Текст книги "Угонщики"

Угонщики
Михаил Болле

«Самая большая глупость – это делать тоже самое и надеяться на другой результат»

Альберт Эйнштейн

© Михаил Болле, 2016

© Павел Валерьевич Щербаков, дизайн обложки, 2016

Редактор Олег Валентинович Суворов

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В романе «Угонщики» все события, места действия и персонажи вымышленные, а любые совпадения с реальностью случайны.

Пролог

Здравствуй, читатель! Сразу хочу предупредить, что не собираюсь заваливать твою светлую голову, словно старый чердак, тем, что впоследствии никогда никому не пригодится. Об этом настоятельно прошу помнить, когда будешь читать моё детище под прытким названием «Угонщики». Поехали!

Глава 1
Создай «Общество законопослушных автолюбителей» и в него вступят все угонщики

В самом центре Москвы, неподалёку от Храма Христа Спасителя, во Всеволожском переулке напротив дома №3 сизоносый дворник, чем-то напоминавший разгоряченного вождя мирового пролетариата (как известно, никаких выборов на данную должность не проводилось!), усердно разметал тополиный пух огромной метлой. Он старательно прятал от прохожих свои коварные глаза, в то время как мимо него медленно проезжали машины, стараясь не задевать своих собратьев, плотно припаркованных по обеим сторонам узкого переулка. Время близилось к полудню, и солнце начинало ощутимо припекать. На огромном, покрытом множеством мелких шрамов лбу дворника выступили капли пота. Соединяясь воедино, они тонкими веселыми ручейками сбегали по пыльным вискам вниз, огибая седые косматые брови.

Наконец дворник остановился, вытер лоб рукавом засаленной оранжевой куртки с «наспинной» надписью «Центральный административный округ №666» и поднял голову вверх. В безоблачном небе весело кружил белый почтовый голубь, словно выбирая себе пристанище на одной из крыш старинных домов.

«Сколько же я их сожрал за последние триста лет? Теперь уже не упомнишь… – мелькнуло в приплюснутой голове дворника. – Эх, поймать бы и этого красавца!».

Кувыркнувшись несколько раз подряд, почтарь словно бы угадал мысли дворового хищника и устремился вниз. Он пикировал прямо на дворника, заворожено пялившегося на него. Когда до столкновения оставалось не более пяти метров, птица мира резко взмахнула крыльями, мгновенно выросшими до гигантских размеров, изменилась в окрасе и обернулась двуглавой гарпией со стальными

перьями. Схватив жалкое подобие антихриста когтями за шиворот, псевдоголубь воспарил обратно в небеса. Дворник шипел, плевался, размахивал метлой, но всё было бесполезно. Они быстро достигли высоты третьего этажа и зависли в воздухе. Немного поразмыслив, гарпия совершила посадку на карниз под новеньким стеклопакетом. Умело действуя обоими клювами, птица мощно саданула по лысому темени отчаянно верещавшего дворника, тут же превратившигося в жирного котяру с козлиной бородкой, после чего сделала это еще и еще.

А за окном, в шикарной спальне, обдуваемые легким ветерком кондиционера мирно спали обнаженные Тимофей и Вика.

Недавно отпраздновавший двадцатипятилетие, художник по призванию и специальности Тимофей Бородин выглядел немного старше своих сверстников. У него было доброе загорелое лицо, обрамленное кудрявыми светлыми волосами, спускавшимися по самые плечи. В ухе он носил большую серебряную серьгу, а под нижней губой – тонкую рыжеватую бородку в виде ровно выбритой полоски. Росту Тимофей был среднего, телосложения нормального, а на левой лопатке имел большую цветную татуировку в виде солнца с длинными языками пламени. Художник принадлежал к числу тех интеллигентных, доброжелательных, одаренных и благоразумных людей, которых в нашем обществе скорее принято считать олухами Царя Небесного, чем примерами для подражания. Он всегда жил с открытым забралом, веря в искренность человеческих отношений, из-за чего постоянно страдал и больше терял, нежели приобретал. И еще он искренне верил в светлое будущее своего отечества, численность населения которого составляет всего два процента от всего человечества, зато имеет в своих недрах две трети полезных ископаемых нашей планеты!

