Текст книги "Иван Московский. Том 4. Большая игра"

Глава 2

1480 год, 12 марта, Москва

Время шло своим чередом. Только очень медленно. Словно какая-то тянучка… жвачка… резинка…

Ева очень редко и ненадолго покидала мужа. Следила за всем. Сама кормила с ложечки бульоном. Маленькими такими глоточками. По чуть-чуть. Потому что нормально глотать Иоанн пока не мог. Он едва-едва справлялся сглатывать и эту питательную влагу. И за один подход не больше трёх-четырёх раз. Далее следовал перерыв.

А бульон, подогреваемый на специально поставленной жаровне, ждал своего часа. И медленно, чуть ли не по каплям употреблялся в пищу. Готовили его под присмотром адептов Сердца, чтобы ничего дурного не произошло.

Обмывать короля, понятное дело, Ева сама не обмывала. Но присутствовала, пока трудились служанки, также выполняя контролирующую функцию и в остальных делах.

И разговаривала.

Много разговаривала.

Рассказывала Иоанну, когда он не дремал, всё, что происходит вокруг. Ну насколько она вообще была в курсе дел. А ещё щебетали служанки. Вот уж кто-кто, а они представлялись настоящим кладезем слухов. За окном продолжали шалить хулиганы. Только теперь эти выкрики слышал ещё и король. Почему они так поступали? Бог весть. Возможно, во все эти сказки о том, что наш герой пошёл на поправку, никто не верил. Ведь перед смертью обычно наступает облегчение. Не всегда, но таких случаев хватает. Да и сведения о том, что короля не только ранили, но и сделали это ядовитым кинжалом, очевидно, гуляли среди народа. Причём ядом каким-то сильным. Ибо в глазах элит Северный Лев был уже трупом. Обычным трупом. Только он почему-то барахтался пока… хватался за жизнь. Но они-то знали – финиш близок, поэтому продолжали увлечённо бороться за власть и положение, которое утвердится после его окончательной смерти.

Но эта идиллия продолжалась недолго.

Не всем была по душе сама мысль о том, что король отойдёт в лучший мир. Те же иерархи, когда узнали о том, что Иоанн выжил, сразу же постарались навязать свою помощь. Уж что-что, а менять живую легенду на его бледную тень, то есть наследника, они пока были не готовы. Ведь под Северного Льва можно собрать по-настоящему мощный Крестовый поход. А под его сына – нет. Конечно, через десятки лет он, может быть, сумеет утвердиться в славе родителя. Но когда это ещё будет? Иоанна же знают и уважают. Кто-то, конечно, ненавидит и презирает, но как полководца именно что уважают… ну и боятся, куда уж без этого. Ведь он пока что не проиграл ни одну из битв. А провёл их он весьма изрядно.

Вот иерархи и постарались зацепиться за этот шанс. Вдруг получится? Вдруг Всевышний окажется на их стороне? Так или иначе, но узнав об улучшении самочувствия короля, они бросились ему помогать. Ну и, как следствие, «застряли в двери». Кому из них предоставлять своих лекарей? Ведь и у Патриарха, и у нунция имелся при себе хороший медик. По местным меркам, во всяком случае.

Закономерно начался срач, то есть долгий и сложный спор на повышенных тонах. А ведь лекари имелись и в других посольствах…

Анализируя эту ситуацию позже, Иоанн так в своём дневнике и записал, что выжил он только благодаря столь своевременной заминке. Ведь каждый день и даже каждый час их ругани позволял ему лучше отлежаться и восстановиться. Укрепить организм, так сказать, подготовив его к лечению.

Лишь к 10 марта доброжелателям удалось прийти к консенсусу. Решение оказалось простым и очевидным. Даже удивительно, что они потратили на его выработку столько времени. Впрочем, демократия… она всегда такая. Лишь бы поболтать да поспорить…

Эти деятели позволили медикам промеж себя определиться с тем, кто станет их лидером. Остальные же окажутся при нём. Советовать, наблюдать, помогать. И чтобы этот самый лидер любое решение принимал только после коллегиального обсуждения.

В принципе – выход.

Даже в XXI веке так нередко поступают. Ибо консилиум врачей – дело хорошее. Особенно если это специалисты разных направлений, что позволяет намного быстрее, лучше и точнее определить диагноз и выработать оптимальную стратегию лечения.

