Текст книги "Очерки истории медицины"

«Что же тут удивительного? – сказал, улыбаясь, обитающий рядом с парком ученый-филолог русского происхождения, тоже не имевший понятия о том, почему соседний парк носит имя Кохера, и даже не подозревавший, что в парке есть какой-то памятник. – Зато все жители Берна знают фамилии членов сборной Швейцарии по хоккею!». Всплыло в памяти крылатое латинское изречение – «Sic transit gloria mundi» – «Так проходит земная слава…» Зато всезнайка-интернет поведал о том, что грандиозная могила Э.-Т. Кохера (см. рис. 25), о оторой герой И. Ильфа и Е. Петрова, похоронных дел мастер Безенчук уважительно сказал бы: «Дал дуба!», находится на кладбище Бремгартен (Берн, Швейцария). Кладбище знаменито также могилой русского мыслителя и революционера Михаила Александровича Бакунина (1814–1976), здесь похоронены многие политики и государственные деятели Швейцарии, солдаты первой и второй мировых войн, а также рядовые той врачебной армии, которая вела борьбу с зобом, и о выдающихся рыцарях которой мы рассказываем.

Наступал XX век. Казалось бы, великий Э.-Т. Кохер поставил все точки над «i» в хирургии щитовидной железы. Но нет ничего совершенного, все течет и все изменяется, как сказал Демокрит. Но человеческое в истории течет и изменяется необычно. Другой древний мыслитель, Гераклит, выразил это так: «Человек подобен фонтану: все та же форма, но всегда новая вода». Новые ученые, даже опровергая старые теории, объективно, исторически и логически делают одно и то же дело – но новыми средствами. Так произошло и с хирургией щитовидной железы. На пороге XX века мировая медицина подарила человечеству целый ряд новых выдающихся хирургов, оставивших заметный след в тироидологии. Так, в 1896 г. в Йене немецкий хирург Бернард Ридель (1846–1916) описал металлической плотности увеличенную щитовидную железу, которая на операции отнюдь не оказалась злокачественной опухолью, как первоначально предполагалось. Это редкое заболевание железы в дальнейшем стали называть зобом Риделя. В настоящее время стало известно, что его развитие связано с продукцией в организме избытка антитироидных аутоантител подкласса IgG4 и особенностями реакции железы на цитокин, трансформирующий фактор роста. В 1902 г. хирургом Фрицем де Кервеном (1868–1941) был описан болезненный подострый не бактериальный тироидит, не требовавший хирургического лечения, названный впоследствии подострым тироидитом де Кервена.

Существенный вклад в развитие хирургической тироидологии внес выдающийся польско-австрийский хирург, уроженец Черновцов, что на Буковине, Ян (Йохан) Микулич фон Радецкий (1850–1905), работавший в университетских клиниках Кракова, Кенигсберга и Бреславля. Еще в древности нарушение голосообразования при повреждении возвратного гортанного нерва считали частым и опасным осложнением операций на щитовидной железе (см. выше об опытах Галена). В целях профилактики возможной потери голоса, а также повреждения околощитовидных желез с последующими судорогами, Микулич предложил сохранение при операции на железе пластинок тироидной ткани в трахеопищеводных бороздах.

Среди хирургов того времени почетные места стали занимать и отечественные врачи. В России первая операция по удалению зоба была сделана учителем Н. И. Пирогова Ефремом Осиповичем Мухиным еще в начале XIX века, а первую операцию под эфирным наркозом – резекцию щитовидной железы у молодой девушки – осуществил, как упоминалось выше, Н. И. Пирогов (1847). Всего же в Госпитальной хирургической клинике Императорской военно-медицинской академии с 1841 по 1898 гг. на щитовидной железе было сделано семнадцать операций. Любопытно, что на VII съезде русских врачей в память Н. И. Пирогова (1899) П. И. Тихов сообщил о том, что и в России активно развивается хирургия щитовидной железы. Так, он привел данные о том, что к 1899 году в России было сделано более трехсот операций при зобе, в частности, хирургом А. Ф. Цандером в Перми – 58 операций, Н. В. Склифосовским – 29, А. А. Бобровым – 19, М. С. Субботиным – более 20, В. И. Разумовским – 17, Н. Я. Вельяминовым – 13.

