Текст книги "Хозяин дубравы. Том 1. Желудь"

Животные – ладно.

Они летом вряд ли полезут на провонявшую дымом территорию. Во всяком случае, хищники, которые поумнее. А вот люди могут… В особенности людоловы. Их возвращения Неждан и опасался, невольно проводя параллели с образами более поздних эпох.

И это терзало.

Морально.

То и дело заставляя просыпаться и прислушиваться.

Снова засыпать.

Снова пробуждаться в тревоге.

И так раз за разом. Всю ночь мучаясь в ожидании мнимого нападения. Да, разум ему подсказывал – эти уроды ушли. И вряд ли по этому маршруту полезут в ближайшее время. Чего тут брать-то? Но легче ему от этого не становилось. На его психику последние пару дней вообще многое навалилось, вот нервы и шалили.

А где-то вдалеке время от времени выли волки, обещая веселую и насыщенную зиму…

Глава 3

166 год, июнь, 4

Неждан открыл глаза.

Сквозь щели у двери пробивались первые лучики солнца. А его правая рука все так же сжимала копье, как и в тот момент, когда он окончательно заснул.

Никаких резких движений при пробуждении он не делал.

Только открыл глаза и прислушался.

С вечера он не пил на ночь, поэтому и не давило особо. Что позволило при пробуждении избежать ненужной суеты.

Осторожно встал, стараясь не издавать ни единого звука. Хотя на соломе это казалось утопией – приходилось подниматься медленно, чтобы получающееся шуршание смазывалось и не «бросалось в глаза», то есть тонуло в общем потоке «белого шума».

Подошел к двери, краем глаза замечая удивленный взгляд раненого. Тот умудрился проснуться буквально с первыми движениями Неждана и молча за ним наблюдал.

Дверь была плетеная, обтянутая частью старыми шкурами, частью – грубой, видавшей виды тканью, и набита сухой травой. Ее «отделку» разбойный люд даже трогать не стал, хотя обычные тряпки все забрали. Запереть надежно такую дверь, конечно же, не представлялось возможным в силу ее хлипкости, поэтому Неждан накануне продел куски лыка через каркас, сформировав несколько петель изнутри. И воткнул в них не очень толстую свежую палку – достаточно упругую для того, чтобы ее нельзя было сломать дверью, открывающейся наружу.

Да, не самая надежная защита, но время проснуться и как-то отреагировать она должна была дать.

Так вот. Разблокировав дверь, Неждан толкнул створку от себя.

Резко.

И перекатом ушел вперед. Стараясь как можно скорее проскочить слепую зону у двери, где его могли поджидать в засаде.

Вылетел.

Вскочил на ноги.

И начал крутиться, озираясь с каким-то диким, затравленным видом. Пока наконец не замер, принюхиваясь и прислушиваясь.

А вокруг стояла тишина.

Ну… относительная. Так-то какая может быть тишина утром на опушке леса, да еще и у реки? Все щебетало, чирикало, шуршало, плескалось и так далее. Просто на фоне естественных звуков не наблюдалось ничего такого, что выглядело бы опасно или подозрительно.

– Показалось что? – тихо спросил Вернидуб, осторожно выходя следом.

– Показалось. Будто гости у нас.

– Я ничего не слышал.

Неждан пожал плечами, ничего не ответив. И повисла неловкая пауза. В чем-то даже глупая. Которую разрушил Вернидуб максимально неуместным вопросом:

– Ты в воду-то чего тогда упал? Стоял такой. Обернулся. Лицо перекосилось. И ничком рухнул. Мы все подумали – удар какой тебя разбил. Такое иной раз случается с людьми от испуга.

– Не ведаю. По телу судорога прошла. А дальше – темнота. Очнулся лежа на воде.

– Чудно, – покачал головой Вернидуб. – Никогда не слышал, чтобы человек упал в воду и лежал на ней, будто на траве.

– Сам удивился. Как пробудился, так сразу под воду и пошел. Чуть не захлебнулся.

