Текст книги "К слову о чести"

За два месяца, что дядя Витя прожил у нас, он заметно поправился, морщины разгладились, волосы отросли. По правде сказать, с ним было интересно, он так играл на баяне, придумывал разные игры, а какой был рассказчик! Вечерами перед сном мы с сестренкой укладывались рядом с ним и слушали рассказы о том, как он командовал экипажем большого речного буксира, как трудно было тащить на тросе плот длиною в полкилометра. Иногда, когда он был в особом расположении духа, то баловал нас страшными историями про утопленницу, ужасного Вия и ведьму, которая летала в гробу по церкви. Сказать по правде, было очень страшно! Дослушав до конца, сестра хныкала и прихватив куклу, плелась к родителям, слезно уверяя, что очень боится спать одна. Конечно, после такого мама выговаривала брату свое недовольство, лишая нас завораживающих историй на пару вечеров.

Вскоре мы и вовсе не отходили от дяди, он стал для нас и нянькой, и самым близким человеком. Родители не противились этой близости, может где-то и радовались, что мы были под присмотром, а потому с работой дядю Витю не торопили. И он все время говорил, что вот только потеплеет, вернется на флот. Как-то незаметно промелькнула зима, с крыш свесились длиннющие сосульки, и капель дробью застучала по завалинке. Солнце уже припекало по-весеннему, было радостно, что совсем скоро наступят летние каникулы, а это значит – свобода! Дядя Витя стал уходить, возвращался очень поздно, убеждал, что это по работе. А как-то и вовсе не пришел ночевать. Мама беспокоилась, до полуночи выглядывала в окно и тяжело вздыхала.

– Ложись спать! – настаивал отец. – Чего зря темень высматривать, не придет он, не маленький! Дай бог, чтобы на работу утроился, а то гляди…

– Он обещал, – шепотом ответила мама. – Обещал начать все заново! Он не мог меня обмануть, а вдруг чего-нибудь случилось? Ты, Сеня, спи, а я еще посижу немного, вдруг подойдет, так я открою потихонечку!

– Как знаешь! – с досадой качал головой отец.

Мама уснула на стуле, положив голову на подоконник, а дядя Витя так и не появился. Пришел он к обеду следующего дня, слегка возбужденный, но довольный.

– Все налаживается сестренка! Берут на флот! Вот вчера пришлось остаться, помочь по машине! Не злись, пожалуйста!

Мама выглядела счастливой, ей очень хотелось, чтобы у старшего брата все наладилось и его привязанность к алкоголю осталась в прошлом, наверное, ради этого она пошла бы на любую жертву. Теперь дядя стал уходить чаще, иногда он пропадал по несколько дней, но обязательно возвращался, отсыпался, ел и вновь уходил. Как-то я пришел домой раньше обычного (в школе отменили последний урок), и случайно подслушал, как мама отчитывала дядю Витю.

– Ты же обещал! Ты слово дал, а сам! Ты что, опять пьешь? Скажи честно! А я тебе поверила, дура! Как я могла, господи!

– Люся! Выслушай меня, пожалуйста! Мы с ребятами на теплоходе движок запустили, решили обмыть, ну там по стопке вышло всего… – бубнил, словно проштрафившийся, дядя Витя, правда, как-то не очень убедительно.

После серьезного разговора по душам дядька ушел, а мама уединилась в комнате. Она тихонько всхлипывала, а я топтался у порога, не решаясь подойти. Завидев меня, мама натянула улыбку и взяла баян:

– Мишутка! Давно пришел? Я там оказиков напекла, ты поешь, пока горячие! А я поиграю, а то так и разучусь!

Мама прошлась пальцами по клавишам: «Над землей летели лебеди ласковым днем, – взяла она высокую ноту, – было им светло и весело в небе вдвоем! И земля казалась ласковой в этот миг… Вдруг по птицам кто-то выстрелил и раздался крик: Где же ты моя любимая, отзовись скорей»…

Мне эта песня ужасно не нравилась, во-первых она была настолько печальная, что я сам едва сдерживал слезы, сострадая дикому лебедю, у которого убили возлюбленную, а во-вторых мама пела ее, когда что-то шло не так! Вот и сейчас я слышал, как дрожал ее голос.

