Текст книги "Иван Московский. Том 4. Большая игра"

Михаил Ланцов
Иван Московский. Том 4. Большая игра

Предыстория

Наш современник погиб, прожив долгую и сложную жизнь. Но не умер окончательно, а возродился в теле подростка – юного Ивана Молодого, сына Ивана III. А на дворе медленно и лениво тёк 1467 год…

Вляпавшись в историю в прямом и переносном смысле, наш герой не стал распускать сопли или как-то иначе рефлексировать. Он осмотрелся и начал действовать, вгрызаясь в новый мир и отстаивая своё место под солнцем.

Уничтожив тех, кто отравил его мать – Марию Тверскую, молодой Иоанн влип в очень непростой геополитический и религиозный кризис, ведь за покушениями стояли церковные иерархи, и в их игре место у нашего героя было только на кладбище. Но это всё казалось ему чем-то очень далёким. Так что Иоанн постарался заняться хозяйственными делами под крылышком у своего отца. С банальной целью – заработать много денег, чтобы получить независимость от отца и его казны. Для решения этой проблемы он старался использовать только те технологии, которые уже известны местным или могли быть предельно просто получены. Без изысков, так сказать. Во всяком случае, пока. Но эти примитивные технологии давали товары, что радовали его личную казну своей ценой…

Однако отсидеться «на заднем дворе» у него не получилось. Иоанна вовлекли в сложную военную кампанию, перед которой он занимался подготовкой небольшой, но регулярной и организованной на принципах войск Нового времени армии. Пикинёры, аркебузиры, лёгкие полевые орудия – очень действенная связка для тех лет. Вот их он и создал, а потом, приняв над ними командование, нанёс серию поражений польско-литовским, новгородским и татарским войскам.

И это было только началом.

Религиозный кризис обострялся, усугубившись политическим. Ведь Ваня, пользуясь моментом, обратился к Папе Римскому с просьбой подтвердить права наследования отцом титула «король Руси» – от пресёкшейся линии наследников Даниила Галицкого[1]1
  Вся идея заключалась в том, что Казимир III Пяст получил этот титул по праву завоевания. Но по женской линии он не наследовался, а у него была единственная дочь. Муж дочери по решению Сейма Польши и Литвы принял корону этих земель. Сейм земель Руси не созывали, поэтому он не имел законного права на этот титул, ибо его пригласили править только в Польшу и Литву.


[Закрыть], подспудно предложив выгодную сделку – учреждение Персидской торговли через Волгу и Каспий на акционерных началах, да прозрачно намекнув на то, что Русь открыта для католичества.

Папа подтвердил законность права наследования, из-за чего разгорелся острый конфликт у отца Иоанна с Казимиром IV – королём Польши и Великим князем Литовским, ведь тот также претендовал на этот титул.

И новый поход. И новая война. И вновь небольшая, но хорошо упакованная регулярная армия силой своих аркебуз, пик и пушек приносит Руси победу. Раз за разом. Пока под Вильно она не разгромила наголову войска Казимира. И это имело немалый резонанс по всей Европе, потому что король Польши привёл на поле боя большую толпу знаменитой швейцарской пехоты. Столь знаменательная победа и угроза захвата Вильно – столицы Великого княжества Литовского – вынудила Казимира пойти на примирение и признать Иоанна королём Руси. Иоанна, а не его отца, который «сгорел» в процессе этой борьбы, погибнув.

Но не пехотой единой действовал наш герой, создав вполне достойную для развитого Нового времени артиллерию с кавалерией. Не конницу, а именно кавалерию. Ведь кавалерия – это регулярная, профессиональная, нормально организованная, дисциплинированная и управляемая конница. Вот её-то наш герой и создал, пусть и в небольшом количестве.