Вообще основоположником эндокринной хирургии в нашей стране считают выдающегося потомственного врача из русских немцев Владимира Андреевича Оппеля (1872–1932). Разработанная им система лечебно-эвакуационного обеспечения войск позволяет утверждать, что именно В. А. Оппель, наряду с Генри Пламмером из Клиники Мэйо (см. о них обоих ниже соответствующие очерки), должен считаться основоположником медицинской логистики. Именно хирург Оппель организовал Ленинградское отделение Российского эндокринологического общества (1926), и, конечно же, он состоял почетным членом многих хирургических обществ не только в нашей стране, но и за рубежом (в частности, Королевского медико-хирургического общества в Лондоне). Показательна в этом отношении его работа 1926 г. «Заболевания желез с внутренней секрецией: pancreas, надпочечники и придаток мозга», вышедшая на заре отечественной и мировой эндокринологии в Харькове, имеется у Оппеля и специальный труд о лечении болезни фон Базедова.

Сам термин «эндокринология» был введен итальянцем Николой Пенде лишь в 1909 г., а первый в мире учебник по эндокринологии румынские врачи Константин Ион Пархон (см. о нем и Н. Пэулеску специальный очерк) и Мойше Гольдштейн напишут лишь спустя некоторое время после упомянутых работ В. А. Оппеля.

Вчитываясь в эндокринологические гипотезы и сопоставления, сформулированные Оппелем, можно только удивляться глубине и системности его мышления, способности выдающегося врача делать далеко идущие теоретические выводы, подкрепленные всем последующим развитием эндокринологии. В. А. Оппель не говорит исключительно о болезнях отдельных конкретных желез (как многие другие пионеры эндокринологии), он ищет «эндокринную формулу», лежащую в основе симптоматики соматических и хирургических болезней, видя в них проявления нарушений эндокринной регуляции. Оппель подметил, что болезнь фон Базедова и патология надпочечников часто протекают с лимфоцитозом, тем самым вплотную подойдя к современным представлениям об их общей аутоиммунной природе в эпоху, когда еще ни один исследователь не видел в лимфоцитах то, чем они являются на самом деле – клетки-иммуноциты. В своей хирургической клинике в больнице Петра Великого Оппель уделял большое внимание больным с недугом фон Базедова, отметив, что он встречается в шесть раз чаще у женщин, чем у мужчин. Он показал, что у солдат, вернувшихся с Первой мировой войны, наблюдался «сердечный невроз», имевший тиротоксическое происхождение, то есть в трактовке этого явления отошел от господствовавшего в сознании врачей той эпохи нервизма. В. А. Оппель описал влияние избытка тироидных гормонов на костную ткань, а на лекциях он обращал внимание студентов на то, что у больных токсическим зобом еще до операции имеются явления спазмофилии, которые в послеоперационном периоде могут только усилиться. Он считал, что оперировать пациентов с болезнью фон Базедова необходимо на ранней стадии, когда еще нет сердечно-сосудистой недостаточности. Таким образом, В. А. Оппель детально разработал подготовку, методы хирургического лечения и профилактику послеоперационных осложнений в хирургической тироидологии. Продлись жизнь этого замечательного врача, умершего в расцвете лет, история отечественной эндокринологии сложилась бы иначе – возможно, в русле более быстрого прогресса, чем это произошло в действительности. Но в рядах советских эндокринологов той поры после ухода из жизни Оппеля не было авторитета, равного титану нервизма И. П. Павлову, вследствие чего (помимо прочих, объективных причин) отечественная эндокринология, зародившаяся вместе с мировой и находившаяся на передовых позициях, оказалась в тени нервизма и прогрессировала в СССР медленнее, чем могла бы.

