Текст книги "Наши за границей"

Маленькие истории про маленького Фиму

Если вам еще не надоело читать, расскажу вам истории про Фимочку, сына своей знакомой Елены Х. Он уже вырос и наверняка имеет своего Фиму, и не одного.

История первая

Дело происходит в Москве, июль месяц, стоит неимоверная жара. Фимочке 13 месяцев, он абсолютно голый сидит на стуле и напряженно следит за тем, как мама режет большой арбуз. Наконец он нарезан, и большое блюдо с кусками арбуза поставлено перед Фимочкой на стол. У Фимы от жадности загораются глаза, и он, встав ногами на сиденье, берет в каждую руку по большому куску арбуза и, откусывая то от одного, то от другого, быстро их съедает. Потом берет следующие два и так же быстро с ними расправляется, потом еще два, и еще два, и еще два… Кажется, он никогда не остановится. Когда блюдо наполовину опустело, глаза Фимы вдруг стали задумчивыми-задумчивыми, казалось, его мысль улетела в облака. Он смотрит вдаль, и вдруг на лице его появляется блаженная улыбка – он писает. Струя льется прямо на стул и дальше. Завершив процесс, Ефим спокойно продолжает есть большой кусок арбуза, который он держал в руке во время всего процесса. Мама Ефима смотрит на него и улыбается. Она по натуре художник, и такие картинки ей всегда нравятся – это почти что Брейгель.

История вторая

Фиме 16 месяцев, он уже много говорит и тараторит без умолку. Если вдруг наступает тишина – жди неприятностей. Поэтому мама Ефима всегда настороже. Вот и сейчас вдруг стало тихо, мама бросает мыть посуду и идет искать сына. Она заходит в спальню и видит, что Фима стоит в одних трусиках перед большим настенным зеркалом и с усилием вкручивает в пупок лампочку от фонарика. Покрутив лампочку в пупке, Фима подносит ее к глазам и внимательно исследует, и опять вкручивает в пупок. Мама наблюдает за ним. Когда он в десятый раз повторяет эту операцию, мама не выдерживает и спрашивает:

– Фима, что ты делаешь?

– Хочу зажечь лампочку. Только она почему-то не горит.

– А почему она должна гореть? – спрашивает мама.

– Проволочки целые, а не горит. Наверное, плохо вкручиваю.

– А ты проверял, может, лампочка испорчена?

– Проверял, в фонарике она горит, – и опять вкручивает лампочку в пупок.

История третья

Ефиму два с половиной года, и он очень любит помогать маме. Его обязанность – выносить помойное ведро. Как только в ведре оказывается хоть немного мусора, он сразу хватает его и выбегает на лестничную площадку к мусоропроводу. Фима гордится тем, что он помогает маме. Вот и сейчас, когда он в очередной раз сбегал к мусоропроводу с помойным ведром, он гордо говорит: «Мама, правда я твой маленький помойник?»

История четвертая

Сегодня мама очень занята, она готовится к приему гостей, мясо уже в духовке, надо нарезать салаты и приготовить пирог. Фима все время крутится вокруг нее, он хочет ей помочь. Наконец мама не выдерживает, достает большой пакет с яблоками и огромную кастрюлю, ставит все перед Фимой и говорит ему:

– Фима, помоги маме, переложи яблоки в кастрюлю, – и поворачивается к столу, на котором она раскатывает тесто для пирога.

За спиной она слышит:

– Фима любит маму, он ей помогает, Фима хороший.

Мама успокаивается и продолжает раскатывать тесто. В течение минут пятнадцати она слышит разговор Ефима с самим собой о том, какой он хороший и как он помогает маме. Это ее настораживает, потому что сколько же можно перекладывать яблоки? Она оборачивается и видит, что яблоки аккуратно сложены в кастрюлю, а сам Фима, весь в муке и сахаре, готовит на полу «свой пирог».

История пятая

Фима недавно приехал в Америку, и родители его отдали в американский детский сад. Раньше он никогда не расставался с мамой и папой, поэтому он всегда горько плачет, когда мама берет его за руку и ведет в детский сад. В детском садике он страшно скучает по маме и почти все время плачет. К тому же он ничего не понимает по-английски, поэтому еще обиднее. В этот раз мама забрала его пораньше, и он ей рассказывает:

– Мама, знаешь, я сегодня так скучал, так скучал, и так плакал, так плакал, так плакал, что одна тетя взяла меня на руки, она меня так целовала, так целовала, что я весь стал черный.

