Текст книги "Петр Великий и его реформа"

Глава VIII

Торговля и промышленность

Вводя новые налоги и повышая старые, Петр вместе с тем заботился о производительности народного труда и для этого старался развивать торговлю и промышленность. Из мер, принятых относительно торговли, наиболее важны относящиеся к торговле внешней. Увеличены были пошлины на товары, привозимые к Архангельску, и понижены на товары, привозимые в Петербург. Этим достигнуто было, что Петербург стал первым торговым портом. В 1726 году в Архангельск было привезено товаров всего на 36 тысяч рублей, а в Петербург – на 1 550 000 рублей. Также для развития торговли устраивались водные пути сообщения, по которым должно было идти товарное движение между Петербургом и внутренними областями: каналы Вышневолоцкий, связавший Неву с притоками Волги, и Ладожский, для обхода бурного Ладожского озера. Сооружение последнего потребовало много жертв и закончено было только в царствование Анны Иоанновны.

Петр старался развить сельское хозяйство. По его приказанию выписывались из-за границы для разведения в России улучшенные породы скота. Так, разведены были холмогорская порода рогатого скота на севере России и улучшенные породы овец на юге. Был издан закон, предписывавший снимать хлеб косами, вместо жнитва серпами. Введено было табаководство. Петр заботился о развитии шелководства и виноделия в прикавказских местностях. Но самою большою его заботой было устройство в России фабрик и заводов.

Насаждение крупной фабрично-заводской промышленности было одной из перемен, внесенных в русскую жизнь при Петре. До тех пор в нашем отечестве существовало лишь мелкое кустарное производство, издавна в том или другом районе, смотря по тому, какому промыслу благоприятствовали местные условия. Так, в Новгородской области существовала кустарная железоделательная промышленность. Здесь добывалась железная руда, из которой местные крестьяне на небольших домашних горнах выделывали серпы, косы и топоры. Суздальский и Шуйский уезды с тогда уже знаменитыми селами Ивановым (Иваново-Вознесенск), Дуниловым, Лежневым были известны производством холстов и полотен, которые приготовлялись на небольших домашних станках в крестьянских избах. В различных уголках России еще в XVII веке заметна кустарная промышленность, та же самая, которая гнездится там и поныне: село Холуй (Владимирской губ.) уже и тогда производило иконы; село Павлово (Нижегородской губ.) выделывало железные замки и т. д. Это мелкое производство поставляло товары не только на внутренний рынок, но производило товары и для заграничного отпуска. По свидетельству иностранного наблюдателя русской экономической жизни, Кильбургера, относящемуся к 70-м годам XVII века, ежегодно отпускалось за границу более 30 тысяч аршин русского холста, и в один год было вывезено за границу через Архангельск 168 500 аршин грубого сукна, цена которому была тогда 5–6 копеек за аршин.

Для того чтобы скупать продукты мелкого кустарного производства по отдельным крестьянским избам и отправлять их большими партиями за границу, нужны были значительные капиталы. Эти капиталы были уже налицо в XVII веке. Но эти капиталы, находившиеся в торговле, не касались пока промышленности. Московские капиталисты-гости вели, по словам Котошихина, торговые обороты до сотни тысяч рублей (до миллиона, если перевести на деньги начала XX века). Но, охотно пуская деньги в торговлю, московские гости совершенно не умели вкладывать их в производство. В Московском государстве XVII века шла бойкая торговля и существовал значительный торговый класс, но промышленность, кроме соляного промысла, который в обширных размерах вели северные монастыри и именитые люди Строгановы в своих сольвычегодских и Соликамских вотчинах, и кроме нескольких заведенных иностранцами при помощи казны фабрик и заводов, переживала мелкую форму и находилась всецело в народных руках; класса фабрикантов Московское государство не знало. Переход от мелкого производства к крупному, и притом от частного к казенному или пользующемуся казенной поддержкой, от народной кустарной промышленности к государственной фабрично-заводской был одним из наиболее заметных экономических явлений в России в XVIII веке.

