Текст книги "Айн Рэнд"

Декабрь 1920 года стал в городе временем учета и регистрации всего и вся; похоже, на практике реализовывалась мысль пролетарского вождя: «Социализм – это учет». Совнархозам предписывалось учесть запасы спирта и фруктов[214]214
  См.: Там же. № 15. 2 декабря.


[Закрыть]. К суду ревтрибунала грозили привлечь не вставших на учет в трехдневный срок владельцев магазинов, швейных и пишущих машинок[215]215
  Там же. № 19. 8 декабря.


[Закрыть]. Также в течение трех дней со дня публикации приказа № 30 от 15 декабря 1920 года по отделу народного образования все лица, «у коих имеются фотографические аппараты, части их, фотографические принадлежности и материалы», должны были предоставить подробные списки во внешкольный подотдел[216]216
  Там же. № 1. 17 декабря. Официальный отдел.


[Закрыть]. По каким-то неведомым обстоятельствам евпаторийцам всё же удалось отстоять право не предъявлять для учета личные фотографии, а ведь ставился вопрос и об их национализации! Нетрудно представить себе положение евпаторийских фотографов, если бы в их архивах были обнаружены, например, фотографии, сделанные во время приезда царской семьи. А такие, без сомнения, были. В библиотеке «Таврика» при Центральном музее Тавриды в Симферополе хранится уникальный альбом фотографий 1915–1920 годов евпаторийского фотографа Кирилла Афанасьева, подаренный музею его внуком, в котором легко обнаружить пустующие страницы со следами уничтоженных снимков. 10 декабря Евпаторийский уездный военный комиссариат потребовал, чтобы все частные лица в трехдневный срок явились туда с письменным перечнем предметов, подлежащих взятию на учет: велосипеды, футбол (видимо, имелись в виду футбольные мячи), турники, параллельные брусья, шесты, «кобылы» для прыганья, гири, фехтовальные шпаги и маски, диски для метания, принадлежности для лаун-тенниса и крокета. Евпаторийцам предписывалось сдать в трофейную комиссию лошадей, конское снаряжение, повозки, коляски, военное имущество[217]217
  См.: Там же. № 23. 12 декабря.


[Закрыть]. Подотдел дошкольного образования к началу декабря взял на учет армянскую библиотеку, богатейшую библиотеку караимского общества Карай Битиклиги и склад караима Аваха[218]218
  См.: Там же. № 17.


[Закрыть]. Приказ отдела народного образования № 30 от 15 декабря 1920 года предписывал всем лицам, имеющим значительное собрание книг (начиная от ста штук), не позже 18 декабря предоставить во внешкольный подотдел подробную опись всех книг, но оговаривал: «В нужных случаях будут выданы охранные грамоты». Под угрозой конфискации горожанам было приказано сдать под расписку в бывшую городскую публичную библиотеку книги, принадлежащие бежавшей «буржуазии»[219]219
  См.: Там же. № 1. Официальный отдел.


[Закрыть]. В то же время местный отдел Крым-РОСТА потребовал от жителей сдать газеты, журналы и другие полиграфические материалы времен Деникина и Врангеля независимо от их количества[220]220
  См.: Там же. № 18.


[Закрыть].

Для учета и охраны художественных ценностей все граждане Евпатории, имевшие картины, статуи, гравюры, ковры, коллекции старинных вещей, музыкальные инструменты всех видов и нотные библиотеки, были обязаны в пятидневный срок зарегистрировать их в подотделе искусства на предмет получения печатных охранных квитанций. Неисполнение этого требования влекло за собой ответственность по закону Советской Республики[221]221
  См.: Там же. № 14.


[Закрыть]. Срок регистрации музыкальных инструментов и нот заканчивался 18 декабря 1920 года. Власть грозила: незарегистрированные инструменты и ноты будут реквизированы[222]222
  См.: Там же. № 1. Официальный отдел.


