Текст книги "Неожиданный шанс. Царь! Просто Царь!"

Глава 11

Леона разбудил грохот била. Светало. Леон заснул буквально пару часов назад, до этого спать не давал родившийся в прошлом году и заболевший на днях сын. Зима здесь была серьезным испытанием для всех, а уж для ромеев особенно. Сам Леон уже на собственной шкуре усвоил поговорку его первого командира в княжеском войске: «Не тот сибиряк, кто холода не боится, а тот, кто тепло одевается». Он не знал, кто такой «сибиряк», но что такое холод, он уже узнал. Поэтому и не пожадничал на закупку теплой зимней одежды для всей семьи еще тем летом, как остался в Муроме. И все же семья переносила холод тяжело. Если бы его близкие не попали сюда из рабства, наверняка бы это место службы было бы поставлено женой Леона ему в вину. Но все понимали, что лучше терпеть холод в теплой одежде, чем рабский ошейник в теплых краях.

Этим летом из семьи ушла старшая дочь. Бывший десятник Леона Александр сосватал ее и забрал в Вязьму. Там у них был дом, заслуженный зятем лично у князя. Дом стоял сразу за восточной городской стеной. Город активно строился в эту сторону. По словам жены, весной Леон должен был стать дедом.

В темноте, чертыхаясь, Леон быстро накинул на себя попавшуюся под руку одежку, накинул шубу, схватил шапку и, обувшись на босу ногу в валенки, выбежал из терема. Мечты жить не в тереме, построенном предыдущими хозяевами, а в нормальном доме, пока оставались мечтами. Все силы строителей были сосредоточены на крепостной стене и башнях. И прогресс был заметен. За полтора года, что Леон был воеводой в Муроме, они успели заменить все шесть деревянных башен на бетонные. С весны планировалось начать разбирать деревянную стену у городских ворот и приступить к отливке новой. Все эти полтора года в делах и заботах пролетели незаметно. Кроме видимых всеми башен, воевода мог занести себе в плюс подготовку городского ополчения. Хотя то, что он отрывал мужиков от работы, не нравилось никому, включая этих самых мужиков, препоны в боевой подготовке ставить никто не пытался. Все знали, что Грек, как звали его за глаза горожане, мужчина серьезный. И сам по себе и еще больше потому, что за ним стоял княжеский гарнизон. Поэтому роптать роптали, но исполняли все его приказы. И с высоты его военного опыта он оценивал подготовку ополчения как достаточно высокую. Их даже можно было ставить в строй в поле. Нурманов или варягов они бы не потянули, скорей всего, все же те были высокопрофессиональными воинами, но и смазкой для северных мечей не были бы. С остальными же, учитывая очень хороший доспех, состоящий из открытого шлема, наручей, поножей, бриганты и алебарды в качестве оружия, ополченцы могли тягаться.

Выбежав из детинца, Леон направился к башне городских ворот. Его обгоняли уже снаряженные воины и ополченцы, занимая свои места по боевому расписанию. А навстречу валила толпа полуодетых, с узлами и детьми на руках, жителей посада. Значит, городские ворота еще открыты. Зайдя в воротную башню, Леон направился на верхнюю площадку. Отметил про себя, что у дверей башни его встретил рослый ополченец уже в доспехе и с алебардой в руках. Служба исполняется!

Поднявшись на верхнюю площадку, увидел там начальника караула, командира гарнизона, обоих полусотников латников и лучников. Следом за Леоном поднялся глава города. Все смотрели в сторону реки, и Леон, подойдя к бойнице, вскинул к глазам бинокль. От реки, разворачиваясь во всю ширь поля, валила черная масса конницы. В утреннем сумраке Леон не мог разобрать, кто это.

– Кто? – спросил он у присутствующих, не опуская бинокль.

– Булгары, – пояснил глава, также рассматривая степняков в бинокль. И добавил: – Многовато их. Ни разу столько не было.

– Ну так! Победнее жили – поменьше и приходило, – отозвался сотник ополченцев.

– Первый раз зимой пришли, – отметил глава.

– Сообразили, что летом князь быстро подмогу может прислать. Вот и пришли зимой.

– Полагаю, не меньше пятнадцати сотен, – поделился мнением сотник.

– Пожалуй, – согласился Леон. – Посад жалко. Люди только отстроились.

– Жизнь важнее, – отозвался глава. – Будут живы – заработают денег. С деньгами теперь в городе хорошо. И строить нам еще много.

