Текст книги "Горькое Жито Донбасса"

Чудный Иван

Благодаря обнаружению угля и организации первых шахт на рудниках стало собираться много разного народа. И молодежь удалая из окрестных деревень, и уже немолодые мужички. Очень самобытные и удивительные люди иногда попадались.

В те давние прошедшие времена, в какое-то зимнее время, появился на руднике один человек, в возрасте, совсем убого одетый, хилый здоровьем и заметно подслеповатый. На работу взяли его несложную – дверевым на дверях возле ствола. Жить устроился как получилось. Летом в шалаше в кустах у ручья, а в холодное время – в небольшой землянке, которую человеку несложно за день-другой вырыть в прибрежных крутых откосах. Зарабатываемых денег хватало ему на пропитание, а если что оставалось – без сожаления раздавал местным убогим, Христа ради просящим милостыни у рабочих людей.

Как и положено дверевому, стоял он на дверях – открывал и закрывал шахтные двери при прохождении людей, лесогонов или других грузов, для того чтобы сквозняки по забоям не гуляли и воздух не высасывали. Работа не сложная, но зябкая, потому что на ветру, который от сквозняков получается. В зависимости от погоды ветер разной силы возникает, на разные голоса воет и разные шумы создает.

Проходит мимо дверевого множество людей разного склада, разного характера и разной судьбы. Много разных рассказов от людей он выслушал, настоящих исповедей. И вот такой он был добросердечный и лагидный[15]15
  Кроткий. (Пер. с укр.)


[Закрыть], что для каждого находил добрые слова, утешение и надежду каждому давал, чтобы не расстраивались бедолаги и не теряли веру в лучшее будущее. Не бог весть какое богатство такие слова, понимал это Иван – такое этого мужика имя было, – и все чаще у него возникало желание как-то неожиданно разбогатеть, чтобы была жизнь безбедная и чтобы страждущим людям можно было настоящую помощь оказывать.

Однажды стоит Иван на посту и видит, кто-то с забоя с огоньком идет. Ясно, что непростой человек, а кто-то из начальства – про стым забойщикам лампочки не полагались. Подошел огонек поближе – оказался знакомый штейгер, горный мастер значит.

Присел подошедший, чтобы передохнуть, и разговор завел, как по приличному положено.

– Как живешь, Иван?

– Я-то ничего, а вот многие из наших – худо!

– А почему так?

– Пьют много, дерутся, здоровье ни к черту.

– Ну и много таких, кто пьет?

– Да многовато будет. Вот, надысь, Мишка Соленый всю свою получку недельную пропил в шинке! Женка его уж так плакала и убивалась! Мишка, хоть и виноват, пропойца, отвечает с гонором, что это он в забое деньгу добывает, поэтому что хочет, то и будет делать с ней. А семье его жить как?

– Понятно, – отвечает штейгер.

– Ребят-сирот голодающих жаль, стариков бездетных и инвалидов жаль. Кто им поможет?

– Э-э-э, да ты совсем угодник святой!

– Не угодник я, а только было бы у меня много денег, я бы всем помощь оказал, для стариков, увечных и для заблудших святую богадельню воздвиг бы. Для рабочего брата – баню, а для женщин – прачечную.

– Ты смотри какой! Но на все это денег надо многовато! Не меньше, как тыщ двадцать золотом, – смеется штейгер.

Смутился Иван, помолчал, а потом спрашивает:

– А где же это золото взять? Вот уголь мы добываем в шахте, а золото, оно где? В шахтах бывает?

– Бывает, но только редко.

– А каково оно, золото, как его распознать, если наткнешься?

– Золото желтое, блестящее и не ржавеет.

– Понятно. А много ли золота надо, чтобы двадцать тыщ получилось?

– Ну, думаю, примерно с полпуда надо. Что ты так заинтересовался, еще с ума свихнешься, если про такое думать будешь.

– Прости, Господа ради, добрый человек. Спасибо, что поговорил со мною, с недостойным.

