Текст книги "Герои Сирии. Символы российского мужества"

Известие в детском саду

– Как вы узнали о случившемся?

Гузель:

– Я этот день никогда не забуду. Я пришла на работу. Это была пятница. Я еще пришла и говорю: «Ой, у меня такое хорошее настроение. Потому что, – говорю, – пятница, а завтра уже нерабочий день». И был тихий час, как раз время было полтретьего.

– А младший ребенок с вами в детском саду?

– Да, но в этот день младшая с моей мамой дома. Я не помню причину, а старшие в школе уже учились, а она – в садике. И я: хорошее настроение. Пятница. Тихий час. Дети спят, жду, в три часа закончится тихий час, кормить деток… И тут заходит секретарь и говорит: «Гузель…» А я как раз заявление писала на отпуск летом. Думала, Марат приедет, возьму отпуск. Она: «Ты там что-то в заявлении неправильно написала. Зайди к заведующей». А я без задних мыслей пошла, говорю: «Да-да» – «Иди-иди, не переживай, я тут посижу с детьми». Пошла, захожу, смотрю, сидят два человека в военной форме и одна женщина, ну вот стол, за ним заведующая, двое военных и тут рядом с ними женщина в гражданской форме. И у меня сразу первая мысль: ну, всё. Из-за того, что телефоны… Я даже не подумала что-то другое. Подумала: нас засекли, что мы по телефону разговариваем. Думаю, ну всё, Марату плохо будет…

– Накачка…

– Вот так вот подумала. И они мне: «Садитесь». Я села. Еще вообще ничего не подозревая. Медсестра входит в белом халате. Наша садиковская медсестра. Заведующая что-то какая-то, как будто расплаканная. Ничего не могу понять. У меня даже вообще мыслей не было, вообще. И военный говорит: «Вы когда последний раз созванивались с мужем?» Ну, думаю, все. Точно телефон. Я говорю, а сама думаю, можно говорить или нет, говорю: «Числа вот июня…» И вот они, я такое только в фильмах раньше видела, они говорят, какая-то фраза: «…неся воинскую службу… погиб…» Что-то начали такое говорить, и у меня перед глазами, – горло у Гузель перехватило, прокашлялась, – помутнело и сразу влили что-то в меня успокоительное… – на глазах выступили слезы, что-то преодолела внутри, продолжила: – И я вот сижу, окаменела, говорю: «Не может быть такое…» Я говорю: «Его в плен взяли, вы просто скрываете… Вы просто скрываете…» Они говорят: «Вы знаете, мы же там не были, не можем сто процентов…» А военный, оказывается это был военком, не Казани, а я же к Зеленодольскому району отношусь, военком Зеленодольского района. Он: «Вы знаете, может, у него документы там перепутались. Ну, не ваш муж». И все… Это долго… Военком: «Давайте собирайтесь, мы вас отвезем домой…» И меня вывели за руки… Я что-то там начала, какие-то глупости, сама плачу, мне же, говорю, обувь надо с собой забрать, ну какие-то такие помешательства… Меня привезли, а у меня дома мама была. Меня просто занесли. Она: «Что случилось?» А медсестра: «У нее муж погиб». У меня мама начала просто кричать: «Не может быть такого!» Она прямо легла на пол… Ей, во-первых, она его очень любила. Очень. Ну как не любить, если она видит: дочка счастлива. Она, наверно, больше, у меня еще два брата, больше, чем своих сыновей, любила. Во-первых, его жалко. Во-вторых, меня жалко. В-третьих, трое детей остались. Очень тяжело… Это было, получается, 3-го числа. И его привезли 5-го числа, и до 5-го числа я ходила, не понимала, что со мной происходит. Вокруг все что-то ходят… – на глаза снова навернулись слезы, снова молчала. – И 5-го числа уже приехали, или 4-го или 5-го, я не помню, уже начали приезжать люди военные, спрашивают: «Что вам нужно? Чем помочь?» Конечно, да. Они все организовали. Они место подготовили. Шатер. Готовились к приезду Марата. А я говорю: «Гроб открыть, я его же могу увидеть». Мне говорят: «Вы знаете, там же земля горела. Я вам не советую, у него там ожоги». Я говорю: «Вы знаете, если вы мне даже хоть одно ухо покажете, но я должна увидеть». И они меня три раза спрашивали. Тогда мне свекровь сказала: «Запомни его таким, каким последний раз видела». Я: «Нет. Я его пока не увижу, никогда в жизни не поверю, что это он. Никогда».

