Электронная библиотека » Михаил Лермонтов » » онлайн чтение - страница 1


  • Текст добавлен: 13 декабря 2019, 09:20


Автор книги: Михаил Лермонтов


Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Михаил Лермонтов
Белеет парус одинокий

Составитель и автор вступительной статьи А. Марченко

Серия «Золотая коллекция поэзии»

Оформление серии Н. Ярусовой


© Марченко А., вступ. ст., 2020

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

* * *

Если бы этот мальчик остался жив

Считается, что истинное место Лермонтова в истории отечественной словесности сразу после Пушкина, как якобы утверждал еще при жизни поэта Виссарион Белинский. Белинский действительно написал о Лермонтове несколько замечательных по проницательности статей, но на такую дерзость все-таки не осмелился. Глубокая творческая натура, поэт с большими, даже великими надеждами, но, увы, ушел из жизни, так и не преобретя права быть сравниваемым не только с Пушкиным, но и с Гоголем. Это право Михаил Юрьевич Лермонтов приобрел лишь шестьдесят лет спустя, после того, как Александр Блок взял на себя смелость заявить во всеуслышание:

«Лермонтов и Пушкин образы «предустановленные», загадка русской жизни и литературы…».

Загадка эта до сих пор не разрешилась… Причем варианты разгадок предлагаются самые удивительные. Недавно, например, один молодой и бойкий прозаик объявил миру и граду, что Николай Мартынов и не думал убивать своего однокашника по юнкерской школе, а по его настоятельной просьбе хотел нанести приятелю «небольшое ранение», дабы поэта не отправили на чеченский фронт! Правда, выдвигались и еще более несуразные, смехотворно дилетантские версии. Дескать, Михаила Юрьевича пристрелил спрятавшийся в кустах казак, подкупленный жандармами по личному приказу императора Николая. Впрочем, и вполне серьезные литераторы до сих пор, основываясь на ранних, полудетских его стихах, считают Лермонтова одни «демонической личностью» и чуть ли не «избранником зла», другие поэтом сверхчеловеческого, третьи убеждены, что и под чеченские пули, и под дуэльный пистолет он подставился, чтобы избавиться от «скуки жизни». Даже Б. М. Эйхенбаум, замечательный филолог, написавший о творчестве Лермонтова несколько классических исследований, утверждал, что поэт не только в ранней юности, но и в зрелые годы был занят только своей судьбой как мировой проблемой!

Между тем если, освободившись от давления авторитетных мнений, своими глазами взглянуть на те произведения, которые Михаил Лермонтов счел возможным и необходимым опубликовать, а не на опыты, оставшиеся в черновых рабочих тетрадях, нельзя не прийти к прямо противоположному заключению! Именно у Лермонтова поразительно мало «песен про себя»!

«Маскарад», «Сашка», «Княгиня Лиговская», «Тамбовская казначейша», «Смерть Поэта», «Поэт», «Памяти Одоевского», «Гете», «Бородино», «Песня про царя Ивана Васильевича…», «Мцыри», «Казачья колыбельная песня», «Не верь себе, мечтатель молодой…», «Дума», «Герой нашего времени», «Три пальмы», «Дары Терека», «Воздушный корабль», «Родина», «Свиданье», «Завещание», «Валерик», «Спор», «Сон», «Тамара», «Листок», «Морская царевна», «Кавказец».

Петербург, Москва, провинция, Кавказ и кавказцы, война и мир, быт и история… И ведь не просто же панорама, собрание пестрых глав, сцен и картин, но и характеры и судьбы, лица и положения! А о себе любимом? Раз-два и обчелся: «Молитва», «И скучно, и грустно…», «Ребенку», «Выхожу один я на дорогу…», «Как часто пестрою толпою окружен». Можно с известной натяжкой добавить в этот дневник души «Пленного рыцаря», но и только, ибо три удивительных женских автопортрета А. С. Смирновой, М. А. Щербатовой и В. К. Воронцовой-Дашковой это портреты не модных красавиц, а характеристических лиц светского Петербурга, и вовсе не личные лирические послания к женщинам своего вкуса и эстетического выбора. Как бы заготовки к тем огромным романам, план которых Лермонтов продумал до мелочей, пока его держали под арестом за глупейшую вздорную дуэль с сыном французского посла Эрнестом де Барантом. Один роман «из времен смертельного боя двух великих наций, с завязкою в Петербурге, действиями в сердце России и под Парижем и развязкою в Вене. Второй из Кавказской жизни, с Тифлисом при Ермолове, его диктатурой и кровавым усмирением Кавказа, Персидской войной и катастрофой, среди которой погиб Грибоедов в Тегеране» (Из воспоминаний Михаила Глебова, секунданта поэта на последней (июль 1841) дуэли с Николаем Мартыновым).

