Текст книги "Страсти в неоримской Ойкумене – 1. Историческая фантазия"

Невесело усмехнувшись, я завершил обход второго этажа, поднявшись по перепускной лесенке на верхний барабан работавшего «отопустика». Там было не слабее, чем в кузнице у Гефеста – градусов шестьдесят, не меньше, да и шум соответствующий. Обливаясь потом, я проверил основной и контрольный предохранительные клапана с помощью их кратковременного надрыва, выбросив в вечернее небо грохочущие облачка насыщенного пара. От продувки водяных стекол и трехходового крана Главного Указателя Давления мне пришлось отказаться в силу абсолютного незнания сей непростой операции. Грация тоже предупреждала, чтобы не лез.

А вон и она сама: стоит внизу и машет руками, предлагая спуститься. Давно пора, ибо взопрел-с…

– Как обстановка на первом этаже? – деловито спросил я, очутившись рядом с девушкой. – На втором все в норме!

– Вот и хорошо, вот и замечательно! У меня тоже почти ажур – кроме вредных сальников на бедной, несчастной ПНУ. Можете себе представить, их так и не удосужились подтянуть! Я уж и не заикаюсь о набивке новых!

– Вредные здесь кое-кто другие. И вдовесок наглые, ленивые и вечно пьяные. Не находите?

К немалому моему удивлению, Грация не приняла шутливого тона – более того, она нервно мотнула своим «хвостиком» вправо-влево, словно проверяя, не подслушивают ли нас. Без какой-либо наигранности, вполне серьезно.

Не понравилось мне это. Как и многое другое, подмеченное в поведении здешних аборигенов еще вчера: от снисходительного презрения к своим коллегам по работе и до зоологической, почти обезьяньей ненависти к орудиям труда, которые никогда не клали на место, но остервенело швыряли, куда придется – и чем громче, тем больше это доставляло аборигенам удовольствия. А поскольку в покрытии пола преобладало листовое железо, то в такие минуты звуковое оформление их радостного мироощущения громыхало и звенело по всем закоулкам отопительного центра.

Я уже не ожидал, что растревоженная Грациэлла ответит на мой риторический вопрос, у которого внезапно обнаружилась некая провокационная составляющая, но определенное разъяснение все же получил:

– Понимаете, Леонтиск, в нашей профессии, как и в большинстве других в Империи, сохранилось довольно много не слишком-то приятных традиций. Вот… в армии, говорят, существует поговорка: «Легионами командуют генералы и сержанты». То есть, я хотела сказать, военные легаты и декурионы…

– И это во многом соответствует истине.

– …а у нас всегда главными считались наладчики и ремонтники. Официальные же начальники, вроде «короля» Григория Саблюния, по сути – обыкновенные средние администраторы и мелкие снабженцы, вынужденные то и дело выпрашивать у скаредных кладовщиц Учреждения разные технические запаски, спецодежду, хозяйственное мыло, стеклышки для светильников… Нет, туалетную бумагу нам приходится покупать самим – кстати, ее в кабинке нельзя оставлять ни в коем случае! Непременно утащат, и концов не найдете!

– Знаете, я все же рискну…

– Не найдете, честно ведь предупреждаю! Но я, кажется, отвлеклась. Так вот, сейчас наши наладчики вроде бы смирились со своей далеко не первой ролью в производственном процессе и просто халтурят без особого желания навредить. Да и свободный график у них, как-никак… позволяет подрабатывать на стороне. Ну, а господа ремонтники по-прежнему не упускают возможности всячески подчеркнуть собственную невероятную значимость. Как это они делают, вы уже видели.

– К сожалению. Инфантилизм просто невероятный! На уровне откормленных недорослей из зажиточных семейств сельских этрусков. «Вдоволь откушавши сала, не забудь громко порыгать над ухом у тех, кто хавает лишь тюрю…»

– Увы, очень похоже. И каковы же перспективы на совместное существование с подобными типами? Или драться, или устраняться, или терпеть – нам приходится выбирать последнее.

– Мило! И с какой стати?

– А мы полностью от них зависим. Не забывайте этого, Леонтиск, прошу вас.