Известие детей

Гузель останавливалась, молчала, потом:

– Еще что упустила. Вот меня привезли, это же пятница. У нас был сабантуй, знаете, такой татарский праздник. 3 июня.

– Дочка и сын пошли гулять, а младшая дочка дома. И они такие веселые заходят домой. Такая солнечная погода. Вот я говорю, никогда этот день не забуду. Заходят домой, вот стол, а я на нем головой лежу. Голову поднимаю, а они стоят. Дочка сразу, а вокруг же люди собрались, подруга моя приехала, родители, тетя, дочка: «Что там? Что?» И я их подозвала к себе и говорю, – снова перехватило в горле у Гузель. – «У вас папа хороший был». И всё, они всё сразу поняли, и как начали плакать. Их потом от меня увели в комнату, и с ними начали там разговаривать, общаться. И у меня дочь: «За что? Ну почему? Кто нас теперь будет защищать?» Вот ее первые слова: «Кто нас теперь будет защищать?»

Прощание

– 5 июня привезли…

– Да. В Зеленодольский район. Шатер прямо напротив наших окон поставили. Они говорили: «Может, организуем в ДК?» У нас Дом культуры есть. Но я отказалась. Они, конечно, хотели. Вот там помещение закрытое. Кто хочет, может посидеть. Стулья там. Но я отказалась. Тоже меня спрашивали, очень уговаривали, чтобы было торжественно. Я говорю: «Нет. Вы представляете, все соседи ждут». Соседи ждали долго. А тут очень холодно резко стало. Я даже в зимнем пуховике была, вы представляете. Июнь месяц, а очень холодно. Я говорю: «Вот, все соседи, ждут его, а до ДК не все смогут дойти. Потому что, кто с маленькими детьми, а здесь вот. Все выйдут, все посмотрят».

– Дом военных?

– Да. Вот, пришло много людей. Вот вы показываете, много пришло проститься с Романом Филиповым, и здесь много пришло. Пришел мулла, почитал, все простились. Соседи по одному подходили…

– Гроб закрытый?

– Открыли.

– Вы настояли…

– Я же не рассказала. Я говорила: «Откройте гроб». А Марата сначала из Сирии в Москву привезли. И они позвонили в Москву и сказали, и Марата там забальзамировали. Всё. Вот какой он уезжал, такой и был. Оказывается, у него ожог был только на лбу. И все так заделали, что даже видно не было, и где-то на подбородке, оказывается. Но, конечно, когда он еще переночевал, он же в Атабаево ночевал – там хоронили, то чуть-чуть начало немного выявляться. А так, в парадной форме, гроб такой… С почестями хоронили.

– Почетный караул проходил?

– Да, на следующий день в деревне Атабаево.

– А почему в Атабаево?

– Так решили его родители, так как на этом кладбище похоронены наши дедушки и бабушки и наши родственники. Вечером отвезли туда, ночью переночевал в доме. В Атабаево родители Марата построили дом, где раньше его дедушка и бабушка жили. Маленький домик был, они на этом участке построили дом. Летом там живут, может, сейчас тоже там живут, но я не знаю… В деревне нас тоже ждали, вся деревня собралась. Я всю ночь просидела у гроба. И еще я такую фразу сказала… Когда мы в Казани еще ждали, когда его привезут, мне стало плохо и закружилась голова, и позвали «скорую», она там дежурила, стояла, и когда меня завели туда, мне сказали: «Вы знаете, у вас давление и сердцебиение плохое. Давайте мы вам укольчик сделаем». Я: «Нет. Вы мне сейчас укольчик сделаете, а я усну, а я хочу последнюю ночь с ним провести». На меня так посмотрели…

– И правильно, ведь самый близкий человек…

Гузель:

– Вот я и не разрешила сделать… И в деревне с ним… И утром его несли на руках. Там до кладбища не так уж мало. Не на машине, не на чем. Сказали: «Мы Марата понесем сами».

