Текст книги "Демонстрация силы"

Мягкий и неслышный удар о борт резиновым привальным брусом, и за леер спасательной шлюпки зацепился брошенный с катера абордажный крюк. Тимур Музаев повторил движения Кока с кормы, и теперь лодка расчалилась вдоль транспортника и дрейфовала вместе с ним как единое целое.

Клюев принял жест командира и легко поднялся по фалу, усеянному узлами-мусингами, до уровня палубы. Чижов надел, как на крюк, на его согнутую ступню невесомый штормтрап с алюминиевыми перекладинами. Тимур подтянул ногу и поднял трап к груди. На верхней перекладине были приделаны два крюка. Просунув перекладину в щелевой шпигат, Тимур потянул трап вниз, закрепив его крюками на ширстреке. Оставив фал, он перешел на трап и возвышался над товарищами, как гимнаст над зрителями.

Заработал двигатель катера по левому борту «Александрии». Джеб подал товарищам команду: «Внимание!» Через несколько мгновений заработала машина транспортника, и он медленно, как бы с натугой, неохотно взял прежний курс. Троса натянулись, окончательно взяв абордажный катер на буксир. Только шлюпка постанывала на талях, испытывая значительную нагрузку.

Прошла минута. Катер Рудольфо уже скрылся вдали. Половина команды «Александрии» отдыхала, вторая была занята текущими работами. Это время было оптимальным для оперативного проникновения на судно.

«Пошел!» – отдал команду Джеб. И Тимур, ухватившись за планширь, перемахнул через борт. Освобождая место следующему, он, пригибаясь, зашагнул с разворотом за левый от себя контрфорс, выступающий на добрых полметра. Оказавшись напротив операционной лебедки, нашел за ней временное убежище. За это короткое время на борт «Александрии» поднялась вся команда дайверов. Они сливались с тенями бортов, шлюпок и лебедок, в тени штурманской рубки, слабо освещенной изнутри.

Джеб первым потянул оружие из-за спины. Это был «микроузи» с магазином на двадцать патронов, длиной с армейский пистолет Стечкина. Идеальный вариант оружия для подобных мероприятий.

– Клюв, Тимур – на мостик, – быстро отдавал команды Джеб. – Кок – машинное отделение. Чижик, Весельчак – матросские кубрики. Родик – со мной.

Команда в мгновение ока рассыпалась на отдельные звенья. Бесшумно, как привидения, они скользили вдоль бортов и надстроек, каждый на свое место.

Клюев и Тимур отмеряли последние ступени к штурманской рубке. Став по обе стороны от желтой двери с иллюминатором посередине, они замерли на мгновение, прислушиваясь. «Давай», – кивнул Клюев. Тимур, взявшись за ручку, потянул ее вниз. Клюев несильно толкнул ее и первым оказался в рубке.

Штурман, одетый как капитан – в рубашку и брюки, – отреагировал на вторжение резким поворотом головы. Рулевой продублировал его движения, намертво зафиксировав руки на штурвале.

– Не двигаться! – по-английски предупредил штурмана Клюев, взяв его на прицел. – Почешешься – выбью твои поганые мозги!

И все же взгляд штурмана скользнул по щитку аварийной связи и громкого оповещения команды. Может, Тимуру показалось, что моряк сделал попытку поднять руку, но действовал на автомате. Резко убирая пистолет-пулемет за спину, он шагнул вперед и снес штурмана с ног передней подсечкой. Оседлав его, приподнял его голову и ровным голосом предупредил еще раз:

– Лежать тихо, руки на затылок. – Несильно двинув штурмана по голове, переключился на рулевого. – Ложись рядом с ним. Я поведу судно.

Клюев тем временем вывел из строя аварийную связь.

Рулевой, оказавшись рядом с начальником, повернул к нему голову и тихо-тихо прошептал:

– Пираты…

Весельчак и Чижов взяли под контроль матросов – и тех, кто отдыхал, и кто неосторожно показался на глаза абордажной команды на средней палубе. Они согнали матросов в один кубрик и держали их на прицеле израильских «узи».