Большой след в отечественной хирургии и в тироидологии оставил известный хирург, участник Первой мировой войны, профессор Алексей Васильевич Мартынов (1868–1934) (рис. 29). Большую часть своих работ он посвятил вопросам патогенеза и лечения базедовой болезни, разработал оригинальные операции на щитовидной железе. Мартынов избирался председателем Общества российских хирургов, основал «Ежегодник русской медицинской печати» и «Русское хирургическое обозрение» и был их редактором. Он возглавлял в Москве Клинику госпитальной хирургии на Девичьем Поле, в 1919–1922 гг. был деканом медицинского факультета Московского университета (ученым секретарем в этот период был С. С. Абрамов – см. раздел «Наследники Серебряного века»). К нему в качестве пациента обращался сам Лев Николаевич Толстой.

В 1927 г. у великого физиолога Ивана Петровича Павлова возник приступ желчной колики. У его постели собрались ex consilio светила медицины Ленинграда и Москвы. Консилиум порешил пригласить для операции хирурга из Германии. Однако сам пациент со свойственной ему решимостью сказал: «Я вовсе не считаю немецких хирургов лучше наших и ни в коем случае не допущу, чтобы меня оперировал немец, когда здесь присутствует цвет нашей хирургии». И продолжил: «Я понимаю, что приятелям трудно будет меня оперировать. Да и знакомым тоже нелегко. С Вами, профессор Мартынов, мы видимся первый раз в жизни. Поэтому я прошу Вас освободить меня от засевшего во мне врага». Мартыновым был извлечен «враг» – камень размером с вишню. Выписываясь из больницы, И. П. Павлов встал и низко поклонился: «Вот и я низко кланяюсь всему больничному персоналу, вернувшему мне здоровье. Без их помощи давно бы я лежал на кладбище…» Сотрудник И. П. Павлова – Л. А. Андреев – писал Мартынову: «Состояние его здоровья прекрасное, настроение отличное – вообще он возродился и стал прежним Павловым: полон кипучей энергии, оригинальных мыслей, планов и необычайно неугасимой любви к жизни». Через пять лет Павлов посвятил А. В. Мартынову свою новую книгу «Проба физиологического понимания симптоматологии истерии». Воистину, А. В. Мартынов совершил гражданский и врачебный подвиг, сохранив для человечества еще на несколько лет великого физиолога.

Заметный вклад в лечение болезней щитовидной железы внес и Всеволод Иванович Корхов (1894–1968), блестящие лекции которого по курсу общей хирургии слушал один из авторов этого очерка (Ю. И. Строев). Корхов начал свою хирургическую карьеру еще при жизни знаменитого хирурга Сергея Петровича Федорова (1869–1936), в клинике которого 15 марта 1920 г. впервые была предпринята попытка алло-трансплантации ткани щитовидной железы человеку. Приводим выписку из протокола операции: «Под смешанным хлороформно-гедоналовым наркозом (разовая доза гедонала 200,0 и 5,0 хлороформа) поперечный разрез над более выпуклой частью опухоли. Вылущена правая доля увеличенной щитовидной железы до уровня перешейка и резецирована после перетяжки основания узла тремя шёлковыми лигатурами. Пересажены межмышечно три кусочка щитовидной железы величиной с лесной орех другой больной, оперированной по поводу струмы. Рана зашита наглухо, только в верхнем углу справа вставлен небольшой тампон».

Кстати, когда заболел Г. К. Орджоникидзе, (1886–1937, подпольная кличка – «Серго»), немецкий уролог с мировым именем Л. Каспер оказался его оперировать, а посоветовал обратиться именно к С. П. Федорову. Тот поставил Серго диагноз – туберкулез почки – и предложил ее удалить. Маститые хирурги с его диагнозом не согласились – почка внешне казалась совершенно здоровой. Федоров все-таки ее удаляет, а на разрезе удаленной почки – туберкулезная каверна! Сложность ситуации состояла в том, что Федоров – бывший лейб-хирург императора Николая II, царский генерал, дважды арестовывавшийся уже после революции, а Серго Орджоникидзе – революционер, выдающийся деятель Советского государства, нарком тяжелой промышленности СССР. Какую нужно было иметь веру в свой опыт, чтобы сохранить самообладание и не побояться сделать то единственно возможное, что диктовала врачебная совесть! Кстати, тогда было создано новое отечественное йодсодержащее контрастное вещество – диагренол, который использовали в диагностике болезни почек Серго Орджоникидзе. В дальнейшем оно прочно вошло в отечественную фармакологию под названием «сергозин». Анастас Иванович Микоян (1895–1978) позднее вспоминал, что это новое средство назвали в честь Серго и его супруги Зины. Кстати, йодосодержащие рентгеноконтрастные препараты, как потом оказалось, небезразличны для функции щитовидной железы.

