Текст книги "Братья"

Откровенно говоря, Морозов был разочарован Итальянцы всегда нравились ему больше других, и он уже предвкушал, как будет следовать за профессором в его неспешном путешествии по московским музеям. Вместо этого ему предстояло следить за скучным канадцем – экспортером рыбы и икры. В Москве он представлял интересы монреальской компании “Делис дю Норд”, офис которой располагался на улице Горького. На фото в его личном деле Дмитрий увидел щегольски одетого мужчину в возрасте чуть старше пятидесяти лет с вьющимися каштановыми волосами, которые, как ему показалось, были крашеными. Холеное лицо украшали франтоватые усики, а глаза казались светлыми на смуглом лице. Как указывалось в фотокопии его канадского паспорта, глаза господина Сент-Клера были зеленого цвета.

Личное дело Сент-Клера вел Седьмой отдел Второго Главного управления КГБ, которое занималось контрразведкой. В досье говорилось, что канадский мсье вел холостяцкую жизнь и отличался некоторыми привычками, которые обходились ему недешево. Сент-Клер любил модную яркую одежду, был неравнодушен к ювелирным украшениям, и его пальцы были унизаны массивными золотыми перстнями. Свободное время канадец проводил в московских валютных ресторанах. Был он и любителем балета и аккуратно посещал Большой театр почти каждую неделю.

Дмитрий поднял воротник тяжелого коричневого пальто, полученного специально для выполнения сегодняшнего задания. Город постепенно оживал под оранжевым диском солнца, поднявшегося над Ленинскими горами. Утренний морозный туман рассеялся, и Дмитрий смог разобрать огромный плакат, установленный на крыше противоположного здания: “Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!” В утреннем небе возник острый шпиль Московского университета, звезда на его вершине казалась тусклой из-за покрывавшей ее изморози.

По проспекту мчались многочисленные машины. Из подъездов домов стали появляться жители, зябко кутающиеся в пальто.

Рядом с Дмитрием неожиданно появился милиционер. Это был молодой парень с гладкими румяными щеками.

– Кого-нибудь ждете, товарищ?

Дмитрий небрежно взмахнул красной книжечкой сотрудника КГБ, полученной накануне. Милиционер сразу поскучнел и отошел. Милиция не любила КГБ – офицеры этого ведомства получали более высокие оклады, их лучше одевали и кормили, и, конечно же, они обладали гораздо большей властью.

В семь часов сорок пять минут Сент-Клер вышел из подъезда своего дома и подошел к “мерседесу” с шофером и с иностранными номерными знаками. На нем были бежевое пальто из теплой верблюжьей шерсти с меховым воротником и дорогая норковая шапка. Дмитрий снова пересек проспект и уселся в казенный побитый “запорожец”, полученный им также для сегодняшнего задания. Сент-Клер ехал на работу, и Дмитрий не торопился. Минут через двадцать он уже тормозил на улице Горького, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Сент-Клер входит в представительство своей компании.

Отметив время выезда и время прибытия, Дмитрий припарковал машину у обочины и развалился на сиденье.

“Ну и скучища”, – думал он. Дмитрий был уверен, что до обеда Сент-Клер не появится, и ему ничего не оставалось, кроме томительного ожидания.

Канадец вышел из здания в двенадцать тридцать и пешком отправился к центру города. Он вел себя так, будто тоже читал отчеты ребят из “семерки”. Дмитрий вошел за ним во вращающиеся двери гостиницы “Национала” и снова вынужден был предъявить вооруженным милиционерам свое удостоверение КГБ. Только после этого его пропустили.

В ресторане “Русалка” Дмитрий заказал бутерброды с колбасой, исподтишка наблюдая за Сент-Клером, который расправлялся с дымящимся бифштексом на противоположном конце зала. Когда Сент-Клер закончил обедать, Дмитрий вышел на улицу вместе с ним.

Только после того, как они пересекли запруженную народом улицу Станиславского, Дмитрий сообразил, что канадец его заметил.

Поначалу в поведении Сент-Клера не было ничего странного, просто слегка изменилась походка. Затем последовали два ничем не мотивированных перехода улицы. Пару раз Сент-Клер задерживался у витрин и подолгу стоял, словно любуясь своим отражением.