Капитан не успел отпустить моряка, который принес в его каюту контрабандный груз. Моряка звали Андрей Степанов, он во второй раз участвовал в преступной операции и решил было, что и ему позволено взглянуть на содержимое мешка. Принюхался – там икра, черная, красная, без разницы. Или чешуя – настолько резкий был запах. Степанов стоял рядом с капитаном и многозначительно кивал белокурой головой. Олег Крамар поначалу не понял странных ужимок матроса, а когда разобрался, едва не рассмеялся ему в лицо. Они оба находились на той части судна, где даже пограничники и таможенники чувствовали себя неуютно, как на маленьком клочке суверенного государства.

– Ты хороший парень, Андрей, – насмешливо сказал капитан. – Только заруби себе на носу: не суй его так глубоко. Это не предупреждение, а совет. Людям, которые будут встречать нас в Новороссийске, это вряд ли придется по вкусу. Спи спокойно, зачем тебе ночные кошмары?

Степанов мысленно согласился с командиром: ночные кошмары ему ни к чему. Тем более ему идти спать через полчаса.

Он повернулся к двери и сделал шаг вперед. Мимоходом глянул на свое отражение в зеркале, висевшем рядом с дверью. Боковым зрением поймал еще одно отражение, на сей раз справа: над умывальником, отделенным от общего помещения плотной, сейчас распахнутой шторкой, висело еще одно зеркало.

В следующий миг матрос резко подался назад, не успев испугаться. Дверь открылась, пропуская в каюту капитана двух вооруженных людей…

Когда Степанов будет валяться на больничной койке, ему в голову придет оригинальная мысль: это Рудольфо Крис с товарищем решил вернуться за контрабандой. Что не было лишено основания: прошло чуть больше двух минут, как отошел от борта «Александрии» катер с чернокожим шкипером за пультом управления.

Лица пиратов были обрамлены и стянуты черными шлемами, наморщены до предела, словно каждый из них испытывал нестерпимые муки; словно вылетели они со стометровой глубины со скоростью пробки и каждой клеткой ощущали на себе непомерное давление, страдали от закипевшей, запузырившейся в жилах крови. Они в любой момент могли стечься в гидрокостюмы пенистой массой и развалиться вытащенными на берег медузами.

Может быть, эти странные ассоциации как преддверье близкого сумасшествия подействовали на матроса или виной всему стал неоправданный импульс самозащиты, обманувший матроса, что нападение есть лучший способ защиты. Он сделал обратный ход: резко шагнул вперед, поднимая руки к лицу. И даже вынес одну вперед, целясь противнику в голову.

Джеб, чье лицо действительно было наморщено как у старца, испещрено резкими складками, сделал одно-единственное движение. Вначале в сторону пошли его плечи, за ними – торс, последней сместилась вправо голова. Бедра же остались неподвижными. Равно как и глаза: Джеб даже не скосился на промелькнувшую в сантиметре от головы руку. Отпуская оружие, он вынес круговым движением свою руку, ударяя матроса в лицо. Степанов отлетел к умывальнику, ударился о его край головой и сполз на пол.

Джеб секунду оставался в той же странной стойке, которая ломала его фигуру в поясе. Когда его глаза встретились с глазами капитана, он принял нормальное положение.

– Уот из зис колд? – выдавил из себя капитан, предчувствуя, на каком языке пойдет разговор.

– Это называется – дать по голове, – ответил Джеб на английском. – Капитан, мне не хочется наклоняться. Поднимите мешок и подайте его моему ассистенту.

– Вы совершаете ошибку, – покачал головой Крамар.

Родин не стал дожидаться повторной команды командира. Он подошел к капитану и сильно толкнул его к стене. Потянул шнур, опоясывающий его, и несколькими отточенными движениями связал Крамару руки. Подхватив мешок за перевязь, Родин первым покинул каюту капитана и поспешил на мостик.

– Уходим, – кивнул он товарищам.

К Джебу присоединился лишь Клюев. Тимур побежал к матросским кубрикам.

