Текст книги "Ярослав Умный. Консул Руси"

Казалось бы, у Ярослава были тузы в рукаве: картофель, подсолнечник, кукуруза, современные сорта пшеницы, ячменя, овса и гороха. Он все, что мог, высадил в первый же год и как мог культивировал. Но с тех трех клубней, что он поначалу высадил в импровизированные кадки, сейчас, спустя три года, у него имелось менее двадцати килограммов картофеля. А кукуруза едва вызревала. Да, на дворе был средневековый климатический оптимум с его достаточно мягким климатом. Но все равно – вызревала она очень плохо, из-за чего семена всходили слабо в условиях верхнего течения Днепра.

Безусловно, все эти культуры были настоящим откровением для местных. Даром небес. И он даже устраивал им демонстрацию, угощая старейшин и картофелем, и горохом, и кукурузой, и прочим. Но дело это никак не двигало.

В чем была загвоздка?

В рабочих руках. Современные сорта очень недурно истощали почву, и требовалось вводить севооборот. Это Ярослав знал предельно ясно. Но для севооборота нужно было расчищать большие площади леса. От корней, пней и прочего, делая почву мягкой и пригодной для нормальной обработки. И вот это уже было проблемой. Рук рабочих не хватало. А жители Гнезда не хотели рисковать, меняя проверенные праотеческие методы и культуры на что-то новое. Ведь платой за ошибку была жизнь. И не только их самих, но и близких им людей. А ставить на кон жизнь детей и любимых никто не желал. Единственный человек, который мог себе позволить экспериментировать, был Ярослав. Но у него и других забот хватало. Та же крепость ему виделась куда более важным проектом, чем расчистка полей. Пока, во всяком случае. Конечно, вопрос продовольствия стоял очень остро. Но не настолько, чтобы пренебрегать безопасностью. Поэтому все эти перспективные культуры держались пока в законсервированном виде, высаживаясь малыми порциями и вручную отбираясь по осени, дабы отбраковывать слабый семенной фонд.

Немного спасала рыбалка. Но несильно. Сказывалось и несовершенство инструментов промысла, и весьма ограниченный объем рыбы в водоеме. Реальная старина ведь не сказка о молочных реках и кисельных берегах. Да, рыба была. Но ее было не так, чтобы уж очень много. Кормовые пределы реки достаточно жестко очерчены. Это ведь не прудовое хозяйство с подкормкой.

С охотой дела обстояли еще хуже. Живности по сравнению с XXI веком имелось заметно больше. Но кормовые возможности леса были далеко не сказочными. А возможности охотников на порядки уступали тем, какими обладали их коллеги из будущего. Какую-то мелюзгу довольно регулярно можно было ловить в силки в небольших количествах. Но что-то значимое было редкостью. Ведь животные постоянно мигрировали, как и хищники, двигающиеся вслед за ними. В реальности охотники-собиратели также бродили вслед за стадами, непрерывно балансируя на грани выживания. И регулярно голодая по два-три дня и более из-за далеко не всегда удачной охоты.

Тут нужно пояснить, что Ярослав в будущем встречал разные взгляды на этот вопрос. В том числе и мнения о благости сбалансированности палеодиеты древних охотников-собирателей. Ведь скелеты взрослых особей тех лет отличались рослостью, гармоничностью и хорошим развитием. Но он не верил в сказки. Особенно в ту, что «раньше было лучше». Тем более что наш герой не раз слышал опровержение этой благостной картины от специалистов в области палеоантропологии. Они говорили о том, что такие позитивные оценки – типичный «синдром выжившего». Что все эти замечательные люди, которые вырастали в обществе охотников-собирателей, проходили просто бешеный естественный отбор. И он безжалостно выкашивал всех, кто хоть немного не подходил под среду обитания. Прямо в младенчестве или в детском возрасте выкашивал.

Здесь же, погрузившись в среду, Ярослав потерял даже тень иллюзий. Живности было больше. Но ее, и кочуя вслед за стадами, толком не набить для прокорма даже маленькой группы местными способами промысла. Это тот еще подвиг. Причем ежедневный. А при оседлом образе жизни охота могла быть лишь небольшой прикормкой. Очень небольшой. Той же рыбы, при всех несовершенствах ее промысла в эти времена, можно было наловить больше… существенно больше…

Так или иначе, но из-за вопросов продовольственного обеспечения голова у Ярослава болела непрерывно. Болела и пухла. Он просто не знал, за что хвататься. Везде была беда. Везде было все плохо. На его взгляд. Местные-то, конечно, оценивали ситуацию иначе…

Глава 10

861 год, 5 ноября, Гнездо

Ярослав наблюдал за тем, как по реке плывут два суденышка. Стоял и думал. Скоро уже должен был встать лед, но пока еще было тепло. Средневековый климатический оптимум сказывался.