Впрочем, проблемы на этом не закончились. Ливония, сюзеренитет над которой Казимир уступил королю Руси, отказалась приносить клятву верности православному монарху, что спровоцировало новую войну – теперь уже за Ливонию, на стороне которой выступила Ганза. А Ливония не Литва. Войск мало, зато крепостей хороших масса. Однако её этот нюанс не спас…

Битвы шли не только на западе, но и на юго-востоке. Разгром степного нашествия под Алексином стал началом покорения Степи. Ведь Степь уважает силу и только силу. И её требовалось продемонстрировать. Потом был поход на Крым, Сарай и Хаджи-Тархан, что привело к появлению под рукой Иоанна четырёх вассальных территорий: Боспорского герцогства в Крыму, а также трёх ханств: Белого, Синего и Чёрного, бывших «в девичестве» Большой Ордой, Ногайской Ордой и Сибирским ханством. Казанское же ханство сгорело в этой борьбе, оказавшись растерзано между участниками конфликта. Иоанн же, как сюзерен этих степных владений, принял титул кагана Великого травяного моря.

Земли вдоль Волги король занял сам. И переселял туда людей. Сначала во время войны с Казимиром союзные татары перегоняли на Волгу жителей Великого княжества Литовского. А потом, во время войны с Ливонией, те же самые татары перегоняли жителей уже оттуда в Крым. Не бесплатно. Но это позволило относительно терпимо заселить пойму Волги и самые интересные владения на Тавриде.

Союзные отношения с Молдавией позволили наладить через Днепр оживлённую торговлю. Продовольствие и вино в один конец, металлические изделия и лес – в другой. Однако в Молдавию вторглись османы, и Иоанну пришлось её защищать, отбивая заодно и отвлекающие экспедиционные корпуса в Тавриде и низовье Волги.

А фоном шли реформы… реформы… реформы… для которых не хватало времени и образованных людей, из-за чего приходилось долгое время управлять государством в практически ручном режиме. Рисковая стратегия, но другая ему была пока недоступна. Пока. Потому что он прикладывал все усилия к тому, чтобы выстроить аппарат государства…

Не менее насыщенной была и внешнеполитическая жизнь нашего героя.

Заигрывание с Константинопольским патриархатом принесло на Русь много образованных священников, в нагрузку к которым шёл титул Императора и главы дома Комнинов[2]2
  По распространяемой Иоанном родословной в его роду имелись женщины Комнинов времён их правления в Константинополе. А он получался последний правящий аристократ с такой кровью. Ну и авансом, понятное дело.


[Закрыть]. Тот ещё подарок, конечно. В сложившейся ситуации скорее опасный, чем полезный.

В рамках сотрудничества же с католическим миром Иоанн сочетался браком с Элеонорой – дочерью короля Неаполя. И установил тесные торговые отношения с Генуей, которая стала основным проводником его морской торговли. Кроме того, он сумел более-менее договориться с заносчивым Карлом Смелым, Великим герцогом Запада, через что влез в европейскую политику по самые уши и привлёк квалифицированных ремесленников, учёных, художников, архитекторов и прочих специалистов.

Как следствие, на Руси стало получаться этакое синкретическое смешение традиций наследников Восточной и Западной Римской Империи. Ведь православные священники несли с собой дух Византии и её культурное наследие, а католики – специфику Запада. И оно всё переплеталось воедино в Москве…

Казалось бы – успех на всех фронтах. Получен выход к Чёрному, Азовскому, Каспийскому и Балтийскому морям. Отбит Полоцк со Смоленском. Дикая Степь подчинена и поставлена в вассальную зависимость, постепенно интегрируясь в Русь. Практически идиллия или, как сказал один герой из фильма «Иван Васильевич меняет профессию»: «Чего ж тебе ещё надо собака?».

Но не всё так было просто и однозначно, как казалось…

Большие успехи во внешней и в какой-то мере во внутренней политике были обусловлены тем, что Иоанн, спровоцировав религиозный кризис, лавировал между Папой и Патриархом Константинополя. Теперь же пришло время отдавать должок. Оба эти иерарха хотели за свою поддержку только одного – освобождения Константинополя. И не просили, а уже просто требовали проведения Крестового похода в качестве оплаты за их помощь, заодно ведя мощную пропаганду среди паствы, дабы Иоанн не смог соскочить с этой темы. Иными словами, загоняя его в ловушку общественного мнения, заложником которого он становился всё сильнее и сильнее.

