Текст книги "Чародеи"

* * *

В черном зеркале отражается фигура человека в шляпе, надвинутом на лицо. Хоттабыч показывает ему нос, а тот грозит ему кулаком.

* * *

– Если кое-кто у нас порою иногда… – напевает хозяйка, проверяя счета.

– Честно жить не хочет, – подхватывают сидящие в комнате чародеи.

– Там клиент, – говорит Алена.

– Нэ там, нэ там, уже здэсь, – заявляет лицо кавказкой национальности с бультерьером на поводке. – Рады-нэ рады, – принимайте!

– Мы клиенту всегда рады, – заявляет хозяйка. – Что вы от нас хотите?

– Хочу питать куклу. Говорят, у вас продаются такие вот куклы, – указывает он на Алену.

– Думаете, она у нас худенькая?

– Да не питать, а питать, понимаете? – он вынимает из кармана сахарные щипчики и начинает обламывать себе палец на протезе левой руки. – Люблю попитать человека.

– Свят, свят, свят! – восклицает хозяйка. – Вы что, с ума сошли? Здесь вам не горы!

– Не нравится, да? Хотите попробовать? На мне попитайте. Не хотите? Смотрите!

Он сжимает палец руки в перчатке, нажимает, но щипчики лопаются.

– Говорят, мы, абреки, мол, злые. Вовсе нет. Вы, когда курицу режете, разве злитесь на нее? Так и мы: режем по привычке, без злобы. А если и злимся, – для куражу. Я человек цивилизованный, десять лет как живу в Москве. Никого не убиваю, не питаю, а хочется! Ой, как хочется! Вы бы мне куклу хотя бы какую-нибудь продали, я бы ее попитал.

– Нет, нет, нет, никаких кукол мы не продаем. Извините, уже вечер, мы давно закрыты. Идите в магазин, купите манекен и питайте его. Мы не исполняем преступных заказов.

– Совсем не исполняете или есть исключения?

– Если вы сможете так сформулировать свою просьбу, – говорит Калиостро, – чтобы в ней не содержался криминал, тогда – пожалуйста.

– Не хотите продать эту куклу? – указывает он на Алену.

– Нет, нет, ни в коем случае!

– Жаль, – говорит он, поворачивается и уходит.

Его лицо меняется, и он превращается в Ротвеллера. Гафт или Витторган на выбор читателя-созерцателя.

– Ха-ха-ха, – смеется Ротвеллер. – Наше время еще не пришло, да, Кощеюшка? – обращается он к собаке на улице. – Но скоро придет! С-ко-оро мы вернем тебе облик кощеев. Ско-оро…

– Р-р-р… – рычит собака.

– Ведьм у нас хоть отбавляй, а Кощеев не хватает. Соловья-разбойника уже воссоздали, осталось тебя.

Собака пытается перевоплотиться и превращается в смесь бультерьера и ящера.

– Уже крокодилов по улице водят, – возмущается пожилая прохожая.

– Это не крокодил, а ящерка, – отвечает Ротвеллер. – Обыкновенный варан большого только размера. Уймись, маленький, еще не время.

– Какой-то баран безрогий! Что за жизнь пошла?

* * *

– Эх, Геаманта сейчас бы сюда! – зевает хозяйка

Все сидят в расслабленных позах, зевают, пьют кофе, раскладывают пасьянсы. Компьютерщик набирает на компьютере картинки в витрине – одну глупее другой. На экране видно, как от на улице люди шарахаются от витрины. Светящиеся тексты высмеивают прохожих. Хоттабыч показывает им непристойные жесты. Один из прохожих подходит и плюет в витрину.

– Опять нет клиентов, – вздыхает хозяйка. – Что такое, не могу понять. Кино какое-нибудь показал бы что ли… – обращается она к компьютерщику, – из своих…

– Заморочек, – подсказывает Калиостро.

– Минуточку, – прерывает их Пентиум. – Сейчас явится.

– Кто? Кто явится?

– Фурия.

