Текст книги "Москва Поднебесная"

Трилитр

Майор Загробулько сидел за столом, читая рапорт о происшествии в районе Останкино, имевший место 23-го числа месяца июля сего года, и чесал идеально выбритый складчатый затылок. Если бы у кого-нибудь была возможность посмотреть на майора сзади, то он с изумлением увидел бы, как перевёрнутую вверх дном обтянутую кожей трёхлитровую банку с торчащими бантиками ушей ритмично перебирают коротенькие, словно детские, пальчики. Голова майора Загробулько имела настолько сильное сходство с распространённой в домашнем консервировании стеклянной тарой, что многие сослуживцы называли его за глаза Трилитр. Частенько над ним подшучивали и издевались. То на юбилей дарили рыбку в трёхлитровой банке, то подбрасывали на стол прибор для закатывания крышек, то брошюру с рецептами по сохранению на зиму разносолов.

Майор про кличку свою знал, но сильно не обижался на коллег, потому как понимал страсть людей к унижению ближнего своего. Дело в том, что майор с самого раннего детства был подвержен различного рода обзывательствам и насмешкам, а всё потому, что звали его Вифлеем. Не Виталий, и не Валерий, и даже не Валериан, а именно Вифлеем.

С детского сада, пока череп его не сформировался в полноценный стеклянный сосуд, слышал он обидное «Вафля» или совсем уж жутко огорчительное «Вафлёр». Обидчиков Загробулько бил, но это не помогало.

Так прошли годы. Он вырос, вырос и его череп, привнеся необычной формой новое прозвище, и за это время Загробулько почти разучился обижаться, хотя на людях ничего не показывал, не допуская прилюдных унизительных сцен.

Полное его имя звучало так: Загробулько Вифлеем Агнесович. Но сам он представлялся всем не иначе как Вифа Агнесович и делал серьёзное выражение лица, будто вылепленного не очень трезвым скульптором на трёхлитровом каркасе. Так его все и называли официально, Вифа Агнесович – и начальство, и подчинённые. Неофициально, конечно же, Трилитр.

Почему родители нарекли сына именем города в Палестине, где рождён был Иисус Христос, они и сами не могли доходчиво объяснить. Может быть, случилось это оттого, что отец его, Агнесс Загробулько, сам имея имя, для мальчика весьма странное, решил продолжить традицию и назвать сына так же заковыристо. А может, потому, что матушка его женщиной была набожной и хотела таким образом приобщить сына к религиозному учению. Ничего у неё, правда, не вышло… Вифлеем Загробулько вырос далёким от религиозных проблем, в чудеса не веровал и церковь не посещал.

Итак, Вифа Агнесович Загробулько сидел и читал рапорт, и ровным счётом ничего не соображал. Нет, не то чтобы совсем ничего не соображал он своей трёхлитровой головой, но соображения его назвать логическим осмыслением произошедших событий никак было нельзя. Он ясно понимал из прочитанного, что в Москве имело место ужасное преступление, виновниками которого являются трое неизвестных. Из показаний очевидцев становилось ясно, что один из них – молодой человек, лет двадцати пяти, другой возраста неизвестного и имеет крылья, при помощи которых без затруднения осуществляет полёты, а третий вообще электробытовой прибор, именуемый холодильником. А совершили они совсем уж невообразимое. При помощи неизвестных технических средств они в считанные минуты переоборудовали Останкинскую телебашню в некое подобие нефтяной вышки, непрерывно исторгающей из недр земли фекалии.

Рапорт был похож на записки сумасшедшего, но Загробулько лично выезжал на место происшествия и видел своими глазами обрубок башни, торчащий из покорёженной земли, и зловонные реки, растекающиеся по пострадавшему району. Не признавать очевидных фактов он не мог, а потому должен был действовать немедленно; со всей решительностью и в кратчайший срок задержать преступников.

