – прошептала она.

Ответа не последовало.

– Давайте перейдем в гостиную, – зашептала Изабел. – Или наверх.

– Наверх, – решила Кэт, ставя на поднос остатки мини-свадебного торта и напитки. – Там больше уединения.

Они быстро собрали с пола просыпавшиеся зерна поп-корна, навели общий порядок, выключили свет и тихонько закрыли дверь в комнату Лолли. По пути к черной лестнице они на цыпочках прокрались мимо комнаты Чарли. Джун заглянула туда и улыбнулась.

– Какой же он милый во сне.

Кэт и Изабел тоже просунули головы в дверь.

– Само очарование! – проговорила Изабел.

Счастливчик свернулся калачиком на своем обычном месте рядом с Чарли, и рука мальчика лежала поверх собачьей лапы.

В их спальне Кэт поставила на письменный стол поднос и заметила на постели Джун груду скомканных листов бумаги.

– Что-то сочиняешь?

Джун сдула в сторону выбившуюся прядь волос и рухнула на кровать. Комки бумаги подпрыгнули.

– Письмо родителям Джона. Прошло три дня, как я оставила им сообщение на автоответчике. Они до сих пор не перезвонили. Я проверяю как одержимая, поэтому пропустить не могла.

Тогда, три дня назад, они втроем допоздна сидели и обсуждали, что Джун может сказать, если кто-то из родителей Джона снимет трубку, и что сказать, если подключится голосовая почта. Джун раз десять прорепетировала перед аудиторией в лице Кэт и Изабел свою речь, пока с удовлетворением не отметила, что из ее голоса исчезли писк и нервозность, чтобы родители Джона без колебаний дали номер телефона своего сына девушке с приятным голосом. Или хотя бы заверили, что передадут ему ее номер телефона.

– Вероятно, он женат, – проговорила Джун, и лицо у нее вытянулось. – Они не собираются давать его номер первой же позвонившей женщине. Я решила, что надо написать письмо, сказать, что я познакомилась с ним в Нью-Йорке семь лет назад и что мне нужно сообщить ему нечто очень важное. И больше ничего не добавлять. Но я не знаю, как изложить все это, не показавшись ненормальной.

– Думаю, ты можешь ограничиться именно этим, написать коротко, но доброжелательно. – Изабел села по-турецки на кровать с оставшейся половиной своего куска торта. – «Нечто важное» должно хотя бы заставить их передать ему твое письмо и сообщить о звонке.

Джун прислонилась к стене.

– Я невольно гадаю, что случилось бы, если б он пришел в тот день к фонтану в Центральном парке. Остался бы со мной в Нью-Йорке, пока я не окончила колледж? Уговорил бы поехать с ним по стране и взять академический отпуск на год? Были бы мы до сих пор вместе?

– Это невозможно узнать, – вздохнула Изабел. – Пока смотрела «Защищая твою жизнь», я все думала о тех случаях, которые пришлось бы отстаивать мне – когда я действовала из чистого страха и все такое. А потом начала думать, а если бы в тот день в центре я не познакомилась с Эдвардом? Что, если бы тогда был другой наставник для подростков? Кем бы я была теперь?

Кэт перевернулась на живот, подложила руки под подбородок.

– Думаешь, ты настолько изменилась? В смысле в душе… Глубоко внутри.

– Я была той еще оторвой, – заметила Изабел.

– Могу подтвердить. – Джун улыбнулась.

– Да, и я это помню, – подхватила Кэт. – Но не потому ли, что тебя тянуло? Тянуло к тем вульгарным девчонкам. Точно так же сразу после автокатастрофы тебя потянуло к Эдварду. Дело было в тебе и в том, что притягивало или отталкивало тебя.

Изабел минуту размышляла.

– Наверное, так и есть. А мне нравится мысль о том, что я имела больше контроля над собой, чем мне казалось. Что это я реагировала на обстоятельства, а не обстоятельства контролировали меня.

Кэт кивнула. Именно это тревожило ее сейчас. Обстоятельства контролировали ее. Разница была, но грань такая тонкая, что одной ногой Кэт стояла по одну сторону, другой – по другую, но самой грани различить не могла.

– А мне знаете что интересно? – задумчиво произнесла Кэт. – Мне интересно: если бы мой отец не погиб, если бы остались живы мои тетя и дядя, если бы весь мир моей матери не изменился после телефонного звонка из полиции, пошла бы я тогда в колледж? Поступила бы в кулинарную школу или поехала на год во Францию? Соединилась бы в итоге с Оливером?