Что касается его подруги Вики, то это была та ещё штучка! Ее самолюбие порой доходило до сумасбродства. Она столь неистово восхищалась собственной внешностью, что подруги не верили собственным ушам, а однокурсники не знали, как к ней подступиться. Природа и правда не поскупилась в её случае: льняные, всегда душистые и свежевымытые волосы ниспадали с округлых белых плеч и доходили до середины девичьей груди с задорно вздернутыми сосками-вишенками. Тонкая талия и платиновая сережка-бабочка в пупке демонстрировались окружающему миру при каждой возможности. Глядя на её лицо, от которого трудно оторвать взгляд, можно было подумать, что изящнее и совершеннее черт просто не существует. С детства избалованная родителями-дипломатами, да еще, будучи невероятно красивой девушкой, Вика к своим двадцати годам полностью овладела высоким искусством обольщения. Иначе говоря, досконально изучив все слабые места в психике противоположного пола, она мастерски сочетала кокетство, лицемерие и мнимую беззащитность, что помогало ей добиваться своих, увы, низменных целей.

А эти низменные цели всегда были одни и те же: завлечение, порабощение и полновластное использование «заарканенных» мужчин, в качестве средства для удовлетворения собственных прихотей. По глубокому убеждению Вики, как мерин предназначен смиренно возить телегу, дворовый пёс – преданно сторожить дом, а гусь безропотно подаваться к столу в окружении яблок, так и мужчины должны воспринимать красивых женщин в качестве восьмого чуда света, жертвуя для них всем – начиная от кошелька и кончая жизнью. Вот вам и подруга художника!

Мирный сон спящей пары был резко прерван мелодией свадебного марша – это звонил сотовый телефон Тимофея. Вика недовольно заворочалась, зато художник вскочил как ошпаренный. Первым делом он взглянул в окно, но кроме голубя, расхаживавшего взад-вперед по карнизу, никого не увидел. «Кыш, мерзавец, а то опять все обосрешь!» – подумал успокоившийся Тимофей, лениво взмахивая рукой.

Почтарь передернул хвостом, покрутил головой, взмахнул крыльями и был таков. Художник нащупал свой мобильник среди вороха лежавшего возле кровати белья, и поднёс телефон к уху:

– Алло…

На другом конце послышался женский голос с бойким южным говорком:

– Доброе вам утречко.

– Да… – сипло ответил Тимофей.

– Беспокою вас по поводу объявления.

– Слушаю вас…

– Агрегат не продали ещё?

– Что? – подавил зевок художник.

– Ну машину ещё не продали? «Ягуар», черный металлик, тут написано за шесят тыщ долларов, – заволновалась женщина-тараторка.

– Да нет ещё, – оживился Тимофей и даже откашлялся. Встав с кровати и продолжая разговор, он отправился на кухню.

– Как бы можно было повстречаться, да и посмотреть на него и на вас на всякий случай?

– А когда вы хотите?

– Сегодня, часа в два, если можно, конечно.

– Конечно можно. Приезжайте во Всеволожский переулок, дом номер три. Я буду ждать вас у подъезда.

– Кстати, вас как зовут?

– Очень простенько – Галина Васильевна.

– Очень приятно, а меня – Тимофей. Ну, до встречи.

– До свиданьяца вам, Тимоша.

Стоя у холодильника, он выключил телефон, улыбнулся и почесал затылок: – Наконец-то это дурацкое объявление сработало. – Затем достал из морозилки блинчики с творогом, лихо разорвал упаковку и запихнул их в микроволновую печь. Тима выглянул в окно и ахнул – Москву завалило тополиным пухом. Всё вокруг сразу подобрело, стало пушистым, ласковым, город белел за окном, выманивая на улицу, – так и тянуло пробежаться по переулку в кружении «летних снежинок». Наш герой любил лето и все его признаки. «Пух – добрый знак!» – подумал Тима и широко улыбнулся.

Минут через двадцать, уже облаченный в шелковый китайский халат, Тимофей вернулся в спальню. На лице он нес счастливое выражение, а в руках – поднос с дымящимся кофе. Там же на подносе в глиняной грузинской миске лежали подогретые блинчики, из розетки с вишнёвым вареньем торчала маленькая серебряная ложечка, а в самом центре разместилась китайская вазочка с душистой белой лилией.

Подойдя к постели, он громко прогудел губами нечто вроде побудки, после чего торжественно произнес:

– Просыпайтесь, принцесса. Завтрак в постель!

