Текст книги "Братья"

Теперь он учился в седьмом классе высшей ступени средней школы Джефферсона с Джоуи, Ральфом и Степей. В школе он очень хорошо успевал по всем предметам, кроме математики, которая была его слабым местом. Недавно Алексу исполнилось тринадцать, и он рос не по дням, а по часам. Он начал поглядывать на девочек, хотя пока никто персонально не привлекал его. Джоуи же был влюблен в Лауру Гендель, девочку из их класса с рано развившейся фигурой, хотя Алексу она казалась чересчур полной.

* * *

Понемногу он превращался в высокого, атлетически сложенного молодого человека. Еще со времен своих стычек с Ральфом он решил научиться защищать себя и каждое утро совершал пробежки, а летом плавал в океане и упорно тренировался дома. В свободные вечера он ходил в боксерскую школу Большого Джека Макмиллана, где подавал полотенца, помогал убирать ринги и раскладывал по корзинам мокрую от пота форму тренирующихся там парней. Алекс пристально следил за спарринг-боями и старался запомнить каждое движение бойцов. Иногда сам Большой Джек, огромный и сильный мужчина с красным лицом и расплющенным боксерским носом, вручал Алексу пару перчаток и позволял молотить тяжелую “грушу” или давал практические советы.

– Когда дерешься с противником, – часто повторял Джек, жуя свою сигару, – помни правило номер один: левая нога впереди, согнута в колене, правая сзади, поддерживает твой вес. Потом делаешь движение всем телом вперед, как будто бросаешь его, переносишь тяжесть на левую ногу, а всю силу вкладываешь в удар правой – бац!

Алекс раз за разом повторял это упражнение, но Большой Джек только недовольно качал головой.

– Нет, парень, не получается. Бойца из тебя не выйдет. В тебе нет огня, нет агрессивности. А это самое важное, понимаешь? “Инстинкт убийцы”!

И все же его усилия не пропадали даром. Бицепсы Алекса становились все больше, и он с удовольствием ощущал, как твердеют его мускулы, когда он сжимает кулаки. Рубашки стали тесны ему в плечах.

Нине приходилось постоянно перешивать что-то из его одежды, покупать новые, более просторные вещи, чтобы успеть за его стремительным ростом. Летом на распродаже в универмаге Маршалла она купила ему прекрасную куртку летчика из натуральной кожи. От куртки чудесно пахло, меховой воротник приятно согревал Алексу шею. Куртка была совершенно новой в отличие от большинства вещей, приобретенных Ниной в магазине Поллака, где торговали поношенной одеждой. Алекс был так счастлив, что с трудом дождался прохладной погоды, когда куртку можно было носить.

В первый же день осени, когда он, гордый, отправился в школу, облаченный в свое кожаное сокровище, небольшая группа учеников поджидала его у ворот. Там были и Ральф, и Стейси, а также еще два паренька, которых звали Брэд и Томми. Барт, который дразнил его в первом классе, переехал на Манхэттен, ибо туда отправился его внезапно разбогатевший отец. Алекс обратил внимание, что при виде его мальчишки сразу замолчали, и сообразил, что его снова ждут неприятности.

* * *

Он догадывался, в чем дело. Накануне вечером президент Кеннеди с тревогой объявил, что советские ракеты, размещенные на Кубе, угрожают безопасности Соединенных Штатов. Разведывательный самолет США, пролетевший над островом, сумел сфотографировать пусковые установки ракет. Алекс смотрел вечерние новости по телевизору в “Голливудском газированном фонтане”, куда они отправились вместе с Джоуи, и своими глазами видел эти снимки. Кеннеди также заявил, что боевые расчеты ракет укомплектованы советскими солдатами. Джоуи считал в этой связи, что Америка должна немедленно оккупировать Кубу и убить Кастро.

Известие об обнаруженных на Кубе ракетах потрясло мир. Алекс не понимал, почему Советский Союз, будучи миролюбивой державой, угрожает Америке ракетами. Нина объяснила ему, что все обстоит как раз наоборот: именно американские ракеты, размещенные по всему земному шару, угрожают безопасности Советской страны и что именно американские бомбардировщики постоянно дежурят в небе, готовые по приказу президента в любую минуту подвергнуть СССР ядерной бомбардировке. Именно Соединенные Штаты являлись агрессором, строящим планы уничтожения России. Советский премьер Никита Хрущев вынужден защищать свою страну!