Словом, воленс-ноленс, а придется признать: больше всего похоже на разгадку загадки Лермонтова мнение Льва Толстого: «…если бы этот мальчик остался жив, не нужны были бы ни я, ни Достоевский!»

Алла Марченко

«Выхожу один я на дорогу…»


Выхожу один я на дорогу;

Сквозь туман кремнистый путь блестит;

Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,

И звезда с звездою говорит.

В небесах торжественно и чудно!

Спит земля в сиянье голубом…

Что же мне так больно и так трудно?

Жду ль чего? жалею ли о чем?

Уж не жду от жизни ничего я,

И не жаль мне прошлого ничуть;

Я ищу свободы и покоя!

Я б хотел забыться и заснуть!

Но не тем холодным сном могилы…

Я б желал навеки так заснуть,

Чтоб в груди дремали жизни силы,

Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь;

Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,

Про любовь мне сладкий голос пел,

Надо мной чтоб, вечно зеленея,

Темный дуб склонялся и шумел.

1841


М. Ю. Лермонтов в годы студенчества.

Худ. П. Е. Заболотский. 1840 г.


Я не могу любовь определить,

Но это страсть сильнейшая! любить

Необходимость мне; и я любил

Всем напряжением душевных сил.


Из глубины монастырской кельи красота Тамары бросает вызов Демону… Все… конфликты родятся у Лермонтова около красоты. У него она одно из осложнений жизни, одна из помех для свободной души… Когда я читаю в песне о Стеньке Разине, как чествовал он когда-то Волгу персидской царевной, я невольно думаю именно о Лермонтове.

Иннокентий Анненский.
Из эссе «Символ красоты у русских писателей»

Люблю, люблю одну!


В. А. Лопухина в виде испанской монахини.

Акварель М. Ю. Лермонтова



В прозаическом отрывке «Я хочу рассказать вам…» Лермонтов высказал одну из заветнейших своих мыслей: «Во всяком сердце, во всякой жизни пробежало чувство, промелькнуло событие, которых никто никому не откроет, но они-то самые важные и есть, они-то обыкновенно и дают тайное направление чувствам и поступкам». В жизни самого Лермонтова таким чувством, давшим тайное направление многим его поступкам, а главное стихам, была его любовь к Варваре Александровне Лопухиной. В первой главе нашей книги представлены произведения, либо прямо к ней, «подруге юных дней», обращенные, либо в той или иной степени отражающие историю их отношений. На том же основании в этом же разделе поэма «Демон» печатается в варианте 1838 года, который был подарен Варваре Александровне с особым Посвящением.

А. Марченко

Будучи студентом, он был страстно влюблен… в молоденькую, милую, умную, как день, и в полном смысле восхитительную Варвару Александровну Лопухину… Чувство к ней Лермонтова было безотчетно, но истинно и сильно. И едва ли не сохранил он его до самой смерти своей, несмотря на некоторые последующие увлечения.

Аким Шан-Гирей[1]1
  Аким Шан-Гирей троюродный брат поэта. Товарищ его детства и юности.


[Закрыть]
.
4 декабря 1831 года.
День именин Варвары Лопухиной.
Москва. Малая Молчановка

Вечером, возвратясь. Вчера еще я дивился продолжительности моего счастья! Кто бы подумал, взглянув на нее, что она может быть причиною страданья!

М. Ю. Лермонтов. Из дневниковых заметок
«Она не гордой красотою…»

Она не гордой красотою

Прельщает юношей живых,

Она не водит за собою

Толпу вздыхателей немых.