Вика поежилась, открыла глаза, посмотрела на поднос и вяло спросила:

– Ну и чего ты так орешь?

– Просыпайся, моя красавица, пора вставать, – ласково повторил влюбленный.

Вика надула губы, прикрылась простыней и села на кровати. Затем лениво поправила волосы, целомудренно зевнула, забыв прикрыть рот рукой, и заявила:

– Сам разбудил – сам и корми!

– С превеликим удовольствием! Что тебе снилось, нежная моя?

– О-о-о… – игриво потянулась Вика, – обалденное эротическое приключение…

– Надеюсь, я в этом приключении был в главной роли?

Девушка загадочно посмотрела на Тимофея, ещё раз зевнула и небрежно сообщила:

– Нет, в эпизодической…

Глава 2
Сегодня всё и провернём

«Лиха беда начало», гласит старинная русская пословица. Интересно было бы узнать, не после того как её значение объяснили И. Гёте он изрек своё великое высказывание: «Я не создан для этого мира, где стоит только выйти из дому, как попадаешь в сплошное дерьмо…»

На улице было жарко и душно, но не так жарко и душно, как это бывает, например, в стране улыбок – Таиланде, с его тропической природой, теплым морем, потрясающими ландшафтами и удивительными памятниками буддийской архитектуры. Жарко и душно было по-московски, когда, вдоволь надышавшись выхлопными газами, хочется просто сдохнуть или изваляться в снегу, подобно вшивой собаке. Знойное летнее небо казалось тусклым и каким-то запыленным, а не свежим и чистым, как это бывает в морозные январские деньки. Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, словно забыл «отлить», Тимофей стоял на углу своего дома и поглядывал на часы. Некогда это здание выглядело уныло и непрезентабельно: ржавая, местами залатанная крыша, обсыпавшаяся штукатурка, сгнившие оконные рамы, выпавшие наружу кирпичи и разбитые ступеньки подъезда. На лестничных площадках постоянно пахло кошачьей мочой, и повсюду громоздился хлам. В доме были одни коммуналки, где преимущественно жили личности маргинальные и даже подозрительные. Но с тех пор всё кардинально изменилось.

Коммуналки расселили, дом отреставрировали и понаделали в квартирах таких евроремонтов, что он перешел в категорию престижных.

Тимофей с сожалением косился на вороной «Jaguar-ХКR», только что пригнанный им с охраняемой автостоянки. Из открытого окна первого этажа ароматно тянуло горячим шоколадом, настраивая прохожих на нерабочий лад. Впрочем, в какое время года и суток этот самый лад бывает в России рабочим? Художник облизнулся и, поскольку клиентка опаздывала, уже хотел было сам ей перезвонить, но тут к подъезду подъехало такси. Задние дверцы одновременно распахнулись, и на улицу вышли женщина и мужчина примерно одного возраста – лет около сорока пяти-семи.

Увидев их, Тимофей призывно взмахнул рукой и громко спросил:

– Извините, но вы случайно не Галина Васильевна?

– Да, это я, конечно, я, – кивнула полная женщина с высоким пучком на макушке. Одета она была в непонятного цвета джемпер и вычурную цветастую юбку. На рыхлом плече болталась старомодная дамская сумочка, словно бы только что вынутая из бабушкиного сундука.

– А вы, должно быть, Тимофей?

– Он самый.

– Познакомьтеся, это мой муженёк Женя, – и будущая покупательница указала на невысокого мужчину с печальным лицом, прической а-ля конюх, в дешевом помятом костюме, стоптанных ботинках и страдавший одышкой. Казалось, скажи ему обидное слово, и он тут же расплачется навзрыд.

Тимофей окинул парочку беглым взглядом, несколько удивившись тому, что подобная категория людей заинтересовалась его крутой тачкой. Они с Евгением обменялись рукопожатием.

– Што ж, Тимоша, приступим к осмотру? – предложила Галина Васильевна.

Тимофей кивнул, нежно открыл водительскую дверцу и предложил парочке подойти поближе к чуду британских автомобилестроителей. Приземистый, с вытянутой «мордой», украшенной большими раскосыми фарами, сверкающий литыми дисками на колесах с широкими шинами, загадочно-манящий максимально затемненными стеклами «Jaguar» казался каким-то инородным телом в обычном московском переулке. За год с небольшим Тимофей успел привыкнуть к этому чуду, полагая его лучшим в мире, однако сейчас его надо было продать, а для того – расхвалить. Впрочем, последнее было совсем несложно.