Произнеся эти слова, Грациэлла извиняюще улыбнулась и, опустив голову, медленно направилась в сторону щитовой. На ходу она один разок обернулась – теперь ее улыбка была явно приглашающей. Пожав плечами, я последовал за ней.

«Бедная, несчастная ПНУ», расположенная как раз напротив сигнальных щитов, оглушительно ревела и заливала горячей водой пол на добрый десяток локтей вокруг себя. Поодаль у фильтров очистки природной воды бодро шуровала Шурейра-мавританка – восхитительных габаритов баба с повадками маркитантки или буфетчицы, но уж никак не подсобной рабочей. Завидев нас, она мощно выпрямилась и прокричала что-то жутко возмущенное, тыча всей пятерней в разлившееся водное безобразие. Кажется, мне, как настоящему мужчине, предлагалось незамедлительно навести порядок в своем хозяйстве.

Предусмотрительная Грация ловко вскочила на предназначенное для еще не привезенной ТНУ бетонное основание, сохранив, таким образом, свои тапочки сухими. Оттуда она искоса посматривала на меня – выжидательно и не без некоторой надежды. Немного подумав, я двинулся к ней вброд.

С сожалением оглядев мои короткие сапожки (старенькие, обрезанные греческие педелы), съежившиеся от кипятка, девушка живо подвинулась вправо, освободив место рядом с собой. Подождав, покуда я не устроюсь на ее постаменте более-менее надежно, она лихо чирикнула мне на ухо:

– Можно попробовать включить ВНУ! Или даже вызвать аварийно-диспетчерскую службу!

– И что хуже? – задумчиво каркнул я в ответ. Слева перешли на язык насекомых и застрекотали, не хуже кузнечика:

– Это наверняка будет тот самый хрен, который уж никак не слаще этой самой редечки! ВНУ не трогали аж полгода, и объяснительных записей в сменном свитке не имеется. Может в два счета сгореть при пуске – такое уже было прошлым летом! «А-Дэ-эС», конечно, приедет и все починит, но при этом непременно что-нибудь стибрит из нашей мастерской для своих нужд. Например, во-он ту задвижку. За ними не уследишь: их будет, по меньшей мере, шестеро против троих нас. И кроме того, каждый вызов «аварийки» – большой минус в работе Короля и К°. И они непременно найдут способ припомнить нам эту ночку. Серьезной поломки ведь не произошло!

– Ну, просто блес-с-ск! – в качестве эмоциональной добавки я использовал натуральный змеиный посвист. – Скажу так: свинья ваш Григорий Скучный! Вместе со своей сволочной сворой.

– Хрюшки, конечно. Но разве другие «короли» и их свита лучше?

Это было сказано с неподдельным унынием. Шурейра же у фильтров, напротив, подбоченилась и рявкнула на нас почти по-медвежьи.

– Ключ на «19» имеется? – обратился я к Грациэлле. – Отлично, давайте. До утра, конечно, не дотянем, но часа три-четыре будет сухо. Потом придется подтягивать опять.

Ключик оказался у моей напарницы в кармашке халатика – значит, подобное развитие событий предвидели заранее. Впрочем, в любом случае я был последней опорой и надёжей для слабых женщин…

– Вообще-то, я и сама немножко умею! – прокричала со своей возвышенности Грация, с облегчением наблюдая, как уверенный в себе муж решительно орудует гаечным ключом, прикрываясь от жгучих брызг истрепанным листом асбеста. – Вот только никак не могу запомнить: в какую сторону крутить? Нет-нет – то, что завинчивают по часовой стрелочке, а открывают наоборот, это я знаю. Но ведь встать по отношению к ПНУ и подобным ей механическим чудищам можно по-разному! Если носом к востоку, то проблем нет, а вот при повороте на сто восемьдесят градусов «лево» и «право» коварно меняются местами!

– Все элементарно, – заверил я, методичными рывками превращая многочисленные фонтаны в редкие струйки. – Нужно всегда становиться лицом к торцу болта, на котором сидит гайка. И только-то!

– Ой, и правда, как просто! Хотя через недельку непременно позабуду…

– А младший оператор на что? Не беспокойтесь, он напомнит!

(Служебная возрастная категория была мною упомянута намеренно, с целью проверить реакцию умненькой девицы на мою явно притворную покорность. Девица и ухом не повела).

