Текст книги "Кухтеринские бриллианты"

Глава 5
Березовские следопыты

Дед Матвей оказался прав, когда говорил, что скоро в Березовку нагрянут городские рыболовы. Пока Антон с Голубевым сидели за столом, по селу мелькнуло около десятка мотоциклистов и промчалось несколько легковых автомашин. Все они скатились к берегу Потеряева озера. Медленно развернувшись от дома Глухова, туда же укатил голубенький «Запорожец». Едва только он проехал мимо окон Бирюковых, в избу влетел Сергей. Следом за ним появился Димка Терехин. Поздоровался, швыркнул облупившимся от загара вздернутым носом и прислонился к дверному косяку.

– Ты почему так долго не приезжал? – напустился было на Антона Сергей, но, узнав, что Антон и Слава торопятся на рыбалку, быстро притащил из кладовки кучу рыболовецких снастей и стал выбирать лучшие из них.

– Где это ты таким богатством разжился? – спросил Антон.

– На макулатуру выменял. А вот эти, – Сергей показал две самые лучшие жерлицы, – и еще мировецкую книжку, «Судьба барабанщика» называется, однорукий заготовитель нам с Димкой дал за серебряный рубль царский, который мы в щуке нашли.

– Ого! – с самым серьезным видом воскликнул Голубев. – У вас, оказывается, даже с серебряными рублями рыба ловится. А с золотым червонцем мы сегодня не поймаем?

Сергей смущенно пожал плечами:

– Не знаю. Дед Матвей говорит, что нам с Димкой подфартило. А рубль, правда, серебряный был – заготовитель даже на зуб пробовал. Буквы на нем такие старинные, с твердым знаком в конце некоторых слов и год выпуска – тысяча восемьсот восемьдесят первый. Наверное, кто-то бросил его в озеро, а щука вместо рыбешки – хап!.. И проглотила.

Наскоро закончив ужин, Антон и Голубев переоделись и в сопровождении Сергея с Димкой отправились к озеру. На песчаном скосе, у причальных столбов, голубел «Запорожец». Возле него племянник Глухова разматывал жерличную бечеву, а сам дед Иван Глухов, кивая своей рыжей кержацкой бородой, накачивал автомобильным насосом надувную лодку. Антон издали поздоровался со стариком. Тот сдержанно, но учтиво склонил в ответ голову и, что-то сказав племяннику, устало положил насос.

– Опять Скорпионыч к острову собирается, – заговорщицким тоном сказал Сергей Димке.

– Это отчество у Глухова такое? – спросил Голубев.

– Отчество его Серапионович, выговаривается с трудом. А в Березовке трудных слов не любят, вот и получилось «Скорпионыч», – объяснил Антон и посмотрел на Сергея. – Почему «опять»? Он что, дед Иван, часто туда плавает?

– Я ж тебе писал. Почему сразу не приехал? – вместо ответа обидчиво спросил Сергей.

– Не могу же я, как по щучьему велению, по твоему зову приезжать. У меня, брат, работа.

– Будто я отдыхать приглашал. Знаешь, зачем тебя звал? Бабка Гайдамачиха со Скорпионычем уголовщиной занимаются… – Сергей многозначительно посмотрел на брата и торопливо стал рассказывать, как они с Димкой видели старуху рано утром на берегу озера.

– Почему решили, что именно дед Иван Глухов был с Гайдамачихой? – спросил Антон, когда Сергей замолчал. – Вы ведь его в лицо не видели.

– Потому что больше таких мужиков в Березовке нет. А потом… племянник Скорпионыча часто к острову плавает. Вон и сегодня лодку накачивает. Понял?

Антон помолчал.

– Понять-то понял, но, насколько мне известно, у острова водятся щуки побольше той, что вы с Димкой поймали. Вот и плавают туда, чтобы щук добывать.

– А ведь это правда, Серый! – подхватил Димка. – Помнишь, летом тот кудрявый, что с аквалангом и подводным ружьем на зеленых «Жигулях» приезжал, какую щучину оттуда привез?! Метра полтора, наверное, длиной…

– Кудрявый с аквалангом каждый раз туда днем плавал, а Гайдамачиха со Скорпионычем ночью. Что им, дня не хватает? – недовольно перебил Димку Сергей.

