Текст книги "Барбаросса"

Глава десятая. Капитан и Пеньон

Все получилось так, как рассчитывал Мартин де Варгас. Узнав о великолепной победе в Оране, король существенно изменил свое мнение о перспективах войны в Магрибе. Он выделил десяток галер и две тысячи солдат во главе с генералом Куэльяром для окончательного вытеснения пиратов из портов западной части Средиземноморского побережья Африки.

Вместе с этим войском выступил в поход (совершенно неожиданно) и отец Хавьер. Явившись в Оран, он вручил новому правителю города полковнику Комаресу письмо от кардинала Хименеса. Из письма следовало, что полковник должен всячески и абсолютно беспрекословно выполнять все просьбы монаха и содействовать ему всеми силами в любом, даже непонятном начинании. Комарес, как всякий военный, терпеть не мог такие приказания, но слишком уважал его преосвященство, чтобы ослушаться.

– Приказывайте, святой отец.

– Мне нужна здешняя тюрьма.

– Однако!

– Причем пустая.

– Без охранников?

– Без заключенных.

– Куда же их прикажете девать?

– Разогнать. Или отпустить. Кто там может быть, кроме заложников, томящихся в ожидании выкупа, и мелких торговцев, что задолжали ростовщикам и менялам?

– Но там находится под замком и до сотни людей Салаха Ахмеда!

– Повесить!

– Святой отец!

– Что вы хотите сказать, полковник, что не все они виноваты одинаково? А я вам скажу, что все они виноваты достаточно для того, чтобы болтаться в петле.

– Среди них могут оказаться люди полезные, через них мы сможем выведать новые сведения о силах Харуджа и его планах.

– Сомневаюсь, полковник, сомневаюсь. Но будь по-вашему. Переведите их в другое место и всех, кто захочет говорить о Харудже, направляйте ко мне.

Комарес надул щеки и поиграл своими пышными усами.

– Скажите, святой отец, а почему вам нужна именно тюрьма? В городе осталось еще достаточно поместительных и удобных домов.

– Потому что здешняя тюрьма самое надежное место на всем побережье. Еще никому никогда не удавалось из нее бежать.

Полковник не понял ответа, но счел за лучшее разговор этот не продолжать.

В тот же день стражники пинками и древками копий выгнали вон из прокисших, затхлых камер несколько десятков покрытых паразитами, подслеповатых как совы заключенных. Пленных пиратов заперли в каменном амбаре возле караван-сарая.

Отец Хавьер приказал камеры вымести и как следует окурить можжевеловым дымом. Затем он сам лично проверил все замки, повесил себе на пояс тяжелую связку ключей и долго втолковывал тюремным стражникам, как отныне следует нести службу. Те кивали.

На пост следующей ночью заступали во всеоружии, хотя им было точно известно, что в тюрьме находятся всего два человека. Сам отец Хавьер и его слуга Педро.

В это время Мартин де Варгас во главе своего небольшого флота подошел к острову Джерба. Джерба в первой половине XVI века играла в Западном Средиземноморье примерно ту же роль, которая выпала через сто с небольшим лет Тортуге в море Карибском. Это было нечто вроде пиратской республики. Одно время в маленьких деревушках на берегу многочисленных бухт жили в основном рыбаки-арабы. В эти бухты заходили на отдых или чтобы укрыться от бури галеры морских разбойников. Корабли торговые и принадлежащие к королевским флотам тут не появлялись, потому что основные негоцианские пути пролегали севернее этих широт. Постепенно морских разбойников становилось на острове все больше, а мирных рыбаков все меньше. И наконец настал момент, когда рыбаков не осталось вовсе, не осталось никого, кроме разнообразных морских разбойников, время от времени занимающихся рыбной ловлей.

Хафсидских султанов, владевших в то время большей частью побережья Туниса, соседство с Джербой отнюдь не стесняло, потому что тамошние пираты были сплошь мусульманского вероисповедания и грабили, стало быть, суда христиан. Христианские государи тоже вынуждены были закрывать глаза на существование пиратской республики, ибо считалось, что она находится под рукой хафсидов, воевать с которыми время еще не пришло.

