Текст книги "Сталин-Победитель. Священная война Вождя"

Очевидно, что к началу войны иметь развернутой систему, которая бы обеспечила тыл, управление и пополнение ВВС, не представлялось возможным. А потому наша авиация, потеряв определенное число машин на земле, в воздушных боях, из-за поломок и аварий и других обозначенных факторов, просто РАСТАЯЛА.

Не единственной, но, безусловно, определяющей коренной причиной разгрома авиации приграничных округов явился именно мирный режим службы авиачастей, войскового тыла и нашего государства в целом.

Германский блицкриг был основан на страхе. Безжалостным бомбардировкам подвергались прежде всего населенные пункты. Агенты абвера – это не выдумка, а реальность. Так, при нападении Германии на Польшу распространились слухи о жестокости обращения немцев с местным населением; говорили, что фашисты сбрасывают с самолета ядовитые конфеты, отравляют воду и скот. Людям казалось, что воплотилась казнь египетская. Слухи, соединенные с ревом пикирующих на города «Юнкерсов-87», вызывали панику у населения, дезорганизовывали работу властей, провоцировали массовое бегство гражданских лиц, потоки которых запруживали дороги и мосты, деморализуя своим видом идущие к фронту войска, создавая у них иллюзию неминуемой катастрофы.

В СССР толпы беженцев были полны немецких агентов и диверсантов, которые уничтожали линии связи, сеяли панику, убивали командиров. Так, 22 июня 1941 года был убит командир 22-го мехкорпуса Юго-Западного фронта генерал-майор А.И. Кондрусев. Во главе корпуса, насчитывавшего только танков 700 штук (!), оказался начальник штаба, по званию полковник. Для примера: 5-я танковая армия, схватившаяся под Прохоровкой с фашистами в 1943 году, имела около 650 танков, на которых приходилось 6 – 7 генералов! Неудивительно, что корпус Кондрусева, потеряв единственного генерала, оказался неуправляемым. Вот оно, сталинское «кадры решают все» – это было с болью сказано, поскольку легче оказалось наделать танков, чем вырастить командиров, генерал – не взводный, генералов-то училища не готовят! И дело тут не в репрессиях, которые якобы обезглавили армию. Военачальник рождается в сражениях, и только в сражениях, а войн-то не было! Кто на июнь 1941 года у нас имел боевой опыт командования соединениями? Жуков, Тимошенко, Павлов. Ну, вот и все, пожалуй. Позднее, когда Красная Армия год отвоевала, недостаток в командирах отпал сам собой.

Сейчас уже приучили народ считать, будто вся довоенная наша боевая подготовка – это сплошное шапкозакидательство, «двойным ударом на удар, малой кровью», «броня крепка, и танки наши быстры» и т.п. Это совершенно неправильный, искаженный подход. И Сталин, и военное руководство, и правительство делали все, чтобы армия соответствовала требованиям современной войны. Сам Сталин буквально еженедельно выступал перед различными аудиториями военных и подробно с ними беседовал. Вот только некоторые из высказываний Сталина в адрес военных, сделанных в 1940 году:

«...у нашего бойца не хватает инициативы. Индивидуально он мало развит. Он плохо обучен, а когда человек не знает дело, откуда он может проявить инициативу, и поэтому он плохо дисциплинирован. Нам нужен новый боец. Его нужно и можно создать: инициативного, индивидуально развитого, дисциплинированного».

«...не достаточно, что политработник на словах будет твердить «партия Ленина-Сталина», все равно, что аллилуйя-аллилуйя. Он должен быть политически стойким, политически образованным, культурным, знать военное дело».

«...Гражданская война – это не настоящая война, потому, что это война без артиллерии, без авиации, без танков, без минометов... за все существование советской власти мы настоящей войны еще не вели. Мелкие эпизоды в Маньчжурии, у озера Хасан или в Монголии – это чепуха, это не война...».

«...армию надо изо дня в день совершенствовать. Любой политик, любой деятель, допускающий чувство самодовольства, может оказаться перед неожиданностью, как оказалась Франция перед катастрофой».

