Текст книги "Горькое Жито Донбасса"

Язык и голос Донбасса

Если попробовать спрашивать встречных донбасских людей, что они любят больше всего на свете, то почти каждый ответит:

– Больше всего я люблю землю!

Люблю землю – это о жизни, о детстве, о родителях и о детях говорится. У большинства донбасских жителей родители были потомственными пахарями, трудягами, поэтому они любят свою землю и любят трудиться на ней. Любят сажать картошку, поливать огурцы и помидоры, убирать свеклу, кабачки, дыни, яблоки, вишни. А еще они любят прилечь от усталости на землю, на траву и смотреть в голубое бескрайнее небо, на облака, на голубей, на ласточек, на стаи перелетных птиц, на путеводные красные звезды над шахтными копрами.

Отдохнув, восстановившись, подзарядившись от земли и неба жизненной энергией, снова собираются на работу, в черную глубину, в забой – ко второму энергетическому источнику своей жизни, к угольным залежам Донбасса. А в забое, скалывая уголек, с улыбкой в душе вспоминают свою семью, степь, небо и солнце под мерный песенный напев: «Что ты знаешь о солнце, если в шахте ты не был?!»

В ответе также есть и еще один оттенок – «люблю Землю». Без какого-либо пафоса, без громких слов это говорится о великом – о любви к жизни, о смысле жизни и о Земле – нашей планете, голубой от просторных морей-океанов и рек с озерами, зеленой от великолепных лесов и степей, белой от снегов и туманов, серой от горькой донбасской пыли, жаркой, грозной, дорогой, единственной.

При этом невозможно живому человеку молчать о главном, совершенно естественным является его желание высказаться, отдать должное тому, что дает и силы, и веру, и надежду. Естественным является желание выразить свое отношение, найти такую форму выражения, которая соответствовала бы настрою и состоянию души, чтобы показать, как ценятся в жизни порядочность, доброжелательность, бережное отношение к своим корням, рассудительность и справедливость.

Свое отношение получалось выражать, в основном, в песнях и рассказах, т. е. в устном творчестве – для литературного изложения образование нужно, знания и время. Да и не удержат рабочие руки ручку или карандаш, грубоваты потому что. Рассказчики давали выход своей энергии, сочиняли, рассказывали, пересказывали и питали надежду, что появится более начитанное, образованное поколение и внесет эти устные сочинения в историю – соберет их, истолкует соответствующим образом и сохранит.

Первое проявление устного творчества – это определение местных конкретных и специфических названий. Когда появились рудники, шахты, шахтерские поселения – образовалась новая сфера деятельности человека и появились специфические региональные названия: Нахаловка, Собачевка, Смолянка, Долиновка, Брехуновка, Голенищевка, составившие ядро местной топонимии – множества географических названий. Тут же появились и новые наименования, относящиеся к горняцкому труду. Это названия инструментов, средств и способов производства: ствол, сбойка, вентиляция, горизонт, лава, штрек, уступ, добыча, упряжка, порода, бремсберг, квершлаг, шурф, штейгер, угольные пласты Мейн, Рау, Чери.

Первые донбасские шахты поставляли уголь на Луганский литейный завод возле Каменного Брода. Первыми горными инженерами и инженерами-металлургами были специалисты, выписанные из-за границы, поэтому и названия в большинстве своем получились иностранными, пришедшими также из-за границы, например: штрек, бремсберг, Рау, штейгер, квершлаг.

Особенностью Донбасса является то, что этот край имеет и так называемую подземную топонимию – названия подземных угольных пластов, отражающих их особенности. Эти имена представляют большой раздел в устном языковом народном творчестве и характеризуют в угольных пластах, например: характер залегания – Крутой, Верхний, Двойной, Пологий; свойства угля – Мягкий, Рыхлый, Каменный; цвет угля – Баклажанка, Серебряный, Чери (вишневый); промышленное применение – Коксующийся, Бессемеровский; имена родных и близких женщин – Варвара, Надежда, Мария; рабочий юмор – Кащей, Солоха, Мазурик, Бабай; место расположения шахты – Ольховатка, Долиновка, Овражек; имена владельцев шахт – Гордеевский, Мандрыка, Никанор.

Видно, что в этих названиях скрывается большой мир, среда и история отношений человека с природой, где часто всего лишь одно слово может многое рассказать знающему человеку. А такие знающие люди в Донбассе есть – в нескольких местных высших учебных заведениях готовятся языковые специалисты – лингвисты и филологи. Общими усилиями подготовленные специалисты обработали большой объем таких названий, закрепили их за соответствующими объектами, дали им подходящее толкование и сохранили в архивах, внеся, таким образом, заметный вклад в науку о горных названиях – стратонимику. В свою очередь, горные инженеры составили подробную геологическую карту Донбасса с указанием всех разведанных угольных пластов с их характеристиками и названиями, принятыми в горных стандартах.