Хрущев Алексу не нравился. На заседании Генеральной Ассамблеи ООН советский лидер был так возмущен антисоветской речью кого-то из выступающих, что снял ботинок и, выкрикивая угрозы, сердито стучал им по трибуне. Алексу казалось, что протест в такой форме выглядит слишком наивным и детским и не к лицу руководителю великой страны. Нине пришлось снова объяснять ему, что в поведении Хрущева не было ничего предосудительного.

– Американцы превратили Организацию Объединенных Наций в орудие пропаганды против СССР, – сказала она. – Россия должна была показать всем, что больше не собирается мириться с подобным положением.

Алекс не спорил. Однако вчера вечером, слушая выступление президента Кеннеди по телевидению, он вспоминал злополучный ботинок и сердитые крики Хрущева.

Когда Алекс приблизился к школьным воротам, Ральф преградил ему путь.

– Мы не хотим, чтобы ты учился с нами в одной школе, – злобно сказал он. – Это американская школа, и здесь не место красным шпионам.

С этими словами он схватил Алекса за рукав.

– Отпусти, – пробормотал Алекс негромко. – Я не хочу драться.

С Ральфом они не дрались с первого класса, однако их взаимная неприязнь была настолько сильной, что они почти не разговаривали друг с другом.

– Цыпленочек, – поддразнил его Ральф. – Маленький желторотый цыпленочек.

“Спокойнее, – сказал себе Алекс, – ты один против четверых. Как бы избежать драки?”

– Может быть, хочешь пальнуть своими ракетами прямо сейчас? – насмешливо спросил Томми, красивый белокурый и голубоглазый мальчишка.

– Ты шпион! – злобно выкрикнул Стейси, делая шаг к Алексу.

– Неправда, – сердито ответил Алекс, стряхнув с плеча руку Ральфа.

– А мы видели по телевизору, как ты шпионил за нашим послом в Москве. Ты подлый фискал и использовал наш герб, – снова заговорил Томми. – Разве тебе не стыдно?

Накануне вечером в телевизионной программе новостей седой человек по имени Генри Кэбот Лодж демонстрировал герб Соединенных Штатов в виде орла, вырезанного из дерева. Русские ухитрились поместить подслушивающее устройство в его внутренней Полости, как раз в клюве птицы. Герб висел на стене в кабинете посла Америки в России, и русские прослушивали все его разговоры.

Алекс попросил разъяснений у Нины, и тетя ответила ему, что Советский Союз не может не защищаться и всем известно, что американское посольство в Москве занимается сбором разведывательной информации о Советской Армии.

– Все вы шпионы! – вступил в разговор Брэд, приземистый плотный мальчишка с рябым лицом. Его черные маленькие глазки смотрели на Алекса подозрительно и злобно. – Мы-то знаем, что у тебя в семье все шпионы.

– Неправда! – защищался Алекс. Вокруг них уже собралась небольшая толпа школьников, которые сердито глядели на него.

– Убирайся в свою Россию! – произнес у него за спиной чей-то тонкий голосок.

– Твои родители сидят в тюрьме за шпионаж, – прошипел Брэд.

– Нет! – Алекс вспыхнул. – Они погибли в автомобильной катастрофе.

– Лжешь, – перебил его Ральф. – И твоя любимая тетя тоже шпионка. Мой папаша сказал, что ее зовут Нина Крамер и ее судили за шпионаж. Мы видели фотографию в газетах.

– Но это не так!

– Мы видели твою Нину, когда она приходила забирать тебя из школы, – продолжал Ральф.

Алекс помнил, что Нина действительно два или три раза приходила в школу после уроков и ждала его у ворот.

– Она приходила шпионить за нашей школой, чтобы выстрелить по ней ракетой и убить всех нас. Она тоже попадет в тюрьму, как и все другие шпионы!

Дети приветствовали слова Ральфа одобрительным гулом.

– Алекс! Саш-ша! – пропищал Стейси противным голоском, театральным жестом протягивая руки к Алексу. Затем он начал ходить кругами вокруг него, копируя походку Нины. – Иди сюда, Саш-ша! – продолжал он, пытаясь передать ее сильный акцент. Очевидно, он подслушал один из их разговоров.

