Текст книги "Десять заповедей. Как выжить в современном мире"

Третья заповедь

Не произноси имени

Господа, Бога твоего, напрасно,

ибо Господь не оставит без наказания того,

кто произносит имя Его напрасно.

Исх. 20, 7

«Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно». Многим кажется, что это крайне незначительная заповедь. А ведь это третья заповедь Закона Божия, и ее положение относительно других игнорировать никак нельзя. Так в чем же причина такого пренебрежения? Ведь, в конце концов, эта заповедь, в отличие от некоторых других, не стоит в принципиальной конфронтации с ценностями и нормами существования современного общества, оторванного от Церкви. По сути дела, ее выполнение является только делом привычки, однако эта привычка почти ни в ком так и не выработалась. Думается, что причина этого в том же «духе мира сего» (1 Кор. 2, 12), который поместил все первые четыре заповеди Декалога в «слепую зону» сознания современного человека.

Действительно, не ощущая реального присутствия Бога Живого в нашей жизни, невозможно ощутить и значимость любых форм вступления с Ним в контакт. Если представить, что человеку стечением обстоятельств попал в руки президентский чемоданчик с «красной кнопкой», а он считает, что это детская игрушка, можно ли ожидать от него должной осторожности?

Итак, первый, житейский уровень понимания смысла третьей заповеди: «От слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься» (Мф. 12, 37). Эти слова Христа, во всей полноте своей относящиеся ко второму, религиозному уровню, имеют вполне реальный смысл и на уровне первом. Они предполагают внимание к слову. Более того, внимание к мысли, к тому, как воспринимают наши слова окружающие (обратная связь). Ответственность, внутренняя собранность, четкость мышления, организованность. Эти, да и многие другие качества, исключительно значимые именно в житейских обстоятельствах, сокрыты за, казалось бы, частной третьей заповедью Декалога. Нужно ли доказывать, что при отсутствии таковых качеств бесполезно рассчитывать на успех – в трудовой деятельности, в устроении личной жизни? Человек, пренебрегающий этими качествами, по сути дела, подобен аутисту[13]13
  Аутизм (от греч. autos – сам) – состояние психики, характеризующееся преобладанием замкнутой внутренней жизни и активным отстранением от внешнего мира.


[Закрыть]: его связь с окружающим миром если не разорвана, то, во всяком случае, чрезвычайно осложнена и деформирована. В крайней форме – это серьезная психическая болезнь.

Некоторые скажут: мелочь какая – что-то произнести или не произнести! А помните финал известной с детства сказки: «Враг вступает в город, пленных не щадя, потому что в кузнице не было гвоздя»? Не множество ли бед нашей жизни, от общегосударственных до сугубо личных, коренятся в безответственном отношении к слову, мысли, делу? Всем нам на жизненном пути встречались болтуны и хвастуны, любители наобещать и не сделать, самодовольные слышатели только своего «Я». В лучшем случае к этому можно отнестись с юмором. «Жалкая, ничтожная личность», – раздавал другим оценки старик Паниковский[14]14
  Паниковский – герой романа И. Ильфа и Е. Петрова «Золотой теленок».


[Закрыть]; такого еще можно терпеть с состраданием и улыбкой. В своей глупости и никчемности подобный человек иногда может быть забавен и даже (на расстоянии) симпатичен. Однако описание тоскливой кончины Паниковского – правдивый итог такой жизни; авторы романа подметили это с исключительной точностью. Да вот беда! Как часто от паниковских зависит наша жизнь, а хуже того – как часто мы сами себе паниковские! И этой «малостью» – расхлябанностью и безответственностью – ввергаем в хаос себя и мир вокруг нас. Вот этому-то – на житейском уровне – и противостоит третья заповедь Закона Божьего.

При всем том свое полное значение эта заповедь, как и все, приобретает только на уровне религиозном. И здесь можно выделить две стороны: частную и общую, но обе – равнозначимые.