– И он на родном уголке…

Памятник

– Что на могиле стоит?

– Я сделала оградку, поставила сразу. Там на каждой стороне огромные звезды. Как Герой, звезда, военный. А памятник уже военкомат Лаишевского района (Атабаево на территории Лаишевского района). У меня спросили, какие слова нужно написать. Я выбрала.

«Погиб при выполнении боевых задач в составе военного контингента Российской Федерации в Сирийской Арабской республике».

При этом две строчки на одной стороне по-русски:

Любим тебя, гордимся тобой!

В памяти нашей всегда ты живой.

На другой стороне на татарском.

И фотографию выбрала. Вот на нее смотришь, и иногда кажется, будто он улыбается, а иногда серьезный. И такой взгляд, словно он тогда знал, что в будущем такое произойдет. С каким-то сожалением…

– Еще бы, жить бы и жить…

– Что я вот одна осталась, что дети… Родители…

Вручение награды

– А как награду получили?

– Мы тоже ждали, мы же не знали, что будет… Вот, например, Роману Филипову сразу сказали…

– А помните, с Романом. Как сбили, военные сразу стали рассуждать: а что ты так низко спустился… Летел бы выше и не сбили… Мол, сам повел как… А как объявили: Герой России, и все кривотолки улетучились… Главнокомандующий назвал гвардии майором, значит, гвардии майор…

Гузель:

– Потому что он же поехал туда, как начальник разведки. И у него в деле стоит секретность. Поэтому ни по телевизору, ни СМИ ничего не передавали. И когда я ждала, на информационный сайт Казани написала: «Почему, вот такая ситуация произошла, почему молчите, почему происходит такое. Почему, человек из Татарстана». Они никак не отреагировали. Ничего не ответили. Потом, я же везде об этом начала писать, говорить…

– Молодец. – Я восхищался женой Марата.

Потом спросил:

– А «духи» выкладывали видео боя?

– Нет, если бы они выложили, он бы несекретный был… О награде. Вручение было 30 или 31 августа… Нам об этом сообщили за две, что ли, недели. Я как раз была в магазине, мне свекор позвонил: «Марату присвоили звание Героя». И мы до последнего сомневались. Мне говорили постоянно: «Нет, не присвоят. Нет, не присвоят». А я почему-то была уверена: «Как, он же подвиг совершил. Он же свою жизнь отдал. Как?!» Оказывается, за него «впряглись» сослуживцы. Какой-то командир даже сказал: «Я вот свою звезду, свои ордена положу, но ему надо присвоить. Он заслужил».

Русские офицеры всегда дорожили честью.

Пресса много позже писала:

«31 августа в Казанском кремле состоялось посмертное вручение звезды Героя семье погибшего»[79]79
  https://achtungpartisanen.ru/siriya-marat-axmetshin/


[Закрыть].

Гузель:

– И награждение было тайное у нас в кремле Казанском. Наш президент Татарстана, генерал[80]80
  Вручал генерал-полковник Картаполов Андрей Валерьевич, с 10 ноября 2015 г. по 19 декабря 2016 г. командующий войсками Западного военного округа, с 2018 г. замминистра обороны РФ, начальник Главного военно-политического управления.


[Закрыть]… Я была с детьми, его родители, брат с сестрой. Произошло вручение. Вручал генерал… Мне, конечно, обидно, как же, у всех же в Москве. Пускай было даже тайное, но в Москве. А тут без СМИ, безо всего, быстренько…

Вспомнил, что знал и спросил:

– А вы на Новый год в Москву ездите? Вдовы летчиков-героев ездят…

– Нет, нас не приглашают…

Еще одна горькая несправедливость.