Беда была лишь в том, что здесь имелись врачи XV века. А это, надо сказать, очень специфическая братия. Именно про них можно в полной мере сказать: «Иных уже нет, других долечим» и «Коль не добил меня француз на поле боя, взялись за дело доктора». Конечно, бывало, что их методы могли удачно совпасть с заболеванием и помочь. Но чудеса случались нечасто…

Почему так происходило?

Не секрет.

Дело в том, что уровень развития медицины прямо пропорционален тому, насколько хорошо изучено человеческое тело. Да и биология в целом, ведь без понимания, что, зачем и почему в природе употребляется, не всегда можно понять принципы, на которых функционирует живой организм.

Юных натуралистов в XV веке ещё не имелось. Да и вообще каких-либо натуралистов или хотя бы ботаников. Впервые «этой фигнёй» начнут заниматься лишь иезуиты. А первые вскрытия трупов начали проводиться одиночками лишь в XIII веке. И к 1480 году знаний о внутреннем устройстве человека накопилось ещё очень скудно. Да, какие-то аналогии они могли провести с животными, имеющими сходное строение. Но беда в том, что у них не было и этого. В лучшем случае только какие-то догадки, из-за чего именно в этот период времени вполне себе бытовали мнения о том, что мозг – это железа для выделения соплей. Да чего там говорить, если в XVIII веке, когда китобойный промысел начал набирать обороты и стали промышлять кашалотами, посчитали жир в головном мешке спермой… из-за чего и назвали спермацетом…

У них вообще были крайне интересные теории.

Например, до XIX века в европейской медицине преобладала теория о гуморах или соках, восходящая ещё к Античности. Согласно ей считалось, что в организме выделяется четыре гумора, то есть четыре основные жидкости: чёрная желчь, жёлтая желчь, флегма или слизь и кровь. Их дисбаланс сулил болезни. Так, например, избыток флегмы вызывал проблемы с лёгкими, отчего кашлем организм пытался избавить от неё и восстановить баланс. Удержание баланса жидкостей достигалось соблюдением диеты, лечением, кровопусканием и прочими методами.

О кровотоке, о функциях органов, о природе болезней и многом-многом другом врачи XV и более ранних веков лишь догадывались. И частенько неверно. А если уж положить руку на сердце, то, как правило, неверно.

Например, купание считалось опасным для здоровья. И проходило по категории удовольствия. Ведь помытый человек ощущает себя более комфортно, чем грязный. Так что мытье воспринималось как метод поддержания статуса и услада для тела. Бедняки ходили грязными. Ничего плохого в том не видели. А вот богатым надлежало иметь чистую одежду и выглядеть опрятно. Не потому, что это полезно, а из-за того, что считалось излишеством. Да и мылись не просто водой, а старались добавить в неё каких-нибудь благовоний вроде мяты или ещё чего.

Причём, что примечательно, на Руси было то же самое. Да, ходят, конечно, всякого рода легенды об удивительной чистоплотности славянских земель. Ведь у них имелись бани! Но тут нужно пояснить, что бани эти были по-чёрному, то есть представляли из себя очень долгое время небольшие прокопчённые землянки, из-за чего из них выбирались нередко ещё более грязными, чем до того. Современная же русская баня – это продукт XVIII–XIX веков, разделившийся с той же финской сауной в отдельные направления только в XIX веке. Причём не в его начале.

Дрова же, даже если лес рядом, это не такое дешёвое удовольствие. Ведь их нужно нарубить, привезти, разделать… а той же пилы в крестьянском хозяйстве до XVIII века практически не было. Дорого, незачем, да и мистическая окраска специфическая[8]8
  У пилы имела явно выраженная негативная окраска. Долгое время в европейской культуре она употреблялась как специализированный инструмент плотников-столяров и инструмент казни. В быт простых обывателей она вошла довольно поздно.


[Закрыть]. А ты поди разделай сухой дуб топором[9]9
  Топор в крестьянском хозяйстве тоже был долгое время дефицитом из-за высокой стоимости. И веке в X–XII, например, был далеко не в каждом доме простых селян. Что в немалой степени усложняло и без того не самый простой сбор дров.