– Уходим!

Чижов примкнул к нему. Весельчак отправился за Коком в машинное отделение.

Они собирались в шахматном порядке, не используя ни голосовой, ни другой связи. Но действовали так быстро и оперативно, словно слышали и видели друг друга.

Джеб на несколько мгновений задержал команду. Прежде чем покинуть судно, он прошел на мостик, открыл журнал и вписал в него две крупные буквы: JB. И быстро спустился вниз.

Клюев уже находился в лодке. Он принял от командира груз и помог ему ступить на борт. Потом по штормтрапу заскользили фигуры остальных боевиков. Последним спускался Тимур. Он аккуратно снял с ширстрека трап и ухватился свободной рукой за фал, удерживающий лодку. Бросив трап в кокпит, спрыгнул в лодку. Переглянувшись с Клюевым, Тимур приготовил водолазный нож. Едва Весельчак завел двигатель, пираты синхронным движением обрезали оба троса.

Мгновение лодка оставалась на месте – как рыба, отпущенная в воду. Затем с лихим креном отвалила от «Александрии» и взвыла обнажившимся из-под воды вин-том. Вода двумя упругими бурунами обтекала обшивку катера, взявшего курс на изрезанный бухтами берег Шарм-эль-Шейха.

Глава 3
Бегом на голгофу

8

Иерусалим, Израиль

Провал…

Это слово Иосиф Беннет ни разу не произносил вслух, но оно постоянно вертелось в голове. Рано или поздно, думал человек с агентурным псевдонимом Токи, придет время, когда возникнет необходимость прекратить все контакты. Легко оборвать связь с простым агентом, когда можно сделать это учтиво, с высказыванием благодарности за проделанную работу, размышлял резидент Камиля Хакима. С выдачей «выходного пособия», величина которого не была бы оскорбительно мала.

У Беннета была приличная квартира в районе нового города Каира, неподалеку от самой грязной площади Тахрир, рядом со станцией метро Sadat. Офис страховой компании, где Иосиф Беннет руководил отделом, находился на острове Гезира. На работу он всегда шел одним и тем же маршрутом: минуя мост и оперу, и буквально упирался в почти двухсотметровую каирскую башню, названную «башней ЦРУ»: она была построена на деньги, предназначавшиеся для подкупа первого президента Египта генерала Нагиба. Только недавно Иосиф Беннет поймал себя на мысли, что второе название башни начало давить на него: когда он едва не произнес вслух жуткое слово «провал». В ушах до сей поры стоял голос, раздавшийся утром позавчерашнего дня в телефонной трубке:

– Произошла утечка. Переходим на одностороннюю связь. Исключай из сигнальной связи «ошибочные» звонки по телефону. Мы предпринимаем меры. Следующая встреча в Иерусалиме: молодежное общежитие в Университетском городке. На твое имя забронирован номер.

Беннета не устраивала односторонняя связь – она вязала его по рукам, исключала любое самостоятельное действие, исключала то единственное, на что Беннет уповал больше всего: перестраховку. Он просто обязан был перестраховаться. Не прошло и получаса после тревожного звонка, а он уже входил в роскошный вестибюль Nile Hilton Hotel. На одном из таксофонов он набрал длинный номер.

Беннет звонил в Москву. В данном случае он мог доверять только одному человеку – с агентурным псевдонимом Артур.

– Я получил какую-то словесную ерунду. В ней мне больше всего не понравилось следующее: «Мы предпринимаем меры». Чуть успокаивает тот факт, что на мое имя забронирован номер в молодежном общежитии кампуса. Надо что-то делать, – предупредил Беннет, – как-то выходить из этого положения. Если я пойду на дно, и тебя прихвачу тоже. Ты понял меня?

– Я не знаю, о какой ерунде ты говоришь. Дождись меня в гостинице. Я постараюсь вырваться из Москвы. – Юлий Завадский выдержал паузу. – Никуда не дергайся. Ссылайся на меня, если тебя попросят перешагнуть хотя бы порог твоего номера. Кстати, какой номер забронирован на твое имя?