[Закрыть]. Это значило, что Розенбаумам (или их домовладельцу Бредихину) пришлось зарегистрировать пианино, на котором играла Наташа. 23 декабря Тугендхольд докладывал коллегии Наробраза, что все магазины музыкальных инструментов и музыкальное имущество взяты на учет и сосредоточены на центральном складе, там же устроена музыкальная мастерская[223]223
  См.: ГА РК. Ф. Р-2379. Оп. 1. Д. 31. Л. 41–42.


[Закрыть].

Журналистам, литераторам и техническим газетным работникам предлагалось с 4 по 10 декабря зарегистрироваться в местном отделе Крым-РОСТА[224]224
  См.: Известия Военно-революционного комитета г. Евпатории и уезда. 1920. № 18.


[Закрыть]. Евпаторийский уездный военный комиссариат призвал представителей спортивного сообщества явиться для регистрации[225]225
  См.: Там же. № 23.12 декабря.


[Закрыть]. Совнархоз под угрозой ревтрибунала приказывал зарегистрироваться инженерам, техникам, архитекторам и десятникам[226]226
  См.: Там же.


[Закрыть].

Национализация «буржуйской» собственности коснулась и Розенбаумов. По приказу Крымревкома № 138 от 18 декабря 1920 года имущество аптек было объявлено народным достоянием[227]227
  См.: Ревкомы Крыма: Сборник документов и материалов. Симферополь, 1968. С. 167–168.


[Закрыть]. Так что Розенбауму пришлось снова расстаться со своим делом – аптечным магазинчиком. Несмотря на это, он как бывший владелец аптеки должен был согласно приказу Ревкома Крыма № 351 от 3 мая 1921 года предоставить городу два термометра и один шприц в связи с тяжелой обстановкой в медицинских учреждениях[228]228
  См.: ГА РК. Ф. Р-1188. Оп. 3. Д. 13. Л. 191.


[Закрыть].

Зато Анна Борисовна с ее педагогическим образованием даже в самое беспросветное в материальном плане время имела шанс получить работу, а с ней и хлебную карточку. Известно, что трудовой паек, который получали учительницы одной из школ города в октябре 1921 года, включал ¾ фунта (чуть больше трехсот граммов) хлеба, полфунта сахара, фунт соли и десять фунтов овощей[229]229
  Информация предоставлена К. И. Финкельштейном.


[Закрыть].

Молодая власть Советов в Евпатории, очевидно, используя опыт победившего в других российских регионах большевизма, умело структурировала жителей через профессиональные союзы. В городе одно за другим проходили собрания членов учительского союза, союза врачей, союза строительных рабочих[230]230
  См.: Известия Военно-революционного комитета г. Евпатории и уезда. 1920. № 18.


[Закрыть]. С 15 по 19 декабря в Пушкинской аудитории состоялись общие профсоюзные собрания работников коммунального хозяйства, местного транспорта, народного питания и общежития, народной связи, земли и хозяйства, а также лиц, работающих по найму[231]231
  См.: Там же. № 25. 15 декабря.


[Закрыть]. Были образованы профсоюзы металлистов, работников пищевой и швейной промышленности, искусств, медиков, строительных рабочих, полиграфистов, советских служащих, работников просвещения и социалистической культуры, кожевников, деревообделочников. К концу января 1921 года 16 общественных профессиональных организаций были объединены под руководством Оргбюро и собраны в здании Дворца труда (бывшая гостиница Бейлера), в котором профсоюзы позднее разместили и рабочий кинотеатр, и библиотеку[232]232
  См.: ГА РК. Ф. Р-2379. Оп. 1. Д. 132. Л. 49.


[Закрыть]. Нельзя думать, что профсоюзы стали противниками победившей партии и противостояли власти в вопросах нарушения прав человека, в том числе конфискации частной собственности. Они, «школа коммунизма», были правой рукой Советов.