Эта перемена вызывалась двумя причинами. Первою была война, которая задала русской промышленности ряд новых и тяжелых задач, требовавших притом ускоренного разрешения. Война вызвала к существованию огромную регулярную армию и совершенно новое явление – военный флот. Явилась необходимость в усиленном производстве предметов вооружения и снаряжения: потребовалось огромное количество сапог, мундиров, ружей, пушек, ядер, пороху, холодного оружия, канатов, парусов и множество других вещей, необходимых для военного и морского дела. Существовавшие ранее кустарные промыслы не могли удовлетворительно справиться с новыми и внезапными запросами. Их продуктов было недостаточно, и многие из них не годились для армии: сапоги из приготовленной с дегтем кожи промокали, сукно было слишком грубо для мундиров; иных отраслей промышленности, в которых теперь почувствовалась нужда, и совсем не существовало, а между тем война сокращала и частью пресекала иностранный ввоз. Таким образом ставились на очередь три задачи: расширять, усовершенствовать, а в значительной мере и создавать вновь различные отрасли производства. За эти задачи взялось само государство, учреждая или содействуя учреждению фабрик и заводов, насаждая промышленность в крупном виде и основывая ее на крупном капитале.

Учреждение фабрик и заводов, насаждение крупной фабрично-заводской промышленности соответствовали теоретическим взглядам того времени. Тогда господствовало политико-экономическое учение «меркантилизм», по которому богатство страны заключается в деньгах, в драгоценных металлах. Страна тем богаче, чем больше в ней золота и серебра. Поэтому цель экономической политики государства – привлечь в страну как можно более драгоценного металла. Средством для этого признавалось, во-первых, расширение вывоза товаров из страны, притом вывоза сфабрикованных предметов предпочтительно перед вывозом сырья, во-вторых, сокращение ввоза так, чтобы разница между вывозом и ввозом оплачивалась деньгами, притекающими тогда в страну. Для сокращения ввоза устанавливается высокий таможенный тариф. Для расширения вывоза государство предпринимает ряд мер к усилению производства. Оно учреждает фабрики; оно поощряет учреждение их частными лицами, снабжает предпринимателей средствами, обеспечивает им сбыт предметов казенными заказами и предоставляет им разного рода льготы и выгоды. Давая частной промышленности средства, государство сохраняет за собой контроль над этой промышленностью, вмешивается в технику производства, устанавливая для нее самые мелочные и подробные правила и вообще держит промышленность под своей постоянной опекой.

Вообще, Петр Великий ни в чем не был теоретиком, ничто не давалось ему с таким трудом, как отвлеченные теории. Но взгляды меркантилистов были тогда ходячими взглядами. Приложение этих взглядов на практике он мог хорошо наблюдать за границей, главным образом во Франции, фабриками и заводами которой он особенно интересовался, когда был в Париже и в Версале в 1717 году. В своей экономической политике он держался тех же приемов. Высокими таможенными пошлинами по тарифу 1724 года, доходившими до 37 % с цены привозимых товаров, он стесняет ввоз иностранных продуктов. В то же время он заводит крупную промышленность и усиленно поддерживает отечественное производство. Что принятые им меры к развитию фабричной промышленности вызывались не одними только военными потребностями, а имели более широкое значение и были именно практическим приложением идей меркантилизма, видно из того, что преобразователь создавал и поощрял различные производства, не относившиеся к армии и флоту или вообще к военному делу. Так, например, основывались шелковые, бархатные, ленточные фабрики, шпалерная фабрика в Петербурге для выделки гобеленов (тканых обоев) по образцу французских и т. п. Разумеется, Петр не шел так далеко, чтобы, поднимая русское фабричное производство, мечтать о вывозе русских фабрикатов за границу, но он руководился, по крайней мере, мыслью дать возможность стране обходиться продуктами своей обрабатывающей промышленности и этим сократить иностранный ввоз.