– Почему?

– Потому что она сама была черная.

История шестая

Фиме уже четыре года, и он приехал в Москву к бабушке на лето. Живет бабушка в очень хорошей квартире с большим балконом во всю стену. Балкон пуст и застелен линолеумом. Фиме в квартире все очень нравится: и большие светлые комнаты, и мебель, и бабушка, которую он успел забыть, но особенно ему нравится балкон, и он сразу находит ему применение. Пока взрослые охают и ахают, он приносит ведерко с водой, выливает его на линолеум и затем, разбежавшись, голой попой скользит по нему почти до самой железобетонной ограды, в которой проделано небольшое отверстие для слива воды во время дождя. Ему это нравится. Он приносит еще одно ведро, выливает его на линолеум и катается еще раз. И так продолжается минут двадцать, пока вода не начинает сливаться на балкон этажом ниже. Когда хозяйка нижней квартиры видит, что вода льется и льется на белье, которое она повесила сушиться, она выходит на балкон и кричит Ефиму:

– Мальчик, зачем ты льешь воду?

Ефим отвечает:

– Я лью ее на пол, а потом катаюсь.

– Мальчик, – говорит женщина тоном завуча школы, – вода сливается на мой балкон. Тебе бы понравилось, если бы вода лилась тебе на голову?

Фима перегибается через барьер:

– Скажите, тетенька, а какая вода, холодная или горячая?

История седьмая

Фима очень любит покушать, и, хотя ему всего полтора года, ест он почти как взрослый. Вот и сегодня он съел тарелку борща и две котлетки с картошкой. Тяжело слезши со своего стула, он направляется к телефону, подымает трубку и говорит:

– Алло, алло, дайте чаю. Чаю нет? Дайте хоть хлеба!

История восьмая

Завтрак. На столе тонко нарезанная колбаса, варенье в розетках, сыр, масло, хлеб. Фима накладывает на кусок жирной колбасы вишневое варенье и с удовольствием ест.

– Фима, как ты можешь кушать колбасу с вареньем? – спрашивает мама.

– Мамочка, а я люблю кушать вкусненькое со вкусненьким.

Все смеются, один Фимочка не смеется. «Что здесь такого смешного?» – наверное, думает он.

История девятая

У бабушки под Москвой есть дача, и Фиме очень нравится, когда они с мамой туда ездят. Там можно бегать, прыгать, лежать на траве, есть клубнику с грядки, играть с другими детьми – короче, удовольствий тьма.

Сейчас время обеда, все плотно поели, особенно Ефим. Он съел большую тарелку грибного супа со сметаной, две куриные котлетки с вермишелью, выпил стакан компота из свежих фруктов и сейчас сидит и о чем-то думает.

Вдруг он медленно сползает со своего стула (мешает вздутый от еды живот) и, переваливаясь с ноги на ногу, куда-то уходит. Взрослые не замечают его отсутствия, они о чем-то говорят, весело смеются – это папа, как всегда, завладел всеобщим вниманием. Вдруг мама замечает, что Фимы нет, она начинает его звать: «Ефим, Ефим, иди сюда, куда ты пропал?» Никто не откликается, она встает и начинает его искать.

Фимы нигде нет, калитка закрыта, значит, он где-то здесь, в саду, она еще раз зовет его. Молчание. Все встают из-за стола и отправляются искать Фиму. Мама начинает волноваться, она заглядывает под один куст, под другой, третий – Фимы нет. Она знает, что Фима любит рассматривать разных козявок, идет к грядкам, но и там его нет. В конце концов она обходит дом и видит, что ее маленький Фима лежит под водосточной трубой с задранной вверх головой и своей маленькой пухленькой ручкой медленно опускает красного жирного червяка в свой широко раскрытый рот.

Мама подбегает, хватает его за руку и начинает трясти. Фима не выпускает червяка, то ли не хочет, то ли не может, потому что мама сильно сжала его руку. Сама мама хотя и любит всяких там козявок, но брать их в руки брезгует. Наконец червяк падает на землю.