Загробулько оторвался от бумаг и задумался. Он вспомнил, как сестра рассказывала ему, что своими глазами видела телешоу, ставшее последней транслируемой телепередачей, и наблюдала преступление от начала и до конца. У неё не возникло ни малейшего сомнения, что это – дело рук самого дьявола, а потому неженатому братцу она посоветовала не впутываться в заведомо провальное расследование и уехать на месяц в Крым, к родственникам. А ещё лучше – заняться не поисками мистических преступников, но поисками невесты.

Однако Загробулько в чертовщину не верил и пытался найти логическое объяснение случившемуся. Но никак не находил.

– Можно? – В кабинет протиснулся старший лейтенант Васильков.

Загробулько кивнул, не отрываясь от бумаг.

Иван Васильков, цветущий, как ландыш в поле, вошёл в кабинет и присел напротив капитана.

– Вифа Агнесович, – начал он жизнерадостно, – тут очень интересное дело получается.

Загробулько заинтересованно посмотрел на лейтенанта.

– Эти трое, похоже, те же фокусники, что банк обчистили возле выставки. Только что звонила их бухгалтер, Вера Анатольевна Стеклонская и показала, что видела налётчиков во вчерашнем телешоу…

– Да ты что? – насторожился Вифа Агнесович. – Это какого, выходит, числа было?

– Двадцатого.

– Так-так… А сколько взяли? – В голове у Загробулько вдруг начала вырисовываться зыбкая ещё, но с каждой секундой обретающая всё более чёткие очертания схема.

– Пять миллионов семьсот! – выпалил вечно подкованный, как отличник на экзамене, Васильков.

– Рубли?

– Никак нет. В долларовом эквиваленте.

– Купюры меченые?

– Никак нет, – радостно, словно был в личной жизни счастлив безмерно, отрапортовал старлей.

– Так, так. – Вифа Агнесович почесал трёхлитровый затылок и уставился задумчивым взглядом в видимую ему одному картину. И в открывшемся его сознанию видении он узрел, как злоумышленники, воспользовавшись серьёзными финансовыми средствами, похищенными из банка, а также совершенством технического прогресса современности, исхитрились как-то, да и переделали башню в извергающую фекалии бетонную аорту. Вот только, как? И главное, зачем?

– Ну что же, – заключил Вифа Агнесович, – кое-что проясняется. Фотороботы готовы?

Васильков расплылся в счастливом подтверждении.

– Объявим план «Перехват». Тебе лично, Иван, поручаю узнать, не велись ли в последние дни какие-либо ремонтные работы в самой башне. Кто заказчик, кто исполнитель? Всё разузнаешь, доложишь лично мне. – Загробулько откинулся на спинку стула. – Мы этих мистификаторов быстро на чистую воду выведем!

– А что, если… – начал вдохновенно Васильков.

– Да брось ты, – перебил фантазию старшего лейтенанта прагматичный майор, – чудес никаких на свете нет!

Для самого Загробулько чудеса в жизни закончились, когда он, девятилетним мальчуганом, обнаружил утром первого января самого настоящего Деда Мороза в сугробе возле дома. Сказочный старец был пьян. Пьян безбожно. С оторванной бородой и подбитым глазом, он лежал в подозрительно протаявшей жёлтым провалом ямке и поздравлял прохожих с праздником, используя весь спектр непечатного русского языка, выдавая такие оригинальные пассажи, что многие прохожие зачарованно останавливались и, сверкая горячими новогодними слезами, покатывались со смеху над снежным дедом. Сам же маленький Загробулько, не поимевший в новогоднюю ночь счастья общения со сказочным бородачом из-за скромного финансового положения родителей, но, как и любой ребёнок, мечтающий приобщиться к чуду, не выдержав, спросил:

– Дя-инь-ка, а вы и вправду Дед Мороз?

И получил убивший в нём навсегда веру в невероятное ответ:

– Я – Дед Едритьвсехкоз! Как же вы меня задолбали, дети, уроды! – И, заметив у любознательного ребёнка необычно формирующийся череп, добавил огорчительно: – Греби отсюда, бидоноголовый!

