Текст книги "Черный беркут"

Новоград

Руководитель группы оперативного отдела по борьбе с организованной преступностью Владимир Кабанов в начале разговора с Ремезом подумал, что тот пьян, тем более что от Пичуги несло перегаром, но потом убедился, что тот свихнулся. Причем окончательно. Он просит от него ни много ни мало...

– Леш, может, ты проспишься сначала? – мягко посоветовал Кабанов.

Ремез поторопил его:

– Давай, майор, колись, не за себя прошу. Я сам поговорю с ним – имел дело, но заказ солидный, он может заартачиться. Давай человека, от которого я подъеду к нему. Сколько ты хочешь? Я тебе клянусь: все, что останется, твое. Солидные бабки.

Кабанов покачал головой.

– Леша, ты просишь невозможного. Я так совсем без работы останусь. Этот человек практически наш, нам стоит только подсунуть ему клиента и взять с поличным. Реальный шанс засадить за решетку и прекратить его безобразия. Мы планировали взять его через неделю – две.

– Потом засадишь. Я уеду дня через два – и засадишь.

Майор нервничал, в нем шла внутренняя борьба, причем тройная – между чувством долга, страстью к деньгам и желанием помочь. Однако оставался шанс взять Евсея Кришталя и чуть позже. Это даже лучше, тот войдет во вкус больших денег; хотя может получиться и наоборот: после удачной сделки он уйдет на дно, и тогда не помогут рекомендации даже весьма надежных людей. В том числе и Натана Фейнмана, который крупно погорел на одной сделке с Евсеем, после чего и сдал его органам. Евсей пока не знает о предательстве Фейнмана и будет продолжать работать на клиентов по его рекомендации.

У Кабанова было еще пара вариантов, но там по крупному не работали, а Евсей работал по всему СНГ, включая Прибалтику.

Майор долго думал, бросая взгляды на Ремеза. Алексей уже не торопил его, куря сигарету за сигаретой; глаза его блестели, но не от водки, Кабанов чувствовал это. Последнее сыграло решающую роль.

– Ладно, – майор поколебался еще секунду, – дам. Даже не так: дарю. Подъедешь к Евсею от Натана Фейнмана. Теперь слушай, где торчит сейчас Натан.

Ремез пришел под утро, усталый, глаза ввалились, под ними синие круги.

– Порядок, Николай. Завтра... хотя нет, уже сегодня у нас встреча с одним человеком, потолкуем насчет оружия. А сейчас надо немного поспать, хотя бы два-три часа.

Алексей, не раздеваясь, лег на диван. Несколько минут было слышно его ровное дыхание, потом он завозился, чиркнул спичкой и закурил. Язычок пламени на секунду осветил его осунувшееся лицо.

– Не спится? – Кавлис тоже потянулся к пачке сигарет.

– Не спится... Анна из головы не выходит. Не могу поверить.

В молчании они выкурили свои сигареты. Чтобы отвлечь Ремеза от печальных мыслей, Николай задал ему вопрос, ответа на который сам найти не мог:

– Леша, ты так и не расскажешь, как тебя угораздило попасть в банду?

Эта тема была для Ремеза больной и неприятной.

– Зачем тебе? Попал и попал. – Его голос прозвучал утомленно, с какими-то безысходными интонациями. Он лежал на диване, заложив руки за голову. – Неинтересно, во всяком случае для меня. Втянули, не поверишь? Сам пришел – бред сивой кобылы. Одним словом, встретил знакомого парня. Все еще только начиналось. Нас было пять человек: два десантника, один из «витязей», другой приятель мой, морпех. Взяли коммерческий банк. Я пару минут по залу погулял и сразу понял, что банк охраняется из рук вон плохо. Вот если бы мне поручили наладить охрану банка, я бы сделал это на высшем уровне, ни один грабитель не сунулся бы. А тут... Одним словом, зашли мы, на ходу маски нацепили. Охранники сидят за прозрачными бронированными барьерами друг против друга, у каждого перед носом бойница размером с пятак, чтобы стрелять в грабителей. Ну мы в эти бойницы и шарахнули из газовых пистолетов жидкостной композицией с перчиком, словно они для нас и были приготовлены. Охранники сразу в аут. Мы в зал: все на пол! Бросили девчатам на выдаче наличных мешки, те быстро их наполнили, заодно охранную сигнализацию включили. Мы деньги забрали и назад. По ходу еще раз охранников наперчили. И все.