Разговаривая, все четверо подошли к склонившейся над озером березе, от которой тянулась цепь к лодке. Антон с Голубевым стали разматывать лески с удилищ, а Сергей с Димкой готовить жерлицы. Молча забросили удочки. Озеро рябило от ветерка, и клев, по определению Славы Голубева, был не так уж, чтобы очень, но и не очень. Окунь шел средний. Когда наловили десятка полтора рыбин, Антон отправил мальчишек в село за котелком и приправой к ухе, а сам принялся разводить костер. Голубев, принеся огромную охапку сушняка, сел рядом на траву и, разглядывая пойманную рыбу, вдруг расхохотался.

– Торчкова вспомнил. Ну и земляк у тебя, – проговорил он на вопросительный взгляд Антона и посерьезнел. – Обратил внимание, что на этот раз Торчков даже не заикнулся о деньгах?

Антон подбросил в костер хворосту. Дождавшись, когда огонь весело заплясал над ним, задумчиво заговорил:

– А вообще-то мотоцикл Торчков, наверное, правда выиграл, коль деревенские у него билет видели. Только, почему в сберкассе выплатили за «Урал» с коляской всего тысячу рублей? Похоже, спекуляцией попахивает. Надо будет нашим обэхээсникам подсказать, чтобы заинтересовались сберкассой. Спекуляция по их части, а нам и без того работы хватит.

– В понедельник зайду к ребятам, – сказал Голубев и принялся чистить рыбу.

Над озером угасал тихий закат. Вода лениво плескалась у песчаного берега. Кивая переспевшими метелками, шелестел камыш. У самой воды гонялись друг за другом писклявые тонконогие кулики. То тут, то там взыгрывала жирующая рыба. Возле деревенской околицы безостановочно скрипел коростель. В сгустившихся сумерках вдоль берега ярко светились рыбацкие костры. Неожиданно у одного из них басовитые мужские голоса враз завели:

 
Ой, моро-о-оз, моро-о-оз, не морозь меня,
Не морозь меня, моего коня-я-я-я…
 

– Видать, уже подогрелись мужички, – пристраивая у костра рогульки с перекладиной, сказал Слава Голубев.

– Приезжие, знаешь, как рыбачат? – ответил Антон. – Один бывалый рыболов уговаривает поехать с собой на рыбалку друга. Тот отказывается: «Не умею я рыбачить». – «А чего там уметь? Наливай да пей!»

Оба засмеялись.

Побрякивая котелком и ложками, прибежали запыхавшиеся мальчишки. Сергей зачерпнул из озера воды и, вешая котелок над костром на перекладину, доложил:

– Скорпионыч с племянником меньше нашего наловили. Сегодня к острову не плавали. Говорят, ниппель лопнул, не могли лодку накачать. Вот брешут, черти!..

– Почему же брешут? – строго спросил Антон.

– Потому что раньше у них ничего не лопалось, а сегодня увидели работников уголовного розыска, и сразу ниппель лопнул.

– Логично, юный следопыт, – усмехнулся Антон, а про себя подумал, как иногда можно «объективно» истолковать случайные факты.

Огонь костра весело лизал черные от копоти стенки котелка. Темное небо как будто подмигивало звездами. С озера легонько тянуло свежестью, шелестел широкими листьями камыш.

Уха припахивала дымком, зеленым луком и укропом. Переговариваясь, ели прямо из котелка. Когда котелок опустел и все сытно замолчали, Сергей облизал свою ложку и вдруг спросил Антона:

– Ну, так что будем с Гайдамачихой и Скорпионычем делать?

Антон незаметно подмигнул Голубеву.

– Осторожно следите за ними. Как улики подберутся, арестуем.

– Какие улики?

– Что они нарушают советское законодательство.

Сергей присвистнул:

– Нашел дураков. Они могут и не нарушать закона.

– Тогда за что же их арестовывать?

– За то, что по ночам на остров плавают. Гайдамачиха наверняка там награбленное золото спрятала. Мы, когда историю Березовки для школьного музея писали, расспрашивали стариков. Знаешь, что о прошлом Гайдамаковых говорят?.. Ой-е-е-ей!

– Торчков говорит?

– Хотя бы… – Сергей насупился. – Давайте завтра на остров сплаваем и узнаем, что там Скорпионыч делал.

– Пока мы плаваем, – Антон опять подмигнул Голубеву, – уголовные старики убегут из Березовки.