– Данная модель является юбилейной, – вдохновенно начала он.

– В двухтысячном году их выпустили всего триста штук, понимаете? Здесь имеется полный электро-пакет, подвеска CATS, овальный люк, настоящий кожаный салон, навигатор…

– А объёмчик двигателя, какой у нас? – перебила дотошная покупательница.

– Четыре литра. Не машина, а зверь. Кроме того, имеется навигатор, климат-контроль, тормоза BREMBO, спортивный съемный руль и, как сами видите, эксклюзивный тюнинг ARDEN. Родные диски и резина в идеальном состоянии.

– А музычка какая? – поинтересовался Евгений.

Круговой Dolby Surround, мощный усилитель в багажнике, специальная подсветка на динамиках и всё от фирмы JBL. Далее: сигнализация серии PANTERA-SLK с дистанционным отключением с пульта управления. На капоте блокиратор Hood-Lock.

– Шо это такое? – не поняла Галина Васильевна.

– Ты не лезь в музыку, я знаю, – поспешно заявил её муж, смешно шепелявя, – благодаря этой штуке капот очень сложно вскрыть. Хорошая вещь. Без грубого обращения не обойтись.

– Это точно, – согласился Тимофей и продолжил: – Кроме этого на машине установлена система «Ля-Джэк», чтобы следить за ней через спутниковый радиосигнал. Получается, что угнать её практически невозможно, поскольку полиция сможет вычислить её в любом месте. Одним словом, не автомобиль, а мечта!

– «Ля-ля-Джэк» говоришь… На документики можно взглянуть? – несколько подозрительно спросила дама.

– Почему же нет? – Тимофей достал из «бардачка» папку с полным пакетом документов.

– И шо, этот ваш «Ягувар» точно снят с учёта?

– Конечно, снят! Вы же сами видите, что у него транзитные номера. Я их ровно неделю назад получил.

– Может, прокатимся? – предложил Евгений, скривился и как-то по-дурацки прищелкнул языком.

– Естественно, – согласился Тимофей, откидывая пассажирское сиденье: – присаживайтесь, пожалуйста.

Когда «Jaguar», плавно паря над асфальтом, достиг Пречистенской набережной, Галина Васильевна заметно «помягчела душой»:

– Мне нравится. Думаю, шо наши молодожены останутся довольны.

– Так вы не для себя покупаете машину?! – обрадовано поинтересовался Тимофей.

– Конечно, не для себя. Мы и на старой «Волге» поездим, а это для нашего сыночка единственнавово – подарок на свадьбу варганим. Любим его – сил нет!

– И весьма роскошный подарок!

– Так у нас и сыночек роскошный, умница хоть куда. И невесту себе нашел красавицу – настоящая казачка. Дочка атамана, между прочим. В общем, все счастливы, – радостно сообщила словоохотливая покупательница и продолжила, – Сплошная благодать, да и только. Ну, а вы, Тимоша, почему решили такую машину шикарную продать?

– Все упёрлось, как обычно – в деньги.

– Широко жить не получается? Не хватает средств содержать?

– Значит, к нотариусу едем? – вдруг спросил ее муж, услышав напоминание о деньгах.

– Что, прямо сейчас? – удивился Тимофей.

– А шо откладывать-то? Сегодня всё и провернём, – поддержала мужа Галина Васильевна: – Напишите нам генеральную доверенность, и поедем в банк за деньгами. Они у нас на Даевом переулке лежат, недалеко отсюда. Мы уже подготовились!

– Будь по-вашему, тем более что все документы у меня с собой – согласился Тимофей и повернул на Зубовский бульвар в сторону ближайшей нотариальной конторы. Пока добирались до места, дама развлекала мужчин историями из жизни. Например, такой:

– В нашем отделе автобазы работает шесть человек, причем пятеро из них мужики и одна я – баба среди них. Как-то по осени у нас проходило небольшое совещаньеце. Я стою, читаю отчет перед ними, а все мои пятеро сослуживцев сидят вокруг стола и внимательно так слушают. Вдруг стук в дверь, в каптерку нашу заглядывает молодой водитель и вежливо так спрашивает: «Простите, кто из вас Галина Васильевна?»