Ремез повернулся на бок, чтобы видеть глаза майора. Светало; через небрежно задернутые шторы в комнату просачивался новый день. Тоже тяжелый, с болью и неосмысленностью.

– Понимаешь, Николай, что-то знакомое во всем этом: кровь играет, мощь наружу прет. Хотя сделать первый шаг было трудно. А вообще, черт его знает... Я, может, нескромно о себе скажу, тем не менее я сильный человек, морально и так. А вот в какой-то момент надломился, сыграла протестная психология, захотелось совершить что-то наоборот, но по мощности такое же, что делал раньше. Я, конечно, нескладно говорю, но ты, если захочешь, подумай над моими словами, может, лучше меня разберешься. Разберешься, скажешь. Ладно?

– Обещаю.

– Потом один офис взяли. Там явный беспредел был, деньги на столе постоянно, выручка шла со стадиона, где шмотками торговали. В основном это была мзда с торгашей, плата за вход, за туалет и так далее. Ребята борзые попались, деньги никак не хотели отдавать, полезли под пиджаки.

Кавлис крякнул. О том, что было дальше, Пичуга мог не распространяться. И все равно майор не верил, что все это рассказывает его бывший сослуживец, заслуженный «беркут», имеющий за плечами не одно боевое задание, награжденный медалями.

Уход Ремеза из части был почти скандальным, кто-то в бригаде связал его с женой Орешина, но догадливому быстро указали его место, и дальше подразделения эта версия не ушла. А может, что и просочилось, во всяком случае, Орешин ничем не выдал своего настроения, просто он долго ходил мрачный – жаль было потерять такого бойца, как Ремез. Правда, Николай несколько раз замечал грустные, чуть виноватые глаза Ани. Вполне вероятно, это могло ему показаться.

А Ремеза в части помнят и поныне.

И все же не верится. Нет, не верится, что Ремез стал бандитом, налетчиком. В принципе ему многое можно предъявить: использовал полученные знания во вред государству, нанес моральный и материальный ущерб частным лицам, опять же государственным, и много чего еще. И на это нет никаких оправданий. Надломился, протестная психология – это все не то, это не причина. А надо ли ее искать? Пока нет. Пока не попался, не надо. А это правильно? Пока не попался, правильно. Замкнутый круг. Следователю нужно все-таки искать причину. Сейчас некогда. Нет ни одной лишней минуты. Место сбора здесь, в Новограде, на пути сюда пять человек: Мишка Зенин, Гриша Касарин, Слава Михайлин, Женя Ловчак и Саша Гвоздев. Никто не отказался, хотя Гвоздеву осталось догуливать отпуск меньше всех – всего три дня.

«Зеленая зона», пригород Новограда

Респектабельного вида пузатый человек лет пятидесяти пяти приветливо улыбнулся Николаю. Его зубы сверкнули безукоризненной керамикой.

– Давайте прогуляемся, молодой человек.

Заложив руки за спину, он пошел вдоль реки. Солнце довольно высоко поднялось над горизонтом, но трава была все еще мокрой от росы. Замшевые туфли Кришталя быстро намокли и потемнели. Не обрашая на это внимания, он продолжал шагать по траве.

Кавлис кивнул Ремезу: «Оставайся на месте» – и догнал Евсея.

– Меня насторожил тот факт, что вы пришли пешком, а не приехали на машине, как я. – Мужчина, не оборачиваясь, указал за спину, где у открытых дверей «Даймлер-Бенца» последней серии стояли смуглолицые телохранители.

– Мы приехали на автобусе, – пояснил Кавлис.

Кришталь поднял густую бровь, соображая.