При основании разного рода производств правительство Петра, во-первых, сосредоточивало потребный для учреждений фабрик и заводов капитал, во-вторых, организовало необходимый для них труд. Для образования капиталов оно старалось соединять отдельных частных предпринимателей в промышленные компании, заставляло их складываться деньгами. Так, например, была составлена такая компания из приближенных к царю лиц: Шафирова, Толстого и Меншикова для производства шелку, бархату и других подобных материй. Пример, впрочем, оказался не из удачных: Шафиров скоро поссорился с Меншиковым. Петр принужден был выключить последнего из компанейщиков и заменил его Апраксиным, от чего, впрочем, дело не пошло лучше.

Насаждая промышленность, государство действовало двояким образом: или оно само непосредственно выступало предпринимателем и учреждало казенные заводы и фабрики, или содействовало частной предприимчивости и поощряло ее разного рода облегчениями и льготами. Основав фабрику, снабдив ее всем необходимым и пустив ее в ход, казна сдавала ее в аренду «содержателям». Такая аренда казенной фабрики была тогда наиболее распространенной формой участия частных лиц в промышленности. Льготы, которыми государство снабжало частных предпринимателей, открывавших заводы и фабрики, и казенных арендаторов, заключались в следующем. Посадские люди, заводившие фабрики, освобождались на некоторое число лет от всяких служб, которыми они были обязаны государству, причем обыкновенно на практике это освобождение затягивалось и сверх срока. Для фабрикантов и заводчиков, их семей и рабочих устанавливалась по гражданским делам особая подсудность. Они судились только в мануфактур-коллегии или в берг-коллегии и были неподсудны местным губернским и уездным судебным учреждениям. Кроме этих личных преимуществ, фабриканты и заводчики получали ряд материальных выгод для самого производства. Изделия фабрик и заводов освобождались от пошлин при продаже; были случаи установления монополии в пользу той или другой компании. Так, упомянутое выше товарищество Шафирова и Толстого получило исключительное право на производство шелковых и бархатных материй. Для большинства фабрик государство являлось и наиболее значительным покупателем. Наконец, оно приходило на помощь предпринимателям прямо с денежными субсидиями, выдавая беспроцентные денежные ссуды на определенное число лет с обязательством погасить долг продуктами производства.