Леон, вспомнив, что кроме городских стен хотел и детинец перестроить, кивнул в знак согласия.

– На стены полезут или попытаются ворота вынести? – не обращаясь к кому-то конкретно, поинтересовался Леон. И сам же ответил: – Не. Наверняка знают, что ворота им не пробить. Через стены пойдут.

Все промолчали, соглашаясь.

– Пойду-ка я на южную стену. Там лес ближе всего. А вы тут глядите. – Засобирался Леон. – Заодно к связистам зайду. Нужно князя уведомить.

Но уйти он не успел. Из надвигающейся массы степняков выделилась группа, которая направилась к воротной башне. Не доезжая до границы дальности стрельбы луков, группа остановилась посреди улицы, проходящей от пристани через посад. Часть всадников сбросила лежавшие поперек лошадиных спин тюки. Тюки оказались связанными по рукам и ногам людьми, которых поставили в ряд на колени лицом к городу. Даже без бинокля было видно, что это мужчина, женщина и пять детей разного возраста.

– Это Четвертак с семьей! – охнул глава, узнав их. И пояснил для других: – Он живет ниже по течению Оки. Обычно, когда набег, они успевали уйти в лес. Но то было летом. А сейчас булгары первый раз зимой пришли.

– Не успели! – напряженным голосом подвел итог Леон. Он не мог понять происходящего, но инстинктивно не ждал от этого ничего хорошего.

Выехавший немного вперед всадник, приложив руки ко рту, прокричал на ломаном русском языке:

– Грек! Грек! Ты видишь? – и несмотря на тишину в ответ, продолжил: – Вот так, Грек, будет с тобой и с твоей семьей! Хан приговорил вас всех к смерти!

Спешившиеся воины позади него в один взмах сабли отрубили головы пленникам. Тела, выбросив в небо фонтаны крови, упали и задергались в агонии. Позади Леона кто-то охнул, и раздались всхлипы. Он обернулся и встретился с полными ужаса глазами жены, державшей на руках младшего сына. Оказывается, вслед за ним сюда пришла вся его семья. Средняя дочь кусала губы и по ее щекам бежали слезинки. Старший сын стоял бледный и со всей силы сжимал висевший у него на поясе тесак.

– Домой! – распорядился Леон. – Точнее – каждому на свое место!

В городе все жители на случай осады были распределены – кто помогал раненым, кто готовил еду, а кто в случае необходимости был готов бороться с пожарами.

В этот день, естественно, на приступ булгары не пошли. Они обустраивались, частично заняв посад, который дальновидно жечь не стали. Морозы стояли хорошие! По этому поводу возник спор у руководства осажденных – жечь самим посад или нет? Неизвестно, чем бы кончился этот спор, но хмурый Леон отрезал:

– Смысла жечь нет. Они это переживут. Пусть их! Глядишь – что-то уцелеет.

– Как же! Уцелеет! Тут самим бы уцелеть! – возразил кто-то из помощников главы.

Леону было что ответить, но он опасался, что сказанное попадет не в те уши, и он промолчал. Он уже сообщил князю о нападении, и тот, выслушав его мнение о том, что при шестикратном численном преимуществе степняков, даже если и удастся отбиться самостоятельно, потери будут весьма серьезны, пообещал выслать помощь, но послезавтра. Следовательно, нужно было продержаться один день и одну ночь. Это было реально. Леон был уверен, что степняки за один день не одолеют его воинов.

Ночь прошла спокойно, если не считать, что вокруг города в темноте ходили разъезды булгар. Основная же масса ночевала в лагере, состоявшем из множества кибиток. Утром часть степняков занялась заготовкой лесин под лестницы, одновременно из подлеска вязали большие щиты. Но основная масса устроила вокруг города карусель, обстреливая из луков защитников на стенах. Надо отдать должное – Леон, сам в прошлом конный лучник, был неприятно удивлен точностью стрельбы степняков на скаку. Хотя подобное он уже видел, будучи воином легкой конницы в княжеском войске. Но тут сказывался количественный фактор. Стрелы летели просто дождем. Выручала стена. Из-за которой защитники стреляли в скачущих степняков. В целом, можно сказать, разменялись – пара десятков раненых защитников на неизвестное количество нападавших. После полудня булгары взялись стрелять зажженными стрелами. Стена, облитая водой с первыми морозами, огня не боялась, поэтому степняки посылали горящие стрелы за нее, стремясь поджечь город. Результат был не ахти какой – сгорели пара сараев и один дом. Развиться пожару не дали. Зато степняки вынуждены были подходить ближе к стене и в итоге понесли потери, утащив раненых и оставив на снегу убитых. Леон понял, что день они продержались, и надеялся, что ночью приступа не будет.