«...надо признать, что пока у Германии лучшая армия в мире... Немецкие танки в массе превосходят наши танки, но наши талантливые конструкторы создали средний танк Т-34 и тяжелый танк КВ, которые превосходят по своим боевым качествам аналогичные немецкие танки. К сожалению, их еще мало. Надо признать, что пока у немцев лучшая в мире авиация».

«...уроки Финской войны очень суровые. Надо признать, что они показали – Красная Армия не подготовлена к ведению современной войны. Принимаются экстренные меры в целях устранения серьезных недостатков военной техники и боевой подготовки войск».

Более полно и адекватно, по-моему, ситуацию перед войной представлять было просто невозможно, и Сталин ориентировал военных на решение совершенно конкретных проблем, которые здесь все перечислять нет смысла. Больше ничего глава государства делать не должен был и сделать и не мог!

Что же касается бравурных маршей и громких лозунгов, то это не более чем контрпропаганда. Фашисты стремились запугать противников слухами о своей непобедимости, о германской военной машине, поэтому советская пропаганда ставила обратную задачу – поднять боевой дух, не бояться врага.

На тех участках фронта, где фашисты не могли применить быстрые прорывы, дезорганизовать наш тыл, выйти на оперативный простор, а где требовалось решить вопрос «кто кого?», как говорится, лицом к лицу, преимущество вермахта над Красной Армией не проявлялось в резкой форме. Не мог в силу географического фактора сработать блицкриг на Севере, под Одессой и Севастополем, под Таллином, – и немцы терялись – не находили решения, а в районе Мурманска вообще не смогли перейти государственную границу СССР.

Именно воздействие морального фактора сыграло на начальном этапе войны роковую роль в развитии событий. При этом колоссальное значение имел тот факт, что расположения наших войск были полны семей командиров. Психологически понятно, что в первые дни войны наши командиры в существенной степени были озабочены безопасностью близких. Именно в защите детей и жен видели они свою задачу. Это совершенно нормально и объяснимо, и, конечно, на эту уязвимость наших воинов рассчитывал коварный враг. Немецкие-то фрау и киндеры были далеко, а если бы они погибали под бомбами и гусеницами танков, метались по дорогам в поисках спасения, фашистам было бы не до блицкрига. Разумеется, вывезти еще до войны в глубь страны сотни тысяч членов семей военнослужащих западных округов, а вместе с ними, кстати, и членов семей партийных, государственных и милицейских работников было абсолютно невозможно. Такую точку зрения полностью подтверждает тот факт, что после войны офицеры ГСВГ и других групп Советских ВС в Европе не имели права привозить к местам службы свои семьи.

Поэтому пинать наших командиров, переживших страшные дни, потерявших своих родных, – преступление. Трагедия 1941 года для нас источник справедливого гнева и ненависти к тем, кто использует подобные методы войны.

Так, по-разбойничьи, Германия разгромила Францию и Польшу. Так она намеревалась разгромить и СССР. Гитлер просчитался, полагая, что в СССР, как в европейских странах, падет политический режим, как только обозначатся результаты блицкрига.

Сегодня нередко проводятся параллели между Великой Отечественной и Первой мировой войнами. Даже В.С. Пикуль в свое время вопрошал – как же так, при царе русская армия не пустила врагов в Россию, а при большевиках немцы дошли аж до Сталинграда. Не надо забывать, что в 1941 году не было 300 дивизий Антанты на реке Марне и Сомме, а на Востоке немцы имели не 120 дивизий, а 270.

А второго фронта не было, в частности, оттого, что первоклассная армия богатой Франции была разбита вермахтом за неделю, армия Дании за полдня (убито 13 датских солдат), а Норвегии – за несколько часов.

В отношении же личной вины Сталина в приграничном поражении армии можно сказать, что в первые недели войны он вообще не навязывал Тимошенко и Жукову никаких решений оперативно-стратегического свойства. Приграничное сражение вплоть до потери Минска Тимошенко и Жуков провели самостоятельно, выбирая направления и силу контрударов и только лишь информируя Сталина.

