Текст книги "«Мишка, Мишка…» Воспоминания"

Первая гастроль

Заканчивалась моя первая гастрольная поездка во владимирской филармонии.

…Началась она, кстати, тем, что я приехал из Москвы в город Владимир с чемоданчиком, где были две гантели по 5 кг (кроме всего прочего) плюс виолончель и т. д. Пока я всё это доволок до филармонии – понял, что это мне не под силу…Конечно, очень хотелось сохранить физическую форму, но… Закатил я эти гантели под кровать в номере гостиницы «Заря», где постоянно жила Гетман Ирина Ивановна – певица и бригадир нашей группы.

Трудной для меня выдалась первая гастроль…

Это же ещё и без гантелей!.. Заканчивалась она торжественным концертом в честь 100-летия со дня рождения товарища Ленина! В большом зале филармонии. Я непременно должен был что-то сыграть! Решили…В конце первого отделения я сыграю первую часть сонаты Локателли (пьеса с трудным прыгающим штрихом). Начало в 19:00. А ночевать мне во Владимире негде… Последняя электричка до Москвы в 19:40…

…Вызываю такси… Бегу за гантелями… Кладу в свой чемодан… Играю Локателли… Падаю в машину!

До отправления электрички – четыре минуты (в обычное время бывает необходимо минут десять).

Но – вечер… Водителю – «Гони!!»…

…Он «выбросил» меня раньше. Не доезжая до вокзала… Прямо на пути… Впереди моя электричка сияет огнями… До неё – темнота… Двести метров сплошных путей, которые надо в темноте перескакивать!.. Виолончель в левой. Чемодан с гантелями в правой… Падать нельзя: электричка уйдет, виолончель разобьется, а я, может быть, и выживу – но без всякой пользы… Поэтому глаза вниз…

И… Перескакивать, перескакивать… Удивительно!

Шансов почти не было, но я добежал («доскакал»)!

Теперь можно поднять голову…

Молния вспыхнула в голове!! Я «доскакал» до середины электрички… Прямо передо мной светилась единственная с этой стороны открытая дверь?! И два огонька папирос двух мужиков у дверей в тамбуре!..

Понимаю, что утекает последняя секунда моего везения! Я рванул руки с виолончелью и чемоданными гантелями вверх… Двери в тот же момент закрылись мне по рукам!! То есть, гантели и виолончель в вагоне. А я – на земле!! Не помню, как сообразил (скорее всего ничего не соображал!) – я заорал:

– Мужики! Выручай!! – Оба среагировали мгновенно! Они сказали: «Хха!..» Навалились каждый на свою половину двери и одновременно нажали на них… Двери распахнулись! Я вскочил по ступенькам вверх!.. И сзади меня раздался страшный удар!!

Так закрываются двери, если их одновременно отпустить…

Вошел я в вагон… Сел… И далеко не сразу сообразил, что электричка моя постояла ещё минут 15.

Потом закрыла двери со стороны перрона… И, не торопясь, «потрюхала» во тьму…

К желанному дому! Всё!..

…Нет! Не всё… В метро я, привыкший за 20 дней жизни в провинции к неторопливому ритму, спокойно встал на эскалатор… Потом решил, что пора с него сходить… Не торопясь, поднял ногу… И…Тут же был сбит на мраморный пол людьми, которые другого ритма жизни, кроме своего, столичного, не знали!!..

В результате… Виолончель разбита!! Я проснулся!!..

Понял, где я… И уже больше никогда не забывал…

А propo…

Дома спал после этого трое суток… Иногда открывал глаза. Пытался понять в темноте что-то?.. Что со мной?.. Где я?.. Но не мог…

По морям, по волнам…

В награду за окончание консерватории и первые гастроли тёща моя, – Зоя Григорьевна, – «достала» нам (мне и Тане) путёвки в Дом отдыха ВТО «Плёс». Был июнь 70-го года. Госэкзамены я сдал, но получение диплома откладывалось. Из-за Конкурса имени П. И. Чайковского, который в это время проходил в Москве – в стенах консерватории.