Заплаканный Вифлеем помчался домой, и перестал верить не только в Деда Мороза, но и в любого другого сказочного персонажа, а заодно и в доброту человеческую. Может, поэтому он, выбирая профессию в жизни, не задумываясь особо, пошёл учиться в высшую школу милиции, чтобы иметь возможность лично бороться с поглотившим мир злом.

– Вы, товарищ майор, напрасно такой мысли не допускаете, – сопротивляясь, продолжил Васильков, – происшествие слишком уж загадочное, фантастическое, я бы сказал…

– На все чудеса существует своя цена! – веско заявил Загробулько. Он встал из-за стола и, подойдя к окну, раскрыл форточку. Комната наполнилась летним воздухом, в котором явственно ощущались канализационные примеси. – Ты фокусы Копперфильда видел? Он тоже летает, поезда у него пропадают бесследно, самолёты. И никто ведь не утверждает…

– Погодите-ка! – вскричал старший лейтенант, будто током ударенный. – Тут же на днях самолёт пропал!

– Да? А мы-то при чём? – удивился майор.

– Я в газете читал, что пассажиры перед исчезновением ангела видели!

Загробулько недоверчиво осмотрел подчинённого, промокнул платочком трёхлитровый затылок и строгим голосом изрёк:

– Старший лейтенант Васильков, я вас впредь прошу заниматься непосредственно служебными обязанностями и слухов суеверных не распространять. Уверяю вас, мы имеем дело с хорошо подготовленной бандой мошенников, пытающихся сбить следствие с толку, распыляя вокруг своих преступлений мистический туман! Уверен, что всё объяснимо с научной точки зрения. Вы меня поняли, старший лейтенант?

– Угу, – обиженно пробурчал погрустневший Васильков.

– По уставу отвечать! – взвизгнул растерзанный жарой и зловонием майор.

– Так точно! – Иван вытянулся, как на параде. – Разрешите идти?

– Идите! И вот ещё что, – остановил он открывшего дверь Василькова, – попробуйте связаться с каким-нибудь известным иллюзионистом. Нам не помешает консультация в связи со спецификой расследуемого инцидента.

– Есть! – Васильков захлопнул дверь.

«Молодой ещё, с гонором», – подумал Загробулько.

Он пошёл по кабинету кругом, как цирковой слон по арене, и всё пытался представить себе техническое устройство, которое способно в считанные минуты превратить Останкинскую телебашню в совершенно иную конструкцию, ввинтив её на треть в толщу земли. И ничего ему в голову путного не приходило. То представлялся Вифлеему Агнесовичу космической высоты кран, вертящий телебашню, словно сверло, то бригада подрывников в подземной шахте с расчётными схемами и фонариками на касках. Но эти версии он сразу отбрасывал, потому как требовали эти работы, имей они место в действительности, куда больше подготовительных процедур и времени, нежели было у преступников.

В какой-то миг Загробулько вдруг охватило чувство, что он и впрямь ввязался в дело, решить которое ему не под силу. Что отыскать он пытается не людей-злоумышленников, а самого дьявола, вылезшего из пекла позабавиться над смертными. Но, мужественно взяв себя в руки, майор отбросил эти страхи, залез в коричневый несгораемый шкаф и, налив на три пальца коньячка, выпил, закусив фисташковым семечком.

Курган

Елисей, глубоко вдохнув тёплого вечернего воздуха, шагнул вниз, на мелкие ступени. Сделав несколько шагов, он обернулся, и с ужасом увидел, как плита бесшумно закрывает от него проём, ведущий на волю; он рефлекторно дёрнулся обратно, но не успел и, чуть не споткнувшись, сумел рассмотреть отрезок темнеющего неба с бусинками начинающих прорисовываться звёзд. В голове пролетела каркающей вороной мысль, что он полный идиот, и что было непростительной глупостью взять и вот так наобум влезть чёрт знает в какую заварушку. Ему вдруг замерещились зловонные мертвецы в рваных, сыплющихся трухой одеждах, и кровавые глаза истосковавшихся по свежей человечине вурдалаков. А ещё Нистратов вспомнил отчего-то череп, что стоял в салоне мага, и подумал, что всё наврал старик про строителя, что это, скорее всего, такой же олух, как и он сам, попавшийся в круг обмана и мистификаций. Но было это с ним лишь секунду, тут же Нистратов взял себя в руки, собрался внутренне и аккуратно зашагал вниз.