– Ты как до берега-то добрался? Помню, тебя течение далече от него отнесло. На середину реки.

– Как добрался? – удивился Неждан. – Доплыл. Чего тут плыть-то?

И осекся, глядя на удивленное лицо Вернидуба.

А у самого в голове всплыли мысли о крайне осторожном отношении к водоемам в прошлом. В них старались без особой острой нужды не лезть. И культуры плавания довольно долгое время в лесной зоне Евразии не существовало. Во всяком случае, западной. Из-за чего людей, умеющих плавать, и в начале XIX века сыскать было весьма нетривиальной задачей…

Ничего пояснять седому Неждан не стал.

Ляпнул и ляпнул. Еще начать оправдываться не хватало, чтобы совсем ситуацию усугубить.

– Пойду я к опушке. Ночью волки выли. Погляжу.

– Они далече выли.

– Может, и так, – кивнул Неждан. – Но мне ночью казалось, что я их слишком хорошо слышу. Пойду проверю. Успокою себя.

С чем к лесу и отправился.

Оставив Вернидуба у полуземлянки с до крайности странным взглядом. Воспоминаний же старого Неждана не хватало для того, чтобы оценить это все и понять, что он делает не так…

Вышел он, значит, на опушку.

Все бегло осмотрел.

И опять ничего.

Ни следов, ни шерсти на окрестных кустах. Да и запах у волков диких весьма характерный – не спутаешь. Видимо, ночью у него просто нервы шалили, из-за чего ему и казалось, будто волки совсем рядом.

Повернулся к Вернидубу.

Развел руками. Да и отправился к рыбным ловушкам.

Рыбка попалась.

Немного.

Несколько плотвичек, маленькая густера и с десяток золотых карасиков[11]11
  Серебряные караси в это время обитали только в бассейне реки Амур.


[Закрыть]. Поменьше ладони каждый. Их всех Неждан выпотрошил и почистил. Порезал кусочками. И затушил по уже проверенной схеме.

По идее, можно было бы и запечь.

Вкуснее же.

Но у него в памяти явственно проступила широко известная армейская проблема времен Первой и Второй мировых войн. А именно испорченные желудки на сухомятке. Солдаты очень быстро получали гастриты, а то и целые язвы без первого или хотя бы кулеша. Буквально за год-другой. Вот он и тушил еду. Чтобы и бульончик имелся, да и сама она по консистенции не отличалась особой сухостью и твердостью.

Соль огульно не тратил.

Еду ей не солил перед тушением. Просто опасаясь пролить все и опрокинуть. Только как все оказалось готово, подсаливал аккуратно, памятуя о минимальной суточной норме в пять грамм.

А тут ведь жара.

Лето же.

Так что он брал немного побольше, отмеряя ножичком «на глазок» нужную дозировку. Благо, что определенный опыт походов позволял оценивать по «кучке» соли ее массу. Приблизительно…

Получилась очень нехитрая трапеза весьма умеренных вкусовых качеств. Ей явственно не хватало специй. Слишком пресная. Практически больничная. Но вполне съедобная и сытная. А по животу после нее растекались удивительно уютные волны тепла. Тем более что с рыбой он затушил еще и немного корней рогоза, богатого крахмалом, из-за чего у него вышло что-то в духе рыбы с картошкой.

Очень приблизительно.

Да, положа руку на сердце, вкус заметно отличался. Но ему хотелось испытывать именно такие ассоциации. Просто чтобы в рамках некоторого самообмана полегче переносить свою участь. А кто он такой, чтобы отказывать себе в такой малости?..

Покушали.

И он занялся изготовлением поняги[12]12
  Поняга – это каркас из веток (обычно состоящий из спинки и нижнего выступа), который имел возможность прикрепить к нему корзинку, мешок или еще что, да хоть отдельный тяжелый предмет (например, крупный камень). Носилась на лямках, как рюкзак, из-за чего традиционно считается вариантом каркасного рюкзака. Кроме определенной модульности и универсальности, главным ее достоинством является то, что спина испытывает более равномерные нагрузки и на нее ничего не давит в плоскости, как обычно случается с рюкзаками без каркасов.