Где это – Плёс? На карте точку нашёл. Поездом до Иваново. Дальше – автобус. Волга – широкая. Место чрезвычайно живописное. Именно здесь Левитан написал свою гениальную картину «Над вечным покоем»…

Устроились. Пошли знакомиться с домом отдыха. Особо запомнились слова экскурсовода, которые он сказал в оранжерее: «Эти огурцы скоро вырастут. В августе мы будем подавать их к столу (?)…»

Сейчас июнь. С меню мы уже ознакомились. Впечатление очень бледное. Пошли на Волгу. Красиво. Но вода холоднющая. Я полез поплавать. Туда и обратно… Купаться Таня не рискнула. Решили лодку взять. Покатались «на просторе речной волны». Яркое солнце. Холодный порывистый ветер… Прогулялись до пристани. Там – расписание пассажирских теплоходов… Ярославль! У Тани там родственники. Через десять минут туда отправляется последняя «Ракета». «Поехали? – Поехали!» Вот когда незнание географии сыграло решающую роль… Буквально! Если бы мы повнимательнее читали расписание. Малость представляли расстояние – мы бы точно не поехали! (И не случилось бы того праздника, который ждал нас впереди!)

Оказалось – «Ракета» идёт до Ярославля три часа! Уже вечер! В пути выяснилось также, что, по прибытию в конечный пункт, «Ракета» сразу же уходит обратно. Это будет последний рейс сегодня! Приехать на 15 минут?! Нет и нет!..

Пошли гулять в парк. Время – 23:30. Парк закрывается. Ночь тёплая. Но не на улице же ночевать? Пошли на пристань. Там – зал ожидания. Людей мало. Скамейки свободные. Подсели к симпатичной женщине «шоколадного» загара. Разговорились. Узнав, кто мы, – откуда и куда, – женщина воскликнула:

– Ребята! Что вы здесь делаете? Вся жизнь на юге. В Крыму! Ялта, Мисхор. Тёплое море. Овощи-фрукты – «завались»! Настоящий отдых только там! Бросьте всё и сейчас же уезжайте!..

Познакомившись с темой, я почувствовал жуткую усталость и заснул на свободной скамейке. Женщины «проворковали» всю ночь. Слова «южанки» подтверждали её сумки, нагруженные доверху персиками, абрикосами, виноградом и прочими дарами жаркого солнца.

Решение мы приняли сразу и окончательно. Но его ещё надо было претворить в жизнь. Заявление – директору. Ревизия наших финансов показала реальность замыслов. Оставалось наметить маршрут. Приехали мы из Москвы через Иваново. Значит, обратно можно тем же путем? В голове засела мысль:

– А можно ли по-другому? Не делая «крюк» через Москву?

Но, карта?! Она ясно показывала, что «вниз по матушке по Волге» стоит город Горький (тогда! Сейчас – Нижний Новгород). Я вполне представлял себе путь через Горький прямо в Симферополь. В Крым. Но надо было знать точно.

Пошёл на междугородный переговорный пункт. Заказал справочную железнодорожного вокзала города Горького. Телефоны висят на стене в небольшом открытом зале. Народу много. Очередь ожидающих. Гул голосов, вскрикивания тех, кто уже «на связи»…

Дают «связь» мне:

– Это справочная железнодорожного вокзала?

– Да!

– У вас есть поезда на юг?

– Нет!

– Мне надо в Крым…

– А где Вы находитесь?

– В Плёсе.

– Где?

– В Плё-се!

– Где??

– В Плёсе. Плёс!

– Я не слышу!

– Передаю по буквам!!

– Хорошо…

– Пэ. Петя.

– Ну…

– Лэ. Ложка.

– Да!

– Ё.

– Что??

– Ёлка.

– Ну!

– Эс.

– Что?!

– Эс!

– Не слышу!

– Эс, эс!! – Очередь на междугородке всё тише. Я кричу всё громче.

– Молодой человек! (рыдание…). Если Вы не скажете, где Вы находитесь – я кладу трубку!..

– Эс! Сэ! Слон! Слон!! Передаю по буквам. Эс. Слеза!

– Ну!

– Эл. Любовь!

– Да!

– О. Ольга!

– Хорошо!

– Эн. Николай!

– Что?!

– Плёс, Плёс, Плё-ёс!!

– Ах, Плёс?!

– Да!

– Ну, тогда Вам надо на автобусе ехать до Иваново. Оттуда поездом до Москвы. А уже там поезда на юг идут.

– Значит, у вас поезда до Симферополя нет?

– Почему? Есть! Один раз в день.

– Так, чего ж… Во сколько отправление?