Таковы были приемы государства для разрешения первой задачи – для привлечения капиталов к промышленности. Оно действовало тут «не предложением только, но и принуждением», как писал Петр, т. е. составляло компании, не осведомляясь о желании зачисляемых в них членов и отдавая в аренду казенные фабрики торговым людям, «хотя и неволею», как сказано в одном указе. Эти старания не оставались без успеха: капиталы привлекались и организовывались; являлись отдельные предприниматели и устраивались компании. Труднее было справляться с организацией другого необходимого элемента производства – труда. Притом на крупную фабрику того времени требовался труд очень искусный и тонкий, так как до открытия силы пара и изобретений паровых двигателей и машин на фабрике XVIII века все почти производилось ручным трудом. Работа от руки требовала гораздо более искусного работника, чем какой нужен при машине, заменяющей человеческое искусство в работе и нуждающейся только во внимательном наблюдении и тщательном уходе за собой. Поэтому вместе с созданием фабрик предприниматели должны были создавать и фабричного рабочего, подготовляя его выучкой. Но главная трудность состояла даже не в том, чтобы его обучить, а в том, чтобы найти. Лучшей рабочей силой 453для мануфактуры был свободный труд вольнонаемного работника, и это уже начинали сознавать предприниматели того времени. Тем не менее фабрика XVIII века принуждена была пользоваться несвободным трудом вследствие недостатка свободных рук при тогдашнем крепостном строе и даже предпочитала его, потому что она затрачивала средства на подготовку и обучение рабочего и слишком много теряла в нем в случае его ухода. Учреждая крупную фабрично-заводскую промышленность, Петр принимал меры к обеспечению ее несвободным трудом. В этих мерах заметны два взгляда на значение фабрично-заводской работы. Во-первых, она приобрела характер наказания: завод и фабрика стали тюрьмой, куда направлялись преступные элементы. Еще в 1699 году тюменскому воеводе было предписано назначать в работу на кирпичных заводах «татей, мошенников, и пропойц», сковывая по два человека шейными и ножными железами. В 1701 году нерчинский воевода получил предписание для той же цели назначать ссыльных. В одном из писем к кн. Ромодановскому Петр просит его доставить человек 200 воров, необходимых для работы. Некоторую часть рабочего персонала на полотняных и парусных заводах составляли так называемые «винные (т. е. виновные) бабы и девки», – женщины, отправленные туда в наказание. В городах предписывалось учреждать на городские средства особые «прядильные домы», в которые заключать «неистовый женский пол». Во-вторых, труд на фабрике и заводе рассматривается как вид повинности. Законодательство Петра, преследуя и стараясь искоренить класс вольных людей, не занятых никакою службою, предписывало всякого рода «гулящих людей», нищих и праздношатающихся отдавать на фабрику. Такие люди получили название «вечно отданных на фабрику» и стали принадлежать фабрике потомственно. Так появились особые крепостные, принадлежащие фабрикам. В знаменитом законе 18 января 1721 года эта мера получила широкий характер: купцам разрешалось покупать к фабрикам и заводам целые деревни крепостных крестьян; но такие деревни в отличие от дворянских становились принадлежностью именно фабрик как учреждений, а не собственностью их владельцев, и без фабрик не могли быть отчуждаемы; впоследствии эти крепостные получили название посессионных крестьян. Легко понять, почему фабрикантам и заводчикам жаловалось право приобретать крепостных крестьян, которое принадлежало служилым людям, дворянству: занятие фабрично-заводской промышленностью рассматривалось как государственная служба, и собственники или «содержатели» крупных фабрик стали получать чины по Табели о рангах. Эта служба со времени закона 1721 года стала поддерживаться теми же средствами, которыми до тех пор поддерживалась военная и гражданская служба, т. е. землею с крепостным населением. – Фабриканты и заводчики получили перед помещиками даже особые преимущества в крепостном праве: в 1722 году им было разрешено не выдавать беглых крепостных, поступивших к ним на фабрики, и дворянство указывало на фабрику, как на главный канал для крестьянских побегов.

Все эти старания, направленные к насаждению и развитию фабрично-заводской промышленности, принесли уже при Петре заметные плоды. Наиболее видные успехи сделала металлургическая промышленность. Ее районы были уже предуказаны ранее, и теперь капитал шел туда разыскивать допетровского кустаря. Капитал преобразил производство: мелкие домашние горны уступили место крупным заводам, на которых прежний кустарь является в виде рабочего. Крупные заводы были основаны в тех местностях, где, как мы видели, добывалась и обрабатывалась руда уже раньше. Таковы были Петровские и Повенецкие заводы в Олонецком крае, тульские казенные заводы и частные Демидова и Баташева. Особенно широкое развитие стала получать металлургическая промышленность в горном округе Урала по обе его стороны: по верховьям Камы в Кунгурском и Соликамском уездах и по верховьям рек, входящих в систему Оби, в Верхотурском и Екатеринбургском уездах. По одной из многочисленных ведомостей, хранящихся в кабинетных бумагах Петра Великого, в 1718 году было выплавлено на русских заводах 6 641 тысяча пудов чугуна, из которых 868 (13 %) на казенных заводах, а остальное количество (87 %) на частных. Такая масса добываемого металла позволяла без труда вооружать армию и флот и вести Северную войну оружием собственного изготовления.

Менее успешно, чем горное дело, шло суконное производство. Уже в начале XVIII века в Москве заведены были частные суконные фабрики посадских людей Серикова и Дубровского, а в 1705 году Петр с радостью писал Меншикову, что «сукна делают и умножается сие дело изрядно и плод дает Бог изрядный, и я сделал себе кафтан из него к празднику». В одном указе 1712 года высказывается даже мысль о том, что лет через пять суконное дело до такой степени разовьется, что для обмундирования армии можно будет обойтись русским сукном, не покупая заграничного. Число суконных фабрик, действительно, росло. Одеть всю армию только русским сукном Петру, однако, не удалось, и правительству пришлось прикупать для этой цели некоторое количество немецкого сукна.