[Закрыть].

– Это еще зачем? – поинтересовался Вернидуб.

– Я не собираюсь сидеть без железа. Топор хочу. Без него жизни нет. Да и нож нормальный, а не эту кроху.

– Ты знаешь, где они припрятаны?

– Разумеется. В земле. Но чтобы их добыть, мне кое-что потребуется. Так что я отлучусь ненадолго. Ловушки, ты видел, как я использовал. Сможешь их достать и рыбу себе приготовить? Раны позволят?

– Я лучше на корешках, – осторожно произнес Вернидуб.

– Воды боишься?

– Это тебя вода приняла. Мне же к ней лучше не соваться.

– Я нашел тебя в воде по пояс и без сознания.

– Бежать пытался. В траве спрятаться.

– Там же ила по пояс и больше. Утянуло бы.

– Кто же знал?

– А чем тебя приложили?

– Бок поранили копьем. Сразу, как я побежал, попытались достать. А голову – не ведаю. Это уже в траве случилось. Кинули, видать, что-то. Может, камень. Видишь – сунулся к воде, меня и уложили. В лес бежать надо…

Так и болтали.

Вернидуб рассказывал о своей попытке сбежать, а Неждан слушал, изредка задавая наводящие вопросы, да работал над понягой. Ему остро требовался инструмент, без которого железа не получить.

Вот он и собирался поискать подходящих камней на перекатах, в ручейках и в прочих подобных местах. Ну а что? Он сам видел в музеях всякие поделки со стоянок среднего течения Днепра. В том числе кремневые. Значит, можно было найти. Этим он и собирался заняться.

Быстро завершив дела с понягой и перевязав Вернидуба, под вопли последнего он отправился в поход. Затянул с его началом. Да. Надо было раньше выходить. Сильно раньше. Вон уже солнце к зениту почти поднялось. Однако множество мелких бытовых дел сожрали незаметно много времени. А откладывать на завтра Неждан не хотел. Тянуть и ждать у моря погоды в сложившихся обстоятельствах было в высшей степени глупо и неосмотрительно. Чуть проваландался и сдох… просто сдох. Здесь, во II веке. за очень многие ошибки и особенно за леность полагалась одна-единственная награда – смерть.

Седой же пожелал Неждану легкой дороги и вернулся в полуземлянку. Еда была. А сон – лучшее лекарство. Впрочем, сразу не заснул.

Паренек этот его удивлял.

Он не выглядел испуганным или разозленным молодняком, потерявшим все. В какие-то моменты Вернидубу даже казалось, что он его постарше будет. Да и вообще все выглядело так, словно Неждан не тот, за кого себя выдает.

Прежде всего до крайности подозрительно выглядела история с водой. Он ведь сам видел труп паренька, который относило волной. Его все таковым и посчитали. А тут восстал.

Или нет?

Или да?

Непонятно.

На вид живой. Принимает пищу и избавляется от нее. Спит. Но… полный странностей. Словно некто или нечто натянул на себя шкурку того бедного Неждана. И оговорки странные. И слова иногда чужие проскакивают. И дела.

Вон воспаление с ран ведь и правда сошло. Утром еще немного промыли чуть гноящиеся места солевым раствором. А так он явно шел на поправку. Восставший утопленник такого бы делать не стал. О них сказывают совсем иное. И Вернидуб ломал голову над тем – с кем или с чем он столкнулся…

Неждан тем временем быстро удалялся.

Дорога шла легко.

Копье выступало как посох. Поняга с корзинкой не давила на спину. А ноги, привыкшие ходить босиком, уверенно ступали по довольно мягкой земле, в которой еще невозможно было встретить ни битого стекла, ни гвоздей, ни прочих пакостей.

Шел он вдоль реки, не углубляясь в лес. Во всяком случае, там, где это было возможно.