– В 15:30.

– Спасибо!

Пока я кричал, было впечатление, что в помещении кроме меня и телефонной трубки не было никого. На самом же деле толпа ожидающих притихла. Закончилась моя «связь» – многие облегчённо вздохнули, заговорили громче. Опять послышались крики: «Алло! Алло!». Но мои ноги уже несли меня куда-нибудь подальше…

Утром сели мы на могучий «Метеор». Зашумели моторы. Корабль с разгона поднялся на крылья и понёс нас через Горьковское водохранилище (как море!) к городу, где ходят поезда на юг. Пусть мы плыли (летели!) шесть часов подряд. Но красота вокруг! Я выходил на открытую палубу, где в фонтанах брызг постоянно висели радуги. Таня что-то вязала. Время в пути прошло незаметно… На железнодорожном вокзале выяснилось, что наш поезд отправляется через 20 минут. Мы успели! Устроились. Уже вечер. Я заснул, уверенный, что поезд везёт нас на юг…

Но, проснувшись ночью, я увидел за окном вокзальную вывеску – «Гороховец». Почему? Я недавно был в этом городе. На гастролях. Во Владимирской области?! Опять заснул на своей верхней полке. Поезд встал. Я открываю глаза – в окне передо мной надпись – «Москва»… Как? Как мы оказались в этом городе?! Не может быть!.. Глаза опять закрылись…

Когда они открылись вновь – поезд стоял в Орле. Солнце умыло перрон. Народ прогуливался. Стайки торговок с корзинами и бидонами перебегали от вагона к вагону:

– А вот огурчики малосольные!

– Беру! – Возвращаюсь в вагон. Таня уже проснулась. Я кусаю огурец… и тут же понял, поверил, что мы едем правильно, в благословенный край. Где ждут нас новые чудеса…

Та женщина (на ярославской пристани) уговаривала нас ехать в Мисхор. Однако ночью, под мерный стук колёс нас «перевербовали» понимающие люди:

– Мисхор? – Да! Хорошо! Но… дорого. Есть места и получше. Вот Судак, например…

А нам-то всё равно. Мы верим, что любое название, любой город в Крыму – у моря!

Запомнился Автовокзал в Симферополе, где мы ждали автобуса в Судак. Раннее утро. Подрёмывая, сидим на скамейке. Рядом вещи. Я обратил внимание на мужчину, который бродил между скамеек: глаза немного навыкате, взгляд вроде бы неподвижный… Откуда-то возникла мысль:

– Он украдёт у меня кошелёк… – В кармане, в резиновом кошельке, у меня было шесть рублей. Но это последние. Главные лежали на депозите. Хорошо хоть, что билеты на автобус уже купил… Странно… Как же он это сделает, если я знаю всё наперёд и слежу за ним?..

Оставалось минут пятнадцать до отправления нашего автобуса. Решил сходить в туалет «на дорожку». В дверях столкнулся с каким-то мужчиной. Не придал этому значения. И только выходя понял, что кошелька у меня уже нет! И этого типа тоже. Не поднимая панику, я ехал в автобусе и всё думал:

– Как? Как он это сделал?! – Припомнил каждый «кадр» этого «кино». Толчок! Столкнувшись, он этим отвлёк моё внимание и в то же мгновение «нырнул» мне в карман…

…В Судаке автобус уже ждали женщины, сдающие квартиры. Недолго думая, выбрали квартиру в десяти минутах ходьбы от моря. Дни стали похожими друг на друга. Утром, после завтрака, отправлялись на пляж. Море, солнце. Жёлтая черешня с медовым привкусом. В самую жару уходили в дом. По дороге покупали на рынке продукты. Вечером – опять к морю. Я одевал ласты, маску. Брал подводное ружьё (всё в прокате) и гонялся за рыбками. Или стоял по пояс в воде с удочкой в поисках удачи. Не обращая внимания на то, что к вечеру становилось прохладнее. А под водой – тем более. Днём отогревался на солнышке…

Мы, приехав в Судак, на следующий же день пошли на переговорный пункт. Позвонили родственникам. Помню, говорю тестю:

– Мы в Судаке.

– Это на Волге?

– Нет. Это в Крыму.

– А как же вы туда попали?

– Поездом. – Успокоил, что денег у нас достаточно.