Плохо. Неизбежное объяснение придется начинать мне, а при таком раскладе налицо сплошные минусы и ни одного плюса. Недаром основной закон тонкой восточной дипломатии гласит: «Кто первым заговорит о проблеме, тот в итоге и проигрывает». Что сплошь и рядом подтверждает и грубая западная повседневность.

Шурейра грузно прошествовала мимо меня с «ленивкой», обмотанной в несколько слоев половой тряпкой из мешковины; внушительно развернулась, словно катапульта на боевом рубеже, примерилась – и за один заход прогнала почти всю воду к дренажным ямам. Нет, что ни говори, а есть еще женщины в ромейских поселеньях городского типа! Особенно, если они родом из Западной Африки…

Грациэлла выглядела очень довольной после устранения «зловредной» неполадки: как выяснилось, вид бесконтрольно разливающейся воды вызывал у нее необъяснимое чувство сильного дискомфорта. Забравшись на кожух статора и держась одной рукой за трубу разгрузочной линии, она живо прочистила заостренной палочкой систему охлаждения, удалила лишнюю смазку и восстановила резиновый шланг. Потом, склонив головку, прислушалась – и озабоченно заявила, что голосок движителя ей не нравится. Типичный посторонний шум!

– Совершенно верно, подшипники постукивают, – согласился я. – Но ховякнутся они еще не скоро, и на ближайшую неделю причин для волнений нет.

– Все равно, очень и очень их жаль! – объявила Грация и, примерившись, аккуратно спрыгнула на мокрый пол. – И вообще, ПНУ – моя любимая установка в нашем отопительном комплексе. В полтора раза мощнее, чем ВНУ. С ней чувствуешь себя надежно и в самой-самой разаварийной ситуации!

– То есть? – заинтересовался я, ибо на сей раз девушка обосновала свои абстрактные эмоции ссылкой на реальную физическую величину. – Если мне не изменяет память, то при аварии избыточная мощность ничего, кроме хлопот, не приносит!

– Так то ж в нормальных рабочих условиях! А в дурацких наших я могу нарисовать следующую ужасно тревожную картиночку…

– Спасибо, не нужно! – мне пришлось поспешно прервать очередной взволнованный пример успокаивающей вибрацией выставленных перед собой ладоней. – Действительно, запас карман не тянет – как это мне сразу на ум не пришло?

Грациэлла с сожалением закрыла свой предельно распахнутый по вертикали ротик, выдохнула из наполненных легких ненужный воздух через носик и машинально вытащила початую пачку «Легионерских». Тут же спохватилась и мучительно покраснела.

Забавная девчонка. Вроде, взрослая, а порой ведет себя, как ребенок.

– Не угостите ли и меня?

Я неспешно протянул руку.

– Конечно, с удовольствием, сейчас! Минуточку… куда же я ее спрятала? Ага, вот она где! Берите, Леонтиск, это отличная папирусса! Может быть, выйдем на свежий воздух?

– Почему бы и нет? Только насчет курева я предпочел бы как раз ваши. Извините, но «Консул» – это для дам.

– Да? Ну, хорошо, давайте меняться… А теперь предлагаю подняться на крышу – погода такая замечательная! Заодно и состояние бака-накопителя проинспектируем. А здесь пока моя Шурейра подежурит… Ой, Шушечка, не фыркай так возмущенно! Ладно-ладно, можешь к чаю взять из моей сумки шоколадные конфеты. Смотри, не больше двух штучек!

…К половине десятого вечера воздух за стенами здания действительно получил право называться свежим. Гортань перестала сохнуть при малейшем вдохе-выдохе, и можно было совершать весьма энергичные движения без риска моментально увлажниться. Несмотря на приличный шум работавших механизмов, без труда проникавший в лоно оврага сквозь оконные стекла и бетонные перекрытия, дружный стрекот невидимых цикад в густых, высоких травах мне казался приоритетным.