Частная – это собственно запрет на праздное поминание имени Божия. Основание для этого – в сакральном значении любого имени; имя же Господа неизмеримо более значимо. Имя – это связь. Имя – это познание. Именование – это вхождение в установленную Богом систему взаимных отношений и ответственности. По меткому выражению одного священника, когда мы говорим «Господи», мы как бы снимаем телефонную трубку и набираем номер, и «на том конце» нам немедленно отвечают: «Слушаю». Это мистика именования, немедленная связь; она присутствует всегда и во всем, но только в связи с Совершенным она существует в совершенной и абсолютной форме. И не страшно ли эту связь не заметить, проигнорировать? Вызвать – и промолчать? Вызвать – и заговорить о пустяках, а то даже и ругнуться: «Господи, яичница сгорела!» или «О Боже, этот тип настоящий идиот!».

А ведь это случается не только с людьми нецерковными, но и с нами, чадами Церкви Христовой, для которых заповеди Божии – непреложный закон бытия. По сути дела, это прямое следствие духовного очерствения, нечуткости к мистической реальности жизни. Богообщение заменено убеждением, жизнь в Боге – знанием о Боге. Знание, безусловно, лучше незнания, однако знание – только первая ступень к жизни подлинной, духовной. Такое положение – печальное знамение времен, которым бесполезно противиться, но которые необходимо трезвенно осознавать и рассудительно учитывать. Если уж мы не в силах кардинально изменить ситуацию, если наша духовность – это духовность новоначальных, если благодатный дар подлинного богообщения для нас малодоступен, то хотя бы понимать реальность и сообразовывать с ней свою жизнь – элементарное требование разума и совести. В этих условиях будем стараться выполнять заповедь «не произноси имени Господа напрасно» как минимум на поведенческом уровне, и это уже будет ее исполнением. За это Господь нас не осудит.

У этой медали есть и иная сторона – под запрет сей заповеди попадает также всяческое злословие имени Божьего и призывание врага, как то: чертыханье, поминание нечистой силы, ругань, особенно матерная. Это естественно вытекает из сказанного выше о связи имени и объекта именования. Игра с нечистой силой – более чем опасное занятие, и непонимание этой опасности вовсе не делает ее меньше. Роман «Мастер и Маргарита», героем которого М. Булгаков решился сделать черта (Воланда), начинается эпизодом, в котором он, помянутый как бы невзначай, тут же на зов и откликается: «Позвали – я и тут!» А что с ним делать? Ведь сами пригласили! Удивляться ли возникшим проблемам?

Высший дар Бога человеку – свобода. Без свободного соизволения души на грех дьявол бессилен творить над ней насилие. А тут его не просто пустили – призвали! И призывание это слышится со всех сторон: в как бы непроизвольном чертыханье, в шуточном и почти милом «ни пуха, ни пера», в мате, переходящем из статуса ненормативной лексики в «нормативную». Непечатные выражения всегда были уделом группы риска: преступников, пьяниц, разного рода опустившихся личностей. Но что происходит сейчас? Матом ругаются даже дети. Ругаются девочки, не стесняясь, прилюдно, – видимо, не ведая, что творят. Ругаются запросто, в быту, при своих и при чужих детях люди, считающие себя интеллигентами и даже верующими. А ведь мат, по слову святых отцов, это молитва дьяволу. Отец моего крестного, будучи юношей, со своим отцом, священником, в двадцатые годы попал в рукотворный ад большевистского режима – Соловецкие лагеря. Там им пришлось жить в одном бараке с самыми матерыми и отпетыми уголовниками. К ужасу своему, они услышали то, что обычно нам, «простым» людям, слышать не приходится, но что хорошо известно подонкам общества, мертвым душой, «сожженным в совести своей» (1 Тим. 4, 2). Они услышали мат в полной форме, без купюр, и это было страшно: вся ругань и поношение имели не абстрактного адресата, а относились непосредственно к Самому Господу и Духу Святому, и к Пречистой Богородице Марии. Это настолько мерзко и отвратительно, что и сам создатель мата, злодержитель дьявол, не решился такое откровенное богохульство в завершенной форме распространить по миру. Даже погрязший во грехе мир не способен был принять эту страшную, титаническую во зле хулу. Но сатана потому-то и лукавый, что старается добиться своего не мытьем, так катаньем. Сократив самые мерзкие части мата, он обманул, надругался и посмеялся над глупыми, столь плохо учащимися на своих же ошибках человеками. Им кажется, что в привычке или браваде употребляя эти «крутые» словечки и обороты, вроде бы не обращенные ни на кого персонально, они сильны, современны, независимы. Но этим они сами низлагают себя в рабскую зависимость пред древним ужасом владыки преисподней. «Пусть эти глупцы пока не вполне ведают, что творят, но они уже говорят моим языком, сотни раз на день молятся мне. Осталось совсем немного – и они уже будут моими навсегда!» – это звучит подтекстом любого мата. И до дикости наивным на этом фоне кажется ханжеское изумление: «Что же это Бог столько зла в мире допускает?» А чего хотели? Именем Божиим ругаемся, именованием Его врага наполняем свою жизнь. Последствия закономерны…