– Двести шестнадцатый.

– О’кей. Не дергайся, – повторил Завадский.

– Ты сможешь связаться с нашим другом и как-то прояснить ситуацию?

– Только не из Москвы. До встречи, друг.

У Беннета было два паспорта. В одном израильская виза стояла на странице паспорта, в другом на вкладыше – удобнее для того, чтобы проехать, к примеру, в Иорданию. Египет в этом плане был приятным исключением. Дабы не возникло вопросов со вкладышем, Беннет взял с собой другой паспорт. Его и рассматривал в данный момент седоватый администратор отеля, как две капли походивший на ведущего «Русского лото».

– Все в порядке. – Он вернул документ и повернулся к стойке за ключом. – Номер на ваше имя забронирован, но не оплачен. Шестнадцать долларов, пожалуйста. Это без завтрака.

– Могу я расплатиться по кредитной карточке? – пока еще сдержанно спросил Беннет.

– Конечно, – притворно улыбнулся лупоглазый администратор, без нужды поправляя золотистый галстук.

Токи мысленно выругался, распрощавшись с небольшой, но оскорбляющей его достоинство суммой.

– Отнести багаж в ваш номер? – любезно осведомился администратор. Вопрос он задал на чистом английском.

– Нет, спасибо, – с легким восточным акцентом ответил Токи.

Он подхватил дорожную сумку, поднялся на второй этаж этого традиционного здания гостиничного типа, даже с неким налетом восточноевропейской роскоши. Раньше Беннет чаще всего останавливался в небольшом частном пансионе с таким же названием – Youth Hostels в Бухарском квартале на Меир-стрит. Там не столько комфортабельно, сколько спокойно. Как в гостях у дальних родственников.

Токи распаковал багаж, прошел в душ, сполоснулся, сменил рубашку. Застегивая брюки, поглядывал на телефонный аппарат, с минуты на минуту ожидая звонка от Артура. Беннет был уверен, что Завадский, несмотря на занятость, сумел вырваться из Москвы и с минуты на минуту будет здесь.

Иосифу Беннету было тридцать девять лет. Он родился в Палестине, потом вместе с родителями переехал в Израиль. Спустя десять лет перебрался в Египет на постоянное место жительства, устроившись на работу в страховую компанию. Работа была связана с частыми командировками. В основном в Иорданию и Израиль. В настоящее время осталось мало возможностей попасть в еврейское государство из какой-нибудь арабской страны. Беннет прибыл из Египта привычным путем: проехал через Рафиах в сектор Газа, а оттуда в «город трех религий».

Он вел двойную жизнь и наивно, по-восточному считал, что жил вдвое дольше простых смертных. Он получал хорошие деньги, и тоже двойные – когда в долларах, когда в египетских фунтах.

В данную минуту он ломал голову над тем, в какой части цепи произошла утечка информации и не последует ли немедленный арест. Нет, качал головой Токи, спецслужбы Израиля не пойдут на такой шаг. Если предположить самое худшее, что сам Беннет оказался на крючке, то и в этом случае израильские разведчики могли рассуждать только в одном ключе: они имеют дело с опытным вражеским агентом, им нужны его связи – и это для любой разведки главное. Может быть, готовят ему какую-нибудь провокацию, надеясь, что он на определенном этапе совершит ошибку, занервничает. По сути, занервничал с первых минут и уже начал жалеть о том, что вышел на связь с Юлием Завадским.

Рассуждая, Токи словно разговаривал с невидимым собеседником.

По пути в гостиницу у него была возможность провериться, и он не обнаружил за собой слежки. Отметил, что солдат, которые в Израиле встречаются постоянно и повсеместно, стало больше.

Кроме Артура, он ждал «постороннего человека» от Камиля Хакима. Во-первых, чтобы получить дальнейшие инструкции, во-вторых – для консультаций. Он предположил, что на связь выйдет Лахман.