Сто метров.

Километр.

И чу!

Что-то в траве странное приметил.

Подошел ближе. И обнаружил на пригорке объедки небольшой косули. Шкура изодрана. Мяса нормально куска не срезать. По сути, только обглоданные кости. В теории у нее еще мозг имелся. Ценители говорили: вкусная вещь. Но сколько у эти дикой «козы» того мозга? А доставать – морока. И главное, как его готовить-то во время этого забега?

Так или иначе, Неждан несколько минут постоял у объедков. Подумал. Да и пошел дальше, поймав себя на мыслях о сильном раздражении. Отступившая было после сытного завтрака нервозность вновь обострилась.

Волки. Много. Это крайне серьезное испытание для человека с таким «могучим» вооружением. Практически героическое. Про медведей же Неждан даже думать не хотел…

Еще километр.

Еще.

Он шел, высматривая интересующие его вещи. На автомате. А из головы не шли мысли про диких хищников. Отчего внимание имел притупленное. Глазами водил вдоль воды, а на деле больше слушал. И пытался периферийным зрением срисовать какую-нибудь пакость, крадущуюся к нему.

Так и блуждал до самого вечера. Осознав в ранних сумерках, что спать ему придется в лесу. Дикарем. Причем натуральным, а не как в советское время выезжали на природу. Проще говоря, без палатки и прочих удобств. Да еще, считай, в заповедных местах, заполненных всякого рода непуганой живностью.

Когда Неждан выходил, он рассчитывал быстро вернуться. До темноты. Но нет. Перекат за перекатом, ручеек за ручейком не оправдывали надежд. Камни имелись. И весьма интересные. Во всяком случае, для наковальни и молота он себе там варианты присмотрел, отложив. А вот кремень… Его не наблюдалось. Хотя Неждан склонялся к тому мнению, что он просто «не умеет его готовить», то есть определять. Может, он как-то обкатался, сбился или еще как замаскировался?

Всегда оставался вариант с так называемыми полированными топорами, которые можно было делать из куда большего спектра материалов. Но к такому решению он обращаться не спешил. Ибо это время. Такие делать чрезвычайно долго – неделю, а то и две. Да и остроты особой у них не имелось, значит, и рубить ими намного сложнее, что существенно увеличит трудности заготовки дров.

Впрочем, эта задумчивость с легким налетом паники у него продлилась недолго. Чего рефлексировать-то? Действовать нужно, пока совсем не стемнело.

Быстро присмотрел себе место для ночевки, найдя отличный пятачок у густых зарослей дикого шиповника. Такого мелкого кустарника, через который никакое более-менее крупное животное по доброй воле не полезет. Переплетения тонких, прочных, эластичных веток, усеянных острыми шипами, выглядели достаточно убедительно для этого.

Метнулся в лес.

Притащил четыре бревнышка, взяв их в завалах бурелома, соорудил две нодьи. Этакие таежные костры, когда одно бревно с небольшим зазором укладывается над вторым. Подпираясь, например, колышками. А между ними разводится огонь.

Горит это все не сильно. Но горит. А главное, не требует никакого обслуживания. И можно спокойно ложиться спать, не опасаясь, что огонь погаснет. Хотя бы часов шесть-восемь.

Так вот эти нодьи Неждан расположил так, чтобы его бивак оказался в своего рода треугольнике. С одной стороны – колючие заросли, с двух других – огонь.

Сделать шалашик он уже не успевал, чтобы укрыться от «пернатых тварей», но в ходе лихорадочного обдумывания вспомнил про одно средство. Нашел ближайший муравейник. Чуток его разворошил. И наверное, полчаса уже в поздних сумерках давил этих насекомых и мазал получившейся кашицей открытые участки тела.

И о чудо! Комары действительно от него отстали.

Но комары – это полбеды. Жужжат, покусывая. Что тут такового? Вполне материальный и реальный противник. А вот воображение… с ним-то что делать?