– Это из-за дяди Вити, да?! – не удержавшись, спросил я напрямую. Мама перестала играть, и взглянула на меня:

– Что из-за дяди Вити?

– Ты сейчас плачешь из-за него?

– Ну что ты, Миша! – и она опять старательно натянула улыбку, – это из-за песни! А почему ты спросил?

Я признался, что совсем не нарочно подслушал их разговор. Мама попросила меня сесть рядом и отложив баян в сторону, нежно заглянула в мои глаза.

– Не все так просто, сынок, в жизни. Виктор очень хороший человек, я помню, какой он был добрый, как помогал папе, а ведь нас малых было пятеро, и мама лежала парализованная. Виктор и в школе учился на одни пятерки, а после занятий находил подработки. Как окончил школу, подал документы в Якутское речное училище. Он и там был отличником, всегда старался быть лучшим. Вот как-то просто захотел выучиться играть на баяне, взял самоучитель и через неделю уже менуэты наигрывал, как заправский музыкант. Потом играл в курсантском ансамбле. А как он рисовал! Такой талантище закопал… Училище он окончил с отличием, пошел в Жатай, старпомом на буксир-плотовод «Меркурий». На плотоводах всегда работали самые опытные капитаны, там и умение, и знания нужны, чуть не так повел плот, лопнул трос, и понесло пучки леса по Лене, не соберешь! А он настырный был, смог, и через год его назначили капитаном. Про Витю и в газетах писали, в «Ленском воднике», мол, молодой капитан плотовода встал в один ряд с опытными речниками Лены. Люди с головой сынок, всегда в цене. Заметили его, предложили повысить квалификацию, направили в Ленинград. Ой, уж как папа наш за него радовался! Бывало, придет с работы и рассказывает нам, девчонкам: Витька то, да Витька это… Проще говоря, целыми днями про нашего Витьку только и разговоров. Дедушка твой в юности тоже ходил мотористом в Киренске, Бодайбо, Жиганске, поэтому уважал речников, и Витькой гордился. Вскоре Виктор женился на Ирине Захаровой, очень грамотной, а главное – доброй девушке из многодетной семьи. Время быстро летит, не успели оглянуться, дочка родилась, следом мальчик, семья – просто загляденье, чего еще человеку надо? А потом начались награждения, застолья, Виктора везде приглашали, вот так незаметно он и пристрастился к водочке. Пока отец живой был, так он его придерживал, поучал да наставлял, а как умер, так Виктор совсем распоясался! Мужчина он видный, на язык острый и грамотный, умел красиво мозги запудрить, вот и начал гулять с девушками, то с одной, то с другой. Жена его долго терпела, надеялась, что одумается, но всякому терпению есть предел. После развода с Ириной Виктор женился во второй раз, девушка была красивая и молодая, скоро у них родилась девочка, надеялись, он хоть теперь остепенится, осядет. Но хватило его ненадолго, очень скоро он снова запил… А дальше пошло-поехало: бросил работу, жену, друзья отвернулись, появилась новая компания. Сколько мы не пытались его вытащить из этой ямы, да все без толку! Он стал невыносим, жутко ругался, оскорбил твоего папу, меня… но он так и остался моим братом, моим самым любимым старшим братиком, который любил и оберегал меня. – мама опять заплакала и взяла меня за руку, – обещай, что не расскажешь папе про наш разговор! Я все еще надеюсь, что Витя вернется, тот прежний, хороший Витя!

У меня ком встал в горле, слезы жалости и обиды рвались наружу, но я сдержался, сжал губы и молча кивнул в ответ.