Но вот, однажды, отправляясь с пляжа в дом я заметил вдалеке знакомую фигуру. Кто бы это мог быть?.. Нет! Быть того не может… Сестра родная. Ленка!

– Ты откуда?

– Я-то оттуда. Из дома. Я же собиралась в Судак за полгода! Родные волнуются. Вот деньги вам передали, 50 рублей.

– Ну, спасибо! А ты комнату где сняла?

– Да, недалеко от пляжа.

По-моему, мы больше не встречались…

Я подолгу стоял с удочкой в воде. С азартом, но без особого результата. Хотя результатом можно считать, что я-таки простудился. И за два дня до отъезда имел температуру 39-40. Кормился лекарствами. Но ехать надо было. Несмотря ни на что! Деньги кончались. Правда, билеты на автобус и на поезд были уже куплены. Не помню обратную дорогу. Но добрались благополучно. Зоя Григорьевна (тёща) оставалась всё это время с Федей – ему уже было почти два года. Сколько помню – он был здоров. Я съездил в консерваторию. Получил свой диплом. А оставшееся лето мы провели на даче…

Роберт Шуман и сторожевая вышка

Закончилась студенческая пора. Надо было работать. А тут возраст – призыв в армию. Правда, призыв в мае – июне, а я в это время числился ещё студентом консерватории. Дипломы выдавали 30 июня. В это время меня в Москве не было. Я с Таней был в Судаке. В Крыму. Наслаждался заслуженным (и заработанным) отдыхом.

Осенью началась работа во Владимирской филармонии. И приписан я уже был к владимирскому военкомату (спасибо брату, Олегу!). Отлежал я две недели во владимирском госпитале – проверяли сердце и левое бедро. Результат – сердце в порядке, бедро для службы в строевых частях не годится. Служить могу, но… или в стройбате, или во внутренних войсках. За те две недели моя «команда» (с которой я должен был отправиться служить виолончелистом в ансамбле ракетных войск), ушла без меня в свой срок. Я принёс военкому, по его просьбе, два билета на концерт цыганского ансамбля. И, чуть позже, он сообщил мне, что я его «не лимитирую» – план по призыву выполнен.

Гуляй до весны…

Отработал я в филармонии весь сезон. Отец мой искал мне возможность служить музыкантом. Дирижёр оркестра внутренних войск оформил документы о призыве меня в его оркестр в качестве виолончелиста. Но… опоздал он с подачей их в Главный штаб. Офицер штаба, выслушав моего отца, сказал, что надо мне попасть на службу в какую-нибудь часть внутренних войск:

– А потом мы сможем вызвать его в оркестр.

Пошёл я к дирижёру оркестра полка внутренних войск, который располагался во Владимире. Тот твёрдо пообещал мне (плюс две бутылки хорошего армянского коньяка!) забрать к себе сразу после «курса молодого бойца». Мол месяц «в поле», а потом – «со смычком».

Пришёл я в июне на сборный пункт. Оттуда в казарму. Выдают форму. Всё бы ничего. Только сапоги на два размера меньше.

Других нет! – И начались мои мучения. Ноги резало ужасно! Бег заканчивался кровавыми мозолями.

Наконец, «в поле» приехал военный фельшер.

– Жалобы есть?

– Есть! – Посмотрел он мои ноги и забрал в город – в медсанчасть. Сделали мне операцию. Приходит в палату подполковник, заместитель командира полка. Обозвал меня «симулянтом». Не поймёшь – то ли шутит, то ли такой «дуб».

Сапоги по размеру для меня всё-таки нашлись.

Последнюю неделю на «учебке» было веселее. Стрельбы, учебный «бой».

– А к тебе какая-то женщина приехала. Говорит – жена.

– Не может быть!

И всё-таки она приехала. Соскучилась. Командир говорит:

– Отстреляешься на отлично – отпущу к жене!

Ну я помню, как год на первом курсе музучилища ходил в стрелковый клуб. Отстрелялся на «отлично». И пошли мы с Танечкой погулять. Привезла она всяких вкусностей. Отдохнули мы в соседнем лесу. Полегче на душе стало.

Возвращаюсь в свой взвод. За столом сидит командир и один из сержантов. Из тех, что гоняли нас, «молодых», беспощадно. Прислушался я к их разговору. И удивился надолго. Они, оказывается составляли список тех, кого можно рекомендовать в сержантскую школу:

– Петров, образование 6 классов – годится. Васильев, 10 классов – не подходит! Будет много рассуждать (!)