Эпидемия уже сошла в основном, и ситуация во многом стабилизировалась. Из-за чего Ярослав смог отвлечься от этой мороки и заняться более насущными вопросами.

Скупка продовольствия, в том числе добытого охотой и рыбалкой, у местного населения было малопродуктивным занятием. Поэтому поначалу Ярослав планировал организовать артели. Например, рыболовецкие. И снабдив их хорошим промысловым инвентарем, заняться на будущий год заготовкой провианта. Тот же невод в сочетании с нормальными лодками и командной работой должен был дать большой, жирный бонус. Плюс потрошение и засолка рыбы на ходу, по мере ее добычи. А то слишком много протухало, пока по жаре везли по реке.

От этой идеи он не отказался. Во всяком случае, в плане рыболовства. А вот насчет охотничьих артелей все выглядело намного хуже. Местными средствами нормальным промыслом заниматься было нельзя в значимом объеме.

Поэтому он решил заняться животноводством. На будущий год. Просто вспомнив о том, как в 90-е годы выживали воинские части в России. Да и, пожалуй, в другие эпохи. Тогда подсобные хозяйства были обычным делом. Конечно, страдала подготовка личного состава. И сильно. Но в данном случае это было не так уж и страшно. Все равно на фоне толп иррегулярных «бомжей», которые бродили по окрестности, даже режим «два через два» в соотношении хозяйственных работ и тренировок давал быстрое и катастрофическое преимущество. Если все подавать под соусом регулярности и дисциплины. Вот он и планировал – где и что ему нужно будет делать в будущем году силами рекрутов.

После определенных метаний он планировал поставить маленькую ферму по разведению коз, или козлятник, если по-простому.

Почему коз?

Небольшие, предельно неприхотливые животные, готовые есть все, что найдут. Как он помнил по жизни там, в будущем, они ели даже пластиковые пакеты и бытовой мусор с помоек без всяких последствий. Такой рацион он им, конечно, не обеспечит, но с сеном, пусть даже подпорченным, вполне подсобит. Тем более что сено можно было заготавливать в пойме реки, вывозя его к ферме на лодках. Он уже для лошадей так делать начал, оборудовав пару лодок специально для этого.

Да, козы вонючие. Этот бесподобный запах хозяйственного мыла, каким отдавало их мясо, Ярослав ни с чем не перепутает. Пробовал как-то. Про молоко и речи не шло – на любителя. Сильно на любителя. Но вся уловка в том, что нос можно было воротить, если была альтернатива. А если ее нет, то в силу вступали бонусы, практически ничем не компенсируемые. Хорошие бонусы. Эти живучие, неприхотливые, небольшие животные давали не только мясо, но и молоко, шерсть и шкуры. И это обнадеживало. Вот сейчас Ярослав и пытался прикинуть планировку будущей фермы да посмотреть на то, какие подготовительные работы можно было провести до заморозков силами тех же рекрутов…

И тут он почувствовал какое-то движение сзади справа. Да, рядом стояли его дружинники. Но ему показалось, что поблизости оказался кто-то еще.

Он начал оборачиваться и… с огромным трудом увернулся от удара ножом по ноге. Да не абы как, а по внутренней части бедра. Довольно невзрачная, угрюмая молодая женщина выхватила свой «инструмент злодейства» и напала. Хотя, как потом сказывали, шла с видом просителя. А тут раз, внезапно для всех выхватив откуда-то нож, бросилась на Ярослава.

Увернуться удалось лишь отчасти. Она все же ногу задела. Но, к счастью, резанув не по внутренней стороне бедра, а по внешней. Наш герой кое-как отскочил. Женщина же упала на четвереньки, едва удержав нож в руке. Поняв, что цели не достигла, она дернулась было атаковать снова, но тут уже один из дружинников не сплоховал – ударил ее выхваченным топором по хребту. Так что она рухнула на землю, несколько раз мелко вздрогнула и затихла.