Вечером с работы вернулся отец, и, как всегда с серьезным выражением лица, начал рассказывать, что встретил рыжую лисичку, и та передала леденцов. От радости сестренка хлопала в ладоши и, принимая гостинцы, просила передать лисичке, чтобы та отправила ей мороженое. Вот уж нет глупее истории, – глядя на сестренку размышлял я, а самого так и подмывало спросить: и где же эта рыжая хитрюга хранила леденцы? Еще куда не шло, если бы отец встретил кенгуру, та могла прятать сахарные петушки в сумке. Хотя я был абсолютно уверен, что и про кенгуру отец сочинил бы что-нибудь невероятное. Да, в этом он был неподражаем, с такими актерскими данными ему не баранку крутить, а играть в театре! Хорошо помню, как он дурил меня в детстве. Дело в том, что отец был поразительно похож на Валерия Золотухина. Как-то мы всей семьей смотрели фильм «Хозяин тайги» и отец убедил меня, что это он был милиционером и ловил бандитов в тайге. Я сотни раз пересматривал этот фильм и наивно верил, что это отец, а тот и глазом не моргнул. Когда открылась правда, я был ужасно разочарован и обещал себе больше не верить отцу, но всякий раз попадался на его удочку. К счастью, в лисичек и зайчиков, что безвозмездно раздают сладости на обочине, я уже не верил. Одно оставалось неизменным, моя любовь к нему, поэтому, как и прежде, мы бросились ему на шею. Он был безмерно счастлив, смеялся от всей души и тискал нас у порога.

– Как всегда! – строго пожурила его мама. – Сколько раз говорить, переоденься сначала! Ты посмотри, весь гаражом своим пропах!

– А что! В мазуте я тебе не нужен? – кривлялся и ехидничал отец. – Пусть дети знают, что папка их шофер – рабочий человек!

– Иди, умывайся, – с улыбкой вздохнула мама, – рабочий человек. Ужин стынет.

За столом отец неожиданно спохватился:

– Я вот что хотел сказать Люся! Сегодня в Кангалассы за углем мотался, встретил Валерку Бельчука, ну, помнишь, я тебе рассказывал, вместе учились в автошколе. Так вот, он нас зовет в гости. Вот я и думаю, а что, давай махнем? Завтра суббота, выходной, возьмем ребятишек – и к нему! У Валеры в Мархе свой дом, посидим, поговорим, ты развеешься, да и малышня побегает. А то сидишь в четырех стенах всю зиму. Ну, что скажешь?

– А почему нет?

– Вот и отлично! – потер ладони отец. – Ты мне пиджак приготовь. Да, шапку ондатровую надену, а то она всю зиму без дела в шифоньере провалялась.

Мама заметно повеселела и занялась приготовлением к завтрашней поездке, но тут выяснилось, что нет ни отцовского драпового пиджака, ни его любимой ондатровой шапки. Всплыла и еще одна неприятность: пропала заначка, которую родители откладывали на отпуск. Вечер был окончательно испорчен, и последней каплей в этом деле пришелся визит нашей соседки. Эра Павловна вежливо извинилась и прямо с порога сообщила, что видела дядю Витю на рынке, в компании тамошних алкашей, что клянчат у прохожих деньги на опохмел.

– Впустили козла в огород! – вспылил отец, закрыв на крючок дверь за соседкой. – А ведь я ему поверил!

О поездке в гости уже не шло и речи. Мама тенью бродила по комнатам, а отец, насупившись, ждал нашего постояльца. Пришел дядя Витя поздно и с порога начал о новой работе, но отец строго одернул его, хлопнув кулаком по столу.

– Хватит врать! Раздевайся, разговор есть!

– А что случилось, никак война? – попытался перевести разговор в шутку дядя, но, видя настрой отца, осекся, повесил пальто и виновато взглянул на родителей – Ну, я готов! Поговорим?

Отец с дядей закрылись в спальне, мама молча стояла у дверей, а мы с сестренкой подслушивали из соседней комнаты, прижав ухо к фанерной перегородке.

– Ну что, Виктор, – сурово начал отец. – Меня не уважаешь, так хоть Люсю постеснялся бы! Что ты гадишь-то в доме, где тебя кормят, поят и любят?! Что ты за человек такой гнилой! Совсем опустился, вещи выносишь, по карманам шаришь, как воришка последний…

– Да я… – хотел было вставить что-то в оправдание дядя, но отец резко оборвал его:

– И слушать ничего не хочу! А ведь было время, Виктор, уважал я тебя, а ты мне, работяге, и руки не подавал! Но я не в обиде, Люся гордилась тобой, все восторгалась да радовалась, газетки про тебя в комод прятала! Ты же большим человеком был, а куда скатился! Э!.. Все пропил, даже у сестры в доме воровать за грех не посчитал! Вещи-то где?