Можно сопоставить грабительские методы работы советской власти с аналогичной деятельностью городской управы под контролем белогвардейцев, когда она в разоренной Гражданской войной и революцией Евпатории тоже была вынуждена искать способы поддержки, например, безработных. Именно для такой категории горожан в феврале 1920 года управой была организована помощь нуждающимся, в которой имущим людям предлагалось поучаствовать. Но благосостояние многих в прошлом богатых людей оказалось подорвано. К примеру, князь Н. С. Волконский объяснял свой отказ председателю комиссии по сбору денег для безработных, начальнику Евпаторийского уезда: «Сам я беженец из Совдепии и в Крыму никакой недвижимости не имею»[233]233
  Там же. Ф. 681. Оп. 2. Д. 341. Л. 69.


[Закрыть]. По этому же поводу караим Я. Б. Гелелович предложил комиссии обратить свой взор на тех, «кто занимается спекуляцией движимого и недвижимого имущества, а также съестными припасами», – вот они-то «прибавили миллионы»[234]234
  Там же.


[Закрыть]. Так что имущих обдирали и белые, и красные.

Очевидно, именно «излишками» зажиточных людей был озабочен Военно-революционный комитет Евпатории, опубликовавший приказ о создании комиссии «по сбору белья с буржуазии»[235]235
  См.: Известия Военно-революционного комитета г. Евпатории и уезда. 1920. № 25. 15 декабря.


[Закрыть]. До учебных заведений довели информацию за подписью заведующего евпаторийским отделом народного образования Роберта Уйски, что отделом учреждена комиссия для распределения обуви, белья и одежды между учащимися всех школ; администрация воспитательных учреждений должна была предоставить списки нуждающихся[236]236
  См.: ГА РК. Ф. Р-2379. Оп. 1. Д. 31. Л. 30.


[Закрыть].

Во время «недели бедноты» отец одноклассницы Алисы, в прошлом промышленник, владевший при белых небольшим производством, был арестован и расстрелян. Его тело нашли на берегу моря. Из всего того, что солдаты награбили в его доме, в школы был направлен лишь комплект одежды для ученицы. Чтобы решить, кто получит поношенную одежду, девочки должны были тянуть жребий. Айн Рэнд вспоминает:

«Я не могу вам выразить весь ужас, который я почувствовала, когда мой класс получил платье, принадлежавшее дочери расстрелянного. Несчастная девочка сидела за партой как онемевшая, молча глядя, как ее платье показывали классу. Никто из девочек не хотел брать его; они отказались тянуть жребий. Но одна “социально настроенная девочка” сказала, что она хочет платье, что у нее есть на это право, что она бедна и ее одежда рваная. Она взяла это платье»[237]237
  Цит. по: Branden B. Op. cit. Р. 37.


[Закрыть].

В приведенных приказах и распоряжениях большевиков однозначно выражены намерения новой власти. А практика их реализации, по воспоминаниям Айн Рэнд, была порой страшнее самой мрачной антиутопии.

Конфискация (если это не прямой грабеж) предполагает следующий этап – распределение изъятого. На мартовской коллегии Наробраза 1921 года при участии подотделов – школьного, татарского, искусства и соцвоспитания – слушали вопрос о распределении «полученных» вещей и постановили отложить решение на несколько дней до сортировки вещей, хотя уже поступили срочные заявки, в первую очередь на ковры для клубов. С коврами вообще получился скандал: по постановлению Крымревкома 13 штук затребовали у клубов назад для передачи Внешторгу[238]238
  См.: ГА РК. Ф. Р-2379. Оп. 1. Д. 47. Л. 35, 70.


[Закрыть].

В Крыму, как и везде в Советской России, была организована чрезвычайная комиссия по переселению рабочих в дома буржуазии. Так, семья будущего поэта Сельвинского, молодого сотрудника подотдела искусств Евпаторийского наробраза, из убогого жилища в доме Якубовича на Лазаревской улице переселилась в дом богатого караима Мичри[239]239
  См.: Там же. Д. 168. Л. 18.