Вполне можно было подымить и на досточке-скамеечке у входа, однако пришлось последовать за деятельной Грациэллой – обойти с южной стороны отопительный центр и выйти к солевым ямам. Над ними колыхался густой пар, а изнутри доносился плеск и клокотание насыщенного раствора. Мне тут же зловещим шепотом сообщили о том, как однажды туда свалился и сварился вкрутую некий поддатый бомж. Я испугался; тогда меня поспешили подвести к месту выхода топочных газов и показали, где именно заснул и задохнулся какой-то нетрезвый бродяга. Я ужаснулся, а Грация сделала большие глаза и наказала дальше двигаться осторожнее. Поднимаясь по прогибающимся проволочным ступенькам к подножию огромного накопителя, блестящий цилиндр которого был поднят на значительную высоту, я уже по собственной инициативе захотел получить подробную информацию об очередном забулдыге, кого наверняка угораздило по пьянке шмякнуться с этих уступов вниз – и с облегчением узнал, что дураков лезть сюда под градусом пока не нашлось. Правда, по секрету мне поведали об одной сумасшедшей ночевке ремонтника Сергия Шлеппия (и даже не на крыше, а на самой верхотуре, возле сливных кранов!), но он надрался в драбадан уже будучи непосредственно на месте. Что его и спасло, ибо, пробираясь впоследствии по-пластунски к выходу, Сергий намертво запутался в туго натянутых резиновых тросах ограждения и, вконец обессилев, отказался от дальнейших беспорядочных поползновений. И мирно прохрапел до утра, свесив голову и обе руки в стодвадцатифутовую пропасть…

– Кстати, не хотите ли посетить эту историческую площадочку?

А не возбраняется. Мы же, как стеклышки.

Площадка представляла собой классический треугольник для проверки в натуре остроумной гипотезы Пифагора – с гипотенузой из ряда горизонтальных труб, тщательно изолированных стекловатой и жестью. В качестве короткого катета выступала толстая крышка, похожая на старинный галльский щит, обтянутый звериными шкурами, – под ней пряталась стройная уровнемерка в окружении парочки пузатых указателей. Их грубые черные стрелки возбужденно дрожали и без зазрения совести врали и об избыточном давлении пара, и о слабом напоре воды. А вот тонкое стекло честно показывало заполнение бака ровно наполовину, что подтверждалось и сигнализаторами уровня, размещенными внутри центра на специальном щите и отлично видимыми отсюда даже через годами не мытое окно второго этажа.

Грации понравился мой шутливый образ флиртующих указателей – она мгновенно извлекла откуда-то помаду, чтобы пририсовать им забавные рожицы, но затем разумно отказалась от своего намерения, со вздохом признав его ребяческим. Короткий тюбик «Улыбки Венеры» в ее подвижных пальчиках сменился на длинный прямоугольник кремниевой зажигалки, от которой мы по очереди и прикурили.

«Легионерские» оказались препорядочной дрянью, и я старался пореже затягиваться, делая вид, что увлечен созерцанием пейзажа за северными склонами оврага. В ту сторону уходила труба главного паропровода – сначала на двойных металлических опорах, а затем полностью исчезая под землей. Из нее она выныривала уже в доброй полумиле от нас и, снова опираясь на металл и камень, устремлялась к угрюмому бору, который был заколючен в соответствующего предназначения проволоку не хуже нашего Учреждения. Не знаю, что за таинственные секреты он скрывал под плотной темной зеленью елей и сосен, но вряд ли речь могла идти о чем-нибудь действительно серьезном. Иначе меня сюда так просто не устроили бы даже в нынешние напрочь бессовестные и пофигистские времена. Даже с помощью многоопытного Максимия Луния. Тем более по поддельному удостоверению оператора пятого разряда…

