Текст книги "К слову о чести"

На следующий день к дому подъехал грузовик. Полина вышла навстречу. Приятель Павла Анатолий откинул борт и приветливо улыбнулся:

– Доброго утра, хозяюшка! Пашка сказал зеркало какое-то забрать. А тут и желающий нашелся на ваш антиквариат, – кивнул он на стоящего рядом грузного мужчину в спецовке, – говорит, ему на даче пригодится!

Громоздкое зеркало в резной оправе с трудом вынесли во двор. Полина с облегчением вздохнула, проводила автомобиль взглядом и зашла в дом. Спустя время по дому разлетелся звон битого стекла. В глазах неожиданно потемнело, а жгучая боль пронзила живот. Полина опустилась на колени, доползла до аптечки и, отыскав пачку анальгина, проглотила разом две таблетки. Боль отступила не сразу, крепко держала минут двадцать. Вечером Павел спросил жену:

– Что-то выглядишь неважно, бледная, мешки под глазами, ты точно хорошо себя чувствуешь?

– Все хорошо! Не переживай! – успокоила мужа Полина, – у тебя как?

– Тоже ничего! – кивнул Павел и тут спохватился, – да, я ж вот что хотел рассказать, зеркало-то наше разбилось!

– Как разбилось? Разбили, хочешь сказать?

– В том и суть, что само! Его только к крыльцу Серегиному поднесли, а оно бац пополам!

Полина вздрогнула, что-то сжалось внутри нее, вызывая смутное, необъяснимое чувство тревоги. И было оно не напрасным. Вскоре боли в животе усилились, ее стало рвать даже от воды. Полина пыталась скрыть это от мужа. Надеясь на крепость своего организма, принимала украдкой сильнодействующие препараты. Однако, когда ее стошнило прямо за столом, Павел не стерпел.

– Да что ты с собой делаешь?! Я же вижу, что ты серьезно больна! Завтра же идем к врачу. На тебя уже смотреть страшно, может, ты думаешь, что я сухарь бесчувственный?! Ты сколько времени не завтракаешь с нами по утрам, к ужину у тебя дела находятся! Сохнешь на глазах… Думаешь все в тайне сохранить, а сама таблетки горстями глотаешь.

– Хорошо, Паша, завтра же пойду! Я и сама думала провериться.

Павел взял жену за руку.

– Семья мы, Поля, нет у нас друг от друга секретов! Не зря в церкви на венчании клятву дают – и в печали, и в радости, и в болезни, и в здравии.

– Так мы этой клятвы не давали, Паш, – тихо проговорила Полина.

Павел крепче сжал руку жены и заглянул ей в глаза.

– Ты, может, нет, а я давал!

– Мы ж в церкви ни разу не были, Паша…

– Верно, только тут ведь как, только я и бог.

– А мне? Мне же ты этой клятвы не давал?

– Давал! С первой брачной ночи, как только ты засыпала, я любовался твоей красотой, склонялся над тобой и клялся.

Полина была удивлена и в то же время благодарна мужу за откровенность. Хотела было что-то сказать, но слезы ручьем побежали по щекам. Ей было ужасно неловко и стыдно, что, прожив с мужем столько лет, она многого не знала о нем. Ей и в голову не могло прийти такое, ведь до сегодняшнего дня она была твердо уверена, что Павел такой же убежденный атеист, как и она.

Посреди ночи Полина проснулась от нестерпимой жажды. В горле пересохло, а тело просто горело огнем. Тихонечко выскользнув из постели, она прокралась на кухню и выпила залпом стакан холодной воды. В голове зашумело, Полина приоткрыла окно и глотнула ночной прохлады. С гор опять послышался отдаленный звук барабана, на сей раз более отчетливый. Она отшатнулась, захлопнула окно и так же тихо пошла в спальню. Но в коридоре ее словно током пронзило. Зеркало стояло на прежнем месте, а из темноты на нее с ненавистью глядела все та же женщина в халате.

– Боже, помоги! – прошептала Полина высохшими губами. Последнее, что она увидела, было лопнувшее зеркало и женщина, тянувшая к ней свои костлявые руки.

Очнулась Полина на больничной койке, рядом, белый как мел, сидел Павел.