– Вот я и говорю, что их надо арестовать! – горячо заторопился Сергей и, вытащив из кармана аккуратно сложенную бумажку, сунул ее Антону. – Во, полюбуйся! Гайдамачиха уже навострила из Березовки лыжи.

Антон развернул тетрадный листок и при свете костра прочитал:

ПО СЛУЧАЮ ОТЪЕЗДА ПРОДАЮТЦА

ХАТА С БАНЕЙ ЛОДКА С ЦЕПЬЮ КУСТЫ СМОРОДИНЫ

ОВОЩНЫЕ ГРЯДКИ БОЧКА СПОДКАПУСТЫ

И ПРОТЧАЯ МЕБЕЛЬ ГАЙДАМАКОВА

Прочитав, посмотрел на Сергея, спросил:

– Что это? Объявление?

– Вчера бабка Гайдамачиха на дверь сельмага повесила, а мы с Димкой сняли, чтобы покупателей отбить.

– Знаешь, как ваш с Димкой поступок называется?

– Как?

– Хулиганство, – Антон вернул Сергею листок и приказным тоном сказал: – Завтра же утром повесьте туда, откуда сняли.

Сергей растерянно замигал, а настороженно слушающий Димка даже втянул голову в плечи, будто его неожиданно ударили по спине.

– Не горюйте, следопыты, – посочувствовал мальчишкам Слава Голубев. – Сыщики-профессионалы и те ошибаются. А что Гайдамакова и Торчков между собой не поделили?

– Пьяный Кумбрык Гайдамачихиного козла Кузю дразнить надумал. Тот изловчился да рогами под зад! Торчков – за вилы, а Гайдамачиха Ходю на него науськала. Как взялись козел да собака за Кумбрыка! До самой колхозной конторы по деревне гнали. Boт смехотура была!..

– Торчков в суд на бабку грозился подать, а теперь, кроме как ведьмой, ее не называет, – добавил Димка.

– Не из-за того ли она из Березовки собралась уезжать?

– Нет, она раньше надумала. Скорпионыч месяц назад ей лодку починил, наверное, чтоб дороже продать.

– А может, он не для этого чинил, – возразил вдруг Сергей.

– Чем объявления срывать да россказни Торчкова о бабке Гайдамачихе слушать, узнали бы, например, почему озеро Потеряевым называется, – посоветовал Антон.

Обидевшийся Сергей насупленно смотрел в затухающий костер, но Димка не сдержался:

– Мы это уже знаем. В озере купеческие обозы зимой терялись.

– Как? – заинтересовался Голубев.

– Очень просто. Бывало, выедут подводы из Березовки, а в Ярское, что напротив, не приедут. И никто их найти не мог, как под лед проваливались.

Голубев повернулся к Антону:

– Правда?

– Старики говорят… – Антон посмотрел на мальчишек. – А вот следопытам и разобраться бы, правду деды рассказывают или басни сочиняют.

– Это мы разберемся, – торопливо заявил Димка и швыркнул носом.

Звездное с вечера небо затянулось плотными облаками, потемнело. На берегу озера светились огни рыбацких костров…

– Ну а о старушке Гайдамаковой что вам известно? – снова поинтересовался у мальчишек Голубев.

– Уголовная бабка, – буркнул Сергей.

– О ней разное говорят, – уточнил Димка. – Одни уверяют, что в революцию она за советскую власть была, а другие – будто бы с колчаковцами заодно.

– Ее же колчаковцы чуть не расстреляли, – сказал Антон.

– Это знаешь за что?.. – задиристо спросил Сергей и тут же ответил: – Гайдамачиха, наверное, не хотела им бриллианты отдать.

– Какие бриллианты?

– Которые ее муж прикарманил, ограбив в семнадцатом году богатого томского купца Кухтерина.

– В семнадцатом году муж Гайдамаковой уже умер, – возразил Антон. – Могила его на березовском кладбище, рядом с партизанским памятником. Отлично помню гранитную плиту и надпись: «Дворянин Петр Григорьевич Гайдамаков. 1867–1917». Пацанами мы часто на этой плите топтались, когда носили цветы к памятнику.