Тем временем, Тимофей подумал о том, что в качестве моральной и физической поддержки стоит пригласить на такую серьезную сделку своего друга. Ведь машину-то он продает впервые в жизни! Поэтому, когда они приехали и заняли очередь к нотариусу, Тимофей вышел в коридор и достал из кармана мобильник.

Глава 3
Я снял трусы

Ленинский проспект, «Дом фарфора», квартира на шестом этаже. В ванной лежал смешной, круглолицый человек двадцатишести лет и тренировал дыхание. Делая глубокий вдох, он зажимал ноздри указательными пальцами, погружался под воду, высоко вздымая колени, и пытался как можно дольше продержаться в таком положении. В дверь постучала его мама:

– Ромашик, тебе Тимоша звонит. Говорит, ты ему срочно нужен. Возьми трубочку.

– Сейчас открою, – громко ответил Ромашик, вылезая из ванной. Обмотав полотенце вокруг бедер, он открыл защелку и резко выхватил протянутую ему трубку радиотелефона:

– Приветиус, май френд!

– Здорово, Ромик. Слушай, дружище, выручай. Приезжай к половине пятого на Даев переулок.

– А что стряслось?

– У меня покупают машину, а одному этим заниматься как-то стремно.

– Все понял, скоро явлюсь. Куда именно?

– Дом двадцать. Встретимся у проходной.

– До встречи.

Ромик выключил телефон и провел рукой по прохладной поверхности зеркала, оставляя широкий мокрый след. Затем полюбовался на недельную небритость, которая говорила не столько о невнимательности к своей внешности, сколько о возможности позволить себе такую роскошь. Волнистые каштановые волосы достигали лопаток, а на шее красовалась серебряная цепь венецианского плетения, на которой висела миниатюрная прямоугольная пластинка, стилизованная под армейский медальон смертника. На внутренней стороне пластинки была выгровирована группа крови и резус Ромика, на лицевой – знак зодиака Рак. Небольшие круглые уши забавно оттопыривались, придавая и без того комичной физиономии еще более потешное выражение. Ромик был среднего роста, обычного телосложения, с заметно выпиравшим животом. Сейчас он втянул его внутрь, чтобы не мешал любоваться мужским достоинством, но в дверь опять постучала мама:

– Сынок, тебе ухи подогреть?

– Только по-быстрому, а то мне скоро уходить! – рявкнул любящий сын и принялся растираться полотенцем.

Последнее время он нигде не работал, несмотря на массу положительных качеств и кучу способностей. Дабы не иметь над собой начальства и сохранять свободу действий, Ромик вечерами колесил по Москве на старенькой «ОКЕ», которую называл любовно «КАМАЗИК», занимаясь частным извозом. Иногда он помогал своему другу Тимофею доставлять свеженаписанные картины в художественный салон, расположенный на первом этаже Центрального Дома художника. Именно от Тимофея ему нередко приходилось выслушивать упрёки типа: «Какого черта бездельничаешь? С твоим-то роскошным баритоном и талантом чтеца, давно бы устроился на радио или, на худой конец, обычным зазывалой».

Но Ромик был слишком большим лентяем, мечтавшим, подобно персонажам из русских народных сказок, получить все и сразу, не слишком при этом утруждаясь. Возведя в идеал своей жизни высказывание «лень – это подсознательная мудрость», Ромик, подобно мифическому герою, сидевшему на берегу речки и поджидавшему, когда по ней проплывет труп врага, тоже частенько валялся дома перед телевизором и ждал непонятно чего…

Вот и приходилось жить в малогабаритной двухкомнатной квартире с мамой-пенсионеркой, старшей сестрой Ленкой, которая звала его исключительно Ромашка, и её полоумным пятилетним сыном Бориской, причем двух последних родственников Ромик, мягко выражаясь, ненавидел до смерти, но об этом чуть позже.

С одной стороны, денег на обзаведение собственной семьей у него не было, с другой – Ромик с ужасом представлял себе совместное проживание с какой-то иной женщиной, кроме покорно любящей мамы.