– Продал…

– На пропой?.. Понятно! Я тебе так скажу, хоть и обобрал ты нас, как последняя сволочь, зла не держу. Скрывать не стану, до слез обидно, не за себя – за Люсю. Как мужик, прямо скажу – видеть тебя я больше в своем доме не хочу! И времени на сборы не дам, так что ступай с богом! Может быть, найдешь счастье в этой бутылке окаянной!

После разговора с отцом дядя вышел совсем потерянный, он подошел к маме, опустился перед ней на оба колена и прижался щекой к ее ладони.

– Прости меня сестренка, моя маленькая Люсенька, негодный я человек, убогий! Сам себя ненавижу, так бы и раздавил как гниду! Не суди меня, прости, если сможешь, и отпусти от сердца!

Стараясь казаться гордой, мама смотрела в сторону, правда не очень-то у нее получалось, слезинки блестели в ее глазах. Дядя, видимо, и не ожидал другой реакции, крепко поцеловав маме руку, он поднялся, помахал как всегда нам на прощание и ушел… Когда хлопнула дверь, мама вздрогнула, опустилась на кровать и уткнулась лицом в подушку.

Долгое время про дядю не было ничего слышно, я часто с грустью вспоминал о нем, мне не хватало его шуток, рассказов о бурных перекатах и речных тягачах, что тянули плоты по непокорной Лене к самому устью. Как-то просто и обыденно он раз и навсегда исчез из нашей жизни!

До окончания учебного года оставались считанные дни, в приподнятом настроении я ворвался домой, и, проехавшись на двери, закинул в угол полупустой портфель. Из дальней комнаты донесся звук баяна, он слезливо вытягивал «Над землей летели лебеди». Склонив голову, мама пела про лебедей, а по ее лицу катились слезы… Я чувствовал, как слова лились прямо из глубины ее души, она пела, заглушая свою боль чьей-то чужой печальной историей. В такие минуты мне всегда хотелось крикнуть громко-громко: «Летите лебеди!» Я закрывал глаза и представлял, как эти гордые птицы, услышав мой голос, взмоют в небесную синеву, где их не достанет пуля охотника. Рядом на стуле я нашел письмо от маминой сестры – тети Тани, она сообщала: Виктор сильно запил, стал водить странную компанию в родительский дом по улице Субурусского. Во время пьяного веселья забыли выключить плитку, замкнула электропроводка и начался пожар. Огонь успели потушить, но Виктора не спасли, он задохнулся.

Я положил голову маме на плечо и нежно обнял. Она глотнула воздуха и вдруг вместо куплета, закрыла лицо руками и зарыдала:

– Витенька, миленький мой братик! Что же ты наделал, как же ты так!

Я не удержался и заплакал следом, мне было очень жалко дядю Витю, но еще больше мою любимую маму.

Ленск. Декабрь 2020 г.

Крик в ледяном безмолвии

Весна в тот год выдалась ранняя. Уж и не припомнишь, когда была такая прежде. Как-то вдруг сразу, по-летнему, припекло солнышко. Придавило сугробы, растопило наледь на обочинах дорог да развезло грязь на поселковых улицах. Сотни ручьев, наперебой перекрикивая друг друга, заспешили к реке, где, сливаясь воедино, становились одним целым с великой северной красавицей Леной. Молчаливо, но по-якутски терпеливо выжидала она своего часа, чтобы, пробудившись после долгого сна, вздохнуть полной грудью и, сбросив тяжелые оковы, освободиться от ледового плена.

К майским праздникам снег сошел, сквозь пожухлую траву стали пробиваться молодые ростки; словно пестрым ковром усыпали склоны крутых сопок нежные цветки якутского подснежника, а в небе весело закружили стрижи, радуясь возвращению в родные гнезда.

Однако за день до ледохода резко похолодало, небеса заволокло тучами: густые и темные, они плотной свинцовой завесой низко нависли над Табагой и к обеду накрыли ее густым снегопадом. К вечеру налетел ветер, разогнал тучи и, спустившись к берегу, вдохнул жизненную силу в спящую реку. Проснулась Лена, налегла плечом на ледяную толщу и со скрежетом, подгоняя ледяные глыбы бурлящим потоком, понесла свои воды на север. В ту ночь вышла она из своих берегов, затопила пойму, наводнила протоки и залила луга в окрестностях поселка.