Поговорили, штейгер пошел дальше, а Иван долго еще сидел не шевелясь, задумавшись. И вот с этой самой поры словно случилось с ним что-то. Людей стал сторониться, стал часто уходить в лесок, за породные отвалы, выискивать стал что-то. Ежели кто к нему из людей станет приближаться, вскочит и прячет то, что в отвале породном нашел.

Народ это быстро заметил, любопытствовать стал, мужики с расспросами к Ивану приставать начали.

– Ваня, что ты ищешь в породе-то? Сказал бы нам, мы бы тоже поискали!

Иван не смущается и серьезно отвечает:

– Да, ищу. Но не могу сказать, а то удачу спугну. Придет время, сами все узнаете!

Посмеялись мужики. Удивились. Умом тронулся, что ли? От греха оставили Ивана в покое. Потом стали замечать, что веселее становится Иван, как вроде бы денежку какую нашел. А Иван еще более добросердечным стал. Всем – и молодицам, терпящим от пьяных мужей, и старикам обессилившим, и мужикам разболевшимся – стал тихо и уверенно вещать, чтобы потерпели, потому что скоро многое изменится к лучшему. Незаметно как-то прилепилось к дверевому Ивану прозвище – Иван Чудный.

А выпившим мужикам ужасно любопытно бывало, что же такое Чудный Иван задумал, что ищет? Один из них, Мартын Погорилый, подкрался к спящему Ивану и стал рыться в его котомках. Нащупал оклунок небольшой, но очень тяжелый. Развязал, а оттуда золото засверкало, словно богатство несказанное. Присмотрелся, а это капельки окатыши медного колчедана, действительно похожего на золото. Рассказал Мартын собутыльникам своим, что обнаружил. Поняли мужики, в чем дело: и чудаковатость человека поняли, и лагидность его, и неумелую скрытность.

Оставили в покое Ивана, на всю оставшуюся жизнь ставшего Чудным. При этом чудо еще сотворилось, несколько мужиков из-за такой истории пить перестали. Иван исчез с рудника после того, как объявил, что в Луганск по делу съездит и вернется, чтобы баню и прачечную построить. Ушел с тяжелой котомкой за плечами, и больше его никто не видел.

Шахта, на которой эта история случилась, выработалась, ее забросили. И до сих пор по нашему краю у стариков спор идет, где такая шахта была. Кто говорит – в Ирмино, кто – в Долиновке, кто – в Ольховатке.

С тех пор, если среди угля начинают попадаться шарики медного колчедана, золотистого на цвет, то такой угольный пласт, а то и всю шахту называют Чудным Иваном.

Аршинка – мягкий и податливый угольный пласт

Особая история Донбасса – это история шахтных угольных пластов. Разные пласты угольные бывают: и толстые, и тонкие, и пологие, и крутые, и сухие, и подтопленные. И по цвету разные, и по твердости. Прозвища пластам народ давал самые разнообразные: Зайчик, Алмаз, Мазурка, Булат, Мандрыка, Баклажанка. Этих пластов настолько много, что местным краеведам пришлось новую науку создавать – стратонимику. Науку об угольных пластах, об их характеристиках и о происхождении их наименований.

На одном небольшом Лисичанском руднике выработалась старая-престарая шахтенка. Был уголь и в один день все – закончился. Может, если копнуть в глубину, новый пласт обнаружится, но как и кому копать в те времена было? Горные мастера поступили по простому: собрали инвентарь и материалы, какие были, и перевезли на другую шахту этого же хозяина. Углекопы тоже собрали нехитрые пожитки, побросали свои землянки и со своими семьями следом покочевали на новое место. Буквально через месяц на месте оживленного шахтерского поселка остались заброшенные хатки, землянки и огороды, пустырь, тоскливое место.

На некогда шумном пятачке осталась только одна маленькая девочка Аришка, лет десяти от роду, сирота. Жила до этого она с отцом в землянке плохонькой, по сути, в норе земляной, весною отец ее заболел и умер.