Став главой, пусть и необъявленным, сарацинских пиратов, овладев Тенесом, Ораном, Мешуаром и другими портами, Харудж неизбежно должен был наложить руку и на Джербу. И наложил. В той или иной степени его верховенство признавали все пиратские капитаны, обосновавшиеся на острове. Признание это заключалось в выдаче людям Харуджа части добычи. В том году, о коем идет речь, часть эта выросла до размеров предельных – отдавать приходилось половину.

Никому это не нравилось, но все вынуждены были терпеть. Власть Харуджа казалась неколебимой.

Салах Ахмед после страшного поражения в Оране бросился именно на Джербу. Разумеется, будь у испанцев хотя бы одна резервная галера, весла бы ему унести не удалось. Салах Ахмед ушел на небольшом галиоте всего лишь с полусотней матросов, толком даже не выяснив, чем закончилось сражение за город. Он считал, что сопротивление бесполезно, и был в этом прав. Чудовищный взрыв в гавани сломил его волю. Он знал, что, если даже ему удастся отбиться от нападения испанцев, горожане не простят ему чудовищных разрушений.

Но он не мог прямо направиться в Алжир. Там его, вне всякого сомнения, ждала виселица. Харудж ценил своих доверенных людей только до тех пор, пока они оправдывали его доверие. Салах Ахмед решил подсластить пилюлю, которой станет для Харуджа потеря Орана. Подсластить золотом, которое он рассчитывал собрать на Джербе. Салах Ахмед был личностью известной, ему достаточно было лишь сказать, что он послан из Алжира Харуджем для сбора дани, и ему бы поверили.

Так он задумал.

Необходимо было спешить. Как только до острова дойдет весть о событиях в Оране, пиратские сундуки, распахнутые перед посланцами Харуджа, захлопнутся.

В гавань Эхра – она считалась главной на острове – Салах Ахмед прибыл на рассвете. Он сразу же оценил обстановку. На якорной стоянке было восемь различных кораблей. Три из них были знакомы бывшему правителю Орана. Они принадлежали алжирскому флоту. Галеры эти выделялись своей опрятностью и размером среди прочих судов. Салах Ахмед сразу же направился к той галере, на грот-мачте которой висел зелено-золотой флаг Харуджа. Риска встретить на борту самого Краснобородого не было. Салах Ахмед знал, что по таким делам, как сбор дани, правитель Алжира не разъезжает.

Он оказался прав. Кораблем командовал Ширкух, пожилой бывалый ливиец, происходивший, по слухам, из весьма старинного рода. Его предки якобы были некогда правителями Египта. Впрочем, в данном случае родство это не играло никакой роли.

Увидев перед собой Салаха Ахмеда, старик поразился настолько, что не сумел скрыть удивления.

– Да пребудет с тобой благословение Аллаха, славный флотоводец.

– Да пребудет, славный Салах Ахмед.

– Не смотри на меня так, я отвечу на все твои вопросы, но сначала ты ответь мне на несколько моих.

– Спрашивай.

– Не за податями ли ты прибыл сюда?

– Ты угадал.

– Было ли уже собрание капитанов?

– Оно состоится сегодня.

– Слава Аллаху, я успел!

Ширкух посмотрел на неожиданного гостя как на безумца: пока все в его поведении казалось странным.

– Объясни, куда ты так спешил, и я скажу тебе, стоит ли благодарить Аллаха за то, что ты успел.

– Извини меня, славный Ширкух, я еще спрошу.

– Спроси.

– Сколько дней ты даешь капитанам на то, чтобы доставить деньги на борт твоей галеры?

– По обычаю, три дня. В первый день я сообщаю, сколько хочет получить наш господин Харудж. Во второй день они решают, сколько каждый из них может дать. В третий деньги доставляют сюда.

– Иногда обычаи приходится нарушать.

– Ты достаточно спрашивал, славный Салах Ахмед, теперь спрошу я.

– Спрашивай.

– Откуда ты прибыл и что тебе надо?

– Я прибыл из Орана.

– Ты бросил город на произвол судьбы?

– Я бросил его на произвол судьбы, когда судьба его была уже решена.

– На город напали испанцы?