В дальнейшем Корхов, ученик Федорова, все знания и опыт, приобретенные во время работы с наставником, перенес в хирургические клиники Ленинградского педиатрического медицинского института (на базе старейшей в России клинической больницы им. В. В. Куйбышева – ныне вновь Мариинской больницы для бедных), где он с 1952 по 1968 г. возглавлял кафедру общей хирургии. В 1961 г. на Международном конгрессе хирургов в Дублине (Ирландия) Корхов был председателем одной из секций и успешно выступил с докладом «Гиперпаратироидизм и его хирургическое лечение». Об этом, как и об Ирландии, он с удовольствием и большим юмором рассказывал студентам-педиатрам, которые пригласили его на вечер в свое студенческое общежитие (тогда это было в порядке вещей).

Своим трудом существенно обогатил тироидологию заслуженный деятель науки РСФСР профессор Николай Адольфович Шерешевский (1885–1961). Он организовал первый в СССР курс клинической эндокринологии, а с 1932 года заведовал клиникой эндокринных заболеваний Института эндокринологии Наркомздрава СССР, возглавлял Всесоюзный институт экспериментальной эндокринологии, был председателем фармакологического комитета Учёного медицинского совета Министерства здравоохранения СССР, консультантом Лечсанупра Кремля. В 1935 г. Шерешевский основал журнал «Проблемы эндокринологии» и до 1941 г. был его главным редактором. Он основал и курсы подготовки врачей-терапевтов по эндокринологии при институте (1934). Н. А. Шерешевский – автор многочисленных работ о диффузном токсическом зобе и других заболеваниях щитовидной железы, их терапевтическом и хирургическом лечении. Известен метод Шерешевского по подготовке больных с токсическим зобом к операции с назначением препаратов йода, валерианы и люминала. Это – усовершенствование впервые предложенного Г. С. Пламмером метода йодной подготовки к подобным вмешательствам. Старшему поколению эндокринологов хорошо известен препарат – «пилюли Шерешевского». Он описал «симптом Шерешевского» – диагностика слабости мышц нижних конечностей при тиреотоксикозе, миопатиях и полирадикулоневритах. Н. А. Шерешевский оставил большой след в мировой медицине первым описанием (1925) наследственного гипогонадизма у женщин – синдром Шерешевского – Тернера. Между прочим, неотъемлемой частью этого синдрома служит ранний тяжелый аутоиммунный тироидит Хасимото с исходом в гипотироз, нарушающий высшую нервную деятельность у таких больных. В 1953 г. по обвинению в «еврейском буржуазном национализме» Шерешевский был арестован (известное «дело врачей»). После освобождения заведовал кафедрой эндокринологии Центрального института усовершенствования врачей на базе московской клинической больницы им. С. П. Боткина. В 1955 г. возобновил членство в редакционном совете журнала «Проблемы эндокринологии и гормонотерапии». Похоронен он в Москве на Новодевичьем кладбище.

Значительный след в хирургии щитовидной железы оставила ученица профессора Вильгельма Адольфовича Шаака (1880–1957), профессор 1-го Ленинградского медицинского института им. акад. И. П. Павлова Елизавета Семеновна Драчинская (1893–1969), изучившая особенности кровоснабжения щитовидной железы, разработавшая оригинальную операцию при диффузном токсическом зобе. Она предложила отказаться от предварительной перевязки нижней щитовидной артерии как одного из обязательных этапов при операции по поводу базедовой болезни. Она также плодотворно занималась вопросами диагностики и лечения различных форм узлового нетоксического зоба и рака щитовидной железы и воспитала ряд талантливых хирургов-тироидологов. Ее учениками были профессора И. И. Неймарк и Л. Н. Камардин, доктор медицинских наук И. С. Брейдо.