Так и пришлось ей в степи жить одной. Начались холода. У заброшенной шахты сыро и страшно. По степи ветер гуляет и на разные голоса воет. Для прокорма надо ребенку на заброшенные огороды проходить и выбирать там редкую картошку, свеколку, морковку, кукурузу. А чтобы от холода не околеть, стала Аришка собирать хворост, обломки крепления шахтного и разные пни старые.

Пошла она однажды за ветками к дальнему Лисичьему оврагу, а там не подступиться, не пролезть – терновник густой. Заметила тропку звериную, стала пробираться по ней в овраг, а на полпути соскользнула и свалилась в какую-то яму. Осмотрелась – это угольная яма, дикими лисицами разрытая. По бокам, среди глины и осыпи мелкого песчаника, увидела угольный пласт, черным цветом в глубине поблескивающий. Стала Аришка ежедневно туда ходить и уголь в сумки набирать, натаскала в свое убежище приличную кучу угля. Натаскала еще и камней, очаг соорудила в нише, поближе к выходу. Попробовала однажды, разожгла хворост, потом на его жар угля наложила – уголь разгорелся, тепло стало. Обрадовалась сиротинушка – холода зимние пережить можно будет.

С наступлением холодов и снежных дней Аришка затыкала тряпьем щели в двери, со старой заброшенной землянки перенесла маленькое слюдяное окошко, в глубь норы, подальше от мороза, отодвинула кувшин с водой и круглосуточно стала поддерживать угольную топку в очаге.

От тепла и мертвой тишины стала много спать, потому что во сне ей видится чистая горница, стол, полный хлеба, пирогов да душистой каши. А в горнице этой и батюшка ее умерший, и матушка, которую она и не помнит почти. Приятно смотреть такой сон, но как только хочет хлеба взять или к матушке приласкаться, просыпается. И долго потом лежит с открытыми глазами и слушает вой ветра да тявканье диких лисиц.

В один такой день уловила Аришка необычные звуки у своего жилища. Скрип снега под ногами большого и сильного человека, разговор человеческий и конское ржанье зычное. Приподнялась, смотрит в окошко, а невдалеке стоят сани с парой лошадей. На санях сидят мужики и громко о чем-то рассуждают. Бросилась к двери, а дверь ее, собранная из обрезков, подобранных на отвале пустой породы, оказалась снаружи снегом привалена, открыть только с большим трудом можно.

Аришка сунула свои ножки в тряпичную обувку-обмотку, дверь отодвинула и, слава богу, что худенькая, протиснулась на свет божий. Подошла к саням и с удивлением стала рассматривать богатую одежду на сидящих там мужиках. На ногах подшитые валенки, на плечах меховые шубы с высокими воротниками, на головах шапки-ушанки, снегом припорошенные. Сидят и обсуждают, куда дальше ехать, чтобы угольные пласты искать. Желательно найти бы крутой овраг, дождями да весенними водами размытый, и полазить в нем, обследовать, нет ли выходов угольных пластов на поверхность. Жаль только, что снегопад прошел да поземка приспела, дело поисковое усложнила.

Обошла Аришка сани, низкорослыми тяговыми лошадками запряженные, и оказалась на виду у мужиков. Мужики от неожиданности притихли, потом удивляться стали:

– Господи, а ты откуда? Чья ты будешь? Что же ты, мелюзга такая, дай бог, если с аршин росту будет, здесь делаешь?

Стали выпытывать у сиротки про жизнь ее горькую, при этом Аршинкой ее называя. Да между слов сказали, что поиском угля они занимаются, хозяин такое задание дал. На вопрос, как же она на таком холоде не замерзла, Аришка рассказала, что приютилась она в нише земляной, устроила там очаг, в котором круглосуточно уголь горит, угля в дальнем Лисичьем овраге очень много, она еще с осени натаскала.

Приезжие оживились, стали просить малолетку:

– Сделай милость, детка, покажи нам это место, мы тебя очень хорошо отблагодарим.