На ночь на стены встали латники и ополченцы, лучники были отправлены на отдых, заняв ближайшие дома. Леон решил тоже остаться на ночь на стене, избрав в качестве своего штаба караулку внутри воротной башни. Помещение находилось на самом верху башни, прямо под крышей и было оборудовано застекленными бойницами на три стороны, позволяя охране даже в непогоду держать под контролем подступы к воротам. Из удобств там была одна железная печурка, служившая одновременно и средством отопления зимой, и очагом для разогрева пищи круглогодично. Это уже само по себе было огромным плюсом по тем временам, но кроме этого тут имелся и телефон для связи начальника караульной смены с башнями. Аппарат, перед применением которого требовалось крутить ручку, вызывал у большинства благоговейный трепет и считался колдовством, столь частым в их княжестве. В данный момент людей в помещении было больше, чем обычно, однако это никак не помешало Леону мгновенно уснуть, только лишь взобравшись на лежак.

Булгары пошли на приступ перед рассветом, еще в темноте. При этом они постарались по максиму сделать это без шума. Часовые на стенах разглядели и услышали врагов уже в непосредственной близости от стен. Тревожные удары по железу, вызывавшие воинов на стены, раздались со стороны всех башен.

Леон, проснувшись, пришел в себя, когда из караулки, толпясь, выбегали последние воины. Рядом с ним остался лишь Досифей, обеспокоенно переминавшийся с ноги на ногу. Первым чувством проснувшегося воеводы было бежать на стену, чтобы осмотреться. Однако, вспомнив, кто он, бросился к телефону, крутанул ручку, приложил трубку к уху и, услышав голос дежурного связиста, потребовал поочередно соединить его со всеми башнями. По докладам старших, в башнях ситуация была стабильная везде, кроме левой стены от воротной башни. По какой-то причине: то ли часовые «проспали», то ли латники замешкались, но степняки смогли взойти на стену. И сейчас гарнизоны воротной башни и левой смежной бились на стене, пытаясь сбросить булгар с нее. Снизу им помогали лучники, пользуясь тем, что изнутри стена была открыта, но численность врагов росла и они понемногу отжимали латников к башням. Одновременно булгары по веревкам спускались внутрь города и у крайних к стене домов уже рубились с ополченцами.

Леон с помощью Досифея принялся лихорадочно надевать латы. Когда они оба выскочили из башни, уже заметно рассвело и он сумел рассмотреть и оценить ситуацию. Она пока не стала критической, но дело шло к этому. Нужно было срочно освобождать стену от булгар. Внизу их было еще немного и, прекратив подход подкрепления, с ними должны были справиться. Леон двинулся по стене к месту, где его люди рубились два на два. Больше не позволяла ширина стены. Досифей привычно шел сзади. Леон был одет в полный рыцарский доспех. В руках у него вместо меча были две сабли. Он не был полноценным обоеруким, однако здесь это и не требовалось. Подавляющая часть булгар была облачена в кожаный доспех, который не мог сдержать ни полноценный удар саблей, ни укол ее острием. Протиснувшись вперед, он остановился за спинами пары, сражавшейся сейчас со степняками. Бились его воины хорошо. Уже при нем от их мечей пало четыре пары булгар. Однако силы их были не беспредельны, и враги, теряя бойцов, тем не менее отжимали их к башне. Дождавшись, пока очередная пара степняков получит смертельные раны и возникнет пауза, связанная с их заменой, Леон протиснулся между латниками и сразу же атаковал врага, не слишком заботясь защитой, уверенный в ее надежности. Он снес первую пару буквально за несколько ударов сердца. Сзади что-то кричал на ломаном русском Досифей, сопровождая слова руганью на греческом. А Леон давил и давил на булгар, отодвигая врагов от башни. Кто-то сзади вооружился трофейными копьями, и упавшие под ноги Леону булгары тут же добивались ими, после чего сталкивались со стены. Пот заливал глаза, Леон уже рубил и колол по наитию, чувствуя, как все чаще и чаще пропускает ответные удары. Броня держала. Неожиданно чьи-то руки придержали его за плечи.

– Охолонь, воевода! Дай погреться!

И оттеснив его, вперед вышел мечник городской дружины и громадного роста ополченец с алебардой, смотревшейся в его руках детской игрушкой. Леон остановился, и тут же его начали обтекать воины.