Во второй половине XX века успехи отечественной хирургической тироидологии связаны с деятельностью в той же Куйбышевской (Мариинской) больнице и в ЛПМИ ученика В. А. Оппеля, профессора Ленинградского педиатрического медицинского института Ивана Дмитриевича Аникина (1887–1978) и замечательного отечественного хирурга и видного тироидолога Льва Николаевича Камардина (1929–1991), на операции которого удалось ассистировать одному из авторов этого очерка, Л. П. Чурилову. Учениками Л. Н. Камардина являются известные петербургские хирурги-тироидологи – профессора Анатолий Филиппович Романчишен (род. 1949) и Александр Николаевич Бубнов (род. 1939).

Мариинская больница связана и с деятельностью еще одного выдающегося эндокринолога XX века. Большую роль в становлении отечественной тироидологии сыграл Василий Гаврилович Баранов (1900–1988) – корифей советской эндокринологии, академик АМН СССР (1960). В своих исследованиях В. Г. Баранов и руководимый им коллектив показали роль гипоталамуса и гипофиза в патогенезе базедовой болезни. В. Г. Баранов предложил гипотезу о нейроциркулярной дистонии как о «предстадии» диффузного токсического зоба. Изучение функциональной активности щитовидной железы у женщин с поражением репродуктивной способности позволило ему установить, что нарушение менструального цикла и бесплодие у женщин часто служат единственным проявлением скрытого гипотироза. Теперь мы знаем, что это может быть результатом типичной для гипотироза гиперпролактинемии, ибо гипоталамический пролактолиберин служит и тиролиберином. Барановым была разработана тактика терапии таких форм бесплодия, в основе которых лежит скрытый гипотироз. Он был председателем Всесоюзного научного медицинского общества эндокринологов, редактором журнала «Проблемы эндокринологии». Его ученики – профессора А. М. Раскин, В. В. Потин, Э. Г. Каюмов, Р. Ш. Гросблат, Г. С. Степанов, И. Д. Левит и др. внесли значимый вклад в тироидологию. Особенно следует отметить Александра Моисеевича Раскина (1921–1978) – автора первой в нашей стране монографии «Аутоиммунные процессы в патологии щитовидной железы» (1973).

Но не хирургия, и не терапия определили в минувшем веке судьбы тироидологии, не клинические науки совершили в этой области самые масштабные прорывы. В новые времена естественнонаучные методы привнесли в тироидологию новые возможности. Прогресс в учении о физиологии и патологии щитовидной железы был связан, в первую очередь, с иммунологией и биохимией. Арены же «рыцарских турниров» впервые переместились в Новый Свет, до этого являвшийся в научном и медицинском отношении провинцией на фоне Европы, но экономически сильно выигравший от мировых войн. Кроме того, США приняли несколько волн эмиграции ученых и врачей из разоренного войнами и социальными катаклизмами Старого Света. Так, существенный вклад в хирургию щитовидной железы Нового Света внес друг и ученик Э.-Т. Кохера знаменитый американский хирург Уильям Стюарт Холстед (1852–1922), который организовал в университете Джонса Хопкинса (США) хирургическую клинику и внедрил самые передовые по тогдашнему времени операции на щитовидной железе.

В 1910 г. создатель функциональной диагностики в тироидологии, немецкий патофизиолог Адольф Магнус-Леви (см. выше) посетил США с лекциями. Как результат в самом начале XX столетия в тогда еще очень молодой, а впоследствии – всемирно прославленной клинике братьев Мэйо (амерканских хирургов, друживших с С. П. Федоровым и посещавших Россию, рис. 29) был впервые введен в практику диагноз «гипертироз» (1910). Ключевой сотрудник этой клиники, выдающийся врач и инженер Генри Пламмер (см. рис. 29), описал в 1913 г. новую болезнь щитовидной железы – ее токсическую аденому (болезнь Пламмера), которая приводит к наиболее выраженному тиротоксикозу, но, тем не менее, лишена некоторых классических признаков болезни фон Базедова и ее иммунопатологической подоплёки (см. очерк о братьях Мэйо и братьях Пламмер).