Согласилась Аришка на уговоры, дверь своего жилища задвинула на место, забралась на санки и махнула рукой за горизонт:

– Укажу вам это место, поехали вон к тем терновым кустам, вдалеке темнеющим.

Доехали до оврага, остановились, смотрят на крутые обрывы. Дикое место, непролазное, шиповник, терновник, валежник. Как тут можно поиск произвести?

Аришка подсказывает мужикам, что в угольных пластах дикие лисы нор нарыли и живут там, надо смотреть на тропинки следов и по ним пролезать.

Наткнулись на звериную тропку быстро, по ней продрались через терновник в глубину оврага и там обнаружили и множество нор звериных, и угольный пласт. Набрали мужики угольных камней в свои сумы походные, уголь этот оказался и мягким, и податливым. Довольные сложили все в сани, укутали Аришку в меховой полог и отправились в обратный путь. На прощание посоветовали диким зверям – вроде бы звери могут это услышать и понять – уходить отсюда в другой овраг, т. к. по весне придут сюда люди, начнут материалы завозить и шахту новую обустраивать.

Выходы угольных пластов на поверхность

Один из мужиков забрал сиротку, которую он беспрестанно Аршинкой называл, с собой в поселок. Семья этого мастера была немалая, и один дополнительный рот ему не помехой, а, наоборот, в радость будет. Потому что хозяин за открытие пласта угольного – а найти пласт помогла Аршинка – дал хорошую денежную награду. Приемной дочерью стала мастеру Аршинка.

Весною у оврага, где нашли добрый уголь, заложили новую шахту. Угольный пласт с мягким и податливым углем назвали Аршинкой. Уголь с этого пласта стал пользоваться популярностью у населения. Горел он очень хорошо, бездымно, ровненьким жаром, на нем и пищу готовить удобно оказалось, и жилища обогревать хорошо.

С детства своего помню, когда отец собирался в шахткоме заказывать уголь нам на зиму печку топить, мать ему напоминала, чтобы уголь обязательно с Аршинки был.

Наша любимая шахтерская дочь Фрося

Много есть на Донбассе сказов про людей сильных характером, но в большинстве своем – это про сильную половину, про мужчин. Но на этой земле есть и женщины сильные характером, с несгибаемой душевной силой, находящие радость в каждом божием дне. Такие женщины – это настоящая опора мужчинам и защита своим деткам. В этом смысле очень показателен сказ про Фросю – дочь шахтерскую, который, чтобы никто не сомневался, родился именно в нашем уголке донбасского края.

В давние времена на одном небольшом руднике жила совсем обычная семья. Муж Игнат был углекопом, жена его Катерина, верная его подруга, красивая, спокойная, добрая женщина, смотрела за семьей и домашним хозяйством. Было в этом небольшом хозяйстве три курицы с петухом и две козы молочные, чтобы детей кормить, вишня ветвистая под окном, яблонька молодая напротив крыльца, куст сирени у калитки, несколько грядочек с укропчиком, лучком-цыбулькой и прочей огородной зеленью, а также букетики астр, мальвы, ромашек и ноготков в палисаднике.

Почти что каждый год Катерина рожала ребеночка, и каждый раз это оказывалась девочка. Когда родилась у этой пары пятая девочка, то стали мужики над Игнатом смеяться, подкалывать его, слабаком и бракоделом называть.

Через какое-то время еще две девочки у них нашлись. С этого момента стали Игната прозывать Семикозом – так у нас кличут тех, у кого семь дочек, семь симпатичных и шаловливых козочек, и ни одного сына – козлика. Кстати, тех отцов, у кого семь сынов и ни одной дочки, у нас кличут Семибратом.

Очень большая злость мужика разбирала из-за этого. Как посмотрит на свою семейку, на жену с дочками, набычится, сверкнет глазами, закурит, присядет на завалинку и думу думает. Как же хочется, чтобы пацан хотя бы один был. Злым, вспыльчивым, ершистым стал. По любому случаю набрасывался на жену:

– Ты, фифа лопушистая, особо не форси! Давно ремнем тебя не отхаживал? Зараз получишь у меня.