– Ну и напугала ты всех, Полечка! Посреди ночи закричала, я подскочил, а ты на полу лежишь в прихожей с открытыми глазами! Что я только не делал, а ты как в коме! Скорая приехала, обкололи тебя, а ты все так же, вот тебя сюда и…

– Давно я здесь? – слабым голосом спросила Полина.

– Со вчерашнего дня!

– А зеркало? Зеркало, Паша, зеркало надо увезти! Ты же обещал!

– Я же увез его, ты что, не помнишь? Толик с Серегой его забрали!

– А дети?

– Ты не переживай. С ними все хорошо! Ты лежи, выздоравливай! Я тут тебе котлеток принес, супчика куриного. Что надо будет, достанем, главное, чтоб с тобой все было хорошо!

Сразу после ухода Павла в палату зашел доктор.

– Как вы себя чувствуете, Полина Михайловна?

– Даже не знаю, что ответить, – улыбнулась через силу Полина.

Доктор сел на стул у кровати.

– Очень странный случай. Мы взяли у вас все анализы, провели тщательный осмотр, но никаких отклонений или патологий не обнаружили. Я посоветовался с коллегами из района, и они настоятельно советуют перевести вас в райцентр для полного обследования. В былые времена я отправил бы вас, не задумываясь, а сейчас не имею права без вашего согласия! Ну так что? Вы согласны?

Полина одобрительно кивнула.

– Вот и прекрасно. Завтра же вас и транспортируем, а пока покой и хорошее питание! Если что-то понадобится, зовите, не стесняйтесь, я сегодня дежурю.

Полина села и решила поесть, однако это далось ей с трудом. Кое-как она смогла осилить котлету и несколько ложек супа, но едва легла, как почувствовала нестерпимую боль в животе. Женщина повернулась набок, поджала ноги и тут открылась рвота. Черная жижа, вязкая, похожая на глину с запахом гнили полезла из ее гортани. Полина, обезумев от страха, сползла с кровати и начала кричать. Ее отправили в район немедленно, не дожидаясь утра.

Пошел уже второй месяц, как Полина лежала в райцентровской больнице. Она находилась под пристальным наблюдением всего медперсонала, но улучшений не наблюдалось. Организм отторгал все, кроме пресных вареных овощей. Полина похудела, побледнела и терпеливо принимала все лечение, какое ей назначали. Анализы были в норме, но выздоровления не наступало.

В один из дней Полине выписали направление на УЗИ. Кабинет УЗИ находился на другом конце больницы, и хоть медсестра настойчиво предлагала отвезти Полину на каталке, та наотрез отказавалась: «Нет, Томочка, я еще жива, и паралич меня не разбил, чтоб на каталке возить по больнице. Мне ходить надо, а то с таким режимом скоро пролежни появятся».

– Смотрите, Полина Михайловна, – робко сказала медсестра, – уж больно вы слабы, но… Ладно, идите, я пригляжу за вами! Вот только халатов у меня под ваш рост нету! Но вы наденьте вот этот пока, а я потом у завхоза получу подходящего размера.

Пошатываясь от головокружения и опираясь о стены, Полина шаркала тапками по больничному коридору. Ее взгляд упал на темный угол. Она повернула голову и оцепенела от ужаса. Из большого зеркала на нее смотрела все та же женщина. Только теперь это было не бредовое видение – исхудавшая женщина в выцветшем синем халате, по которому беспорядочно сползали черные пряди волос, была она сама, Полина! То зеркало в доме показало ей будущее!