Все это, однако, были давно известные шпионские приемы, и Дмитрий сомневался, что компания “Делис дю Норд” обучает своих сотрудников подобным штукам. Слегка насторожившись, Дмитрий продолжал преследовать Сент-Клера, умело применяющего приемы, не соответствующие занимаемому им положению.

Канадец вошел в большой гастроном на улице Горького, однако ничего не купил и вышел из магазина через второй выход на улицу Огарева. То же самое он проделал в кафе “Крымское”. Вскоре после этого он неожиданно развернулся и пошел в обратном направлении, так что Дмитрий был вынужден поспешно нырнуть в дверь книжного магазина. Сент-Клер не пытался стряхнуть его – теперь он возвращался в свою контору. Похоже, он просто хотел убедиться в том, что за ним следят.

Внезапно он вошел в телефонную будку, снял трубку и стал набирать номер. Это было в высшей степени странно. Для чего ему понадобилось звонить из уличного таксофона, когда представительство компании “Делис дю Норд” находилось в двухстах метрах от него? Может быть, он просто хотел воспользоваться линией, которая не прослушивается КГБ?..

Дмитрий смотрел, как Сент-Клер вешает трубку, идет по улице и возвращается прямиком в свою контору, не задерживаясь у витрин магазинов и не переходя на противоположную сторону. Он хотел было позвонить полковнику Яковлеву с предварительным докладом, так как поведение канадца казалось ему весьма подозрительным, но тщательно поразмыслив, он решил обождать со звонком. Может быть, Сент-Клер, почувствовав слежку, попытался удостовериться в этом, применяя приемы, о которых он читал в шпионских романах.

Незадолго до наступления темноты Дмитрий позвонил в службу прослушивания телефонов Второго Главного управления. Назвав себя, он спросил, не было ли каких-нибудь необычных исходящих звонков из кабинета Сент-Клера сегодня во второй половине дня.

– Нет, – ответила ему раздраженным низким голосом женщина – дежурный оператор, – никаких необычных звонков мы не зафиксировали... кроме звонка в театральную кассу. Клиент заказал место в Большом на вечернее представление “Жизели”.

Когда Дмитрий поинтересовался, чего же тут необычного, женщина, раздражаясь еще сильнее, объяснила.

– Он всегда заказывает билеты минимум за неделю. К тому же, судя по нашим материалам, на “Жизель” он ходил на прошлой неделе.

* * *

Когда поднялся занавес и начался первый акт “Жизели”, Дмитрий стоял в полутемной ложе, наблюдая за Сент-Клером. Канадец сидел в шестом ряду рядом с компанией шумных американцев.

Попасть сюда оказалось проще простого. Дмитрий явился в театр за полчаса до начала спектакля, продемонстрировал администратору свое удостоверение и тут же получил все, что ему было необходимо. Магические три буквы “КГБ” сработали безотказно, и Дмитрий наслаждался своей властью, которая понемногу кружила ему голову.

В антракте Сент-Клер небрежно прошел по проходу между креслами и выбрался из зала. Дмитрий ринулся за ним, расталкивая посетителей локтями. Когда он наконец очутился в ярко освещенном фойе, канадца нигде не было видно. Дмитрий даже прошел в мужской туалет, но Сент-Клер как сквозь землю провалился. Его не было ни в вестибюле, ни в буфете, ни в раздевалке.

Дмитрий почувствовал признаки надвигающейся паники. Неужели Сент-Клер воспользовался толчеей, чтобы покинуть театр? Ему было ясно, что назавтра же он станет посмешищем всего Юрлова, когда там узнают, как легко обвел его вокруг пальца простой любитель.

Раздался звонок, призывающий зрителей на второй акт, и из бокового прохода появился Сент-Клер собственной персоной. Он выглядел совершенно спокойным, даже каким-то удовлетворенным. Раздавив в высокой пепельнице толстую сигару, он вошел в зрительный зал и пробрался на свое место. Дмитрий, не спуская с него глаз, оставался в вестибюле, наблюдая за людьми, которые появлялись из того же коридора. В основном это были респектабельные супружеские пары, которые одна за другой спешили в зал, торопясь занять места. Когда прозвучал последний звонок и поток зрителей почти иссяк, в коридоре показался одинокий мужчина.