Мальчишки оживились. Сергей вскочил на ноги и горячо заговорил:

– Правильно! Гайдамаков умер осенью семнадцатого года, а две кухтеринские подводы с фарфоровой посудой и бриллиантами исчезли в Потеряевом озере до его смерти, в феврале. Тут, знаешь, какое уголовное дело было? Все лето в Березовке полицейские сыщики из Томска рыскали. Говорят, даже отыскали у Гайдамаковых дорогую вазу из пропавшего обоза. Вот тогда Гайдамаков с перепугу и умер.

– Почему же полицейские не арестовали Гайдамачиху? – подзадорил брата Антон.

– Ее арестовывали.

– И судили?

– Нет… Быстро выпустили. У нее ребенок грудной был, да и молодая она тогда совсем была, лет на тридцать младше своего мужа. Во!..

– Если бы Гайдамачиха была виновата, купец не пожалел бы ни ее грудного ребенка, ни молодости.

– Конечно. Так ведь вскоре революция произошла. Купец, говорят, в Шанхай умотался. А с колчаковцами остался его родственник, который работал полицейским сыщиком и следствие о пропавших бриллиантах вел. Вот он-то чуть и не укокошил Гайдамачиху…

– А потом украл у нее ребенка и скрылся, – быстро добавил Димка.

– Какого ребенка? – спросил Антон. – Насколько я знаю, у Гайдамачихи был единственный сын. Он уходил на Отечественную войну вместе с нашим отцом и погиб на фронте. По-моему, она за него и пенсию получает.

– Наверное, у нее еще был ребенок… – неуверенно проговорил Сергей. – Вообще-то мы с этой историей капитально разбирались. Всю зиму прошлую даже переписывались со следопытами из одной томской школы. Просили их договориться с уголовным розыском, чтобы помогли найти старый полицейский архив. Галина Васильевна нам подсказала.

– Ну и что нашли томские следопыты?

Сергей вздохнул:

– Архив полицейский нашли, да никаких документов о кухтеринских бриллиантах в нем нет.

– Выходит, история с бриллиантами всего-навсего детективная легенда.

– А фарфоровая посуда?.. – почти враз спросили мальчишки, и Сергей тут же добавил:

– Осколки фарфоровой посуды озеро в непогоду до сих пор на песок выбрасывает.

– В Потеряевом озере чего только нет… – Антон зевнул. – Пошли, братцы, спать. Утром придется рано на зорьку подниматься.

Тихо, спокойно спала Березовка. Лишь в доме Бирюковых светилось окно. Полина Владимировна, подремывая за столом, ждала запоздавших рыболовов.

– Ужинать будете? – спросила она, едва компания заявилась в избу.

– Мы уху варили, – похвастал Сергей. – Всю рыбу, что поймали, съели, – хлопнул себя по животу. – От пуза нарубались!

Полина Владимировна строго посмотрела на него.

– Ты-то, пострел, с голоду не умрешь, а гости…

– Спасибо, мам. Правда, как Сергей сказал, от пуза наелись, – не дал ей договорить Антон.

– В таком разе ложитесь спать, в горнице постелила, – чуть помолчала и обратилась к Антону: – Галя Терехина приходила, больше часу тебя ждала.

– Зачем я ей понадобился?

– Просила, чтоб в понедельник в школу пришел. Она там кружок какой-то ведет, ну и хочет, чтоб, значит… ребятишки настоящего следователя увидели.

– По улице слона водили… – взглянув на Славу, засмеялся Антон. – Некогда мне, мам. В понедельник на работе должен быть с утра. Дела надо передавать, в Новосибирск переводят работать.

Полина Владимировна скрестила на груди руки.

– Тебя? В Новосибирск?.. Зачем же ты, сынок, согласился? В большом городе хулиганов больше. Беду себе там наживешь.

– Волков бояться – в лес не ходить.

– Да на кой тебе тот лес сдался, если в райцентре можно спокойно жить. По службе, как знаю, ты в почете здесь.

– Буду толково работать, и там почет заработаю.

Полина Владимировна устало опустилась на стул, словно не зная, как продолжить разговор, умоляюще попросила:

– Сходил бы все-таки в школу, уважил Галю. Она хорошая девушка…

Антон удивленно поднял брови:

– Не в невесты ли ее мне метишь?

– А чем Галя не невеста?.. – ухватилась Полина Владимировна. – Всего на два класса младше тебя в школе шла. Институт кончила. Учительницей работает и в почете не меньше, чем ты. На что наш Сережка – сорванец, и тот ее уважает.