Мама облегченно вздыхает, а Фима недоуменно смотрит на нее. Он не понимает этих всегда странных взрослых.

История десятая

Фиме уже пять лет, он освоил английский и болтает на нем не хуже, а даже лучше, чем на русском. Садик теперь ему очень нравится, у него там много друзей, мальчиков и девочек, и он – лидер в своей группе. Он заботливый мальчик, очень вежливо разговаривает с взрослыми, и все воспитательницы его очень любят: «Он у вас очень умный, хороший ребенок, умеет читать, хорошо играет с детьми». Ну какой маме не приятно это слышать?

Неожиданно на работе у мамы Ефима раздается звонок, и строгий директорский голос просит ее прийти в садик и поговорить о поведении Ефима. Мама вся в волнениях, что случилось, что он натворил, почему ее вызывают «на ковер». Она отпрашивается и на 15 минут раньше уходит с работы, чтобы поговорить с директрисой.

Вежливая и строгая дама ей выговаривает: «Вы понимаете, дети играют в дочки-матери. Один ребенок играет отца – он ходит на работу, другой играет старшего брата – ходит в школу, кто-то играет сестру, кто-то маму. А ваш сын вдруг заявляет: „А у меня будет не одна жена, а три. Одна будет ботиночки мне надевать, вторая будет кушать готовить, а третья – книжки читать и сказки рассказывать“. Вы понимаете, это же безобразие!»

Мама молчит.

«Не знаю, как у вас там, в России, а у нас – равенство, – продолжает директриса. – Мальчик не может требовать, чтобы девочка ему туфельки надевала, а он ей – нет, или сказки рассказывала. У нас, дорогая моя мама, рав-но-пра-ви-е! Нельзя с детства приучать детей к тому, что есть мужская работа и есть женская, у нас все равны!»

Она еще долго говорила о равенстве, а мама Ефима про себя думала: «Странная страна Америка, ну почему для них так важно, кто кому туфельки надевает или книжку читает, а явная склонность Фимы к многоженству – нет».

История одиннадцатая

Маленький Фима долго смотрит на парочку, сидящую близко друг к другу, затем спрашивает:

– Мама, ты знаешь этих тетю и дядю?

Мама смотрит и говорит:

– Да, знаю.

– Они женаты?

– Нет, – отвечает мама.

– А по отдельности? – спрашивает малыш.

– Как это? – сразу не находится мама, потом улыбается. – Нет, и по отдельности тоже.

История двенадцатая

Маленький Фима спрашивает маму:

– Мама, а нигреи живут в Нигреции?

– Нет, Фимочка, – мама понимает, о чем он спрашивает. – В Израиле.

История тринадцатая

– Мама, мама, меня в садике так хвалили, так хвалили, что я чуть не умер.

История четырнадцатая: сон в калошу

Семилетний Фима смущенно говорит родителям:

– Знаете, мне такой странный сон приснился, такой странный.

– Ну расскажи, не бойся, – говорит папа.

Фима отводит глаза, ему явно хочется рассказать, но он боится. Мама наклоняется к нему и говорит:

– Знаешь, всем снятся иногда странные сны, расскажи, тебе будет легче.

Фима молчит, наконец папа не выдерживает:

– Знаешь, Фима, хочешь – рассказывай, не хочешь – не рассказывай. Только быстрее, потому что в школу опоздаешь.

Фима глубоко вздыхает и начинает тихо говорить:

– Мне, папа, приснился странный сон, как будто я ночью встал и вместо того, чтобы пойти в туалет пописать, пописал в калошу.

– Ну и что? – улыбается папа. – Когда я был в твоем возрасте, мне и не такое снилось.

Все успокаиваются, пьют чай и идут одеваться, и тут обнаруживается, что у папы полная калоша. Все с ужасом смотрят на нее, потом переводят взгляд на Веру.

– Значит, сон был в калошу, – говорит папа серьезным голосом.