Остальные дети расхохотались.

– Ее повесят, – сказал уверенно Ральф, воодушевленный поддержкой. – А может быть, поджарят на электрическом стуле.

– Ты, гад! – взорвался Алекс.

Он не мог допустить, чтобы этот мерзкий подонок оскорблял его Нину. Размахнувшись, он попытался ударить Ральфа по лицу, но тот уловил его движение и отступил назад. Кулак Алекса лишь слегка задел его по щеке. В следующую секунду Ральф ловко пнул ногой его в пах.

Боль была нестерпимая. Алекс со стоном сложился пополам. Одобрительные хлопки и приветственные крики школьников, подбадривавших Ральфа, доносились до него как будто сквозь слой ваты. Трое приятелей Ральфа, немного поколебавшись, тоже вступили в драку.

Но они мешали друг другу, и их удары не достигали цели. Алекс слегка перевел дух, хотя боль еще не отпустила его. Когда Брэд попытался схватить его за пояс, Алекс ударил его носком ботинка по голени, и тот потерял равновесие. Падая, Брэд схватил его за рукав новенькой куртки. Раздался треск, и мальчишка повалился на землю, сжимая в пальцах оторванный рукав.

В ярости Алекс оттолкнул Брэда подальше и локтем двинул Стейси в живот. Стейси отпрянул, не в силах вдохнуть воздух.

Перед Алексом стоял один Ральф. Он настолько был уверен в себе, что даже не потрудился защитить лицо. Сейчас! В памяти Алекса отчетливо прозвучал голос Большого Джека: “Левая нога согнута в колене и выдвинута вперед, вес тела приходится на правую ногу. Переносишь тяжесть тела на левую ногу, всю силу вкладываешь в удар – пошел!”

Алекс изо всей силы ударил Ральфа в подбородок, мощный удар был направлен снизу вверх. Ральф отлетел назад и рухнул на пешеходную дорожку, закатив глаза.

Однако триумф Алекса оказался недолгим. Брэд и Стейси успели вскочить на ноги и теперь с двух сторон схватили его за руки, а Томми несколько раз ударил Алекса кулаком в живот. От боли Алекс согнулся, и Томми ударил его в лицо. Алекс извивался в руках своих врагов, пытаясь лягнуть Томми ногой, но Брэд и Стейси крепко держали его руки, а Томми продолжал молотить его кулаками и коленями.

– Проклятый шпион! – приговаривал он при этом. Один из его ударов рассек Алексу бровь, и горячая кровь залила левый глаз, мешая смотреть, а вся щека горела точно в огне.

– Что вы делаете?! Немедленно прекратите! – раздался рядом гневный возглас. Мальчишки немедленно выпустили Алекса и разбежались. – Все равно я вас всех видел! – прокричал человек им вслед, и Алекс узнал голос мистера Либлиха, преподавателя математики.

Учитель в синем костюме и мягкой черной шляпе с широкими полями, которую он всегда надевал на улице, погнался за драчунами и исчез во дворе школы. Алекс покачнулся и скорчился на грязном бордюре, держась руками за живот. Его тошнило. Новая куртка окончательно испорчена: кроме оторванного рукава, коричневая гладкая кожа была сильно исцарапана и местами прорвана. “Что скажет Нина?” – подумал Алекс, но тут же забыл о своих несчастьях, увидев, что Ральф все еще лежит на асфальтовой дорожке.

Наконец он застонал и неуверенно поднялся на ноги, тряся головой словно собака, вышедшая из воды. “Видел бы меня Большой Джек!” – с гордостью подумал Алекс. Это был безупречный нокаут, достойный профессионала.

На следующее утро Нину и Алекса вызвали в кабинет директора. Мистер Холловэй стоял за своим большим столом, нервно постукивая тупым концом карандаша по страницам раскрытого личного дела. Над его головой на стене рядом с национальным флагом висел портрет Томаса Джефферсона[3]3
  Джефферсон, Томас – третий президент США (1801 – 1809), составитель Декларации независимости.


[Закрыть]. Справа от него в шкафчике со стеклянными дверцами стояли десятки мерцающих кубков – коллекция спортивных трофеев и наград школьных команд за разные годы. В небольшом кабинете стоял застарелый запах крепкого табака.

Директор, худой человечек средних лет с редкими седеющими волосами и выступающими скулами, не производил внушительного впечатления. Поношенный пиджак свободно свисал с его узких костлявых плеч, а тогдая морщинистая шея торчала из широкого воротника серой рубашки, которая была ему явно велика. Алекс знал, что директор всегда говорил негромко и никогда не повышал голоса, однако сегодня, по-видимому, случай был особый. Он смотрел на них холодным, неприязненным взглядом, а на скулах его пылали красные пятна гнева. Мистер Холловэй даже не предложил Нине сесть.

– Я буду краток, – начал директор, и по его тону стало ясно, насколько он сердит. – Вчерашнее происшествие является позором для школы Джефферсона. Вашему поведению, Алекс Гордон, нет никаких оправданий. Я не потерплю никаких драк среди своих учеников.

– Но их было четверо против меня одного, – возразил Алекс.

– Школа еще не скоро забудет о вчерашнем скандале, – продолжал мистер Холловэй, словно не слыша Алекса. Его рука с трубкой потянулась к круглой пепельнице, но потом остановилась и вернулась обратно.

– Свидетелями драки были многие школьники. Они не только были испуганы, но некоторые даже получили увечья. – Мистер Холловэй взглянул на разбитое лицо Алекса. – Ральф Бэрр лишился двух зубов и находится в больнице.

“Так ему и надо! Поделом!” – обрадовался Алекс, однако произносить эти мысли вслух не стал. Вместо этого он сказал, отвернувшись от Нины:

– Мне порвали новую куртку...

Директор поднял руку.

– Я не позволю превращать мою школу в антиамериканское заведение!

– Что он говорит? – встревожилась Нина, но Алекс сделал ей знак подождать. Ему было очевидно, что мистер Холловэй винит во вчерашнем происшествии только его.

– Вы, молодой человек, – продолжил директор, – вряд ли можете подать своим товарищам пример американского патриотизма.

– Но я не...

Холловэй не дал ему договорить.

– С самого первого дня пребывания в нашей школе вы, не переставая, высказываете мысли и суждения, лестные для нашего злейшего врага – Советской России и враждебные по отношению к Соединенным Штатам. Я прекрасно осведомлен о том, как вы ведете себя в классе. Вы ведете себя так, как будто не имеете никакого отношения к стране, в которой живете. Возможно, в этом нет вашей вины, но тогда тем более прискорбно, что ваша... – он посмотрел на Нину, – ...ваша семья воспитала вас подобным образом.

– Что вы сказать о семья мальчика? – удалось переспросить Нине на ломаном английском.

– Мой телефон не переставая звонит со вчерашнего вечера, – повернулся к ней директор. – Ко мне поступили жалобы от очень многих родителей, которые требуют исключить вашего племянника из школы.

– Кто эти родители? – воинственно перебила его Нина.

Вчера вечером, когда Алекс рассказал ей о драке, она крепко поцеловала его и одобрила:

– Ты молодец, голубчик мой. Ты поступил правильно!

– Например, мистер Бэрр, – ответил директор. – Мистер Варшавский, отец Стейси, а также один из наших учителей, мистер Джон Симпсон.

– Мистер Симпсон? – Алекс был потрясен. Джон Симпсон был отцом Джоуи.

– Именно так, – подтвердил мистер Холловэй. – Он считает, что вы дурно влияете на его сына.

Впервые Алекс испугался. Если даже отец Джоуи не хочет, чтобы они дружили... Несмотря ни на что, Алекс любил свою школу, и ему нравились некоторые одноклассники и учителя. Если его выкинут, он не сможет больше видеться с Джоуи.

– Пожалуйста, не делайте этого... – заговорила Нина, уяснив, чем угрожает директор ее Алексу.

– Я принял решение не исключать вас, – сказал директор, строго глядя в лицо Алексу. – Вы прекрасно учитесь и на этот раз отделаетесь предупреждением. Скажите спасибо, что страна, приютившая вас, – демократическая и вы имеете право открыто высказывать самые возмутительные суждения. Уверяю вас, что в Советском Союзе дело обстоит совсем не так.

Директор вытер лоб серым носовым платком.

– Вас переведут в другой класс, подальше от Ральфа Бэрра и его друзей...

“И от Джоуи”, – подумал Алекс.

– Я официально предупреждаю вас, что, если услышу еще одну жалобу на ваше недостойное поведение, исключу вас немедленно. Это ясно?

– Да, – прошептал Алекс. Горло его перехватило. То, что здесь происходило, было несправедливо, и он хотел возразить, что ни в чем не виноват, однако Алекс боялся ухудшить ситуацию и промолчал. Никогда он еще не чувствовал себя таким униженным.

На самом деле ни угроза мистера Холловэя исключить его из школы, ни боязнь новой схватки, ни даже страх расстаться с другом Джоуи не помешали бы Алексу свободно высказывать свое мнение. Причина крылась в другом.

Однажды вечером, через несколько дней после начала Карибского кризиса, они с Джоуи снова были в “Голливудском фонтане”. Отец по-прежнему запрещал ему встречаться с Алексом, но Джоуи не обращал на это внимания. На этот раз он спешил поделиться с другом радостью – Лаура ответила на его записку, но Алекс не слушал его. Он был готов к тому, что каждую минуту может разразиться война между Советским Союзом и Соединенными Штатами, особенно теперь, после того как президент Кеннеди отдал распоряжение ВМС США о блокаде Кубы. С экрана телевизора постоянно доносились сообщения дикторов о том, что с минуту на минуты будет оглашен специальный информационный бюллетень.

– И вот она подошла ко мне, – восторженно сообщал Джоуи, – и говорит: “Это но ты написал мне ту миленькую записочку, Джоуи?” А я говорю...

– Помолчи, пожалуйста, – перебил его Алекс, и Джоуи, явно оскорбившись, закрыл рот.

На экране телевизора как раз появились крупные титры “Специальное сообщение”, а затем возникло лицо диктора.

– Сегодня утром советский премьер Никита Хрущев, – серьезным, чуточку торжественным голосом зачитал сообщение диктор, – официально объявил о том, что советские ракеты будут выведены с Кубы. Хрущев заявил, что СССР пошел на этот шаг в интересах дела мира...

– Что?! – изумился Алекс.

Джоуи покачал головой.

– Я не верю в это.

– Советский Союз готов предъявить мировому сообществу все необходимые доказательства и гарантии того, что эти намерения серьезны, – продолжал диктор.

На экране, однако, его лицо сменилось кадрами кинофильма, снятого с низколетящего военного самолета. Съемки позволяли рассмотреть советские военные корабли, отплывающие с Кубы. На палубах кораблей были размещены длинные, цилиндрической формы предметы, укрытые брезентом. Заметив приближающийся военный самолет, русские матросы сняли брезентовые чехлы, демонстрируя ракеты. Они махали американцам руками, а один из кадров, сделанный с очень близкого расстояния, позволил рассмотреть даже приветливые улыбки на лицах военных моряков.

– Должно быть, я сплю, – пробормотал Джоуи.

Алекс молчал, он был слишком расстроен, чтобы обсуждать с другом случившееся. Ощущение было такое, словно кто-то ударил его молотком по голове. Почему русские так поступили? Что теперь будет?

Понемногу он пришел в себя. Русские капитулировали перед американцами и теперь отступали. Они уходили с Кубы “в интересах мира”, и это могло означать только одно: когда они размещали ракеты на революционном острове, они действовали в интересах войны. Может быть, Россия совершила ошибку? Прав ли был Кеннеди, когда назвал русских агрессорами?

Алекс спрыгнул со своего табурета и ринулся к двери.

– Куда ты? – крикнул ему вслед Джоуи, но Алекс не ответил.

Всю дорогу домой он бежал и ворвался в квартиру точно смерч или ураган. Нина готовила в кухне.

– Хрущев выводит ракеты с Кубы, – задыхаясь, выкрикнул он. – Он уступил!

Алекс пристально смотрел на Нину, и она растерялась. Она быстро-быстро заморгала, нахмурилась и неуверенно переспросила:

– Это что, шутка?

– Нет, не шутка! Я сам видел русские корабли, отплывающие с ракетами. Их показывали по телевизору!

Некоторое время Нина молча смотрела на него, потом опустилась в кресло, плотно сжав губы, как всегда в минуты раздумья.

– Ну, – сказала она наконец, – это еще раз доказывает, что Советский Союз – миролюбивая страна, которая ради сохранения мира готова даже поступиться...

Но Алекс не мог ей поверить.

– Как ты можешь так говорить! – взорвался он. – Как ты можешь продолжать их защищать? Они чуть не начали мировую войну!

– Но, Алекс...

– Ты всегда их защищаешь, не так ли? Ты всегда находишь веские причины, по которым они делают то или иное. Ты не можешь смириться с тем, что они тоже могут поступать неправильно!

Он бросился в гостиную и сорвал со стены портрет улыбающегося Кастро.

– Нечего тут улыбаться! – пробормотал он со злостью.

Но самое страшное случилось сразу после праздника Шавуот[4]4
  Иудейский религиозный праздник, посвященный обретению Моисеем Заповедей Господних.


[Закрыть].

В последнее время Алекс стал особенно интересоваться иудаизмом. В прошлом году ему исполнилось тринадцать, но Нина отказалась праздновать его “бар мицва”[5]5
  Церемония, посвященная достижению еврейскими мальчиками тринадцати лет – возраста, с которого в иудаизме наступает религиозная ответственность.


[Закрыть], который она считала варварским обычаем.

Алекс остался этим крайне недоволен. Его очень интересовало, как евреям удавалось выжить на протяжении стольких веков, и он хотел больше узнать о своем народе. “Должно быть, что-то особенное в нашей религии, – размышлял он, – раз она помогла нам справиться со всеми катастрофами и уцелеть, несмотря на все преследования и массовые убийства”. Он надеялся, что религиозная учеба накануне “бар мицва” приоткроет ему секреты иудаизма, однако спорить с Ниной ему не хотелось. Алекс решил, что, когда он станет старше, обязательно попытается с этим разобраться.

В день еврейского праздника Шавуота он, ничего не сказав Нине, отправился в ближайшую синагогу. Но служба его разочаровала. Мужчины в ермолках и молитвенных шалях пели и молились на иврите. Он ни слова не понял, а не зная содержания молитв, не имел ни малейшего понятия, когда вставать и когда садиться. Даже среди своих соплеменников он чувствовал себя чужим.

На следующий день он заметил Ральфа Бэрра, выходившего из классной комнаты, в которой должны были начаться занятия. Несмотря на то что в прошлом они часто дрались, теперь оба демонстративно игнорировали друг друга; еще одна потасовка грозила исключением из школы обоим. Однако в это утро Алекс заметил на лице своего врага злобную ухмылку. Удивленный, Алекс подошел к своему столу.

На столе лежал чистый белый конверт. Когда Алекс открыл его, из конверта выпала газетная вырезка. Это была статья из “Дейли ньюс”, датированная прошлым четвергом. Заголовок гласил: “Русские тайно казнят выдающихся еврейских литераторов”. Статью сопровождали несколько фотографий, на которых были изображены пожилой человек в очках по фамилии Михоэлс еще один худой мужчина с высоким лбом по фамилии Фефер, однако его внимание сразу же привлекли два имени, обведенные красным карандашом.

Виктор Вульф и Тоня Гордон-Вульф.

Колени его подогнулись, и он упал на стул. Сердце в груди отчаянно колотилось. Кто-то из класса окликнул его – он не ответил. С трудом сглотнув, он попытался продолжить чтение. Строки сливались, слова плясали перед его глазами, и ему приходилось читать каждое предложение по два или три раза.

В статье говорилось, что в 1949 и 1953 годах органы государственной безопасности тайно арестовали и казнили нескольких известных еврейских литераторов и философов, живших в России. На судебном разбирательстве, которое было циничной насмешкой над правосудием, их обвинили в измене Родине и шпионаже в пользу Англии и США. Большинство из них были расстреляны, остальные сгинули в концентрационных лагерях. Все они были невиновны и пали жертвой сталинской мании преследования.

Казни происходили в глубокой тайне, говорилось в статье, и о них так бы ничего и не стало известно, если бы об этом деле не рассказал советский дипломат, в прошлом месяце попросивший в США политического убежища. Те сведения, которые он сообщил, наконец-то пролили свет на таинственное исчезновение с российской литературной сцены сразу столь многих видных писателей в начале 50-х годов.