[Закрыть]… никакой бани не захочешь, из-за чего простые люди заготавливали в основном сучья да хворост. А таким топливом и дом-то отопить тот ещё квест, не говоря уже о других задачах.

Это раз. А два – в том же Древнем Риме бани появились задолго до появления славян. Парильни имелись у древних эллинов. И даже у скифов. Причём неизменно с тем же самым смыслом[10]10
  Тут автор немного лукавит, потому что в некоторых народах бани (любые парильни) могли иметь и ритуальное значение. Но преобладающим был, конечно, фактор статуса, поэтому приплетать гигиену и санитарию в качестве мотивов жителям какого-нибудь X века как минимум глупо. Они просто ещё этого не знали.


[Закрыть]. Быть чистым было очень долгое время признаком статуса. Да и в средневековой Европе бань хватало. В том числе и общественных, которые имели штат не только обычных сотрудников, но и проституток. Ведь мытье считалось способом получить удовольствие. Так почему бы не совместить приятное с приятным?

Про гигиену, санитарию и прочие ужасные вещи ещё никто и слышать не слышал. Чего уж тут говорить? В 60-е годы XIX века венгерского акушера Земельсвайса в дурдом упекли за его предложение мыть руки перед приёмом родов. Причём не голословное. Он у себя в роддоме попробовал и сумел таким нехитрым приёмом резко снизить смертность рожениц от родильной горячки – заражения крови. У него была практическая проверка его теории. Статистика. Но разве это кого-то остановило? Ведь если практика противоречит идеи или идеологии, то к чёрту такую практику. Не так ли?

Инфекционная природа заболеваний средневековым врачам была также не ведома. Психические же заболевания трактовались не иначе как одержимость. А ведь имела место ещё и ритуальная медицина…

О! Это была вообще песня! Лидером данного направления был, конечно, Крестовый поход Людовика IX, который в XIII веке ему прописали от тяжёлого недуга. Но такие выходки, без всякого сомнения, являлись крайностью. Обычно поступали проще. Тяжело простудился? Добро пожаловать в часовенку, чтобы помолиться на холодном каменном полу всю ночь. На коленях. Занедужил чем ещё? А сходи-ка, мил друг, в паломничество. Километров этак за пятьсот или даже пару тысяч. Пешком, разумеется. Ну и так далее…

И вот эти весёлые доктора и завалились дружной гурьбой к королю. Чтобы его лечить.

И началось!

То клизму ему поставят, то кровь пустят. То священника поставят псалмы читать да с кадилом благовонять, от чего в помещении стало душно и как-то сально. Нет, запах от кадила был приятным. Но человек дышит всё-таки воздухом, поэтому хорошо воспринимает благовония только тогда, когда они оттеняют чистый и свежий воздух… а не замещают.

А потом пошли лекарства…

Иоанн с трудом мог разобрать то, чем его пытаются потчевать. И сопротивлялся их приёму как мог. Ибо жить очень хотелось. Особенно когда унюхал характерный чесночный аромат. Может, эти деятели и добавляли туда чеснок, но ведь мышьяк точно так же пахнет. А ты поди разбери, что в их «железе для выделения соплей» происходит?

И вот, улучив момент, когда эти деятели вышли из комнаты, оставив короля наедине с супругой, он попытался привлечь её внимание, начав издавать хоть какие-то звуки.

Это помогло.

И чудом Ева не за врачами побежала, а к мужу подошла, заглядывая ему в глаза.

Говорить ещё он пока не мог. Он и дышал-то еле-еле. Но губами более-менее шевелить мог. Вот он и начал пытаться говорить без звуков. На латыни, ибо для них это был единственный язык общения.

Королеву это заинтересовало.

Она внимательно всматривалась в то, что там пытался произнести Иоанн. Повторяла. И если всё верно, муж моргал два раза. Если нет – один раз.

Даже такой разговор дался нашему герою очень сложно. Однако он сумел донести до Евы, что врачей этих нужно гнать взашей. И что он не протянет ещё несколько дней такого лечения.

Супруга всё поняла и не мешкая отправилась к Даниилу Холмскому. Тот через пень-колоду, но уже говорил на латыни, поэтому вполне смог понять её слова.

– Не может такого быть! – раздражённо воскликнул он.

– А пойдём к Иоанну. Сам у него и спросишь.