Кстати, Тимошенко до конца июля и формально оставался главнокомандующим. И это, безусловно, тоже не спонтанное решение Сталина, не попытка уйти от ответственности в самый тяжкий момент, так как самый тяжкий момент еще к тому времени не настал.

Да, вермахт в приграничном сражении разгромил наши войска. Но кто, кроме врага, будет виноватить армию, которая, истекая кровью, защищает родную землю?

Немцы очень любили изображать на своих листовках пленных красноармейцев, «вырвавшихся из коммунистического ада», пытаясь внушить каждому честному солдату, что он единственный, кто остался на своем посту. Не эту ли цель преследуют те современные авторы, произведения которых тщатся убедить нас, что Сталин испугался и искал мира, а наша армия разбежалась, бросая все, впав в панику, сдавая без боя города и радуясь освобождению от сталинизма?

Поэтому для нас твердить «виноват Сталин» – то же, что в 1941-м было кричать «нас предали!». Мы, россияне, имеем достаточно мужества, чтобы не валить вину на дядю, а сделать выводы из горького и тяжелого урока 1941 года.

От Минска до Москвы

В первые недели войны особое беспокойство Сталина и военного командования вызывала обстановка на Западном направлении. Здесь танки Гота и Гудериана, окружив войска 10-й и 3-й армий Западного фронта, 28 июня после упорных боев взяли Минск.

Обстановка на других фронтах тоже не радовала. И все же на Северо-Западном направлении немцы к 1 июля еще не форсировали Западную Двину, а на Юго-Западном продолжалось упорное сражение в районе Луцк, Львов, Дрогобыч. Командующим Ф.И. Кузнецову и М.П. Кирпоносу удавалось достаточно твердо руководить войсками, отводить их в глубь страны, усиливать за счет подкреплений.

Командующий же Западным фронтом Д.Г. Павлов потерял управление войсками. Штаб Западного фронта не знал местоположения целых армий, войсками не управлял, приказы Павлова зачастую оставались только на бумаге. Генштаб, в свою очередь, сутками не имел связи с Западным фронтом и не мог получить от Павлова доклада о происходящих событиях. Войска Западного фронта в тяжелейшей обстановке были вынуждены на свой страх и риск выполнять довоенный план прикрытия Государственной границы, без связи, без разведки, без тылового обеспечения, без авиационной поддержки.

Принято считать, что Сталин пытался свалить на Павлова ответственность за приграничный разгром. При этом на Киевском направлении, в Прибалтике дела складывались тоже далеко не просто, тяжелая ситуация была на Балтийском флоте в связи с потерей баз в Прибалтике. Поэтому предание Павлова суду ничего не объясняло и ответственность ни с кого не снимало. Да и в речи Сталина нет ни слова о враждебных элементах, саботажниках и тому подобном, а неудачи объясняются совсем иными причинами.

Необходимо четко понимать, что Дмитрий Григорьевич Павлов был осужден и расстрелян за то, КАК он работал на посту командующего Западным фронтом. Правда состоит в том, что главной причиной полного разгрома войск фронта, потери танковых и авиационных частей, пленения большого числа наших солдат стал полный паралич управления. При этом считается, что Павлов сам просил Сталина назначить его командующим округом с кабинетной должности начальника Главного Автобронетанкового управления Красной Армии.

Характерно несовпадение показаний на суде Д.Г. Павлова и бывшего командующего 4-й армией генерала А.А. Коробкова. Павлов утверждал, что в мае 1941 года направил генерала В.С. Попова к Коробкову с приказом до 15 мая вывести из Бреста четыре дивизии 4-й армии. По словам Павлова, командарм Коробков самовольно не выполнил этого приказа, в результате чего войска оказались запертыми в Брестской крепости и погибли. Трудно представить себе, как Коробков мог не выполнить такого серьезного приказа Павлова. Однако еще больше непонятно, как Павлов мог не заметить того, что его приказ подобного масштаба остался невыполненным. Данный эпизод, по-моему, очень красочно раскрывает качество работы Павлова, которое иначе как халатностью назвать трудно.