– Это правда, – с готовностью подтвердил Сергей. – Галина Васильевна мировецкая учителка. К тому ж, Димкина сеструха, а Димка мой лучший друг.

– Ты помолчал бы, адвокат, – Антон шутливо щелкнул Сергея по носу.

Глава 6
Дед Матвей вспоминает

Утреннюю зорьку Антон и Слава проспали.

Разбудил их Сергей перед тем, как идти в школу. Пока умывались, Полина Владимировна, уставив стол разными сортами домашнего варенья, собрала завтрак и ушла в огород по хозяйским делам. В доме, за столом, остался один дед Матвей.

– Спите, ядрено-корень, по-гвардейски! – громко сказал он, когда Слава и Антон принялись за еду. – Серьга тож вчерась с вами умаялся. Ладно мать подняла, а так бы и на учебу не поспел.

– Жаль, зорьку пропустили, – вздохнул Слава.

Дед приложил к уху ладонь:

– Чо гришь?

– Говорит, зорьку проспали! – крикнул Антон.

Дед Матвей подул на дымящееся блюдечко.

– Шибко не ори, ядрено-корень. Мало-мало я слышу, шепоток вот только не разбираю.

– Сколько вам лет, дедушка? – спросил Слава.

– Со счету уже сбился. Ты человек ученый, считай сам: в девятисот четвертом, когда пошел на япошку, было аккурат двадцать годков. С той поры ходил на германца в империалистическую, ходил на него же, супостата, в Гражданскую, да белогвардейцев еще чехвостил. Через гнилое море Сиваш пешком на Перекоп прошел, а посля того успел адмиралу Колчаку холку намылить, – дед Матвей осторожно поставил блюдечко на стол. – Одним словом, бог-господь, чтобы ему с небес об землю твердая посадка сделалась, меня не обидел военными походами. И все бомбардиром ходил. Пороху за свою жизнь, мил человек, я спалил столько, что другой бы, на моем месте, до полного основания оглох и того больше.

Помешивая в чае ложечкой варенье, Антон задумчиво разглядывал на старой фарфоровой чашке, которую помнил с детства, ярких жар-птиц, тонко разрисованных в китайской манере. Видимо, по ассоциации вспомнились осколки посуды на берегу озера после непогоды, а вслед за этим вчерашний рассказ мальчишек об ограблении купца Кухтерина.

– Дед, а что за история случилась в Березовке перед революцией с кухтеринскими бриллиантами? – вдруг спросил он.

– С брыльянтами Кухтерина? – уточнил дед Матвей. – Простая история, с концом канула в Потеряевом озере. Сам томский полицмейстер-генерал в Березовку наведывался, в лепешку разбивался, чтоб угодить купцу, только и он с носом уехал. А промежду тем, вместе с драгоценностями и подводами пропало шестеро людей, считая двух ямщиков, двух урядников да приказчиков.

– Расскажи подробнее об этом.

– Подробностев, Антоша, сам томский полицмейстер-генерал не смог разузнать. И до сей поры их никто не знает.

– Как бриллианты оказались в Березовке?

Дед Матвей хмыкнул в бороду, задумавшись, помолчал.

– Тут, как бы тебе не соврать, такой табак получился. Кухтерин купец был шибко ушлый, торговлю держал по всей Сибири и связь с Китаем имел. В начале семнадцатого года он уже смикитил, что в Россее царскому режиму конец приходит, и, не долго думая, порешил сплавить свои драгоценности за границу, в Шанхайский банк. По такому случаю загрузил в Томске фарфоровой посудой две подводы – вроде как торговать собрался – а промеж делом и брыльянты туда всунул. С обозом назначил самых преданных приказчиков, для охраны урядников нанял и отправил их с наказом держать быстрый путь прямиком на Шанхай-город китайский. Дело как раз в феврале было, люто в том году буранило по Сибири. Худо-бедно ли, добрались подводы до Березовки. Сопровождающие люди перекусили в трактире Гайдамакова и, не глядя на буран, тронулись в ночь через Потеряево озеро на Ярское. Больше их и не видели…

– И что дальше? – поторопил Антон.

– Ты человек ученый, соображай, – дед Матвей опять помолчал. – Для облегчения могу подсказать, что на озере шибко много таких мест, где даже в лютый мороз толстый лед не настывает…

– В ночном буране ямщики сбились с дороги и угодили в такое место, – быстро сказал Антон.