История пятнадцатая: курочка ряба

Мама рассказывает Фиме сказку про Курочку Рябу:

– Жили-были дед и баба, и была у них Курочка Ряба. Снесла Курочка Ряба яичко. Дед бил, бил – не разбил. Баба била, била – не разбила, а мышка бежала, хвостиком махнула, яичко упало и разбилось. Плачут дед и баба, а Курочка Ряба им говорит: «Не плачь, дед, не плачь, баба, снесу я вам другое яичко, да не простое, а золотое».

Фима подумал немножко, а потом говорит:

– Мама, почему курочку зовут Ряба?

– Потому что она рябая.

– А что значит – рябая?

– Это значит, что она местами белая, местами черная, а вообще-то рыжая.

– А, – понимающе произнес Фима, – ну это как ты до покраски волос!

История шестнадцатая: уговорка маленького Фимы

– Луна вращается вокруг планеты Земля. Планета Земля является одной из планет, вращающихся вокруг Солнца. Солнце является одной из сотни миллионов звезд нашей Галактики. Млечный Путь – наша Галактика. Млечный Путь входит в кластер галактик из сотни галактик. Разбегающиеся кластеры галактик составляют нашу Вселенную.

Вот видишь, Фимочка, половину кашки мы съели. А теперь от астрономии перейдем к элементарным частицам.

Электроны, протоны и нейтроны состоят из элементарных частичек – кварков. Они бывают красные, зеленые и синие.

Вот мы с тобой кашку и съели.

Фима недовольно смотрит на пустую тарелку:

– Завтра положи больше каши. Я хочу знать, из чего состоят кварки.

История семнадцатая

Эта история произошла с Фимой, когда он учился в пятом классе американской школы

– Мама, что такое орал секс? У нас в школе говорили, что президент Клинтон имел орал секс с Моникой Левински.

– А разве вам в садике не объясняли, что это такое?

– Объясняли, но сказали, что те, кто не понял, могут спросить у родителей.

– Знаешь, я сама плохо знаю, что это такое. Спроси у папы.

– Папа, объясни, что такое орал секс. Нам в садике воспитательница сказала, что президент Клинтон имел орал секс с Моникой Левински и те, кто не понимает, что это такое, должны спросить у родителей.

– Хорошо! Но для того, чтобы понять, что такое орал секс, надо знать, кто такой президент, чем он занимается, как его выбирают, что такое разделение власти в Америке, кто может сделать импичмент президенту и многое другое. Но кроме этого надо еще знать, как Моники Левински попадают на работу в Белый дом и кем они там работают. Понятно?

– Знаешь, папа, давай я лучше подрасту, а то слишком уж много надо узнать, чтобы понять, что такое орал секс.

Рассказы Опанаса Израилевича Огоруйко

Эти небольшие рассказы и анекдоты передал мне интеллигентнейший человек Опанас Израилевич Огоруйко, бывший профессор математики Казанского университета. Он принес их мне, узнав, что я пишу книжку «Наши за границей».

– Напечатайте, – сказал он мне. – Вам слава, а мне удовольствие.

Когда мы только познакомились, я спросил его:

– Откуда у вас, пане Опанас, такое странное Имя-Отчество-Фамилия?

Он засмеялся:

– Понимаете, любезный, по матери я – украинец, а по отцу – еврей.

– A по фамилии, пане?

– По фамилии я тайно обрезанный жид!

Из жизни живых существ

Шмель

Шмель летел низко над землей и недовольно жужжал. Ему все не нравилось: цветы были слишком яркие, трава – слишком высокая, а погода – слишком хорошая. «Это все не к добру, – бурчал он про себя, – не может быть, чтобы все было хорошо, обязательно что-нибудь должно случиться». И случилось. Он не заметил стекло и ударился головой о витрину магазина. «Ну что я говорил!» – сказал шмель, очнувшись на тротуаре, встал на лапки и уже спокойно полетел к красному пиону завтракать.