* * *

С визгом тормозов в зеркале останавливается кадиллак. Из него выскакивает давешняя клиентка. Она несется к агентству, но возвращается, вытаскивает за руку сына и влетает в пустой холл.

– Срочно, срочно продайте… – она начинает метаться в поисках двери. – Где? Где?

Задрав юбку, Алена моет пол в туалете и напевает:

– А я не хочу, не хочу по расчету… а я по любви, по любви хочу…

– Где, где все? – обращается посетительница к Алене.

– Кто? – расправляется Алена, поднимая руки в красных резиновых перчатках.

– Где все?

– Там, – машет она тряпкой.

– Ой, что же ты делаешь? Шубу забрызгала. Ладно, с этим потом разберемся, – клиентка хватает сына за руку и утаскивает.

* * *

– Срочно, – влетает она в комнату, – срочно дайте нам еще одну Барби!

– А где прежняя? – спрашивает Калиостро.

– Она испортилась – срочно!

– Как испортилась?

– Бум! – изображает сын.

– Что значит «бум»?

– То и значит, что «бум!» Мальчик любит посмотреть, что внутри.

– Я булавкой ее, а она: «бум!»

– Вот, – подтверждает клиентка.

– Где останки? – кривится Калиостро.

– Какие останки, вы нам новую куклу давайте!

– Но у нас она была в единственном экземпляре, – разваливается в кресле Калиостро. – Так что…

– Хо-чу Бар-би! – начинает орать сын.

– Не плачь, сынуля, сейчас мы все выясним. Скажите мне честно: можете сделать еще одну такую куклу, а еще лучше две? Про запас.

– Лучше три, – вставляет сын.

– Да, лучше три!

– Что скажете, чародеи? – грозно вопрошает хозяйка. – Наступил момент, когда вы можете показать свой профессионализм. Молчите? Обращаюсь в последнюю инстанцию: что вы скажете, барон?

– Новую сделать нельзя.

– Хочу Ба-арби!

– Да замолчи ты, ма-альчик! – шипит Пентиум.

– Вы на него не кричите. Он нервный. Родился при советской власти еще. Предложите, что можно сделать?

– Необходимы останки, – указывает на клиентку Мюнгхаузен.

– Но мы… мы их выбросили…

– В па-амойку… – орет сын, – я ее хотел па-ха-а-аранить, а вы вы-ы-ыбросили…

– Давно выбросили? – спрашивает Мюнхгаузен.

– Только что.

– Найдите: восстановим.

– Сынуля, поехали!

* * *

– Ох, и тяжелая работа у нас, – вздыхает хозяйка. – Лучше бы я осталась в журнале «Магия». Там все было ясно. Приходили дамочки: мужа заговорить, чтобы налево не ходил, или кого приворожить. Пошепчешь что-нибудь невнятное, свечкой перед зеркалом туда-сюда поводишь, а там поможет, не поможет, неважно. Главное – деньги платили вперед. Правда, поменьше, но каждый день, а от таких клиенток сплошные беспокойства. Алена, неси чай!

* * *

– Приехали, – указывает пальцем Хоттабыч с дисплея.

– Ну, держитесь, – предупреждает хозяйка, – попробуйте только не сделать. Она всю контору нам разнесет.

С хрустом распахиваются двери, и в комнату въезжает мусорный ящик на колесиках.

– Вот! – вкатывает клиентка мусорный ящик в комнату. – Ищите!

Это наш банк

– Вам из банка звонили, – объявляет Алена.

– Из банка?! – удивляется хозяйка. – Это хорошо. В банке клиенты солидные.

– Сказали, сразу пусть выезжают, как появятся.

* * *

– Да, это наш банк, – вводит чародеев в холл красивая женщина неопределенного возраста в строгом костюме с бриллиантовой брошью. – Припоминаете? – указывает она на экран со сценой рекламы Альфа банка.