Далее. Общая, так сказать, сторона религиозного понимания сей заповеди имеет в виду духовный уровень того, о чем в житейском смысле уже говорилось в начале главы, – значения слова в жизни человека: «от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься» (Мф. 12, 37). На этом уровне каждое слово, более того, каждая мысль приобретает буквально космическое и вечное значение. «За каждое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда» (Мф. 12, 36). У Бога ничего не исчезает бесследно. К своеобразному согласию с этим евангельским текстом пришла даже современная наука. Ученые утверждают, что порожденные нашей речью вибрации распространяются в пространстве и во времени бесконечно. На предстоящем всем нам Страшном Суде «книги (то есть книги жизни, в которых записано все бывшее с каждым человеком. – М. Ш.) разгнутся» (3 Езд. 6, 20). Пред всеми – не только пред Господом, но и перед очами всего человечества – станут явными все наши дела, все наши слова, все наши помыслы. И воспомянем мы, увидим все старательно забытое, услужливой памятью вычеркнутое, от всех тщательно скрываемое. И мы, призванные к вечной жизни, не умрем ли от стыда, от невозможности существовать такими пред всеми? И все наши подлые, лукавые, трусливые, даже и пустые слова – они осудят нас пред лицом совести нашей, пред лицом Божественного Судии. Устоим ли мы на том Суде? Мы, люди, верующие в Бога, веруем ли в обетованные Богом события, в Суд, в вечную жизнь, в вечную смерть? Не до́лжно ли нам не где-то и как-то, но сегодня, сейчас озаботиться решением того грядущего Суда? Не следует ли приложить реальные усилия к тому, чтобы и в немощи духовной, и в суете повседневности быть посильными работниками Господу? Быть внимательными к своим мыслям и словам, не чертыхаться, не материться, не поминать имени Божия всуе – ведь это доступно каждому. Осознать необходимость строгого выполнения Божественного установления, стремиться его исполнять, каяться в пренебрежении даже этими естественными нормами человеческого существования – вот религиозная задача для каждого христианина. Вне серьезного отношения к этому не может быть веры. Это аксиома: «Покажи веру из дел твоих» (Иак. 2, 18).

Наконец, третий уровень – мистический. Мистика имени, именования – одна из древнейших доступных человеку. «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему [и] по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, [и над зверями,] и над скотом… и привел [их] к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей» (Быт. 1, 26; 2, 19). Право давать имена – право владычествовать. Право обращаться по имени – право находиться в общении. Для древних евреев имя Божие было сокрыто: оно было известно им только как описание свойства Божественности, изначальности Его Сущности[15]15
  Онтологически (в глубинном плане бытия) Бог – это Тот, Кто существует Сам по Себе, вне каких-либо внешних причин; это Первопричина, Сущий. Все остальное в мироздании существует благодаря воле Сущего: творение есть производное свободной воли Творца. Наиболее точным описанием основного свойства Божественности в Его имени является таинственное библейское буквосочетание JHVH, из сакрального благоговения не озвучиваемое иудеями и очень условно произносимое как Яхве (в искаженном виде кощунственно усвоенное иеговистами как название своей секты). Предположительно Яхве является производной от древнееврейского слова «иехвех», то есть «Он существует», и переводится как Сущий – так Сам Бог называет Себя: «Бог сказал Моисею: Я есмь Сущий» (Исх. 3, 14).


[Закрыть], да и то в сокровенной форме непроизносимого буквосочетания. Чадам Церкви Христовой Господь открыл Свое имя и в преизбытке любви даровал им Себя: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3, 16). Благовестие – это и откровение об имени Божием: «И Я открыл им имя Твое и открою, да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них» (Ин. 17, 26). «И всякий, кто оставит до́мы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или зе́мли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (Мф. 19, 29).