Летние вечера в захолустных малоэтажных городках – наверное, единственное, что там есть хорошего, но именно этой неподвижной тишины так не хватает большим и малым столицам Империи. В них суматошный день перевоплощается в не менее шумную и суетливую ночь внезапно и легко, наподобие двуцветного плаща бродячего мима, в мгновение ока вывернутого наизнанку для поддержания интереса искушенной публики к однообразному театрализованному действу. Городские небеса источают мягкий, чистый свет; власть Аполлона кажется беспредельной – и вдруг за считанные минуты, потраченные на рассеянное созерцание очередной шикарной витрины, за твоей спиной уже развернула свои крылья густая фиолетовая темнота. И хотя со временем к этому неизбежно привыкаешь, как и к пьяным голосам, и нетвердой поступи ночного патруля по сырой брусчатке за низкими, беззащитными окнами твоего дома; и к жидовским манерам нынешних эскулапов, сначала требующих предоплату и лишь потом перевязывающих открытую рану, и к прочим невеселым приметам новейшей «свободной эпохи» – подчас издерганная нервная система нет-нет да и дает сбой. И тогда, казалось бы из ничего, возникают дикие стрессовые ситуации с непредсказуемыми последствиями и полной невозможностью понять причину рокового срыва. В самом деле, не станешь же всерьез сетовать на резкую смену дня и ночи как в реальной, так и в символической их ипостасях?

В мегаполисах не бывает вечеров. Да и утра тоже. Что это: кара Богов за наши неуемные амбиции или необходимая плата за сомнительные прелести цивилизации – не знаю.

А здесь… здесь, в провинциальных ромейских поселениях, затерянных среди пасторальных равнинных лугов и поэтических вересковых холмов, переливы небесного перламутра в темно-сиреневые тона происходят так постепенно и незаметно, что нам, усталым узникам Ойкумены, милостиво предоставляется короткая передышка. И после нее, даже не будучи в душе философами, мы вновь на время обретаем способность видеть окружающий нас мир живым и ежесекундно меняющимся. И с детским удивлением воспринимаем обыкновенные придорожные деревья не в качестве стандартных двухмерных декораций, но как полноценные существа – гораздо более древние и свободные, чем сам невесть что возомнивший о себе «homo»…

Заметив мою задумчивость, Грациэлла не стала надоедать своими разговорами, хотя хорошо было видно, как сильно ей хочется задать какой-то вопрос. Переборов себя, она вздохнула и, умело стрельнув окурком в наглую галку на перилах, принялась смотреть в том же направлении, что и я – на стройные березки, которые двойной шеренгой прикрывали единственное коротенькое ответвление в остальном идеально прямой Грабциевой дороги. По счастью, деревца не пострадали от привычных здесь проволочных извращений, а скособоченный брус полосатого шлагбаума был всего один и лишь у самого леса. Общей картины с красавицами древодевами он не портил.

Впрочем, я еще не знал, разделяет ли Грация мой эллинский взгляд на природу. Возможно, ей, как и нашим практичным соседям-германцам, березовые бревна, поленья, доски и прочий увесистый лесопромышленный материализм куда ближе и естественней для понимания.

Хотя, скорее всего, я к ней несправедлив. Ведь перемены в настроении собеседника она чувствует отлично, а это значит… Или ничего не значит? У нас же не возбраняется приятным голоском цитировать наизусть целыми страницами Менандра для гостей, что слева; а затем, круто развернувшись вправо, орать до хрипоты на служанку, случайно разбившую грошовый горшок. И получается, что расслабляться мне никак нельзя.

Да, оптимизма не густо. А причин тому тьма-тьмущая.

Я заметил, что девушка уже посматривает на меня чуть ли не страдальчески, и понял, с каким трудом дается бедняжке каждая новая минута молчания. Что ж, можно у нее чем-нибудь и поинтересоваться, но только сугубо конкретным и не слишком сложным. Ну, например…

– Скажите, а вы не могли бы разъяснить особенности построения графика нашей работы? А то я не соображу, когда же будет следующая смена?

Рядышком мгновенно оживились и радостно затарахтели…

– …и на самом деле, все очень-очень просто! Вчера мы трудились 12 часов днем, сегодня столько же ночью, и теперь нас ожидают приятные двое суток отдыха! А затем весь цикл повторяется со сдвижкой на денек вперед каждую неделю. И вот вам распрекрасная перспективка: понедельник-вторник работаем – среду-четверг отдыхаем; далее пятница и суббота бум-бум – воскресенье и понедельник бай-бай… заметили сдвижечку, заметили? Вот и разобрались! Можно точнехонько рассчитать все свои праздники и будни на год вперед! Верно же удобно? Правда, как хорошо?