– Испанцы и кабилы. Хитрость и предательство – вот два кинжала, которые пронзили грудь Орана.

Ширкух задумался. И одновременно приосанился. Если в прежнее время положение Салаха Ахмеда в пиратской империи Харуджа было заметно выше его собственного, то теперь все, пожалуй, изменилось. Кто теперь Салах Ахмед?

– Да, славный Ширкух, Оран нами потерян, но об этом знаем только я и ты.

– Об этом знают еще твои люди.

– Они будут молчать. Нужно немедленно созвать всех местных капитанов, сегодня же собрать все золото, которое можно собрать, пока никто на Джербе не узнал о происшедшем.

Ширкух уже и сам сообразил, что вести себя нужно именно так. Он просто взвешивал, достаточны ли будут усилия Салаха Ахмеда по спасению золота Харуджа, чтобы уберечь его шею от петли. Не удавить ли этого неудачника прямо сейчас? Зачем с ним делить славу удачливого сборщика? А вдруг Харудж не простит Ширкуху того, что тот взял на себя смелость судить того, кого судить дозволено лишь самому Харуджу?

– Что же ты медлишь, славный Ширкух?!

– Я не медлю. Сейчас я отправлю людей с известием, что жду всех капитанов в условленном месте. Твои люди перейдут на мою галеру.

– А меня ты прикажешь заковать в кандалы?

– Кто посмеет заковать в кандалы друга самого Краснобородого? – усмехнулся старый ливиец.

Дело было обстряпано лихо. Ширкух был убедителен в своих словах. Капитаны Джербы, если и почувствовали неладное, не решились говорить об этом вслух. Посланец Харуджа раздумывал над тем, а не снизить ли ему хотя бы немного размер дани, дабы облегчить расставание с ней для здешних пиратов. Но потом решил этого не делать, это вызовет скорее подозрения, чем слезы благодарности.

Как только на борт галеры были доставлены ящики с деньгами и бочки с питьевой водой, Ширкух велел поднимать якорь.

– Представляю себе, какие они будут посылать проклятия тебе вслед, когда узнают причину твоей торопливости, – сказал Салах Ахмед, глядя на удаляющийся берег.

– На твоем месте я бы думал не об их будущем, а о своем, – не удержался от ядовитой реплики Ширкух. Теперь, когда головоломное дело было завершено, он почувствовал себя много увереннее.

Салах Ахмед нахмурился:

– Ты считаешь, что его гнев будет испепеляющим?

– Не мне судить о нем самом и о его гневе.

Галера как раз входила в узкую горловину бухты, перед тем как оказаться в открытом море. Салах Ахмед и Ширкух сидели в кормовой каюте одни, на низком столике перед ними стояло по чашке шербета. За кисейной занавесью стоял, расставив ноги и положив мощные руки на рукоять меча, широкоплечий бербер. С палубы доносились мерные удары барабана и ритмичные вскрики гребцов.

Салах Ахмед сделал большой глоток сладкого, пахучего напитка.

– Ты прав, славный Ширкух, ты прав, не нам судить Харуджа. Не родился еще такой человек, который будет его судить.

– Ты думаешь, Харуджа будет судить человек? – спросил ливиец и тоже отхлебнул. – А может быть, впереди его ожидает не суд?

– А что же еще, что же еще может ожидать в конце пути такого человека?

Глаза Ширкуха начали вылезать из орбит.

Салах Ахмед, наоборот, прищурился.

– Ты хочешь что-то сказать, славный Ширкух?

Ливиец почернел лицом и схватился руками за горло. Посидел в такой позе несколько мгновений и отвалился на подушки.

– Эй! – позвал Салах Ахмед бербера-телохранителя.

Тот откинул кисею, подбежал к лежащему навзничь хозяину и склонился над ним. Зря он это сделал. Салах Ахмед нанес ему удар в ухо коротким позолоченным стилетом.

Бербер беззвучно свалился на ливийца.

Салах Ахмед посмотрел сквозь кисею. Произошедшее внутри каюты, кажется, никем замечено не было. Значит, можно переходить ко второму этапу плана.

Он вышел наружу, спустился на нижнюю палубу. Там находились его люди. По поданному знаку они все разом кинулись наверх, вырывая оружие у зазевавшихся пиратов, полосуя их припрятанными в одежде ножами.

