Текст книги "Черный квадрат"

Глава 37

Я сижу в своей комнате и пью джин с джюсом. На стене, сзади меня, разбитое зеркало, а впереди – копия «Белого квадрата» Казимира Малевича. Я старый.

И из разбитого зеркала выходят и исчезают в «Белом квадрате» молчаливые динозавры, грозный Иван Грозный, жертва мезальянса 90–60–90, обезглавленный стрелецкий голова, сгинувшая послушница-дочка князя Путиславльского, печальная Любительница абсента, раздираемый внутренними противоречиями Минотавр, Абрам Яковлевич Возняк за руку с горбатым мальчиком, семья Тумановых из города Сумы, немка из развалин города Магдебург, проигранная в крестики-нолики другая Лолита, Караганда, братья Канаванияма, из коих один – двоюродная сестра, мой праотец Сиф, Коломбина, Фантина и Арлекин... Все прошли. Все, да не все. Нет Лолиты.

И Хаванагила стоит рядом со мной.

– Вперед, Михаил Федорович, вперед...

– Куда вперед?.. Когда впереди ничего нет.

Хаванагила поворачивает голову в сторону копии «Белого квадрата» Казимира Малевича. И я начинаю что-то вспоминать... Что-то давно читанное, свернувшееся калачиком в теплом и укромном уголочке памяти.

«Черный квадрат» – Дорога, Путь, Дао – «Белый квадрат». В конце Дороги, Пути, Дао сущность меняется на свою противоположность. Рождение превращается в смерть. «Черный квадрат» – в «Белый квадрат». Так ведь я уже помирал. И с той, и с этой стороны «Черного квадрата». И как не было Лолиты, так ее и нет. Тогда ради чего я мучился еще одну жизнь? Ради чего? Зачем ты так со мной, Хаванагила?

– Шагайте, Михаил Федорович, шагайте. Смерть – только миг между прошлым и будущим. Частный случай жизни. (Где-то я уже слышал... Не помню... Ничего не помню...) Середина ряда простых чисел. У которого есть начало и нет конца. Шагайте.

И я шагнул... В «Белый квадрат»...

Глава 38

По улочке с названием «Утренний бриз» я иду к покосившемуся домику – маленькой вилле под названием «Три сушеных дрозда», где меня встречает Лолита. Женщина, которую я искал две жизни. С нефритовым кольцом на безымянном пальце левой руки. У нее редкие седые волосы, гофрированное лицо, трясущиеся костлявые руки. Она так же стара, как я. Стоило стараться.

– Тебя давно не было, – говорит она.

– Давно, – легко соглашаюсь я, так как в слово «давно» вложено бесконечное количество смыслов. В которых я не желаю разбираться.

– Ты никуда не исчезнешь?

– Нет. А ты?

– Нет. Некуда. И не хочу. Ты будешь завтракать?

– Буду, только не надо творог, он мне осточертел там.

И вот я сижу за столом. Жесткая белая с синеватым отливом скатерть с бахромой. Хрустящая салфетка в серебряном кольце и громадный бифштекс на кузнецовском фарфоре. И серебряные со слегка слезшей позолотой вилка с ножом. Острым! Я бы мог спеть песню мягкости и сочности бифштекса, но не буду. Достаточно сказать, что там таких бифштексов я не видывал. Там все бифштексы, несмотря на исходную мягкость мяса, были сухими, как утренний язык, и жесткими, как постель Рахметова.

Лолита садится на соломенный стул по другую сторону стола и, подперев голову, смотрит, как я ем. Наверное, это здорово. Наверное, каждому мужику нужно, чтобы кто-то смотрел, как он ест. По-моему, этого никто еще не формулировал, но смотрящие на тебя за завтраком женские глаза более интимны, чем поцелуй в остывающий после любовного извержения лоб. Правда, я рассчитывал на другую женщину. В этой, кроме нефритового кольца, ничего нет от моей Лолиты. Ничего. А собственно говоря, чего я ждал. Века прошли. И вот...

Я откидываюсь на стуле, вынимаю сигару, откусываю кончик и сплевываю на пол.

– Я же тебя просила не плевать на пол.

– Извини, забыл.

И мы дальше сидим, глядя друг на друга. Ни о чем не говоря и ни о чем не думая. Время то останавливается, то движется снова, повинуясь лишь скорости роста столбика пепла в моей сигаре. Об этом я часто мечтал там, мчась и не успевая за мчащимся бытием. А здесь время на все есть. Здесь ожидание главнее события. Такие у меня соображения на этот счет.

Она будет долго и терпеливо ждать, пока столбик табачного пепла не обрушится на пол, и сигара закончит свое существование, пока я не протяну руку и проведу по ломким от ожидания волосам. Раз уж я ее нашел. Хоть и не ту. Что делать, она же ждет. А потом что-нибудь придумаю. Как-нибудь свалю. Только куда?..

И вот я касаюсь ее волос, и они, как бы хватанув бальзама с ополаскивателем фирмы «Л’Ореаль», вдвое увеличиваются в объеме. А Лолита, вздрагивая и постанывая, мягко поворачивает голову и целует мою ладонь. И... Рука сначала немеет, потом на ее тыльной стороне взбухают жилы, каждая из них превращается в пульсирующий канат, живущий самостоятельной восхитительной жизнью, начинают гореть ногти, линия жизни вылетает из ладони, с ревом продавливаясь в бесконечность, сопит от радостной ярости, а потом вся рука взрывается спазмом и обмякает. И минуты две мы молчим. Потому что как раз две минуты надо помолчать, чтобы тела и мысли успокоились, пришли в относительную норму (хотя черт его знает, что в данных случаях является нормой).