[Закрыть]. Получила «буржуйскую» дачу семья Я. Тугендхольда[240]240
  См.: Никифорова Л. Л. Революционный мир в романе И. Сельвинского «О, юность моя!» и его интерпретация читателями-земляками // Вестник Крымских чтений И. Л. Сельвинского. Вып. 10. Симферополь, 2013. С. 42.


[Закрыть].

Стоит ли думать, что строительство нового общества не воодушевляло никого из евпаторийцев? Коммунистические идеалы, похожие на библейские заповеди, были близки очень многим, жившим мечтой о совершенном обществе всеобщего равенства и благоденствия. Их мало касались «ущемления», «излишки», «национализация художественных ценностей» и т. п. Как справедливо писал о Великой французской революции Томас Карлейль, люди верили в «возможность, даже в неизбежное и скорое наступление всемирного Золотого века, царства Свободы, Равенства и Братства, в котором человек человеку будет братом, а горе и грех исчезнут с земли»: «Нет хлеба для еды, нет мыла для стирки, а царство полного счастья уже у порога, раз Бастилия пала!»[241]241
  Карлейль Т. Указ. соч. С. 433.


[Закрыть]

Теперь же на глазах у жителей Евпатории соотносились теория большевизма и его практика.

Розенбаумы и ликбез

История частных и казенных крымских гимназий завершилась 27 ноября 1920 года, когда Крымревком издал приказ № 57 за подписями председателя Белы Куна и заведующего Крымотделом Наробраза П. И. Новицкого о перестройке работы учебных заведений полуострова[242]242
  См.: Образование и педагогическая мысль Крыма. Т. 2. С. 31.


[Закрыть]. Все учебные заведения Крыма – казенные, частные, общественные, профессиональные и национальные – переходили в ведение Социалистической Советской Республики; все частные лица, общественные организации и национальные общины утрачивали все права на них. Так, А. А. Погоржельский потерял право на здание, которое он как собственник сдавал в аренду гимназии Рущинской и Миронович – той самой, в которой училась Алиса Розенбаум. А у караимов изъяли выстроенное ими на собственные средства монументальное здание Александровского караимского духовного училища.

Учебные заведения получили статус «советская школа такой-то (I или II) ступени» и нумеровались. Институты классных дам в женских школах и классных надзирателей в мужских упразднялись. Отменялись плата за обучение и оценки. Восьмой класс бывших гимназий сохранялся до конца 1920/21 учебного года. В расписание занятий выпускников были введены новые предметы «социалистической школы» – «Советская конституция» и «Политическая экономия». Впредь выпускным объявлялся седьмой класс, причем его программа была дополнена общеобразовательными предметами из прежнего восьмого класса и вышеназванными новыми предметами.

На исполнение приказа Крымревкома было дано три дня со дня его получения на местах. В январе 1921 года отдел народного образования разделил, как требовалось наркоматом, учебные заведения на четырехклассные школы I ступени и трехклассные II ступени[243]243
  В русском переводе романа «Мы живые», осуществленном Д. В. и С. А. Костыгиными, почему-то указано, что переезд занял три недели, тогда как в оригинале стоит: «It has taken two weeks to make a three days’ trip».


[Закрыть]. К этому времени обследовали 12 общественных школ для включения в формирующуюся государственную сеть учебных заведений[244]244
  См.: ГА РК. Ф. Р-2379. Оп. 1. Д. 47. Л. 9.


[Закрыть]. Школьный подотдел, в связи с начатыми структурными преобразованиями переименованный в подотдел Единой трудовой школы, отчитался в феврале 1921 года о наличии в городе двадцати двух школ I ступени и семи школ II ступени[245]245
  См.: Там же. Д. 377. Л. 94–97.


[Закрыть].

Таким образом, с 1921 года Евпаторийская казенная женская гимназия, где учились младшие дочери Розенбаум, была преобразована в советскую школу № 2 II ступени (заведующий С. М. Рылов). Кроме нее на март 1921 года в здании располагались еще советская школа № 3 II ступени (заведующий Х. Х. Соколов) и школы № 17, 18, 19, 20 I ступени, очевидно, работавшие посменно[246]246
  См.: Там же. Ф. Р-1188. Оп. 3. Д. 235. Л. 66.