В 1900 г. японский инженер-химик и американский предприниматель Йокичи Такамине (1854–1922), начинавший с производства в Иллинойсе саке из местного сырья (см. рис. 29), выделил вместе с помощником Кейдзо Уенакой из надпочечных желез скота простое кристаллическое вещество, производное аминокислоты, полностью воспроизводившее в эксперименте все симптомы возбуждения симпатической нервной системы и, запатентовав его 5 ноября 1900 г., стал коммерчески производить этот субстрат под названием «адреналин». Это возымело огромное влияние на умы медиков и всех читающих людей: шутка ли, явления, наблюдаемые при гневе, ярости и страхе, как оказалось, не сумма высоких духовно-психических флюидов или же взаимодействий таинственных нейроанатомических структур, а результат действия конкретной простой и «безмозглой» аптечной субстанции! Адреналин поначалу стоил 200 франков за грамм. Кстати, уже в 1901 г. его впервые применил в России для лечения пациентки с артериальной гипотонией одесский врач М. Я. Брейтман (1876–1962): не отставало тогда наше Отечество во внедрении самых передовых медицинских технологий. Были предприняты значительные усилия, чтобы выделить аналогичное действующее начало из щитовидной железы, что удалось сделать методом щелочного гидролиза с перекристаллизацией молодому американскому биохимику Эдварду Кельвину Кендаллу (1886–1972), работавшему на ту же компанию, что и Такамине, см. рис. 29. Ему понадобился титанический труд, сродни усилиям супругов Пьера и Марии Кюри по добыче радия: ведь 33 грамма чистого вещества были им кристаллизованы из трех тонн щитовидных желез! Поначалу Кендалл, который, кстати, отдал более 36 лет (1916–1951) сотрудничеству с братьями Мэйо, их клиникой, медицинской школой и журналом, ошибочно считал новый гормон триптофановым производным, лишь затем его тирозиновая структура была твердо установлена, и он получил название тироксин. Нобелевский комитет по заслугам оценил этого «рыцаря щита» в 1950 г., но за иные его достижения – в области химии кортикостероидов. В 1927 г., установив формулу тироксина, химики Чарльз Хэррингтон и Джордж Барджер сумели его синтезировать.

Тем временем по другую сторону Тихого океана, на родине Такамине, тоже происходили большие научные события. В ходе революции Мэйдзи страна устремилась к западной культуре, технологиям и образованию. Был основан Императорский университет Кюсю в Фукуоке, а его первым выпускником-медиком стал потомственный врач в третьем поколении Хакару Хасимото (1881–1934), которому суждено было открыть самую распространенную аутоиммунную эндокринную болезнь наших дней.

Рис. 29. Слева направо: вверху – А. В. Мартынов; памятник братьям Уильяму и Чарльзу Мэйо в их клинике в Рочестере, США; Г. С. Пламмер. Внизу: Й. Такамине, Э. К. Кендалл, Х. Хасимото, рисунок из первой и единственной публикации Х. Хасимото об аутоиммунном тироидите

Хакару Хасимото (см. рис. 29) родился 5 мая 1881 года в деревне Мидаи Нишицуге (префектура Мие, близ города Уэно). Эти места – родина великого поэта Мацуо Басе и вотчина известного в истории клана ниндзя Ига. Хакару был третьим из пяти детей в семье потомственного врача и старшим сыном. Уже в то время в Японии медицинская профессия ценилась очень высоко. Поэтому, когда Хакару еще учился в средней школе городка Цу (1894–1903), он, мечтавший было о карьере политика, в итоге решил посвятить себя медицине. В выборе профессии на него значительно повлиял дед – Гэндзи Хасимото, известный в Японии врач, который изучал европейскую медицину у голландцев и получил от феодального правителя право носить меч за свое врачебное искусство.