– Ну, хорошо, тут фраеров нет. Разрешите узнать, по чьей рекомендации вы пришли.

– От Натана Фейнмана.

– Неправда, Натан сейчас на Ямале.

– А я откуда, по-вашему?

Евсей более внимательно вгляделся в обветренное лицо собеседника, отметил усталость в его карих глазах, особым чутьем бывшего зека понял, что этот человек довольно продолжительное время провел в компании себе подобных, поскольку на его челе лежал отпечаток какой-то коммунальности. Видимо, непродолжительный осмотр удовлетворил Евсея.

– Поговорим за Натана, – предложил он, возобновляя прогулку по росистой траве. – В свое время он сдал мне приличный экзамен, и я располагаю полным представлением, что имеет Натан под головным убором. Он сказал вам, что у меня нет привычки заниматься мелкими поставками?

– Естественно, раз я здесь.

– В таком случае вы должны знать непременное условие: половина денег сразу, половина при получении товара. Я хотел бы посмотреть на деньги. Когда это можно сделать?

– Сейчас. – Николай позвал Ремеза.

Телохранители у «Даймлера» преградили тому путь.

Хозяин жестом руки остановил их.

Подошедший Алексей открыл спортивную сумку.

Собеседник Кавлиса многозначительно вытянул губы, прикрыл глаза и помотал головой.

– Отпустите вашего человека. Кстати, я имел удовольствие видеть этого симпатичного парня в деловой обстановке. Только вот не помню, от кого он подходил. Вы давно его знаете?

– Вместе шили тапочки.

– Да, мир тесен...

Ремез вернулся на свое место.

– Так что вас интересует? – спросил Евсей. – Записывать ничего не надо, я запомню.

– Я не собирался писать. Слушайте. – Кавлис пристально смотрел на торговца оружием. – Десять стволов «АКМ» или «ПП «бизон-2» и по десятку шнеков к каждому. Две классических снайперских винтовки с оптикой, желательно тульского производства. Двадцать пистолетов «гюрза» с запасными магазинами. Пару реактивных пехотных огнеметов «шмель», если нет – сойдет и «рысь». Дальше: два гранатомета «РПГ-7 В-1», два комплекта гранат кумулятивного действия «ПГ-7 ВР»...

Евсей слушал, и постепенно брови его залезли почти под волосы. Сделка выгодная, слов нет, однако что у них на уме? С таким вооружением впору Кремль брать. И он поставил жесткое обязательное условие.

– Натан объяснил вам, что я поставляю оружие в любую точку СНГ, кроме Московской области?

– Мне известно об этом.

– Я должен заранее знать место.

– Узбекистан, Сурхандарьинская область, город Ляльмикар.

Евсей выказал знание географии.

– Я могу доставить товар в любую область дажеТаджикистана.

– Это лишнее. Теперь о скорости. Оружие должно быть в Ляльмикаре не позже, чем через неделю.

– Совершенно нереальный срок.

– Удвойте сумму.

Кришталь снова покачал головой.

Кавлис увеличил ставку.

– В три раза.

Евсей решил остановиться.

– Если вы хотели вывернуть меня наизнанку, знайте: вы сделали это сразу и безболезненно. Оставьте мне свои координаты в Ляльмикаре. Через неделю получите товар.

– Вы запомнили, что меня интересует?

– Не беспокойтесь, я даже посчитал, сколько это будет стоить. Кстати, могу предложить приличные шпаллеры с оптическим прицелом одесского производства, Вторая Заливная, дом 8. Тульские берданки по сравнению с ними обычные шомпольные ружья, которые заряжаются с дула.

Улыбнувшись, Николай отказался.

– Нет, спасибо. В таких делах я поступаю, как на рынке: всегда беру из середины, потому что все, что сверху, положено для покупателя.

И снова Кавлис почувствовал на себе острый взгляд коммерсанта.

– Да, – произнес он, – несомненно, вы хорошо знаете Натана.

– Деньги возьмете сейчас?