Гузель листала альбом.

Мы смотрели на фото Марата:

– Доброе лицо… По нему видно, что не бухгалтерская душа…

Гузель:

– Он очень простой. Вот везде, где бы он ни служил, где бы ни работал, он имел подход к людям, его уважали…

– Ведь не рванул с поля боя…

Пресса проснулась

– А как все-таки прорвалось известие в СМИ?

Гузель:

– Было какое-то мероприятие, какое не помню, и там были журналисты. И одна ко мне подходит, интервью взять. Ведь когда вручили звезду Героя, не то что где-то сообщили, а стали приглашать всюду… А там журналисты. Они: ага, какая-то новенькая появилась. Стали ко мне с вопросами подходить. И я говорю: «Вы знаете, придите ко мне домой. Вы увидите, как мы жили, расскажу вам все» Одна: «А можно?» – «Да, приходите». Она пришла и взяла у меня интервью. И тогда пошло-поехало. Мне начали звонить: «Можно встретиться?» И вот, видите, вот газеты…

Я увидел целую подшивку газет.

Я рассуждал:

– Мне рассказывали: у наших приказ не сдаваться, иначе страшно, что будет… За ним вы были как за стеной…

– А детей как он любил…

Поездка в Сирию

– А вы в Сирии были?

– Да, ездили. Организовало «Боевое братство», и по приглашению президента Сирии.

Боевое братство вручило Гузель Ахметшиной памятный знак «Семье погибшего Защитника Отечества»

– А как ехали?

– Нас сначала собрали в Москве, посадили в самолет. И мы ездили по Сирии… Вы знаете, мы там очень сдружились с сирийскими семьями, в которых мужья тоже погибли на этой войне, и тоже – вдовами. Тоже Герои. Сирийские Герои. У меня сначала, когда мне предложили туда ехать, возникло какое-то чувство, мой муж там погиб, как я буду смотреть на этот народ. Ведь они забрали у меня мужа. А потом, когда я побывала там, у меня возникло совсем другое чувство. Они такие же люди, как и мы. Они тоже потеряли своих близких. Они, конечно, встречали нас как очень почетных гостей. И кормили. И проживание на высшем уровне. Мы в город выходили. У нас охрана была очень сильная, но хочется что-то привезти памятное, по рынку ходили, у нас чуть ли не оцепление. Интервью у нас брали. И когда была встреча у Асада, я же с тремя детьми ездила, младшенькую разговорили: «Что же ты хотела в подарок?» Она говорит: «Я хочу котенка». И жена президента Сирии подарила котенка. Мы его привезли сюда, он уже сейчас большой. Это все показали по телевидению…

– Душевный подарок…

Гузель:

– Когда я уехала, знали только мои родители, что я лечу в Сирию, а когда показали, мне пишут: «Ты где?» Эсэмэски по вотсапу: «Ты где? Ты зачем туда полетела, да еще с детьми». Я говорю: «Я же должна была увидеть то место, где последний раз была душа моего мужа. Погиб где мой муж». Он же под Пальмирой погиб. Мне сказали: туда нельзя пока, потому что там идут еще боевые действия. Мы туда не попали. Мы ездили на базу Хмеймим, где наши жили. На этой территории сделали памятник погибшим. Там возлагают цветы, мы возложили цветы. Увидела пушку, из которой стрелял Марат… – показала фото в альбоме.

– Мощное орудие…

Гузель:

– Посмотрели достопримечательности, ездили в мечеть: огромная, самая большая. Я сначала думала: по телевизору показывают: разруха, разруха, а тут едешь, люди живут, в рестораны ходят… На гору вечером поднялись, нам говорят, вот вы видите, где свет горит, там живут, а где черные пятна, там разруха. И этих пятен очень много на самом деле. Мы же видели не всю внутренность, а окраину, где цивилизация. А на самом деле много разбито. И люди, конечно, есть такие, кто бедно живет, но есть и те, которые вечером по ресторанам ходят…

Дети Марата Ахметшина

– А как теперь детки?