Таким образом каждый божий день, даже по несколько раз на дню, до слез свою жену доводить стал. Потопает Катерина в сараюшку, поплачет там от души, с курочками и козочками пообщается, успокоится и продолжит дальнейшие свои домашние хлопоты. А девочек своих увидит, они ее облепят, общебечут, так и забудет про мужнину напрасную обиду.

Однажды вечером, когда они своей большой семьей поужинали, показалось им, будто кто-то плачет за калиткой. Вышли, смотрят, а там прямо на траве ребенок лежит, укутанный в тряпки, подкидыш значит. Взяла женщина ребенка, внесла домой, а муж ворчит:

– Нашли кому подбросить! В дом зачем тащишь?

Но тут интересно ему стало, кто же там в тряпках? Может, хлопчик!

– Давай посмотрим, кто это. Разверни!

Оказалось, что и это девочка.

– Ой, господи! Убирай ее куда хочешь, хватит и своих девок. Неси ее околоточному участковому, пусть он разбирается с этим добром.

Унесла Катерина дитя от мужниных глаз да в сараюшке и спрятала. Ходит туда коз доить, заодно и подкидышку доглядает. Удивительно, девочка эта понимающей оказалась, настроение кормилицы чувствует, молча лежит, лишний раз не пикнет. Как стало во дворе холодать, приемная мама ее в хату взяла. Авось, заработавшийся муж не заметит и не поймет. Где семь девочек, там и восьмая незамеченной в хате проживет.

В самом деле, муж действительно ничего не заметил, так оно и обошлось.

Прошло лет семь-восемь, Игнат стареть начал, спокойнее стал, подобрел с годами, на подросших дочек с радостью посматривает. Бывало, затеет в хате возню с девочками – они на него насядут, шутя с ног валят на топчан, а он, обороняясь от них, кричит играючи:

– Караул! Женский отряд напал на меня! Спасите-помогите!

А девочки веселятся, шумят еще громче.

Однажды во время такой возни Игнат скомандовал:

– Женский отряд, по росту в одну шеренгу становись!

Выстроились в ряд все девочки. Отец стал их считать: одна, вторая, третья… что за дела? Восемь душ насчиталось. Обалдел:

– Эй, жена, Катерина! А почему девок у нас восемь? Меня ведь Семикозом зовут, не Восьмикозом.

– Так а сколько, восемь же и должно быть!

– Да ладно тебе, хватить меня за лопуха считать. Неужели это та, подкидышка, у нас осталась. Это сколько же лет прошло, а ты мне ничего не сказала!

– Да! Мы уже выросли, мы уже большие. Посмотри на нашу Фросечку, какая хорошенькая, какая ласковая получилась.

И указывает Катерина на девочку, которая так и приросла к Игнату, обнимая его своими ручонками. Игнат посмотрел на ребенка – настоящего ангелочка, подобрел, заулыбался и на девочку, и на жену:

– Ах вы мои хорошие, ах вы мои интересные.

Так и загладилось давнее ослушание Катеринино. Ни к какому околоточному она тогда и не подумала обращаться, сердцем своим добрым прикипела к подкидышке. Не сразу, а после многих раздумий дала она найденной дочери имя Ефросинья, по-простонародному – Фрося. Видела Катерина, что этот ребенок в радость ей оказался и характер свой довольно рано проявил. Девочка спокойная, сдержанная на эмоции, очень настойчивая и трудолюбивая. Всегда чем-то занята: куклам одежду шьет, маме помогает по дому, папа с работы придет – к нему ластится, по-детски за ним ухаживает и все в его делах понимает. На все дела ее хватает, и на друзей тоже.

Правда, подруг у Фроси почти что не было, всегда она держалась компании мальчишек и в детских играх ни в чем им не уступала.