Полотняное дело было одним из самых развитых уже до Петра, благодаря распространению культуры льна и пеньки в крестьянском хозяйстве и несложности самого производства, вполне доступного домашним средствам. Кустарная выделка полотна в тех же районах, где и в наши дни сосредоточиваются прядильное и ткацкое производства, как льняное (Ярославский уезд), так и хлопчатобумажное (Суздальский, Иваново-Вознесенский и Шуйский районы), была настолько сильна, что могла бы конкурировать с фабрикой; но законодательство Петра своим вмешательством нанесло этой отрасли промышленности тяжелый удар. Заботясь об увеличении вывоза русских полотняных изделий за границу и совершенно не будучи знаком с условиями домашнего производства, Петр издал указ, чтобы ширина выделываемых в России полотен вполне соответствовала заграничной, и воспретил, под страхом обычных тогда суровых взысканий, выделку узкого полотна, какое вырабатывалось кустарями. По провинциям из местных служилых людей были назначены мануфактур-коллегией особые надзиратели за соблюдением этих законов, «дворяне у присмотру пененного дела, и делания широких полотен», как они официально назывались. Между тем делать широкие полотна указанных в законе размеров, в аршин с четвертью и в 1 1/2 аршина, домашним способом оказывалось совершенно невозможным по той простой причине, что станки, необходимые для полотна такой ширины, не помещались в тогдашних крестьянских избах. Широкие полотна могли выделываться только на фабриках, которые стали заниматься также производством тонкого, высших сортов, полотна, какого не умели делать кустари.

Подведем итоги сказанному о фабрично-заводской промышленности при Петре. До Петра преобладающей формой промышленности было мелкое кустарное производство. С XVIII века правительство начинает искусственно насаждать крупную промышленность, вызванную казенными, главным образом, военными нуждами и опирающуюся на современные политико-экономические взгляды. Удовлетворяя казенные потребности, эта промышленность получила казенный характер. Оба элемента производства – и капитал, и труд – были организованы государством в значительной степени принудительным путем. Правительство насильственно составляло капиталы, образуя промышленные компании, которым оно давало также казенные субсидии. Оно же устраивало труд на фабриках и заводах, придавая ему те же несвободные формы, в каких он уже действовал в земледельческой промышленности. Фабрике дано было право владеть крепостными деревнями. Успехи фабрично-заводской промышленности были на первых порах быстры, но не прочны. Сделав порывистое движение вперед при Петре, благодаря его энергичной поддержке, эта промышленность затем слабеет и развивается очень туго, постоянно нуждаясь в самой заботливой опеке со стороны государства.