Дмитрий застыл на месте. Этого человека он знал, они встречались с ним несколько лет назад. Дмитрий помнил это красивое лицо, подбородок с ямочкой, шрам на скуле. Внезапно его осенило: это же полковник Калинин, офицер ГРУ, самый дружелюбный из членов государственной приемной комиссии, приезжавшей в детдом на собеседование с ним! Именно после его замечаний комиссия согласилась с тем, что лояльность Дмитрия не вызывает ни малейших сомнений.

Теперь же Дмитрий пристально уставился на полковника. Он не сомневался в том, что Олег Калинин тоже узнал его, так как, входя в зрительный зал, полковник улыбнулся ему и дружелюбно кивнул.

Теперь Дмитрий остался в пустынном фойе один. Интересно, что делал здесь Калинин? Неужели он встречался с Сент-Клером? Но ведь не меньше двух десятков человек тоже пришли с этой же стороны!..

Раздумывая об этом, Дмитрий медленно пошел по коридору. Он привел его к лестничному пролету, спускавшемуся на галерею, где были выставлены яркие афиши и большие фотографии со сценами из разных балетных спектаклей. В дальнем конце галереи он обнаружил две двери. Дмитрий подергал их, но обе двери оказались запертыми. Неужели у Калинина есть свой ключ? Может быть, он встречался с Сент-Клером в одной из этих комнат?

Нет, это предположение было уж слишком невероятным. Сент-Клер мог встречаться с любым человеком из двадцати с лишним мужчин и женщин, посетивших эту галерею.

После того как спектакль закончился, и Жизель с изяществом отошла в лучший мир, Дмитрий сопроводил Сент-Клера до его квартиры и поехал в Юрлове. Встреча с Калининым не шла у него из головы. Должен ли он упомянуть об этом в рапорте? Бросив тень необоснованных подозрений на офицера советской разведки, он рисковал многим: это могло стоить ему карьеры, если не головы. И он решил обдумать это еще раз, утром следующего дня, когда он должен будет готовить свой рапорт.

Однако его рапорт так никогда и не был написан.

– Морозов! Подъем!

Острое, зловещее лицо Октября выплыло из темноты в обрамлении тонких седых волос. “Мне снится плохой сон”, – подумал Дмитрий и отвернулся, стремясь укрыться от этого опаляющего взгляда, однако хриплый голос продолжал преследовать его, вторгаясь в сознание, подчиняя своей воле, своим приказам и распоряжениям, а в плечо впилась костлявая, сильная рука.

– Вставай! Одевайся! Форма парадная. Через десять минут быть у ворот. Повтори.

В своей неизменной черной рубашке, с нимбом развевающихся вокруг головы длинных седых волос, с лицом настолько худым, что оно напоминало череп, Октябрь походил на ангела смерти. Дмитрий сел на кровати, бессмысленно пялясь в темноту.

– Так точно, Октябрь! – Он повторил распоряжения своего наставника, однако тот уже склонился над его соседом по комнате Виктором Селецыным. Финн Арно Туоми – третий курсант, деливший с ними комнату, – уже одевался, действуя быстро и аккуратно.

Дмитрий отбросил одеяло. На часах было четыре часа пятнадцать минут. Октябрь уже исчез из комнаты, и Виктор просыпался, сыпля проклятиями.

– Твою мать! – гремел он. – Четыре утра! Черт бы побрал эту грёбаную школу, черт бы побрал грёбаную госбезопасность, черт бы побрал вас обоих, так вашу мать!

Последняя “мать” относилась к Арно с Дмитрием, которые снисходительно поглядывали на товарища.

Первой мыслью, пришедшей в голову Дмитрию, была мысль о войне, однако, когда около ворот Центра он увидел только “неприкасаемых”, он отказался от этой идеи. Должно быть, разразился правительственный кризис или кто-то умер. Он знал, что, когда умер Сталин, войска МГБ были размещены по всей Москве. Однако и это соображение не объясняло, почему среди ночи разбудили только их группу и почему остальные курсанты учебного Центра продолжают спокойно спать.

Снаружи, у самых ворот, стоял армейский “ЗИЛ”. Его двигатель негромко урчал и покашливал, а из выхлопной трубы тянулся синевато-белый дымок. Дмитрий вскарабкался в затянутый брезентом кузов и зябко ссутулился на скамейке в углу, закуривая сигарету. Виктор Селецын тяжело плюхнулся рядом с ним и проворчал:

– Готов поспорить, снова какое-то упражнение. Будь проклят тот день, когда мне встретился этот собачий сын Октябрь!