В это время по лестнице, устланной выцветшей дорожкой, поднимался посыльный. В руках у него была посылка на имя Иосифа Беннета с обратным адресом: «Israel Tourism Administration», Pilgrimage Division, P.O.Box 1018, Jerusalem». Это был адрес агентства, управляющего гостиницами для паломников: от фешенебельных до аскетичных. Это был самый мирный адрес, не вызывающий подозрений.

Токи едва не вздрогнул (нервы были на пределе), когда раздался легкий стук в дверь. Несколько мгновений он приводил дыхание в норму, потом, поправив ворот на рубашке, подошел к двери.

За дверью стоял молодой человек лет двадцати пяти в серой униформе: брюки, рубашка с короткими рукавами, кепка, надетая козырьком назад.

– Мистер Беннет? – спросил он, сверяясь с квитанцией.

– Да, – с небольшой хрипотцой отозвался Токи.

– Распишитесь, пожалуйста.

Посыльный подал постояльцу авторучку, квитанцию положил на продолговатую картонную коробку с крупными буквами: FedEx. Токи пробежал глазами текст: адрес молодежной гостиницы, номер 216, свою фамилию. Покивав, поставил росчерк. Ему не пришлось останавливать посыльного: тот не двинулся с места, дожидаясь чаевых. Беннет наскреб в кармане четыре шекеля – примерно один доллар, и вручил их парню. Тот кивнул головой в знак благодарности и споро прошагал по коридору. Токи провожал его взглядом до тех пор, пока посыльный не пропал из виду, спускаясь по лестнице.

Беннет зашел в номер, присел на кровать, еще раз вчитался в обратный адрес, пытаясь зацепиться за него и сделать хоть какое-то умозаключение. Насколько он знал, никто из связников раньше не использовал этот адрес.

Он резким движением выдернул бумажный шнур-уплотнитель и открыл крышку.

В номере прозвучал взрыв, от которого разлетелись оконные стекла. С рук и лица Беннета словно сорвало кожу. Он несколько мгновений сидел неподвижно, как анатомический манекен, демонстрируя переплетения мышц, а также строение глазных яблок, запекшихся на его обезображенном лице. Его руки все еще держали дымящиеся картонные лохмотья, когда он подался назад и рухнул на кровать.

Было ровно 14.30, когда Юлий Завадский вышел из такси на пересечении улиц Каплана и Давида Вульфсона. Расплатившись с водителем, он не спеша направился к Новому еврейскому университету. Широкие ухоженные газоны по обе стороны тенистой аллеи, отдаленно напоминающей Аллею Проповедников, радовали глаз и словно скрывали университетские корпуса. Ему навстречу попадались отдельные группки студентов. Одни оживленно беседовали, другие жевали бутерброды и запивали непременной колой.

На развилке, где в центральную дорогу вливалась еще одна, зажатая между двумя корпусами, один из которых входил в университетский городок, он остановился. Бросил окурок в урну и присел завязать шнурок. Поднял глаза на молодого человека в серой униформе и кепке. И тотчас вздрогнул: со стороны кампуса донесся приглушенный взрыв. А с другой…

Посыльный в это время шел по направлению к Новому еврейскому университету. На сотовом телефоне он набрал номер и коротко отчитался на иврите:

– Беседер.

А свободной рукой продублировал послание жестом: о’кей.

Завадский смотрел ему вслед не мигая. Посыльный не оглянулся на взрыв, как это сделали многочисленные стайки студентов. Его походка была деловой, уверенной.

Чтобы проверить свою догадку, Юлий бросил возиться со шнурками и в быстром темпе преодолел пятьдесят метров. С этого места открывался невзрачный вид на гостиницу. Она коптила развороченным окном на втором этаже и походила на гигантскую русскую баню, топившуюся по-черному. И безмолвствовала. Ни крика, ни шепота. Словно небольшой взрыв уничтожил и постояльцев, и обслугу. То сказалась организованность израильтян, привыкших к многочисленным терактам. Центральные двери были будто заколоченные. Завадский тем не менее точно представил себе картину на противоположной стороне гостиницы. Там из запасного выхода происходила эвакуация всех, кто находился в здании, в противоположную по направлению к взрыву сторону. «Грамотно», – нервно дернулись лицевые мышцы Артура.