Глава IX

Народное просвещение

Другим средством поднятия производительности народного труда было распространение знаний, народное просвещение. Петр хорошо понимал пользу просвещения и старался распространить его в России. До Петра просвещение не шло дальше грамоты, т. е. обучения чтению и письму. Никаких наук не преподавалось. Притом обучение грамоте было личным частным делом каждого. Кто желал учиться, подыскивал себе грамотного человека, у которого и выучивался за условленную плату азбуке, складам и чтению. По большей части такими уроками занималось духовенство. Государство не учреждало школ. Первою государственною школою была высшая школа в Москве, учрежденная при царевне Софье и получившая название Славяно-греко-латинской академии. По первоначальному замыслу это должно было быть высшее общеобразовательное училище вроде университета; но на практике из академии создалась специальная богословская школа. Во главе академии были поставлены ученые греки, братья Софроний и Иоанникий Лихуды, присланные константинопольским патриархом. Греческий язык, в котором видели оплот православия против латинских заблуждений, был положен в основу преподавания в академии. Лихуды, однако, действовали недолго. Они навлекли на себя чем-то неудовольствие нового патриарха Адриана и были отставлены в 1694 году. С их удалением академия пришла в упадок. Расстроилось преподавание; пришло в негодность и самое здание академии, остававшееся без ремонта: развалились печи, обрушился потолок. Петр думал первоначально восстановить академию, расширив круг преподаваемых в ней наук, но потом бросил эту мысль. В первые годы реформы ему нужна была не общеобразовательная школа с преобладанием риторики, ему нужен был мореплаватель, артиллерист, инженер, техник, дипломат, знающий язык и политику, – словом, человек, прошедший специальную выучку для военной или гражданской службы. С этой целью специальной подготовки к службе государство открывает в начале XVIII века целый ряд учебных заведений. Для обучения навигацкой науке (мореплаванию) молодые люди посылались за границу, но они являлись за границу слишком неподготовленными, не зная ни иностранных языков, ни тех математических наук, которые необходимы для мореплавания. В 1700 году в Москве на Сухаревой башне была открыта Навигацкая школа. Во главе ее был поставлен вывезенный Петром в Россию из Англии профессор Фарварсон, который обучал в школе в сотрудничестве с двумя англичанами. В школу было предписано набирать детей всех сословий от 12 до 17 лет, но затем, так как охотников поступать в школу оказывалось мало, стали принимать и 20-летних. В ней преподавались математические науки: арифметика, геометрия, тригонометрия, геодезия, астрономия. Эта математическая навигацкая школа стала во главе целой сети провинциальных низших математических или, как их стали называть, «цифирных» школ. Когда в Навигацкой школе стали кончать ученики, прошедшие ее курс, они стали рассылаться по провинциям с тем, чтобы завести при архиерейских домах и при значительных монастырях школы и обучать в них детей всех сословий от 10 до 15 лет «цифири (арифметике) и некоторой части геометрии». Без свидетельства об окончании курса в такой школе священникам воспрещалось венчать молодых людей. Таких цифирных школ было открыто до 42, а число набранных в них учеников достигало 2000. Таким образом была заведена сеть математических школ с Навигацкой школой во главе. Навигацкая школа в 1715 году была переведена в Петербург и получила название «Морской академии», причем она стала сословной: в нее, как и в другие основанные тогда академии, Инженерную и Артиллерийскую, стали приниматься лишь дети дворянства. Параллельно с сетью цифирных школ создалась другая сеть, духовных училищ. С конца XVII века кое-где по епархиям просвещенные архиереи, преимущественно из малороссиян, по собственному почину и на свои средства заводили и содержали школы. Таковы были: школа в Ростове, основанная в 1702 году митрополитом Дмитрием Ростовским, училище в Смоленске, Рязани, Казани; в особенности обширно и хорошо была обстроена школа в Новгороде, основанная митрополитом Иовом, пригласившим в руководители ее отставленных от академии братьев Лихудов, которые и подняли преподавание в этой школе на неизвестную другим школам высоту. Ученики Новгородской школы Иова основали до 16 низших школ в Новгородской епархии. С учреждением Синода и изданием устава его, или так называемого «Духовного регламента», в 1721 году, учреждение епархиальных школ, бывшее до той поры делом частного почина некоторых архиереев, стало обязательным для всех архиереев, и к 1725 году таких духовных училищ открыто было до 46. Учителями в них являлись кончившие в Московской Славяно-греко-латинской академии, вновь оживленной и сделавшейся окончательно богословским учебным заведением, которое стало, таким образом, во главу сети духовных школ, подобно тому, как Морская академия стояла во главе школ цифирных. В Духовный регламент составитель его, псковский архиепископ Феофан Прокопович, внес статью, содержащую устав духовной школы. В этих статьях дается как бы образец духовного училища. Феофан широко ставил задачу обучения в своем уставе и проводил новый для того времени взгляд на приемы воспитания. В программу духовной школы он вводил не только словесные науки, как грамматику, логику с диалектикой, риторику, философию и богословие, но и математические, как арифметику и геометрию, физику, и науки, имеющие дело с фактами, как историю, географию, политику. Новый прием воспитания, вносимый Феофаном в духовную школу, заключался в том, чтобы захватить ребенка в раннем возрасте и совершенно оторвать его от грубой, невежественной окружающей среды и переделать его натуру в наглухо закрытых стенах школы. Принимать детей в школу рекомендовалось не старше чем в 10-летнем возрасте, «ибо такого возраста дети», пишет Феофан, «еще не вельми обучилися злонравия и если обучилися, однакож не закрепли обычаем и можно таковых нетрудно отучить». Первые три года школьник совсем не должен был видаться с родными; впоследствии разрешается отпускать его к родным, но не чаще, чем два раза в год, и не больше, как на 7 дней каждый раз. Общежитие учеников в школе строго закрытое, устроено «образом монастыря». Регламент предписывал каждому ученику место отвести при стене, где «стоит его кроватка складная; такоже шкаф на книги и иные вещицы и стулик для сидения». Жизнь идет по строжайшему расписанию, определяемому звоном «колокольца», который возвещал время всякому делу и покою: когда спать ложиться, когда вставать, когда молиться, идти за трапезу и пр. Ежедневно полагалось на прогулку два часа после обеда и ужина, причем ученики должны были упражняться в играх, «честных и телодвижных». Для развлечения за столом устраиваются чтения историй воинских или церковных или играет музыка. Дважды в год однообразие школьной жизни нарушается устройством торжеств: диспутов, комедий или риторских экзерциций, цель которых развить в учениках «честную смелость», которая требуется для предстоящей им дальнейшей деятельности – проповеди слова Божия. «Таковое молодых людей житие, – говорит регламент, – кажется быть заключению пленническому подобное, но оно окажется сладким всякому, кто к нему привыкнет». Во главе академии стоит ректор, за поведением учеников наблюдает «префект», который назначается из людей, хотя и неученых, «обаче честного жития человек не вельми свирепый и не меланхолик». Префект мог наказывать «малых розгою, а больших словом укоризненным». Только уже если ученик упорно не поддается воздействию этих средств, «окажется детина непобедимой злобы», тогда его можно подвергнуть исключению. Такая система воспитания должна оказать на природу воспитанника самое благотворное влияние и в корне переделать его нрав: «дитя, аже и тигр нравом будет, – пишет Феофан, – агнчую тамо (в школе) восприемлет кротость».