Лестница изгибалась и уводила всё дальше и дальше, но увидеть, где её конец, не было никакой возможности. Елисей шёл и думал, что, наверное, давно миновал он высоту кургана и спускается теперь глубоко под землю. Зеленоватое свечение окутывало всё вокруг, но откуда оно лилось, одному богу было известно. Ни ламп, ни чего-то другого, могущего быть источником зелёных лучей, нигде не обнаруживалось. Казалось, сам воздух светится по неизвестной причине.

Откуда-то снизу тянуло прохладой, но не замогильной, не той, что казалась бы естественной для этого места. Ветерок был свежий, насыщенный еле уловимыми ароматами экзотических пряностей и плодов.

Наконец лестница кончилась, и Нистратов очутился в длинном коридоре. Он был не то чтобы узок, но не широк точно. Елисей Никанорович позвал негромко:

– Эй, кто-нибудь?

Подождал с минуту и не получив никакого ответа, он осторожно пошёл по коридору, рассматривая на стенах странные рисунки, похожие на фракталы. Нистратов готов был поклясться, что эти хитросплетения линий и цветов, фантастические брызги и повторяющиеся круги на стенах он уже видел. Где и когда, не знал, но чувство было столь неподдельным и будоражащим память, что Елисею стало не по себе.

Он шёл по изгибающейся кишке коридора и достиг наконец двери с табличкой «Собрание» и чёрно-белым китайским знаком «Инь – Ян». Открыв её, он попал в освещённый ярким дневным светом зал. Тут его бросило в жар.

Зал был не пуст. Было в нём множество разного вида существ. Одни сидели на скамейках, расставленных рядами, кто-то стоял у стен, кто-то парил под невысоким потолком. Когда Нистратов вошёл, несколько присутствующих повернулись в его сторону и оценивающе посмотрели на бледного посетителя. Среди них, например, был человек с птичьей головой, похоже, соколиной. Он как-то странно подмигнул Нистратову круглым чёрным глазом и ухмыльнулся совершенно по-человечески. Другое существо, сияющее ослепительным светом, увидев Нистратова, вдруг погасло и, словно испугавшись, моментально затерялось в толпе. Некоторые из обративших на него внимание были и самые что ни на есть настоящие космические пришельцы, подробно описанные жёлтой прессой и показанные фантастами – кинематографистами. Высокие, под два метра, с серой кожей и огромными тараканьими глазами, они стояли в стороне и о чём-то перешёптывались, открывая полосочки-рты беззвучно, как аквариумные рыбки.

Впереди, за головами собравшихся, Нистратов увидел трибуну с таким же, что и на двери, чёрно-белым символом равноденствия, и президиум, состоящий наполовину из людей, а наполовину не пойми из кого. Среди приличного вида граждан человеческой расы сидело розовое жирное мурло, похожее на кальмара, которое что-то объясняло усатому старичку и опасливо посматривало в зал вытаращенными жёлтыми глазами на шевелящихся стебельках. А слева, с краю, восседала натуральная обезьяна, в отделанной сияющими драгоценными камнями короне и важно морщила косматую рожу.

За трибуной стоял человек, совершенно лысый, в красном вызывающем пиджаке и, размахивая руками, горячо, с энтузиазмом вещал:

– …это совершенно недопустимо! Такая халатность может повлечь за собой последствия невероятного масштаба, и нам всем придётся работать сообща! Вы же понимаете, что может произойти, если мы сейчас начнём, прикрываясь мнимыми причинами, игнорировать ситуацию? Сейчас, как никогда, на карту поставлено…

Нистратов понял, что он спит и снова видит сон. В действительности такого существовать просто не могло. Он дважды ударил себя по щекам, выронив из рук сумку, которая глухо ударилась об пол. Звук получился на удивление громким, таким, что оратор за трибуной сбился и, замолчав на полуслове, прищурился в направлении Елисея Никаноровича.