Гузель:

– Старшая в пансионе… Просто называется, как кадетский корпус…

– А как это произошло…

– Когда Марат погиб, приехали всякие генералы. И они предложили: «Хочешь поехать в Москву в кадетский корпус?» Честно говоря, я даже не знала, что есть такое заведение. И мы с Маратом не думали никогда, чтобы наш ребенок там учился. Она сначала говорит: «Я не поеду, как же мама тут одна». Как же она бросит маму! А я говорю: «Зарина (старшую дочь зовут Зарина. – Авт.) ты сейчас обо мне не думай. Понимаешь, это твое будущее». Я, конечно, в тот момент думала: я одна их не подниму, это ясно. А мне сказали, что она там на гособеспечении, там такое образование, там такие учителя, хвалили-расхваливали. И потом с ней поговорили дяденьки в форме, и она: «Ладно, поеду». Поехала. И первый год плакала. Ей, конечно, старшей дочке, досталось всех больше из наших детей. Труднее всех ей было, потому что прошло два месяца, как папа погиб. А она уехала куда-то в седьмой класс в Москву. Мамы рядом нет. Увольнения раз в месяц. Здесь-то сын (суворовец. – Авт.) у меня каждую неделю приезжает, а там в месяц один раз увольнение. Она: «Забери, забери, забери». У меня были порывы забрать, и плакала с ней, а потом: «Я надеюсь, что ты когда-нибудь скажешь спасибо. В жизни все происходит не просто так. Раз с папой так, он вам дорогу открыл, вы должны… – вот сейчас она уже три года – 7, 8, 9-й, сейчас 10-й, – вот 11-й класс закончишь, будешь сама думать. Хочешь, в Москве поступай, хочешь, домой приезжай и здесь учись». Она: «Наверно, я все-таки в московский буду поступать».

– Молодец…

– А вот сынишка-суворовец… – показала фото.

– Какой мальчишка!

– А в суворовское его сразу взяли, потому что статус папы такой. Ему было восемь лет, когда Марат погиб, и тогда уже сказали, что в суворовском его ждут, если есть желание, – перелистнула альбом, – это младшенькая…

– Красавица…

– В детский садик пока…

– А вот нарисовала портрет папы…

Мне показали и вышитый Гузелью портрет Марата.

– Теперь всем вам по жизни идти с именем Марата…

Память

– Что-нибудь носит имя Марата Ахметшина?

Гузель:

– Две школы. Одна в Казани. И другая, сто километров отсюда, школа, там, где он похоронен. Там и сквер его имени.

– Чтут Героя…

– Через год после гибели на школе в Атабаево памятную доску повесили. Было прохождение почетного караула. Собралось много людей…

– Видимо, не только в Атабаево…

– Очень много памятников, бюстов. Барельефов. В Зеленодольске в Парке Победы. На школе в Казани…

– А в воинских частях, где он служил?

– Сказали, будет в том месте, где он служил. Их часть сейчас под Воронежем в Богучаре…

– Как здорово! Это рядом. Там немецкий военный городок.

– Я еще почему запомнила? Когда он был в Нижнем Новгороде, он говорил: «Нас будут переводить в Богучар». Я хочу побывать там…

– А улицы его именем?

– Кстати, где мы сейчас живем, повесили мемориальную доску: в этом доме проживал такой-то, такой-то… А так как комплекс молодой, где мы живем, сказали, что когда будет расширяться, назовут улицу имени Марата.

Мы еще долго говорили…

Школа имени Марата Ахметшина в Казани

Дождь перестал. С вокзала мы поехали по помытым улицам просторного города в дальний район в школу имени Марата Ахметшина. Он в ней учился с 1987 по 1997 год, и, видимо, благодаря Марату она преобразилась: были выделены деньги на ремонт, и теперь вид учебного заведения радовал яркостью и свежестью.

Когда мы с Гузелью по ухоженным коридорам поднялись на второй этаж, мне показали уголок их бывшего ученика Марата, где отразили его жизненный путь от детства до командировки в Сирию. Здесь висели фотокарточки чернявого мальчишки в разных классах. Я читал его сочинения, рассказы учителей о нем и одноклассников, увидел родословную его рода.