Итак, при Петре впервые возникло и было распространено школьное образование. Почти в каждом провинциальном городе оказалось две школы: светская и духовная. Сеть духовных школ оказалась крепче и прочнее сети школ светских. Духовные школы не прекращали своего существования, из них возникли позднейшие епархиальные духовные семинарии. Цифирные школы стали пустеть, и в 1727 году в них уже считалось всего 500 учеников. Они потом закрывались или переходили в гарнизонные школы для солдатских детей. Между той и другой школой завязывалась борьба за учеников. Не следует забывать, что отношения школы к ученику и ученика к школе в то время не были похожи на теперешние. Школа рассматривалась как служба или как предварительная ступень к службе. Ученики во время прохождения курса получали жалованье и подвергались здесь тем наказаниям, которые грозили за неисправности по службе. Их приходилось вербовать в школу насильно и насильно там удерживать. «Недоросль» того времени, проведший детство в деревенском приволье, не знавший никаких стеснений и вдруг попавший под суровую дисциплину в школе, обязанный все делать по звону колокольца, конечно, чувствовал себя в стенах школы, как птица в клетке, и при удобном случае обнаруживал стремление бежать. В каждой школе значительный процент учеников оказывался «в бегах», подобно тому, как и в списках служилых людей всегда оказывались «нетчики». Школа отталкивала от себя своими жестокими педагогическими приемами. По уставу даже дворянской Морской академии в каждом классе вместе с учителем должен был находиться солдат из отставных с длинным хлыстом в руках, которым он возбуждал внимание учащихся и тут же расправлялся с провинившимися. Тогдашние руководства были мало понятны, а телесные наказания грозили на каждом шагу. Не ограничиваясь организацией школы, Петр много заботился о книге. Постоянно по его повелению писались, переводились, издавались и распространялись в публику разного рода книги, между прочим, и различные учебные руководства, от научных сочинений до простых включительно. Эти руководства стали печататься введенным Петром русским гражданским шрифтом, отличным от прежнего славянского.