– Вы кто? – деловито крикнул лысый в пиджаке.

– Я? – опешил Елисей и попятился, увидев, как весь зал вперился в него сотнями разнообразных любопытных глаз.

– Вы как сюда попали? – не отставал лысый оратор, отсвечивая натянутой на лбу кожей.

– Я… случайно… – прохрипел Елисей, чувствуя слабость в ногах и головокружение.

«Случайно???», «Как так???», «Аниплисировать его надо!!!» «Это человек?!..» – послышался нарастающий гул в зале. Голоса были удивительные и необычные, ещё невообразимее, чем существа, которые их произносили. При этом все надвигались на него плотной стеной. Выглядело это жутко. В высшей степени кошмарно. Кто-то тянулся к Елисею длинным извивающимся хоботом, кто-то коротенькими кривыми ручонками, кто-то смотрел дрожащими от ненависти глазами так, что внутри Елисея холодело, словно он проглотил снежный ком.

– Случайно???!!! – прогремел оратор нечеловеческим, вибрирующим, как пила, голосом.

– Меня сумку просили принести! – вспомнил Елисей, подозревающий, что сейчас его лишат жизни. – Хай Хейль! С собакой! – кричал ополоумевший от страха исследователь кургана. – То есть Хель Хай! Забыл я, как его… И старик с хвостом! Маг! Это они всё, я ни при чём!..

Приводя оправдания, Нистратов чуть не заплакал. Он схватил сумку и, прижав к груди, отступал, пока не упёрся спиной в стену. Тут он заметил, что толпа существ остановилась и, расступившись, образовала проход, по которому поспешно семенит к нему лысый в пиджаке. Когда он оказался возле Нистратова, тот был близок к смерти. Холодный пот струился по его вискам, язык онемел, и все члены стали ватными.

– Ну наконец-то! – обрадовано воскликнул оратор, подойдя вплотную к Елисею. – Что же ты так долго?

Елисей, не веря, что остался жив, заморгал часто-часто, и дрожащим от волнения фальцетом проскулил:

– Что всё это значит?

Он увидел, как из толпы вышел тот самый человек с головой сокола и, расплывшись в нелепейшей птичьей улыбке, похожей на перевёрнутую вверх дном пирамиду Хеопса, радостно проскрипел ржавой пружиной:

– Носфературс! Здравствуй, друг!

Водка

Утром прошёл дождь, чистый и свежий, от этого листва на деревьях стала такой зелёной, будто только сегодня вылупилась из почек. Из форточки в комнату втягивался нежный ветерок, чуть покачивая занавеску. Холодильник стоял на своём любимом месте у стены, урчал, словно сытый тигр, и в дрёме заливал в конденсатор щекочущий нутро ток. Василий вошёл в кухню, налил в чайник воды и, когда тот вскипел, заварил себе крепкого чаю. Он сел на табурет и, задумавшись о чём-то своём, закурил, прихлёбывая из кружки дымящийся напиток.

– Так люди ничего не поймут, – сказал он соткавшемуся из воздуха ангелу за плечом, – им слишком сложно отказаться от жизни, которой они жили всегда. Но ведь что-то нужно менять?

– Возможно. – Ангел переместился к окну, подставив крылья под лучи солнца. Он, вероятно, питался ими. На лице его отразились блаженство и нега.

– Но ведь, проживая жизнь впустую, они теряют время и шанс найти истину?

– Не всё так просто, – ответил ангел не сразу, – многие не могут обойти преграду, поставленную перед ними.

– Но кто её ставит и зачем?

Ангел улыбнулся и ничего не ответил.

– Что же ещё мы можем сделать? – Василий допил чай, вытащил сигарету и закурил. Из вихрей дыма, подвластные его воле, начали вырисовываться невероятной красоты картины. Они таяли и снова сплетались в трёхмерные полотна, подпитываемые новыми серо-белыми клубами.