[Закрыть]. Хорошо еще, что к 1921 году оттуда вывели третью смену – вечернюю школу для взрослых[247]247
  См.: Там же. Ф. Р-2379. Оп. 1. Д. 70. Л. 43.


[Закрыть]. Наконец, в 1923 году Наркомпрос РСФСР своим циркуляром оценил данную ситуацию как «неблагополучно отразившуюся на школьном деле»[248]248
  Там же. Ф. Р-652. Оп. 1. Д. 208. Л. 192.


[Закрыть] и отменил карикатурное «расчленение» учебных заведений.

Мужская гимназия какое-то время использовалась под лазарет № 3, по другим сведениям – под хирургический военный госпиталь (возможно, это одно и то же)[249]249
  См.: Там же. Ф. Р-1188. Оп. 3. Д. 165. Л. 41.


[Закрыть]. Конечно, здание пытались вернуть в образовательное ведомство. Завязалась борьба между просвещенцами и ревкомом. Еще в декабре 1920 года телеграммой в адрес председателя Крымревкома начальник Наробраза Роберт Уйска информировал о планах военных реквизировать здание под курсы красных командиров и подчеркивал, что это лишит учащихся помещений для занятий. В мае 1921 года было решено госпиталь немедленно перевести на дачу «Отдых», а в здании бывшей гимназии развернуть занятия – но не школьников. Весь квартал, уже частично занимаемый Особым отделом 46-й дивизии, определили передать полностью в распоряжение комкурсов, что и было выполнено[250]250
  См.: Там же. Ф. Р-2379. Оп. 1. Д. 220. Л. 69.


[Закрыть]. Крымревком, опираясь на уже имеющийся приказ об освобождении зданий, принадлежавших ученым, учебным заведениям, культурно-просветительским обществам, всё же обязал местные ревкомы принять меры[251]251
  См.: Там же. Д. 302. Л. 191.


[Закрыть]. Это здание и по сей день используется под учебное заведение.

Бывшие училища и гимназии, с учительскими кадрами, лояльными к новой власти, стали основой формируемой советской системы образования. Следует подчеркнуть, что только благодаря большевистской беспрецедентно жесткой и последовательной политике ликвидации безграмотности, реализованной в кратчайшие сроки, страна стала практически поголовно грамотной.

Царское правительство не одно десятилетие пыталось решить проблему безграмотности, но закрыли ее большевики. В начале 1921 года совершенно неграмотными в Крыму были 48 процентов населения. Проведенный в Евпатории в июле 1921 года учет выявил 21,5 тысячи человек, не умеющих читать и писать на родном языке. Ничего удивительного: согласно первой всероссийской переписи населения, на 7 февраля 1897 года, в спокойное еще время, в городе грамотными были 37,17 процента жителей, в уезде и того меньше – 27,35 процента, а войны и революции не способствовали просвещению народа.

Ликвидация безграмотности началась на полуострове весной – летом 1921 года. Развернутая большевиками мощная идеологическая кампания по ликвидации безграмотности строилась на принципах, диаметрально противоположных тем, что были сформулированы на совещании директоров Одесского учебного округа в 1906 году. Тогда руководители учреждений образования рассуждали так: поскольку «ощущения потребности в образовании» у населения нет, то «обязательное образование в Таврической губернии преждевременно». Для достижения общедоступности обучения в Таврической губернии был установлен пятнадцатилетний срок[252]252
  См.: Там же. Ф. 100. Оп. 1. Д. 2312. Л. 12–38.


[Закрыть]. Теперь же молодые командиры просветительского фронта действовали решительно, жестко, не стесняясь принуждения, и эта политика принималась населением, в том числе образованной его частью, поскольку давала возможность педагогическим трудом заработать продуктовую карточку.