В конце «учебки» должен был состояться парад новобранцев. И вот гоняли нас строем вперёд-назад. Скоро командир сказал:

– Так не пойдёт! – Не получалось ничего в едином ритме. Перед очередным занятием:

– Кто играет на барабане – два шага вперёд!

– Надо, – сказал я сам себе, – вперёд! – Ещё один парень вышел. Дали нам по барабану. Я выбрал большой. На маленьком вызвался играть другой. В конце «Строевого устава», оказалось, есть различные ритмы для игры под шаг. Взяли мы эти музыкальные инструменты и в лес. Репетировать.

Надеялся я, что с консерваторским образованием мне тут делать нечего… Однако. Стучать оказалось полдела. Как пошли бойцы под наши барабаны – стали путаться ногами. Оказалось, именно я бью не так. Не в такт:

– Левой, левой, раз, два, три…

Объяснил мне командир, что акцент надо делать под левую ногу. Вроде стало получаться. Приезжает к нам «в поле» полковой оркестр – генеральная репетиция парада. Кое с кем из музыкантов оркестра я успел познакомиться ещё до призыва. Спрашиваю:

– Ребята! Что это за «зверь» такой – большой барабан? Как с ним управляться? – Вот тут-то мне и раскрыли секрет. Бить колотушкой надо сверху вниз (сильный удар!), а снизу вверх – слабее. И бить надо в одну только точку – в центр кожаного круга… И дело сразу пошло на лад. Ребята шагали – мы вдвоём стучали. Даже понравилось…

Наконец, наступил торжественный момент: принятие присяги, парад и распределение – кто, где будет служить. Жду – не дождусь, мне же обещали в оркестр…Вот и моя фамилия – третья рота, Мелехово?! Почему? Что случилось? И спросить не у кого!.. Приказ!! Вот она – судьба!

В Мелехово я бывал с концертами прошлой зимой, перед призывом. Раза два-три. В клубе колонии строго режима (выступали перед служащими). Там же, в роте охраны, мне теперь предстояло служить.

Командир роты вызывал нас, «молодых», по-одному. Мне сказал:

– У тебя высшее музыкальное образование – будешь библиотекарем! – Пошёл я в библиотеку – принимать «хозяйство». А там уже собралась тёплая компания «стариков». Познакомились. Им по 19 лет. Мне 25 уже исполнилось.

– Мы тебя бить не будем(!). А вот «молодых»… Я им говорю:

– Ребята! Они же только что приехали. Не успели вам ничего плохого сделать!

– Да-а-а… А ты знаешь, как нас, «молодых», «старики» били?!

– Так что же, так и будет бесконечно?

В этот момент вокруг меня собрались ребята из одного моего взвода. Ленинградцы. Культура проблескивала. Удалось мне постепенно убедить их в моей правоте. Только один, восточный человек, вёл себя всё время, как князь: заставлял «молодых» за себя работать, бил.

«Старлей» наш (командир роты) был против этой «дедовщины». И придумал, как избавиться от этого мерзкого явления. Он начал назначать в одну команду или «стариков», или «молодых». Чтобы не на кого было свалить свои обязанности. Вот на этой-то почве и разгорелся «пожар».

В роте охраны увольнительных не давали. Чтобы не налаживались связи с местным населением. А это в большинстве были родственники тех, кто за решёткой «тянул» длинные, а то и пожизненные сроки в нашей колонии. Из-за этого могли совершаться «перебросы» (водка, чай) и даже побеги.

Зато, если приезжали к солдату родственники, – его отпускали на трое суток в город. Только, чтобы сидел в гостинице и в посёлке его не было видно. Увольнение можно было и продлить.

В тот день ко мне приехал отец и забрал меня в город. А на третий день приехала Таня. Отец вернулся в Москву, а я – в Мелехово. Продлевать увольнительную. Прихожу в роту – мёртвая тишина. Пусто. Дежурные стоят молча. Командира нет. Продлил мне увольнительную замполит.

– Уезжай скорее!

– Да что случилось?

– Беда! Устроили «старики» пьяную драку. Участвовали все!

– А с чего началось?