– Утрись, господин! – Досифей толкнул его в руку, подавая откуда-то взявшееся в его руках полотенце.

Леон отстегнул забрало и вдохнул морозный воздух. Сняв перчатку, вытер мокрое от пота лицо и огляделся. Булгар на стене осталось менее двух десятков, и их сжимали с обеих сторон гарнизоны двух смежных башен. Под стеной валялись сброшенные с нее убитые и умирающие. Степняки, сумевшие спуститься со стены, также были убиты. Он оглянулся, протягивая обратно Досифею полотенце. Тот стоял, держа в руках копье с окровавленным жалом.

– Что стоишь? Помогай иди! – Леон кивнул в сторону продолжавшейся схватки.

– Справятся! – уверенно отмахнулся Досифей.

Еще раз оглянувшись, воевода подошел к бойнице и оглядел поле перед стеной. Булгары оттягивались к своему лагерю. Потери их Леон оценить не мог, да они его не очень и интересовали. Гораздо важнее было узнать потери дружины. Вернувшись в башню и скинув шлем с подшлемником и перчатки, Леон обзвонил башни. Ранеными после приступа оказалась почти половина дружины. Под ранеными имелись в виду те, кто не мог держать оружие. Что радовало – убитых среди дружинников не было. Потери среди ополченцев, с учетом того, что они бились и на стене, и в городе, пока подсчитать не удалось. Но среди них точно были убитые, и раненых явно было больше. И даже понимание того, что защитники смогли уничтожить и вывести из строя несколько сотен степняков, откровенно не радовало. Леон понял, что следующий приступ может стать последним.

Зимнее солнце уже полностью поднялось над лесом, когда степняки двинулись на повторный штурм. У Леона мелькнула и погасла мысль о том, что хорошо хоть дочь, вышедшая осенью замуж за десятника Александра Романова и уехавшая к нему в Вязьму, выживет и, даст Бог, продолжит их род. Леон коротко взглянул на стоявшего рядом с ним Досифея и негромко произнес:

– Похоже, не к кому будет приехать твоей семье.

– Похоже, так! – согласился тот. – Да, возможно, и не получится у купца ничего. Что к лучшему.

Хотя его пройдоха-помощник и прижился у одной городской вдовы, и не бедствовал от недостатка женской ласки, про семью свою он не забыл. Осенью Досифей сумел сговориться с купцом-греком, шедшим в низовья Итиля с товаром из Вязьмы, чтобы тот за золото нашел семью Досифея, передал жене письмо и весной привез их в Муром. Золота купец попросил за эту услугу изрядно. У ординарца столько, естественно, не было. Часть пообещал добавить Леон из своих запасов и остальное под честное слово Леона обещал доложить глава города Глеб, который сдружился с княжескими ромеями.

Команд отдавать не требовалось – все всё видели и сами. На стенах стояли все, кто мог держать оружие. Плащи княжеских дружинников перемежались зипунами, кольчугами ополченцев, а иногда и женскими кафтанами. Неожиданно его ухо уловило звук, слышимый им давно, когда он еще только начинал службу в княжеском войске. Этот звук он ни с чем спутать не мог – момент, когда он его услышал первый раз, он запомнил на всю жизнь. Это был тот случай, когда опытный, прошедший десятки боев и схваток воин внезапно превратился в существо, испуганное до состояния потери контроля над телом. За малым он тогда не обгадился.

Их сотня тогда занималась на тактическом поле, отрабатывая действия по командам, когда из-за леса выскочило летающее чудовище. Оно пролетело над ними, давя ревом и вонючим ветром от быстро машущих крыльев. Ветер был так силен, что разбрызгивал на поле лужи от прошедшего накануне дождя. Сотня в панике разбежалась и собралась только вечером у казармы. Степняки, а легкая конница состояла в основном из них, боялись лесов и все вернулись к жилищу, боясь заплутать в бесконечных чащах и пропасть. На следующий день к ним специально приехал человек от князя. Сотни в конном строю были приведены на поле, где стояли эти чудовища. На земле они показались не такими страшными. Просто необычными. Человек сказал, что это просто машины, которыми управляют люди, служащие князю. И для своих они безопасны.

Услышав этот необычный звук и вспомнив все, Леон понял, что помощь от князя прибудет с минуты на минуту. И еще он понял, что скорей всего на стене он останется один.

Он повернулся к толпящимся на стене возле него воинам.