– Он говорить начал?

– Пойдём.

Недовольный Даниил последовал за ней.

Ему не верилось, что такие уважаемые лекари, применяющие самые передовые, по его мнению, методы лечения, обыкновенные шарлатаны. Вон как мудрёно говорят.

Но пошёл, испытывая острое желание послать её к лешему. Однако проверить слова Евы он хотел. Ибо Холмский прекрасно видел, как суетились иерархи. Старались. Как пытались помочь, вполне искренне переживая. И тут такие слова. Вздор же! Как им не быть вздором?

Зашёл.

Ева быстро повторила при Иоанне то, что передала Даниилу. И попросила моргнуть два раза, если она передала его слова верно. И один раз, если нет.

– Матерь Божья! – воскликнул вспыхнувший Холмский, увидев, что его король моргнул дважды. Без всякого промедления он пригласил главу адептов Сердца, перед которым повторили это действо. И началось…

Врачей уже через четверть часа всех задержали и поместили в отдельные камеры. Тех, кто их направил, тоже. Но последних ненадолго и больше для банального опроса. Слишком уж уважаемые люди. Да и для сговора у этих людей основания не было. Иоанн им был нужен. Живым и здоровым. Во всяком случае, иерархам точно. А они в этом лечебном деле играли ключевую роль. Важнее виделся другой вопрос: кто им этих коновалов сосватал и зачем.

Территорию же, где находился король, оцепили и установили строгий режим. Никто не мог ничего сделать без санкции Иоанна. Во всяком случае, такого, что могло как-то повлиять на его здоровье. Ева же сидела рядышком и выполняла функции переводчика, потому что более-менее внятно по губам могла читать лишь она.

Глава 3

1480 год, 19 марта, Москва

Дни шли свои чередом.

Ева сидела при короле, выступая переводчиком. Во всяком случае, по губам читала более-менее уверенно только она. Видимо, сказывалась придворная привычка, сформированная за столько лет обитания при дворе отца.

Король не желал никого видеть и хотел лишь одного – покоя. Чтобы его не дёргали. И уже точно не лечили кровопусканиями там всякими, клизмами и прочими аналогичными «прогрессивными» способами.

Он распорядился держать помещение свежим. И регулярно его проветривать. Его самого мыть и кормить. Нормально. Бульоном пока. Но крутым и с волокнами мяса да размоченным хлебом, из-за чего получалась такая жиденькая питательная кашица. Плюс молоко.

И такой режим давал результат. Иоанн медленно, но уверенно стал поправляться. С каждым днём ему становилось хоть чуть-чуть, но лучше. Но слабость… чёртова слабость… он даже говорить пока не мог нормально – только шевелил губами и пытался издавать звуки. Но лёгкие его подводили, так что в лучшем случае получался едва различимый шёпот. Да и то – он быстро уставал. Так что пока он больше просто беззвучно шевелил губами, тем более что этого вполне хватало для общения с женой и немногочисленным окружением.

В любом случае Иоанн выкарабкивался. Однако для окружающих это было неочевидно…

– Твари… – процедил Андрей Васильевич.

– Твари? – удивился нунций Святого Престола.

– А как их ещё назвать?

– Кого? Что случилось?

– А ты разве не знаешь ещё? А-а-а… – махнул рукой Андрей Васильевич. – Ты вот давно навещал племянничка моего?

– Так никого же не пускают.

– Вот! – назидательно поднял палец герцог Боспорский. – Именно что не пускают.

– Иоанн изволит отдыхать, – пожал плечами нунций. – Оправляется от отравления.

– А ты в этом уверен?

– А разве это не так?

– Конечно, нет! Вот я и говорю – твари! Ныне ведь как выходит всё? Это польская ш… – начал было говорить герцог, но замолчал. – Это полячка вроде как передаёт слова племянничка. А Данила-пёс их доводит до нас. Ничего не смущает?

– А что меня должно смущать?

– А то, что племянничек мой преставился! Оттого лекарей всех и арестовали! И, мню, замучают их в холодной. Ибо ведают они о смерти короля. А эти мерзавцы от его имени власть держат. Сколько так продлится? Месяц? Два? Три? Так разъедутся все, ибо дома дел хватает. А они так и останутся править, рассказывая всем о том, что это дескать племянничек мой им поведал.