– Что делает людей стадом? Что их отупляет? – прогудел холодильник из своего угла. Все обернулись к нему и задумались.

– Водка! – сам ответил удивительный бытовой агрегат. – Я лично пострадал от этого. Меня, например, когда собирали на заводе, двое пьяных работников бракованным сделали. Там не докрутили, здесь не пережали, не знаю, как они схалтурили, но чувствую, что что-то во мне не то…

«Samsung» задумчиво замолчал, и надпись «Cool Tech Bio» на дверце его морозильного отсека подрагивала в лучах пробивавшегося в окно света.

– Он прав: водка отупляет сознание, – подтвердил Василий, – это нужно исправить!

Ангел безмолвно согласился. От него будто отошла колеблющаяся волна, и атмосфера в кухне стала совсем другой, словно ракурс света поменяли. Создалось впечатление, будто все предметы потеряли свою суть. Вроде бы всё было так же, как и всегда, но, с другой стороны, совершенно по-другому. Стены поплыли, размываясь брошенной в серную кислоту бумагой, кухонный стол, оплавившись воском, растёкся по полу, люстра распалась на атомы, исчез потолок, и все трое вдруг очутились на Пушкинской площади в Москве.

Площадь была полна людьми. С раннего утра здесь собралась толпа митингующих граждан. Все выкрикивали возмущённые реплики по поводу прекратившего поступать в их дома устойчивого телесигнала, без которого жизнь стала бессмысленной и пустой. Они простирали к небесам плакаты с лозунгами, многие из которых были довольно оскорбительны. Кричали, пытаясь сломить милицейский кордон, и для храбрости многие обильно выпивали бесплатную водку, подвезённую на грузовике предприимчивыми конкурентами правящей власти. Для них это был ещё один шанс закрепить свой шаткий авторитет в подпитанном алкоголем биомесиве толпы.

Василий прочитал несколько надписей на плакатах, торчащих среди моря голов, как парусники.

Надписи были решительные:

«Верните народу сериалы!»

«Даёшь ток-шоу вместо помех!»

«Правительство – в отставку, Элладу Вознесенскую – на экран!»

Тут же мелькали не вполне понятные лозунги:

«Не допустим, чтобы из нас делали болванов!»

«Президент – ставленник СМИ!»

«Нас давно лишили нормальной жизни – теперь нас лишают мечты!»

Троица, странным образом не замеченная никем, появилась рядом с трибуной, на которой стояло несколько раскрасневшихся людей в деловых костюмах, заметно изнывающих от жары и волнения. Это были представители власти, должные объяснить причину исчезновения телевидения в стране. Как оказалось, не только в Москве, но и во всей России телевидение, по непонятной причине, в одночасье исчезло. И хотя во многих городах огромной державы существовали свои собственные трансляционные башни, системы кабельного и спутникового телевидения, это не спасло ни один город от страшной участи.

Специалисты недоумевали, почему исправное оборудование отказывается работать, хотя по всем законам логики работать должно. Собирались комиссии, состоящие из лучших специалистов в области радио– и телесистем. Велись вычисления, выдвигались гипотезы, но телесигнал не шёл, плёнки с записанными передачами размагничивались, цифровые носители «висли», вызывая системные сбои дорогостоящей аппаратуры, и никто не был в силах изменить катастрофическое положение вещей.

Среди митингующих было много активистов и представителей из различных городов необъятной Родины, и все считали виновниками трагедии президента в частности и правительство в совокупности.

Никто из людей, даже те, кто видел последнее, перевернувшее безмятежную жизнь граждан с ног на голову телешоу, не узнали появившихся из воздуха настоящих виновников краха останкинского чуда архитектуры.