Всю ночь горячий воздух от костров порождал самые удивительные образы в окружающем лесу. От каких-то натуральных, вроде медведей и волков, до совершенно безумных. Так, он разок «увидел» дракона, гадящего у березки. Встряхнул головой – наваждение отпустило. Пару раз наблюдал лешего. Старую страшную русалку. И даже смешариков, прыгающих с ветки на ветку. Иными словами, спал он еще более насыщенно, чем там – в полуземлянке, из-за чего утром голова его натурально гудела. А глаза отлично бы подошли для новозеландского танца хака. Чтобы устрашать врагов. Ну и общий настрой был вялый с едва-едва «ворочающимся» сознанием.

Думать не хотелось.

Тревожиться не хотелось.

Ну… или, скорее, не получалось из-за этакого перегорания.

Он даже не стал после пробуждения проверять следы в лесу, списав это все на свое бурное воображение.

И дело пошло.

Серьезно. Хорошо. Добротно.

Как только он перестал отвлекаться на все лишнее, сразу начал замечать интересующие его камешки. Словно бы в его мозгу что-то переключилось, и он психологически принял ситуацию, в которую попал. Заодно дав волю той части своей личности, которая досталась от старого, местного Неждана. Он-то к подобным опасностям относился совсем иначе…

Глава 4

166 год, июнь, 11

– Ну здравствуй, плотина-американец, – произнес Неждан, разглядывая бобра.

Тот сидел у пенька и пялился на человека.

Неждан же присматривался к тем деревьям, которые этот грызун-переросток уже свалил. Даже с хорошим стальным топором столько срубить – много дней работы. Отчего в голове Неждана начали появляться яркие и сочные мысли, связанные с экспроприацией и реквизицией. Ну а что? Как там говорилось? Хороший… плохой… главное, у кого ружье.

Ружья у Неждана, правда, не имелось, к его величайшему сожалению. Однако бобер, видимо, что-то неладное почувствовал. Вон хвостом застучал по земле. Да и вообще начал вести себя странно и довольно агрессивно. Так что Неждан опешил от неожиданной реакции животного. Вот если бы его удалось спугнуть – тогда да. Просто бы забрал этот поваленный им лес, и все. А тут…

Раньше он с этими любителями целлюлозы не сталкивался, но слышал и не раз о том, как бобры наносили увечья и даже убивали неосторожных людей. Зубы-то у них – ого-го.

Уходить же этот мохнатый деятель не собирался.

Чуть помедлив, Неждан поднял несколько комьев земли и кинул их в него. Но тот лишь сильнее захлопал хвостом и укрылся за пеньком. Не уходя. И словно бы выманивания человека на сближение, недобро на него поглядывая.

Неждан не повелся.

Копьем можно и промахнуться. Непривычен он к нему. Да и вообще не так уж сильно прямо сейчас ему требовались именно эти деревья. За ними можно было прийти и завтра, и послезавтра. Подготовившись. Хотя бы тех же камней набрав полные… хм… полную корзинку, сделав еще и пращу на палке[13]13
  Праща на палке. Здесь имеется в виду фустибол – одно из позднеантичных изобретений. Праща крепилась на палке, что позволяло не только увеличивать рычаг, но и резко поднимать удобству и простоту контроля. А значит, и ниже был порог освоения.


[Закрыть], чтобы проверить ее в деле…

А вообще его снова посетила мысль, что ему карманов остро не хватало. Прямо вот отчаянно.

Как местные без них обходились – загадка.

Там, в XXI веке, он много раз слышал о том, что платяная вошь появилась примерно сто тысяч лет тому назад. Жила эта мелкая мерзость только на одежде, что позволяет, в свою очередь, определить, когда та появилась. Карманы же стали более-менее распространенными лишь в XVII веке[14]14
  Карманы появились раньше – в Средние века, но только с XV века начали мало-мало расширять бытование.


[Закрыть]. В Европе.

– Прогресс неумолим… – тяжело вздохнул Неждан, припомнив эту историю.