Хакару поступил в медицинскую школу только что основанного, третьего в Японии Императорского университета Кюсю в городе Фукуока (1903). Окончив в 1907 г. университет, он в 1908–1912 гг. совершенствовал свое медицинское образование на кафедре хирургии под руководством ее основателя, первого японского нейрохирурга Хаяри Миякэ (1867–1945), ученика упомянутого выше Яна Микулича-Радецкого и Юлиуса Карла Скриба (1848–1905). Кстати, именно Ю. К. Скриб, немецкий профессор, приглашенный в Японию императором Мэйдзи, основатель европейской хирургической школы в Японии, оказывал помощь раненому цесаревичу Николаю Александровичу (будущему царю Николаю II) после нападения на него в городе Оцу полицейского Цуда Сандзо, вооруженного саблей, в 1891 г. Наставник Хасимото Миякэ был европейски образованным ученым, личным другом Альберта Эйнштейна. Великий физик переписывался с ним, бывал у него в гостях и впоследствии создал трогательную эпитафию на могиле погибших в 1945 г. от американской бомбардировки Х. Миякэ и его супруги Михо.

Зоб был на удивление широко распространен на острове Кюсю, славящимся залежами йодных минералов и традиционной приверженностью его жителей к йодистой морской пище. Он уж никак не мог быть эндемическим, йододефицитным… Молодой хирург в 1907–1910 гг. принимал участие в гистологических исследованиях препаратов частично резецированной щитовидной железы. Именно тогда у четырех женщин среднего возраста, две из которых страдали гипотирозом, Хасимото изучил срезы щитовидной железы, приготовленные вместе с коллегой-гистологом К. Сакураи, открыв в ней неизвестные дотоле патоморфологические признаки (см. рис. 29). Он обратил внимание на то, что, в отличие от обычных проявлений коллоидного зоба, в образцах тканей выявлялись локальные скопления лимфоидных клеток, причем формирование лимфоидных фолликулов начиналось с зародышевого центра. Вокруг лимфоидных фолликулов обнаруживались заметные изменения с выраженным диффузным развитием соединительной ткани. Сакураи и Хасимото тщательно зарисовали характерные для данной патологии гигантские эозинофильные клетки и даже образовавшиеся в железе лимфатические сосуды. Такая картина не укладывалась в диагнозы базедовой болезни, хронического тироидита Риделя, болезни Микулича, либо инфекционных поражений щитовидной железы. Прежде о таких находках никто не сообщал. Поэтому Хакару Хасимото был уверен, что открыл новое заболевание и назвал его «лимфоцитарным зобом» (struma lymphomatosa). В статье он детально и со знанием предмета обсуждает имевшуюся на тот период тироидологическую литературу, указывает на возможное родство новой формы патологии с болезнями фон Базедова и Микулича, при которых отмечают сходную «круглоклеточную инфильтрацию» различных желез. Это тем более ценно, что много лет спустя все эти формы патологии были признаны аутоиммунными. Хасимото даже заключил, что должен существовать некий внешний фактор, провоцирующий накопление лимфоцитов в щитовидной железе. Результаты своих исследований в 1912 году Хакару Хасимото опубликовал в солидном немецком журнале «Архив клинической хирургии».

В то время ему исполнился тридцать один год. Практически вслед за публикацией Хасимото отправился в Германию, где совершенствовал свое образование в университете Георга-Августа в Геттингене. Там он учился под руководством крупного немецкого патолога, директора Геттингенского института патологии Эдуарда Кауфмана (1860–1931), который написал широко известный и переведенный на ряд языков учебник – «Частная патологическая анатомия». Первая и единственная научная работа Хакару Хасимото, состоявшая из 30 страниц и 5 авторских рисунков, обессмертила его имя. Разразилась Первая мировая война, в которой Япония и Германия были противниками. Хакару перебрался в Великобританию, где в 1914–1916 гг. завершил свое последипломное образование.

К тому времени в Японии умер его отец, и тяжело заболела мать. Семья была материально стеснена и очень нуждалась в финансовой поддержке. Старшим мужчиной в роду при многочисленных племянниках и племянницах остался 35-лет-ний Хакару (рис. 30).