Неожиданность – великая сила.

Вскоре на палубе шла настоящая бойня, результатом которой, скорее всего, стала бы полная победа людей Салаха Ахмеда над остатками так ничего и не сообразившей охраны.

Если бы не Мартин де Варгас.

Стоило галере Ширкуха показать свой нос из гавани, как наперерез ей устремились сразу три галеры испанского капитана. Они специально караулили здесь.

Хуже всего ведут себя в неожиданной ситуации те, кто сам кому-то готовил неожиданность.

Увидев, что происходит, пираты побросали весла и сабли. Вид трех таранов, направленных в борт их корабля, парализовал волю. Салах Ахмед смотрел как зачарованный на эту неотразимую атаку и медленно расцарапывал ногтями свои впалые щеки. Только что он был на вершине успеха. Только что!

С жутким хрустом таран испанской галеры проломил борт сарацинского корабля.

Засвистели стрелы.

Огненный горшок рухнул на палубу прямо перед ногами Салаха Ахмеда и взорвался.

Стоя на мостике и наблюдая за великолепной сценой неотразимой атаки, капитан шептал:

– Мартин де Варгас, ты не победишь.

Победный дух так же заразителен, как крик паникера. Генерал Куэльяр, кто бы мог подумать, совершил внезапный рейд к Тенесу и овладел им. И не путем длительной осады, и не с помощью подкупа.

Штурмом!

Это сделал ленивый, осмотрительный, нерешительный кабальеро Куэльяр. Надо думать, что король назначил его специально. С одной стороны, его величество как бы открывал военные действия, с другой – мог быть уверен, что, собственно, действий никаких и не будет. Но победный дух заразителен. Узнав о двух необыкновенных победах своего подчиненного, генерал сам возмечтал о величии. Благо, его солдаты и сержанты были по большей части людьми бывалыми, уже проверенными в североафриканских походах, поэтому ночной марш от Орана до Тенеса был проведен ими великолепно. Пираты и не подозревали, что им что-то может угрожать. Их не озаботило даже то, что кабилы из рода Аббас Дану уже не могли прикрывать подходы к городу со стороны пустыни.

Сытая городская жизнь в известном смысле развратила людей Харуджа. Куда девалась кровожадность и жажда деятельности, куда пропала тяга к приключениям и чужому добру! Морские дьяволы вполне довольствовались тем, что им давало обладание удобной гаванью, то есть, говоря просто, таможенным сбором. Когда они услыхали о нападении на Оран, они не поверили, когда им рассказали о захвате Джербы, они лишь укрепились в своем недоверии.

За это и были наказаны. Не самым смелым и не самым талантливым испанским генералом.

После этого успеха открывался прямой путь к Алжиру, который за последнее время сделался подлинной столицей Краснобородого.

Внимательно посмотрев на карту, Мартин де Варгас с приятным волнением осознал, что нападение на Алжир не только возможно, оно просто необходимо, дабы не упустить удобный момент. Он бросился со своим флотом в Тенес. Генерала Куэльяра он застал за занятием, которое подходило ему явно больше, чем ночные штурмы пиратских городов.

Победитель пировал.

Мартин де Варгас велел доложить о себе.

Ему было отвечено, что его примут завтра, ибо сейчас командующий уже заканчивает пить и удаляется с прекрасной дамой в помещение, где невозможно и неудобно вести разговоры о делах военных.

– Который день продолжается веселье?

Хмурый юноша, пришедший с ответом, вздохнул:

– С самого дня штурма.

– То есть четвертый?

– Да, ваша милость.

– Когда он остановится?

Юноша пожал плечами и вздохнул. Капитан сунул ему в руку монету.

– Пока не кончится вино в Тенесе.

– А много его здесь?

– Перед самым штурмом сюда пригнали три греческие фелюги с кипрским, критским и хиосским.

Мартин де Варгас скрипнул зубами.

– Как тебя зовут?

– Гонсало.

Капитан достал из кармана зеленых бархатных штанов увесистый кожаный кошель.

– Угадай, сколько здесь золотых.