– Да, понимаешь, Садыков из второго взвода был назначен вместе с такими же «стариками» в караул. Ты же знаешь – у каждого свои обязанности. По очереди. Часовым «у тумбочки» на первую смену был назначен Петраков (из Рязани). Со штык-ножом он стоял на посту, когда Садыков, который в эту смену должен был мыть туалет, подошёл к Петракову:

– Отдай нож! И иди туалет мыть. Я за тебя постою на посту! – Петраков:

– С какой стати?! Я такой же «старик», как и ты! И стою здесь по приказу! –

– Ты ещё рассуждаешь?! – И ударил Садыков Петракова кулачищем в лицо. Тот закричал:

– Наших бьют! – И посыпались из дверей парни. Русские против восточных. Бросились за оружием. Прапорщик успел забрать нож у часового и ключ от «ружпарка» (комнаты, где хранилось оружие). Так выломали колья из забора и началась пьяная «потеха»…

Не помню в точности, чем всё закончилось. Хотя мне рассказывали. Прибежали в роту офицеры – начальник режима колонии быстро всё сообщил по команде. Пьяных повязали. В кровати уложили(!). Всё стихло…

Я там был на следующий день. И сразу же отправился обратно в город. Двое суток мы с Таней прожили в этой гостинице. А, когда я вернулся на службу, в роту приехала комиссия подполковников из штаба дивизии. Расследование. Меня пригласили на беседу. Претензий ко мне никаких. Но спросили моё мнение:

– Кто виноват?

– Те, кто устроил драку, виноваты, конечно. Но за ними стояли те, кто всё время натравливали ребят друг на друга…

Потом был трибунал. Двое получили «по заслугам» срок «дисбата» (дисциплинарный батальон). А я получил телеграмму:

– Брат заболел. Просит приехать. – Я сначала ничего не понял. А потом вспомнил. Олег говорил, что постарается устроить мне отпуск. Получил я увольнительную на две недели. (Плюс дорога туда и обратно, – Комсомольск-на-Амуре, – итого три недели).

На душе «кошки скребли»: а, вдруг, и правда – брату плохо. Надо ехать… Это путешествие я не забуду. Я ещё вспомню о нём, когда буду писать об Олеге.

Вернулся я в часть в середине декабря 71-го года. Служба. Занятия в клубе на виолончели. (Отец ещё летом привёз мне инструмент. Он хранился в клубе). В свободное время, конечно. Но было его очень мало. Так я полюбил дежурство на кухне. Была очередь на звание «раб по кухне». Мне должен был выпадать раз в полтора месяца. Слишком редко! Я вызывался на эту «грязную» работу без всякой очереди. Ведь рабочий по кухне освобождался от всех других видов службы. Даже по тревоге его нельзя было отвлекать от главного. Его дело было – посуду мыть. 150 комплектов посуды после завтрака, ещё 150 после обеда и столько же после ужина. Каждый прибор – в трёх ваннах (в том числе в горчичной!). Чтобы руки сберечь я попросил отца привезти мне щётку для мытья посуды. Мыть посуду я приучился ещё в семье. Быстро и качественно. А заниматься на виолончели надо было – я хотел после армии продолжить работу солистом во Владимирской филармонии.

Помоешь посуду – свободен. Около двух часов перед обедом и столько же перед ужином. Уходил я в эти часы в клуб (заведующая дала мне ключ) и занимался на виолончели. В клуб я ходил и в дни обычной службы, если она проходила в казарме, и выпадали свободные часы. Телефон там был и, в случае тревоги, я мог оказаться на посту через несколько минут.

«Тревога», однажды, застала меня во время моих занятий. Так дежурный принёс мне автомат и бушлат (уже холодно было). Стоял я на вышке и напевал (про себя) знакомые мелодии. Это повелось ещё с августа. В тёплую пору. Служба в карауле – сутки. Одни стоят – другие отдыхают. По-очереди. Тогда мысль появилась: стоять на посту не 4 часа, а по 6 часов подряд – больше времени на отдых, можно выспаться.

И вот пришла моя очередь стоять 6 часов. Чем заняться? Начал я заново учить (мысленно!) концерт Роберта Шумана для виолончели с оркестром. Я его играл на дипломном концерте. Очень он мне нравился. Такая романтическая классика. К каждой мелодии я придумывал свой смысл, настроение. Мелодии выстраивались в как бы музыкально-литературное повествование. О жизни, мечтах, любви… Захватывающая была работа… Так и отстоял на вышке без всякой скуки.