Он бросил взгляд вправо, на молоденькую девушку, сжимающую в руке подтаявшее мороженое. Молочно-шоколадные капли оставили следы на рукаве ее рубашки и джинсах. Завадский взял из ее рук брикет и швырнул на газон. Вынул носовой платок и протянул его студентке со словами:

– Проклятые палестинцы!.. У вас не было родственников в этой гостинице?

– Нет, – покачала головой девушка, глядя прямо перед собой.

– Слава богу, у меня тоже.

Руки Завадского, пропитанные специальным составом, не оставляли отпечатков пальцев. Подавая студентке платок, он невольно коснулся оружия, устроившегося в кармане его пиджака. Это был специальный пистолет «глок» седьмой серии. Нечаянное прикосновение к оружию словно подстегнуло Завадского все же задать себе вопрос: «Кто опередил его?» Неужели спецслужбы Израиля? Ответ могли дать полицейские, примчавшиеся на место происшествия на двух машинах. А подтвердить догадку могли военные, появившиеся со стороны улицы Иегуды Бурла. Через минуту-другую тут все будет оцеплено.

Завадский поспешил в обратную сторону. Он словно споткнулся напротив урны и замедлил шаг. Именно на этом месте он встретился с молодым человеком в форме посыльного от фирмы FedEx, заглавные буквы которой красовались у него на груди и спине. «Странный посыльный – без авто или на худой конец велосипеда», – подумал Завадский, когда мельком глянул на него снизу вверх. Сейчас же, миновав место встречи с посыльным, смог ответить на свой вопрос – запоздало, что было несвойственно для такого опытного агента, как он. Ответ пришел на иврите и голосом посыльного: «Беседер». Что означало – «порядок», «дело сделано». Иосифа Беннета убрали израильские спецслужбы.

Опытный агент Токи-Беннет был загипнотизирован одной-единственной строчкой в словесном донесении – о переходе на одностороннюю связь, безошибочно анализировал Завадский, припоминая содержание телефонного разговора. Оперативники израильской разведки отрезали этой фразой Беннета от своих связников. Получив это сообщение, Токи попал в ловушку: он не мог сам адресоваться, а только ждать связи, причем в заранее условленном месте.

Все совпадало, за исключением некой небрежности со стороны исполнителя. Где подстраховка, транспорт, или он настолько уверен в себе, что пренебрег элементарными правилами? А может, в штаб-квартире «Амана» посчитали Иосифа Беннета мелкой сошкой и махнули рукой на сложившиеся традиции, до сей поры позволяющие военной разведке Израиля называться одной из лучших в мире? И не стала ли воображаемая отмашка командой отступить от обычая «чистой» ликвидации. Что, если, думал Завадский, агент в форме служащего сумел задать Токи несколько вопросов и получил на них ответы?

Такого не может быть.

А вдруг?..

Уже во второй раз за последние две минуты Завадский коснулся оружия. Он поставил перед собой задачу и с этого момента больше не сомневался. Он ускорил шаг, вглядываясь в беспокойные стайки студентов. «Куда пойдет отчитываться о проделанной работе оперативник, в местный отдел или его ждут в Тель-Авиве?» – спрашивал себя Завадский. От этого места до шоссе было около четырехсот метров. Скорее всего, машина дожидается мнимого посыльного там, где минутами раньше вышел из такси сам Завадский. Если посыльный не изменит маршрут и если Артур не ошибся в своих выкладках, по большому счету не имеющих под собой логики, он догонит его раньше, чем тот сядет в машину.

Настроение у него хорошее, гонял желваки Юлий Завадский, с трудом справляясь с желанием перейти на бег. Кажется, он что-то насвистывал, удаляясь по аллее. Какой-то веселый мотив. Был бы он таким ветреным, если бы получил от Токи информацию? Нет, он бы размышлял над ней. Если представить посыльного в качестве тупой машины, исполнителя, то его работа – не задавать вопросы, а умерщвлять.