Пока Игнат любовался самой младшей девочкой, старшие сестры ее уже выросли и постепенно одна за другой стали выходить замуж. Одна, потом другая, третья – вскоре одна Фрося дома осталась. Притихли родители и однажды признались один другому, что боятся одинокими остаться, не знают, что делать без Фроси будут, если и она замуж уйдет.

С возрастом Игнат обветшал, стал меньше угольную выработку давать, меньше платить ему стали, нужда в их хату постучалась. Однажды вечером Фрося сообщила приемным родителям о своем решении:

– Пойду завтра на рудник на работу наниматься. Все работают, и я буду.

Родители притихли, но возражать не стали. Пошла Фрося утром на рудничный двор и нанялась присматривать за шахтными лошадьми, занятыми на подвозке крепежных бревен у лесогонов. Так и началась ее трудовая жизнь.

Со временем Ефросинье пришлось много разных рудничных дел освоить. Прежде всего побывала лесогоном, со своими лошадками лес в забой подавала, потом работала грабаркой на погрузке угля, потом глыбы породные выбирала с угля, потом кайлом углубляла проходы в породистых подложках. Со многими тяжелыми трудовыми обязанностями обзнакомилась.

Сотрудники по забою не уставали дивиться на нее и нахваливать:

– Ты смотри, не мужик, а какая сильная и сноровистая, устойчивая. Как ладно у нее труд получается! На ее дела смотришь и самому легче становится.

Взрослеть Фрося стала, а с возрастом и душою своей доброжелательной раскрылась, краше и пригожее стала, статью своей и стройной, и ладной сформировалась. Во всей округе Каменской второй такой не встретишь. Мужчины-сотоварищи уважали ее и хорошего жениха найти при каждом удобном случае желали.

Вроде бы к этому дело и шло. Заприметил Фросю один молодой забойщик, Ефремом звался. Добрый парень, путный и толковый, местный батюшка Эфраимом его кликал. На первый взгляд мог показаться он малость угрюмым и замкнутым, но при близком знакомстве становилось ясно, что это он сдержанный такой и настойчивый, с независимым характером. Быстро осваивает любое дело, мастеровит на все руки, горазд на технические выдумки. По-настоящему присох он к девице.

Но, как часто бывает, Фрося вроде и не замечала такого молодца. Приглянулся ей другой удалец, молодой офицер, красавец из 13-й роты военного полка, расквартировавшегося в ближнем селе по речке Камышевахе. Все бы ничего, но по осени полк должен был сняться и уйти в столицу, в Санкт-Петербург город. Вот этот красавец и сманил Ефросинью в столицу. Ничего не обещал, но она поехала за ним не задумываясь.

Привез офицер Фросю в столицу, представил ее своей родне и объявил:

– Жениться хочу на моей любушке!

Семейство офицерово спокойненько так ему ответило:

– Чего это ты вздумал! У тебя головка как, не бо-бо? Кто она для нас такая? Безродная, недостойная.

И отправили своего отпрыска в полк, который уходил на Кавказ. Сами же стали подыскивать ему невесту из какого-нибудь столичного семейства. Ефросинью, пригожую и статную, передали в театр, сцены драматические представлять.

Талантливый человек талантлив во всем! Очень быстро достигла Ефросинья вершин и в театральном деле, стала она настоящей известной примой. Пошли гулять о ней восторженные впечатления по столичным знатным домам. Дошли они и до царского дома. Дала команду царица, Катерина по имени, доставить Ефросинью к ней во дворец, чтобы посмотреть на это чудо своими глазами.

Когда доставили Фросю во дворец, царица очень довольная осталась. Долго и с гордостью толковала своему окружению и всяким гостям заграничным, как прекрасно ее государство, то есть Россия, сколько достойных и талантливых людей имеется в нем. И определила Ефросинью в свою особую группу фрейлин. Велела быть ей на всех увеселениях, представлениях, маскарадах и прочих забавах дворцовых.