Но нашему герою этот поход был что собаке пятая нога. Ни к селу ни к городу. И он, как знаменитый царь Хайфы Леонид Абрамович, только и думал о том, как бы «чухнуть отсюда», то есть уклониться от выполнения этих совершенно невыгодных и не нужных для него обязательств. Или отложить их выполнение хотя бы на год-другой-третий-десятый…

И небеса, кажется, услышали его пожелания. Но всё, как обычно, – в весьма экстравагантном ключе…

Пролог

1480 год, 28 февраля, Москва

Иоанн зашёл в комнату, где его поджидала невеста.

Он был, вопреки обыкновению, одет в белые одежды, обильно расшитые сине-золотым шитьём, а не щеголял в красно-золотых цветах, как обычно. На его груди висела массивная золотая цепь довольно искусной работы из чеканных восставших львов, чередующихся с двуглавыми орлами.

Невеста была в шикарном шёлковом платье пурпурного цвета. Почему не в белом? А не сложилась ещё такая традиция. Так что Иоанн распорядился пошить для неё платье из очень дорогого шёлка лучшей выделки, крашенного в невероятно дорогой пурпур, превосходящего в цене только ляпис-лазурь, которая пошла на окраску шитья его костюма.

Весь облик невесты был в целом довольно скромен… если бы не красители и материалы.

Особым шиком стали жемчужные бусы, прекрасно смотрящиеся на пурпурном шёлке платья. Опыты короля с речными жемчужницами шли скорее удачно, чем нет, и его люди сумели за минувший год на ферме вырастить несколько сотен достаточно крупных жемчужин. Из крупных кусочков раковины формировали заготовку правильной круглой формы и впихивали в моллюск маленькими щипчиками. Приживались очень немногие. Но те, что приживались, давали бесподобный результат.

Молочно-белые, удивительно крупные для речного жемчуга и чуть ли не идеально круглые «камешки» были собраны в прекрасное ожерелье. На первый взгляд – скромное. Если не знать, СКОЛЬКО стоят ТАКИЕ крупные речные жемчужины. О том, что Иоанн выращивает их сам, знали единицы, да и те – имели очень превратное представление о том, каким образом он это делает, полагая, что он просто держит ферму ракушек и проверяет их на наличие жемчуга…

– Ты прекрасна, – без тени лукавства произнёс Иоанн и улыбнулся во все свои тридцать два зуба.

– Благодарю, мой король, – чуть потупилась Ядвига… точнее Ева, ведь именно это имя она получила в православии.

Он протянул ей руку и, взяв за ладонь, повёл на выход. В собор.

Кафедральный собор Руси уже успели построить. Коробку. И по такому случаю даже освятили. Однако он всё так же был опутан сетью лесов как снаружи, так и изнутри. Шли отделочные работы.

Вышли они на улицу, ступив на пёструю ковровую дорожку, что вела прямиком к собору. Огромной такой махине, выросшей в центре кремля чуть ли не по мановению волшебной палочки.

Над его сооружением трудились пять сотен опытных итальянских каменщиков при поддержке двух тысяч местных разнорабочих под руководством Аристотеля Фьораванти. Изначально король хотел возвести в здешних реалиях Казанский собор Оренбурга. Тот самый, что строили с 1888 по 1894 год, а сносили коммунисты в 1932–1936 годах, взрывая в несколько этапов. В своё время было сделано достаточно фото и зарисовок этого храма в неовизантийском стиле, так что Иоанну он запомнился. Однако итальянский архитектор эти эскизы творчески переработал. Ведь в чём проблема крестово-купольных храмов, лежащих в основе Казанского собора Оренбурга? Правильно. У них очень низкая удельная вместимость. Именно поэтому Аристотель предложил дополнить его кое-какими элементами.