Утро девятнадцатого мая 2009-го выдалось на редкость холодным. Ветер, что год от года неизменно провожает непокорную красавицу к морю Лаптевых, завывая, гулял по верхушкам склонов. Резкими порывами срываясь вниз, набрасывался он на прохожих, обжигая лицо и руки своим ледяным дыханием. В такую погоду человек из дома нос не кажет, а вот осетру лед да холод не помеха, в это время стоит царь-рыба в глубоких ямах на тихих местах. Тут, рыбак, не зевай! Хорошая рыбина килограмм на пять-десять тянет. И везение здесь ни при чем, рыбные места знать надо.

Знал такое место и Серега Добрянцев. Вырос он на реке, а какой же мальчишка в Табаге не рыбак? Даже ленивый мог сказать, на какую приманку какая рыба берет и в какую погоду лучше! Нынче-то детей младше пятнадцати родители к воде не пускают, боятся за любимых отпрысков. А было время, сами в десять уже сетями промышляли! Бывало, в ледоход по льдинам у берега на спор бегали да на плотах перебирались по бездонной протоке! Это сейчас, как вспомнишь, – мурашки по коже, а тогда только дух захватывало, да кровь играла в жилах. Прознал бы про эти детские шалости отец, непременно отходил бы ремнем по заду и надолго запретил даже близко подходить к реке.

Осетровое место Сергей нашел еще в девяностых. С дружком своим Геной Зюзиным, бывало, килограмм на десять царь рыбу вытягивали. В лихие девяностые жить стало тяжко. Спасибо реке-кормилице, выручала. Зарплаты, случалось, по пять месяцев не платили, вот и приходилось каждому по-своему крутиться. Серега магазинчик свой открыл, Генка же – человек военный – себя среди «челноков» не нашел, помыкался немного да потянулся в Москву в поисках лучшей жизни.

Пришлось Добрянцеву нового напарника искать. Уж сколько лет с той поры минуло, почитай, четвертый десяток разменял, только каждый год, едва сорвет льды, будто магнитом тянуло Сергея к тем осетровым ямам. Днем раньше заглянул в гости Сашка, брат меньший. «Давай, – говорит, – на осетра! К столу-то по-любому возьмем, и ладно». «Вот рыжая бестия, – посмеялся над братом Сергей, – не забыл ведь, знает, чем душу встревожить!»

Санька действительно был рыжий, среднего роста, вечно с трехдневной щетиной и торчащими, как у таракана, усами. В старой Табаге многие даже фамилию его не знали, а только скажи: Санька рыжий, махали рукой: «Как же, знаю!» На клевые места чужих брать не принято, а Анатолий Царев – дядька по матери, к тому же и рыбак заядлый, вот и решили ему предложить составить компанию. Внимательно выслушав племянников, мужчина взбодрился. Заиграл в глазах азартный огонек, разве ж настоящий рыбак от такого заманчивого предложения откажется! Искоса глянув на супругу, что управлялась со скалкой, раскатывая тесто на пельмени, Царев пригладил усы, перевел взгляд на болотные сапоги, что сиротливо висели на гвозде у двери, и, кашлянув, подтянул трико.

– Да поезжай уж, – отозвалась жена и, хитро глянув на мужа, вытерла руки о передник. – Ведь всю плешь проешь, коли дома останешься.

– Когда едем-то? – расправил родственник плечи и, не удержавшись, снял со стены болотники.

Ехать решили с утра. Сергей с вечера перебрал сети. Поставил мотор в бочку с водой, погонял на холостых оборотах, опробовал винт на ходу, проверил и только потом стал собираться.

– Вы что, на зимовку собрались? – окликнула Сергея с порога жена. Тот в ответ пожал плечами:

– С чего это ты взяла?

– Да вон Санька твой по всем родственникам прошелся. Поди, опять стопки собирает? Как бы ни пришлось вам завтра без него сети ставить!