Задумывался ли Сталин о злом умысле в действиях Павлова? Я полагаю, что в дни после падения Минска Сталин не мог не думать о поведении высшего генералитета. Это сегодня мысль о том, что Тимошенко и Жуков в условиях начавшейся войны могли договориться с немцами, открыть фронт и установить в СССР военно-фашистский режим, кажется бредовой. Тогда же Сталину приходилось иметь в виду и такие варианты, ибо политикой – искусством возможного он владел в совершенстве.

Надо также сказать, что летом 1941-го как-то незаметно была выведена из войны Финляндия. Формально перемирие между нашими странами было заключено только в 1944 году. Однако Сталин через англичан намекнул финнам, что воевать с СССР – значит в случае нашей победы потерять Финляндию как государство. И Финляндия, несмотря на категорические требования Гитлера, заняв потерянные ею в 1940 году территории, с СССР почти не воевала. «Умиротворение» Финляндии было только одним звеном в цепи побед советской дипломатии в 1941 году. 10 августа 1941 года Советское правительство сделало Заявление об уважении территориальной целостности Турции, поддержанное Англией. В этом документе две великие державы крайне осторожным дипломатическим языком рекомендовали Турции ради собственной выгоды держаться в стороне от войны. Не удалось Гитлеру также втянуть в войну с СССР и Японию. Благодаря правильной политике советского руководства внешнеполитический фон германской агрессии складывался совершенно не так, как рассчитывал Гитлер. Причем надо понимать, что наши внешнеполитические успехи возникли не на пустом месте, а стали естественным продолжением и прямым следствием довоенной политики СССР и Сталина.

Взяв Минск, германские войска устремились к Смоленску – древнему русскому городу, издревле считавшемуся ключом к Москве.

Собственно, определенная растерянность Сталина проявлялась в непонимании, куда исчезают дивизии и корпуса, тысячи танков и самолетов, которые он отправлял на фронт. Почему действия Красной Армии так неэффективны? Ведь в Смоленском сражении генералам уже сложно было объяснить неудачи внезапностью нападения. Пытаясь переломить ситуацию, власти применяли пропаганду и партийный контроль в возрастающих пропорциях.

До самой Москвы Сталин, мотивируя военных, налегал в основном на моральный фактор, часто менял командующих фронтами и армиями, пока не убедился в том, что причины наших поражений носят системный характер и для их устранения требуется методичная работа. При этом у Сталина вызывали негодование попытки военных загородить надвигающуюся на страну катастрофу забором из военных терминов и под отступление подвести теоретическую базу.

Сталин считал крайне важным защищать Смоленск, зная из истории значение города при иностранных нашествиях, и выбил из Тимошенко заверение о том, что Смоленск сдан не будет.

Смоленское сражение по протяженности фронта было одним из крупнейших за время войны, оно развернулось по всей ширине Белоруссии от Великих Лук до Чернигова. При этом характер сражения на Днепре был совершенно иным, чем на границе. Здесь уже Западный фронт под командованием Тимошенко показал определенный характер, правда, немцы, опьяненные победами, этого не заметили. Героически дрались части генерала Романова из состава 13-й армии в районе Могилева, постоянно атаковали врага, попавшие в окружение части 20-й и 16-й армий под Смоленском, жестокие удары получили немцы от войск оперативных групп генералов Качалова и Масленникова, 62-го стрелкового корпуса генерала Петровского. 14 июля реактивная батарея капитана Флерова нанесла удар по Оршанскому железнодорожному узлу из установок «БМ-13», легендарных наших «катюш».

Однако ни наше военное командование, ни Красная Армия в целом не могли еще добиться успеха в столь крупном, сложном в смысле управления сражении. Теперь главным фактором успеха гитлеровцев стала не внезапность, а качественное превосходство над нашей армией. Это факт, ничего с ним не поделаешь. Кроме того, разумеется, сохранялось и существенное количественное превосходство противника, особенно в танках и авиации.