Клиент что-то спрашивает сотрудницу, ему звонят по телефону, он отдает ей трубку. «Это вас». Она оборачивается, стоящие за стеклом коллеги показывают ей игрушечного мишку, поздравляют с днем рождения. Клиент говорит: «Это мой банк». Звучит музыка, поет Армстронг.

– Лет май пипл го-он, – прищелкивая пальцами, напевает сопровождающая чародеев дама. – Какая душевная песня. Я всегда плачу, когда ее слышу. Велела везде расставить мониторы и крутить целый день этот рекламный клип не нашего, к сожалению, банка, хотя сходство удивительное. У них – Альфа банк, а у нас – Альфа-Х-банк. Мы говорим Икс, а на самом деле «Ха» – это от Херца. Афанасий Херц, один из основателей нашего банка… ныне, к счастью, покойный… Я сказала «к счастью»? Оговорилась: к несчастью, конечно же. Ка-кая реклама, ка-кая музыка, а какая девушка! Она сейчас у нас работает, я переманила её из шоу бизнеса. Я ведь сама когда-то такой вот была: такая невинная, чистая, незапятнанная. Я комсомолкой, кстати, была до революции… девяносто первого года. Представляете? Как давно это было! Впрочем, как и все, как и… все…

Она подводит гостей к фонтану, на струе которого пляшет живая женская голова размером в волейбольный мяч – лысая, с крохотной челкой чуть выше лба, с узкими, восточными глазами.

– Это часть нашей проблемы, но об этом чуть позже. С комсомола и началась моя карьера. Я еще была пионеркой, нимфеткой. Выступала в самодеятельности, пела пионерские песни со сцены… «Взвейтесь кострами синие ночи… Мы пионеры, дети рабочих… Меня заметили и подарили партии. И я ей, то есть партии, пела, пела…

– В бане, должно быть? – ухмыляется Мюнхгаузен

– А вы откуда знаете? Вас что, тоже в бане дарили? Там меня и приняли в партию раньше положенного срока. За красоту и… пение! С этого и началась моя карьера. Мозес, Мозес, лет май пипл го-он! Душевная песня, не правда ли?

– Душевная, да, – кивает головой Мюнхгаузен, – только причем здесь Альфа банк?

– Действительно не-при-чем, но это неважно. Альфа Икс банк! В двух словах попытаюсь рассказать историю банка, в котором я сейчас председатель совета директоров. Вы думаете, мы, банковские работники, – бездушные чурбаны? Ничто человеческое нам не чуждо. Слеза прошибает, когда сотрудники дарят мишку своей коллеге. – показывает управляющая на экран с рекламой Альфа-банка. – Но об этом позже. Смотрите…

По их головам быстро пробегает шаман. Добежав до стены, быстро пробегает по ней вверх и повисает вниз головой с потолка.

– Что это? – с изумлением вопрошает хозяйка.

– Это и есть наша проблема. Пройдемте в мой кабинет. За этим столом произошло эпохальное событие. Кстати, богатству нашего банка способствовал совет вашего сотрудника. Тогда он, впрочем, не был еще вашим сотрудником, а был известным в узких кругах геомантом. Он велел одному своему знакомому искать черную кошку в черной комнате…

– В которой ее не было, знаю. Известная история.

– Совершенно верно, известная. Родственники, наконец, его пожалели и подбросили настоящую кошку. Он вышел из борьбы с ней победителем…

– Кошка, правда, издохла, – добавляет Калиостро.

– Ничего подобного: все кошки остались целыми. Знакомый нашего знакомого вернулся из черной комнаты весь исцарапанный, но с кошкой в руках и с математической формулой на устах, за которую получил нобелевскую премию. На заре перестройки… ой, как давно это было… он посоветовал мне отыскать на мусорной свалке самовар. Если найдешь, он мне сказал, обогатишься. Представляете, как я в элегантном платье и шляпке, ворошу руками в резиновых перчатках в мусоре. Искала-искала, долго искала, да так ничего и не нашла. С упреком к нему, а он мне…

* * *

«Как можно найти то, – высокомерно говорит, вращая тростью, сидящий в кресле на обширной коммунальной кухне геомант (Адабашьян, напоминаю), – чего быть не может. Необходимо было зарыть предварительно самовар из серебра и его же на следующий день отыскать».