Сердцем храма стала первоначальная крестово-купольная конструкция, возведённая по эскизам Казанского собора.

Массивная, прочная, высокая.

Сам «крест» поднимался на добрые сорок метров, имея переменную толщину стен и материалы. В основании располагались крупные гранитные блоки из карельской каменоломни. Потом шёл ещё полсотни метров мощный барабан, также слегка сужающийся кверху, причём верхняя его часть была возведена из кирпича с пустотами для облегчения[3]3
  Для укрепления барабана применялись внутренние контрфорсы, в рамках традиций готической архитектуры.


[Закрыть].

Поверх барабана размещался массивный купол.

Его Аристотель по совету Иоанна сделал не каменным, а металлическим, применив доселе невиданную в этом мире технологию. Кузнецы выковывали массивные профилированные балки с помощью водяных молотов. Потом их собирали на земле. Проверяли, что всё нормально. Сверлили технологические отверстия. И поднимали наверх, где и собирали, закрепляя на вмурованные в барабан опоры.

А потом к этому каркасу крепили медными заклёпками медные же листы, выколоченные загодя на земле по каркасу и примеренные к нему. Более того, чтобы купол не подтекал, все швы пропаивались твёрдым припоем с применением примитивной ацетиленовой горелки. Причём листы крепились не только с внешней стороны каркаса, но и с внутренней, а на них изнутри были декоративные тонкие листы.

Таким образом в этом соборе была впервые реализована конструкция, которую придумали только в конце XIX века и применили при возведении статуи Свободы в Нью-Йорке. Не потому, что раньше не могли. Нет. Просто придумали, когда придумалось. Иоанн же о таком приёме знал и задействовал, радикально облегчив задачи по изготовлению купола.

Это было ядро и сердце храма. От него строго на запад отходила базилика в три нефа. Причём центральный неф был вдвое выше боковых. Получалась большая такая и вместительная конструкция, оформленная как удлинение одной из «лап» крестово-купольной конструкции.

Тут Аристотель применил хорошо отработанные приёмы каркасной готической архитектуры, но не изолированно, а сочетая с предложенным Иоанном приёмом дифференциации материалов, ставя у земли гранит, а под потолком – кирпич с пустотами. Крышу, кстати, он перекрывал без дерева, повторяя приём построения купола. Благо, что профилированные в двутавр кованые пруты позволяли набирать достаточно прочную конструкцию. А высота центрального нефа давала возможность иметь большую крутизну скатов крыши, что, в свою очередь, делало перекрытия крыши довольно ажурными.

Завершал комплекс атриум – закрытый внутренний двор.

В сумме всё это давало совокупную протяжённость собора в двести двадцать метров. А высоту – девяносто метров, без учёта креста.

Но и это ещё не всё. Перед входом в атриум только-только начали строить массивную колокольню, основание которой имело арку, ведущую в собор. В перспективе эта башня должна получиться поистине чудовищной. Когда её построят, конечно.

Такая грандиозная махина на весьма слабых почвах кремля не устояла бы, поэтому под собором была сооружена массивная плита. Выкопали котлован глубиной десять метров, по контуру несколько превосходящий собор. После чего заполняли его битым камнем с известковых каменоломен Москвы-реки и Оки, заливая промежутки смесью из воды, мелкого речного песка и извести. Причём под колокольней и крестово-купольной частью собора глубина плиты была ещё больше.

Получалось этакое чудо света в представлении окружающих.

Да, купол ещё требовалось позолотить. Стены облицевать каррарским мрамором. Будущие витражи пока заменяли наспех сделанные деревянные щиты. Про внутреннюю отделку пока и речи не шло – её только продумывали, собрав для этого целую рабочую группу из художников и скульпторов, прибывших на службу к Иоанну. Как, впрочем, и оформление атриума…

Однако даже так собор внушал.