Как всегда, говорить о явлениях такого порядка сложно. Некое указание на существо вопроса дает нам знание об «умном делании» – высшем состоянии духовности в православной аскетике. Практика «умного делания» – исихазм[16]16
  Слово исихазм происходит от греч. hesychia – мир, безмолвие, сладость единения с Богом, которые наступают посредством молитвы.


[Закрыть] – учение глубоко мистическое в христианском духе; стержнем же «умного делания», как известно, является Иисусова молитва – непрестанное произношение в сердце имени Христова. В достаточно популярной форме рассказано об этом в известном произведении «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу». Послушаем же, что говорит об этом известнейший проповедник нашей Церкви, приснопамятный митрополит Сурожский Антоний: «Те, кто читал „Откровенные рассказы странника“, знакомы с выражением „Иисусова молитва“. Так называется краткая молитва: „Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного“, повторяемая непрестанно. „Рассказы странника“ – это повествование о человеке, который хотел научиться молиться непрестанно (1 Фес. 5, 17). Но поскольку человек, чей опыт передан в этой книге, был странником, многие его психологические особенности, а также тот способ, каким он научился молитве и как употреблял ее, обусловлены именно его образом жизни, и это делает книгу менее общезначимой, чем она могла бы быть; и все же она – наилучшее введение к этой молитве, которая представляет собой одно из величайших сокровищ Православной Церкви. Эта молитва глубоко коренится в духе Евангелия, и не напрасно великие учители Православия всегда подчеркивали, что молитва Иисусова заключает в себе всю суть Евангелия. Вот почему молитвой Иисусовой во всей ее полноте может молиться только тот, кто принадлежит Евангелию, кто действительно член Церкви Христовой. Все Евангельское благовестие, и более того – вся реальность Евангелия заключается в имени, в личности Иисуса. Если вы возьмете первую часть молитвы, вы увидите, как она выражает нашу веру в Господа: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий. В самом сердце молитвы мы находим имя Иисусово; это имя, перед которым преклонится всякое колено (Ис. 45, 23), и когда мы произносим его, мы утверждаем историческое событие Воплощения. Мы утверждаем, что Бог, Слово Божие, собезначальное Отцу, стало человеком и что в Его личности полнота Божества обитала среди нас телесно (Кол. 2, 9)»[17]17
  Митрополит Антоний Сурожский. Молитва и жизнь. – Рига: Балто-славянское общество общественно-культурного развития и сотрудничества, 1992.


[Закрыть].

Надеясь, что пытливый читатель обратится к «Откровенным рассказам странника», считаем нужным предупредить: упрощенный подход к непрестанной молитве Иисусовой может навредить неопытной душе, заниматься этим можно только по благословению духовного отца и обращаясь к святоотеческому учению о сем предмете[18]18
  Из духовных поучений близких нам по времени жизни отцов, затрагивающих вопрос молитвы Иисусовой, обратим внимание на вышеуказанную книгу митрополита Антония, а также на следующие книги: Старец Силуан. – М., 1994; Монах Иосиф. Старец Иосиф Исихаст. – Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2000; Святитель Феофан Затворник. О молитве. – М., 1997; Святитель Игнатий Брянчанинов. Правильное состояние духа (смирение, внимание, молитва). – М., 1998.


[Закрыть]. Подлинное богообщение достигается посредством укоренения святого имени Христова в сердце подвижника. Именно в контексте такого понимания значения имени Божия можно осознать бедственность легкомысленного отношения к этому тончайшему и одновременно мощнейшему средству богообщения. И чем более душа приближается к Богу, тем опаснее такая легкомысленность. А с некоторого момента жизни эти два явления – суетное поминание имени Божия и жизнь в Боге – становятся категорически несовместимыми.

Таким образом, имя Божие – не пустой звук, не привычное житейское присловье. Это величественное, страшное и неповторимое в своей специфике явление. Произнести имя Бога – это значит призвать Бога, и призывание это может иметь место только в молитве, в сердечной встрече с Небесным Отцом. Вне этого любое поминание Бога – богохульство. Также богохульством, по сути дела, является любое недостойное, как зловредное, так и праздное, пользование великим даром свыше – словом. И небрежение этой, по мысли людей поверхностных, «малой» заповедью ведет к немалым неприятностям на всех уровнях бытия: «Бог поругаем не бывает» (Гал. 6, 7).