Впрочем, узнать их было сложно. Василий отчего-то совсем не был похож на себя, он предстал в виде пузатенького невысокого старичка-профессора в белом халате, пенсне, с окладистой бородой и металлической указкой. Ангел тоже вовсе не походил на себя, то есть на небесное создание. Он появился в образе невысокого, худощавого и очень бледного молодого человека. Преобразившийся ангел нёс перед профессором-Василием большой плазменный телевизор на треножнике. Никто, конечно, не догадывался, что телевизор – на самом деле невероятным образом изменившийся холодильник марки «Samsung». Единственное, что было общего между двумя электробытовыми приборами – марка производителя.

– Пропустите профессора! Разрешите пройти! – требовательным голосом разгонял столпившихся у трибуны омоновцев молодой человек с телевизором. На вид он казался крайне хлипким, однако громадный телевизор нёс на удивление легко, словно тот был из картона. Омоновцы, хоть и не были предупреждены о визите какого бы то ни было профессора, послушно расступались, пропуская вперёд процессию. Вероятно, её деловой и крайне озабоченный вид не вызывал ни малейшего подозрения у представителей силовых структур. Преобразившаяся троица взобралась на трибуну и, бесцеремонно прервав оратора, объясняющего толпе, что проблемы с телевидением лишь временные и скоро всё станет, как прежде, протиснулась к парапету. Молодой человек установил телевизор на треножник, развернув его к ревущей толпе, и включил. Экран моргнул и, на удивление всех собравшихся, не исказился помехами, а засиял приветливой картинкой, изображавшей сердце столицы – Кремль.

Это подействовало на собравшихся гипнотически. Рёв толпы тут же смолк, и тысячи глаз уставились на единственный в стране работающий экран так, будто смотрели на божество, снизошедшее с небес.

– Граждане! – проговорил в микрофон профессор-Василий. – Разрешите, раз уж вы все здесь собрались, – будто извиняясь за что-то неприличное, начал он, – продемонстрировать вам один исключительно занимательный видеоролик.

В толпе не нашлось ни одного, кто бы воспротивился предложению.

– Спасибо! Итак, всем вам хорошо известен этот продукт. – Профессор направил указку в сторону экрана. Тут все увидели, как камера быстро отъезжает от панорамы Кремля, превращая её в этикетку, наклеенную на большую квадратную бутыль. Все без труда узнали дорогой сердцу каждого напиток. Это была водка. На множестве лиц появилась благоговейная улыбка, кто-то, кому не досталось халявного пойла из грузовика, рефлекторно сглотнул слюну, кто-то просто смотрел влюблённо и жадно.

– Так вот, – продолжил профессор, – мной получена некая бактерия, названая «Аннигиляционный освинариус», смысл жизни которой заключается в поглощении и переработке этилового спирта путём изменения его химического состава!

Люди начали непонимающе переглядываться, силясь сообразить, каким образом бактерия, поглощающая алкоголь, может вернуть им уничтоженную телебашню, но многие, глядя на работающий телеэкран, вдруг наполнились трепетной надеждой на чудо.

– Стоит только выпустить её в атмосферу, – при этих словах профессор вытащил из кармана халата небольшую склянку с розоватой жидкостью и потряс ею, словно колокольчиком, – и она мгновенно распространится на тысячи километров, вступив в реакцию с кислородом…

– Извините, э-э-э… – К странному учёному подошёл один, самый красный и потный из властьпредержащих, которого оторвали от пламенной речи.

– Профессор Васильев, – представился старичок, сверкнув пенсне.

– Вы, собственно, зачем это? – Подошедший уставился подозрительно. – Вы от какой организации?

– Вам неинтересно? – обиделся псевдоучёный. – Но ведь вас это касается напрямую!

– Меня? – изумился политик.

– Именно вас. Вы же очень любите водку, – сказал «профессор» утвердительно, словно знал наверняка.

– С чего вы взяли… да что вы себе позволяете?.. – возмутился представитель власти и завертелся, ища поддержки у коллег. – Кто вы такой, в конце концов?..

– Профессор Васильев, – напомнил пузатенький старичок. – Кстати, на память водка оказывает весьма пагубное воздействие, – назидательно проговорил он.