– Судьба тебе подсказала бы, – ответила Джун. – Если ты веришь в нее.

– Да, я думала, что, может, все равно встретила бы Эдварда, – произнесла Изабел. – Если не в Бутбейском региональном центре для детей, переживших утрату, то где-нибудь в другом месте.

Они помолчали.

– Мне кажется, мы всегда можем защитить свою жизнь, – прервала молчание Изабел. – Почему мы делаем тот или иной выбор. Не то что мы обязательно попали в рай. Но, по-моему, основная мысль этого фильма очень важна. Если ты чего-то боишься, разберись почему, а затем действуй без страха. Прими решение, которое действительно хочешь принять.

Кэт повернулась на кровати и уставилась на потолочный вентилятор.

– А вдруг тем не менее ты боишься, что примешь неправильное решение? Например, выйти замуж за Оливера не то, что нужно сделать? Вдруг мне суждено что-то другое?

– Думаю, ты бы поняла, – отозвалась Джун. – Разве не так, Кэт?

Кэт села, подтянув колени к груди. Кивнула, хотя на самом деле не понимала.

– Ты знаешь Оливера всю свою жизнь, – заговорила Изабел. – Мне очень нравится, что ты выходишь за него после стольких лет знакомства. Это как противоположность нашей с Эдвардом истории. Я познакомилась с ним в шестнадцать лет и вышла за него в двадцать один год. Ты точно знаешь, что получаешь. Знаешь, кто ты есть.

– Знаю ли? – переспросила Кэт… а затем удивилась, что произнесла это вслух. – Имею в виду, что я знаю Оливера. Насколько вообще можно кого-то знать. Но не уверена, что знаю себя.

– Правда? – Джун задумчиво посмотрела на Кэт. – Я всегда думаю о тебе, как о человеке, у которого все удачно складывается. Пекарское дело. Оливер. Гостиница. Это так надежно.

– Иногда мне хочется полететь в Париж и просто погулять там, пробуя пирожные в каждом квартале. Перецеловать всех красивых парней, которых увижу. Ну и переспать с некоторыми из них. Это безумие?

– Ты не тех двоих спрашиваешь, – ответила Джун. – То есть мы обе живем в подвешенном состоянии. Для нас надежность и яркое светлое будущее звучит очень заманчиво.

– Ты хочешь пересмотреть свое решение насчет замужества? – спросила Изабел. – Если так, не делай этого, Кэт.

«Но это же моя мама мечтает увидеть меня замужем. Увидеть, как меня и человека, которого обожал мой отец и в пять лет определил мне в супруги, объявят мужем и женой. Как я могу лишить ее этого, когда это единственное, что может избавить меня от двойственности», – возражала мысленно Кэт.

– Я не пересматриваю, – заявила Кэт и наткнулась на пристально-недоверчивый взгляд обеих кузин.

– Кэт, – заговорила Джун, – давай представим гипотетически, что мы с Изабел устраиваем маленькую неожиданную вечеринку по случаю помолвки завтра днем здесь, в гостинице. И давай представим, что мы пригласили родителей Оливера, его брата и кое-кого из твоих городских друзей. Ты не против?

Кэт могла вскочить и воскликнуть: «Нет, отмените ее, отмените. Если состоится вечеринка по случаю помолвки, это уже серьезно».

Но она посмотрела на свое кольцо и подумала о матери, спящей на больничной кровати.

– Конечно, я не против. И спасибо. – Изабел не сводила с нее глаз, поэтому Кэт сменила тему. – Думаешь, моя мама хорошо себя чувствует? Просто волнуется из-за… – Кэт не могла даже выговорить это.

– Думаю, да, – кивнула Джун. – Уверена, все эти разговоры о рае и суде, о защите своего выбора просто навели ее на мысли о собственной жизни.

– Меня-то уж точно навели на мысли о своей, – заметила Кэт.

В субботу Кэт разыграла удивление, когда они с Оливером вышли на задний двор «Трех капитанов» и обнаружили там небольшую вечеринку в честь их помолвки. Из Кемдена приехали родители Оливера и его брат со своей девушкой. Друзья детства тоже собрались во дворе, потягивая «мимозу» и угощаясь закусками. Кэт улыбнулась, увидев Лиззи: усадив Лолли за стол для пикника, подруга полностью завладела ее вниманием, обложившись свадебными журналами и объясняя свою систему цветового кода.