– Какого черта?! Кто это?! – воскликнул Ярослав, пытаясь остановить кровь из достаточно глубокого разреза на ноге. Нападавшая старалась вложить в этот удар всю свою невеликую силу. И если бы не промахнулась из-за движения нашего героя, то гарантированно вспорола бы ему бедренную артерию.

Кто-то толкнул тело ногой, переворачивая на спину.

– Это жена того гончара, что тебя вызывал.

– А что нож такой странный? – спросил кто-то. – В чем это он?

Ярослав взял нож. Кроме крови, его крови, на нем была нанесена какая-то едва различимая чуть мутноватая жидкость.

– Яд? – удивленно спросил он сам у себя. И начал вспоминать все, что знает про местные яды.

Массово применяли только мышьяк и ртуть. Но эта жидкость на них не походила. Скорее, на яд змеи или еще кого-то. Что-то органическое.

Тем временем рядом с ним начали суетиться люди.

Выходящая вместе с конунгом и отрядом девчонка – послушница Макоши немедля промыла рану соленой водой и перевязала. Однако едва она закончила, как началось то, чего Ярослав больше всего опасался, – сильные жгучие боли в области раны. Очень сильные. Настолько, что он едва их мог терпеть. И они распространялись от раны вглубь тела. Он отправился в усадьбу, понимая, что скоро ему станет очень плохо. И едва успел. К этому времени он едва уже шел, опираясь на дружинников. Боли распространились на зубы и десны. Началось дрожание кистей и мелкие судороги пальцев, а также крупных мышц, близких к ране. Затруднилось дыхание. И слабость… на него навалилась чудовищная слабость…

– Что с ним? – надрывно спросила Пелагея, прибежавшая с другого конца поселения сразу, как узнала о беде.

– Эта дура, Рада, на него с ножом бросилась.

– Ранила? Сильно?

– Нет, не сильно. Только ногу чуть порезала. Да нож с ядом оказался.

– Тварь… – процедила Пелагея. – Где эта тварь?

– Да там валяется. Молчан зарубил ее.

– Как про яд узнали?

– Так Ярослав сам и сказал, посмотрев на ножик. Мы его глянули – ничего не понятно. Измазан в чем-то. Дражко, дурень, его языком попробовал. Совсем чуть-чуть. Так теперь воет – язык болит. Жжет. Сильно-сильно. И десны. И дышать тяжело. Явно какая-то дрянь.

Почти сразу сунулись к Раде в дом и обнаружили ее детей мертвыми. Их передушили, как кутят. Явно после провала женщины, дабы они не проболтались – с кем и о чем она беседовала. Родичи ее тоже ничего не знали, тем более что жили они на выселках Гнезда, отдельно. Покойный гончар был довольно буйным парнем и не очень ладил со своим родом.

И началось…

Христиане обвинили всех вокруг в том, что они потравили уважаемого человека. Сына самого Василевса, что их защищал, не щадя живота своего. Язычники встречно обвинили христиан, дескать, те сами его приморили. Ну и так далее.

Даже Пелагея с Кассией едва не подрались. До крови. До смертоубийства.

– Ты не понимаешь! – воскликнула Кассия, когда Пелагея преградила ей путь в комнату с Ярославом. – Это – кара небесная! Наказание за непослушание и грехи!

– Я тебе глотку перережу, если ты не заткнешься! – прошипела Пелагея, и вид она имела самый что ни на есть безумный.

– Что? – ошалело переспросила свекровь, отступая назад.

– Ты своим языком вызываешь усиление ругани промеж обитателей Гнезда! Заткнись и молись молча!

– Как ты смеешь! – нашлась Кассия.

– Я его жена!

– А я его мать!

– Тихо! – рявкнул на них Роман, бывший по совместительству Ратмиром, волхвом Перуна. – Раскудахтались тут!

Они обе резко обернулись на него со злым, окрысившимся видом.

– Что смотрите? Не погляжу ни на что – вдоль спины ухватом отхожу. Дуры. Нашли где спор устраивать. Человеку плохо, а вы? Думаете, он вас не слышит? Думаете, ему от ваших склок легче станет? Пошли вон отсюда!

– Сунешься к нему со своими свечками да лампадками, – тихо-тихо произнесла Пелагея, – зарежу.

– И тебе не жить, если со своим поганым язычеством к нему полезешь, – так же тихо ответила Кассия.

– Пошли отсюда! Гадюки! – рявкнул на них разозлившийся Роман, прекрасно слышавший эти слова.