– Кто его пустил!? – грозно прокричал слуга народа, и из его нутра донёсся отчётливый спиртной запашок. Он и правда был охоч до сорокоградусной, каждый день регулярно поправляя с её помощью расшатанные бурной политической деятельностью нервы, и от потребления коей был вечно бордовый и опухший лицом.

– Очень рекомендую посмотреть ролик, – посоветовал невозмутимый «профессор», указывая на экран телевизора.

Политик, вытаращив глаза, в которых плясали бешеный танец молнии гнева, рефлекторно повернулся к экрану. В этот самый момент заставка с бутылкой сменилась расплывшимся розовым пятном.

– Это бактерия «Аннигиляционный освинариус», – пояснил «профессор», тыча указкой в колышущийся на экране объект, – сейчас она находится в изолированном состоянии и, выражаясь обыденной терминологией, попросту спит. Но стоит разбудить её, выпустив в окружающую среду, произойдёт кое-что весьма интересное. – Он загадочно улыбнулся.

На экране появилась склянка, в точности такая, какую «учёный» держал в руке. Открылась пробка, и произошло странное. На экране миллионы бактерий словно сошли с ума, они затрепыхались и моментально вырвались из склянки, как забытый хозяйкой на плите бульон. Розовые крапинки в секунду смешались с воздухом и полетели во все концы света, что было мастерски продемонстрировано анимационно. Тут же на экране появилась бутылка водки.

– Пока водка находится в закрытой бутылке, – прокомментировал псевдопрофессор, – бактерия ей не страшна, но стоит открыть, – тут пробка на экране сама собой отвинтилась и возникшие розовые стрелочки указали, как бактерии из воздуха внедряются внутрь стеклотары, – водка моментально теряет весь содержащийся в ней алкоголь…

Толпа панически ахнула, а у представителя власти нервно дёрнулась щека и защемило где-то внутри, под сердцем.

– … но зато, – продолжал комментировать «профессор», – она приобретает другое интересное свойство. Свойство, надо признаться, поразительное. Причём самое восхитительное, что вкус водки остаётся совершенно таким же, каким и был раньше. И ничего не подозревающий человек даже не узнает, что пьёт совершенно иной напиток, – тут он хихикнул, как нашкодивший мальчишка, – разве что почувствует лёгкий малиновый аромат.

– Что за свойство? – вскричал политик, внутренне понимая, что жуткий профессор изобрёл что-то, могущее повлиять на его личное жизненное счастье кардинально. – Что с ней станет!!!???

– Вопрос надо ставить по-другому, – поправил «учёный старичок», ехидно прищурившись, – что станет с тем, кто этой водки выпьет?..

– Что? Что с ним станет? – взревела толпа.

– У того, кто выпьет этой модернизированной водки, есть три пути! Первый и самый заманчивый – это прозрение! Сознание человека изменится, и он познает суть вещей. Второй, самый типичный – это возникновение свиного пятачка вместо носа и крайне сильное нежелание передвигаться горизонтально, а также моральная деградация! Фактически превращение в свинью. Ну, а третий – это, как ни печально для многих, глубокий, безмятежный и, заметьте, абсолютно трезвый сон, после которого желание пить пропадёт. А уж кому что выпадет, зависит лишь от интеллектуального и духовного уровня употребившего!

С минуту все молчали, глядя то на экран, где изображался человек на четвереньках с глупой свинской физиономией, то на «учёного», поглаживающего седую бородку.

– Да он ненормальный, – выкрикнул в микрофон опомнившийся слуга народа. – Это же бред! Белая горячка! Ну-ка, – скомандовал он омоновцам, – держите этого полоумного!

Послушные властной воле, люди в форме полезли на трибуну.

– Спокойно! – крикнул фальшивый профессор. – Или я её разобью! – Он поднял над головой склянку с розовой жидкостью.

Омоновцы в нерешительности остановились и вопросительно посмотрели на отдавшего приказ. Тот изобразил на лице эмоцию, прочесть которую можно было по-разному: то ли озлобленность, то ли вымученная жалость, то ли просто у политика в момент скрутило живот и ему нестерпимо захотелось в уборную.