В Донбассе топонимические и стратонимические названия наполняют все коммуникативное пространство. Проявляются они в бытовых разговорах, в газетах, в названиях поселков, магазинов, остановок общественного транспорта, и есть надежда, что они не потеряются и не исчезнут из человеческой памяти.

Второй пласт народного творчества – жаргонизмы, поговорки и пословицы, сленг различных социальных групп.

Жаргонизмы – это отдельные слова или словосочетания, не свойственные основному употребительному языку, своеобразные условные разговорные выражения, употребляемые в отдельных социальных группах. Есть такое явление и в горняцкой среде. Что означает в устах шахтера обушок (горняцкий ручной инструмент), баба Лена (ленточный конвейер), тормозок (шахтерский обед), балда (молоток весом более полукилограмма), гнать порожняк (вести ничего не значащие разговоры, давать пустые обещания) – сможет понять не всякий, не соприкасающийся с шахтерской жизнью. Жаргонизмы образуются от обычных языковых выражений или слов многими способами: использованием очень редкого или вообще иного значения, метафоризацией, приданием двусмысленности, изменением произношения, переоформлением под иноязычную лексику. В большинстве своем жаргонизмы используются для упрощения сложных профессиональных терминов и для ускорения коммуникации, что может оказаться очень существенным в рабочих ситуациях. Например, выражение «дай два зада» в лексике лесогонов означало требование быстро подать тележку с лесом назад на две длины тележки.

На практике может быть слияние, своеобразный симбиоз жаргонизмов разных социальных групп или разных территорий. В Донбассе наблюдаются жаргоны, пришедшие в регион с базаров Астрахани, Ростова-на-Дону, Одессы, а также от рыбацких артелей, воровских групп, стиляг, студентов и др.

Естественно, что установившиеся классические жаргонизмы эволюционируют – развиваются и изменяются. Например, словами «черный человек» когда-то говорили о поднявшемся на поверхность после смены шахтере, пропитавшемся угольной пылью. В послевоенное время образовалось словосочетание «черный копатель», а в настоящее время получили хождение «черный нал» и «черный риелтор».

Очень показательно изменение выражения «оранжевый», которое исходно означало шатена – человека с рыжими волосами. Потом появились «оранжевое солнце» и «оранжевые песни» (игрушки и песни для детей). Некоторое время назад «оранжевый» стал означать сторонника киевского политика Ющенко и соответствующего майдана. На Донбассе такой «оранжевый» – это наглая ложь и обман, на основании этого понимания образовался устойчивый антимайданный слоган «ОРАНЖ – МАЙДАН – БРЕХНЯ».

Для упрощения обыденных разговоров и создания удобств, для высказывания личного мнения в региональном языке используется очень много поговорок – языковых выражений простой структуры, например: молчание – золото; яйца курицу не учат; сила есть – ума не надо; слово – не воробей; денежки труд любят; мне денежки нужней, в чужом добре шариться (воровать).

Этой же цели служат и пословицы – чуть усложненное развитие поговорок, где и структура посложнее, и какой-то вывод, иногда мораль, предлагается, например: так, сказал горняк, выпил бы вина, да денег нема; кабы на горох не мороз, он бы тын перерос; языком болтать – не уголь добывать; чья б мычала, а твоя б молчала.

Также упрощению обыденных разговоров служит сленг, соответствующий социальным группам, ситуациям или явлениям. Многолетними, давними и общепонятными примерами сленга являются: наезд, откат, навар, накрутка, отмывка, отмазка, засветка, раскрутка, напряженка. В последнее время эти слова интенсивно разбавляются образцами компьютерного и торгашеского сленга: торчак, мэн, сэйл, зелень, тусовка, стрелка, герла, шузы, чайник, движок, стрелялка, ламер, хакер, юзер, винт, клава, сидюк, маздай[13]13
  От must die (англ.).


[Закрыть].

Наиболее совершенный пласт народного творчества – сказы Донбасса. Это настоящая квинтэссенция языковых особенностей, в сказах есть и топонимия, и стратонимия, есть жаргонизмы, поговорки, пословицы и региональный сленг.