– Долго они так просидеть не смогут. – чуть подумав, произнёс нунций. – Рано или поздно им придётся предъявить Иоанна.

– Так и предъявят. Найдут похожего на него человека. Посадят на престол.

– Откуда тебе это известно? – нахмурился Патриарх, внимательно слушавший беседу.

– Не все адепты верны этому прохвосту Даниле. Он ведь, злодей, вон что удумал. Самому встать во главе Руси.

– Ты сможешь нам его показать? Этого адепта.

– Он жить ещё хочет, чтобы так рисковать. Данила ведь не простит ему. Сказывал, что зарежет и его, и всех его близких, ежели болтать кто начнёт.

– Твари… – тихо произнесла Элеонора.

– Вот я и говорю – твари, – кивнул Андрей Васильевич. – Но за Данилой армия. С ним не поспорить.

– Армия на его стороне, пока он верен королю, – веско заметил нунций.

– А ты пойди докажи, что это не так? Умаешься.

Так и беседовали.

До людей, мало связанных с политикой, подобные разговоры тоже доходили. Они слушали. Мотали на ус. И делали своё дело.

Так, например, Аристотель Фьораванти как работал над собором, так и продолжал. Без какой-либо задней мысли. Умрёт Иоанн, умер или останется жив – его работа оплачивалась. А дело он делал большое и очень важное. Уже даже то, что удалось создать, обеспечивало не только ему карьеру в будущем, ежели придётся бежать из Руси, но и славу в веках.

Ему нравилось то, что он делал. Очень нравилось. Можно сказать, что он от своей работы тащился, пёрся и наслаждался ей. Ибо собор получался просто удивительный. Во всяком случае, достойный того, чтобы на него равнялись в будущем.

Строго говоря, от собора была готова только «коробка», над которой ещё трудиться и трудиться, но формально он был уже освящён, и в нём ежедневно проводилось богослужение.

Высота этой «коробки» в куполе достигала девяноста метров. Для Руси – заоблачная высота. Для остальной Европы – очень средний результат. Да, там ещё будет крест, а также по весне продолжатся работы над колокольней, и, возможно, тогда собор сможет побить все местные рекорды. Но это потом, в будущем.

А рекорды были ой какие внушительные.

Например, шпиль на соборе в Линкольне[11]11
  Собор в Линкольне построили в 1311 году.


[Закрыть] достигал ста шестидесяти метров. А башня церкви Святого Олафа[12]12
  Церковь Святого Олафа была возведена в Таллине в 1267 году. В 1420-е была перестроена и, вероятно, в этой время обрела высоту в 159 метров.


[Закрыть] дышала этому собору в затылок со своими ста пятьюдесятью девятью метрами.

Но это рекордсмены. Культовых сооружений пожиже было в избытке. Готическая архитектура, эпоха которой медленно отходила в прошлое, стремилась к максимальным высотам. С, надо сказать, удивительными результатами.

Казалось бы, XIV–XV века – и здания, имеющие высоты свыше полутора сотен метров. Дикость! Фантастика! Чудеса! Однако факт.

И не только культовые здания отличались высотой. В Италии тех лет имелся городок Сан-Джаминьяно, славный тем, что был сплошь утыкан башенками в сорок-пятьдесят метров. А местами и выше. Считай, Манхеттен тех лет[13]13
  Городок Сан-Джаминьяно был не исключением. В той же Болонье тоже было много высоких башен, построенных в XII–XIII веках. Самая известная из сохранившихся – башня Азинелли – имеет высоту 97,2 м. Ещё имелись башни в Павии и иных городах.


[Закрыть].

В общем, собор и собор. Большой. Высокий. Возможно, когда его достроят, станет самым большим и высоким в мире. Но пока нет. Хотя и совершенное чудо для Руси, в которой такое монументальное строительство ранее не велось.

В какой-то мере читателя могла удивить скорость, с которой эту «коробку» возвели. Но и в ней не было ничего странного. В Средние века бывало разное. И долгострои, при которых хибарку не могли построить за сотню, а то и более лет. И стремительные чудо-стройки, когда за пару лет возводился мощный каменный замок с высоченными стенами.

От чего зависела скорость строительства в те годы?