Ну, не всегда было так хорошо. Не забуду январскую ночь на вышке. Минус 42 градуса. Вышка хоть и была застеклена, но полагалось регулярно открывать форточку, браться за укреплённый на улице морской прожектор, и, с его помощью, проверять линию охраны (забор!). Мороз был такой, что спать хотелось смертельно (стояли по два часа, мне выпала смена с часу ночи до трёх утра). Одет я был, как «капуста»: тёплое бельё, шерстяная гимнастёрка, бушлат стёганый и огромный тулуп – от моей макушки и до пола. Валенки, конечно, с шерстяными носками. Утепляться больше некуда. Да, вроде, и не мёрзну…

Только тянет спать. Спать… Встряхнулся. Открыл форточку. Рука в варежке (с отдельным указательным пальцем – для стрельбы!) тянется к дальнобойному прожектору. «Пробежал» лучом по ограде. Поскорее закрыл форточку – на улице ещё холоднее. Поморгал… Ну, я на минуточку, на секундочку. Автомат – на гвоздь. Сам колечком свернулся на деревянном полу вышки… И тут же подбросила мысль: заснуть – смертельно на таком морозе. А подойдёт смена караула, так вообще трибунал – заснул на посту! Так и ходил, напевая про себя Третью и потом Шестую вариации из «Рококо» Чайковского.

Когда сменился, пришёл в «караулку», смотрю, а сержант (начальник караула), сидит за пультом охраны с вытаращенными глазами.

На, – говорит, – хлебни своего «чефирчику». – И протягивает мне большую кружку с чем-то густым и горьким. Вспомнил: «старики» уговорили меня перед караулом отдать им последнюю пачку чая – «цейлонский, высший сорт» (я в гастролях приохотился чай крепкий пить). Вот они и выварили в большой кружке всю пачку. Отхлебнул я большой глоток. И пошёл спать. Да не тут-то было! Все два часа моего свободного времени я пролежал с открытыми глазами. И, казалось, с такими ясными до звона мозгами я мог бы решить любую математическую задачу, доказать любую теорему. «Об спать» не могло быть и речи ещё сутки! А сержанты потом жаловались, что по трое суток заснуть не могли. Они-то привыкли «чефирять» с грузинским чаем второго сорта. А тут…

До Нового, 1972, года оставалось недели две. Командир приказал мне придумать праздничный вечер для солдат. План «мероприятия» я придумал быстро. Но не хватало кое-каких деталей. Послали меня в командировку в город. В ДК имени Дегтярёва. С его директором я познакомился ещё год назад. По работе в филармонии. Пришёл к нему в кабинет и попросил его пригласить ко мне массовика-затейника, чтобы он показал мне игры и фокусы для взрослых…

В клубе колонии шли репетиции хора. Учили песню «Эх, дороги». С моим аккомпанементом на пианино. Готовились различные шутки. Я учил первую часть «Лунной сонаты» Бетховена. На виолончели – танцы из Третьей сюиты Баха, грузинский танец, «Экспромт» Арутюняна. Игры. К примеру: кто быстрее съест яблоко, висящее на канатике, без участия рук (руки за спину!). Просто, но всем смешно и азарт! Наша повариха испекла большущий торт с кремом.

В новогодний вечер командир разрешил перенести «отбой» на время после полуночи. Шумной ватагой ребята рассаживались за накрытые столы. Всем интересно было – что будет? Сначала затихли. Начался маленький концерт. Все номера встречались бурными аплодисментами. А потом – игры. «Болельщики» кричали, как на футболе! Торта хватило на всех. Праздничный вечер удался! Многие ребята, пришедшие на службу из разных глухих уголков страны, впервые в жизни так встречали Новый год. Я – тоже!

А потом пришла телеграмма за подписью генерал-лейтенанта, командующего внутренних войск СССР: «Откомандировать рядового Ганевского в Москву, в распоряжение Главного штаба. В парадной форме, с военным билетом.» Вручили телеграмму нашему командиру, старшему лейтенанту. Шок был полноценный! У всех.