И женщины подчинились. Хотя ругань их на этом не закончилась. Каждая считала, что только ее вера поможет Ярославу пережить эту напасть.

Роман же прошел в комнату. Выгнал пинком дьячка, что уже успел просочиться и бубнил псалтырь в уголке. И велел перенести Ярослава в комнату со ставнями да отворить их настежь, чтобы воздуха больше. Самого укрыть шкурами, а ставни нараспашку. Да чтобы комната просторная. Да чтобы рядом кто из дружинников был и всех отгонял. А то, понимаешь, положили его снова в темном, душном закутке. Хотя Ярослав ругался… сильно ругался, говоря, что это верный способ уморить…

Волхв Перуна имел свой взгляд на этот вопрос. Религиозный, безусловно. Поэтому рядом с Ярославом лежало его оружие и доспехи. И подле него всегда был хотя бы один дружинник в полном облачении. А у древнего дуба, где наш герой проводил ритуальный поединок, каждый день приносили в жертву пленного воина из числа тех, что держали для ритуальной составляющей культа…

Часть 2
Пожар в курятнике

В глазах огонь, и это значит: опилки тлеют в голове…

Глава 1

861 год, 18 ноября, Гнездо

Темнота. Непроглядная темнота. Прямо первородная тьма. Ярослав ощущал себя очень странно. Словно он – это сгусток мыслей, потерявший связь с телом.

«Я что, умер?» – пронеслась у него мысль в голове, наверное, в голове, которую он не ощущал у себя на плечах… как и самих плеч.

Но тут он непостижимым образом уловил движение. Едва-едва. Скорее на интуитивном уровне, чем на уровне ощущений. Бесшумное. Удивительно быстрое.

Мгновение. И он резко ускоряется, смещаясь. А там, где он только что находился, как ему кажется, проносится что-то массивное… что-то безгранично опасное.

И вновь странное ощущение.

И вновь он срывается с места и перемещается, ощущая каким-то неуловимым образом, что увернулся от какой-то жуткой опасности.

Это повторяется еще несколько раз.

А потом вдруг темнота стремительно отступает, оставляя вокруг странную пустыню со светящимся золотистым песком на фоне мрачной, непроглядной тьмы неба. Но это – мелочь. Главное – рядом с ним стоял скорпион. Огромный черный скорпион. Буквально в паре шагов. Ярослав удивительно отчетливо видел всю его дюжину глаз… все неровности его могучих хитиновых пластин… все эти легкие, едва уловимые колебания ворсинок.

Ему бы испугаться. Но он оказался прикован к этим ворсинкам. Ему показалось, что они удивительно приятные на ощупь. И он протянул к ним руку. Но едва он прикоснулся к ним, как скорпион осыпался прахом и исчез, превращаясь в золотистый светящийся песок, такой же, как всюду вокруг.

Наш герой осмотрелся.

Пустыня. Кругом эта странная, жутковато-сказочная пустыня. И тело его на месте. Только оно абсолютно голое. И в нем такая легкость, что оно практически не ощущается.

Ярослав пошел вперед.

Сколько он так шел – неясно. Ему казалось, что целую вечность. Никакой усталости. Но и картинка не менялась – барханы светящегося золотистого песка до горизонта и мрачное, беспросветно-черное небо. Так и шел, пока наконец не начал проваливаться в песок. Вот шаг – и нога ушла по костяшку. Еще шаг – по середину лодыжки. Еще – по колено. А дальше он просто стал тонуть, стремительно уходя вниз. И, когда песок уже достиг груди, Ярослав вдруг осознал, что это не песок – это маленькие светящиеся золотистые скорпиончики. Крошечные такие. Еще пара мгновений, и он хотел закричать. Но только беззвучно открыл рот, и туда тут же стал засыпаться этот «песок».

– А-а-а-а-а… – протяжно раздался крик Ярослава, перебудивший с первыми лучами утра 8 ноября 861 года всех в усадьбе. Старой еще усадьбе.

Ставни были открыты. Поэтому вскочивший дружинник, что дежурил у Ярослава, уставился на своего конунга испуганным взглядом. Еще вечером он лежал без сознания и едва дышал, всячески демонстрируя тот прискорбный факт, что умирает. А тут – дышал уверенно, полной грудью и смотрел в потолок широко открытыми глазами…

– Ярослав, – тихо произнес дружинник, привлекая его внимание.