А потом ему в голову начали приходить воспоминания в духе «предки были не дураки» и так далее. Порождая лишь горькую усмешку. Здесь и сейчас отчетливо ощущалось, что предки были такими же, как и их потомки. Плюс-минус. С поправкой на иной уровень кругозора и образования, да еще регулярный голод, который невероятно отуплял, не хуже изнуряющего физического труда.

Потомков Неждан в гении тоже не записывал.

Да взять хотя бы его самого. Уже больше недели тут, а все без карманов ходит, успокаивая себя каждый раз, когда они требовались, мыслями о том, что сейчас не до них. И шить их пока не из чего. И других дел по горло… в общем, обычными самооправданиями…

Бобер же продолжал стучать хвостом, зыркая из-за пенька на Неждана. А чуть в стороне, у маленького ручья, ему стал кто-то аккомпанировать. Так что, недовольно поморщившись, парень отступил. Не время и не место для такого конфликта. Ему сейчас любое ранение может оказаться приговором…

– Ты так долго перед ним стоял. Отчего? – спросил Вернидуб, который мало-мало стал прогуливаться по лесу. Очень неспешно, с опорой на сделанную ему клюшку.

– Ты зря по лесу ходишь, – буркнул Неждан. – Рано еще.

– Жара нет. Кровь не идет. Сдюжу, – отмахнулся Вернидуб.

– Если рана хотя бы в одном месте разойдется, грязь может попасть. Загниет. Резать придется. Мыть снова, – покачал головой Неждан.

– Соли сколько перевели, – произнес этот мужчина, меняя тему.

Неждан лишь покачал головой, проходя мимо.

Ему совсем не хотелось, чтобы этот человек вновь захворал и умер. Не то чтобы он к нему испытывал какую-то привязанность. Нет. Просто было бы обидно, если бы тот, кого ты лечил, дуриком умер. Ну или пошел на новый круг.

– Зря кручинишься, – поспешно добавил седой.

– Не люблю дело переделывать, – хмуро буркнул Неждан.

И, подняв за комель сваленной им дерево, направился к поселению. Испытание каменного топора прошло вполне успешно. Видимо, поглазеть на то, как будет работать парень, Вернидуб и приковылял. Любопытно же…

Поход за кремнем завершился вполне успешно, и к исходу вторых суток Неждан приполз к полуземлянке, перегруженный заготовками. С большим таким запасом. В свои навыки по изготовлению кремневого инструмента он не верил. А потому опасался множественного брака. Вот и перестраховался.

И не зря.

В свое время он изготовил с десятка два разных изделий из кремня на мастер-классах. И в целом приноровился. Тут же дело пошло на лад совсем не сразу. Да и материалы был не так хороши. Так что, пока у Неждана уже наконец получилось нормальное рубило, он испортил пять подходящих камней. На разных этапах. Сбив, заодно, в процессе себе все пальцы в кровь.

Не привыкло это тело к таким задачам.

Не умело.

А личность и понимание принципов не заменяли двигательной памяти и прочих форм адаптации.

Вернидуб же все это время смотрел на Неждана и его работу с плохо скрываемым любопытством. Особенно когда понял, чем он занят. В конце концов, в условиях жесткого дефицита металла каменные орудия очень важны и полезны.

Почему здесь их не применяли, Неждан не знал. Видимо, был период, когда с железом ситуация выглядела существенно лучше, и нужда в них отпала. Вот и утратили технологию. А потом новый кризис…

– Ты почто встал? – окликнул его Вернидуб, тронув за плечо.

– Тихо, – прошептал парень. – У поселения кто-то есть.

Тот захотел выглянуть, но Неждан жестом его остановил. И указал на куст, у которого они стояли. Дескать, садись.

Тот чуть пожевал губами недовольно, но послушался. В конце концов, в своем нынешнем состоянии он был не боец. Да и не бегун. Из-за поврежденного бока едва ходил и дышал осторожно, неглубоко. Чтобы лишний раз рану не тревожить.