* * *

– Купила я на Арбате серебряный самовар, зарыла в мусор, а на следующий день не могу найти. Искала, искала: нашла какой-то маленький самоварчик, явно из меди. Невзрачный такой, зеленый. Почистила его и в комиссионку снесла, чтоб три рубля хотя бы выручить. А он оказался ценнейшим раритетом. Чуть ли не Иван Грозный из него чаи распивал или Борис Калита. Короче, выручила я за него столько денег, что… кое-что еще добавила… и купила лицензию на открытие обманного пункта… обменного, разумеется. Ну, в очередной раз в баню сходила, и кредиты потекли рекой. Открыли мы крохотный банк на комсомольские деньги. Одно время заправлял у нас этот Херц. К счастью, он перепарился в бане и помер… К несчастью, разумеется! Еще пару раз сходила в баню, и теперь вон в какого гиганта превратился наш банк. Лет май пипл го-он! Теперь вот родиной торгуем. Не поймите превратно. Это кремлевские воры ценнейшие недра за бесценок распродают заграницу. Мы же торгуем обыкновенной землицей. Прямо вот за окружной дорогой берем землю экскаватором и загружаем в рефрижераторы. Комиссия определяет ненужность почвы…

– В бане, должно быть, члены комиссии собираются? – делает невинную физиономию Мюнхгаузен.

– Какой вы догадливый. Привозим в Гамбург, просеиваем землю, а там чего только ни попадается: и слитки редкоземельных металлов, и станки, и детали ракет…

– Тоже ненужные?

– Разумеется, и те же иконы, и даже изделия Фаберже. Необходимо только предварительно посеять что-нибудь ценное…

* * *

Она выводит чародеев во двор банка, снимает с пальца кольцо с крохотным бриллиантом и закапывает саперной лопатой в землю. Другой сотрудник набирает в ведро земли чуть поодаль и…

* * *

Уже в кабинете высыпает на фарфоровый поднос. Рукой в перчатке она ворошит землю и извлекает за цепочку золотые часы.

– Эксперт, проверьте.

Тот разглядывает часы в лупу:

– Поздний Фаберже. Тысяч на сто пятьдесят-шестьдесят потянет.

– Вот так!

– Деньги к деньгам, – вздыхает Калиостро.

– Деньги за просто так не даются. Посидели бы вы в вазе… в духоте, – обводит она окружающих рукой, как бы ища сочувствия, – и тесноте.

– Не считая всего остального, – добавляет хозяйка.

– Вот: женщины меня понимает. За что я их и люблю. Спасибо вам за поддержку.

– Спасибо и вам, – кивает хозяйка.

– Ну, мне не за что… пока! Бывали у нас затруднения. Ваш геомант посоветовал привлечь к падению на крышу нашего банка метеорита.

– Метеорита!? – изумляется хозяйка.

– Да, метеорита, но… рукотворного. Нашли камень мусорной свалке с полтонны весом и с вертолета сбросили на крышу нашего банка. Я видела, как, пробивая стеклянную крышу мастерской, камень медленно пролетал между художником и натурщицей. «Дай руку, жизнь моя!» – успевал только сказать художник. Проламывая потолок, камень воткнулся в стол в кабинете, где заседали члены совета. Все вскочили в испуге, но я сделала знак рукой, чтоб успокоились: «Спокойно. Все под контролем. Это наше спасение». Золотой слиток оказался килограммов на триста, представляете? Небесные деньги, можно сказать! С тех пор мы называем наш банк Альфа-Икс-банк из созвездия Центавра. Остроумно, не правда ли? В отличие от просто Альфа-банк. Государство потребовало от нас непомерный налог. Пришлось снова в баню сходить, а мне уже мужики та-ак надоели… но… что поделаешь: дело превыше всего. Сейчас та-ак трудно стало жить… вы не представляете. Особенно нам, банковским работникам.