Отчего-то Завадского передернуло от этого слова. И в тот же миг по телу пробежала приятная дрожь: он увидел человека в серой униформе. Примерно в пятидесяти метрах впереди. Его невыразительная казенная одежда отчетливо проявилась в толпе разодетых студентов. Последних становилось все больше. Весть о теракте в университетском городке коснулась лично каждого, и студенческая братия более или менее организованной толпой покидала учебные корпуса. И это столпотворение было на руку Завадскому. Теперь не было нужды маскироваться, прятать свои движения. В этом мельтешении рук, ног, на фоне восклицаний спешащей по аллее толпы он расстегнул на пиджаке пуговицу и откинул полу. Перевернул пистолет стволом вверх и стал накручивать на него глушитель. И по-прежнему неумолимо сокращал дистанцию: его жертва находилась всего в двадцати шагах.

Со стороны посмотреть – в толпе не было заметно волнения. Ее оживление и направление на гору Герцль говорило о страстном желании ворваться в прохладные залы Музея Израиля, разбиться на пары и скрасить своей молодостью визуальную серость скульптур Родена и Мура в парке Билли Роуза, раскинувшихся вокруг горы.

Впереди обозначился самый маленький корпус из всего университетского комплекса. К этому времени Артур догнал посыльного и дышал ему в затылок. Каждый миг был подходящим для выстрела. Его легкого хлопка никто не услышит, а на мертвого посыльного обратят внимание, когда через него перешагнут раз, другой, третий.

Завадский одинаково хорошо стрелял с обеих рук. В данном случае удобнее стрелять с левой – прямо в сердце посыльному, прикрывшись на время выстрела полой пиджака.

Вот сейчас можно стрелять, слева никого нет.

Артур переложил пистолет в левую руку, откинул полу и дважды нажал на спусковой крючок. И тут же разжал пальцы, выпуская оружие.

Он сделал все настолько быстро, что сумел обойти смертельно раненного агента. Разве что не оглянулся посмотреть на него. А увидел бы он застывшего на месте человека, с распахнутыми, как оконные рамы, глазами. Схватившегося за сердце, пустившего розоватую слюну…

Завадский отмерил двадцать шагов, прежде чем его настиг первый женский выкрик, а за ним еще один…

Он остановил такси, назвал адрес и удобно устроился на заднем сиденье. Водитель развернул машину. Миновав бульвар Герцль, он выехал на другой, носивший имя Вейцмана и ведущий в Тель-Авив. Там у Юлия Завадского, загримированного, как и при встрече с Камилем Хакимом, короткой бородкой и усами, были кое-какие дела.

9

Новороссийск – Москва

Матросу с торгового судна «Александрия» все время казалось, что однажды он, не приходя в сознание, скончается на больничной койке. Особо сильно его пугали частые и всегда внезапные падения в черную безмолвную бездну, «где нет ни света, ни дна и нет опоры под собой». Да, все как в стихах поэта: «Лишь черной ниткой ночь видна сквозь край, заделанный тобой». Врачи, словно он был беременный, а не трахнутый хорошим ударом по голове, успокаивали его: «Это временно». – «Но почему так часто?!» – наивно негодовал он.

Сегодня утром он выпил стакан сока, и его стошнило. В палате стоял кислотный запах рвоты, когда в помещение вошел высоченный человек в накинутом на плечи белом халате. В одной руке он держал кейс, в другой – полиэтиленовый пакет, в котором лежало что-то большое и круглое. Ориентируясь на рост посетителя, матрос предположил, что тот принес с собой баскетбольный мяч и сейчас начнет финтить по палате, подыскивая место для броска, пока не схлопочет от главврача три персональных замечания. Что при повторении вылилось в венерическую чушь: триппер зональных.

Гигант подошел ближе и выложил на тумбочку полосатый арбуз. Больной выдавил на лицо идиотскую улыбку.

– Моя фамилия Волков, – представился рослый незнакомец, – Сергей Анатольевич. Я работаю в оперативно-розыскном управлении ФСБ.