Сергей призадумался. Выпить Санька любил, не без того. Но, что касается рыбалки, охоты, ни разу не подводил. Только, действительно, что его по родне понесло? Может, спросить чего хотел? Или бродил по другой какой надобности. На этой мысли Сергей и успокоился. Да и чего по пустякам голову ломать, завтра все сам расскажет, если захочет. Только понягу собрал, раздался стук в двери. Родственник, племянник Артур, на последнем автобусе приехал погостить, на выходные из города вырвался. За разговорами дошло дело и до рыбалки. У Артура, как услышал про протоку, глаза загорелись – возьмите с собой!

Парнишка молодой, крепкий, почему не взять? К тому же чем черт не шутит, вдруг Санька и на самом деле наберется? Кого тогда поутру по поселку сыщешь! А тут человек свой, да и в рыбацком деле не новичок.

В назначенное время собрались на берегу, стянули корму казанки в воду и, пока Сергей крепил мотор, равномерно распределили по лодке весь рыбацкий бутор. Рыжий подошел чуть позже, трезвый как стеклышко. Сергей хотел было расспросить брата про вчерашние похождения, да не стал, поосекся, мало ли чего! Перед дорожкой присели на берегу. Закурили.

– Ну, двигаем, чего рассусоливать? – бросил окурок Царев и, выправив спину, засучил рукава. – Прыгайте, столкну!

– Дядь Толь, – ухмыльнулся Сергей, раскатывая болотники, – давай в лодку. Я толкну. Артур, Санек, чего ждете?

Рыбаки молча расселись в лодке, оставив Сергею место у мотора. Добрянцев застегнул пуховик на молнию, натянул на голову вязаную шапку и без особых усилий приподнял нос казанки. Подавшись грудью вперед, столкнул ее в воду и сам запрыгнул в лодку. Здоровьем Сергея господь не обидел, одарил сполна, грех жаловаться. В поселке его шутя дразнили Добрыней.

Скоро лодка затихла на воде и, тихо покачиваясь на волнах, поплыла по течению. Сергей присел к мотору. Раз, два, три, все впустую, не заводится, хоть убей. Попробовал еще раз и еще. Да что ты будешь делать! Не идет и все.

– Наш надо было взять, – заметно нервничая, сухо подметил Царев и полез в карман за сигаретой. – Набрали моторов буржуйских, вот теперь мучаетесь.

– Да я вчера его гонял! Как часики, с полтычка запускался, – оправдывался Сергей, копошась в моторе.

– Артур, чего сидишь, – забубнил Царев и, щурясь от едкого дыма, прикусил фильтр сигареты. – Давай на весла и вдоль берега держись. Вишь, льдины тащит, не успеешь сообразить, как ледоход отнесет течением, а там льдами нашу казаночку как фольгу сомнет!

Артур послушно сел за уключины и подгреб в сторону берега. – Вот, так и держи, – одобряюще произнес Царев, поглядывая на проплывающие поодаль ледяные глыбы. – Близко тоже не подплывай, а то винтом дно хватанем, тогда прощай рыбалка.

Сергей снял пуховик, уже минут двадцать он впустую крутил стартер, но мотор молчал как заговоренный. Добрянцев поднял крышку и внимательно осмотрел каждое соединение: «Все вроде в порядке. Чего ему надо? Как бы ни пришлось несолоно хлебавши домой возвращаться».

Царев словно прочел его мысли:

– Вот что, Сереж. Судьбу испытывать не будем. Не на пруду, на реке все же! Пробуй еще пару раз, и, если не заведешь, сворачиваем мероприятие!

Добрянцев закрепил на моторе крышку, глубоко вздохнул и крутанул стартер. Движок забубнил, закашлял, и едкий синеватый дымок повис над водой. Сергей улыбнулся и, утерев капли пота со лба, повернул рукоять газа. Оставляя пенный след за кормой, казанка набрала скорость и, разрезая килем волну, скоро скрылась из виду в плотной пелене густого тумана.