Прежде всего от наличия строительных материалов под рукой. Ведь если тебе нужно построить весь храм целиком из каррарского мрамора где-нибудь в Тюмени, то быстро ничего не получится сделать. Материал-то в Италии. И везти его долго, далеко и дорого. А если камень под рукой, то в чём беда? Строй себе и строй.

Иоанн же постарался в этом плане и заранее подготовился. К 1478 году в интересах большой московской стройки уже действовали несколько каменоломен по Москве-реке и Оке. Там добывался известняк. Как строительный камень, так и известь, без которой, как известно, в те годы ничего нельзя было построить.

Ещё одна каменоломня была в Карелии, где работали приглашённые из Италии мастера, руководя местными трудягами, набранными в Новгороде и других северных городах. Там добывали гранит. Его требовалось намного меньше, чем известняка, ибо шёл он только для самых значимых зданий, да и то – частично. Именно поэтому больше одной каменоломни и не держали.

Кроме того, вокруг Москвы расположились несколько кирпичных заводов, выпускающих как керамический кирпич, включая клинкерный его вариант[14]14
  Клинкерный кирпич – керамический кирпич, обожжённый при температуре спекания. Обладает намного большей прочностью. Лучше переносит сырость и колебание температур. Пригоден


[Закрыть], так и римский[15]15
  Римский кирпич – это известковый раствор, смешанный с наполнителем (например, речным песком), расфасованный по формам. После схватывания раствора остаётся на просушку. Через 2–3 месяца набирает достаточную прочность для строительства.


[Закрыть]. Черепицу. И прочее.

Так или иначе, но король Руси заранее обеспечил поступление строительного материала в необходимых объёмах. Не только для храма, но и вообще – для масштабной перестройки столичного кремля. Понятное дело, что хватало не всем и не всегда. Но имелись приоритетные и второстепенные направления. И кафедральный собор был особенно важен для Иоанна, поэтому что-что, а для его строительства выделялось всё потребное вовремя и в нужном объёме.

Другим ключевым фактором являлось наличие работников.

Их должно быть в самый раз, то есть достаточно для того, чтобы шли все необходимые процессы. Разных работников подходящей квалификации. И каменщиков, и камнетёсов, и прочих, включая разнорабочих. Ну и, само собой, при подходящей тягловой силе.

Если рабочих рук будет слишком много – они станут друг другу мешать. Если слишком мало, то их не хватит на параллельное выполнение всех потребных операций, из-за чего, как несложно догадаться, в обоих случаях увеличится время строительства.

Обычно храмы строили силами одной-двух артелей с периодическим привлечением иных работников. При таком подходе работы шли долго, но ежемесячный ценник выглядел разумным. Как и расход строительного материала. Всё упиралось, по сути, в финансирование и возможность нанять рабочих подходящей квалификации.

Храмы, как правило, не являлись стратегическим сооружением, поэтому никто не спешил их строить, выделяя средства по мере необходимости. Но и тут Иоанн не сотворил чуда. Имея очень много денег, поднятых на военных кампаниях и торговле, он навербовал в Италии квалифицированных строителей. Прямо целыми артелями пригласил их, обеспечив на месте тягловым скотом и местными разнорабочими. Откуда и высокая производительность, типичная для экстренного строительства замков. Обычно так не поступали. Но обычно и гости из будущего во главе средневековых государств не становились…

Что ещё?

Да всё вроде. Из причин, которые могли как-то объективно затормозить дело, – всё. И если эти вопросы решить своевременно и в полном объёме, то скорость строительства достигнет одного-двух слоёв кирпича или камня в день из-за невысокой скорости фиксации кладки известковым раствором. А так бы и быстрее строили.

Но имелись и другие факторы, влияющие на ход строительства. Не настолько фундаментальные, но важные. Например, изменение планов. Такое происходит обычно в случае затяжного строительства. Ещё могли вмешаться в ход дела стихийные бедствия. Пожары там, землетрясения, наводнения и так далее. Что было по своей разрушительности вполне сопоставимо со сменой планов. Ибо в одном случае намеренно перестраивали, а тут – вынуждено. Иной раз из-за этих перестроек храм могли возводить по сотне и даже несколько сотен лет, тормозясь ещё и эпизодическим поступлением денег. Как ни крути, а сложно в течение пары столетий обеспечивать регулярное и своевременное финансирование таких долгостроев. Качества постройке это, конечно, не добавляло. Скорее, напротив. Но в жизни всякое бывало, и такие курьёзы тоже…

Ну и главное.