– Естественно, нет. Договоримся о встрече, где мой человек будет ждать вашего. Я работаю по принципу: вы не знаете, где искать меня, а я – вас. И если вы, молодой человек, хорошо знали Натана Фейнмана, вы должны были усвоить одну истину: когда я сажусь за ваш столик в какой-нибудь халабуде вроде ресторана и кладу на край стола пистолет, это означает, что вначале я буду говорить. Стрелять потом. Вы делаете то же самое. Считайте, что разговоры окончены. – Евсей рассмеялся. – Надо ли вам говорить, что это была старая притча о покойном Остапе Шоре. Пойдемте, я расскажу эту историю. Представляете, вместо Остапа Шора кто-то застрелил его брата, Натана Фиолетова, поэта и друга Багрицкого. Это случилось в мебельной мастерской на Дерибасовской, угол Екатерининской. Поднялся страшный крик...

Глава девятая

Новоград

Кавлис пил чай, ел какой-то очень вкусный рулет. Ремеза дома не было. Он пошел улаживать дела со своими.

– Может, уговорю кого-нибудь, – говорил он, уходя. – Хотя вряд ли. Не обещаю.

Времени уже половина одиннадцатого вечера, а его все нет.

И еще одно беспокоило Кавлиса.

«Нет, надо же, додумались! – удивлялся майор Ремезу и его бригаде. – Сделать налет на налоговую полицию!»

Вначале он не поверил и переспросил насчет ближайших планов Алексея. О налете на универмаг «Радуга» и на одного из авторитетов города Николаю уже было известно, брат рассказывал, не подозревая, что гость знает одного из главных действующих лиц.

– Кого вы хотите ограбить?! – переспросил Кавлис.

– Налоговую полицию, – спокойно ответил Ремез. – От нечего делать. Я прогулялся возле здания, из окошка напротив понаблюдал. Понимаешь, налоговики делают рейд, забирают огромные деньги и привозят все это к себе в офис. Офис, правда, большой, в два этажа, но блокировать второй этаж – раз плюнуть. А деньги на первом, в комнате заместителя начальника налоговой полиции. На входе два кукольных жлоба, внутри столько же. Остальные по кабинетам. А боевики в основном на втором этаже. У них там небольшой спортзал, комнаты отдыха. На окнах решетки. План такой. Мы оперативно подъезжаем, берем охрану, потом стреляем на второй этаж из 4-6-4-5,45. Знаешь, что это такое? Наствольная насадка для залповой стрельбы. В каждый из четырех стволов закладывается по одной гранате с «черемухой» и нажимается на спусковой крючок. Обычно это средство используется против двигающегося объекта. Вот и все. А дальше дело техники. Несколько человек контролируют коридор, остальные принуждают начальство открыть сейф. Перед уходом еще раз используется наствольная насадка. По времени укладываемся, получится. Шанс стопроцентный, магазин и то опаснее грабить. Знаешь почему?

– Я-то знаю.

– А-а! – улыбнулся Алексей. – Тогда наводящий вопрос: скажи мне, Николай, только честно: какой дурак додумается грабить налоговую полицию?

Теперь уже Кавлис ответил товарищу улыбкой:

– Одного такого я знаю.

Пичуга одобрил:

– Правильный ответ. Нас там не ждут. Никого там не ждут. А где никого не ждут, там легко работать. Главное неожиданность, дерзость и стремительность. В «Радуге», например, нас не ждали, и Блин не ждал, поэтому все получилось. Да что я тебе рассказываю, ты сам все прекрасно знаешь.

– А дальше что вы надумали ограбить?

– Ты не поверишь!..

* * *

Кавлис доел рулет и пожалел, что его оказалось так мало. Шикует Пичуга, подумал он. Однако обстановка в квартире была скромная. Вот только теле– и аудиоаппаратура японского производства.