ВНУШАЛ.

На момент возведения он был самым вместительным, занимая наибольшую площадь, из-за чего новый Успенский собор затмил Святую Софию в Константинополе, держащую к тому времени пальму первенства. Даже подходя к нему, обитатели XV века переполнялись самых разных эмоций. Да чего и говорить, даже сам король, проживший не самую короткую жизнь там, в XX и XXI веках, и то не мог равнодушно взирать на эту махину.

Вот в этот собор и повёл Иоанн свою невесту. Идти было неблизко, так как старый дворец снесли, из-за чего королевская чета ютилась в нескольких старых боярских усадьбах, специально арендованных для этого.

На дворе был февраль. Весьма, надо сказать, не тёплый. Будущая королева куталась в шубу из белого соболиного меха. Сам же Иоанн прикрывался большим плащом из того же материала, полы которого можно было запахнуть и утеплиться. Но это не сильно помогало. Особенно королю. Но минут пять-десять помёрзнуть было можно. Чай, свадьба не каждый день.

Прошествовали по ковровой дорожке, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не ёжиться на февральском морозе. Вошли в атриум, где было уже сильно теплее. Там специально стояли жаровни, дающие в ограждённом со всех сторон пространстве какое-то подобие тепла.

Ну а дальше их ждал хорошо протопленный импровизированными буржуйками[4]4
  Иоанн применял не совсем буржуйку. Просто цилиндрические топки, склёпанные из полос железа, вокруг которых располагались открытые с торцов полутрубы для ускоренной вентиляции и прогрева воздуха. Для жилых помещений не лучший вариант, так как нужно топить постоянно (теплоёмкость конструкции была маленькой). Но в данном случае это было не страшно. Их всё равно топили сутки напролёт, прогревая здание, в котором продолжались работы даже зимой.


[Закрыть] храм.

На улице Иоанн с будущей супругой шли вдоль своих воинов, выстроившихся с двух сторон от дорожки от самого их дома до собора. Внутри же было настоящее столпотворение. И послы, и гости, и различные иерархи католиков, православных и иных деноминаций христианства. Тех же армян. А ещё уважаемые купцы, старшие армейские командиры, ключевые чиновники, аристократы, включая дядю – Андрея Васильевича, который по этому случаю впервые со своего Крымского похода появился в Москве. И так далее, и тому подобное.

Натурально толпа.

Причём кто-то стоял у дорожки. А кто-то – на импровизированных эрзац-трибунах. Именно стоял. Ибо они представляли собой небольшие ступеньки, дабы расположившиеся сзади оказывались на голову выше впереди стоящих. А так как это был храм, то большие головные уборы мужчины сняли, женщины же стояли в платках – один другого краше.

Венчание прошло без сучка без задоринки. Спокойно. Без каких-либо промахов или ошибок. А вот дальше произошёл инцидент, удививший всех вокруг…

Иоанн под ручку с супругой направился обратно – к выходу.

Узкий коридор из людей, по которому шли король и будущая королева, сузился до предела. Все хотели выступить вперёд и поздравить. Все хотели что-то сказать, чтобы именно их запомнили.

Впереди шла четвёрка адептов Сердца[5]5
  Адепты Сердца – личная гвардия короля – его защитники. Аналоги преторианцев или ФСО. Прямая перекличка с миром Warhammer 40000 (Adeptus Custodes), который Иоанну в прошлой жизни нравился.


[Закрыть] в своих золочёных латных доспехах. И если бы не они, то короля бы окончательно зажали в этих удушливых объятьях выражения верноподданнических чувств. А так они выступали как своего рода волнолом. За спиной ещё четвёрка. Но в этот зазор постоянно лезли всякого рода уважаемые люди. И спешить было нельзя. Требовалось по возможности заметить каждого. Каждому что-то сказать в ответ на поздравления…

И один из незнакомых Иоанну персонажей, так же как и все ринувшийся к королю, выхватил из рукава стилет. Шаг. И он попытался его вонзить нашему герою в основании шеи. Сверху вниз. Так, чтобы клинок пронзил лёгкие и по возможности сердце.