Так вот и началась новая праздная жизнь для Фроси, не то что тяжелая шахтерская жизнь на родном руднике донбасском. Какое-то время эта веселая жизнь была ей в удивление, в охотку, но быстро вся бестолковость надоела ей, и она заскучала. А заскучав, вспомнила Ефрема далекого, того самого, и загрустила.

В это же время Ефрем, находясь на руднике, узнал, что его зазноба в столичном городе оказалась, и дошло до ума его, что если он не отыщет ее прямо сейчас, то никогда больше и не увидит. Собрался Ефрем и тут же подался в Санкт-Петербург. Кое-как устроился и сразу же пошел по городу, поближе к разным присутственным местам, выискивать и выспрашивать про Ефросинью. Первое время сплошная непонятка у Ефрема получалась, никаких новостей, опрашиваемые им простые люди никак не понимали, что парня интересует, что он ищет. Но постепенно удалось ему подступиться к более важным личностям, которые слышали что-то о молодой театральной красавице в царском дворце, и предположили, что это и есть Ефросинья.

Перебрался Ефрем к ограде царского сада и целыми днями, и в погоду, и в непогоду, устроился простаивать у калитки в надежде хотя бы случайно увидеть Фросю. Досветился он там до того, что царские караульные его приметили. Доложили своему начальству, мол, проверить бы надо этого человека, вдруг окажется злодей какой.

Взяли Ефрема, в караулку привели, допрашивают, а он говорит:

– Не злодей я, а серьезное дело у меня, проведите меня к государыне, только ей скажу все.

Офицер караульный доложил государыне Екатерине, что непонятного человека задержали, целыми днями у забора сторожащего. Царица рассердилась и велела знатно выпороть человека задержанного и прогнать прочь. Но в самый последний момент сменила гнев на милость и заинтересовалась, может, что неординарное пришлый человек знает:

– Постой-ка, постой. Давай этого человека сюда. Это же интересно, что он ищет у нашего царского дома.

Привели Ефрема, смутился он перед государыней, но очень толково всю свою историю изложил и признался, что пуще жизни любит свою Фросю.

Царица тут же сообразила забавную игру с молодыми людьми. Условие Ефрему объявила, что если сегодня вечером узнает он свою зазнобу среди сотни молодых женщин и девиц только по одной руке, вместе с сотней других тянущихся к нему из-за театральной занавеси, то отпустит она Ефросинью к Ефрему и наградит их достойно.

Ефрем не дрогнул, не растерялся и в этот же вечер на сцене домашнего театра, на виду большой праздной публики, среди множества разнообразных женских рук, тянущихся к нему, узнал руку Фросину.

Немало удивилась государыня, как это он определил свою девицу по одной только руке.

– Это очень просто, – отвечал Ефрем, – шахтерский труд на всю жизнь руки человека метит, метками не простыми, а угольными, въедающимися в кожу человека синими отметинами.

Увидел он такие отметины только на одной руке, рука эта ему самой родной показалась.

Подступилась царица к Ефросинье:

– Скажи, милочка, по совести, где ты хочешь жить? Где тебе будет лучше – здесь, в моем царском дворце, или в степном пыльном донбасском руднике?

– Не прогневайся на меня, матушка, – отвечает девица. – У тебя очень хорошо, приласкала ты меня, не дала пропасть в большом городе, только дома с любимым человеком будет мне лучше.

По достоинству оценила государыня поведение молодых людей, уважила их любовь большую, благословила на счастье и удачу, наделила их добрыми подарками и средствами для устройства самостоятельной жизни и отпустила с богом домой.

Прибыли Ефрем и Ефросинья в родной край, свадьбу сыграли, жилище обустроили и зажили достойно. Родились у них много, аж семь, детишек, причем все семеро – мальчишки, шустрая, озорная братва. И за это Ефрем был прозван Семибратом, как издавна принято в нашем донбасском крае.