Когда все четырнадцать “неприкасаемых” забрались в кузов, грузовик взревел двигателем, загремел коробкой передач, зашипел гидравликой и тронулся. Они были слишком сонные, чтобы разговаривать, и в темноте кузова только тлели кончики нескольких сигарет. Когда машина проезжала через Юрлово, сонно залаяла собака, ее поддержали другие. Дмитрий раздавил недокуренную сигарету на полу и, завернувшись в шинель, продремал весь остаток пути.

Он проснулся, когда грузовик неожиданно резко затормозил. Луч мощного фонаря осветил кузов, скользнул по лицу Дмитрия и на мгновение ослепил его, вызвав в памяти ночь у каменоломни, когда он сражался с Кузьмой Буниным. Машина стояла у какой-то дорожной заставы. Очевидно, их остановили для проверки. Дмитрий слышал голоса, торопливые шаги, гул мощных моторов. Их грузовик тронулся с места и снова остановился, проехав совсем немного. Яркий свет, просачиваясь сквозь малейшие дыры в брезентовом тенте кузова, брызнул внутрь.

– Всем выйти! – раздалась резкая команда, и Дмитрий узнал хриплый голос их наставника.

Он выпрыгнул из кузова. Все вокруг было ярко освещено многочисленными мощными прожекторами и батареями красных, белых и синих огней, расположенных двумя ровными параллельными рядами на земле. Они были на взлетной полосе аэродрома. За их спинами высилось огромное здание терминала, выстроенного из бетона и стекла. Большинство окон было ярко освещено. На противоположной стороне взлетной полосы, в длинном здании, разделенном на открытые боксы, Дмитрий разглядел силуэты пожарных и буксировочных машин, а также несколько белых машин “скорой помощи”. Справа маячили в темноте огромные прямоугольные ангары, а на площадке по левую руку от них стояло несколько пассажирских самолетов. Один из них, принадлежавший, судя по надписи на борту, компании “Пан Американ”, обслуживали техники в светлых комбинезонах.

– Ё моё! – прошептал за спиной Дмитрия Селецын. – Это же Внуково!

В международном аэропорту кипела жизнь. То и дело проезжали военные грузовики, из которых выгружались солдаты в форме пограничных войск, немедленно занимая позиции внутри и вокруг здания аэровокзала. Милиционеры и люди в гражданском торопливо пробегали по летному полю. Громоздкие тягачи, взревев моторами, потянули от кишки перехода огромный лайнер, и сквозь высокие окна курсантам стало видно элегантное убранство депутатского зала.

– Взгляните-ка на флаги, – пробормотал Арно. Рядом с красным флагом СССР реяли на ветру огромные оранжево-бело-зеленые полотнища.

– Это чьи такие? – спросил Дмитрий.

– Индийские, – подсказал кто-то из темноты. – Индира Ганди прибывает с государственным визитом.

Арно и Дмитрий повернулись к Виктору Селецыну, и он не разочаровал их.

– Грёбаная Индира! – простонал он.

– Идите-ка за мной! – раздался совсем рядом резкий голос Октября.

Этот человек обладал, по-видимому, редкой и не слишком приятной способностью неожиданно возникать словно из-под земли, причем никто, как правило, не замечал, как и когда он приблизился. Придерживая на плечах развевающийся не по погоде легкий плащ. Октябрь ввел их в полутемный зал, похожий на зал отлета.

Курсанты сгрудились вокруг своего наставника.

– Московский центр постигла настоящая катастрофа. Офицер Тринадцатого отдела полковник Лялин оказался предателем, – сказал Октябрь, и его глаза странно блеснули в темноте. – Он передал английской “Интеллидженс сервис” имена ста пяти наших агентов. Всех их англичане выдворили из страны. – Помолчав, он продолжал: – Гораздо хуже другое. Лялин рассказал противнику о существовании Тринадцатого отдела. На протяжении нескольких лет нам удавалось скрывать существование подразделения, специализирующегося на террористических актах. Лялин раскрыл врагам имена наших сотрудников, работающих за рубежом, и всем им пришлось в спешке бежать, спасая свои жизни. Уже вечером все они оставили важнейшие города Европы и Америки. Надеюсь, им удастся добраться домой живыми.

– А что будет с нашим отделом? – спросил Арно.