И стан ее не стан богини,

И грудь волною не встает,

И в ней никто своей святыни,

Припав к земле, не признает.

Однако все ее движенья,

Улыбки, речи и черты

Так полны жизни, вдохновенья,

Так полны чудной простоты.

Но голос душу проникает,

Как вспоминанье лучших дней,

И сердце любит и страдает,

Почти стыдясь любви своей.

1832

К*
(«Мы случайно сведены судьбою…»)

Мы случайно сведены судьбою,

Мы себя нашли один в другом,

И душа сдружилася с душою;

Хоть пути не кончить им вдвоем!


Так поток весенний отражает

Свод небес далекий голубой,

И в волне спокойной он сияет

И трепещет с бурною волной.


Будь, о будь моими небесами,

Будь товарищ грозных бурь моих;

Пусть тогда гремят они меж нами,

Я рожден, чтобы не жить без них.


Я рожден, чтоб целый мир был зритель

Торжества иль гибели моей,

Но с тобой, мой луч-путеводитель,

Что хвала иль гордый смех людей!


Души их певца не постигали,

Не могли души его любить,

Не могли понять его печали,

Не могли восторгов разделить.

1832


Мы играли в шахматы, человек подал письмо; Мишель начал его читать, но вдруг побледнел; я испугался и хотел спросить, что такое, но он, подавая мне письмо, сказал: «вот новость прочти», и вышел из комнаты. Это было известие о предстоящем замужестве В. А. Лопухиной.

Аким Шан-Гирей.
1835 год. Весна. Петербург
К Л
(Подражание Байрону)

У ног других не забывал

Я взор твоих очей;

Любя других, я лишь страдал

Любовью прежних дней;

Так, память, демон-властелин,

Все будит старину.

И я твержу один, один:

Люблю, люблю одну!

Принадлежишь другому ты,

Забыт певец тобой;

С тех пор влекут меня мечты

Прочь от земли родной;

Корабль умчит меня от ней

В безвестную страну,

И повторит волна морей:

Люблю, люблю одну!

И не узнает шумный свет,

Кто нежно так любим,

Как я страдал и сколько лет

Я памятью томим;

И где бы я ни стал искать

Былую тишину,

Все сердце будет мне шептать:

Люблю, люблю одну!

1831



В. А. Лопухина в атласном капоте и блондовом чепце, как она описана в «Княжне Лиговской».

Акварель М. Ю. Лермонтова. 1836 г.


…С самого начала нашего знакомства я не чувствовал к ней ничего особенного, кроме дружбы… говорить с ней, сделать ей удовольствие было мне приятно и только. Ее характер мне нравился: в нем видел я какую-то пылкость, твердость и благородство, редко заметные в наших женщинах. Одним словом, что-то первобытное, допотопное, что-то увлекающее частые встречи, частые прогулки, невольно яркий взгляд, случайное пожатие руки много ли надо, чтоб разбудить таящуюся искру?.. Во мне она вспыхнула; я был увлечен этой девушкой, я был околдован ею; вокруг нее был какой-то волшебный очерк; вступив за его границу, я уже не принадлежал себе; она вырвала у меня признание, она разогрела во мне любовь, я предался ей как судьбе, она не требовала ни обещаний, ни клятв… но сама клялась любить меня вечно мы расстались она была без чувств, все приписывали то припадку болезни я один знал причину я уехал с твердым намерением возвратиться скоро. Она была моя я был в ней уверен, как в самом себе. Прошло три года разлуки, мучительные, пустые три года, я далеко подвинулся дорогой жизни, но драгоценное чувство следовало за мною. Случалось мне возле других женщин забыться на мгновенье. Но после первой вспышки я тотчас замечал разницу, убийственную для них ни одна меня не привязала и вот, наконец, я вернулся на родину… я ее нашел замужем. Я проглотил свое бешенство из гордости… но один Бог видел, что происходило здесь.

М. Ю. Лермонтов. Из драмы «Два брата».
Январь 1836 года. Тарханы
«Расстались мы, но твой портрет…»

Расстались мы, но твой портрет

Я на груди моей храню:

Как бледный призрак лучших лет,

Он душу радует мою.