Гусеница

Ядовито-зеленая гусеница медленно ползла по зеленому листу, оставляя за собой поеденный след. Она относилась к «неперестающе едящим существам» (not-stop-eating being), поэтому продолжительность ее жизни измерялась в сантиметрах съеденного листа. Иногда, когда она пережевывала очередной кусочек зеленой массы, ее посещала странная мысль: «Я очень заметна и настолько красива, что это даже опасно для жизни». От этой мысли она всегда останавливалась, чтобы посмотреть, нет ли кого рядом, кто мог бы ею овладеть. Никого не заметив, она успокаивалась и продолжала дело своей жизни. Правда, иногда чувство, что она красива и привлекательна, наполняло все ее зеленое тело трепетом и страхом, и она начинала есть еще быстрее, но это было редко, чаще она боялась быть красивой.

Бедная гусеница не знала, что, прежде чем узнать любовь, ей нужно хорошенько потрудиться: сначала превратиться в куколку, перезимовать и только потом превратиться в бабочку и узнать любовь.

Барашек

Барашек бегал по зеленому холму, щипал травку и ни о чем не думал. Беспокойство возникало, только когда он удалялся от стада больше положенного, а это было пять-шесть метров. Тогда он оглядывался: «Где все?» – делал три или пять прыжков и оказывался в кругу своих, где чувствовал себя в безопасности. И хотя новое место было не более опасно или безопасно, чем старое, для барашка важно было почувствовать себя среди своих, почувствовать, что называется, локоть товарища.

Яркое солнце, высокая свежая трава после дождя, причудливо выглядящие камни – все по-своему было интересно барашку, поэтому он иногда и оказывался вне «зоны безопасности».

Вселенная для человека чаще ограничена семьей и друзьями, иногда – городом или страной, в которой он родился, редко когда – планетой Земля. Так ли уж нас тянут просторы Вселенной, все эти звезды, галактики, туманности? С кем мы могли бы разделить те знания, то удивление, ту красоту, которую мы наверняка нашли бы во всех этих космических объектах, если свет от одной звезды до другой идет дольше, чем длится человеческая жизнь?

Ночь! Барашек спит; как и все его сверстники, он лежит в центре стада. Так безопаснее и теплее. Во сне барашек улыбается и переворачивается на другой бок – ему снятся сны. Далекие холмы, покрытые зеленью, снежные вершины, розовые причудливые облака на закате для барашка – это то, что для нас звездное небо. Из барашка, наверное, вырастет поэт, хотя кто знает, разве только Б-гу известно, кем будет ребенок, засыпающий на руках своей мамы.

Светлячок

Всю жизнь светлячок мечтал кого-нибудь зажечь, нет, не просто посветить какому-нибудь мальчику или девочке в лесу, чтобы им было видно, куда пи́сать, а именно зажечь, как спичка зажигает костер или слово зажигает людей. Но судьба не улыбалась ему. И вот однажды, когда он совсем уже упал духом, его поднял один человек и стал с любопытством рассматривать через лупу. «К чему так много света? – замотал головой светлячок. – Там, где горит фонарь или огонь, я совсем не нужен», – и стал вырываться из крепко держащих пальцев.

«Какой же, право, ты непоседливый», – сказал вслух человек и достал свободной рукой пинцет из кармана куртки, затем аккуратно зажал пинцетом светлячка и близко поднес его к своим глазам. От такого обращения светлячку стало больно, и он замотал ножками изо всех сил, стараясь вырваться из железных палок. Биолог (ну кто, кроме биолога, носит в кармане лупу и пинцет) сжал светлячка еще сильнее. «Ну и прыток ты!» – сказал он уже про себя, потом вдруг хлопнул себя по лбу, достал иголку и насадил светлячка на нее. Светлячок умер, так и не успев понять, что с ним произошло.

Через два года биолог Яша с блеском защитил диссертацию, посвященную новому виду светлячков в лесах Сибири, удачно женился, сейчас живет в Америке и имеет дочь Таню. Мечта светлячка осуществилась: он зажег-таки свою звезду, правда, на научном небосклоне, а не в лесу, но какое это имеет значение.

В жизни часто так бывает, что маленькое, незаметное событие имеет большие последствия, а большое и крупное проходит бесследно. Поэтому живи спокойно, трудись и не волнуйся, жизнь сама посадит кого на кол, а кого вознесет звездой на научный небосклон.

Рыбка

Плыла рыбка, плыла – и заплыла мне в ложку. Посмотрел я на нее, посмотрел – и съел. Да, разные судьбы у людей бывают, подумал я.