– Бегом! В башню! Бегом!

И принялся толкать ничего не понимающих воинов по направлению к дверям башни. Стояшие воины у смежной башни с непониманием смотрели на происходящее. Леон махнул им рукой и тоже прокричал:

– В башню! Бегите в башню!

Послушались они или нет – он не видел. Он успел! Последним он затолкал Досифея и, закрывая дверь за ним, прокричал:

– Я постучу, когда можно выходить!

Захлопнув дверь, он спиной прижался к ней, вслушиваясь в накатывающийся рокот.

Через секунды гарнизон соседней башни, нехотя выполнявший его команду до этого, внезапно просто вдавился в узкую дверь и захлопнул ее за собой. Двое опоздавших оглянулись за стену и, не раздумывая, спрыгнули со стены в снег.

«Вот дурни! Поломались наверняка!» – отметил про себя Леон и пошел к бойнице. Обе крылатые машины летели над вражеским войском вдоль стены посолонь. Леон видел в открытых дверях силуэты людей, на фоне которых сверкали огненные цветки и сквозь рев доносился равномерный стрекот. А в поле царило безумие! Носились кони, люди! Степняки пачками падали в снег и больше не поднимались. Леон не знал как, но понимал, что их убивают. Убивают страшно, непонятно, но смертельно. Внезапно Леона переполнило чувство безмерной мощи и столь же безмерной гордости. Как будто это он поражал врагов, а не люди из этих страшных машин. Он прав был, когда сделал выбор в пользу службы у этого безвестного северного князя. И ему сейчас неважно было от Бога ли или от Дьявола сила у князя! Важно, что его семья будет жить, он и все вокруг ставшие ему близкими люди будут жить. Важно, что князь отправил им помощь, вовремя пришедшую из далекого города, до которого много дней пути даже на пароходе. Важно, что войско, в котором он служит, непобедимо, невзирая на численность врагов.

Машины сделали круг вокруг города и, грациозно поднимая снежную пыль, приземлились перед городским воротами, постепенно утихая и все медленнее вращая своими странными крыльями.

Леон взглянул на стену. Она была пуста, как пусты и улицы города, примыкавшие к стене.

– Выходим! Выходим! – Он грохнул несколько раз латной рукавицей в двери башни.

Оказывается, изнутри дверь оказалась запертой на засов. Он слышал, как его вынимают. По-видимому, Досифей и те, кто были с ним, не верили, что Леон выживет.

Дверь, скрипнув, немного отворилась, и в темноте щели появилось лицо ординарца.

– Господин?! – неверяще переспросил Досифей. – Ты жив?

– Жив, жив! Давайте быстрее! – поторопил воевода.

– А чудовища улетели? – с опаской поинтересовался Досифей, заглядывая за спину Леона. За ним вплотную толпились воины.

– Нет! Вон они – перед воротами! – ответил Леон и еле успел подставить железный башмак в проем закрывающейся двери.

– Я сказал – выходим! – рявкнул он, теряя терпение.

Краем глаза он видел, что из машин показались люди. Это были княжьи люди, причем очень непростые и к ним требовалось отнестись с должным уважением. А какое тут могло быть уважение, когда встретить их может лишь один воевода, а остальные попрятались?

Первым явно нехотя вышел Досифей, со страхом глядя через бойницу на затихшие чудовища. Потом потянулись остальные.

– Так! Ты! – Леон указал на Досифея. – И вы двое! Идете со мной встречать княжьих посланцев.

Он выбрал двоих, выглядевших после схватки более-менее прилично.

– Старший башни! Обзвонить все башни! Мой приказ! Людей вывести в поле. Решить вопрос с ранеными и пленными – если такие будут – степняками. Поймать лошадей, и вообще, посмотреть, что там у них в лагере осталось. – Все это он говорил, внимательно следя за реакцией старшего башни. – Вместо себя назначь старшего и сам немедленно веди людей в поле. И не тяните! Зимний день короток! Нужно до темноты все прибрать.

Закончив раздавать приказы, он махнул рукой, призывая Досифея и двух дружинников следовать за ним, и направился к лестнице.

Они открыли внутренние ворота, потом калитку во внешних и направились к уже успокоившимся темно-зеленым машинам. Княжьи люди в теплых коротких меховых куртках, таких же меховых штанах и лохматых унтах толпились у ближайшей к городу машины и весело переговаривались.

Леон с опасливо следовавшим за ним сопровождением подошел ближе, и от группы отделился человек, пошедший ему навстречу.