В школе чтили своего ученика.

В спортивном зале проводились соревнования по борьбе в честь Марата Ахметшина. Заслуженный тренер России Николай Григорьевич Швейкин показывал рисунки с изображением Марата Ахметшина на стенах спортзала, рассказывал, как побеждают школьные борцы на турнирах имени Героя России Марата Ахметшина, и как сам Марат с братом, пусть и не бил рекорды, но занимался дзюдо.

Настрой школы радовал…

Бюст перед школой красноречиво подчеркивал, чем живут в учебном заведении его педагоги и ученики.

Снова запахло дождем. Невзирая ни на ветер, ни на снова набегающие облака, я поднялся на холм казанского кремля и в мечети просил помощи и благополучия Гузель с ее детьми, слал такие же просьбы дивеевским монахиням за полтысячи километров, и уезжал из Казани, полный желания во что бы то ни стало написать об этом мальчишке с волжских берегов, любившем свою землю, воевавшем за нее, носившем на руках жену и деток, и сложившем голову в пустыне под Пальмирой, не посрамив своих отцов и дедов. Ради него можно было ехать не только в Казань, но и на край света.

А поезд нес меня на Зеленый Дол. Через Волгу. На Муром. И дальше…

Дорогой, которой не раз проезжал Марат Ахметшин.

Корни капитана Марата Ахметшина

Я говорил по телефону с отцом Марата Ахметшина Радиком Ахметшиным, когда был в Казани в школе имени Марата, но встретиться с отцом не смог: он находился за городом в Атабаево. И вот позвонил ему 3 ноября 2019 года, трубку взяла мама Марата, сказала перезвонить минут через десять и, когда я снова набрал номер телефона, у нас начался разговор.

– Радик Вагизович, написано, что Марат родился в Елизово. Я в Елизово был, купался в Паратунке, мне эти красивейшие места Камчатки знакомы. А как получилось, что вы в Елизово оказались?

– Я же военный летчик, там и служил. Я там два раза был на Камчатке. По три года.

– А вы сами родом откуда?

– Из Татарии. Село Епанчино. Оно под водой осталось, когда строили Куйбышевское водохранилище. И старое Атабаево тоже под водой осталось.

Я понял: когда строили водохранилище, всех переселяли. Люди селились наверху в новом Атабаево, куда ездил Радик Ахметшин.

– А как получилось, что вы в летчики попали?

– У меня отец военный. Вагиз Ахметович Ахметшин. Он родился 8 апреля 1924 года. Во время войны он сначала был в Архангельске, Мурманске, потом война с Японией, он на Тихоокеанском флоте, а приписаны были к Владивостоку.

– А как у вашего отца получилось, что он во флот попал, у вас же река рядом, не море…

– Не все же моряки у моря родились. Он на реке Каме рос. На реке Меше[81]81
  Меша – река в Татарстане, правый приток Камы, впадает в Камский залив Куйбышевского водохранилища.


[Закрыть]. Епанчино переводится: устье Меши. Меша впадает в Каму. Там родился. Ну, призвали, может, даже добровольцем ушел на фронт. Там получил офицерское звание. Командиром БЧ-1. Боевой части. Командовал пушками на корабле. Он много не рассказывал про войну. Последнее место службы: Тихоокеанский флот. Он капитан-лейтенант. Получил после войны. Разминировали мины. Мина взорвалась, и он говорит: корабль пополам. Корабль утонул, а их собирали потом. Контузию получил. Его списали и вернулся к себе на родину.

– Обычная судьба военного: после службы домой.

Радик Ахметшин:

– Вернулся и в Епанчино жил. Приехал и женился в 1947 году. И потом родился старший мой брат с 1948 года, и я в 1949-м.

– Уже строили водохранилище…

– Да, и затапливали. И мы переехали выше. Из Епанчино и Атабаево в новое Атабаево, его тоже назвали Атабаево.