* * *

Приведенные здесь несколько шахтерских сказов – это очень маленькая частица истории и основного вида народного творчества Донбасса. В этой небольшой литературной частичке во множестве сверкают особые языковые и этнологические кадры: топонимические и стратонимические названия, многообразные жаргонизмы, многослойный сленг, образные поговорки и красочные присказки.

На основе этих кадров прорисовывается весомый культурный пласт, благодаря которому получается представление о социальных особенностях и профессиональной силе народа, о характерах героев, и мужчин, и женщин, достойных представителях своей среды.

Не только изложенный здесь материал, но и обширные другие подобные примеры устного творчества, – это материальный источник изучения истории и Донбасса, и населения этого региона, а также языковой основы и тенденций общественного развития. Результаты могут быть объективными только при изучении ситуации именно по таким образцам многолетнего народного творчества, а не по байкам Парубиевой бабуси и не по речам ограниченного министра-временщика сегодняшней киевской культуры.

Бесспорно, будет получен определяющий вывод-признание того, что историческое наследие проживающих на Донбассе огромное и вековое, что общность жителей Донбасса является многонациональной, а культура и история – русские и русскоязычные по существу, русский язык является для населения коренным.

Донбасс издавна давал работу многим людям, в основном селянам близлежащих деревень в зимнее время и в межсезонье. Работы хватало всем, заработки позволяли обустраивать свои сельские хозяйства, растить и ставить на ноги детей, получать рабочие профессии, получать навыки общественной жизни.

Национальностей в горняцком Донбассе исторически было очень много, и жили все дружно. На одной улице у нас соседствовали татары Сибирзяновы, евреи Тютюнники, русские Тузовы, Гоголь с Западной Украины, поляки Лебединские, цыгане Цыганковы. Вместе спускались в забой, вместе отмечали праздники, крестили детей, друг другу помогали строить хаты общей толокой[16]16
  Толока – форма деревенской взаимопомощи (диалект.).


[Закрыть] – утром в выходной собирались соседи, а к обеду уже глинобитная хата-пятистенка для семьи готова. Свадьбы были очень частыми, в большинстве своем межнациональными. Шутки ходили про всех очень разнообразные, беззлобные, которые сами же один на другого сочиняли по-соседски.

Можно смело говорить, что еще в давнее время в Донбассе налицо было реализовано самое передовое экономическое требо вание современного Европейского Союза – свободное передвижение рабочей силы.

Такой потенциал Донбасс сохраняет и в настоящее время. Если его использовать рационально, то этот потенциал поможет Украине успокоиться и реализовать вполне реалистичный сценарий возрождения страны. Надо противоборствующим сторонам примириться, из среды активных сторонников двух направлений выбрать компромиссное правительство и другое руководство, а в качестве одной из основных идей возрождения страны взять задачу восстановления и обновления Донбасса. Как только начнется восстановление, работы хватит всем. Не надо будет мигрировать ни в Европу, ни в Россию, чтобы зарабатывать себе на жизнь. Не надо выпрашивать безвизовый проезд, не надо терпеть на границах, толкаться в миграционных службах, покупать патенты на работу, жить в неудобствах. Желающие работать и достойно зарабатывать – пусть приезжают в Донбасс, всем работа найдется в своем государстве. Знакомые среда, языки, история, культура. Работа во имя возрождения собственной страны. Не надо тратиться на перевод денег из-за рубежа, деньги уже дома, налоги будут платиться в собственном государстве. Появятся новостройки, новые дома, заводы, шахты и новые семьи. Пусть приезжают все.

Девочка Оля, получившая в евромайданное время известность своим плакатиком «Хочу в ЕС и кружевные трусики», тоже пусть приезжает. Найдет себе достойную работу, заработает на красивое кружевное белье – европейцы с радостью привезут его на рынок Донбасса. Встретит хорошего мужчину – или «бандеровца» западенского, или «колорада» донбасского, умиротворивших свой радикализм. Милого душе, близкого по привычкам и по менталитету, поженятся, заведут дом, хозяйство и детей столько, что станут претендовать на фамилию типа Семикоз или Семибрат.