– Это смотря в каком золоте. Неаполитанских эскудо здесь не меньше тысячи. Мараведисы если, то счетом около трех сотен. Дублоны…

– Тысяча сто эскудо, – сказал нетерпеливый капитан. – Хочешь их получить?

Глаза юноши загорелись, но на лице появилось недоверчивое выражение.

– Сначала вы, ваша милость, скажите, что нужно сделать, а я тогда отвечу, хочу ли.

Гонсало оглянулся. По коридору пробежал повар с подносом, полным закусок. В дальнем конце появились два солдата, пьяные, в обнимку, они пытались спеть песню под названием «Ласточка Андалусия», но у них ничего не получалось, потому что перед первым тактом кто-нибудь из них падал на колени.

Мартин де Варгас достал из второго кармана еще один кошелек.

– Не радуйся, здесь не деньги.

– А что?

Капитан развязал веревку и достал из маленького кошелька кусочек чего-то черного, похожего на застывшую смолу.

– Это ты положишь генералу в вино.

Гонсало побледнел и сделал шаг назад.

Капитан схватил его за плечо:

– Ты решил, что это яд?

– По виду похож.

– Негодяй, как ты мог подумать, что я хочу отравить генерала! Это рвотное. Не веришь?

Гонсало мялся:

– Я, конечно, верю…

– Смотри! – Капитан отхватил зубами половину куска и стал жевать.

Лицо юноши скривилось.

Капитан продолжал методично работать зубами. Разжевал. Проглотил.

– Видишь. Я ношу это с собой специально, чтобы очистить желудок, если подозреваю, что меня хотели отравить на пиру. Мне нужно, чтобы завтра генерал Куэльяр испытывал отвращение ко всему, что связано с выпивкой и едой.

Гонсало был понятливым юношей, он кивнул.

– Я отдаю тебе эти деньги все сразу, чтобы ты не боялся, будто я тебя обманываю. Понимаешь, я очень спешу. Однажды я уже опоздал. Совсем ненадолго. Очень долго пришлось наверстывать упущенное. Даже жениться заставили.

Кошель с деньгами перекочевал из рук в руки. Кошелек со рвотным тоже.

– Растворяй в густом вине. В самом густом, в кипрском. Постарайся, чтобы он выпил как можно больше.

– Я постараюсь, ваша милость, – сказал Гонсало, взвешивая кошель на руке.

– Не вздумай меня обманывать. Я буду ночевать здесь, у входа в касбу. Другого пути отсюда нет. Если ты вздумаешь меня обмануть, я тебя найду даже под дном моря и убью. Будь ты кто угодно. Хоть слуга генерала, хоть приятель.

Гонсало вздохнул:

– Я его сын.

Физиономия Мартина де Варгаса искривилась. Он потянулся одной рукой к кошельку, другой – к эфесу своей шпаги.

Юноша остановил его жестом:

– Не гневайтесь, ваша милость. Я все сделаю, как обещал. Только скажите еще раз, это не повредит здоровью отца?

– Скорее наоборот.

Утром следующего дня в одной из каменных келий касбы сидели друг против друга генерал и капитан. Оба выглядели ужасно, лица их были зелены, глаза воспалены. Голова старшего по званию была вдобавок обмотана полотенцем, вымоченным в уксусе, коим принято охлаждать пушки после стрельбы.

Между ними лежала развернутая карта.

Вошел Гонсало с кувшином и сказал:

– Холодная ключевая вода.

– Давай сюда, – потребовал генерал. Отпив добрую половину, он вспомнил о госте и поинтересовался:

– А вы, капитан, не хотите?

– Нет, благодарю вас, я бы предпочел чашу доброго кипрского вина.

Холодная ключевая потоком хлынула изо рта генерала Куэльяра на пол.

Несколько капель упало на карту. Как раз на то место, на которое указывал загорелый палец капитана.

– Вот к этому месту ваши роты должны выйти уже через три дня.

– К чему спешить, войскам нужно отдохнуть.

– Плохо, когда войска отдыхают мало, но хуже, когда они отдыхают много.

– Вы что, надумали меня учить?!

– Не думаю, что у меня получилось бы.

– А теперь вы, по-моему, хамите.