Но в самый последний момент он промахнулся, из-за чего клинок ушёл чуть вперёд и прошёл по рёбрам сверху вниз. Видимо, его толкнули или как-то ещё слегка ускорили. А может, и сам потерял ориентацию в этой давке.

Удар.

Мгновение.

Он вырвал кинжал и попытался нанести второй. Но не успел.

Несмотря на то что всё происходило очень быстро, адепты Сердца успели отреагировать. И его банально отпихнули, заодно заблокировав руку с оружием.

Непродолжительная возня – и вокруг короля образовался широкий круг. Нападающий уже схвачен. Но он истерично засмеялся, а из его рта пошла какая-то пена.

– Вот тварь… – тихо процедил Иоанн, зажимая правой рукой рану.

– Куда его? – деловито спросил один из адептов Сердца.

– В морг. Он, судя по всему, принял яд…

Так и оказалось. Истеричный смех сменился хрипением, сопровождаемым энергичным сучением ножками. И довольно быстрой смертью. Причём обоссался этот индивид до того, как умер. Видимо, яд имел весьма болезненный характер действия, вызывая целую гамму «приятных» ощущений.

Но самому Иоанну от этого легче не стало, потому что рану начало потихоньку подпекать. Видимо, стилет был тоже смазан ядом…

Часть 1. Ламбада со смертью

Кирпич ни с того ни с сего никому и никогда на голову не свалится.

Воланд, «Мастер и Маргарита»

Глава 1

1480 год, 2 марта, Москва

Темнота.

Одна сплошная темнота.

Иоанн находился в ней и не ощущал себя. От слова вообще. Ни ног, ни рук, ни даже отдалённого намёка на тело.

– Я мёртв? – попытался сказать он. Но не было звуков. Ничего не было. Ощущалась лишь пустота, темнота и какая-то лёгкость, что ли.

Но вдруг впереди едва заметно проступил силуэт тропинки чуть заметным мерцанием. Он потянулся к ней и стал приближаться. Словно бы полетел. Всё быстрее, быстрее и быстрее, разгоняясь до совершенно безумной скорости. Во всяком случае, так ему казалось.

И вместе с этим движением пришло ощущение, что ему нужно как можно скорее добраться до конца этого пути. Ибо сзади как будто что-то преследовало его. Ведь он, по сути, нарушитель. Умер. Но вместо смерти забрался в чужое тело в чужом времени. И это вряд ли укладывалось в норму мироздания. Как это произошло – бог весть. Но Иоанну показалось, что если его догонят, то спросят сполна…

Тем временем в Москве стремительно разворачивался кризис.

Малый возраст наследника[6]6
  Владимир Иоаннович родился 25 мая 1475-го, и в марте 1480 года ему шёл только пятый год. Софье, дочери короля, было побольше – неполные семь (родилась 3 ноября 1473 года).


[Закрыть] и его неопределённый статус привели к тому, что общество раскололось на четыре фракции. Ведь все посчитали, что король доживает свои последние дни, если не часы. И поэтому нужно думать о том, кто станет править дальше.

Первая партия стояла за малолетнего Владимира. Ему ещё не исполнилось пяти лет, поэтому аббатиса Элеонора, бывшая по совместительству экс-королевой, развила активную деятельность по его поддержке. Ясное дело, с собой в качестве регента.

И её в этом деле немало поддерживали те, кто был завязан на итальянскую торговлю. Иными словами, представители Милана, Генуи и, разумеется, Неаполя. За эту же партию стояли католические иерархи, присутствовавшие в Москве. Но осторожно, опасаясь нарваться.