– Вы довольны, Михаил Федорович? – спрашивает голос Хаванагилы.

– Да. Так будет всегда?

– Да. Вы будете вечно сидеть в этой комнате, старые и спокойные. Так уже однажды было. С другой парой.

– А как-нибудь... по-другому... можно?

– Что «можно»?

– Стать молодыми? И снова пройти весь путь. Но уже вдвоем...

– Можно. Рискнуть. Тогда будет все. Или...

– Что «или»?

– Или не будет ничего.

Мы с Лолитой переглянулись. Мы рискнем. Мы должны прожить вместе всю жизнь. С того момента, как встретились на танцах в Новый, 1959 год. Или пускай не будет ничего. И абсолютно не важно, как мы прожили наши предыдущие жизни. Их не было и нет. Или важно?.. Но не узнать этого, не рискнув.

– Идите, дети мои, – сказал Хаванагила, – там впереди «Красный квадрат» Казимира Малевича.

Мы встали.

– А ты, – спросил я Хаванагилу, – куда?

– Я – назад. В начало. Ведь вы, Михаил Федорович, у меня не один.

И он исчез.

А мы с Лолитой, взявшись за руки, задыхаясь и превозмогая боль в ногах, заковыляли вперед, где пылал «Красный квадрат» Казимира Малевича. И шагнули в него... И голос Хаванагилы сопровождал нас:

 
Хава нагила, хава нагила,
Хава нагила, хава вэнисмеха.
Хава нагила, хава нагила,
Хава вэнисмеха.
Хава нэранена, хава нэранена,
Хава нэранена вэнисмеха.
Хава нэранена, хава нэранена,
Хава нэранена вэнисмеха.
У-ру, у-ра-хим,
Уруахим бэлэв самеях,
Уруахим бэлэв самеях,
Уруахим бэлэв самеях,
Уруахим, Уруахим!..
Уруахим бэлэв самеях...
 
 
Хава нагила, хава нагила,
Хава нагила, хава вэнисмеха.
Хава нагила, хава нагила,
Хава вэнисмеха.
Хава нэранена, хава нэранена,
Хава нэранена вэнисмеха.
Хава нэранена, хава нэранена,
Хава нэранена вэнисмеха.
 

И мы прорвались через пламя и жар «Красного квадрата».

Глава 39

– Мам, пап, привет! Познакомьтесь, это моя невеста. Ее зовут Лолита.

Эпилог

Нефритовых колец не существует в природе.

Благодарности

Автор благодарит лиц, без которых эта книга бы не состоялась. (Возможно, она и так не состоялась, но по другим соображениям). Во-первых, автор благодарит Липскерова Михаила Федоровича, чувака из родственной реальности, чей бред автор задокументировал.

Во-вторых, автор благодарит свою жену Олю, с которой сорок лет состоит в браках разной степени законности. Из-за неуемности характера Липскерова Михаила Федоровича (не того, чей бред, а того Липскерова Михаила Федоровича, который этот бред записал). И без которой Липскеров Михаил Федорович (записчик) уже давно шагнул бы в «Белый квадрат».

В третьих, автор благодарит своих сыновей: Сезю, Митю и Алешу. Их постоянных и переменных жен и боевых подруг. Своих внуков: Федора, Костика, Пупсичка и Мишку. Эксклюзивную внучку Сонечку.

Своих родителей. (Мам, пап, как вы там?)

Покойную бабушку Фанни Михайловну.

Художников: Малевича, Пикассо, Сера, Дега, Ван Гога, Бердслея, Синьяка и других.

Писателей: Достоевского, Пушкина, Сервантеса, Гоголя (за использование стилистики), Толстого (за то же самое), Соломона бен Давида (полностью обворованного), В. Инбер, Н. Эрдмана. И прочих русскоязычных писателей за любезно предоставленные буквы русского алфавита.

Критика Белинского (за критику Гоголя).

Философов В. Розанова, С. Булгакова, у которых почерпнул.

Всех артистов эстрады: шутов, акробатов, жонглеров, певцов, зквилибристов и прочих.

Русский шансон.

Офицерский корпус 666-го армейского артиллерийского полка. Где же вы теперь, друзья-однополчане, боевые спутники мои? Чтоб вы скисли.

Хирурга Сергея Михайловича, сохранившего мою левую ногу, которой я и написал эту книгу.

Всех женщин, которых я любил. И которых просто так. По случаю.

Благодарю всех товарищей-друзей всех полов и лирических ориентаций.

Водителя маршрутки 452.

Магазинного грузчика таджикской внешности Сашу, постоянно налаживающего мой ноутбук Toshiba в обмен на обсуждение статей журнала «Русский Ньюсуик» за чаем «Липтон» на кухне автора этой книги.

Моего взрослого редактора Ларису, издавшего мою первую взрослую книгу. Ее верную помощницу Марину.

Моего детского редактора Оленьку, познакомившую меня со взрослым.

И конечно же, Сэма Хаванагилу. (Кто такой?..)

Алкоголь. Без изъятий.

И будь проклят вышеупомянтуый ноутбук Toshiba. Чтоб ты, падла... Чтоб тебе...

Всегда ваш, Михаил Липскеров