Той ночью Полина увидела сон. Мама гладила ее по голове и улыбалась. От ее прикосновений тепло разливалось по телу, а от слов на душе становилось легко и спокойно. Полина проснулась заплаканная, сейчас ей так не хватало тепла и участия. Особенно мамы, которой она доверяла свои самые сокровенные тайны. Полина уткнулась лицом в подушку и заплакала. Она корила себя за то, что не слишком много уделяла ей внимания, редко навещала, обнимала. Вот бы добрый волшебник вернул время вспять, она все бы сделала по-другому, исправила бы все ошибки, не отходила бы от мамы долго-долго! Смотрела бы ей в глаза, целовала бы ее грубые от работы руки и вымаливала бы прощения, если чем-то невольно могла ее обидеть. Вспомнился Полине один случай. Она тогда была еще совсем юной десятиклассницей, но уже со своими взглядами и убеждениями. Вечером в поселковом клубе намечалось важное комсомольское собрание, где Полина должна была выступить с речью на тему «Религия как орудие управления массами». А выступать Полина умела! И пламенную речь она заучивала наизусть, раз за разом произносила в слух перед зеркалом, громко изобличая церковь и попов! Получалось впечатляюще, и Полина была несказанно довольна собой. Ей казалось, она может убедить любого, но никак не могла она понять, почему мама, слушая все, продолжает стоять у икон.

– Мам! – говорила Полина. – Неужели ты и вправду веришь, что существует рай и ад? И что мир действительно создал бог?

Мама улыбалась и пожимала плечами.

– Кто верует, для того есть бог, доченька.

– А кто не верует?

– Тот и живет без бога!

– Мама, вот ответь! – пошла в атаку Полина, – а ты сама лично видела бога или чудеса, про которые рассказывают попы?

– Я, Полечка, тебе так скажу. Бог – он у каждого в душе, и коли обратишься к нему, непременно услышит и поможет!

– Как это?

– Все, что самое доброе и светлое в нас – от бога! В тридцатые годы лютый голодомор ходил по Поволжью, и люди мерли целыми семьями! Так вот, тетка моя, Аглая, сказывала мне одну историю, что лично с ней приключилась. Муж у нее в гражданскую погиб, от него трое ребятишек осталось. Припасы у них покончались, ее саму уж едва ноги носили, а дети и вовсе с печи который день не вставали. Настал день, когда почуяла Аглая, что оставляют ее силы, пришло время, стало быть, предстать перед господом. Уложила она детишек, надела белье чистое, легла на лавку у печи и уснула. Разбудил ее аромат хлеба. Аглая приподнялась, а за столом старец, голова и борода седы, свечу зажег и хлеб ломтиками режет. Аглая уж подумала, что попала на тот свет и стоит пред воротами небесными! А старец ей протягивает ломтик хлебца:

– Кушай, моя бедная, – говорит, – не настало еще твое время!

Так по щепотке и кормил, чтоб с голодухи баба до смерти не объелась. Покормил и говорит:

– Ну, теперь малых подымай, пущай покушают, да не переусердствуй.

Аглая пока детишек будила, отвлеклась, глянь, а старца-то и нет! Совестно стало бабе, решила догнать, в ноги упасть доброму человеку. Она к дверям, а те на засове, она в сени – и там закрыто! Аглая, стоит руками разводит – откуда старец взялся и как вышел, подошла к иконе помолиться за своего спасителя, да так и ахнула! Признала она в образе святом Николу Чудотворца. Сам он явился, чтоб Аглаино семейство от смерти уберечь… Аглая баба забитая, безграмотная, в жизни особо счастья-то и не ведала, все горбатилась, то на мужа, то на власть. Молитв толком не знала, окромя одной, которой сызмальства научили – сложит ладошки вместе, глаза к небу поворотит и произносит: «Боже, разбуди меня утром».

По молодости Полина в смысл этих слов не вдумывалась, не вникала. А теперь, к сорока годам, лежа на больничной койке, впервые в жизни вдруг осознала, какое это счастье – проснуться утром и увидеть солнце, ощутить, что еще один день жизни дарован тебе! С этого дня, засыпая, Полина скрещивала на груди руки и тихо шептала: «Боже, разбуди меня утром».

* * *

В конце августа к Полине пришла гостья. Уже немолодая женщина с пакетом овощей подсела к ее кровати и приветливо улыбнулась.

– Ну, здравствуй, родственница! А я Клавдия – сестра Пашина!

– Здравствуйте, Клава! Рада вас видеть! Паша много про вас хорошего рассказывал.