Сказом следует называть не всякий более или менее внятный рассказ о каком-то случае или событии на руднике, в шахте или на поселковой улице. Как достойному произведению устного народного творчества, сказу должны быть присущи богатый и яркий язык, законченная композиция, а также обобщение, вывод, назидание или мораль. Лучшие рассказчики придают сказам перечисленные свойства, а дополнительно по своему усмотрению украшают свои рассказы выразительными диалогами, бытовыми деталями, описаниями характеров героев и существенным социальным звучанием. Очень часто рассказчики до такой степени видоизменяют один и тот же сюжет и его акценты, что порою трудно отличить бывальщину и правду от легенды и вымысла.

Наиболее частыми мотивами шахтерских сказов являются рассказы о повседневной жизни и тяжелом горняцком труде. Рассказы о бесправии простого работника перед работодателями – хозяевами шахт, а также перед нанятыми ими надсмотрщиками – штейгерами (горными мастерами) и десятниками.

Ужасные условия труда, нарушения техники безопасности, обсчеты при выдаче зарплаты, многочисленные штрафы, немалые поборы за всякую услугу – все это также отражается в рассказах. Мечты о будущей хорошей жизни, об избавлении от нищеты и о добродетельных хозяевах робко и шепотом проникали в рассказы, вызывая интерес и давая успокоение простому шахтерскому люду.

Шахтерские сказы Донбасса несут в себе не только региональные языковые особенности, но и выразительную, неограниченную энергетику. В каждом сказе отражаются определенные черты народа, местности, исторического времени, той эпохи, в которой этот рассказ зарождался. В своей совокупности сказы, вместе с включенными в них представленными выше языковыми элементами, являются источником изучения истории края, а также работы, быта, повседневной жизни и языковых предпочтений многих поколений населения Донбасса.

Для подтверждения сказанного вниманию читателей предлагаются несколько сказов, которые имеют фольклорное происхождение, пересказываемых в шахтных нарядных, на дружеских шахтерских застольях, на рыбалке, у романтических костров. Эти рассказы автор на протяжении многих лет слышал от своих старших родственников – Лебедева Александра, Богомаза Захара, Стеценко Николая и др., работавших на шахтах в городе Стаханове. Рассказы врезались в память тем, что в них говорилось о знакомых местах, разъяснялись интересные названия местных шахт, например, «Чудный Иван», «Мария Глубокая».

Сотворение угля донбасского

Давным-давно, может быть, триста лет тому назад, в одном небольшом донецком степном селе жила очень старая женщина. Родных своих – и мужа, и дочку, и зятя – она давно схоронила. Судачили про нее, что ей больше чем сто лет будет. Осталась эта старуха не одна, был при ней внук ее Ваня, мальчик лет десяти. До слез у нее доходило, когда молила Господа Бога помочь хлопчика вырастить и сил ей для этого придать.

Вроде бы сжились малец со старухой. Внук расторопным по хозяйству оказался, в хате бытовой порядок заботливо поддерживал в меру сил своих. В саду и в огороде у него все получалось, видно было, что любит этот паренек природу.

С возрастом проявилась у этого хлопца тяга к прогулкам по окрестным местам, по раздольной Донецкой степи. Набрел однажды он в оврагах, в Лисичей балке, на какую-то копанку земляную, откуда черные люди, словно страшилища, уголь доставали. Заглянул парнишка в нору эту земляную, глубокую, черную, дышащую теплом земным, и нашло на него такое желание, чтобы у этой копанки-рудника на всю оставшуюся жизнь остаться. Пришел домой и говорит бабушке:

– Эта нора земляная мне как мать родная кажется, как хата добрая люба. Хочу возле нее жизнь дальнейшую свою устроить.

Бабка расплакалась, запричитала – как так можно по своей воле променять вольную степь на дыру в земле?! Как можно променять цветущий душистый сад-огород и степь раздольную на сырость, тесноту и темень горькую?!

Парень притих, но не успокоился, изо дня в день стал появляться возле рудника. Сначала завороженно смотрел на работяг, на лошадей, которые с завязанными глазами ходили по кругу, ворот вращали, корзины с черным жирным углем поднимая из глубины. Потом стал подскакивать на помощь – то корзину поддержать, то коней водой попоить, то уголь на телеги погрузить.

Видят угольщики такое дело, слово за слово разговорили они хлопца и обнаружили у него такой интерес к жизни углекопской, какого у троих нормальных мужиков не сыщешь. Самый старший пообещал сходить домой к его бабке, походатайствовать, чтобы она не удерживала внука, отпустила на угольную работу. Раз по своей воле хочет он облачиться в мешковину шахтерскую, а светлый день сменить на ночь глубинную угольную, значит, знает его душа, чего хочет!