Не будучи профессионалом в военном деле, Сталин, я думаю, именно при потере Смоленска нутром понял, что противопоставить тотальной истребительной войне немцев можно только запредельную, скифскую самоотверженность. Важно, что Сталин не сорвался на репрессии, не стращал генералов беспрерывно расстрелом, а становился все более человечным с ними. И в те страшные дни Сталин не приказывал, а больше просил. Звоня Жукову под Ельню, Сталин говорил: «Очень прошу Вас согласиться отдать авиацию на Юг. Я могу вам взамен дать полк Яков». Стиль работы Сталина был деловой, без нервозности. Сталин, вопреки установившемуся мнению, никогда не ругался матом. Даже в самые критические минуты в личном общении он не выходил из пределов корректности.

Однажды уже в 1943 году по вине промышленности фронту были поставлены несколько сотен истребителей Як с дефектной обшивкой. Вот-вот должна была начаться Курская битва, и Сталин был вне себя! Он назвал Яковлева «гитлеровцем», но без крика, мата. Через минуту Иосиф Виссарионович успокоился и перешел к вопросу устранения дефектов. Трудно представить себе, чтобы Сталин кого-либо унижал, материл, «накачивал».

У Сталина не было никакой капризной, диктаторской гневливости – наказания следовали, как правило, за дело. Маршал артиллерии Н.Д. Яковлев вспоминал, как однажды в годы войны во время совещания в кабинет Сталина прибыл один из командармов, вызванный в Ставку. Когда генерал вошел, присутствующие обомлели – он был мертвецки пьян, шатаясь прошел к столу, ухватился за край.

« – Вы как будто не здоровы? – мягко спросил Сталин.

– Да, – еле проговорил генерал.

– Ну, тогда мы с вами встретимся завтра, – сказал Сталин и отпустил генерала.

Когда дверь закрылась, Сталин заметил, ни к кому, собственно, не обращаясь:

– Товарищ сегодня получил орден за успешно проведенную операцию. Что будет вызван в Ставку, он, естественно, не знал. Ну и отметил на радостях свою награду. Так что особой вины в том, что он явился в таком состоянии, считаю, нет...».

Как раз в эти дни от Минска до Москвы, когда нервы у всех были на пределе, когда история отсчитывала нам последние дни, когда ни Жуков, ни Тимошенко, ни тем более Рокоссовский и Конев не могли найти нужных ответов и решений, Сталин показал себя, по выражению Рокоссовского, исполином. Спокойная мудрость, сила духа и вера Сталина были в те горькие дни для наших людей решающим источником силы для противостояния врагу.

И всякий раз, когда немцы добивались очередного тактического успеха, перед ними вместо оперативного простора возникал уже подготовленный Сталиным новый стратегический эшелон обороны.

Смещение Жукова

С подачи кинематографистов широко стал известен эпизод, когда Г.К. Жуков, докладывая Сталину о положении на фронтах, предложил нанести контрудар под Ельней, а войска Юго-Западного фронта отвести за Днепр, сдав Киев. Сталин взорвался и воскликнул: «Какие еще контрудары? Что за чепуху вы мелете! Как вы могли додуматься сдать врагу Киев?» Жуков, по его собственным воспоминаниям, не сдержался, потребовал отставки и отправки на фронт хотя бы командиром дивизии.

– Не горячитесь! – осадил его Сталин. – А впрочем, если так ставите вопрос, мы подумаем, куда вас направить. Вы говорили про контрудар под Ельней – вот и займитесь этим делом. Мы назначаем вас командующим Резервным фронтом.

Этот пример часто приводят, если хотят показать военную безграмотность Сталина, его стремление навязать профессионалам дилетантскую точку зрения. Изображают, будто бы Сталин снял Жукова в порыве гнева, словно капризный ребенок. Это не так.

Неожиданное решение Сталина только выглядит неожиданным. На самом деле Сталин – не тот человек, который бы сводил счеты с Жуковым, когда немцы рвались к Ленинграду и Киеву. Решение о замене начальника Генштаба просто назрело.