И всё же важнее другое: образовательная политика большевиков легла на благодатную почву – мифологизированное сознание широких масс приняло европейскую идею просвещения, которое возвышает человека, способствует его продвижению вперед, обеспечивает достойную жизнь и успешную самореализацию, дает внутреннее ощущение свободы. Миф об образовании сыграл конструктивную роль – он дал надежду на лучшее будущее.

Имеются сведения, что даже Алиса Розенбаум, учащаяся советской школы II ступени, в течение некоторого времени обучала неграмотных красноармейцев читать, писать и считать. Алиса хорошо запомнила, как пришла на первое занятие, объятая ужасом и страхом. Но, к ее удивлению, эта работа ей понравилась. Понравились честность грубых мужчин, их желание научиться грамоте:

«Они относились ко мне – учительнице – с благоговением, и я чувствовала себя в безопасности среди них»[253]253
  Branden B. Op. cit. P. 38.


[Закрыть].

Где именно преподавала Алиса, неизвестно. Специальные евпаторийские «школы красноармейцев» в январе 1921 года функционировали в бывшем доме Васильева на Свято-Николаевской улице, а также в расположении 1-го и 2-го батальонов 410-го полка[254]254
  См.: ГА РК. Ф. Р-2379. Оп. 1. Д. 377. Л. 245.


[Закрыть]. Кроме того, вечерние школы были открыты при госпиталях и при караульной команде. Алиса могла также преподавать в классах Приморской санатории.

В январе 1921 года в Крыму ликбез был поставлен на государственную основу. Первоочередной задачей Крымской чрезвычайной комиссии по ликвидации неграмотности стало поголовное обучение грамоте членов профсоюзов в возрасте до тридцати пяти лет и сельского населения до двадцати пяти лет к 1 января 1922 года[255]255
  Образование и педагогическая мысль Крыма. Т. 2. С. 27.


[Закрыть]. Желающие пополнить свои знания могли записываться в специальные школы для взрослых. В Евпатории это можно было сделать у учительницы М. И. Кандыкиной с 16 до 18 часов в доме Сарача на Пушкинской улице. Вопрос образования был так актуален, что внешкольный подотдел, занимающийся школами для взрослых, ежедневно принимал до двухсот посетителей[256]256
  См.: ГА РК. Ф. Р-2379. Оп. 1. Д. 31. Л. 37.


[Закрыть]. С начала 1921 года при внешкольном подотделе Евпаторийского наробраза, а позже при Политпросвете на автономных началах функционировала чрезвычайная комиссия по борьбе с неграмотностью – Грамчека[257]257
  См.: Там же. Д. 302. Л. 140 об.


[Закрыть].

Согласно инструкции Грамчека, под «ликвидацией безграмотности» понималось «обучение неграмотных чтению, письму и счету»; посещение школы грамоты было объявлено обязательной трудовой повинностью. Для учеников таких школ на два часа сокращался рабочий день с сохранением заработной платы. Уклонявшихся от обучения в школах грамоты могли перевести на низшую категорию снабжения продовольствием и предать суду как трудовых дезертиров[258]258
  См.: Там же. Ф. Р-2717. Оп. 1. Д. 2. Л. 14.


[Закрыть]. Вышестоящее крымское начальство в марте 1921 года определило размер почасовой оплаты учителей дифференцированно, в зависимости от города – например, в Евпатории она составляла 300 рублей[259]259
  См.: Там же. Д. 20. Л. 12.


[Закрыть].

К марту 1921 года в разных частях города регулярно работало уже шесть таких учреждений. В школьную сеть была включена даже вечерняя гимназия II ступени, дающей среднее образование. Началась работа по организации вечерней мусульманской школы. В Новой Слободке запланировали к тому же устроить клуб для взрослых. Подыскали помещения для двух красноармейских школ на 200–300 человек. При 2-м госпитале была также открыта школа для взрослых.