– Что же вы хотите от нас? – спрашивает хозяйка. – Лучше Геаманта вам никто совета не даст.

– В том-то и дело! Именно он и посоветовал к вам обратиться с нашей проблемой. Прошу…

Она выводит чародеев в общий зал, где висит вниз головой шаман. В ритме ударов бубна он медленно вышагивает по потолку.

– Прошу любить и жаловать: житель Кабардино-Калпакии, шаман по профессии, калпак по национальности… Насарык.

– Калпакия… Калпакия… что-то знакомое, – кривится Калиостро в притворном недоумении.

– Не спутайте: Кабардино-Балкария на Кавказе, а Кабардино-Калпакия на Алтае. Сталин в свое время собрался сослать туда кабардинцев, да передумал. Название осталось, но живут там калпаки.

– Или колпаки, – усмехается Калиостро, перенося ударение на последний слог.

– Язычок попридержите, – предупреждает сотрудников хозяйка. – Все внимание на нашу уважаемую…

– Да, я не представилась. Меня зовут Эмма Эммануиловна Херц.

– Херц был вашим родственником? – осведомляется хозяйка.

– Херц был моим мужем на очень короткое время… мне его в бане запарили… а моя девичья фамилия Поскребышева. Сотрудники в шутку зовут меня Эммануэль. Как романтично, не правда ли? Вернемся, однако, к нашим баранам… Насарык! Это и есть наша проблема. Обязаны таким подарком известному олигарху Сосновскому. По примеру Березовского, который избирался в Кабардино-Балкарии, чтобы избежать ареста, генерал Снесарев, он выступал в рекламной акции Сосновского, отправился в Кабардино-Калпакию и привез оттуда нам в подарок калпака: мол, для рекламы, а на самом деле, чтобы нагадить. Нам вечно какого-нибудь зверя подсунут: то страуса, то павлина. Едва от слона отбились.

– Чем слон по нраву вам не пришелся? Много съедал? – ехидничает Мюнхгаузен.

– Еще больше выкакивал.

– Живой шаман? Казалось бы, хорошая реклама для банка.

– Поначалу и нам так казалось, но потом пьянствовать стал, по головам посетителей ходить. Из-за его бубна все машины в округе взбесились. Как начинает камлать, все сигнальные устройства включаются. А самое главное – воняет!

– Сочувствую, – кивает хозяйка.

– С ним здесь находится дочка, рожденная от дочки.

– Получается внучка.

– Ну да, вернее, одна голова. Тело она потеряла в астрале, должно быть. Голова живая: моргает, матерится, предсказывает. Короче, одно беспокойство.

– А разве такое бывает? – спрашивает хозяйка.

– Сами видели.

– Не верь глазам своим, – отмечает Мюнхгаузен.

– Нам для рекламы нужны вот такие девушки, – указывает управляющая на экран, – невинные, чистые, работоспособные и чтобы не было проблем с мужиками.

– А чем мы вам можем помочь? – спрашивает хозяйка.

– Удалите шамана из банка. Мы своими силами не можем справиться. Вызывали милицию, набрасывали они на него сеть, да только сами запутались в ней.

– Замочим урода, – восклицает Сталкер, – в сортире!

– Нет-нет, ничего криминального. Нужно только удалить чудо-юдо из банка. Будет еще шастать по снам.

– Это уже суеверия, – говорит хозяйка, – а впрочем…

– Гонорар соответствующий.

– И?

– Пятьдесят тысяч долларов.

– Сто пятьдесят, – заявляет хозяйка.

– Нет, мы так не договаривались.

– Тогда пускай он воняет у вас, – небрежно роняет Калиостро.

– Сто! Мне вообще тяжело расставаться с деньгами. Профессиональное заболевание. Сто и ни цента больше!

– Согласны! Можем приступить немедленно. Кто займется?