Дед Матвей хитро прищурился:

– Как говаривал Яшка-антиллерист: «Бух – и мимо!» С лошадиными повадками ты, Антоша, не знаком. Даже дурная лошадь сама с дороги не собьется. Она нутром дорогу чует, особливо тонкий лед. Стало быть, ежели подводы с пути свернули, кто-то лошадям такого страху нагнал, что они и чутье потеряли.

– Говорят, Гайдамаков это сделал? – чтобы ускорить рассказ, спросил Антон.

– Говорят, в Москве кур доят… – дед Матвей пошамкал губами. – Гайдамаков держал при трактире двух работников: Скорпиона, Ивана Глухова отца, и молодого парня по прозвищу Цыган. Парень тот был русским, а прозвище получил за свою наружность – шибко лицом был черен. Вот этого Цыгана и словили вскорости в Новониколаевске – так в ту пору Новосибирск обзывался, – на базаре, дорогую фарфоровую посуду продавал. А ваза та, как опознал купец, оказалась из пропавшего обоза. Сразу следствие заварилось. Цыган заявил, что вазу послал его продавать хозяин. Стали пытать Гайдамакова. Тот заявляет, что вазу продали ему приказчики, когда ужинали в трактире перед отправкой на Ярское. Оно и правда, приказчики для отводу глаз кое-где по селам и поторговывали посудой, но только, как я уже упоминал, купец был ушлый. Оказывается, отправляя обоз, он наказал строго-настрого приказчикам торговать только дешевой посудой – тарелками да чашками разными, а дорогую, – чтоб в целости-сохранности доставить в Шанхай. Вот тут и влип Гайдамаков!.. От испуга приключилась с ним, как заключили доктора, холера. От такой болезни люди животом и другими внутренностями маются. Здоровый был мужик Гайдамаков, но и он против холеры не устоял, окочурился…

Дед Матвей закрыл глаза, как будто задремал.

– Что же дальше? – опять поторопил Антон.

– Только его соборовали и в гроб положили – нагрянул купец с полицейскими для учинения обыска. Весь особняк вверх тормашками перевернули – ничего не нашли. Сродственники понесли Гайдамакова на кладбище зарывать, а полицейские – по всей Березовке, в каждый дом, с обыском. Ни у кого ни шиша, а у Скорпиона Глухова ровно десяток чашек из пропавшего обоза обнаружили. Перепугался Скорпион до смерти, заикаться стал, грит: «Два дни назад хозяйка приказала утопить в озере ящик с посудой. Каюсь, пожадничал – десяток чашек домой уволок». Следователь берет его за шкирку и ведет к озеру, узнать место, где ящик утоплен. По пути заходит ко мне в дом. В то время я по ранению находился в Березовке.

– К тебе-то зачем? Тоже с обыском?

– К той поре я уже полный Егориевский бант имел, и царские власти передо мной шибко хвост не поднимали, наоборот, уважительно относились. Заявляется, значит, следователь… Молодой, дворянского покрою. Как теперь помню, называет себя Яковом Иванычем и жмет вот эту руку, – дед Матвей показал широкую с узловатыми пальцами ладонь, – грит: «Приглашаю вас, Матвей Василич, господин Бирюков, стать понятым». Хоть у меня, как у господина, кроме Егориевских крестов, ни шиша и не было, но возражать я не стал. Пошел. Приводит Скорпион нас на причал паромный, тычет вниз – там ящик. «Ныряй, вытаскивай!» – приказывает ему следователь. Скорпион перед следователем на колени повалился – плавать, мол, не умею. Ежели нырну, не вынырну. Следователь выхватывает из кармана пистолет, я его – за руку: «Не пужай, господин хороший, Скорпиона. Не врет мужик. По правде, как топор, плавает. Лучше пужни с берега любопытствующих баб. Я тебе мигом этот ящик, ежели он там есть, на свет Божий выволоку».

– Ну и выволок?

Дед Матвей нахмурился:

– Не перебивай, ядрено-корень, слушай. Полицейские, какие кругом нас табунились, в один секунд турнули поразинувших рты бабенок. Я одежку с себя долой и, в чем мать родила, сиганул с причала. Ящик и вправду тут как тут был. Вытащил его на песок. Следователь все до единой чашечки и, которые побитые, пересчитал – в аккурат тех не хватает, какие у Скорпиона нашли. Спрашивает меня: «Еще что там, в озере, есть?» Отвечаю: «Чистый песок». Не поверил, разделся до коротеньких трусиков и самолично сиганул. Долго нырял и плавал, а на берег вылез с пустыми руками…

– Ну а Гайдамачиха что? – не сдержав любопытства, спросил Антон.