Наш герой от этого слова вздрогнул, резким движением поднял голову, отрывая ее от подушки, и уставился на дружинника. От чего теперь вздрогнул уже тот.

Раньше радужка у Ярослава была насыщенно-карего цвета, практически черного. Теперь же она стала янтарной. По какой-то причине меланин из нее ушел, заметно снизив концентрацию. Что изменило оттенок, сделав до крайности необычным[27]27
  На самом деле природный яд не может так повлиять на радужку. Да и она сама с возрастом может выцветать только при определенных, довольно неприятных заболеваниях. Но пусть это будет еще одно фантастическое допущение.


[Закрыть]…

Ярослав выжил. С трудом, но выжил, провалявшись несколько дней без сознания. Но только для того, чтобы сразу же после того, как он очнулся, подхватить дизентерию. Оказалось, что люди резко расслабились за время его отсутствия. Даже ближнее окружение. И по ослабленному отравлением телу эта напасть ударила дай боже. Было настолько плохо, что Ярослав на полном серьезе считал, что лучше бы он сдох от яда.

Другой бедой оказалось то, что все вокруг были уверены – не выкарабкается. Поэтому старейшины занялись поиском того, кто Ярослава подменит на посту конунга. И желающих нарисовалась сразу масса. Ведь по поздней осени из Балтики возвращались торговые караваны, задержавшиеся с торговлей. А также шли на юг небольшие отряды наемников, дабы зимой порезвиться в Черном море, нанявшись на службу к кому-нибудь из византийских аристократов или купцов.

Вот они и зависли в Гнезде, начав между собой конкурировать. Поэтому, когда Ярослав 18 ноября наконец-то ожил, избавившись от дизентерии, это не понравилось никому из них. Да, репутация у нашего героя была дай боже. Но он болел. Сильно болел. Умирал. Среди людей поговаривали, что на его голову специально привлекли гнев Богов, после того, как он велел выпороть двух жрецов. Поэтому, не сильно рефлексируя, самый сильный и влиятельный из кандидатов вызвал Ярослава на поединок, дабы перед лицом высших сил выяснить, кто достоин быть конунгом Гнезда.

– Ты можешь отказаться, – тихо пробормотала Кассия, но тут же осеклась, встретившись с пылающим взглядом сына. Глаза… они выглядели жутко. В них было столько эмоций, что вкупе с новым цветом они напоминали что-то потустороннее. Словно этот янтарный цвет их пылал огнем.

Приняв баню и облачившись в доспехи, Ярослав вышел к своему противнику. Толстый поддоспешник. Кольчуга «полного профиля» с длинными рукавами и подолом до колен из клепано-вырубных колец. «Жилетка» из пришивной чешуи по несколько архаичной византийской моде, серьезно укрепляющей корпус. Шинные оплечья. Наручи-«лодочки». И шлем, напоминающий знаменитый Гьёрмундбю. В руках у него был круглый клееный щит и копье. На поясе – меч и легкий боевой топор, последним он даже немного пользоваться научился, хотя предпочитал ему меч в силу собственных навыков. В общем, Ярослав выглядел очень представительно.

Против него в круг вошел военный вождь в типичной для эпохи кольчужной рубашке с короткими рукавами и подолом до середины бедра. Да и надетой на толстую шерстяную тунику, а не нормальную стеганую поддоспешную одежду. Ни наручей, ни оплечий у него не было, как и «жилетки» из чешуи или ламелляра, укрепляющей корпус. Шлем был обычной каркасной конструкции с наносником. Даже знаменитой личины в стиле «совы» не было. В руках – типичный для викингов легкий круглый дощатый щит, обтянутый кожей[28]28
  Обтяжку кожей могли позволить себе только вожди. В основном довольствовались простыми дощатыми щитами, в лучшем случае с обкладкой сыромятной кожей по краю, которые очень быстро выходили из строя, являясь расходным материалом. Они были настолько хлипкие, что на судебный поединок разрешалось брать их до трех штук на каждого участника.


[Закрыть], и копье. На поясе только топор. Меч – это слишком дорогое удовольствие для многих в эти годы, и его закономерно не имелось.