Николай перебрал несколько компакт-дисков: «Shura», «ДДТ», «Старые приятели», Николай Носков. Из зарубежного «Aerosmith», U-2, Селин Дион. На полке лежали конверты с изображением какой-то птицы в левом нижнем углу, рисунок сделан шариковой ручкой; общая тетрадь. Кавлис открыл наугад и прочел:

 
Найти край Света – и упасть...
Упасть на краешек судьбы,
Чтоб подползти и все узнать,
Взглянув с огромной высоты.
И отогнать реальность прочь,
Взрезая лезвием тупым
Ту оболочку, что невмочь
Носить под именем своим.
Все изменить, перечеркнуть
И влезть в изнанку, как в мешок.
И изнутри себя зашить
Суровой ниткой, выдрав клок
Вконец измученной души.
Она не вздрогнет, не вздохнет
И не посмотрит на часы:
Убито время – точно, влет!
А труп терзают злые псы.
И нет ни верха, и нет дна,
И нет опоры под собой,
Лишь черной ниткой ночь видна
Сквозь край, заделанный тобой.
Ты это видел, это знал,
И вот... опять у той черты.
Зачем себя ты зашивал,
Вися над бездной пустоты?
Не убежать и не уплыть:
У той дерюги нет лица —
Одна изнанка. Может быть,
Увы, до самого конца...
 

Николай знал, что Алексей пишет стихи, только тот никому их не показывал. Стеснялся? Отказывал он приятелям в одной и той же категоричной форме: «Не дам, и все». Эти стихи были написаны полгода, от силы год назад, когда он уже ушел из подразделения. Майор решил прочитать еще одно, последнее.

 
На дворе весна, а у меня слезы из глаз.
Кому-то солнце, мне опять луна.
Кому-то просьбы – ну а мне наказ.
Кому-то мало – ну а мне сполна.
Где-то жарко – у меня зима.
Где-то грохот – у меня тишина.
Кто-то трезвый – у меня корчма.
У кого-то штиль, а у меня волна.
Что-то все наоборот кажется,
Может, это все мне мерещится?..
Сажу трону я рукой – мажется.
Подниму ее к груди – крестится.
Если все наоборот кажется,
То тогда луна – солнце мне?
Не открою рта – что тогда скажется?
Значит, воля-то моя – тяжкий плен.
Если все вокруг живут, значит, умер я?
Но ведь сердце-то в груди стукает!
Пораженья и победы нет – лишь ничья,
Ну а вместо соловья филин ухает...
 

Кавлис закрыл тетрадь и надолго задумался. Что-то действительно пошло вспять в судьбе этого парня, и в чем-то он был прав: надломился. «Подумай над моими словами, может, лучше меня разберешься».

Разберись тут, вздохнул Николай.

Он положил тетрадь на место и заходил по комнате.

Жаль Пичугу, с огнем играет, сгорит до срока. И сейчас со мной в самое пекло лезет. А сам-то я правильно поступаю, вовлекая молодых ребят в это дело?

До сегодняшнего вечера таких мыслей у Николая не было. Пришли они после того, как прошловремя. Совсем немного времени, а мысли и настроение – другие. И приходят в голову вопросы: «Стоит ли из-за одного человека рисковать многими? Нужно ли мстить или отвечать местью на месть?»

Скоро здесь соберутся семь человек, и каждый, наверное, будет задавать себе подобные вопросы и глазами будет спрашивать у него. Такое ждет всех не только завтра, но и послезавтра, через неделю, когда прибудут на место, и потом, когда отступать будет некуда.

Да, время проходит и возникают вопросы, сникают красивые порывы и благородные побуждения. Наступает расплата. И нельзя это предугадать заранее. Может, остановиться хотя бы в середине пути? Когда еще можно повернуть назад?

Кавлис твердо решил, что как только придет Алексей, он расскажет ему о своих сомнениях и предложит взвесить все «за» и «против»: «Леша, для тебя тоже прошло время. Давай еще раз подумаем». А Пичуга ответит: «О ком думать – о тебе или о себе? Если о тебе, давай, посидим, подумаем. Лично для себя я все решил». Да, Ремез скажет именно так. И добавит: «Видишь, майор, прав я был, когда говорил, что это не я с вами пойду, а вы со мной. Ты забыл сдернуть свои погоны».