Побывал старший угольщик у бабки, попросил отпустить подростка на приглянувшуюся ему работу. Бабка расплакалась, но через день-другой отпустила внука, по-своему благословила. Из своего домашнего старья сварганила ему одеяние рудничное, а также какой ни есть обед – тормозок шахтерский собрала.

Пришел к руднику парень, черные от угля мужики заулыбались белозубо, а старший обнял парня за плечи и повел в рудничную земляную пещеру.

– Как зовут-то тебя, дружок? Прозвище каково?

– Иваном зовут меня, а по прозвищу как – и сам не знаю.

– Ничего, – отвечает старик, – будешь у нас Иваном Бабкиным!

Вот так и начал Иван жизнь свою шахтерскую. С того дня много чего повидал он в земной глубине. Попадал под обвалы породы, попадал в подземные воды, бывало, сидел без света, продолжая долбить уголь, прислушивался к осыпи мелкого камня, прислушивался к треску кровли и к звукам тяжелых водяных капель. И когда он поднимался из темной глубины, то радовался солнцу, свету, зелени и всему живому, как ребенок. Знал Иван и понимал крепко, что спускается он в глубину для того, чтобы добытый уголь грел людей и был бы им на большую пользу в жизни.

Время шло, вскоре Иванова бабка покинула сей мир. И старший углекоп все чаще стал жаловаться на немочь. Говорит он однажды Ивану:

– Помираю я! Хочу перед кончиной вот что тебе сказать. Был когда-то я молод и жаден до всего в природе тайного и сокрытого. Много я дел переделал, понял много божьих загадок, но одну из них так и не осилил. А загадка эта – про камень угольный: откуда он в земле зародился, кто его там накопил и зачем? Много ли еще под землей угля сокрыто, и на какие времена его хватит? Возьми, Иванушка, на себя этот труд и разберись в этом секрете. Разгадка какая-то должна быть, поможет она людям уголь добывать и жизнь свою лучше устраивать.

Дал старик это поручение парню и отошел в мир иной. Иван отвез деда в условное место, к подножию степного кургана, и схоронил его там. Воротился домой, сел в саду на лавку под яблоней и задумался. Стариковы слова в голове сверлят и будоражат. Вскоре, в теплый августовский вечер, вернувшись с работы, вышел он далеко в степь и прилег покемарить в траве у подножия кургана. Над ним трава полынь склонились, ароматом своим горьким осыпая. Уснул Иван, а сквозь сон чувствует, что говорит с ним степь, будто человек живой.

Очнулся Иван и осмелился он, простой смертный, со святою степью говорить.

– Степь, матушка родимая, подскажи, откуда уголь, отец наш, взялся?!

– Ой, парубче любезный, не спрашивай, не знаю я! – отвечает степь. – Поспрошай у месяца, у ветра, у ручья степного, у птиц, у полоза, у бабы каменной – может, кто из них скажет.

С новым днем взошел Иван на свой курган. Свистит ветер на его вершине, еще выше – солнце светит. Хорошо сверху видно, как ковыль переливается белыми волнами, как птицы небесные с трудом в высоте держатся, перепадая с крыла на крыло, борясь с ветром да жалобно попискивая.

– Ветер-братец! – кричит Иван. – Скажи, откуда уголь, батюшка наш, взялся?

– Не спрашивай меня, не знаю, – отвечает ветер. – Много я ношусь по белому свету, много чего я видел. В глубочайших оврагах видел я черные угольные пласты, из земли выходящие, но ничего про них не понимаю. Спроси про уголь у кого-нибудь другого, может, кто-то этот секрет знает!

Побрел Иван по степи, встречается ему степной ручей, звонкий и радостный, переливаясь, бежит, отражая в своих струйках прибрежные лозы, высокие белые облака и золотое солнышко.

– Расскажи, мил дружок-ручеек, – говорит Иван, – откуда уголь берется?

– Не знаю точно! – отвечает ручей. – Когда просачиваюсь я в глинистую степную почву, пробираюсь вниз по рыхлым песчаным породам, то попадаю в угольный пласт. Теплый и приветливый он, больше ничего не знаю. Спросил бы ты про этот секрет у какой-нибудь птицы!

Пошел Иван вперед, тень какая-то большая упала на него, и орлиный клекот раздался.

– Здравствуй, орел, дружок вольнолюбивый белохвостый! – обращается Иван к птице. – Не знаешь ли ты, откуда уголь берется?