– Как можно?!

– Впрочем, какая разница! Меня так тошнит, что мне теперь все равно, наступать или обороняться.

– Поэтому доверьтесь мне – лучше наступать. Исключительная возможность взять за горло самого Харуджа. Представьте, как обрадуется его величество, как будет рад кардинал. Вы утрете нос самому Педро Наварро.

Куэльяр длинно вздохнул.

– Сказать по правде, мне плевать на Педро Наварро со всей его славой. Меня интересует только одно: когда я могу прилечь. И с кем.

– Вы можете сделать это немедленно. Отдайте приказ о выступлении и ложитесь!

– А штаб?!

– Штаб?

– Да, у меня же есть штаб. Там много офицеров. Думаю, многие из них чувствуют себя сейчас не лучше своего генерала.

– Прикажите мне с ними договориться, и я с ними договорюсь, поверьте.

Генерал вздохнул:

– Не сомневаюсь.

Напротив мрачной и безмолвной громады Пеньона на едва заметной волне покачивались галеры капитана Мартина де Варгаса. Выглядели они неважно. У одной не хватало центральной мачты, у другой вместо весел торчали какие-то огрызки, у третьей был разворочен фальшборт. И этим еще повезло. Невезучие покоились на неровном дне прибрежной полосы. Это были результаты трехдневных артиллерийских сражений с тремя внешними батареями пеньонского форта.

Сильно ли пострадали обороняющиеся, определить было трудно. В нескольких местах каменная кладка была повреждена, кое-где над островком поднимались столбы черного дыма.

Мартин де Варгас был готов к тому, что здесь ему придется встретиться с настоящим сопротивлением, на неожиданное нападение рассчитывать не приходилось, поэтому к большим потерям своего флота он относился спокойно. Лишь немного занервничал, когда потери стали очень большими.

Еще сильнее, чем упорство и точность сарацинских артиллеристов, его раздражала неизвестность. По им придуманному плану параллельно с атаками на Пеньон должны были начаться атаки на сухопутные позиции Харуджа. Но успел ли генерал Куэльяр подойти на исходную позицию и захотел ли шейх Арафар сделать это?

Капитан терзался этим вопросом уже второй день.

Он специально послал верного Илларио на берег, чтобы тот вызнал, что там и как.

По всем расчетам, Илларио должен был появиться сегодня утром.

И вот утро наступило, а Илларио нет.

Мартин де Варгас вышагивал от носового помоста до кормовой каюты. Вид у него был невозмутимый, взгляд решительный. Солдаты никогда не должны догадываться о переживаниях командира.

Пару раз он спускался в нижние помещения галеры и следил за работой лекарей. Уговаривал не стонать тех, кому было особенно тяжело.

Стоны раненых не вдохновляют тех, кто готовится идти в атаку.

Как раз в тот момент, когда капитан аккуратным ударом кулака угомонил обезумевшего от боли солдата с развороченным животом, наверху раздался крик Лозано:

– Лодка!

В следующее мгновение капитан был на верхней палубе.

Из-за пляжа Баб-аль-Уэда показалось небольшое, белого цвета суденышко о четырех веслах. Гребцы работали изо всех сил, это было заметно и с расстояния в четыре сотни шагов. Скоро стало понятно, что делают они это не ради того, чтобы сократить неприятные ожидания своего капитана.

За первой лодкой показалась вторая. Чуть побольше первой. Шестивесельная.

Погоня!

– Зарядите какую-нибудь пушку!

Два десятка каблуков бросились выполнять это распоряжение. Капитан не отрываясь наблюдал за неожиданным соревнованием. Очень скоро он понял, что шестивесельная лодка идет лучше. Кроме того, он разглядел, что командует ею человек в тюрбане. Это могло означать только одно – сарацины выследили Илларио. Но из этого факта невозможно сделать никакого вывода о том, как идут дела у Куэльяра и Арафара.

Столько времени потеряно даром!

Подбежал Лозано.

– Может быть, нам спустить свою шлюпку?

Мартин де Варгас кивнул. Лейтенант не решился переспросить, что означает этот кивок, – да или нет.

– Пушка заряжена!

– Где?

– На носу.