Открытие такого количества новых школ требовало дополнительных педагогических работников. На уездном съезде ревкома 14 декабря 1920 года руководитель Евпаторийского наробраза товарищ Уйска безапелляционно заявлял: «Для обучения неграмотных будут привлечены сотрудники в порядке трудовой повинности»[260]260
  Известия Военно-революционного комитета г. Евпатории и уезда. 1920. № 24. 14 декабря.


[Закрыть]. Отдел народного образования Евпатории 2 декабря 1920 года через печатный орган ревкома «Известия» пригласил желающих работать в этих школах подавать заявления во внешкольный подотдел.

Эта информация об учительских вакансиях стала доступной Анне Борисовне Розенбаум, пришедшей по объявлению в отдел народного образования. Из анкеты, заполненной ею, как всеми служащими, следует, что она работала учительницей в вечерней школе для взрослых[261]261
  См.: ГА РК. Ф. Р-2379. Оп. 1. Д. 173. Л. 116.


[Закрыть]. Таких школ, как уже сказано, в Евпатории было несколько; одна из них располагалась в здании бывшей женской гимназии, где в этот момент учились младшие девочки Розенбаум[262]262
  См.: Там же. Д. 377. Л. 94–97.


[Закрыть]. Возможно, именно здесь и преподавала их мать.

Еще в 1918 году, в Петрограде, Анна Борисовна стала членом союза врачей, а с 1920-го (по-видимому, с началом службы в евпаторийской системе образования) вступила в союз учителей города. На вопрос анкеты, к какой работе проявляет наклонность, она ответила: к педагогической. Отзыв о службе А. Б. Розенбаум в вечерней школе для взрослых лаконичен: «К делу относится добросовестно»[263]263
  Там же. Д. 173. Л. 116.


[Закрыть]. Очевидно, педагогическая работа была для нее желанным делом и впоследствии, поскольку, вернувшись из Крыма в Петроград, она устроилась преподавательницей 2-й школы для рабочих подростков Володарского района[264]264
  См.: ЦГА СПб. Ф. 7240. Оп. 5. Д. 3576. Л. 20, 21.


[Закрыть].

Подводя итоги деятельности Крымнаркомпроса за период с 15 ноября 1920 года по 1 января 1922-го, его руководители честно скажут: условия работы с первых дней организации образовательного процесса по-советски были «весьма неблагополучными». В плачевном состоянии оказалась материальная база. Разноязычное население было отсталым в культурном отношении и наполовину неграмотным. Учительство в большинстве своем не понимало новых советских идей и нередко относилось к ним враждебно. Не хватало опытных работников. Связь с центром была плохая. Отсутствовала советская литература, общая и специальная. С весны 1921 года продовольственный кризис постепенно превратился в голод, финансовый – в нищету. Учреждения финансировались без сметы[265]265
  См.: ГА РК. Ф. Р-652. Оп. 1. Д. 47. Л. 280–283.


[Закрыть].

Благодаря большевикам Р. И. Уйске, С. Ф. Басий-Искре, Я. А. Тугендхольду, а также сочувствующим советской власти С. Я. Федорченко, Н. П. Ракицкому и П. Я. Чепуриной в управлении образованием и социалистической культурой Евпатории сложился такой творческий тандем, какого ни раньше, ни позже город не знал. Кадровый потенциал новой власти был уникален, благодаря чему евпаторийская интеллигенция с большим доверием могла принимать жесткие методы молодой советской власти.

После драматичных военных утрат, голода и холода в Крыму всем миром одолели ошибки и болезни роста. Сохранили от развала школьную сеть, выжили без платы за обучение, без школьного налога. Пережили отмененное Наркомпросом РСФСР только в 1923 году так называемое расчленение школ с посменными занятиями в одном здании нескольких образовательных учреждений. Весной 1921-го привели в действие декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви. Во всех школах полуострова ввели – тоже в 1921 году, без промедления – новое правописание на основе декрета о новой орфографии.

Всё пережили, создав знаменитую систему советского образования.