– Командир звена летчик Никифоров, – вскинув ладонь к виску, представился княжий человек.

– Воевода Мурома Леонтий Теодоридис, – ответил Леон, отдав честь и протянув руку для привычного рукопожатия. – Спасибо вам за помощь! Второго штурма мы бы не выдержали.

– Не за что! Мы сделали все, что положено, – ответил тот и уже неофициальным тоном добавил: – Леонтий! Обедом не покормишь? А то сюда долго летели и обратно столько же предстоит.

– Как местные говорят – милости просим! – Леон отступил на шаг назад, повернувшись и жестом приглашая летчика в город.

– Спасибо! Тогда можно – еще просьба! Караул к технике не выставишь? Тогда мы зараз все пообедаем.

– Обязательно! – И повернувшись к сопровождающим, внимательно прислушивающимся к разговору, подозвал их к себе.

– Охраняете машины! Чтоб ни один человек – свой или чужой – к ним не приблизился! Старший Досифей!

Досифей и дружинники молча направились к машинам, уже более с интересом, нежели со страхом, разглядывая их.

– Пойдемте! – Летчик махнул рукой своим, и те, не прекращая разговоров, двинулись вслед за ними к городским воротам.

На входе столкнулись с выходящими из города дружинниками, обильно разбавленными ополченцами и просто вооруженными жителями города. Последние сразу поняли, куда и зачем идут воины, и, преодолевая страх, присоединились. Пограбить – любимое занятие людей всех национальностей и во все времена! Выходящие остановились, пропуская воеводу с чужаками, и с жадным интересом разглядывая последних.

То же самое продолжилось и на опустевших улицах города, покуда шли к детинцу. Вернувшись домой, Леон тут же распорядился накрыть столы для гостей, и прислуга заметалась, исполняя его распоряжение. Жена и младшие дочери, по поведению мужа и отца поняв, что гости у них непростые, сочли нужным самим подавать к столу. Сыновья же с интересом смотрели на снимавших верхнюю одежду людей, принесших с собой резкий, незнакомый, единый для них всех, запах керосина. Чуть погодя в горнице появился и Глеб, представившись гостям.

Гости не отказались и от поднесенной чарки каждому, выпив за Победу. Во время обеда жена Леона, не послушавшись его, попыталась разузнать, как там живет ее дочь, но гости оказались незнакомы с десятником рыцарской конницы Романовым и не смогли удовлетворить ее желание. Отобедав, задерживаться не стали, сказав, что день короткий и нужно успеть вернуться в Вязьму до темноты.

За запуском и взлетом летающих машин наблюдал буквально весь город. Свободных мест на стенах не было. Кто не смог забраться на них, рискнули и вышли за городские ворота, вслед за воеводой, провожавшим княжью подмогу. Машины взлетели и, совершив полет вокруг города, поднялись выше и удалились на заход солнца.

Леон и Глеб, уже снявшие перед обедом латы, проводили взглядами княжескую помощь.

– Ну, нам тут разбираться несколько дней, – оглядев усеянные мертвыми телами окрестности города, поделился выводом Глеб.

По полю бродили дружинники и горожане, добивая тяжелораненых. В стороне стояла кучка легкораненых пленных. Все, кто не был ранен, бежали во все стороны от города. Это было видно по следам на снегу. Шансов выжить у тех, кто не найдет коня, не было. Степняки лес не знали и в зимнем лесу были обречены. Но это в данном случае никого не заботило.

– Оружие сегодня соберем, – высказал мнение Леон. – Потом решим, что с ним сделать.

– Решим! – подтвердил Глеб. – Знаешь, посадским, думаю, нужно погодить с возвращением домой. А то не ровен час…

– Согласен. Караул на стене несколько дней подержу усиленный. Поможешь людьми, а то у меня раненых много?

– Само собой, – согласился городской глава. – Правда, и у ополчения потери есть.

Он вздохнул. И тут же оживился.

– Леон! Говорят, ты один чудовищ летающих не испугался?

– Я уже пугался один раз. Чуть портки не испоганил. – И глядя на недоверчиво смотрящего Глеба, пояснил: – Когда в легкой коннице княжеского войска служил. Еще в Вязьме. Признаюсь, там было еще страшней. Мы вот так – как степняки в поле были. А они над нами пролетели.

Взгляд Глеба изменился на уважительный.

– Пошли, что ли! А то подмерзать начал. Никак я к зиме не привыкну. В детинец пойдем или из башни будем руководить?