– А Гайдамачиха в ту пору совсем малой была, лет семнадцати, не боле. Когда следователь стал ее допрашивать, прижала пацаненка, задрожала вся. «Муж, – грит, – купил у приказчиков ящик посуды вместе с той вазой, какую Цыган продавал. С перепугу приказала Скорпиону утопить, потому как боялась, что хуже станет». Больше, сколь следователь ни старался, ни слова из нее вытянуть не смог. А старался он шибко здорово, потому как доводился купцу Кухтерину зятем и от брыльянтов тех ему солидный куш наклевывался. Все лето с полицейскими на лодках по озеру плавал.

– И ничего не нашел?

– Нашел возля острова… лошадиные да человеческие шкелеты. Там же и подводы оказались с побитой посудой, а брыльянты… будто как корова языком слизнула. К тому же люди, сопровождавшие обоз, все оказались застреленными.

– Неужели никто из березовцев выстрелов не слышал? До острова от Березовки не так уж далеко…

– В лютый буран выстрелы, словно в воде, глохнут. – Дед Матвей налил в блюдце из чашки уже остывший чай, отхлебнул пару глотков и поставил блюдце на стол. – Подразумевали и следователь, и полицмейстер-генерал, будто дело это рук Гайдамакова и Цыгана. На Скорпиона Глухова, опять же, частично грешили, только вот загвоздка: Скорпион плавать не умел. А чтоб, значит, вытащить брыльянты из саней, надо было зимой в прорубь нырять. На такое, скажу тебе, не каждый решится.

– Как звали Цыгана? Фамилия его как?

– В те времена фамилии не больно в почете были. Цыган да и Цыган…

– А куда он делся из Березовки? – спросил Слава Голубев.

– С колчаками умотался. Беляки по Сибири свирепствовали, а Цыган к ним пристроился, пакостным человеком оказался. Многих березовцев жизни лишил. На кладбище братская могила с памятником есть, захороненные в ней – дело рук Цыгана. Пришлым человеком он в Березовке был, никто его роду-племени не знал. – Дед Матвей, словно припоминая, помолчал. – Между прочим, когда Гайдамаков помер, Цыган быстренько подженился на молодой вдове Лизавете Казимировне.

– Это которую сейчас Гайдамачихой называют? – с нескрываемым интересом опять спросил Слава.

– На ней самой. Гайдамаков совсем девчонкой Лизавету откуда-то привез… Нажила, значит, она с Цыганом сынишку, души в нем не чаяла. В году двадцать пятом этот совсем еще неразумный мальчонка как в воду канул. С той поры Лизавета ненормальной стала, будто умом тронулась.

– Следователь после семнадцатого года еще здесь бывал?

– Этого уже я не видел, потому как сразу после революции хлестался с белогвардейской контрой на разных фронтах и в Березовку заявился только посля полной победы советской власти. Из разговоров слыхал, будто появлялся кухтеринский зятек, порушил все хозяйство Гайдамачихи и утек, спасая свою шкуру от Красной армии.

– А правда, что это он у нее ребенка украл? – задал вопрос Антон.

Дед Матвей недоуменно поднял брови:

– На кой шут ему ребенок Гайдамачихин сдался?

– Значит, вранье насчет ребенка?

Дед Матвей долго молчал, царапая бороду.

– Я Гайдамачихиного сына одного только знал, Викентия, какой погиб на Отечественной войне, – наконец заговорил он. – А собою Лизавета в молодые годы очень даже видная была. Из женских краше ее в Березовке в ту пору никого не водилось, да и в теперешнее время, пожалуй… Разве только внучка кузнеца Савелия Терехина малость на нее пошибает.

– А Савелий Терехин не родня Гайдамачихи?

– Эк, ядрено-корень, куда ты шрапнель запузырил! – дед Матвей даже ладонью по столу стукнул. – Савка давней сибирской породы, а Гайдамаковы после Столыпинского указа в Березовке появились. Был слух, будто отставной штабс-капитан Гайдамаков взял молодую красавицу жену из нищенок и, чтоб не унижать свое дворянское звание, мотанул с нею в Сибирь. Насколь достоверно это, ручаться не могу.