Эта была партия денег. Больших денег. Нет. БОЛЬШИХ денег. Что поставило на сторону Элеоноры купцов и ту часть родовой аристократии, которая «грела лапки» на этой торговлишке. Так что, несмотря на статус бастарда[7]7
  Элеонора не приняла православия, из-за чего в глазах простого народа Иоанн жил с ней во грехе, а их венчание почиталось фиктивным.


[Закрыть], Владимир имел весьма непризрачные шансы занять престол.

Ей противостояла партия Андрея Васильевича – дяди Иоанна, за которым стояла Степь и практически вся родовая аристократия.

Степь держалась герцога Боспорского по вполне понятной причине. Он ведь был женат на дочери главы Белого ханства. Да и вообще имел со степными аристократами много тесных рабочих контактов. Например, втихую помогал приторговывать рабами. Понятно, на Русь они не ходили, опасаясь «отцовских лещей» от Иоанна. Но деньги как-то зарабатывать нужно было. Вот они и ловили кого могли найти и тащили в Крым, откуда на генуэзских кораблях вывозили в Константинополь.

Прежде всего они совершали набеги на всякие народы Севера, которые не могли противостоять степнякам. Да, ценились сильно дешевле выходцев с Руси, но на безрыбье и рак за колбасу сойдёт. Ну и жители северного Кавказа страдали немало. Они буквально взвыли от эпидемии малых набегов. И ладно бы просто набегов. Так ведь ещё хорошо вооружённых бандитов. Степные дружины-то немало укрепились от сотрудничества с королём Руси и теперь могли похвастаться и хорошим доспехом, и добрым оружием, что делало их намного опаснее прежнего…

Родовая же аристократия видела в Андрее Васильевиче надежду и опору их попранных прав. Иоанн правил самостийно и самодержавно. Опираясь на армию, он игнорировал интересы старых аристократов, и те молчали в тряпочку. Очень уж показательными были первые годы правления короля, когда он буквально растерзал крупных игроков, посмевших ему перечить. А тут свой человек на престоле. Он-то традиции предков не забудет.

Третьей партией были сторонники Евы – королевы Руси. Ведь до покушения их с Иоанном успели обвенчать. А потом статус дочери Казимира IV был вполне легальный. За неё стояла Польша с Литвой и та часть купцов, которая сотрудничала с Бургундией и Фландрией. Это была тоже партия денег, но куда меньших. Ведь торговля с этими регионами хоть и приносила Руси большую выгоду, но не шла ни в какое сравнение с итальянскими прибылями.

Позиция Евы была проста. Она хотела стать регентом при малолетнем Владимире, ибо Элеонора – лицо духовное и прав никаких светских иметь не может, так как при постриге отреклась от своей старой жизни.

Кроме того, за Евой стояли православные иерархи. Твёрдо стояли. Потому что она приняла православие и сможет воспитать наследника в правильной вере. Во всяком случае, через неё получался надёжный доступ к воспитанию Владимира.

Четвёртой партией была армия, которую возглавлял негласный её лидер – Даниил Холмский. Он имел абсолютный авторитет в войсках, уступающий только Иоанну. И Даниил стоял на простой позиции:

– Не спеши!

Ибо король был ещё жив. И рано делить шкуру неубитого медведя. А учитывая его везение – не факт, что он вообще умрёт. Нет, конечно, когда-то он обязательно умрёт. Но это будет когда-то. А вот сейчас – не факт.

Именно армия и Даниил выступали в роли этакого лесника, который не позволял противоборствующим партиям развязать гражданскую войну. Только угроза физического уничтожения со стороны верных королю войск заставляла их ограничиваться словесным перепалками. Мерзкими. Грязными. И весьма многообещающими. Но не переходящими к делу…

– Меня снова угрожали убить, – тихо прошептала Ева, сидя у постели с Иоанном.

Смахнула одинокую слезу.

Женщине было страшно.

Очень страшно.

Ей было двадцать два года. Для той поры вполне зрелый возраст. Только провела она его при дворе отца, который оберегал свою дочь от любых невзгод. И даже в самые мрачные дни никто и никогда не смел говорить Еве гадости такого пошиба.