– Я! – заявляет Сталкер, небрежно раздвигая стоящих перед ним Калиостро и Мюнхгаузена.

В ответ на эти слова с потолка начинают раздаваться удары бубна.

– Это он вас вызывает на тропу войны.

– Догадываюсь, – сбрасывает Сталкер плащ, под ним костюм каратиста. – Иду на «вы!» Призываю вас, духи долларов и фунтов! Призываю вас, духи банковские и небанковские! Духи долларов, марок и даже рублей!

– Бади-бади… бади… му-у-у… – раздается с потолка. – Бади-бади… бади… у-у-у… Бади-мади… бади… у-у-у…

За стенами банка начинают голосить машины. Сталкер двумя-тремя пасами включает пушку, стреляющую теннисными мячами. Первый же мяч сбивает шамана с потолка. Он падает, но тут же вскакивает, делает сальто и, вновь оказавшись на потолке, подставляет бубен и отбивает летящие в него мячи.

– Ложись! – раздается команда, и все сотрудники укладываются на пол.

– Уползаем, – говорит управляющая хозяйка. – У меня в кабинете отличный коньяк. Мужики сами разберутся, а мы покалякаем.

Чародеи берут ракетки и начинают избивать шамана мячами.

– У-у-у… – воет шаман, проносясь, словно Тарзан, на незримой веревке, над залом. Он втыкается под ударами мячей в стеклянную стену. Стекло лопается, покрываясь сетью трещин, и отбрасывает шамана в зал.

Управляющая с хозяйкой наблюдают сражение по монитору. Шаман прижимает физиономию к окуляру камеры и воет:

– У-у-у…

* * *

Чародеи гонят его к лифту, в котором стоит открытый холодильник с пивом. Стоит только шаману протянуть руку к бутылке, как раздается удар мяча в спину, и он оказывается внутри. Чародеи захлопывают дверь, загоняют холодильник в лифт и закрывают дверь.

– Быстро! – кричит Сталкер. – Пуговицы и жвачку!

Он обрывает пуговицы у окружающих, налепляет их вместо кнопок.

– Пишите номер сто восемь!

Он нажимает на импровизированную кнопку. Орущий благим матом лифт уносится вверх и, пробивая потолок, улетает в небо.

Управляющая выносит на подносе шампанское из кабинета.

* * *

– Виктория! – входя в агентство, восклицает Сталкер.

– Не говори гоп, пока не перепрыгнул, – раздраженно бросает хозяйка конверты на стол.

– Это что? – раскрывает Сталкер тощий конверт.

– Это твой гонорар.

– К-какой гонорар? Все, что осталось от ста тысяч долларов.

– С нас, к твоему сведению, вычли за холодильник, за разбитые стекла и компьютеры, за лифт и даже за коньяк, который я пила в кабинете у этой сучки.

– У хорошей женщины, – поправляет ее Мюнхгаузен.

– Хорошей, конечно же! Хорошо, что мы еще не остались должны. Вот как капиталы приумножаются в банках.

– А это что? – указывает Сталкер на круглую коробку, увитую лентами.

– Это голова калпакской девушки. Можете присоединить к своей коллекции симулякров.

– Мерси, мадам, – говорит голова и взмывает к потолку, занимая место среди шариков с нарисованными лицами.

– Ей это так не пройдет, – стучит по столу Калиостро.

– Еще как пройдет, – возражает Мюнхгаузен. – Дело в том, что наша очаровательная банкирша вовсе не женщина.

– А кто же она? – спрашивает хозяйка.

– Симулякр… да, симулякр… нового поколения. Ее в вазе подменили на симулякр, когда в бане партии дарили.

– Кто подменил?

– Хоки, кто же еще.

– Какие еще хоки?

– Потусторонние.

– Ну и что нам от этого?

– Можно воздействовать. Попытаться, во всяком случае.

– Да вы лучше послушайте, – прерывает разговор хозяйка, размахивая телефонной трубкой. – Нас приглашают в высотку для какого-то разговора. Полагаю, речь пойдет о заказе.