И, новым преданный страстям,

Я разлюбить его не мог:

Так храм оставленный все храм,

Кумир поверженный все Бог!


Ангел

По небу полуночи ангел летел,

И тихую песню он пел;

И месяц, и звезды, и тучи толпой

Внимали той песне святой.


Он пел о блаженстве безгрешных духов

Под кущами райских садов;

О Боге великом он пел, и хвала

Его непритворна была.


Он душу младую в объятиях нес

Для мира печали и слез;

И звук его песни в душе молодой

Остался без слов, но живой.


И долго на свете томилась она,

Желанием чудным полна;

И звуков небес заменить не могли

Ей скучные песни земли.

1831

Русалка

Русалка плыла по реке голубой,

Озаряема полной луной;

И старалась она доплеснуть до луны

Серебристую пену волны.


И шумя и крутясь, колебала река

Отраженные в ней облака;

И пела русалка и звук ее слов

Долетал до крутых берегов.


И пела русалка: «На дне у меня

Играет мерцание дня;

Там рыбок златые гуляют стада;

Там хрустальные есть города;


И там на подушке из ярких песков

Под тенью густых тростников

Спит витязь, добыча ревнивой волны,

Спит витязь чужой стороны.


Расчесывать кольца шелковых кудрей

Мы любим во мраке ночей,

И в чело и в уста мы в полуденный час

Целовали красавца не раз.


Но к страстным лобзаньям, не знаю зачем,

Остается он хладен и нем;

Он спит и, склонившись на перси ко мне,

Он не дышит, не шепчет во сне!..»


Так пела русалка над синей рекой,

Полна непонятной тоской;

И, шумно катясь, колебала река

Отраженные в ней облака.

1832–1836


Тростник

Сидел рыбак веселый

На берегу реки,

И перед ним по ветру

Качались тростники.

Сухой тростник он срезал

И скважины проткнул,

Один конец зажал он,

В другой конец подул.

И, будто оживленный,

Тростник заговорил —

То голос человека

И голос ветра был.

И пел тростник печально:

«Оставь, оставь меня!

Рыбак, рыбак прекрасный,

Терзаешь ты меня!

И я была девицей,

Красавица была,

У мачехи в темнице

Я некогда цвела,

И много слез горючих

Невинно я лила;

И раннюю могилу

Безбожно я звала.

И был сынок любимец

У мачехи моей,

Обманывал красавиц,

Пугал честных людей.

И раз пошли под вечер

Мы на берег крутой

Смотреть на сини волны,

На запад золотой.

Моей любви просил он,

Любить я не могла,

И деньги мне дарил он,

Я денег не брала;

Несчастную сгубил он,

Ударив в грудь ножом,

И здесь мой труп зарыл он

На берегу крутом;

И над моей могилой

Взошел тростник большой,

И в нем живут печали

Души моей младой.

Рыбак, рыбак прекрасный,

Оставь же свой тростник.

Ты мне помочь не в силах,

А плакать не привык».

1832

«Есть речи – значенье…»

Есть речи значенье

Темно иль ничтожно,

Но им без волненья

Внимать невозможно.


Как полны их звуки

Безумством желанья!

В них слезы разлуки,

В них трепет свиданья.


Не встретит ответа

Средь шума мирского

Из пламя и света

Рожденное слово;


Но в храме, средь боя

И где я ни буду,

Услышав, его я

Узнаю повсюду.


Не кончив молитвы,

На звук тот отвечу,

И брошусь из битвы

Ему я навстречу.

1839

Молитва
(«В минуту жизни трудную…»)

В минуту жизни трудную

Теснится ль в сердце грусть:

Одну молитву чудную

Твержу я наизусть.


Есть сила благодатная

В созвучье слов живых,

И дышит непонятная,

Святая прелесть в них.


С души как бремя скатится,

Сомненье далеко —

И верится, и плачется,

И так легко, легко…

1839



Зарисовки В. А. Лопухиной в юнкерской тетради М. Ю. Лермонтова (1832–1834 гг.)