– Ну, может и так, только я не о том пришла поговорить. Наверняка в селе языками чешут, что я отца больного бросила. Молчишь, значит, слыхивала… Я тебе, девка, так скажу, – склонилась Клавдия над Полиной. – Съезжать вам оттуда надобно, нечистое это место, гиблое, разные вещи нехорошие там творятся! Опять молчишь, значит, и сама знаешь, что не вру. Я когда всякое видеть начала, верить не хотела, ну, мало ли чего бывает, а как вечером в зеркало глянула… – тут Клавдия осеклась, замолчала.

– Что, что ты увидела в зеркале? Не молчи, пожалуйста, говори! – настаивала Полина.

– Зря я тебе это ляпнула, – с сожалением прошептала родственница, – но раз так, слушай. Страшно мне стало, пошла я к шаману, он мне глаза-то и открыл…

– Как это?

– А так! Много лет назад в наше село забрел молодой монах, говорили, он из какого-то разоренного советами храма – дацана! В селе он жить не остался, монахи по образу жизни отшельники, да и время было смутное. Переплыл он Курумкан и поселился на той стороне в горах. Со временем обжился и даже дацан там свой выстроил. Стали люди к нему ходить за помощью, за советом мудрым, он страждущим в помощи не отказывал, кому словом помогал, кому делом, говорят, даже калек на ноги ставил. Река-то у нас строптивая, не каждый раз на ту сторону перейдешь! Поговаривали, когда монах уединялся на молитвы и уходил в транс, он бил в барабан, чтобы предупредить. А когда «возвращался», зажигал на горе огонь, который хорошо было видно из села. Со временем люди собрались да всем миром мост над обрывистыми берегами поставили, чтоб к монаху беспрепятственно ходить. Но каждому свой век отмерен, умер монах. Вроде как, и мост стал не надобен. Вот наш отец потихоньку и начал его разбирать да в ограду стаскивать. Оклад весь из того моста и выставил. Нельзя было тот мост разбирать, люди в дацан перестали ходить, за могилой монаха ухаживать да чистому месту поклоняться. Вот такое проклятье на отчем доме, Полина… Ты сама-то как, что врачи говорят?

– Ничего, – отвернулась Полина, едва сдерживая слезы. – Я уверена, что у меня рак, но мне не хотят об этом говорить.

– Вон, значит, как, – вздохнула Клавдия, помолчала немного и взяла родственницу за руку. – Ты, главное, верь, что все образуется! А про то, что в зеркале видела, шаман велел никому не говорить…

Светлым сентябрьским утром в палату зашел главврач больницы. В очередной раз осмотрел Полину и развел руками:

– Знаете, Полина Михайловна, голубушка вы моя! Хотели бы обрадовать вас, да нечем!

– Вы правду, правду скажите, – собралась с духом Полина. – Только не успокаивайте меня, уж говорите, как есть! У меня рак? Сколько мне осталось?

– В том и дело, – развел доктор руками, – все анализы у вас в норме, никаких патологий по-прежнему не выявлено. Честно говоря, я впервые сталкиваюсь с таким типом протекания заболевания! Несмотря на отсутствие видимых причин, вы теряете вес, мясные продукты ваш организм отторгает. Будем собирать консилиум, решать, как быть дальше с вами.

– А можно мне домой? – приподняла голову с подушки Полина. – Я хочу домой!

– Нет, это исключено. Как вы в таком состоянии…

– Доктор, я все равно уеду, мне надо домой, поймите меня, пожалуйста!

– Конечно, это ваше дело, но я бы не советовал…

– Я напишу заявление, любую бумагу, только мне надо домой! Пожалуйста!

– Что ж, – вздохнул доктор. – Раз решили, езжайте. Вот мой телефон, – черканул врач корявые цифры на клочке бумаги, – если что, звоните мне напрямую.

Павел приехал вечером. За долгое время, что Полина лежала в больнице, он здорово сдал, осунулся, под усталыми глазами мешки появились. Он усадил жену на заднее сиденье УАЗа и неуклюже улыбнулся:

– Все будет хорошо!

– Скажите, – обратилась Полина к шоферу. – А церковь у вас есть рядышком?

– Откуда?! В районе дацаны, основное население буряты, а они буддисты!