Да, умом она понимала, что, скорее всего, её убивать не станут. Просто сошлют в монастырь. Но её это совсем не грело. Она мечтала о семье и тихом семейном счастье. Чтобы любящий муж, дети и покой. По сравнению с Элеонорой она была куда менее амбициозна. И не рвалась к власти. И если первая супруга вполне осознанно выбрала постриг вместо смерти, то она – Ева – почитала монастырскую судьбу хуже гибели.

За окном снова продолжали шуметь.

– Эй, тварь! – крикнул кто-то и кинул снежком в ставни.

Ева никак не отреагировала.

Это продолжалось уже целый день. Поначалу она выглядывала, пытаясь разглядеть тех, кто так хамил. Но не успевала, как правило. Потому как хулиганы сбегали. А в тех немногочисленных случаях, когда ей удавалось заметить злодеев, ими оказывались оборванцы. Их, видимо, нанимали политические противники, чтобы действовать ей на нервы. И тот факт, что в этом же помещении находился король, мерзавцев совсем не смущал. Он ведь находился без сознания. И скоро должен умереть. Так чего смущаться, считай, дохлого льва? Да, могуч, силён и опасен. Был. Сейчас же едва дышит.

– Пёсья кровь… – пробурчала она. Вздохнула. Встала. И подошла к иконам.

Иоанн не отличался особой набожностью, насколько она успела заметить. Но определённые приличия соблюдал.

Перекрестилась.

И тихонечко стала нашёптывать «Отче наш». На латыни. Как с детства и учили. На греческом или на русском она её ещё не знала. Эти языки она вообще не знала, владея только польским и латынью. Ну и немного германским.

Тихонько что-то постучало в ставни.

Тук-тук. Тук-тук. Словно ветка.

Это было совсем не похоже на проказников. Она несколько секунд помедлила. Ещё раз перекрестилась. Подошла к окну. И осторожно приоткрыла ставни.

Там на каменном выступе сидел ворон. Один из тех двух воронов, что все вокруг считали питомцами короля. Крупный такой. Он немного наклонил голову на бок, рассматривая королеву своим чёрным, казалось бы бездонным, глазом. И не улетал. Ева огляделась и увидела на ближайшей крыше второго ворона.

– Оба пришли? – спросила она на польском.

Тишина.

– Попрощаться с хозяином?

Опять ничего в ответ.

– Вот я дура… они же не разговаривают.

Тяжело вздохнула и отошла от окна, пропуская птицу внутрь. Она их побаивалась. Но раз пошло такое дело, то чего уж рядиться? Сколько лет, по слухам, эти две птицы живут с её мужем? Привыкли, видимо. И тоже переживают. Ведь если он умрёт, то кто их станет подкармливать? Прогонят. А то и вообще – прибьют из страха.

Ворон в два небольших прыжка пересёк широкий подоконник. Ещё раз прыгнул. Пару раз взмахнул крыльями. И оказался на постели с королём.

Запрыгнул тому на грудь.

– Ой! – воскликнула Ева, вспрыснув руками, которые тут же прижала к лицу. – Матерь Божья!

И, скосившись на икону, истово перекрестилась, потому что Иоанн открыл глаза и посмотрел на неё вполне осознанным взглядом. Чуть-чуть задрожал губами и едва заметно что-то не то прохрипел, не то просвистел. Говорить он, видимо, не мог. Пока, во всяком случае.

– Сейчас! Сейчас! – воскликнула она.

Выбежала в соседнюю комнату. Там спал дежурный офицер.

Она его потрепала за плечо, нервно что-то болтая по-польски. Тот ровным счётом ничего не понимал. Особенно спросонья. Но последовал за ней. Догадался.

Вошёл.

Встретился взглядом с Иоанном.

Ахнул.

И бегом вылетел из комнаты, направившись к Даниилу.

– Король очнулся! Король жив! – вопил он по пути.