Ведь возможная супруга будет требовать завтрак в постель, не говоря уже о солидных заработках! Более того, она будет смотреть по вечерам абсолютно идиотские сериалы, запретит ему пить пиво с друзьями и курить даже на кухне, потребует приходить домой вовремя и заставит постоянно ремонтировать сантехнику. Но, самое страшное, она потребует любить ее больше всех на свете! Даже больше его собственной мамы!

И что в итоге? В один прекрасный день это алчное, привередливое и безжалостное существо предпочтет ему лучшего друга – того же Тимофея, например!

Да! Чуть было не забыл! Ромик с детских лет обладал уникальным талантом сочинять по поводу и без такового стихи. Особенно здорово у него получалось в стиле хайку. И если в японской поэзии нерифмованное трехстишье состоит из семнадцати слогов (5+7+5) и, как правило, отличается простотой поэтического языка и свободой изложения, то Ромашкины хайку упорно тяготели к рифме и витиеватости русского языка. Ещё в его, так сказать в Ромашкиных «хайкухах» категорически отсутствовала тайна, двоякость что ли. Он любил сочинять топорно, без излишних намеков. Например, однажды, когда Ромик с Тимофеем и тремя другими сверстниками после окончания восьмого класса впервые попробовали ёрш… – потерялись все. Оказалось, что две бутылки водки, перемешанные с двумя литрами пива непосредственно в трёхлитровой банке, могут оказать такое мощное воздействие на организмы пяти молодых людей – мама не горюй! Короче говоря, начали вместе, но, попав под воздействие «зелёного змия», расползлись, кто куда смог. В гордом одиночестве Ромик очнулся поздней ночью в школьном туалете, сидя на унитазе. Сходить по маленькому и большому получилось, но вот штаны он снять запамятовал. Тогда ему в голову пришло такое хайку:

 
Я снял трусы,
Увидел shit…
Опять не повезло!
 

Наконец, Ромик насухо вытерся, набросил полотенце на палку, держащую шторку, снял халат с вешалки и только собрался его надеть, как нечаянно смахнул телефонную радио-трубку, которая с грохотом завалилась за стиральную машинку.

– Ну, абзац, именно этого мне сейчас и не хватало! – зло пробубнил Ромик, вдобавок грязно матюгнувшись. Затем он повесил халат обратно, дернул на себя стиралку, лёг на её поверхность и протянул руку вниз. По злой иронии судьбы, Ромик не обратил внимания на предмет лежавший на стиральной машинке, а была это игрушечная обезьяна, принадлежащая полоумному Бориске. Так получилось, что на обезьяну пришлась самая нижняя часть Ромашкиного живота, и после того как он несколько раз дернулся, в попытках дотянуться до телефонной трубки, внутри обезьяны сработал механизм, и она громко, неприятно писклявым голосом запела: «Чунга-чанга весело живет! Чунга-чанга лето круглый год!».

– Да заткнись ты, ещё орать мне тут будешь! – прогремел голос Ромика, и резкими движениями своего таза вниз-вверх, вниз-вверх, вниз-вверх, он попытался выключить поющую мартышку. Проходившая мимо ванной комнаты старшая сестра Ленка-феминистка услышала странные вопли брата и открыла дверь, которую Ромик позабыл закрыть на щеколду после общения с мамой… Увидев то, что невозможно представить порядочной девушке даже в кромешных помыслах, Ленка побелела, и с жалостью посмотрела на поющую мартышку, выглядывавшую печальными глазами из-под насильника-братца. Не секрет, что нервная система женщин менее устойчива, чем у мужчин. Поэтому женщины быстро переходят от одного эмоционального состояния к другому. Вот и Ленка, в подтверждение вышепреведённого факта, резко покраснела, с пренебрежением окинула уничижающим взглядом обнаженное тело озабоченного «зоофила», неестественно перегнутого через машинку, и выдавила из себя высоким визгом,

– Совсем озверел! Жениться тебе пора и валить отсюда, извращенец!

Затем она громко захлопнула дверь и бросилась на кухню, с криком:

«– Мама, мамочка, Ромашка совсем из ума выжил! Борькину обезьянку…»

– Да едрит твою мать! Что же это за житуха-то такая? Может и вправду жениться! – процедил Ромик, кое-как выудил телефонную трубку, пододвинул назад стиральную машинку, сочувственно посмотрел на уже замолкшую макаку и добавил. – Эх ты, чунга ты матанга, может мне на тебе и жениться…