То самое осетровое место находилось на Октемских протоках, километрах в двадцати пяти от старой Табаги, за островом Медвежка. В паводок незнающий рыбак мог легко заблудиться в многочисленных рукавах этих проток. Приняв большие острова за коренной берег, можно плутать, покуда не кончится бензин или не вынесет строптивым течением на реку на расправу рвущимся к северу льдинам. Но Сергей в любую погоду безошибочно вел лодку к цели, эту дорожку они проторили с другом юности Геной Зюзиным еще в девяностые, потому уверенно держал курс на бледнеющий в утренней дымке остров. Ближе к берегу Сергей сбросил обороты. Тут лихачить ни к чему, можно на топляк налететь. Топляк тем и опасен, что плывет бревно не на поверхности, а слегка притоплено, простым глазом сразу не увидать, хватишь такое на скорости, и глазом моргнуть не успеешь, как опрокинет, а там – как богу будет угодно.

Остров с высоким обрывистым берегом обошли по течению, подплыли с пологой стороны и, заглушив мотор, врезались носом в песок. Рыжий выпрыгнул первым и, ухватившись за веревку, потянул лодку к берегу.

– Ну, молодежь! – по-молодецки перемахнув через борт, задорно выкрикнул Царев. – Я костерок замастрячу, а вы вещи стаскивайте!

Пока перетаскивали рыбацкий бутор, готовили сети, Царев собрал в кучу сухой валежник и, присев на корточки, поднес к нему горящую лучину. Затрещал сухостой, и пламя, пожирая одну хворостину за другой, взметнулось ввысь. Обдало жаром лицо, и, играя озорным отражением в глазах, закружили над костром искры. Потирая ладони, Царев обвел взглядом округу и поднял глаза к небу:

– Господи, красотища-то какая! Чего ж мы в другие страны-то к буржуям отдыхать едем? Ведь вот оно, небо наше русское, его же нигде чище нету! Анатолий любил эту землю, любил реку, черные покосившиеся домики старой Табаги, что приветливо глядели вечерами на прохожих светом из окон. Ни на какие блага мира не променял бы эти простые, милые сердцу места.

Поджав живот, мужчина примостился на брусничник и острым якутским ножом нарезал сало, хлеб, раскладывая все на скатерть, раскинутую на земле. Рыбаки молча наблюдали за дядей в ожидании главного момента. Оглядев стол, Царев довольно улыбнулся и, вынув из рюкзака бутылку водки, подмигнул племянникам:

– Чего, замерзли? Садитесь, или не будете?

– Наливай, пока при памяти! – бодро выкрикнул Санька, опустился на колени и, потирая руки, подставил стаканы. Выпили, закусили.

– Еще по одной и двигаем, – утерев рукавом губы, сказал Сергей. – Для сугреву хватит.

Выпили по второй. Стали собираться. Санька застегнул рыбацкий бушлат и, неуклюже ерзая, натянул сверху ярко-оранжевый спасательный жилет.

– Ты чего это? – усмехнулся Добрянцев, наблюдая, как туго брат затягивает крепления.

– Вам-то чего! – бросил в сторону Сергея Рыжий. – Вы-то в лодке. Один на моторе, другой на веслах, а мне сети ставить! Хлюпнусь – и ко дну. А так, если что, как поплавок!

– Ладно, поплавок! – похлопал брата по плечу Сергей. – Пошли.

Порожняком лодка без труда сошла в воду. Артур, налегая грудью на весло, оттолкнул казанку с мелководья и, сделав несколько взмахов, отгреб от берега. Сергей опустил мотор и, сдвинув на затылок шапку, крутанул стартер. На этот раз «буржуй» не капризничал, завелся сразу.

Добрянцев слегка дал газу и, сделав оборот, направил лодку к тальнику, что находился по другую сторону острова. Там, за притопленной косой, густо поросшей тальником, от которого торчали лишь невысокие верхушки, был небольшой затон, место тихое. Бурное вешнее половодье обходит его стороной, поэтому по большой воде течения там нет, а вот глубина приличная. Тут-то, в ямах, и есть излюбленное место осетра: и тихо, и дно песчано-илистое. Вот только чтобы добраться до этого безмятежного места, надо прежде пересечь бурную протоку, где своенравная река, вопреки всем законам природы, несла свои черные воды как хотела. Рукав этот опасный, глубоководный, стремительно гонит течением льдины и топляки, беспощадно сметая все на своем пути.

Здесь, в бурлящих, словно кипяток, водах, встречались две малые протоки со странным названием Гнилые и, закручивая водовороты, уходили в большую. Против такой необузданной силы ничто не в силах устоять, что там казанка – целые поселения поглощала стихия в своем безудержном порыве.

В это время не каждый чудак решится пройти по краю бездны, где неправильный маневр или простая оплошность могут стоить жизни.

И хотя Сергей проделывал этот путь не первый раз, он все же крепко вцепился в борт казанки и, повернув рукоять газа, встал носом к волне. Мощный встречный поток, разбиваясь о скулы, захлестывал нос лодки и холодной пощечиной бил в лицо, но Добрянцев крепко сидел за мотором, не отводя глаз от намеченного курса. Перед косой сбавил обороты и повернул, лодка накренилась и корму отнесло на тиховод. Обогнув косу, рыбаки с облегчением перевели дыхание и закурили. У тальника заглушили мотор, лодка по инерции все еще скользила вдоль кустарника, но через минуту остановилась. Место действительно тихое, казанка стоит на месте, едва покачиваясь на своих волнах.

– Выгребай носом к тальнику, – кивнул Артуру Рыжий, забрался на нос и, встав на колени, стал разкладывать сети. Закончив, он, лихо подтянув крепкую ветку, завязал на ней узел и повернулся к гребцу: – По тихой отгребай, не спеши, смотри по наплавам, чтоб ровно ложились!

Засучив рукава, Рыжий стал медленно опускать снасть в воду, а когда последний поплавок плюхнулся с носа, взмахнул рукой:

– Сто-ой! Все! – потер ладони и весело подмигнул напарникам: – Давай к Царю! Водка стынет!

Сергей завел мотор и, отвернув от сети, взял курс на стрежень. Лодка едва набрала скорость, как рукоять выбило из рук Добрянцева, в одно мгновение какая-то неведомая сила подняла его и опрокинула на спину. Прежде чем ледяная бездна поглотила его и черные волны сомкнулись над головой, Сергей увидел, как задрало вверх нос казанки и тут же промелькнул яркий жилет брата.

Движок последний раз взвыл где-то совсем рядом и, захлебнувшись, умолк. В ушах повис давящий гул, теперь Добрянцев ощутил, как настойчиво тянет его к себе бездонная пустота. Он взглянул вверх. Слабый свет пробивался сквозь толщу мутной воды, Сергей, собрав силы, отчаянно потянулся к нему. Жажда жизни вытолкнула его на поверхность, захлебываясь, он жадно хватанул ртом воздух, сделав пару больших взмахов, ухватился за нос лодки. Огляделся, кругом – никого.

Впервые смерть прошла так близко, что он ощутил ее холодное дыхание за спиной. Пуховик пропитался водой и камнем тянул вниз. Сергей попытался расстегнуть замок на молнии, но впустую, тот, как назло, заклинило. Куда с такой ношей вплавь, взмах-два – неминуемо пойдешь ко дну, одно спасение – держаться за лодку, утонуть которой не давал пенопласт, его Сергей просто по случайности, второпях, не успел убрать из форпика. Только совсем не это беспокоило его сейчас.

– Пацаны! Пацаны! – осипшим голосом закричал он, полным надежды и отчаяния взглядом рыская по воде.

– А-а! – вырвалось из груди Артура, он вынырнул метрах в пятнадцати от лодки, с хрипом набрал в легкие воздух и ушел под воду. Санька появился вовремя, уже на ощупь успел ухватить племянника за воротник и, вытянув на поверхность, подтащил обескураженного парня к казанке:

– Держись! Что бы ни случилось, не отпускай! Понял?

– Понял, – дрожащим голосом ответил Артур, мертвой хваткой вцепившись в нос казанки. Сергей похлопал родственника по плечу и с облегчением перевел дыхание. Все живы.

– Повезло! – подплыл Сашка к брату, снял с головы шапку, выжал и, натянув на глаза, кивнул в сторону протоки, где, перекатывая буруны, стремительным потоком проносилась большая вода. – Если б там опрокинуло, прямиком в воронку бы затянуло, а там… Ладно, – выдохнув изо рта густой пар, продолжил Рыжий, – к тальнику надо, там отмель, в прошлом году где-то здесь по пояс было!

Он повернул нос лодки, перекинул веревку через плечо и, напрягаясь изо всех сил, погреб к кустам.