Из жизни вещей

Ночь – это время вещей. Ночью вещи скрипят, охают и вздыхают, ночью они жалуются друг другу на свою старость, на плохое обращение людей, на погоду, на время, которое уносит их жизнь. Иногда, когда они себя хорошо чувствуют, они рассказывают друг другу истории из своей жизни или из жизни людей, которым они принадлежат. Ночь – это время вещей.

Умеют ли вещи говорить? Да, умеют! Вот этот шарф говорит мне о женщине, которую я любил. Она оставила его совсем случайно. Он висел незамеченным много лет в шкафу вместе с моими рубашками, брюками, свитерами. Как, наверное, тоскливо и одиноко ему было среди этих близких, но ставших далекими вещами. Я достал его, он еще источал запах и свет той, которую я уже забыл. Я аккуратно его сложил, включил интернет, нашел адрес и послал письмо.

На стене висят часы. «Тик-так», – тикают они. Когда им надоест, бьют «бом-бом» иногда три раза, иногда пять, а иногда целых двенадцать. А на столе маленькие часики лежат, электронные, лежат себе и тихо так подсмеиваются. Смешно им смотреть на стенные часы, которые так важно на все смотрят, считают, что, когда они хотят, тогда и бьют. Знают они, эти электронные часики, что без гирек, которые человек по утрам подтягивает, душа у стенных часов ушла бы. Но ничего не говорят маленькие электронные часики, потому что дружба важнее.

Мне подарили ручку. До этого у меня было много ручек – красных, черных, даже зеленых, но такой никогда не было. Как только взял ее в руки, так сразу мысли стали в голову приходить, и такие умные, смелые, даже красивые. Вначале я испугался: что это со мной, никогда такого не было. Может, болезнь какая? С испугу ручку в угол бросил. Мысли побродили-побродили и улетучиваться стали. Тут я сообразил, в чем дело, ручку быстро с пола поднял и давай писать, целую ночь писал. Утром проснулся, а на столе стопка чистой бумаги. Жаль, приснилось мне все это.

Пианино. «Я так люблю, когда его руки касаются меня. Они твердые и мягкие одновременно. Когда он перебирает мои клавиши, моя душа, мои струны начинают звучать. Что он со мной делает?! Я из простой деревяшки превращаюсь в звук, я забываю себя – перестаю существовать. Иногда он нервничает, и я чувствую это. Я стараюсь ему помочь. Но как я могу помочь ему, ведь это он владеет мною, а не я им. Я должно быть послушно ему, его рукам – через них я проникаю в его душу и звучу. Я терпеть не могу, когда меня касается кто-то другой. Их корявые, неумные пальцы заставляют меня скрипеть подобно зарезанной овце. Как я не люблю этого, и он знает это, поэтому бережет меня и никому не позволяет касаться меня.

Однажды он привел своего друга. Он был очень молод – наверное, еще мальчик, который не знал женщин. Но когда он сел и коснулся меня, о, какая это была буря восторга, молодости, я никогда не испытывало ничего подобного, я стонало от несдержанной страсти, я было его, он творил со мной что хотел, и радость от того, что он обладает мною, была безумна. Сколько сладострастия и неги, восторга и страсти он извлекал из меня. Его пальцы, его прикосновения были властны и трепетны, я никогда их не забуду. Мой друг, мой мастер был доволен, я знаю это.

Боже, лишь бы температура не упала слишком низко, а то мой голос, мои струны сядут и придется вызывать настройщика – массажиста, как ласково называет его мастер. Я не люблю настройщика: а кто любит иметь дело с врачом? Но что поделаешь, иногда надо».

Стенные часы всегда опаздывали. Они настолько любили себя, что ни в какую не хотели идти. Они считали, что от этого портится их замечательный механизм. В конце концов хозяин выбросил их за ненадобностью. Сейчас они лежат под дождем на свалке и рассказывают всем, какая у них была замечательная жизнь, но их никто не слушает. На свалке никто не слушает, на свалке – ржавеют.

Пьедесталы бывают прямоугольные и круглые. На прямоугольных стоят гордецы, на круглых – трусы. Но на тех и других удержаться одинаково сложно, потому что сделаны они из одного материала – человеческой глупости.