Сам же Неждан медленно и тихо опустил дерево. Хорошо, что ветки загодя обрубил. После чего начал выискивать удобную прореху в кустарнике, чтобы через нее понаблюдать.

Чуйка его не подвела.

Вон пристала крупная долбленая лодка-однодеревка. Этакая пирога местного разлива. А в ней люди. Целая дюжина.

По местным меркам – немало.

Вид они имели довольно специфический. Простые полотняные штаны, закатанные по колено, да рубахи максимально простого кроя. Даже без клиньев и ластовиц. Из-за чего с некоторым запасом по ткани. И все перехвачены плетеным поясом. К нему, кстати, взгляд сразу приковывался. Если рубаха и штаны были сшиты из некрашеной ткани, то пояс – из цветных нитей. Да еще и плетеный, с узором каким-то.

Головные уборы, разумеется, тоже присутствовали. Точно так же, как и в среде других соседних народов. Ничего хитрого и сложного – просто маленькие шапочки из ткани. Лишь у одного было что-то отдаленно напоминающее средневековый худ. Но Неждан ничуть этим не смутился, прекрасно зная, что еще древние кельты носили такого рода головные уборы. А славяне, вероятно, долго жили бок о бок с ними[15]15
  Автор опирается на гипотезу, что в районе XII века до н. э. славяне отделились от балтославянского единства через взаимодействие западного крыла балтославян с унетицкой археологической культурой, оформившись в самостоятельный этнос в междуречье Эльбы и Вислы (как лужицкая археологическая культура). После медленно мигрировали под давлением кельтов (прямым и вторичным), из-за чего заметно латинизировались. Достигли к III веку до н. э. ареала зарубинецкой археологической культуры (ЗАК), уперевшись там в скифо-сарматский мир, что закончилось катастрофой I века н. э. и разгромом ЗАК сарматами, вызвавшими ее сильную деградацию.


[Закрыть].

Так или иначе, эти ребята причалили и высыпали на берег.

С копьями в руках и дубинками за поясом. Трое даже щиты прихватили. Круглые, плетеные, обтянутые, вероятно, сыромятной кожей.

Десантировались, значит.

И ловко так заняли весь небольшой пятачок поселения. А их старший, тот, в худе, как для себя Неждан окрестил этот головной убор, начал все осматривать.

Быстро.

Даже в полуземлянку заглянул.

Задержавшись лишь возле костра, где стоял в почти истлевших углях горшочек с тушеными корешками и рыбой. Посмотрел его содержимое, помешал веточкой. Обсудил с парочкой ближайших к нему воинов. Но даже пробовать не стал. Закрыл и пошел дальше.

Эти ребята вообще ничего не хапали.

Второй раз старший остановился ненадолго только возле корчаги с массой мелких осколков кремня и несколькими полуфабрикатами, лежащими рядом. Их Неждан решил не выкидывать и позже как-то применить. Даже осколки. Ведь из них можно много всякого сделать. Да хотя бы тот же макуауитль ацтеков[16]16
  Макуауитль – это дубинка с плоской ударной частью, в кромки которой были вставлены пластинки острого камня, из-за чего его нередко сравнивают с мечом.


[Закрыть].

Хотя, возможно, парню было просто жалко это выбрасывать.

Жаба душила.

Старший покрутил в руке почти готовое рубило, лопнувшее пополам в самом конце выделки. А потом попробовал им поработать по деревяшке.

Покрутил еще.

Поразглядывал.

И, положив на место, направился к «пироге», дав на ходу несколько указаний. Трое бойцов подошли к полю ячменя и, взяв след того каравана, пошли по хорошо различимой тропинке. Шутка ли? Сколько животных своими копытами отметилось! Такое захочешь – не пропустишь, особенно во влажных низинах, где те буквально перепахали грунт.

– Интересно девки пляшут, – прошептал Неждан.