Перед войной, в условиях мирного времени, Генеральный штаб исполнял руководство войсками через свои управления и отделы. Генштаб возглавлял армию даже в большей степени, чем Наркомат обороны. И с началом войны Жуков, естественно, понимал свою задачу в должности Начгенштаба, как руководство войсками. Вспомним, как Сталин в первые дни войны отправил Жукова в штаб Юго-Западного фронта, а тот спросил: «А кто же здесь будет УПРАВЛЯТЬ фронтами?» «Мы здесь как-нибудь обойдемся», – проворчал тогда Сталин.

Как показала практика приграничного сражения, Генштаб был не тем учреждением, которое могло управлять фронтами. Во главе всей вооруженной борьбы должен был стоять орган, который кроме фронтов контролировал бы тыл, резервы, госбезопасность, оборонную промышленность, транспорт, а также был бы лишен большого неповоротливого аппарата. Только такая централизация военной и гражданской власти могла обеспечить эффективное управление.

Пока Жуков был начальником Генерального штаба, командующие фронтами свои просьбы, пожелания, планы вынуждены были доводить до Сталина через бюрократические фильтры Генштаба. Позднее же все вопросы управления войсками решались командующими фронтами и армиями со Сталиным по ВЧ или телеграфу немедленно. В случае необходимости Сталин открывал свои записи с данными о резервах техники, личного состава или кадров и принимал решение.

Главный орган новой системы управления назывался – Государственный Комитет Обороны (ГКО), авторство и основообразующее начало в котором принадлежит Сталину. Да и вообще, ГКО – это и есть Сталин, это, если хотите, новый, соответствующий времени и обстановке его псевдоним.

Генштаб же превращался в проводника воли ГКО, призванного вести анализ, бухгалтерию войны. До самой Победы Генштаб возглавляли чисто кабинетные работники – Б.М. Шапошников, А.М. Василевский, А.И. Антонов, Н.Ф. Ватутин, С.М. Штеменко, не имевшие и сотой доли жуковских амбиций и энергии.

Перераспределение власти в ГКО сделало пребывание Жукова на должности начальника Генштаба бессмысленным, да и лишать войска яркого и до предела энергичного лидера было бы непростительно.

Может возникнуть другой вопрос – почему свое решение Сталин обставил таким образом, что оно выглядело чуть ли не как опала?

Во-первых, Жуков, как и вся Красная Армия в этот период, больших успехов на посту начальника Генерального штаба не достиг и похвал не заслужил. Во-вторых, чтобы тот не зазнавался – Сталин знал, что Жукова заносит, и решил встряхнуть строптивого генерала перед отправкой на фронт. Таким образом Сталин стремился сообщить Жукову необходимый настрой, укрепить его дух. Аналогичная ситуация была перед Халхин-Голом. По воспоминаниям самого Георгия Константиновича, операция на Халхин-Голе после попытки его исключения из партии, нанесшей ему глубокую обиду, была шансом доказать свою профессиональную состоятельность и верность делу. Жуков на Халхин-Голе лез из кожи вон. Жуков, настроенный подобным образом, принимал для себя только два исхода – погибнуть или победить. «Без щита», ссылаясь на тяжкие обстоятельства, Жуков вернуться не мог.

Конечно, Сталин, много лет руководивший людьми, не сидел и не выдумывал такую линию в отношении Жукова – она пришла сама собой на основе сталинского таланта руководителя и знания людей.

Также подспудно, но столь же безошибочно было выбрано новое назначение Георгия Константиновича – под Ельню. Сталин не бросил Жукова из кабинета Генштаба в Ленинград или на обреченный Юго-Западный фронт, а направил его на Западный, где к тому времени немцы прекратили наступление. Жуков в относительно спокойной обстановке смог наладить управление войсками, организовать взаимодействие и блестяще провести Ельнинскую операцию. Трудно переоценить этот опыт, эту возможность приобрести уверенность, которая, убежден, в огромной степени помогла Жукову не дрогнуть при обороне Москвы.

Прими Сталин другое решение, и кто знает – может быть, в лесу под Киевом погиб бы вовсе не М.П. Кирпонос? И что было бы тогда с Москвой? И что было бы с Москвой, если бы Жуков в октябре поехал в Малоярославец принимать разбитый Западный фронт из своего московского кабинета?