– Немножко знаю, – отвечает орел. – Когда парю в высоте, вижу я, как блестит этот уголь внизу, солнце отражая и сверкая черным цветом, будто воронье крыло!

– Спасибо! – отвечает Иван. – Но ничего я так и не понял про уголь из твоего рассказа…

– Иванушка, спроси у старого полоза, – подсказывает орел. – Он мудрый, он все знает! А может, еще кого встретишь, тоже спроси.

Пошел Иван дальше по степи, смотрит вокруг, может, какое божье творение встретится. Видит, на пригорке какой-то гад шевелится, кажется, громадный полоз. Обрадовался Иван.

– Добрый день, мудрейший дорогой змей!

– Здравствуй, хлопче. Ты меня разве не боишься? Зачем пришел? – шипит полоз.

– Расскажи, будь другом, откуда в наших краях уголь взялся?

– Честно скажу – не знаю. Лазаю я во всех норах земляных, нет такого места на этой земле, куда бы я не проникал. Вижу, что в земле угля так много, что на тысячу лет его людям хватит. Только не могу я долго возле угля быть. Шипит он на меня и ядовитый газовый дух из себя выпускает. Остры его края, блеск его какой-то тайной полон, но откуда он взялся – не знаю! Может быть, надо спросить у каменной бабы, она очень старая, намного старше моей прабабки, ей все ведомо.

– А где эту каменную бабу можно найти?

– Иди по степи на восток. В том месте, где речка Камышеваха впадает в Танаис, древнюю реку Дон, там ты ее увидишь!

Пошел Иван на восток, ночь шел, день шел, тут и вечереть стало. На дальнем кургане Иван увидел темную неподвижную статую. Когда достиг он этой каменной статуи – солнце устало и спряталось за край земли. Жутко стало ему в степи, отовсюду страхи мерещатся. Красная от зари вода смотрится мистически и тревожно. От усталости упал Иван к ногам бабы и взмолился:

– Бабушка, миленькая, расскажи, что знаешь про уголь. Откуда он в глубинах земных взялся?

Угрюмо молчит баба каменная. Понял Иван, что ночью она говорить не будет, прислонился спиной своей к камню, еще теплому от дневного солнца, и уснул.

Спит Иван, а сквозь сон чуется ему, что баба стала говорить человеческим голосом.

– Ты – очень настойчивый парень, слушай! – говорит камень. – В те времена, о которых рассказать хочу, я уже старая была. Богата и плодородна была эта степь: травы человеку в пояс были, рыбою реки ее переполнялись, вдосталь было всякой живности. Пришел сюда с востока народ скифский – киммерийский и стал ее хозяином. Тучнело это племя и вскоре расплодилось так, что пестрой стала степь великая от числа его людей. Тогда сказал их хан-властелин:

– Эй, воины мои! Скачите во все края степные, соберите золотую дань со всех народов и принесите к моему шатру все это золото! Так и сталось, как властелин повелел. Размахивая острыми акинаками, мечами скифскими, разлетелись слуги во все концы степи нашей.

Принесли горы золота и сказали, что много еще у подданных народов богатства осталось. Спятив от жадности к золоту, хан повелевал еще и еще тащить ему золото. Ужасно расстроился он, когда гонцы стали возвращаться с пустыми сумками, – кончилось золото в степи.

Как-то поутру взглянул жадный властелин на солнце и зашелся в радостном смехе. Подозвал к себе своего казначея и спросил:

– Что ты видишь на небе?

– Мой владыка, на небе я вижу солнце золотое!

– Да, солнце золотое, солнце из золота! – закричал владыка. – Это мое солнце! Подай его сюда!

Услышало солнце эти безумные слова. Возмутили они светило небесное. Накалилось солнце безмерно, жаркие лучи его упали на степь, а в особенности – на шатер ханский, на его казну золотую. От жары непомерной дань золотая, собранная со степных народов, начала плавиться. Расплавленное золото растеклось по степи и по оврагам, по норам, по трещинам ушло в глубины земные. А плодородные зеленые просторы степные превратились в знойную каменистую страну. И с высоты на землю пролился голос: «Пусть это золото превратится в благотворные подземные угли. Когда-нибудь придут в эту степь потомки всех здешних народов, не жадные, не властные, не боящиеся труда. Пусть это черное золото пойдет им на пользу, пусть согревает их и дает им свет и жизнь».

Иван проснулся от тишины, наступившей после окончания рассказа каменной бабы. На восходе небо становилось все светлее и светлее, и вскоре над землей поднялось солнце – божественное светило, сотворившее уголь – бесценное богатство Донбасса.