– Что там? – так же тихо поинтересовался Вернидуб, в который раз напрягшийся от странной и совершенно непонятной фразы парня.

– Воины там какие-то. Копья, дубинки, щиты.

– Знаешь их?

– Никого не узнал.

– И что же? Что они там делают?

– Уходят.

– Просто так взяли и ушли? – неподдельно удивился седой.

– Да. Ничего не взяли. По следу тех гадов двинулись.

– Может, это свои? Может, выйдем к ним?

– А если нет?

– Если нет, то взяли бы что-то.

– Ничего ценного у нас там нет. А всякий хлам тащить нет смысла. Лодка их не бездонна. Да и тратить время на тщательный обыск им зачем, если они тех преследуют.

– У нас там еда стоит. Хотя бы ее сожрали. Чай, готовая, а после лодки жрать всегда хочется.

– А я бы не стал это жрать. – покачал головой Неждан. – А ну как оно отравлено? Стоит-то, считай, на виду. Словно их поджидает.

– Тоже верно, – нехотя кивнул Вернидуб. Хотя по нему было видно – таким замечанием он явно обескуражен. Не принято, судя по всему, у них так поступать, не принято.

Подождали, пока незнакомцы удалились подальше.

Вышли.

И Неждан стал собираться.

– Глупо это, опасно… – качал головой Вернидуб. – Убьют же.

– Я же не драться с ними собираюсь.

– Ты в лесу покамест плохо ходишь. Чуть забудешься – и шумишь. Приметят обязательно. И как поступят?

– Нам нужно выяснить – кто это и откуда. Как еще это сделать без опаски попасть на их копья? Только проследить за ними.

– Да ты и так попадешь на эти копья.

– Не каркай, не ворона.

– А чего не каркай?

– Если это враг, нам нужно быть начеку. И вообще уходить в лес, ставить там жилище. Возвращаясь, они обязательно к нам заскочат.

– Не обязательно.

– Но могут?

– Могут, – нехотя согласился Вернидуб. – Так какой смысл за ними идти? Вон в полудне пути есть хороший ручей в лесу. Почему бы туда не перебраться?

– Нам к зиме нужно готовиться. А для этого тратить время на сооружение еще одного жилища неразумно.

Так и пререкались, что, впрочем, на подготовку не влияло. Неждан, быстро собрав нехитрые припасы, двинулся следом за теми воинами. После ночевки дикарем» он уже особо не опасался животных. Да, лучше не подставляться дуриком, но в целом им и без него добычи хватает.

Аккуратно переходя от дерева к дереву, он старался находиться в тени их силуэтов, держа дистанцию где-то в километр. Стараясь. А вообще вся эта история выглядела предельно странно. Он не понимал, отчего эти ребята только от его поселения двинулись пешком. А раньше что? Людоловы ведь уходили вдоль реки. Зачем ноги сбивать? Греби себе и греби, время от времени проверяя наличие следов. Тут же они еще и время теряли, так как лодка не могла идти нормально, ориентируясь на темп пеших.

Но, не имея ответа, Неждан продолжал осторожно идти следом. До самого вечера, когда они остановились и начали разбивать лагерь на берегу. Не таясь. Да и чего им опасаться? В таком количестве и при вооружении это они главные хищники всей округи. На такую толпу у костра даже голодный медведь не факт что полезет.

Чуйка подсказывала Неждану опасность. Нарастающую. Но он все одно решил подойти поближе, чтобы послушать их речь и понять – кто они, куда и зачем идут, ну и так далее. Вон огонь развели. Расселись.

Пятьсот шагов до них.

Сто.

Неждан старался ступать, тихонько сдвигая в сторону все, что может хрустеть, перед тем как наступить. Словно бы скользя.

Прислушался.

Ничего. Слишком тихо говорили.

Еще полсотни шагов. И он прижался к большому дереву. Спиной. И смачно выругался на великом и могучем. Потому как из-за деревьев у него в тылу выходили три бойца. Один из которых заухал совой, переполошив всех у костра…