Посылаю Вам стихотворение, которое случайно нашел в моих дорожных бумагах, оно мне довольно-таки нравится… Молитва странника: «Я, Матерь Божия, ныне с молитвою».

М. Ю. Лермонтов. Из письма М. А. Лопухиной[2]2
  Мария Александровна Лопухина. Старшая сестра Варвары.


[Закрыть]
.

15 февраля 1838 года. Петербург

Молитва странника

Я, Матерь Божия, ныне с молитвою

Пред твоим образом, ярким сиянием,

Не о спасении, не перед битвою,

Не с благодарностью иль покаянием,


Не за свою молю душу пустынную,

За душу странника в свете безродного;

Но я вручить хочу деву невинную

Теплой заступнице мира холодного.


Окружи счастием душу достойную;

Дай ей сопутников, полных внимания,

Молодость светлую, старость покойную,

Сердцу незлобному мир упования.


Срок ли приблизится часу прощальному

В утро ли шумное, в ночь ли безгласную —

Ты восприять пошли к ложу печальному

Лучшего ангела душу прекрасную.

1837


Приехала в Петербург В.А. с мужем, проездом за границу. Лермонтов был в Царском, я послал к нему нарочного, а сам поскакал к ней. Боже мой, как болезненно сжалось мое сердце при ее виде! Бледная, худая, и тени не было прежней Вареньки; только глаза сохранили свой блеск и были такие же ласковые, как и прежде. «Ну, как вы здесь живете? Почему же это вы? Потому что я спрашиваю про двоих. Живем, как Бог послал, а думаем и чувствуем, как в старину. Впрочем, другой ответ будет из Царского через два часа». Это была наша последняя встреча; ни ему, ни мне не суждено было ее больше видеть. Она пережила его, томилась долго и скончалась, говорят, покойно лет десять тому назад.

Аким Шан-Гирей

Варинька и Николай Федорович были у нас в Петербурге. Поехала купаться в Апсель близ Ревеля. Очень худа, слаба. Ребенок, что родила, умер на третий день, а Олинька здорова.

13 июля 1838 года. Петербург.
Е. А. Верещагина дочери А. М. Верещагиной-Хюгель
Ребенку[3]3
  Первый биограф Лермонтова П. Висковатов, заставший в живых многих современников поэта, утверждает, что стихотворение адресовано ребенку Варвары Александровны Лопухиной-Бахметевой, двухлетней Ольге, отсюда и обращение в мужском роде: «…ты на нее похож», как и предписывали грамматические правила той поры.


[Закрыть]

О грезах юности томим воспоминаньем,

С отрадой тайною и тайным содроганьем,

Прекрасное дитя, я на тебя смотрю…

О, если б знало ты, как я тебя люблю!

Как милы мне твои улыбки молодые,

И быстрые глаза, и кудри золотые,

И звонкий голосок! Не правда ль, говорят,

Ты на нее похож? Увы! года летят;

Страдания ее до срока изменили,

Но верные мечты тот образ сохранили

В груди моей; тот взор, исполненный огня,

Всегда со мной. А ты, ты любишь ли меня?

Не скучны ли тебе непрошеные ласки?

Не слишком часто ль я твои целую глазки?

Слеза моя ланит твоих не обожгла ль?

Смотри ж, не говори ни про мою печаль,

Ни вовсе обо мне… К чему? Ее, быть может,

Ребяческий рассказ рассердит иль встревожит…


Но мне ты все поверь. Когда в вечерний час,

Пред образом с тобой заботливо склонясь,

Молитву детскую она тебе шептала

И в знаменье креста персты твои сжимала,

И все знакомые родные имена

Ты повторял за ней, скажи, тебя она

Ни за кого еще молиться не учила?

Бледнея, может быть, она произносила

Название, теперь забытое тобой…

Не вспоминай его… Что имя? звук пустой!

Дай Бог, чтоб для тебя оно осталось тайной.

Но если как-нибудь, когда-нибудь, случайно

Узнаешь ты его ребяческие дни

Ты вспомни, и его, дитя, не прокляни!

1838


Сон

В полдневный жар в долине Дагестана

С свинцом в груди лежал недвижим я;

Глубокая еще дымилась рана,

По капле кровь точилася моя.