Вернуться на родину до дня кончины матери ему было не суждено. Повинуясь долгу, сын и внук сельского врача по возвращении проводит в университете всего несколько недель, оставляет академическую карьеру, которая в самом начале принесла ему блестящее открытие, и в апреле 1916 г. принимает на себя отцовскую практику в родных местах. Уже через год он перестроил больницу в городке Игамити и открыл в родной деревне хирургическое отделение, став практиковать вместе с помощником-терапевтом и несколькими медсестрами как семейный врач. Пациентов и работы было много. Нередко Хакару Хасимото выезжал на рикше на далекие расстояния, чтобы помочь больному, и однажды был сбит проезжавшим авто, но все обошлось.

Рис. 30. Жизнь и труды Х. Хасимото. Вверху слева: Х. Хасимото (стоит в шляпе) с семьей; справа – больница Х. Хасимото в Игамити и его персонал (сам врач выглядывает из окна); внизу слева – авторы данного очерка в Фукуоке, в университете Кюсю на улице Хасимото, у стелы, посвященной его памяти; справа – Х. Хасимото в молодости

Как врач, учившийся за границей, он пользовался особым уважением, и называл медицину «доброжелательным искусством». По свидетельству современников, ему были свойственны спокойствие, чувство юмора, любовь к традиционному японскому образу жизни и большая ответственность. В возрасте 39 лет Хасимото женился на учительнице японской литературы Йошико и имел трех сыновей и одну дочь. Сын Хакару, профессор гигиены университета Канадзава Кадзуо Хасимото, свидетельствует, что за все годы его отец всего дважды слегка повысил голос – один раз, распекая опоздавших к постельным больным сиделок, и второй – беседуя с виновником упомянутого выше дорожно-транспортного происшествия, которое едва не стоило ему и его рикше жизни. Но рок все же подстерег врача. В возрасте 52 лет с Хакару случилось непоправимое: он курировал пациента, страдавшего брюшным тифом, заразился от него и скончался дома 9 января 1934 года, так и не получив при жизни научного признания. В третий раз со зловещим параллелизмом трагически повторилось то, что ранее унесло жизни блестящих тироидологов – К. А. фон Базедова и Н. А. Бубнова.

В Швейцарии, которая много лет была в авангарде йодотерапии и изучения зоба, в начале XX века вернулись к старым идеям Ж.-Б. Буссиньоля и А. Шатена (см. выше). Молодой врач Хайнрих Унцикер-Шильд (1879–1982) еще не знал, что судьба отпустит ему более столетия жизни (рис. 31).

Проработав десять лет в горных деревушках различных кантонов альпийской родины, он обобщил свой опыт и литературные данные в брошюре, в которой отверг инфекционную теорию зоба и предложил правительству программу профилактики эндемического зоба йодированной солью. Программу разрешили начать, и другой сельский врач, Оскар Байярд (см. рис. 31), проверил метод Унцикера в трехлетнем исследовании в родной деревне Церматт (1915–1918), поскольку в не воевавшей, к счастью, Швейцарии научным исследованиям в этот период ничто не мешало. В итоге эффективность предложений Унцикера-Шильда подтвердилась: доза в 3 мг/кг соли была умеренно, а доза 6 мг/кг – выраженно эффективна. Кантон Аппенцель стал первой территорией в мире, где правительство ввело декретированную йодную профилактику зоба законом от 1922 г. Что до Унцикера-Шильда, то он никогда не ставил никаких приоритетно-коммерческих задач (если не считать того, что был совладельцем трикотажной фабрики) и не вел академической деятельности. Он много лет работал практическим врачом в местечке Вальхвиль, на досуге писал стихи и прозу, затем ушел на пенсию и не гнался за мировым признанием. Лишь к его столетнему юбилею в 1979 г. Бернский университет присудил ему (выпускнику университета Базельского) степень почетного доктора медицины. Между тем именно этот скромный практикующий доктор – истинный отец современной системы массовой йодной профилактики эндемического зоба.