Просто замечательно. Особенно, если учесть, что это была долгожданная финальная часть многоминутной экспресс-лекции о роли времени и пространства применительно к нашим утилитарным жизненным процессам…

– Эй, вы там! Романтические мечтатели под отсутствующей Селеной! Продувку системы на десять делать будем? Между прочим, вода в «барабанах» на редкость плохая!

Мы, соответственно, вздрогнули и ойкнули – уж больно неожиданным было появление Шурейры на асфальте под нами. Удивительно, каким образом ей удается при такой-то комплекции передвигаться практически бесшумно?

Я и глазом моргнуть не успел, как Грациэлла вихрем слетела вниз и набросилась на аппаратчицу с мало понятными мне профессиональными нападками – в ответ на нее посыпались не менее возмущенные упреки. Моментально тихий буколический вечер бесследно исчез: такого невероятного гвалта мне не приходилось слышать и в сиракузском порту. Ступни пристукивали, груди вздымались, рукава широко взлетали вверх, пальцы щелкали так, словно были снабжены кастаньетами… «Химочищенку впустую лить? И не подумаю!» – «Грачонок, не ерепенься, а иди и продувай! По минуте из боковых коллекторов и не меньше двух из нижнего барабана!» – «С ума сошла или как? Уровень же уйдет!!» – «Ничего, подпитаешь! Смотри, а не то всё в свой рабочий свиток пропишу!» – «Ну и пожалста, ну и на здоровье, а я – в свой! Как думаешь, Шушечка, кто завтра первым Короля увидит? Кому он поверит?» – «Ах ты, суч… стукачка маленькая!» – «Во-первых, не маленькая, а высокая; во-вторых, от такой и слышу! Смену надо лучше принимать! А то вы там друг дружку выгораживаете, а нам, операторам, отдуваться приходится!» – «Да чтоб язык твой к зубам навеки прилип! Сама же отлично знаешь, что Берберихе все до пи… до пирамид египетских – ее же сама Вертения прикрывает! Обе у кобелирующего Григория Саблюния в подстилках числятся!» – «Не обе, а только Наталия. Нет, с какой стати: они воду запороли, а мы на ушках стоять должны?!» – «Можно подумать, что впервой!» – «В том-то и дело, что нет! Поэтому нам обеим прекрасно известно: эти продолжительные продувки, как мертвому припарки! Всё равно ведь бак-накопитель полностью сливать придется и заполнять заново, так? Ну, чего замолчала? Чего нос повесила? Регенерацию-то Бербериха хоть сделала?» – «Если бы…» – «Да-а-аа… Жаль, Леонтиску наверху всё слышно, а не то я бы изъяснилась немножко покруче! Нет, вот возьму и назло всем выражусь… подставляй ухо!» – «Ничего себе, сказала я себе! И откуда ты, птичка моя, знаешь столь мерзкие выражения?»

Понимая, что назревают некие не слишком приятные события, я поспешил спуститься к спорящим возбужденным дамам. Вообще-то, упомянутая спешка была очень и очень относительной, но моей больной ноге и таковая явно не понравилась. Она незамедлительно заныла – от щиколотки и до паховой области. Традиционно доступная терапия в виде сгибания колена и подрагивая икрой помогли мало.

С моим появлением запал производственной склоки сам собой иссяк – мавританка нехотя развернулась и поплелась прочь, а Грациэлла смотрела ей вслед с весьма озабоченным видом. Вскоре он сменился на неодобрительный после того, как Шурейра мимоходом и совершенно без усилий столкнула в яму огромную глыбу красноватой соли, чем вызвала резкий перелив раствора через края и прямо на свои босые ступни. Обожглась, конечно, однако виду не подала.

– Теперь злюшничать и психовать бесполезно, – логично прокомментировала ее действия Грация и грустно вздохнула (все вдохи-выдохи бывали на редкость эмоциональными). – Пойдемте, Лео, нас ждут великие дела…

– А я-то, напротив, рассчитывал на безделье за вечерним чаем!

– Как же без этого? Правда, немножко попозже или… или можно и сейчас, но в походной обстановке. С видом на сигнализаторы уровня. Выбирайте!

– Не имея информации? Что конкретно нам предстоит?

– Сейчас увидите! Беготни на длинные дистанции не будет, не бойтесь.

– И на том спасибо…