Строительство храма – это не только возведение его стен и крыши. Нет. Это ещё и отделка. И вот тут-то проблемы и начинались. Потому что, если сам собор можно довольно быстро возвести, даже большой, то отделку в таком темпе не выполнить. Ибо работа это художественная. Особенно это касается внутренних интерьеров. Там ведь роспись была по штукатурке. И роспись та делалась художниками. А дело это небыстрое. Считай, чудовищной площади картину нужно нарисовать – размером со стены и потолок храма.

Вот там-то можно и застрять. И на пять, и на десять, и даже на двадцать лет. А в отдельных случаях над внутренней отделкой трудились по два-три поколения художников. И в этом плане новый Успенский собор не исключение…

По большому счёту Аристотеля изначально смущало только идея железного перекрытия крыши. Но Иоанн взял всю ответственность на себя, и итальянец принялся за дело без оглядки на потери в репутации в случае провала. Да и, в конце концов, если бы ничего не вышло, пришлось бы делать по старинке – деревянными балками или каменными «звёздами». Дольше, но…

Он, конечно, переживал. Однако всё обошлось. Кованые железные пруты[16]16
  На Руси железные стропила были впервые применены в XVI веке без всяких попаданцев. Это было разовое решение для кремлёвского дворца. Ибо дорого.


[Закрыть], профилированные в двутавр, оказались удивительным решением. Да, с их поковкой намучались. Но результат превзошёл все ожидания архитектора. Замена материала потребовала новых методов крепежа. Однако ничего принципиального нового, заклёпки – обычная вещь в Средние века[17]17
  Заклёпки применялись при изготовлении доспехов, кораблей и много чего другого.


[Закрыть].

Сами балки представляли собой пространственную форму прямоугольного сечения, склёпанную на земле из прутков. Наверх их поднимали уже собранными в единую конструкцию. И этот способ перекрытия был единственной по-настоящему необычной и новой технологией в опыте и знаниях Фьораванти. Всё остальное в той или иной форме либо было привычно, либо знакомо. Вопрос лишь в комбинации решений…

Дифференциация удельной массы материала между этажами? Обычное дело. В городах Европы так жилые дома строили. Первый этаж из камня, а верх – из дерева. Как вариант. Положить на тяжёлый камень более лёгкий? Ничего противного опыту и здравому смыслу в этой идее не было.

Мощная плита фундамента? Тоже ничего нового. Под любой относительно крупной церковью в Европе такая же лежит, если храм, конечно, стоит не на скале. Обычно её формировали навалом бутовых камней. А тут ещё решили известковым раствором скрепить. Почему нет? За ваши деньги любые изыски.

И так далее… И тому подобное…

Так что в этом соборе кто-то видел провидение Господне, Аристотель же – плод человеческого труда и грамотного планирования. И возвращался итальянец в собор каждое утро с особым чувством какого-то восторга, что ли. Ему ещё нужно построить колокольню и отлить для неё колокола. А потом долго и нудно руководить отделкой. Но факт остаётся фактом. В историю его Успенский собор уже вошёл. Как и он сам…

* * *

Антуан Великий Бастард Бургундии сидел на своём коне и с блуждающей улыбкой на лице наблюдал за манёврами новой армии своего брата – Карла Смелого. А там, в некотором удалении, маршировали аркебузиры и пикинёры…

Его поездка в Москву принесла свои плоды.

И вот теперь в Бургундию шли регулярные поставки дешёвого военного снаряжения. Да, оно уступало по своим защитным свойствам тем же полудоспехам и даже бригантинам. Но оно было дёшево и его было много. Настолько, что Карл смог позволить себе сформировать большую массу пехоты в надежде на то, что она сможет «затащить» в местных конфликтах.

Стёганый кафтан с пришитой к нему ламеллярной чешуёй. Широкий шлем дзингаса с надёжно держащим его подбородочным ремнём. В руках у них пики да аркебузы. Опять-таки московской выделки. Они оказались на голову лучше местных и дешевле.

