Текст книги "Старый Петербург"
Автор книги: Михаил Пыляев
Жанр: Русская классика, Классика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)
Глава XVI
Михайловский замок, жилище императора Павла I. – Легенда о построении дворца. – Распорядители над постройками. – Работы днем и ночью. – Анекдот и стихи Копьева. – Торжественная закладка замка. – Жизнь императора Павла в Зимнем дворце. – Парады и разводы. – Балетные танцовщицы на параде. – Анекдот. – Наружное и внутреннее великолепие замка. – Полная реформа военного быта. – Первые дни царствования императора. – Строгости и новые порядки. – Рассказ А. И. Тургенева. – Внутреннее убранство дворца. – Картины. – Серебряные балюстрады. – Обед государя. – Рассказы современников. – Шут императора Иванушка. – Анекдот из гатчинской жизни. – Гарнизонная служба в Михайловском замке. – Перемены в армии. – Опочивальня императора. – Рассказы А. Коцебу. – Комната, в которой скончался император. – Присутственный день в Павловское время. – Судьба Михайловского замка. – Инженерный замок. – Хлыстовский корабль.
На месте, где находился деревянный Летний дворец императрицы Елисаветы, «в третьем саду», император Павел в 1796 году приказал выстроить Михайловский замок. Дворец этот сохранялся только как последний памятник Елисаветинской эпохи; все ею основанные дворцы в царствование Екатерины обращены в богоугодные и другие заведения. Причину постройки нового дворца тогда в Петербурге объяснили каким-то загадочным случаем. Известно, что Павел Петрович принадлежал к масонству{180}180
Павел был введен в несколько масонских лож своим наставником, графом Паниным, который был членом во многих масонских ложах.
[Закрыть], он верил в сны и предзнаменования. Рассказ его о видении ему его прадеда, Петра I, приводится многими его современниками; также известен и сон его перед днем вступления на престол, переданный в записках графа Растопчина. Ему снилось, что его три раза поднимает к небесам какая-то невидимая сила. Сон его накануне смерти тоже описан{181}181
См. «Mémoires of the baroness Oberkirch».
[Закрыть]. Тут ему привиделось, что ему на спину надевают узкий парчовый кафтан, и с таким усилием, что он готов был закричать от боли. Постройка дворца также находится в прямой связи с этой верой в видения. Вот как рассказывали тогда об этом случае. Однажды солдату, стоявшему в карауле при Летнем дворце, явился в сиянии юноша и сказал оторопевшему часовому, что он, архангел Михаил, приказывает ему идти к императору и сказать, чтобы на месте этого старого Летнего дворца был построен храм во имя архистратига Михаила. Солдат донес о бывшем ему видении по начальству, и когда об этом доложили императору, он ответил: «Мне уже известно желание архангела Михаила; воля его будет исполнена». Вслед за этим он распорядился о постройке нового дворца, при котором должна быть построена и церковь во имя архистратига Михаила, и самый дворец было приказано называть Михайловским замком. Главным распорядителем всех работ назначен сперва тайный советник В. С. Попов, потом гофмаршал граф Тизенгаузен. Первым архитектором был Бренна, помощниками его: Руско, Соколов, Насонов и Пильняков, к ним еще было прикомандировано несколько архитекторских учеников и несколько каменных мастеров, и учреждена была «особая экспедиция для строения», которой отпускалась из кабинета и казначейства единовременно сумма в 791 200 рублей и ежегодно по 1 173 871 рублю 10 копеек в течение трехлетнего срока; экспедиции было вменено в обязанность, чтобы замок был окончен вчерне непременно в 1797 году. При такой поспешности работы производились и днем и ночью; очевидцы рассказывали, что в ночное время работы освещались факелами и фонарями; рабочих ежедневно на работах было от 2500 до 6000 человек, не считая тут мастеров и надзирателей. Материалы доставлялись тоже с большою поспешностью, и, кроме заготовляемых по подрядам, для замка были разобраны каменные галереи дворца в Пелле и перевезены сюда, а также брали мрамор и камни отстроившегося в ту пору Исаакиевского собора, который после того и стали достраивать из кирпича.
Известный в то время своими проказами, стихами и остротами Алек. Данил. Копьев написал на эту тему стихотворение{182}182
Стихи эти де Санглен приписывает моряку Акимову.
[Закрыть]:
Се памятник двух царств,
Обоим столь приличный:
Основа его мраморна,
А верх его кирпичный.
Император Павел за это стихотворение приказал в тот же день зачислить его в один из армейских полков солдатом. Н. И. Греч в своих записках говорит, что Чулков пал вместе с Архаровым за непомерное вздорожание сена в Петербурге, вследствие его глупых распоряжений. На их падение Копьев нарисовал карикатуру: Архаров лежал в гробу, выкрашенном новою краскою полицейских будок (черною и белою полосою); вокруг него стояли свечи в новомодных уличных фонарях, у гроба же Архарова стоял Чулков и утирал глаза сеном. Копьев, помимо своих острот, был известен в Петербурге и худобою своей малокормленой четверни. Однажды он ехал по Невскому, а отец поэта Пушкина шел пешком по тому же направлению. Копьев предлагает довезти его. «Благодарю, – отвечает тот, – но не могу: я спешу». Под старость Копьев занимался подрядами и торгами и отличался скупостью и неопрятностью.
26 февраля, в пятом часу, происходила торжественная закладка Михайловского замка с церемониею, на которой присутствовал сам государь с императрицею и все августейшее семейство. Император с императрицею по выходе из кареты шествовали в сопровождении придворных, иностранных посланников и всего двора; государь был встречен архиереем Иннокентием и всем столичным духовенством. Процессия остановилась у мраморного камня, приготовленного для закладки, с высеченною на нем надписью: «В лето 1797-е, месяца февраля в 26 день, в начале царствования государя императора и всея России самодержца Павла Первого, положено основание зданию Михайловского замка его императорским величеством и супругою его, государынею императрицею Мариею Феодоровною». По обеим сторонам камня были поставлены богато убранные столы, на которых на серебряных блюдах лежали серебряные лопатки с именами их величеств, известка, яшмовые камни, наподобие кирпича, с вензелями императора и супруги его, серебряный молоток с надписью и на особых столиках разные новые монеты, золотые и серебряные. После молебна и пушечной пальбы с крепости началась закладка замка. Государю подносили: лопатку – коллежский советник Пушкин, известь – архитектор Соколов, камень – действительный статский советник Ходнев, блюдо с монетой – граф Тизенгаузен. Императрице известь подавал архитектор Бренна, камень – подполковник и капитан Михайловского замка Жандр; великим князьям и княжнам – архитекторы гг. Баженов, Ильин, Крок и Зайцев.
По восшествии на престол император Павел жил в Зимнем дворце; здесь у него в первое время в нижнем этаже, под одним из коридоров дворца, было устроено большое окно, в которое всякий мог бросать свои прошения на имя императора.” Павел сам хранил у себя ключ от этой комнаты и никогда не манкировал[99]99
Манкировать – пренебрегать чем-нибудь, поступать неуважительно (фр.).
[Закрыть] отправляться в нее каждое утро в семь часов, где собирал прошения, собственноручно их помечал и затем прочитывал их сам или заставлял одного из своих статс-секретарей читать их себе вслух. Ответы на них или решения всегда были либо написаны, либо подписаны им самим и затем сообщены печатно в газетах. Это все делалось без замедления. Иногда просителю предписывалось обратиться в какое-либо ведомство и затем известить его величество о результате этого обращения. Этим путем, по словам современников, было обнаружено много несправедливостей. Император особенно не любил взяточничества, лжи и обмана и крайне был заботлив о правосудии. Малейшее колебание в исполнении его приказаний, малейшая неправильность на службе влекли за собою строжайший выговор и даже наказание без всякого различия лиц. Император иногда легко приходил в гнев от малейшего противоречия; в действительности Павел был человек доброжелательный и великодушный, склонный прощать обиды, готовый каяться в своих ошибках. Нередко государь оплакивал свою вспыльчивость, но, к несчастью, не имел достаточно силы воли, чтобы победить себя. В его царствование часто за ничтожные недосмотры и ошибки в команде офицеры прямо с парада отсылались в другие полки на большие расстояния. Это случалось довольно часто, и в то время все офицеры имели обыкновение носить свои бумажники с деньгами всегда за пазухой, чтобы не остаться без копейки на случай внезапной ссылки. Часто также вспышки гнева императора кончались одним смехом самого же государя.
Раз при разводе император, прогневавшись на одного гвардейского офицера, закричал: «В армию, в гарнизон его!» Исполнители подбежали к офицеру, чтобы вывести его из фронта. Убитый отчаянием офицер громко сказал: «Из гвардии да в гарнизон! Ну уж это не резон!» Император расхохотался. «Мне это понравилось, господин офицер, – сказал он, – прощаю вас».
Михайловский замок был готов в 1800 году, и 8 ноября состоялось его освящение, одновременно с освящением и его церкви. Освящение отличалось большою торжественностью. Государь и великие князья ехали верхом. Государыня и великие княжны и первые чины двора ехали в церемониальных каретах, от Зимнего дворца к замку, между выстроенными полками, при колокольном звоне по всему городу. Церковь освящал митрополит Амвросий в сослужении со всем Святейшим Синодом. Митрополит после освящения удостоился получить от Павла в награду бриллиантовый иерусалимский крест{183}183
Кавалерами Мальтийского ордена пожалованы были все придворные священники гораздо ранее, в 1798 году. Один митрополит Гавриил не принял Мальтийского ордена; он говорил, что русскому архиерею неприлично вступать в католический орден. Гавриил был первым митрополитом С.-Петербургским; он управлял епархией долее всех, бывших после него (1770–1801) митрополитов, исключая нынешнего митрополита Исидора.
[Закрыть].
Наружное великолепие замка при основании его было очень разукрашено; на всех фасадах красовались мраморные статуи, вазы и разные фигуры, служащие теперь украшением Зимнего дворца. Замок представлял образец архитектуры итальянского Возрождения; его тогда окружали рвы с подъемными мостами, брустверы, чугунные решетки и т. д. Замок имел 20 бронзовых пушек двадцатифунтового калибра, со всеми снарядами, расставленных в разных местах на платформах. Внешний вид замка – четыреугольник, в поперечнике 49 сажен. Внутри замка три двора, в средине главный в виде осьмиугольника, к Фонтанке имеющий форму пятиугольника и на углу к Царицыну лугу – треугольный. Вход в замок через трое ворот: Воскресенские, с портиками и колоннами полированного гранита, с украшениями из пудожского камня, ведут на главный двор; на этот двор позволялось въезжать лишь членам императорского семейства и посланникам; Рождественские, чугунные, со стороны Большой Садовой улицы, и Зачатейские ворота, с Фонтанки. Наружные фасады замка не одинаковы, и каждый принадлежит к особому ордену. Главный фасад из красного и серого мрамора, подвалы и нижний этаж выстроены из тесаного гранита; остальные части стен окрашены в красноватый цвет, происхождение которого, по достоверному преданию, приписывается рыцарской любезности императора; говорят, что одна из придворных дам явилась однажды в перчатках этого цвета и что император послал одну из этих перчаток в образец составителю этой краски. Говорят, что после окраски замка в этот цвет многие петербургские домовладельцы поспешили окрасить и свои дома в такой колер.
По сторонам Воскресенских ворот стояли две большие пирамиды с трофеями, вензелями и медальонами. Сверху карниза возвышается фронтон, украшенный историческим барельефом из пудожского камня; над фронтоном мраморный аттик и императорский герб, поддерживаемый двумя фигурами Славы. Две ниши в нижнем этаже, по обеим сторонам среднего выступа, украшены 12 колоннами ионического ордена. Главный карниз и парапет из разноцветных мраморов, как и фриз, на котором бронзовыми буквами надпись: «Дому твоему подобает святыня Господня в долготу дней». Противоположный этому главному фасад, обращенный к Летнему саду, имеет большое крыльцо из сердобского мрамора, на котором размещены 10 дорических колонн, поддерживающих балкон; на самой середине фасада возвышается аттик с лепными украшениями; по сторонам спуска назначено было поставить колоссальные бронзовые статуи Венеры и Геркулеса Фарнезского. На третьем фасаде, к Фонтанке, сделан полуциркульный выступ с шестью колоннами дорического ордена, архитравом, карнизом, фризом и балюстрадой, окружающим балкон. Над выступом купол и сторожевая башня с древком, которое назначено было для поднятия штандарта, когда государь находился в замке. К Большой Садовой улице, четвертый фасад был с обширным высоким крыльцом из серого гранита длиной в 14 сажен, шириною в 5, служащим для входа в церковь. На двух углах крыльца поставлены были вазы, по бокам входа – четыре мраморные половинчатые колонны; в нишах первого этажа – лепные украшения, а второго – статуи, изображающие Веру и Надежду; над окнами второго этажа, где теперь окна третьего этажа, – барельефы четырех евангелистов из белого каррарского мрамора; на аттике по бокам изображения св. апостолов Петра и Павла, а посредине вызолоченный крест, на карнизе лепные ангельские головки. Купол, четыре канделябра над колонною и шпиц были вызолочены. 27 августа 1840 года в 9 часов утра этот церковный шпиц сгорел от молнии.
Михайловский замок окружала каменная стена вышиною в сажень; к замку от Большой Садовой вели три липовые и березовые аллеи, посаженные еще при императрице Анне; каждая из них упиралась в железные ворота, украшенные императорскими вензелями; перед замком расстилался обширный плац, окаймленный с обеих сторон садами. На плацу был поставлен и освящен вместе с Михайловским замком памятник Петру Великому. Император изображен в римской тоге с лавровым венком на голове и с фельдмаршальским жезлом в правой руке. На монументе надпись: «Прадеду правнук 1800 г.». Мысль соорудить этот памятник принадлежит императрице Анне Иоанновне, предполагавшей поставить его на Васильевском острове, на площади Коллегий (где теперь университет); отлит он был в царствование Елисаветы Петровны графом Растрелли или, вернее, литейщиком Мартилли. В царствование Екатерины II он лежал. на берегу Невы у Исаакиевского моста под навесом, и только по повелению Павла поставлен на настоящее место. На другой стороне плаца возвышаются два каменных двухэтажных павильона, предназначенные тогда для жилья дворцовых служителей; теперь здесь помещается фехтовальный класс и гальваническое заведение.
От павильонов шла широкая кленовая аллея, разделяя с одной стороны Михайловский манеж и с другой – здание бывшей берейторской школы. Оба эти здания принадлежат ко времени Павла; они тогда входили в черту решетки, отделявшей пространство, занятое садами и дворцом императорским и простиравшееся от Симеоновского моста по Караванной и Итальянской до Екатерининского канала. Плац перед главным фасадом замка назывался Коннетабльским; здесь происходили смотры и парады, страсть к которым у императора Павла доходила до крайних пределов, – даже балетные танцовщицы были не изъяты одно время от этого удовольствия. А. М. Каратыгина в своих воспоминаниях рассказывает: «Раз Берилова (известная танцовщица) с моею матушкой пошли посмотреть развод у дворца. Государь увидел, узнал их и, подъехав к ним, спросил: “Как они очутились тут?” На ответ, что им очень нравится это зрелище, Павел Петрович только улыбнулся. Каково же было общее удивление и смущение, когда вслед за тем в театральную дирекцию прислан был высочайший приказ, чтобы все балетные актрисы присутствовали при каждом разводе войск у дворца!»
Император Павел ввел полную реформу военного быта и завел прусские военные порядки. Суворов говорил: «Русские всегда били пруссаков; так чего ж тут перенимать?» Когда Суворов получил палочки для меры солдатских кос и буклей, то сказал: «Пудра не порох, букли не пушки, коса не тесак, я не немец, а природный русак». Слова эти повели к разрыву между императором и фельдмаршалом. Гораздо ранее, когда еще в Гатчине Павел стал вводить новые порядки, то Екатерина называла их «обрядами неудобоносимыми». По словам Болотова, Измайловский полк, которым командовал Константин Павлович, в одну ночь изучил новые приемы фронтовой службы и тем доставил такое удовольствие императору, что он заплакал от радости. Муфты и шубы были изгнаны из гвардии, мундир, прежде стоивший 120 рублей, при нем обходился в 22 рубля. Служба в гвардии при Екатерине была самая легкая, офицеры, стоявшие на карауле, одевались в халаты, случалось иногда и так, что жена надевала мундир мужа и несла за него службу. В шведскую войну полковница Меллин заменила мужа, надев мундир и став перед войсками. В Павловское время мундиры были широки и свободны, узкие и обтянутые явились в царствование Александра I, зато букли, косы и треуголки доводили солдат до слез. Если солдат готовился к параду, то еще с вечера должен причесать голову, намазать ее салом и обсыпать мукой. Для солдат вместо пудры отпускалась ржаная мука. Причесанный солдат ночь спал сидя, чтобы не измять буклей; бывали случаи, что и крысы отъедали косы у сонных. Также неудобны были для солдат огромные треугольные шляпы. Когда на ученье скомандуют беглым шагом, так шляпы и летят с голов. На ученье тогда наряжалась особая команда для подбирания шляп.
А. М. Тургенев в своих записках (см. «Рус. стар.», 1887) рассказывает, какие он должен был перетерпеть страдания по поводу этих военных реформ, когда его приготовляли к дежурству при дворе в один из первых дней нового царствования; вот что он говорит:
«В пять часов утра я был уже на ротном дворе: двое гатчинских костюмеров, знатоков в высшей степени искусства обделывать на голове волоса по утвержденной форме и пригонять амуницию по уставу, были уже готовы; они мгновенно завладели моею головою, чтобы оболванить ее по утвержденной форме, и началась потеха. Меня посадили на скамью посредине комнаты, обстригли спереди волосы под гребенку, потом один из костюмеров, немного чем менее сажени ростом, начал мне переднюю часть головы натирать мелко истолченным мелом; если Бог благословит мне и еще 73 года жить на сем свете, я этой проделки не забуду!
Минут пять или много шесть усердного трения головы моей костюмером привело меня в такое состояние, что я испугался, полагал, что мне приключилась какая-либо немощь: глаза мои видели комнату, всех и все в ней находившееся вертящимися. Миллионы искр летали во всем пространстве, слезы текли из глаз ручьем. Я попросил дежурного вахмистра остановить на несколько минут действие г. костюмера, дать отдых несчастной голове моей. Просьба моя была уважена, и г. профессор оболванения голов по форме благоволил объявить вахтмейстеру, что сухой проделки на голове довольно, теперь только надобно смочить да засушить; я вздрогнул, услышав приговор костюмера о голове моей. Начинается мокрая операция. Чтобы не вымочить на мне белья, вместо пудромантеля окутали рогожным кулем; костюмер стал против меня ровно в разрезе на две половины лица и, набрав в рот артельного квасу, начал из уст своих, как из пожарной трубы, опрыскивать черепоздание мое; едва он увлажил по шву головы, другой костюмер начал обильно сыпать пуховкою на голову муку во всех направлениях; по окончании сей операции прочесали мне волосы гребнем и приказали сидеть смирно, не ворочать головы, дать время образоваться на голове клестеркоре[100]100
Клестеркора – клеевая корка.
[Закрыть]; сзади в волоса привязали мне железный, длиною 8 вершков, прут для образования косы по форме, букли приделали мне войлочные, огромной натуры, посредством согнутой дугою проволоки, которая огибала череп головы и, опираясь на нем, держала войлочные фальконеты с обеих сторон на высоте половины уха. К 9 часам утра составившаяся из муки кора затвердела на черепе головы моей, как изверженная лава вулкана, и я под сим покровом мог безущербно выстоять под дождем, снегом несколько часов, как мраморная статуя, поставленная в саду».
На первых порах такие реформы поглощали все внимание начальствующих лиц. Известно, что Павел шутить не любил…
Во внутренность Михайловского дворца вели четыре большие лестницы и две меньших размеров. Гранитные ступеньки парадной лестницы поднимаются между двумя балюстрадами из серого сибирского мрамора и пилястрами из полированной бронзы. Наверху лестницы стояли на часах два гренадера, лестницы наружно запирались большими стеклянными дверями. Наверху же, у входа, были великолепные красного дерева двери, украшенные бронзой. Правая дверь вела в парадные комнаты императора; но, помимо этих дверей, можно было войти из передней налево в овальную залу, в которой дежурило 30 солдат с одним офицером. Этот караул постоянно сменялся из одного и того же полка, между тем как другие караулы во дворце исполняли солдаты из других полков.
В передней овальной комнате стоял бюст шведского короля Густава Адольфа, на потолке был плафон весьма плохой работы Смуглевича, здесь же висели шесть картин исторического содержания работы гг. Шебуева и Угрюмого и две картины английского художника Аткинсона.
В этой зале впоследствии было выставлено тело императора; лежало оно на парадной постели, ногами к окнам. Н. И. Греч в своих воспоминаниях говорит: «Я раз десять ходил в Михайловский замок и мог видеть только подошвы его ботфорт и поля широкой шляпы, надвинутой ему на лоб. Едва войдешь в дверь, указывали на другую, с увещанием: “Извольте проходить”». Императора Павла похоронили накануне Светлого Христова Воскресения, 23 марта. Когда везли его тело, то по обеим сторонам улиц стояли войска в беспорядке, с большими интервалами.
Следующая тронная зала имела до 12 сажен в длину и около 5 в ширину; стены залы были обиты зеленым бархатом, затканным золотом, в ней помещалась огромная печь в 13 аршин, вся обделанная бронзою, и стоял трон, обитый красным бархатом, богато затканный и вышитый золотом, над ним виднелся герб России, окруженный гербами царств: Казанского, Астраханского, Сибирского и т. д. Вокруг всей залы висели гербы остальных городов и областей России и знамена Мальтийского ордена. В этой зале помещалось самое большое зеркало во всем дворце, вылитое в Петербурге на стеклянном заводе. Из тронной залы шла галерея арабеск, последние были работы Пьетро Скотти; далее широкие зеркальные двери вели в галерею Лаокоона; четыре великолепных гобелена украшали стены этой комнаты, с изображением сцен из Священного Писания; здесь же стояли мраморные статуи: Амура и Психеи, Дианы и Эндимиона; в конце этой галереи дежурили на страже два унтер-офицера лейб-гвардии, с эспонтонами[101]101
Эспонтон (эспантон) – парадное оружие (пика) (фр.).
[Закрыть] в руках: они охраняли вход в овальную гостиную, убранную с необыкновенной роскошью; мебель в ней была обита бархатом огненного цвета, с серебряными кистями и шнурами. Эта гостиная была смежна с обширною мраморною залою, в которой стоял караул мальтийских кавалеров; зала имела в длину 15 сажен, 5 в ширину и 7 в вышину. Она была построена в два яруса, стены ее были разделаны инкрустациями из черного мрамора и бронзы. На одном из концов залы был устроен оркестр из белого мрамора, с балюстрадою из полированной бронзы, на которой стояло десять больших бронзовых канделябров в форме ваз. Потолок был еще не доделан – в Риме писался «Парнас», который предназначался для украшения потолка. В конце залы находилась обширная ниша, через нее был вход в круглую тронную залу, стены которой были обтянуты красным бархатом, затканным золотом. Окна были тоже завешены такою же материею, за исключением одного из цельного стекла в массивной серебряной раме.
Трон, стоявший в этой зале, отличался от того, который стоял в первой тронной зале, лишь количеством ступенек: у первого было восемь ступенек, у этого только три. 9 люстр из чистого серебра, отчасти матового и отчасти полированного, украшали эту залу. Большая люстра была вышиною в 4,25 аршина, 8 других по 3,5 аршина; работал эти люстры датчанин фон Баух. Плафон был расписан художником Карлом Скотти «en camée». Незадолго до своей смерти император Павел приказал красный бархат заменить желтым с серебряным шитьем, и в углах этой комнаты должны были явиться медальоны, лавровые венки из массивного серебра, и мастерам уже было отпущено с монетного двора 40 пудов серебра; из этой залы была дверь, которая вела во внутренние апартаменты императрицы, в кабинет и парадную спальню; стены комнаты были отделаны под мрамор и обрамлены золотыми гирляндами; за балюстрадою из массивного серебра, длиною в 13 аршин и весом в 14 пудов{184}184
Работал эту балюстраду серебряных дел мастер Бух, исправлявший должность датского агента во время царствования Екатерины II. Императрица одно время подозревала его, что он сообщал ее разговоры в Копенгаген.
[Закрыть], стояла кровать, украшенная золотою резьбою, под светло-голубым бархатным балдахином, подхваченным серебряными шнурами и кистями. Камин в этой комнате был отделан аметистами и другими драгоценными камнями. Зала рядом служила и столовою, и концертною комнатою, в ней играли постоянно великие князья; из этой комнаты был ход в тронную залу императрицы. Трон государыни стоял на одной ступеньке и был гораздо меньше, чем трон императора; около тронной залы императрицы была галерея Рафаэля, которая получила название от четырех превосходных ковров «en haute lice», покрывавших почти во всю длину одну из четырех стен. Это были копии с превосходных картин, находящихся в Ватикане. За этой галереей шла продолговатая четырехугольная зала, в которой находилась прекрасная античная статуя Вакха и затем несколько новейших бюстов, статуй, древних ваз, барельефов и саркофагов. К этой зале соприкасалась караульная комната, где постоянно дежурил взвод конногвардейцев.
Во внутренние апартаменты императора и императрицы вела дверь из Рафаэлевой галереи; прихожая была расписана просто и украшена семью картинами работы Ван Лоо, изображавшими сцены из жизни св. Григория. Вторая комната была тоже самой простой обделки: белая с золотыми разводами, в полях стен представлены ландшафты и виды дворца. На плафоне была изображена сцена из жизни Клеопатры, когда она на пиру бросает жемчужину в уксус. В третьей комнате стены были разрисованы ландшафтами Мартынова, представляющими виды дворцов Гатчинского и Павловского. В шести шкафах из красного дерева заключалась библиотека императора. В этой комнате стоял караул из лейб-гусаров. Потайная дверь вела отсюда в кухню, исключительно предназначенную для государева стола, в которой готовила кушанье кухарка-немка. Незадолго перед смертью он велел устроить точно такую же кухню в Зимнем дворце, рядом со своими жилыми апартаментами. Павел приказал отказать всем дворцовым подрядчикам и велел покупать для дворца все припасы на рынке по рыночным ценам. Расходы дворца тотчас же значительно сократились.
Император говорил, что если каждый частный человек не лишен удовольствия обедать в своей семье, то зачем лишаться его государю. Поэтому он положил за правило, чтобы члены его семейства обедали всегда с ним вместе, и особые столы во дворце были уничтожены. Изгоняя роскошь при дворе и желая приучить подданных к умеренности, он назначил число кушаньев по сословиям, а у служащих по чинам: майору определено было иметь за столом три кушанья. Як. Кульнев{185}185
См. его рассказ: «Русская старина», 1874 г.
[Закрыть], впоследствии известный генерал, служил тогда в Сумском гусарском полку и не имел почти никакого состояния. Павел, увидя его где-то, спросил: «Господин майор, сколько у вас за обедом подают кушаньев?» – «Три, ваше императорское величество». – «А позвольте узнать, господин майор, какие?» – «Курица плашмя, курица ребром и курица боком!» – отвечал Кульнев. Павел расхохотался.
Несмотря на известную всем воздержность в пище императора Павла, обеденный стол его убирался роскошно и в особенности изобиловал десертом. Вот как описывает стол императора Павла старый его паж К. К. Бошняк{186}186
См. «Русская старина», январь, 1882 г.
[Закрыть]. Ровно в известный час император в сопровождении всех лиц императорской фамилии, с их воспитателями, вступал в столовую. Он шел обыкновенно впереди всех с императрицею. Грозно кругом оглядываясь, он отрывистым движением снимал с рук краги, которые вместе со шляпой принимал дежурный камер-паж. За столом царило глубокое молчание, прерываемое иногда государем да воспитателем графом Строгановым, дерзавшим иногда вступать в спор с Павлом. Случалось, когда царь был в особенно хорошем расположении духа, к столу призывался придворный шут Иванушка, изумлявший иногда самого Павла смелостью своих речей. Этот Иванушка нередко был отличным орудием для лиц, которые хотели обратить на кого-нибудь гнев или милость монарха. От себя он ничего не выдумывал, но как попугай повторял выученное, причем при вопросе, от кого он слышал какую-нибудь чересчур смелую выходку, указывал не на тех, кто его действительно научил, а на лиц, о которых его учителя нарочно запрещали ему говорить, зная наверно, что их-то имена он и назовет. Однажды государь, выслушивая его далеко не глупые ответы на вопрос: «Что от кого родится?», обратился к Иванушке: «Ну, Иванушка, а от меня что родится?» Шут, нисколько не оробев, бойко ответил: «От тебя, государь, родятся чины, кресты, ленты, вотчины, сибирки[102]102
Сибирка – зд.: небольшая тюрьма при полиции.
[Закрыть], палки…» Разгневанный этим ответом государь приказал немедленно бедного шута наказать палками. С трудом могли его умилостивить, и все ограничилось лишь тем, что дурака удалили из Петербурга. (Шута этого впоследствии хорошо знали в Москве, где он коротал дни свои в доме известной красавицы Н. В. Нащокиной. И у нее тоже, пользуясь положением невменяемости, он часто заставлял гостей своей хозяйки глотать горькие пилюли.) По окончании стола Павел, сняв со стола вазы с остатками конфект и бисквитов, бросал последние в угол зала, видимо забавляясь, как пажи, толкая и обгоняя друг друга, старались набрать как можно более лакомств.
Император после обеда всегда садился в большие кресла и отдыхал, если он жил летом в Гатчине или Петергофе, то всегда прямо у растворенных дверей балкона. В это время вся окрестность замирала в молчании; махальные от дворцового караула выставлялись по улицам, езда в городе прекращалась. Раз в такую-то пору, как рассказывает В. И. Даль, пробираясь по направлению ко дворцу, паж Яхонтов вздумал пошалить и, вскочив на простенок к окну, из которого глядели фрейлины, во все безумное горло пустил сигнал: «Слушай!» Можно себе представить, какая тревога поднялась во дворце; император вскочил и позвонил: «Кто кричал слушай?» – спросил он вне себя. Вышедший бросился искать в караулке. Последовал второй, третий и четвертый звонок и опять спрос, кто кричал, но виновного не находили. Коменданта уже давно дрожь пробрала до костей: он кидается на колени перед караулом и умоляет солдат: «Братцы, спасите, возьми кто-нибудь на себя, мы умилостивим после государя, не бойтесь, отстоим, он добр, сердце отляжет!..» Гвардеец выходит из фронта и говорит смело: «Я кричал, виноват». Чуть не на руках вносят мнимого виноватого к государю. «Ты кричал слушай?» – говорит Павел. «Я кричал, ваше императорское величество!» – «Какой у него славный голос! В унтер-офицеры его и сто рублей за потеху».
Павел не ел скоромного по средам и пятницам; в его время посты в обществе редко соблюдались. Император, раз будучи доволен на смотру войсками, наградил их деньгами и, сверх того, велел раздать солдатам и офицерам рыбы. Так как это случилось в Рождественский пост, то многие видели в этой раздаче намек на соблюдение поста. Император был религиозного направления: он издал указ о неработании в воскресенье и о соблюдении этого дня; затем указ (3 декабря 1796 года) об освобождении от телесного наказания судимых за уголовные преступления священнослужителей; в этом указе, между прочим, было сказано: «Чинимое судимым из священнического сана наказание, в виду тех самых прихожан, кои получат от них спасительные тайны, располагает народные мысли к презрению священнического сана». Император Павел стал первый давать приходскому духовенству наперсные кресты и другие орденские знаки.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.