Четвертая заповедь

Помни день субботний, чтобы святить его;

шесть дней работай и делай в них всякие дела твои,

а день седьмой – суббота Господу, Богу твоему:

не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя,

ни раб твой, ни рабыня твоя,

ни вол твой, ни осел твой, ни всякий скот твой,

ни пришлец, который в жилишах твоих;

ибо в шесть дней создал Господь небо и землю, море и все, что в них,

а в день седьмой почил;

посему благословил Господь день субботний и освятил его.

Исх. 20, 8-11

Прежде всего, ответим на широко распространенное недоумение по поводу дня Господня – субботы. Неужели христиане, почитая день воскресный, заменили эту заповедь Божию установлением человеческим? И добро бы только недоумение, но вокруг этого вопроса развелось множество соблазнов и даже ересей и сект: от всех видов иудействующих до субботников, адвентистов и пр. Поразительно! Ведь для того, чтобы однозначно разрешить этот вопрос, достаточно только внимательно прочитать текст самой заповеди!

Дело в том, что русское (как и греческое) слово «суббота» представляет собой почти буквальную передачу еврейского слова «шаббат», что означает «покой», «празднование». Итак, зная перевод слова «суббота», мы получим следующее звучание четвертой заповеди: «Помни день покоя, чтобы святить его; шесть дней работай и делай в них всякие дела твои, а день седьмой – праздник Господу, Богу твоему…» Где же тут повеление выделять некий астрономический день? И как его высчитывать? Только предельно наивный читатель Библии может видеть в днях творения дни суток; очевидно, что это периоды с иной длительностью времени, по слову апостола – «день, как тысяча лет» (2 Пет. 3, 8). Да и об астрономических ли величинах заботится Господь? Не очевидно ли, что смысл этой заповеди – повеление Божие уделять своеобразную «десятину» не только с «мяты и руты»[19]19
  Традиционное в Палестине I века н. э. пожертвование на храм.


[Закрыть] (Лк. 11, 42), но и долю от всей жизни человека?

И в этом плане – что изменила христианская Церковь? День седьмой мы почитаем, он посвящен Богу. Разве не естественно, что после апофеоза мировой истории – Воскресения Господа нашего Иисуса Христа – христиане считают таким днем воскресенье?

Впрочем, тут есть и свой нюанс. Дело в том, что соответствующее еврейскому исчислению празднование субботы также не отменено Церковью[20]20
  Канонические постановления Лаодикийского и Трулльского Соборов утверждают богослужебное празднование субботы, 64-е апостольское правило за пощение в субботу (кроме Великой Субботы) даже извергает клириков из клира.


[Закрыть]. И это не только дань духовной традиции, но и следствие совершенно особого мистического смысла дня воскресного: воскресенье не заменяет субботу, но исполняет ее.

По учению Церкви, человек призван жить в «восьмом дне творения», быть соработником Творцу в обустраивании мира. Однако это предназначение не было человеком исполнено. Более того – отпав от Бога, человек обрушил в бездну и весь мир, исказил его до неузнаваемости. Человек перестал быть соработником в творении, «день восьмой» не наступил; осталась лишь надежда, трепетное ожидание на пороге – почитание «дня седьмого», субботы. Только Крестная Жертва Спасителя вернула человеку возможность полноты богообщения, возможность вновь войти в «день восьмой». И этот День Господень – день Воскресения – вторгся в седмицу дней и занял в ней особое, выходящее за пределы нашего мира – восьмое! – место. Воскресенье стало не только первым, как в иудейской седмице, днем недели, но одновременно и восьмым, завершающим: новозаветной субботой Господу. Восемь в семи! В этом сокрытом для мирской логики понимании – «для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие» (1 Кор. 1, 23) – логика вечной жизни, логика ангельских миров, логика Пресвятой Троицы.