Подбежав к ней, капитан вырвал фитиль у канонира, припал щекой к медной поверхности, прицелился и с ужасом обнаружил, что стрелять нельзя. Лодка сарацин шла точно в кильватер лодке Илларио, отставая не более чем на три корпуса. Риск попасть в своих был равен шансу поразить врага.

Расстояние между лодками все сокращалось.

– Что же делать?! – крикнул Лозано, который, так же как и прочие свидетели сцены, все прекрасно понимал.

– Молиться, – глухо сказал капитан.

Расстояние между лодками стало минимальным. Мартин де Варгас ощущал себя охотником наоборот, охотником, мечтающим о спасении дичи.

Столкнулись. Короткий бой. Сарацин втрое больше, кроме того, они, как и все пираты, отлично владеют оружием. Весла взлетели как крылья, кто-то упал в воду, обливаясь кровью.

Не кто-то – Илларио. С расстояния в сотню шагов капитан де Варгас отлично рассмотрел его.

Все.

Капитан спокойно прицелился и ткнул фитилем в пороховое отверстие. Он не успел, как это требовалось по правилам, отстраниться, и его отбросило к противоположному борту. Когда он вскочил на ноги, то в том месте, где мгновение назад находились две лодки, медленно опадал водяной фонтан. Рушились вниз доски, люди, весла, тюрбаны.

У этого эффектного выстрела было не менее пяти сотен свидетелей. Все те, кто собрался у борта своих галер и с замиранием следил за исходом водного боя, восторженно заорали:

– Слава Мартину де Варгасу!!!

Их можно было понять, ведь им было продемонстрировано нечто вроде удивительного, неповторимого фокуса. На их глазах в одно мгновение ужасное поражение было превращено в кровавую, но полную победу.

– Слава Мартину де Варгасу!!!

Конечно, не все знали и видели, что стрелял именно капитан, но никто не сомневался, что на такие фокусы во всей флотилии способен только он.

Сам меткий стрелок пребывал в состоянии отнюдь не радостном. Он потерял друга. Он потерял надежного помощника. Он потерял важнейшие сведения.

Чему радоваться?

Но по складу своего характера Мартин де Варгас не был способен к длительным переживаниям, не говоря уж об отчаянии. Что ж, раз обстоятельства повернулись таким образом, надо рассмотреть, что выгодного есть в этом их повороте.

Самое главное, что впавшие было в тоску войска снова безоговорочно верят в своего командира. Судя по крикам.

Подобная вера – товар скоропортящийся, ее надо использовать в тот момент, когда она крепче всего.

– Поднимать якоря! – крикнул Мартин де Варгас голосом, полным уверенности в победе.

Команда пронеслась ветром по всем галерам, и все выполнили ее с радостью. Мгновенно забылись грустные размышления о том, что взять с моря Пеньон невозможно, что еще никому это не удавалось, если только не применить хитрость. Никто не задался вопросом: какая может среди белого дня в открытом море быть хитрость?

Или теперь высшее проявление хитрости – лобовая атака?

Как бы там ни было, якоря поползли наверх, выдирая из живописного дна целые шевелюры цветной растительности и поднимая клубы мути. Гребцы налегли на весла, разом ударили барабанщики. Через самое короткое время на остров Пеньон, прямо под жерла его неутомимых пушек, двинулись в лобовом строю все шесть оставшихся в распоряжении капитана де Варгаса галер.

Подойдя на подобающее расстояние, они по общей команде изрыгнули огонь в направлении пока еще безмолвствующего противника.

Противник и на это ничего не ответил.

– Надо замедлить ход, а то нам не спустить шлюпки для пехоты! – прокричал на ухо капитану лейтенант Лозано.

– Не надо замедлять ход. Мы не будем спускать шлюпки!

Это было такой новостью в тактике, что лейтенант на время потерял дар речи.

– Но мы сядем на камни!

– Мы сядем на камни у самого берега и пойдем врукопашную!

– Мы потеряем корабли!

– Мы в любом случае их потеряем в этом бою, а так хотя бы с пользой. А за потери нам кто-нибудь заплатит.

– Кто?!

– Или Харудж, или Господь!