Лежал один я на песке долины;

Уступы скал теснилися кругом,

И солнце жгло их желтые вершины

И жгло меня но спал я мертвым сном.


И снился мне сияющий огнями

Вечерний пир в родимой стороне.

Меж юных жен, увенчанных цветами,

Шел разговор веселый обо мне.


Но, в разговор веселый не вступая,

Сидела там задумчиво одна,

И в грустный сон душа ее младая

Бог знает чем была погружена;


И снилась ей долина Дагестана;

Знакомый труп лежал в долине той;

В его груди, дымясь, чернела рана,

И кровь лилась хладеющей струей.

1841


Мы с ним так дружны были он мне правнучатый брат и всегда называл: cousine, а я его cousin и любила как родного брата. Так меня здесь и знали под именем charmante cousine Лермонтова… Он мне всегда говорил, что ему жизнь ужасно надоела, судьба его так гнала… А тут еще любовь: он был страстно влюблен в В. А. Бахметеву… я думаю, он и меня оттого любил, что находил в нас сходство, и об ней его любимый разговор был.

Екатерина Быховец. Из письма.
Август 1841 года. Пятигорск
«Нет, не тебя так пылко я люблю…»

Нет, не тебя так пылко я люблю,

Не для меня красы твоей блистанье;

Люблю в тебе я прошлое страданье

И молодость погибшую мою.


Когда порой я на тебя смотрю,

В твои глаза вникая долгим взором:

Таинственным я занят разговором,

Но не с тобой я сердцем говорю.


Я говорю с подругой юных дней,

В твоих чертах ищу черты другие,

В устах живых уста давно немые,

В глазах огонь угаснувших очей.

1841


Последние известия о моей сестре Бахметевой поистине печальны. Она вновь больна. Ее нервы так расстроены, что она вынуждена была провести около двух недель в постели, настолько была слаба. Муж предлагал ей ехать в Москву отказалась. За границу отказалась и заявила, что решительно не хочет больше лечиться. Быть может, я ошибаюсь, но я отношу эти расстройства к смерти Мишеля, поскольку эти обстоятельства так близко сходятся, что это не может не возбудить известных подозрений…

Сентябрь 1841 года. М. А. Лопухина.
Из письма А. М. Верещагиной-Хюгель
Любовь мертвеца

Пускай холодною землею

Засыпан я,

О друг! всегда, везде с тобою

Душа моя.

Любви безумного томленья,

Жилец могил,

В стране покоя и забвенья

Я не забыл.


Без страха в час последней муки

Покинув свет,

Отрады ждал я от разлуки,

Разлуки нет!

Я видел прелесть бестелесных

И тосковал,

Что образ твой в чертах небесных

Не узнавал.


Что мне сиянье Божьей власти

И рай святой?

Я перенес земные страсти

Туда с собой!

Ласкаю я мечту родную

Везде одну,

Желаю, плачу и ревную,

Как в старину.


Коснется ль чуждое дыханье

Твоих ланит,

Душа моя в немом страданье

Вся задрожит.

Случится ль, шепчешь, засыпая,

Ты о другом,

Твои слова текут, пылая,

По мне огнем.


Ты не должна любить другого,

Нет, не должна!

Ты с мертвецом святыней слова

Обручена!

Увы! твой страх, твои моленья,

К чему оне?

Ты знаешь, мира и забвенья

Не надо мне.

1841


Оправдание

Когда одни воспоминанья

О заблуждениях страстей,

На место славного названья,

Твой друг оставит меж людей


И будет спать в земле безгласно

То сердце, где кипела кровь,

Где так безумно, так напрасно

С враждой боролася любовь,


Когда пред общим приговором

Ты смолкнешь, голову склоня,

И будет для тебя позором

Любовь безгрешная твоя, —


Того, кто страстью и пороком

Затмил твои младые дни,

Молю: язвительным упреком

Ты в оный час не помяни.


Но пред судом толпы лукавой

Скажи, что судит нас иной

И что прощать святое право

Страданьем куплено тобой.

1841


Страницы книги >> 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации