Текст книги "Сердце Арктики"

Глава восьмая
Исповедь над океаном

Холодное медное солнце висело над горизонтом, не имея сил и желания подняться повыше. Длинные тени, тянущиеся по грифельной земле, казались нарисованными чем-то черным. На взлетной полосе прогревал двигатели самолет, гудя, как рассерженный жук. Возле него деловито сновали техники в оранжевых комбинезонах. Из их ртов вырывались клубы пара, хотя по местным меркам было тепло. Весна как-никак. Полярная, правда.

Вокруг шестерки путешественников, рассевшихся на автокаре с багажом, бродили и лежали местные собаки, пушистые, но вовсе не такие уютные и миролюбивые, какими казались.

Самолет, нагудевшись вдосталь, пробежался по бетону, подпрыгнул и полетел на юг, блестя на солнце. Пилот вертолета в кожанке с меховым воротником призывно помахал рукой, приглашая на посадку.

Вертолет был выкрашен в ярко-оранжевый цвет, чтобы было видно издали. Еще не запущенные лопасти вяло провисали и покачивались на ветру. Полозья твердо стояли на бетонном покрытии. Не верилось, что эта тяжелая стальная машина способна подняться в воздух.

– Никто ничего не забыл? – осведомился Алекс, когда началась погрузка. – Возвращаться не будем.

– Я почему-то вспомнил школу, – признался Быков. – Когда я говорил, что забыл дневник дома, учителя обычно отвечали: «Лучше бы ты голову дома забыл».

– В моей школе – то же самое, – обрадовался Горбунков.

– И мне учителя про голову говорили, – сказала Катюша. – Их что, в педагогических институтах этому обучают?

– Или выдают им методички, – хихикнула Юлия.

Болтая, они не забывали сносить вещи к грузовому люку. Принимали их Алекс и Волоколамов, умело сооружая баррикаду в хвостовой части салона, где уже были составлены металлические бочки с горючим. Свои пуховики они сняли, чтобы не взмокнуть. Все остальные были в таких же. Легкие, почти невесомые, сшитые из тонкого материала, набитые специально обработанным пухом, они не боялись морозов и влаги, которая причиняет много неудобств покорителям Севера. Чтобы различать друг друга, когда лица будут закрыты от холода, каждый носил на груди яркую нашивку с именем.

Весь гардероб, как для мужчин, так и для женщин, подбирался Алексом, проведшим немало консультаций с опытными полярниками. Нижнее белье из хлопка дополнялось комплектами термобелья с добавлением шерсти мериносов, теплыми трикотажными штанами и такими же нательными рубахами с длинными рукавами. Шерстяные носки были длинные, как гольфы. Поверх этого надевались куртки и непродуваемые полукомбинезоны с молниями по бокам, упрощавшим кое-какие дела, которые время от времени приходится совершать людям, где бы они ни находились и чем бы ни занимались в остальное время.

На ногах путешественники носили высокие сапоги, выстланные внутри войлоком, а снаружи покрытые водонепроницаемой краской. На головах многослойные шапки, к которым в случае необходимости прилагались горнолыжные маски. Объемистые рукавицы были достаточно велики, чтобы натягивать их на толстые шерстяные перчатки.

Основную часть багажа занимали легкие, но громоздкие пластиковые санки, лыжи, палатки и тяжеленные спальные мешки с синтетическим наполнителем. Палатки были трехместные и представляли собой конструкции, раскладывающиеся в длинные матерчатые коконы. Ну и плюс ко всему этому рюкзаки и контейнеры со всякой всячиной, от ложек и до туалетной бумаги. Разумеется, каждое изделие было снабжено фирменным знаком, которые следовало снимать и давать крупным планом при любой возможности. Съемочная аппаратура грузилась и размещалась отдельно, вместе с мобильниками и ноутбуками, которые Алекс зачем-то распорядился сложить вместе. Персональную ответственность за всю эту технику нес Быков. Он и разместился возле бесценного груза, когда пришло время занимать места.

Вертолет оказался не таким шумным, как те, в которых ему доводилось летать, но громыхал изрядно, вынуждая пассажиров перекрикиваться, чтобы слышать друг-друга. Быков в общей сумбурной болтовне не участвовал, смотрел в окно на заснеженные ропаки и айсберги на темно-синей глади Ледовитого океана. Подтаявшие льдины, покрытые торосами, были зеленоватого или голубоватого цвета. Сверху были отчетливо видны зигзаги и молнии трещин, рассекающие их. Иногда гладкие поля с разводьями и полыньями сменялись участками воды, белыми от густой ледяной каши. Вертолету предстояло высадить путешественников там, где начнется достаточно толстый и прочный панцирь полярного льда. Лететь туда было километров триста.

– Мишка, смотрите, мишка! – восторженно закричала Катюша.

Быков прижался лбом к стеклу и увидел полярного медведя, удирающего от шумного вертолета. Был он не белый, а желтый, весь какой-то всклокоченный и неопрятный. Как только его крохотная фигурка скрылась из виду, внизу вновь потянулся однообразный безжизненный ландшафт.

– Как насчет того, чтобы отметить, Дима? – заговорщицки спросил подсевший рядом Горбунков.

– Что? – не понял Быков.

– Отметить.

Горбунков оглянулся в проход между креслами, над спинками которых синхронно покачивались головы товарищей.

– Надо бы в коллективе, – неуверенно сказал Быков.

– У меня чуть-чуть, на всех не хватит. Чисто символически.

Горбунков показал заманчиво блестящую фляжку, плоскую и выгнутую таким образом, чтобы было удобно носить на себе.

– Что там у тебя? – поинтересовался Быков. – Коньяк? Виски?

– Спирт. Медицинский. Разбавленный до семидесяти градусов, но шибает так, что будь здоров. – Горбунков извлек из кармана пуховика две маленькие баночки «коки». – Держи. Без запивания не обойтись.

– Не знаю, – пробормотал Быков.

Но все он знал. Потому что уже вскрыл жестянку и взял протянутую фляжку.

– Давай, – подбодрил его Горбунков. – За успех нашего похода, за дружбу и все такое…

Быков хлебнул. Спирт, хотя и разбавленный, обжег горло и полился внутрь расплавленной лавой. В желудке полыхнуло так, что отдалось в голове.

– Круто, – пробормотал Быков сипло.

Горбунков забрал флягу, но выпить не успел. Над ним, откуда ни возьмись, выросла фигура Алекса.

– Что вы себе позволяете, парни? – спросил он неприятным и каким-то отчужденным голосом.

– По глоточку, – сказал Горбунков.

– Судя по запаху, ты их уже немало успел сделать, – сухо произнес Алекс. – Если еще хоть раз повторится нечто в этом роде, я тебя вышвырну из экспедиции.

– Да брось ты, Сашка!

– Сам брось, Лешка!

Они уставились друг на друга, состязаясь в твердости и пронзительности взглядов.

Потом рука Алекса протянулась и выхватила фляжку у Горбункова.

– Еще запасы есть? – спросил он голосом, холодным, как Ледовитый океан, над которым они летели.

– Отдай! – потребовал Горбунков страшным шепотом.

Дальнейшее было столь неожиданным и невероятным, что у Быкова глаза полезли из орбит. Алекс вытянул перед собой злополучную фляжку и медленно смял ее в кулаке, словно она была сделана из жести, а не из нержавеющей стали. Действие сопровождалось хрустом и скрежетом.

– На! – Алекс бросил скомканную фляжку к ногам Горбункова. – Больше предупреждать не буду.

– У нас что, сухой закон?

– Да! И для тебя в первую очередь.

– Тогда мне с вами не по пути!

Вертолетный двигатель по-прежнему работал в полную силу, но голоса мужчин звучали достаточно громко, чтобы привлечь внимание всех, включая пилота.

– Что там у вас, парни? – спросил он по-английски.

– Nothing, – отрезал Горбунков. – Ничего. Смотри вперед, летчик. Тебя это не касается. Просто я выхожу.

– Эй! – нерешительно пробормотал Быков, когда товарищ решительно направился к двери и рывком открыл ее, впустив в салон поток морозного воздуха.

– Сиди, – велел ему Алекс. – Не дергайся. Пусть Алексей сам решает.

– Ты хоть представляешь, на какой высоте мы летим?

Не веря своим глазам, Быков смотрел на Горбункова, подавшегося вперед так, словно действительно готовился выпрыгнуть. Ветер трепал его черные волосы и раздувал пуховик. Путешественники следили за ним, не в силах вымолвить ни слова.

Постояв немного, Горбунков толкнул дверь обратно и вернулся на то же место, где сидел до этого в гордом одиночестве. Алекс тоже сел, отвернувшись от Юлии, набросившейся на него с вопросами. Быков посмотрел на искореженный кусок блестящего металла, тронул его ногой и подошел к Горбункову.

– Ты не против моего общества? Я весь зад отбил об ящик.

Горбунков пожал плечами, уставившись в окно.

Быков сел рядом, откашлялся и стал думать, что бы такого сказать, чтобы завести разговор на отвлеченную тему. Но первым заговорил Горбунков.

– Знаешь, что такое горная лавина? – спросил он. – Вот представь. Падает снег и ложится пушистым слоем на кручах. Метет, метет… На уступах вырастают неустойчивые белые козырьки. Потом оттепель. Образуется слоистая масса, способная прийти в движение даже от громкого голоса или падения снежного кома. Представил?

Вопрос не требовал ответа, потому что это был монолог, произносившийся тем невыразительным, механическим голосом, каким обычно говорят, чтобы скрыть эмоции.

– И тут – бах! – Горбунков позволил себе всплеснуть руками. – Все эти миллионы тонн, все эти миллиарды кубометров снега обрушиваются со скалы. Ты слышишь взрыв, подхваченный эхом, и видишь, как над тобой раздувается гигантский белый пузырь.

Это как взрыв колоссальной бомбы, Дима. Такой же разрушительной и мощной, как атомная, только радиации нет и радиус действия меньше. Лавина уничтожает и погребает все на своем пути: опоры, дороги, поселки. А впереди идет взрывная волна, способная обрушивать здания и опрокидывать вековые ели.

– Вы с Алексом… – начал Быков, но Горбунков раздраженно отмахнулся и продолжал:

– Когда лавина останавливается, воздушная волна еще долго катится дальше. Ты стоишь, смотришь, а тебя вдруг подхватывает, как песчинку и забрасывает в сугроб, откуда не так-то просто выбраться. Но ты выбираешься, потому что нужно спешить наверх. Ты своими глазами видел, как лавина накрыла ваш лагерь. В принципе, можно уже никуда не торопиться, но ты все равно бежишь, идешь, ползешь. Надежда на чудо. А вдруг?

– Только чуда не произошло, – закончил Горбунков мрачно. – Остановившись, лавина словно цементируется. Тот, кто выжил и остался под снегом, не может даже шевельнуться. От дыхания стенки вокруг головы как бы оплавляются, а лицо покрывается воздухонепроницаемой ледяной коркой. Такие лица были у Сашкиной Нилочки, у моей Галки, у всех наших. Словно стеклянные. А когда лед таял, казалось, что они…

Горбунков помолчал, судорожно глотая. Потом бесстрастно произнес:

– В тот день мы с Сашкой покинули лагерь, чтобы разжиться спиртным у соседей. У его невесты был день рождения, вот мы и решили отметить. После той трагедии мы дали зарок больше никогда не пить в экспедициях. А я сегодня сорвался. Черт знает, что на меня нашло.

Горбунков скривился, посопел и спросил:

– Думаешь, я не прыгнул потому, что испугался?

– Думаю, нет, – осторожно произнес Быков.

– Я не захотел подводить Сашку, – проворчал Горбунков. – Он мой друг. И, кроме того, он прав. Хотя выпить чертовски хочется.

Не дожидаясь ответа, он скрестил руки на груди, уронил голову на плечо и сделал вид, что заснул.

Глава девятая
Отрезанные от мира

Катюша смотрела на холодную полоску тумана, протянувшуюся над океаном, и думала, что это парит замерзающая вода. Она всегда плохо переносила холод и потому отправилась в этот поход. Ей нужно было побывать на Северном полюсе, чтобы преодолеть свою слабость, свой страх. Она всегда поступала так. Шла навстречу опасности, вместо того чтобы отступать и прятаться. Этот жизненный принцип и привел ее в экспедицию.

Была еще одна причина. Катюша Грушко запретила себе думать о ней, но от этого она не перестала существовать.

– Что ты такая грустная? – спросил ее Волоколамов, раскинувшийся на соседнем кресле. – Из-за конфликта расстроилась? Не обращай внимания. Нервные срывы вроде морской болезни. Одни ей подвержены, другие нет. Ты мне кажешься вполне уравновешенной. В этом мы похожи.

– Может быть, – кивнула Катюша.

Сама она так не считала, но ей не хотелось открывать душу постороннему человеку. То, что они летели вместе, не делало их близкими людьми.

– Я знал, что Леша не прыгнет, – продолжал Волоколамов. – Дешевый балаган. На кого он рассчитан? Терпеть не могу истерики, особенно пьяные. Но наш командир тоже хорош. Выяснение отношений могло закончиться трагически. Что, если бы Леша оступился или его затянуло воздушным потоком?

Катюша повернула голову:

– Как же Алекс должен был поступить?

– Не доводить ситуацию до критической черты, – сказал Волоколамов. – Я сам командовал людьми, поэтому знаю, о чем говорю.

– И что бы ты сделал на месте Брина?

– Элементарную вещь, Катенька. Я потребовал бы сдать мне все запасы спиртного. Отобрал же Брин у нас средства связи. Непонятно только, зачем…

– Ему лучше знать, – пожала плечами она.

– Не уверен, – сказал Волоколамов. – Если у него дисциплина с самого начала хромает, то что будет дальше? Эти странные, никому не нужные испытания… А если бы вот ты, допустим, сломала ногу? Или кто-нибудь голову расшиб во время рафтинга? Что тогда?

– Но ведь обошлось же.

– Именно что обошлось! И все равно нельзя было ставить под угрозу всю экспедицию из-за прихоти одного человека. Я работу бросил, чтобы поехать. Не хотелось бы остаться у разбитого корыта.

Катюша посмотрела на соседа неодобрительно:

– Так не ехал бы, если риска боишься.

– Я вообще ничего не боюсь, – заявил Волоколамов, пожимая плечами. – Но я привык отвечать за свои действия и ожидаю того же от партнеров. Всем нам было обещано по двадцать тысяч долларов за этот переход, не так ли? А эти фокусы с рафтингом и прыжками поставили под угрозу дальнейшее финансирование. Готов спорить, Алекс будет продолжать в том же духе. Так что наши гонорары будут все время висеть на волоске.

– Да? – насторожилась Катюша. – Мне деньги нужны. Очень.

– Всем деньги нужны. И всем – очень.

Они помолчали, думая каждый о своем. Катюша отвернулась к окну. Полыньи на белом поле не исчезли, но их стало значительно меньше. Зато все больше стало попадаться обширных, почти не взломанных льдин. На них были видны впадины и возвышенности.

– Пак, – провозгласил Волоколамов, смотревший поверх Катиного плеча.

Она вздрогнула от неожиданности.

– Что?

– Пак, – повторил он. – Многолетний прочный лед. Еще немного, и полет закончится. Видишь, как вертолет рыскает? Это пилот высматривает место для посадки. О! Шашку бросил.

– Зачем? – пролепетала Катюша.

– Чтобы определить направление и силу ветра по дыму. Ориентир, понимаешь?

– Да, – сказала она. – Понимаю.

Хотела бы она найти свой ориентир в жизни. Выбрать правильный курс, а не болтаться туда сюда, как… как щепка в проруби.

Не получалось. Спортивная внешность, бодрая походка, уверенные движения, чуть задранный курносый нос – все это была видимость, внешняя оболочка, под которой скрывалась другая Катюша Грушко. Растерянная, напуганная, уже совершившая большую ошибку в своей жизни и не остановившаяся на этом, а готовая совершить еще одну, возможно, еще более крупную и даже фатальную ошибку.

Три дня назад в канадском отеле, стерильном и безликом, Катюша заперлась в ванной комнате и убедилась: в прошлый раз она не ошиблась и тест-полоска не была испорченной или просроченной. Худшие подозрения подтвердились. Она беременна. И она находится в вертолете, который описывает размашистый круг, заходя на посадку.

– Женя, – сказала она, повернувшись к Волоколамову. – А зачем тебе деньги?

– Вообще? – удивился он.

– Нет, эти. За экспедицию. Двадцать тысяч.

– У меня невеста, – сказал Волоколамов.

– А! – воскликнула Катюша. – Колечко с бриллиантом, круиз по Средиземному морю и прочие радости жизни.

– Нет, Катя. Нужны протезы. Самые современные и совершенные.

– Ка… Про… Какие протезы?

– Ножные, – ответил Волоколамов. – Мы с Еленой работали инструкторами по дайвингу в Австралии. Там много акул, может быть, ты слышала?

– Да, – пробормотала Катюша.

– Они нападают значительно реже, чем об этом пишут в интернете. Но нам не повезло. Вернее, Ленке не повезло.

– Ошибаешься, Женя.

– Что ты сказала?

– Ей очень повезло. – Катин голос дрогнул. – Ей очень повезло, что у нее есть ты. – Она отвернулась. – Извини, что затронула больную тему…

– Лично у меня ничего не болит, – отрезал Волоколамов. – Просто я обещал Елене, что ее не брошу, и не бросаю. Я всегда держу слово.

Катюша прижалась лбом к стеклу. Снаружи ничего не было видно из-за снежной пыли, поднятой лопастями. Пока вертолет раскачивался в этой снежной круговерти, она перестала сомневаться в правильности сделанного выбора. Если отказаться от участия в экспедиции, то остальным тоже придется возвращаться на базу, потому что контракт составлен на шестерых. Не только Катюша, но и ее товарищи тоже не получат вознаграждения. Скорее всего, они даже останутся должны Би-би-си, потому что контракт наверняка предусматривает различного рода неустойки. Незнакомая Катюше девушка не получит свои самые современные и совершенные протезы. Рассудок предлагал плюнуть на это обстоятельство. Душа не соглашалась.

«Я справлюсь, – решила Катюша одновременно с толчком, означающим, что они сели. – Буду беречь себя, а малышу, может быть, этот поход даже на пользу пойдет. Брину и остальным ничего не скажу. Какой смысл? Только зря переживать станут, а помочь – ничем не помогут. Да и расспросы разные начнутся: кто отец, как отпустил, когда женитесь… А никогда, ясно? Потому что я не знаю, где его искать, этого отца».

Все встали и расхаживали по вымерзшему нутру вертолета. Люк открыли, началась выгрузка. Чтобы не выделяться, Катюша подхватила какой-то ящик и приготовилась нести к выходу, но вспомнила про беременность и отыскала ношу полегче.

Залетела она в португальском отеле, где подрабатывала аниматором, пока набирались группы из желающих совершить конную прогулку и пострелять из лука. Настроение было беззаботное и веселое. Один красавчик целую неделю заглядывался на Катюшу, строя ей глазки. Мулат, сложен как бог, в выгоревших джинсах, обтягивающих узкие бедра, и с буйной прической Маугли. Короче, она не устояла и оказалась в горизонтальном положении. На следующий день пылкий любовник уехал, а Катюше осталось вспоминать, пользовался он презервативом или нет. Решила, что все будет в порядке, и просчиталась. Что скажут родители, когда увидят ее с животом? И когда узнают о Катином курортном романе? И когда увидят ее смуглого ребенка?

Может, все же сделать аборт?

– Что? – спросил проходивший мимо Быков.

– Ничего, – ответила Катюша и поспешно отвернулась.

Неужели она разговаривала сама с собой? Так и свихнуться недолго!

Хмуря ровные брови, Катюша занялась работой. Она решила больше не думать о последствиях своей ошибки. Заранее бояться – только настроение себе портить.

Ее товарищи оживленно переговаривались и перешучивались, предвкушая начало приключений. Даже Горбунков был весел, хотя явно смущался и старался ни на кого не дышать.

– Дима! – окликнул он, когда весь груз был сложен на снегу. – Выдай-ка мой мобильник. Хочу позвонить маме. А то обижаться будет.

– Погоди, – прокричал Быков. – Пусть сперва вертушка улетит, а то ничего не услышит твоя мама.

Вертолет, гремя на всю Арктику, поднялся, повисел в синем небе и понесся в обратном направлении. Быков стал рыться в контейнерах с аппаратурой, ища сданные на хранение гаджеты.

– Можешь не утруждать себя, – сказал ему Алекс.

– Что? Почему?

– Связи с внешним миром не будет.

Остальные подступили ближе, боясь пропустить хоть слово.

– Почему? – спросила Юля растерянно.

– Телефоны и компьютеры там. – Алекс указал пальцем на улетающую оранжевую каплю.

– Это шутка? – предположил Волоколамов.

– Это правда, – был ответ.

– Как это получилось? – загалдели остальные. – Димка, что ты натворил? Мы тебе доверились, а ты…

– Алкоголь и ответственность – понятия несовместимые, – изрек Волоколамов.

– Ребята, все мобильники в контейнере с видеоаппаратурой были, – оправдывался Быков. – Аппаратура на месте, а кофр с гаджетами пропал.

– Как он мог пропасть?

– Ты его на базе забыл?

– А голову ты, случайно, не забыл? – поинтересовался Горбунков каверзным учительским тоном.

– Спокойно, друзья! – Алекс вскинул руку, призывая всех к тишине. – Дима ни в чем не виноват. Кофр улетел с вертолетом. Это была моя инициатива.

Тут пятеро путешественников перешли на негодующие крики. Все были возмущены и даже оскорблены до глубины души. Какое Алекс имел право распоряжаться чужим имуществом? Почему не предупредил, почему не посоветовался? Отдает ли он себе отчет в том, что без связи с ними может черт знает что произойти?

Было еще много вопросов, но, предупреждая их, Алекс снова поднял руку.

– Таково было одно из основных требований контракта, – сказал он. – Полная секретность. Мистер Шепард особо настоял на этом. Чтобы никто ничего не знал, пока мы не достигнем полюса.

– А если мы не достигнем? – мрачно осведомился Волоколамов. – Замерзнем к чертям собачьим, в пургу попадем или под лед провалимся?

– Ну и чем бы тебе помог телефон в этом случае? – задал встречный вопрос Алекс. – Ты хоть представляешь, сколько понадобится времени на то, чтобы прислать помощь? Нет, друзья, рассчитывать мы можем только на себя.

– И как твой Шепард узнает, что мы дошли? – спросила Юлия.

– С этим все просто.

– Объясни, – потребовал Горбунков угрюмо.

Алекс ткнул пальцем в небо.

– Спутники. Мы живем в эру спутников, друзья мои. Наш маршрут будет отслеживаться с точностью до метра.

– Не очень-то я верю в эти басни, – проворчал Волоколамов. – Слыхал я про американские спутники-разведчики, с которых можно разглядеть спичечный коробок, только все это чушь, скажу я вам.

– Я тоже так считаю, – спокойно согласился Алекс. – Только никто нас рассматривать с небес не будет. Вот! – Он вытащил из кармана и продемонстрировал всем небольшое устройство, напоминающее обычный дистанционный пульт от телевизора или кондиционера. – Эта портативная рация одновременно служит маяком для определения наших координат. Кроме того, одним нажатием кнопки я могу вызвать экстренную помощь. Рация будет нашим единственным средством связи. Это позволит нам соблюдать требования контракта.

– Понятно, – сказала Катюша. – Значит, в случае чего нас тут же заберут на вертолете?

– В общем-то, да, – признал Алекс. – С поправкой на то время, которое займет полет.

– Если такое случится, – пробормотал Быков, – то я буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

Судя по одобрительному гулу голосов, этими словами он выразил общее мнение.