Ну а теперь обратимся непосредственно к содержанию четвертой заповеди: «Помни день субботний…» Что мы можем сказать об этой заповеди на первом, житейском уровне ее понимания? Да только повторить то, что уже многократно сказано в народных пословицах: «Делу время, потехе час», «Время гнать и время бежать», «Либо ткать, либо прясть, либо песни петь», «Дело во время – не бремя» – и во множестве иных, суть которых одна: всему свое время. Мудрость библейская, мудрость народная, мудрость жизни… Нужно ли разъяснять очевидные истины? Будет ли порядок в жизни при беспорядочном ее устроении? Легко ли иметь дело с непунктуальным человеком? Доверят ли ответственное поручение лицу, не умеющему организовать свое время и верно определить задачи? Да не забудем еще, что упорядоченная жизнь по своей эффективности минимум в два-три раза продолжительнее неупорядоченной. Нужны ли еще доводы? Режим дня, ранний утренний подъем, пунктуальность – все это, как и другие полезные правила жизни, можно извлечь из житейского смысла четвертой заповеди Декалога. Как-то мне пришлось услышать мудрый совет одного батюшки недоумевающему отроку: «Одолевает меня лень, как с этим бороться?» – «Вставай каждое утро в шесть утра, и победишь лень».

Кто знает, что лучше: реализованность без содержания или содержательность без возможности реализоваться? И то и другое – жизненная фикция, и противопоставить этому можно только деятельную и одухотворенную энергию жизни, как мертвый макет корабля «Восток» на ВДНХ лишь отдаленно напоминает рвущийся в бесконечность космический снаряд.

Итак, Библия, третья глава «Книги Екклесиаста, или Проповедника»: «Всему свое время, и время всякой вещи под небом…» (Еккл. 3, 1). И важнейшая из этих «вещей» – наши отношения с Богом. Только это, в конечном итоге, определяет смысл нашего прихода в мир сей.

Второй уровень – религиозное понимание четвертой заповеди – выводит ее из коловращения повседневности и возводит на уровень духовного императива[21]21
  Императив (от лат. imperativus – повелительный) – требование, приказ, закон.


[Закрыть]: или мы с Богом в этой жизни и в вечности, или – никогда. И физическая точка нашей встречи с Господом в Воскресении Христовом простирается в вечность через таинство Евхаристии, возобновляясь каждый раз в «день восьмой» – в воскресенье. День воскресный – еженедельное воспроизведение величайшего события мировой истории – Воскресения Спасителя, и присутствие наше на воскресной Литургии есть участие в Воскресении. Что по сравнению с этим наше желание поспать подольше или почаевничать пораньше? Как просто мы, удивляясь наивности продавшего первородство за чечевичную похлебку Исава (см.: Быт. 25, 31–34), продаем за жидкий чаек и мятую подушку вечность! Удивляться ли последствиям? Я знал женщину, которая, считая себя верующей, с великим чувством своей правоты заявляла: «А я не могу утром чай не попить!» – это было для нее непреодолимым препятствием к причащению. Не беремся предвосхищать суды Божии и толковать смысл событий, но – не часто ли мы игнорируем фундаментальные законы бытия?

Вот еще что замечательно: поражает и душевно умиляет отцовская забота Творца о Своем погрязшем в житейской суете чаде – человеке. Ведь не дана заповедь: шесть дней Богу посвяти, а седьмой, остаток денный, посвящай суете житейской, заботам о пропитании. Монашеский опыт показывает, что и такой образ жизни возможен. Однако милосердный и долготерпеливый Отец заповедал: шесть дней можешь посвятить труду плоти ради плоти, и только седьмой день – день Господень, суббота Богу твоему.

Впрочем, и в этом мы не добросовестны. Думаю, даже если бы и не седьмой, но хотя бы семьдесят седьмой день мы могли бы посвятить Господу во всей полноте, это стало бы чуть ли не подвигом святости. А если бы посвятить Богу хоть малую толику убиваемого на телевизор времени!.. Ситуацию ничуть не улучшает распространенное в некоторой части церковной среды начетническое, по сути дела – фарисейское отношение ко дню Божию: не вдеть в воскресенье нитку в иголку, не помыть посуду и т. п. Господь-то сказал: «…милости хочу, а не жертвы, и Боговедения более, нежели всесожжений» (Ос. 6, 6). Поэтому подлинная суббота Господу – это милость[22]22
  Милость – одно из наиболее часто употребляемых в Священном Писании понятий. В тексте Библии слово «милость» и его производные встречаются 455 раз.