Мартин де Варгас надел кирасу и каску, засунул за пояс пару кинжалов и быстро прошел на нос, подбадривая гребцов и солдат. Гребцам, как это всегда делается в решающие моменты, выдали губки, смоченные вином, и они рвали на себя весла, зажав эти губки во рту.

Дыхание со свистом вырывалось из ноздрей. В таком состоянии человек может проработать не более получаса, но в решающий момент боя получаса бывает достаточно.

– Пехота, на нос!

Облачаясь на ходу в доспехи и приводя в порядок оружие, пехотинцы побежали вслед за своим капитаном. Стук каблуков примешался к грохоту барабана и звукам команд.

Мартин де Варгас встал за фок-мачтой и, выставив из-за нее один глаз, наблюдал за приближающимся каменистым берегом. Прятался он, разумеется, не из трусости, просто жизнь командира должна оставаться по законам боя в целостности как можно дольше. Атака продолжается до тех пор, пока кто-то руководит атакующими.

Остров отчетливо покачивался. Мартин де Варгас понимал, что покачивается не остров, а его галера, но его почему-то возбуждало это зрелище. Зрелище неустойчивости.

Пеньон, ты падешь!

Капитан почувствовал, как внутри что-то сжимается. Он знал почему. Не от страха. Наставал самый удобный момент для артиллерийского залпа.

Залпа в упор.

Залпа убийственного.

Атаковать каменные бастионы придется с теми кровавыми ошметками, что останутся на ногах после этого залпа.

Сейчас!

Вот сейчас!

Залп!!!

Мартин де Варгас не выдержал и зажмурился. Открыл глаза. Ничего не произошло.

Залпа не было!

Они почти упустили момент.

Они совсем упустили момент. Теперь стрелять было бесполезно, в худшем случае ядра снесут под корень мачты. Переломят их пополам. Изорвут паруса. Снесут верхушки.

Спасибо, Господи, спасибо. Мартин де Варгас вспомнил, что даже не помолился перед началом атаки. Но Бог на то и Бог, чтобы свободно читать в душе человека.

Капитан взглянул за борт, и у него снова захватило дыхание. Сквозь неглубокую воду отлично просматривалось красочное дно. Завивалась в сторону стайка серебристых рыбок, трепетал мощный травяной куст на горбу изъеденного норами камня. На следующем таком камне лежал в вальяжной позе человеческий скелет в каске. Все это промелькнуло перед взглядом капитана в считанные секунды. Когда он поднял глаза, каменистый берег острова был совсем рядом. Бойницы верхнего форта смотрели уже не в лицо, а в темя. Мартин де Варгас открыл рот, чтобы отдать команду гребцам, но в этом уже не было нужды.

Раздался чудовищный, длинный скрежет, заходили ходуном мачты, и мелко, как шкура испуганного животного, задрожала палуба. Накреняясь и забирая влево, галера выползла на берег неприступного острова.

Еще никому не приходилось брать остров на абордаж, успел подумать Мартин де Варгас и, вытащив шпагу из ножен, скомандовал:

– За мной!

Прыгать пришлось в довольно глубокую воду и добираться до берега вполувплавь. Это был еще один удобный момент для защищающихся, чтобы совершить вылазку и попытаться сбросить испанцев в море.

Но это был очень короткий миг. Очень. Всего несколько вздохов. И сарацины его упустили.

Справа и слева от капитанской галеры выползли на берег еще два галеаса. На берег посыпались десятки воодушевленных рубак. Мартин де Варгас повел на приступ не менее полутора рот. С таким воинством и при таком воодушевлении он бы мог взять сам Багдад.

Сарацины не подавали признаков жизни.

Все еще не подавали.

Не ловушка ли это?

На мгновение капитаном овладело сомнение. Но почти сразу же, прямо на бегу, он от этого сомнения освободился. Ловушка? Пусть! Тем хуже для ловушки, в нее попался слишком большой зверь!

Испанская пехота с ревом ворвалась в нижний ярус центрального форта.

Никого! Впрочем, не совсем так, вон валяются два сарацинских трупа. Кроме того, перевернутые корзины, окровавленные тряпки, ядра в полном беспорядке прямо на полу.