Кто-то зажег спичку, прикуривая, и Дмитрий разглядел серьезные, напряженные лица товарищей.

– Нашего отдела больше не существует, – сказал Октябрь.

– Но его можно восстановить, – предположил Дмитрий.

– Вы правы, Морозов. – Октябрь как-то странно крякнул. – Но для этого нам нужны новые люди, совершенно неизвестные, чьих имен не было бы ни в одном из списков, к которым мог иметь доступ предатель Лялин. Нужна совершенно новая команда.

– Если хотите, мы станем этой новой командой, – сказал Дмитрий. Темнота и напряженная атмосфера кризисной ситуации позволили ему пренебречь субординацией.

– Я должен убедить политическое руководство в том, что это возможно.

– А политическое руководство... – начал Дмитрий.

– Товарищ Брежнев прервал свою поездку по Чехословакии. Его самолет сядет через несколько минут. Председатель КГБ Андропов и большинство членов Политбюро уже здесь. Я надеюсь, мы сумеем убедить их.

Дмитрий задумался, почему встреча происходит именно здесь, а не в Москве. Ответ казался очевидным: Октябрь хотел поговорить с Брежневым до того, как он встретится с другими руководителями КГБ, которые могут посоветовать ему нечто прямо противоположное. Лишь только он подумал об этом, как сразу весь план Октября стал ему предельно ясен: он пытался использовать ситуацию с изменой Лялина в свою пользу и возглавить Тринадцатый отдел. Может быть, он даже предложил Андропову представить членам Политбюро новое оперативное подразделение, способное заменить Тринадцатый отдел. У Андропова, должно быть, есть немало причин, чтобы принять его предложение; в частности, предложение Октября снимало лишнюю головную боль, связанную с ликвидацией последствий измены Лялина. “Неприкасаемых” же привезли во Внуково для того, чтобы доказать всему Политбюро, что у КГБ есть отлично подготовленные резервы, готовые выполнять любые сложные задания. Если Октябрю удастся убедить Брежнева, то на этом их подготовка закончится, и “неприкасаемые” станут новым “Управлением мокрых дел”. Одновременно закончится и ссылка Октября в Юрлово.

– А как же Индира Ганди? – спросил Босджанов, казах из Алма-Аты.

– Она прилетает сегодня, – объяснил Октябрь, – но центральная диспетчерская будет держать ее самолет в воздухе до тех пор, пока не закончится заседание Политбюро.

Оглядев свою маленькую армию, он добавил:

– Мне нужно идти. Оставайтесь здесь и ведите себя тихо.

На рассвете приземлился личный Ил-62 Брежнева. Самолет немедленно отбуксировали к входу в депутатский зал. Дмитрий и его товарищи смотрели из окна, как грузный Генеральный секретарь спускается по трапу, целуется и обнимается с товарищами из Политбюро. Крупные снежинки кружились над головами советских руководителей и опускались им на плечи.

Одним из последних к Брежневу подошел Андропов, но тот только холодно посмотрел на председателя КГБ и пожал ему руку. Затем все члены Политбюро вошли в депутатский зал. Октября нигде не было видно.

Курсанты сидели в неудобных пластиковых креслах и ждали. Арно и запасливый Босджанов принялись играть в карты, и некоторые из “неприкасаемых” присоединились к ним. Круглолицая стюардесса в белоснежном фартуке принесла им безвкусный кофе с печеньем.

Дмитрий не ел и не участвовал в карточной игре. Стоя у окна, он смотрел, как снег укрывает тонким покрывалом летное поле, серые взлетные полосы и шеренгу изящных самолетов на стоянке. Здесь, во Внукове, были ворота в другой мир, в другую жизнь.

– Товарищи офицеры!

В дверях комнаты стоял Октябрь, его лицо ничего не выражало.

– Оставить здесь шинели и построиться снаружи. Это ненадолго, – приказал он.

Дмитрий бросил взгляд через плечо. Несколько “чаек” медленно подруливали к депутатскому залу, чтобы забрать и развезти по домам членов Политбюро.

– Председатель Андропов хочет лично пожать вам руки – сказал Октябрь, и в его голосе проскользнула нотка триумфа. Потом он замолчал, однако налицо его вползала хитрая улыбка. – Поздравляю вас. Вы зачислены на службу в Тринадцатый отдел.