Снаряжение само по себе – это просто железки, поэтому Антуан договорился о том, чтобы у Иоанна «дезертировало» необходимое количество вояк, дабы выступить инструкторами.

Ну как дезертировало?

Официально они ушли в отпуск без сохранения содержания. И уехали в Бургундию, где встали на довольствие Карла Смелого, начав обучать его людей. Само собой, пришлось хорошо заплатить и им, и их сюзерену. За одну только эту сделку король Руси получил сотню ремесленников-мастеров разных потребных ему специальностей.

Так сказать, обмен опытом.

Плюс четыре тысячи голов мериносов – тонкорунных овец. Да две сотни кобыл лучших пород и тысячу жеребцов, из которых три сотни – прекрасно обученных дестриэ. И это не считая звонкой монеты, которую отдавали за воинское снаряжение.

Немалая цена. Но она того стоила. Так что бургундская регулярная пехота, выросшая чуть ли не на пустом месте буквально за год, внушала. И в какой-то мере напоминала русскую. Разве что гербовые цвета другие. Вместо золотых восставших львов на красном фоне у этих ребят красовались чёрные на золотом.

Да, пока страдала выучка. Да, у этих рот ещё не имелось боевого опыта и традиций. Но эти ребята уже сейчас вызывали очень многозначительные взгляды у тех, кто был при Вильно или в других местах боевой славы Руси.

Луи XI в немалой степени испугался этих новостей. И тоже начал массово закупать военное снаряжение. Но, очевидно, что уже не успевал…

Антуан улыбнулся ещё шире.

Разговоры с королём Руси получились довольно интересными. Иоанн не был человеком эмоций или каких-то сиюминутных мелочей. Нет. Это политик, который мог проглотить любое личное оскорбление ради политических выгод. А значит, с ним всегда можно было договориться.

В своё время Карл с подачи Антуана пытался решить свои проблемы со швейцарцами с помощью Иоанна. И тот помог. Никто и никогда ТАК не громил этих гордых горных вояк. А он – смог. Другой вопрос, что сам Карл не сумел реализовать момента. Но так бывает. И обижаться на это не стоит. Удача – девица ветреная.

Сейчас же Иоанн пытался решить свои проблемы с помощью Карла. Иначе бы он не стал продавать военное снаряжение и отправлять инструкторов.

Иерархи втравливали его в Крестовый поход, вдумчиво расставляя ловушку. Он же всецело от этого «благого дела» отмахивался. Ибо он королю Руси был нужен как собаке пятая нога.

Нет, конечно, открыто отказаться он не мог. Разрушить свою репутацию таким глупым и примитивным способом было для столь разумного человека немыслимо. Ведь репутацию легко потерять и очень сложно заслужить. Он ведь не Луи, которому в приличном обществе никто руки не подаст. Он воин, полководец и политик. Да, со сложными отношениями с Церковью. Что, впрочем, совершенно обычно для любого активного и деятельного человека.

Ну так и вот.

Саму задумку Иоанн, конечно, же не рассказывал. Но Антуан – умный человек. И всё прекрасно понял.

Тут не нужно было иметь и семи пядей во лбу, чтобы догадаться, чем займётся любимый его братик Карлуша, получив таких интересных солдатиков. У него ведь вопросы много к кому накопились. И к Луи де Франс, и к Фридриху Габсбургу, и к кое-каким мордам из швейцарских кантонов. А уж сколько крови попили ему дельцы из Нидерландов, припоминая свои финансовые потери, не перечесть. И не нужно быть пророком, чтобы понять – он пойдёт им всем возвращать долги. Понятное дело, не сразу, а по очереди. Но в том, что в самой ближайшей перспективе бо́льшую часть Европы охватит война, не стоило даже сомневаться.

Антуан ничего не знал о цепной реакции. Но он догадывался о том, что это такое. Во всяком случае, применительно к политике.

Карл, скорее всего, пойдёт первым делом на Луи. Очень уж он его задел тем, как повредил репутацию. И постарается отомстить. После серии удачных побед, поняв, что у короля Франции нет сил противостоять Карлу Смелому, в дело встрянут другие игроки. Тот же Арагон, имеющий виды на Септиманию, Гасконь и Арманьяк, где недовольство Луи было весьма значительным. А там и Бретань вступит в дело, и, вероятно, Англия.