А может, и вправду забыл?

Звонок прервал размышления майора. Направляясь в прихожую, он подумал, кто бы это мог быть? Ремез открыл бы дверь своим ключом, для «беркутов» рановато, по телефону встречу назначили на завтра. Они приедут все вместе. Причем Слава Михайлин обещал привести из Питера десять бронежилетов. Денег достану, пообещал он.

Кавлис открыл дверь.

– Здравия желаю, товарищ майор. Разрешите войти?

Николай посторонился, пропуская Сашку Сапрыкина. А в голове пронеслось: «Вот тебе и ответы на все вопросы».

– Рапорт написал? – спросил Кавлис.

– Ну да. – Сапрыкин опустил сумку на пол. – Лехи нет дома?

– Скоро будет.

– А остальные завтра?

Кавлису хотелось обнять этого парня и сто раз сказать спасибо. За все. Самое главное за то, что он вовремя рассеял его сомнения, пришел раньше Ремеза. Да, вот он ответ. Николай смотрел в глаза Сапрыкину, чувствуя, что его ресницы слегка подрагивают.

Таджикистан, район Нижнего Пянджа

Орешин знал, как на Востоке учат орла быть послушным воле человека. На голову птенца одевают кожаный мешочек и сажают на тонкий канат. Орленок цепляется за него лапками. Канат раскачивают, птица, ничего не видя и не понимая, ждет хотя бы минутной передышки. И дожидается ее, когда с головы убирают колпачок и подставляют орленку руку, на которой птица чувствует себя уверенно, спокойно. Потом начинают все сначала до тех пор, пока гордая птица не сделается покорной, забудет о воле, свободном полете, начнет охотиться для человека.

Игорь уже сходил с ума, однако угасающее сознание твердило: «Я не орленок. Я знаю, что все это временно, меня не сломить... не сломить... Лишь бы слова Безари оказались правдой, лишь бы Вовка был сейчас на свободе, но не здесь, где-то рядом. А вдруг Безари обманывает? Может, Вовка тоже у них? Нет! Нет! Только не это...»

Анны больше нет... Безари мог не сообщать ему об этом ежедневно. Орешин душой, сердцем чувствовал, что больше никогда не увидит ее. А вот Вовка... Он жив.

Основной пыткой для Орешина была надежда. Хотя он знал, что надежда нечто бесплотное, что живет в душе. Он все время повторял себе: «Стоп! Полного поражения еще нет». И как орленок, с надеждой смотрел вдаль.

Но главная пытка – страх перед своей памятью. Она не давала ему ни секунды передышки. Безари знал, что делал.

Сегодня Игорь терял сознание несколько раз, и, когда медленно возвращался из небытия, перед его глазами всегда торчали прутья клетки, кругом раскаленный песок; жар над головой такой, что провалы в сознании слились в нечто целое, гудящее, мутное с невыносимо ноющей болью во всем теле. Иногда он чувствовал жар внизу живота, когда мочился под себя.

Безари присел возле клетки и долго смотрел на пленника. Несмотря на жару, куртка его униформы была застегнута на все пуговицы. Защитного цвета панама бросала тень на глаза.

– Знаешь, что общего между пением соловья и собакой, задирающей лапу на куст? – Полевой командир засмеялся. – Не знаешь? Оба помечают свою территорию. Ты, собака, метишь сейчас свою. Это твоя территория. Я готов прекратить твои страдания, ибо ты уже наполовину стал собакой: завой, Назир! Залай! И я тут же пристрелю тебя. Клянусь! – Безари приложил руку к груди. – И ты навсегда избавишься от образа твоей жены. Ведь ты все время вспоминаешь ее? И сейчас ты думаешь о ней. О, она была красива! Мои люди оценили это. И твой сын, Назир, быстрее станет мужчиной, ведь он видел, как это делается. А хочешь воды? Я велю принести тебе много воды. Эй! – Безари окликнул своего воина. – Вытащите его из клетки и дайте воды.