[Закрыть] сердца в любви к Богу и любви к ближнему. День субботы – не день «ничегонеделания»[23]23
  В дикую пародию на почитание дня Господня вылилось памятование об этой заповеди в среде «расцерковленного» населения: пить пиво, стучать в домино, но и пальцем не притронуться к полезному делу: «А как же, сегодня церковный праздник, работать не положено!»


[Закрыть]; это как раз день самого активного делания: «единого на потребу» (Лк. 10, 42) делания ради Господа. При этом если для ветхозаветной традиции естественен упор на запрет физического труда («суета сует»), то в Новом Завете акцент сделан в первую очередь на содержании труда духовного. Это день молитвы, это день встречи с Небесным Отцом в таинствах, это день душеполезных занятий – чтения и богомыслия, день доброделания. Нам, членам Церкви, чающим встречи с Господом в вечности, до́лжно готовиться к этому сегодня и всегда – учась и в суете мира сего обретая минуты, часы, дни подлинного богообщения. К этому призывает нас день Господень.

Третий уровень понимания сей заповеди выводит нас, как и вся мистика, из плоскости ограниченного и искаженного бытия в бытие совершенное, вечное. Это напоминание о реальности горнего в самой сердцевине дольнего. Более того, исполнение сей заповеди (как и других, по-своему) уже есть фактическое соединение с горним; это точная настройка «инструмента» души в перспективе ее перехода в вечность. А вечность – это совсем не миф, не отвлеченная абстракция.

Вот она, рядом с нами! Современная наука знает достоверно о существовании параллельных миров, множественных измерений пространства-времени. По одной из теорий, кроме наших трех пространственных измерений признается существование еще семи. Не правда ли, трудно не провести параллель с семью «небесами», семью ангельскими мирами. В наше время Господь дал возможность пытливому человеческому разуму, переступив «детскую болезнь позитивизма», войти в чудный мир космического творчества – мир относительности пространства-времени, мир кварков и квазаров; мир, в котором физическое состояние сингулярности[24]24
  В понятиях современной космофизики – состояние первоматерии перед Большим взрывом (рождение Вселенной), когда вся материя Вселенной была сжата в одной точке.


[Закрыть] тождественно акту Творения, а цепочка ДНК ведет ученого-генетика к началу человечества, навстречу Адаму и Еве. Немощному духу нашего времени Господь дал в качестве подпорки разум, и теперь в мир иной мы можем не только верить, но и знать о неизбежности его существования. Закроем ли и в этом случае глаза, закоснеем ли в привычном горизонтальном бытии? В контексте же разговора о четвертой заповеди отметим, что именно ритмы – годовые календарные, восьмеричные (связанные с Октоихом[25]25
  Октоих – богослужебная книга, содержащая чинопоследования вечерни, повечерия, утрени и литургии для шести будничных дней недели, а для воскресных дней кроме того – малой вечерни и полунощницы. Все эти песнопения по способу пения разделяются на восемь гласов (отсюда название книги), или напевов, из которых каждый употребляется в продолжение одной седмицы.


[Закрыть]), седмеричные недельные, почасовые суточные – в Церкви играют весьма значительную роль. Вообще, как известно, ритмы исключительно важны для существования мира на всех уровнях: ритмы волновых движений материи и энергии, биоритмы человека, даже ритмы исторических процессов. Очевидно, что этот богоучрежденный закон мироздания простирается и в Божественной вечности. И можно предположить, что совершенно особая ритмика жизни Церкви – ритмы постов и праздников, сложное пересечение ритмики богослужений подвижного и неподвижного кругов (суточные, недельные, годовые) – все это как бы вводит нас в ритм мира горнего, согласуя повседневность жизни с высшими закономерностями. В этом плане седмеричный ритм недели является одним из самых существенных: ведь именно он был явлен Творцом в творении. Знание об этом основополагающем ритме, отразившееся в особом отношении к числу 7, прошло через всю историю человечества, начиная с древнего Шумера. И установление именно этого ритма богообщения как одного из основных положений Закона Божия – подтверждение тому.

Итак, все вышесказанное обязывает нас к самому серьезному отношению и к точному исполнению четвертой заповеди Закона Божия.