Я понял, что это, наверное, виолончель. Но она была в клубе колонии. А мне не разрешили взять ничего, кроме того, что значилось в телеграмме. Даже зубную щётку. Срочно переодели в парадную форму, дали провожатого, эту самую телеграмму и не успел я опомниться, как оказался во Владимире, в штабе полка. Там заахали, заохали – слишком сильно укоротил я себе парадную шинель:

– Так его же в Москве первый патруль заберёт! – Подполковники так и бегали. Новой шинели мне не нашли. Да и когда? Срок «доставки» Ганевского истекал. Сопровождающему, пожилому прапорщику наказали:

– Чтобы сдал начальству с рук на руки!

Уговорил я прапорщика заехать-таки к нам домой. Пообедать. И – в Лефортово. В Главный штаб внутренних войск. «Сдал» меня прапорщик. Оформили все документы и послали меня ужинать… домой! И на выходные. До понедельника. Начиналась другая жизнь.

Первым делом я с отцом поехал обратно. В Мелехово. В роту. Ночью. Как диверсанты какие-то.

На попутных грузовиках туда и обратно. Не заходя в казарму, вошли в Клуб (ключ у меня был). Забрали виолончель. И назад.

Меня же вызвали играть в оркестре. Готовиться к торжественному открытию нового (шикарного!) Дворца культуры внутренних войск СССР. Зять Брежнева, полковник Чурбанов (потом – генерал-лейтенант) расстарался. Видел я из оркестровой «ямы», как вытягивались «в струнку» перед этим полковником генералы…

Ребята («срочники», вроде меня) были очень неплохие. Все с высшим музыкальным образованием: Борька-контрабасист, Витька-пианист, Вовка-кларнетист. Каждый со своей «изюминкой». Борька – бабник натуральный. При взгляде на молодых женщин глаза у него подёргивались масляной поволокой. Слова вырывались как бы изнутри. И все – соответствующего содержания. Готов был действовать в любой момент! Но профессионал был. Целыми днями занимался на своём контрабасе – этюды, оркестровые трудности. Не скрывал, что после «дембеля» уедет в США. Будет поступать там на работу в хороший оркестр. (Так потом и случилось). Витька-пианист закончил композиторское отделение консерватории и был весь в себе. В своей музыке. Вовка-кларнетист – постоянно сексуально озабочен. Рассказывал только о своих «бабах», аж слюна текла…

Все мы четверо были включены в состав малого симфонического оркестра, собранного со всего СССР – из разных частей Внутренних войск. Дирижёр, полковник Салмин, недавно переведённый из Новосибирска. Заместитель у него был очень колоритной личностью. Майор Тарасов. Воспитанник «суворовского училища», закончивший консерваторию. «Кадет» – дали мы ему прозвище. Весь перевит мускулами. Тончайший интеллигент. Можно сказать – аристократ духа. И по манере выражаться, и по обращению с музыкантами. В общем на него приятно было просто смотреть. Кстати, видел я его случайно через много лет. В метро. Услышал характерный тембр и темп речи и быстро обернулся. Поезд тормозил. Что-то не поладил Тарасов со своим взрослым сыном, в чём-то пытался его убедить. Странно было видеть его растерянным. Хотя на плечах у него и были полковничьи погоны. На остановке они буквально выбежали из вагона… Всего несколько секунд… И всплыли в памяти те солдатские дни…

Лефортово. Широкий плац во дворе, где постоянно тренировались строевому шагу солдаты дивизии имени Дзержинского. Там квартировал их «кремлёвский полк. В его казармах жили и мы, оркестранты. В нашем оркестре о «дедовщине» не могло быть и речи. А вот солдаты…

В нашем «оркестровом» коридоре жили и «деды-дзержинцы». Как-то раз позвали они меня с собой обедать. Столовая была общая. Но они сразу – к повару:

Нам – как всегда!.. – Выдал повар им большой котелок, доверху наполненный отварным мясом. Сели есть. Оглядываюсь. За столами сидят ребята, едят одну картошку с подливкой. Вот, что значит «как всегда»! Ну, а в праздники… В праздники солдаты этого полка стоят во время парада «линейными» на Красной площади. В охранении членов правительства. В обычные дни они – часовые в Кремле, в ЦК КПСС, КГБ. В праздники их и кормят по-особому. Заходил я в столовую завтракать 9 мая. В День Победы, Ребята – на Красной площади. А здесь уже ждут накрытые столы: вермишель с парой сосисок, кружка какао с калорийной булочкой…