Орешин долго не мог выпрямиться. Каждое движение с хрустом отдавалось в голове. Назойливый рассудок просил его не брать воду, но надежда говорила ему:

«Пей! Пей, тебе нужно выжить».

И милосердно показывала перед его меркнущим взором две ямы: для него и Безари. Одну из них уже засыпали песком.

«Нет, шакал, я увлеку тебя вслед за собой. Пусть мы будем в одной яме, но я буду душить тебя так же, как ты сейчас не даешь дышать мне».

И он пил, чувствуя наждачным кровоточащим горлом, как с каждой каплей силы питают его тело и душу. Только бы не потерять рассудок, выдержать отрезок времени длиною в бесконечность...

Игорь закашлялся, но боясь, что драгоценная влага выплеснется через рот, плотно сжал губы; вода устремилась через нос.

Безари снова рассмеялся.

– Теперь ты понимаешь, что кудахтать важнее, чем нести яйца? Облейте его водой – и в клетку!

На Орешина обрушился целый ушат воды. У пленника на миг перехватило дыхание, как после контрастного душа. Его снова согнули и втиснули в тесную клетку. Тело приняло уже привычное положение, на глазах русского полковника выступили слезы отчаяния. Он готов был уже завыть, сломаться, чтобы получить свинцовую пулю в голову, которая с каждой минутой мучений приобретала благородный окрас золота.

Сколько он еще сможет продержаться? Сердце натужно скрипело: недолго. Оно давало знать, что хозяин все же вскоре завоет. Случится это в тот миг, когда он сойдет с ума. Он не оценит облегчения от «золотой пули», ибо уже не будет чувствовать ни физической боли, ни отчаяния. От этого утрата сознания стала совсем близка.

Он казался себе жалким существом, потому что пытки превращали его в безумное животное; а еще несколько дней назад он и представить себе не мог, что в столь короткий срок можно сломить человека, даже такого сильного, как он. Оказывается, можно. Для этого нужны двое – сильный человек и искусный палач. И еще чуточку материала. У Безари материала было достаточно.

Орешин проклинал себя за собственную слабость и поминутно менял решения: то он хотел, чтобы к нему пришла помощь, то гнал ее от себя. Если будут предприняты шаги к его спасению, то освободят не полковника Орешина, а жалкое, сломленное существо с трясущимися руками и полусумасшедшими глазами на старом больном лице.

Анна...

Они истязали ее, измывались над ней.

Вовка, мальчик, неужели ты видел все это!..

Безари, сволочь! Я убью тебя!

Боже, дай мне силы...

И снова обморок. Падая в пугающую черную бездну, Орешин увидел бойцов своего отряда. Их было много, они шли по горячему песку с тяжелыми «эрдэшками» за плечами. Разгрузки надеты на голое тело. В обгоревших на солнце руках автоматы. Они идут, с трудом преодолевая подъемы, и лишь на спусках ускоряют шаг. Во главе отряда два человека, которые погибли из-за него: Стас и Николай.

Я здесь... Быстрее, ребята...

Внезапно накатившая ночь скрыла отряд, но в ушах Игоря еще долго стоял скрип песка под кроссовками бойцов. Они идут.

Так же внезапно наступил день, отбрасывая прохладное утро в сторону.

Жар, горящее горло, высохший желудок, память, которая продолжает истязать его.

Анна...

Вовка, мальчик...

Проклятия в свой адрес: вода, которую он выпил, горячей волной стекает по ногам на пол клетки.

«Ты, собака, метишь сейчас свою территорию».

Где-то в отдалении заиграл тамбур[7]7
  Тамбур – таджикский струнный инструмент.


[Закрыть]. Восточная мелодия бьет камнем по голове. Чей-то заунывный голос режет душу:

 
Словно воры, разденут тебя они,
И в пустой гроб положат тебя они.
И от смерти жестокой пощады не жди...
 

Губы непроизвольно вытягиваются, чтобы жалобным воем подхватить песню: «...и от смерти жестокой пощады не жди».

Безари, сволочь!..