Ярославу было плевать, как зовут этого человека. Ему было тошно и дурно. Его слегка качало от слабости. И он был чудовищно зол на эту мерзкую рожу, что решила бросить ему вызов. Однако эта злость не давала ему слишком много сил и не творила чудеса. Поэтому он стоял, опираясь на копье, снимая нагрузку с травмированной ноги. Рана от того удара ножом уже не кровоточила, но мышцы там еще толком не срослись, из-за чего даже стоять было непросто. А тут еще поединок…

Оппонент же его мерзко ухмылялся и уже предвкушал свою победу. Легкую победу. А также очень богатый «урожай» в виде доспехов и многого имущества, каковым владел наш герой.

Бой начался внезапно.

Во всяком случае, так показалось оппоненту Ярослава. Он выждал момент, когда наш герой в очередной раз чуть прикроет глаза. И ринулся вперед.

Шаг. Другой. Третий.

И выпад. Глубокий. Мощный. С поворотом корпуса. Этот викинг вложил в свой удар копьем все, что мог вложить, стараясь пробить чешую Ярослава и продемонстрировать свою мощь.

Но в самый последний момент конунг словно чуть покачнулся от слабости и, сделав небольшой подшаг, ушел с траектории удара. А сам просто выставил копье, принимая раскрывшегося врага на него.

Раз.

И тот словно бабочка накололся на булавку, насадившись на копье. И лихо так насадившись – наконечник вошел ему в основание челюсти и вышел из черепа сзади. От чего шлем, не закрепленный завязками[29]29
  Каркасные шлемы варварских времен, как правило, никак не закрепляли на голове. Их просто надевали как шапку. Подшлемника какого-то внятного под ними тоже не носили.


[Закрыть], просто слетел с его головы.

Еще мгновение.

И Ярослав, отпустив копье, позволил тому упереться в землю.

Еще пара мгновений, и супостат рухнул на бок, не подавая признаков жизни. Мертвый настолько, насколько это возможно. Ведь копье фактически пробило ему мозг, совершенно все там разворотив.

Стоять конунгу стало сложнее. Поэтому он извлек меч и оперся на него. Не сильно. Просто, чтобы немного разгрузить раненую ногу.

– Это случайность! – рявкнул кто-то из кандидатов-викингов. И вышел в круг. – Вы посмотрите на него! Он слаб! Он едва на ногах стоит!

И не дожидаясь каких-либо иных приглашений, атаковал его. Тоже крепкий и массивный, как и его предшественник. В таких же доспехах. С таким же снаряжением. Он был главным конкурентом погибшему в борьбе за престол конунга.

Короткий разгон и удар щитом в щит. Викинг хотел свалить с ног Ярослава, резонно полагая, что подняться ему будет сложно. Да и здоровья в нем не так много, чтобы нормально противостоять такому натиску.

Однако в самый последний момент Ярослав вновь сделал подшаг, уходя с траектории атаки. Только в этот раз в другую сторону. Одновременно с этим чуть вскидывая меч, на который демонстративно опирался. Из-за этого смещения соосность ударов пропала и мощный опрокидывающий натиск превратился в не менее мощный, но разворачивающий. Вдоль раненой ноги. Да. Но этот шаг и не был ожидаемым.

– А-а-а-а! – слишком высоко забирая тональность, воскликнул этот брутальный противник, припадая на правую ногу.

Меч Ярослава по моде тех лет был заточен не как зубило, а как остро отточенная бритва, так как предназначался не для ударов по доспехам, а для рубки открытой плоти. Да и профиль клинка был типичный для каролингских мечей тех лет, то есть плоский. Отчего, когда конунг на него слегка опирался, он довольно легко изгибался.

Вот этот меч конунг и вскинул, стараясь принять на одно из лезвий клинка ногу набегающего противника. С внутренней ее стороны. Что вполне удалось. А масса, скорость и острота сделали свое дело – распоров супостату внутреннюю сторону бедра вместе с артерией.

Тот немного покричал. Попытался встать. Но ничего не вышло. Жизнь слишком быстро уходила из него вместе с бьющей пульсирующим фонтаном кровью.

Это, впрочем, не остановило кандидатов. И следующий попытался напасть на него со стороны. Метнул копье и, выхватив топор, атаковал.

Ярослав принял копье на щит, стараясь отклонить. Но не удалось. Копье пробило щит и едва не задело самого конунга. Пришлось швырнуть щит с копьем под ноги набегающему кандидату и принять его, перехватив меч полуторным хватом.