– Романтичная история, – с самым серьезным видом проговорил Голубев.

– От этой романтики, по-моему, кровью пахнет, – хмуро обронил Антон, задумчиво разглядывая китайских жар-птиц на фарфоре.

Дед Матвей, допив чай, перевернул опустевшую чашку на блюдце и довольно разгладил бороду.

– Насытился сибирский водохлеб, – сказал он и вдруг обратился к Антону: – Промежду прочим, та чашка, что ты разглядываешь, из кухтеринской посуды. Следователь мне вроде как подарок сделал за то, что ящик из озера достал. Еще, кажись, с десяток таких было, да уж за давностью времени все побились. Только эта вот и осталась.

– Дай взглянуть, – Голубев протянул к Антону руку, взял у него чашку. С интересом рассматривая яркий, словно только что сделанный рисунок, восхищенно произнес: – Вот краски!.. А мастерство?..

– Тонкая работа, – согласился Антон, поднимаясь из-за стола. – Может, сходим на озеро, а? Авось шальной окунишка клюнет.

– Обязательно, – с готовностью согласился Слава.

Неожиданно у дома Бирюковых, скрипнув тормозами, резко остановился запыленный «газик». Антон через окно увидел вылезающего из машины отца. Кряжистый, с непокрытой седеющей головой, Игнат Матвеевич размашисто миновал двор, грузно протопал в сенях и, войдя в кухню, почти заполнил ее своей рослой фигурой. Поздоровавшись с Антоном и Славой Голубевым, заговорил:

– Чаевничаете, рыболовы? О своих милицейских делах деду рапортуете или он вам про старину заливает?

– О кухтеринских бриллиантах разговорились, – ответил Антон.

Игнат Матвеевич торопливо присел к столу, словно заглянул домой всего на минутку. Посмотрел на Голубева и тут же перевел взгляд на сына:

– Вы, друзья-сыщики, чем купеческими бриллиантами интересоваться, лучше нашли бы деньги Торчкова. Только что Матрена, жена его, со слезами ко мне приходила. Говорит, что на ветер чудак пятьсот рублей выкинул. Шуточное ли дело! Побеседовал я с ним. Смотрит наивным взглядом, как дите малое, плечами жмет. Вот артист, не приведи господи! Главное – билет-то лотерейный Матренин был. Товарки с фермы ко дню рождения ей вроде в шутку подарили, а на него выигрыш выпал.

– Значит, Торчковы действительно выиграли «Урал» с коляской? – спросил Антон.

– Конечно!

– Ты сам тот билет видел?

– Лично по таблице проверял.

– Номер и серию билета не запомнил?

Игнат Матвеевич нахмурился:

– У меня, сынок, есть поважнее дела, которые надо запоминать.

– Так ведь и мы, отец, если говорить откровенно, не рыбачить в Березовку приехали. Случилась неприятность, похлестче торчковской, – сказал Антон. – С лотерейным билетом, конечно, разберемся, но где последние пятьсот рублей Торчкова искать – ума не приложу. Он ведь даже толком не знает, с кем выпивал в тот день.

– Свидетелей надо поискать.

– Само собой разумеется. А ты знаешь, как туго разбираться с делами, совершенными по пьянке?

– Ну, милый мой! Без труда не вытащишь и рыбку из пруда. – Игнат Матвеевич поднялся. – Поработайте не за страх, а за совесть.

– Как Иван Серапионович Глухов у вас тут живет?

Уже шагнувший к двери Игнат Матвеевич остановился.

– Нормально. Здоровьем бог его не обидел, пенсия приличная вышла, дом – полная чаша. В прошлом году при оформлении на пенсию по моей протекции «Запорожца» ему вне очереди продали.

– Эту автомашину он племяннику подарил?

– Дело хозяйское: хочет – сам ездит, хочет – дарит.

– Не дорогой ли подарок?

– Для Глухова – нет. У Ивана Серапионовича на сберкнижке больше десяти тысяч, а родственников, кроме племянника, – ни души. Умрет старик – все племяннику останется.

– У тебя нет никаких претензий к нему?

– Какие могут быть претензии к пенсионеру? Живет тихо, мирно. Частенько прошу его помочь колхозу по плотницкой части – ни разу не отказался.

– К племяннику он часто ездит?