– Андрей Степанов, – отозвался матрос.

– Как себя чувствуете? – дежурно поинтересовался следователь.

– Вырвало перед вашим приходом, – сознался Степанов. – И сейчас подташнивает.

«Да он полный кретин!» – качнул головой Волков.

Он отказался от идеи спросить, можно ли убрать арбуз с тумбочки, предвидя ответ: «Ваш арбуз, делайте с ним что хотите». В общем, следователь предчувствовал непростой разговор.

Освободив место, он вынул из кейса несколько листов чистой бумаги, приготовил авторучку и по-деловому предупредил, что их беседа будет записана на магнитофон.

– У меня к вам предложение, Андрей: написать заявление о разбойном нападении, совершенном группой неизвестных лиц на судне «Александрия» в районе египетского острова Шакир, Красное море. Я правильно назвал?

Правильно, кивком головы подтвердил матрос. Что нельзя было занести на бумагу и прослушать при воспроизведении записи. От капитана судна он получил четкие инструкции: никому ни о каком нападении не говорить. Особенно раненому матросу. Он выходил из штурманской рубки, поскользнулся и упал. Очнулся… Правильно: он же вез контрабанду.

– Из всей команды мы остановились на вас, – продолжал следователь, – поскольку вы получили тяжкие телесные повреждения. Это в ваших же интересах. В этом заинтересована группа лиц, чей товар, скажем, был реквизирован во время нападения. Я уполномочен говорить и от их имени, – уверенно лгал Волков. – Потом при помощи уголовной регистрации – это система учета сведений о лицах, совершивших преступления – расследуем это дело. У нас есть все основания полагать, что это поможет в установлении факта прежнего привлечения нападавших к уголовной ответственности.

Матрос молчал, тупо глядя на следователя. Волкова не покидало ощущение, что он разговаривает с глухим. Впрочем, он сменил тактику и перешел на нормальный лексикон, несколько повышая голос:

– Что нападение на «Александрию» – не единичный подобный случай. Если вы не можете написать заявление в силу физического состояния, я попрошу сделать это постороннее лицо – медсестру, например, а вы подпишете заявление. И еще: вы несете уголовную ответственность за дачу ложных показаний, а равно за отказ или уклонение от дачи показаний, будучи приравненным в этом отношении к свидетелям. Я думаю, время, когда вы находились под непосредственным впечатлением события, прошло.

Матрос мысленно выругался. Придется писать заявление. И состояние вроде бы улучшилось. Явных признаков падения в пугающую бездну уже не ощущалось.

А вообще Степанов понял, что стал как бы другим человеком, будто у него действительно перевернулись мозги. Он начал задумываться над вещами, которые раньше дерьмом проплывали мимо него. Он стал замкнут. Единственное, чего не мог понять до сей поры, – это зачем он ввязался в неравный бой и получил по башке. Если вел себя безрассудно, то после сотрясения мозга стал рассудительным и здравомыслящим? Его глаза беспокойно зашарили по палате в поисках ответа, пока не наткнулись на безжизненное лицо следователя, который принес с собой арбуз.

– Хорошо, – наконец отозвался матрос. – Диктуйте, я напишу заявление.

«Не верю…» – покачал головой Волков.

Он отказался от мысли прослушать свободный рассказ потерпевшего – пусть пишет на бумаге. Он подал матросу авторучку и стал неторопливо диктовать текст заявления.

На следующий день приехал в Москву. Он припарковал свою «Волгу» напротив офиса фирмы «Алмаз-Инвест» и прямиком направился к директору.

Его принял смуглолицый человек лет сорока пяти, одетый в дорогой костюм. Звали его Юрием Хургаевым. Он имел отношение к спецслужбам, но не был кадровиком. Про него Волков еще два года назад слышал: «Не специалист, конечно, но кое-что знает». Хургаев некогда входил в состав директоров Новороссийского морского пароходства. Курировал администрации морских портов и инвестиции в портовые хозяйства.