У конунга Гнезда ведь был не обычный каролинг, а его переходный вариант – тип X по типологии Окшотта. И не просто с закругленным острием, а нетипичный с выраженным сужением. Да и рукоять имела несколько увеличенный размер с, опять-таки, нетипичным для эпохи дисковидным яблоком. Все это позволяло использовать меч не только штатным «римским» хватом, употреблявшимся на Западе Евразии со времен бытования гладиуса, но и ранним полуторным, при котором вторая рука накрывает яблоко и часть удлиненной рукоятки.

Почему в те годы не делали полуторных или двуручных рукояток для мечей? А зачем? Для того немногочисленного арсенала простых ударов было достаточно жесткой фиксации кисти между эфесом и яблоком. А фехтования в современном понимании этого слова до позднего Средневековья, считай, что и не было.

Так или иначе, но, отбросив щит, Ярослав перехватил меч полуторным хватом и встал в стойку – левый бок. То есть, удерживая меч у левого виска с клинком, параллельно земле.

Нападающий чуть замешкался, перескакивая через летящий под ноги щит, и попытался атаковать нашего героя ударом топора с верхней полусферы. Самым что ни на есть обычным. Он ведь не знал, чего ожидать от такой стойки.

Топор был принят на довернутое вертикально лезвие. Так, чтобы оно уткнулось в стык рукоятки и металла, причем Ярослав чуть подал меч вперед, чтобы его кончик лег на плечо нападающего, перенося часть энергии удара на него самого. Раз. И два – выпад вперед с поворотом клинка плоскостью параллельно земле. Из-за чего остро отточенное лезвие меча мягко и, можно сказать, нежно полоснуло этого викинга по шее, вспарывая сонную артерию.

Супостат по инерции сблизился вплотную с Ярославом, словно входя с ним в клинч. Секунда. Другая. Нервный всхрип. И он опал, соскальзывая с клинка конунга, почти что до позвоночника рассеченной шеей.

Тишина.

Ярослав медленно обвел присутствующих взглядом. Спокойным. Но необычный цвет глаз, ярко играющий в лучах солнца, выглядел очень атмосферно.

– Кто-то еще хочет умереть? – тихо и как-то удивительно невыразительно спросил конунг. Словно это прозвучал не голос живого человека, а кого-то потустороннего.

Он сделал шаг вперед, по направлению к кандидатам. Но они словно по команде отпрянули назад. Они были впечатлены. Все были впечатлены. Хоть все и произошло быстро, но люди сумели осознать, что стоящий перед ними человек убил трех уважаемых воинов словно играючи. Одним ударом каждого. Разделавшись с ними как с неопытными юнцами. Даже несмотря на свое весьма непростое состояние.

– Боги сказали свое слово! – громогласно провозгласил Роман – волхв Перуна. – Ярослав, конунг Гнезда! И он под покровительством Перуна. Любой, кто бросит ему вызов, – бросит вызов самому Перуну!

Следом в круг вышел Феодосий – христианский священник никейского обряда. И заявил, что это не так. Что Василий, а греки называли Ярослава только так, под покровительством Всевышнего – Спасителя Всемогущего. И что тот явно показал всем чудо, проявив свое расположение и спася конунга и от яда, и от болезни, и от ран.

Чуть не подрались.

Их помирила Пелагея, которая все еще оставалась жрицей Макоши. Она заявила, что Ярославу благоволят Боги, какими бы они ни были. И что идти против него – идти против Богов. С этим согласился и Роман, и Феодосий. Да и остальной народ тоже. Все ведь шло будто бы одно к одному. Обычно люди таких испытаний не выдерживают. А тут – вон – жив. Не совсем здоров, но явно уже от болезни избавился. Да и глаза… Все Гнездо знало, что о том, чтобы Ярослав выжил и оправился от яда и болезни, молились и христиане, и иные. И даже волхвы Перуна много крови пролили. И то, что у конунга изменился цвет глаз, для многих стало символом прямого божественного вмешательства.

Старожилы Гнезда вспомнили о том, как Ярослав вообще появился. Просто выехал из леса, словно снег на голову. И разогнал викингов, что шалили. Выехал из леса, в который не заезжал. Ведь они прошли по следам коня и нашли место, где они обрывались так, словно он с неба свалился.

Ярослав же, обведя взглядом присутствующих, отправился в усадьбу. Отдыхать. Он пока еще не знал, что все его количественные усилия потихоньку начинают трансформироваться в качественные изменения. И если поначалу он работал на имя, то сегодня был тот самый момент, когда имя начало работать на него…