Далее следовал список уничтоженных Сталиным писателей и поэтов. В этом списке были имена его матери и отца.

Алекс поднялся и вышел из класса. Учитель математики что-то сказал ему вслед и посмотрел на него удивленным взглядом, но Алекс не слышал. Снаружи шел Дождь, теплый дождь, какой бывает в начале лета, и его тяжелые капли падали на лицо Алекса, когда он пересекал школьный двор. Ральф, конечно, подонок, но сейчас ему было не до него. Этот кретин просто вырезал из газеты статью и положил ему на стол.

Алекс медленно шел по улицам, и дождь мочил его волосы, одежду и стекал по лицу. Когда он пересекал Флэтбуш-авеню, он чуть не попал под машину. Водитель, мордастый господин с толстой сигарой в зубах, погрозил ему кулаком и что-то прокричал.

Войдя в магазин Шпигеля, Алекс сразу прошел через торговый зал в глубь помещения. Продавщицы окружили его, и одна из них сказала:

– Это Нинин племянник. Смотрите, как он промок!

Действительно, его промокшие башмаки оставляли на ковре грязные следы. Мистер Шпигель, толстый лысый мужчина в очках в золотой оправе и в синем строгом костюме, даже привстал со своего места, удивленно уставившись на Алекса.

Наконец Алекс отыскал Нину. Тетка бросилась ему навстречу, и на лице ее смешались смущение и забота. Она просила его никогда не приходить в магазин без крайней нужды, чтобы не раздражать мистера Шпигеля.

Она что-то спрашивала у него, но Алекс не слышал. Сунув руку в карман рубашки, он медленно вынул оттуда газетную вырезку, промокшую насквозь, как и он сам.

– Скажи... – начал он, но голос его прозвучал удивительно тихо и тонко, так что его едва было слышно. – Скажи, ты знала об этом? Ты знала о том, что Сталин убил моих родителей? Знала?

Нина пристально смотрела на него. Трясущаяся рука поднялась к губам, а глаза наполнились мукой и болью.

* * *

Алекс писал своему брату по-русски:

“Мой любимый брат Дмитрий!

Я писал тебе уже несколько раз, но не смог тебя найти. Я посылал тебе поздравления с Новым годом и с днем твоего рождения. Тетя Нина говорит, что ты родился 6 июля 1950 года. Но все мои письма возвращались ко мне со штампом московской почты. Наверное, у меня неправильный адрес, и теперь я напишу на конверте, чтобы это письмо переслали тебе по твоему новому адресу. Надеюсь, что на этот раз ты получишь мое письмо. Это важно, потому что у меня для тебя плохие новости.

В американской газете написали, что наша мама и мой отец были казнены советской службой безопасности по обвинению в измене. Знал ли ты об этом? Я не верю в то, что мои родители могли быть предателями. Должно быть, ты знаешь, что наша мама была известной советской поэтессой. Мой отец, как и твой, ни за что бы не женился на ней, если бы она сделала что-нибудь плохое. То, что их убили, – это просто ужасная ошибка. Может быть, твой папа поможет нам узнать правду? Я знаю, что он работает в вашей службе безопасности. Спроси у него, ладно? Я часто читаю мамины стихи и не могу поверить в то, что она предала Родину, она так любила Советский Союз! Мама часто снится мне по ночам, и тогда я просыпаюсь и плачу.

Пожалуйста, напиши мне, как только получишь это письмо. Мне очень хочется встретиться с тобой. Мне кажется, что я тебя помню – у тебя были русые волосы и черные глаза. Правда ли это? А как ты учишься? Я учусь хорошо по всем предметам, кроме математики, которую я терпеть не могу. Может быть, это оттого, что у нас плохой учитель. Зато я очень люблю читать, люблю музыку, особенно “Битлз”, и еще мне очень нравится цветное телевидение. Какое телевидение у вас в Москве? Тетя Нина говорит, что оно лучшее в мире.

Еще я немного занимаюсь боксом и играю в софтбол. Русского футбола в Америке нет.

Пожалуйста, напиши мне.

Твой любящий брат

Алекс”.

Три месяца спустя письмо снова вернулось к Алексу. На конверте стоял большой лиловый штамп с надписью на русском языке: “По этому адресу не проживает”.