Полина задумалась. Предчувствие, что она смертельно больна, и ей остались последние дни, твердо сидело в ее голове. И ей, атеистке, безбожнице, вдруг захотелось пойти в храм, упасть на колени пред иконами и покаяться! Ей казалось, что там, под сводом храма, ее голос услышат родители, а они поймут и утешат! Ведь где же еще быть людям, что прожили всю свою жизнь вдали от церквей и святынь, сохранив веру и бога в душе.

– Поль, Поля! – окликнул жену Павел. – Ты чего задумалась? Приехали!

Машутка с порога бросилась к Полине, крепко обняла и заплакала, а сын молча стоял позади и с тоской вглядывался в бледное, осунувшееся лицо матери. С детьми проговорили до полуночи, а когда те уснули, Полина прошла к окну. Сна не было, и она, сложив руки на подоконник, просидела до рассвета наедине со своими мыслями.

Проводив детей в школу, Полина решила сходить в дом культуры, там все же близкие знакомые, хоть поговорить с ними, а может, и повидаться в последний раз. Запахнув пальто, Полина молча шла в сторону ДК. Ее вдруг охватило волнение, она помедлила немного, отдышалась. У парадного входа бубнил УАЗ, совсем старенький, местами проржавевший. Двери открылись, и из машины вышел священник в длинной рясе и с большим сияющим крестом на груди.

Полина бросилась к нему, крепко ухватила за рукав, опустилась на колени:

– Господи!

– Я не господи! – добродушно улыбнулся батюшка, – я служитель его, тебе ли не знать, добрая душа!

Полина залилась слезами.

– Батюшка, помогите! Причастите меня, не оставляйте!

– Что ты, дочь моя, – голосом мягким и утешительным произнес батюшка. – Ты подымись, подымись, вооот, давай! Отойдем, и все мне как на духу поведаешь!

Они отошли, а Полина, словно в забытьи, без умолку рассказывала батюшке про свое горе и про желание причаститься и покаяться!

– Причастить тебя, душа моя, я не могу. Мы ведь не в храме. Но я тебе вот что скажу: есть храм православный в Четкане, это далеко, километров двести пятьдесят, там служит протоирей Геннадий, подойдешь к нему на исповедь, расскажешь то же, что и мне. Он тебя исповедует и причастит! Ну, храни тебя господь. Ты верь, ибо верой жив человек!

Полина почувствовала странный прилив сил, в душе было умиротворенное спокойствие. В клубе первой ее встретила Аделина, бурятка лет пятидесяти.

– Вы к нам? – улыбнулась она.

– Это я, Поля! – сняла платок с головы Полина.

Аделина всплеснула руками:

– Что случилось, милая? Да тебя не узнать, одна кожа да кости остались! Что врачи-то говорят?

– Ничего не говорят, – махнула рукой Полина. – Скрывают, успокаивают.

– Да, дела! – вздохнула Аделина, и вдруг спохватилась. – Слушай! Я тебе вот что сказать хочу. На том конце села живет целитель, какие только болячки не лечит! Больных поднимает, еще побольнее тебя! Ты бы сходила к нему, а? Сходи! За спрос в глаз не дадут, а толк какой-нибудь да будет!

– А что за целитель? Бурят?

– Нет, русский.

– И что, с детских лет дар у него этот проявился?

– Да ну! – отмахнулась Аделина. – Раньше-то он обычный был, как все мужики, работал да попивал. Они с дружками, как льдом реку подернуло, решили за Баргузин на охоту съездить, ну, лед-то еще слабый, мужики остереглись, а он поддал и вперед! Говорят, утоп он! – тут лицо ее стало серьезным, а голос тихим. – Родственник мой с ним ездил – он своими глазами видел, как река его сама вернула! Дар ему от духов, говорят, дарован, видит он в человеке всю хворь, ну прямо как рентген! Глянет на тебя и скажет, что с тобой не так. Я тебе дело говорю, а ты не будь дура, послушай мудрого совета. Николай Демчук его зовут. Придешь к нему, все как на духу выложишь, а там сама поглядишь, как оно пойдет.

За ужином Полина решила разузнать о целителе у мужа, наверняка Павел должен был про него знать. Павел внимательно выслушал супругу, кивнул – мол, Николая Борисыча знаю, он давно лечит, мать рассказывала, его с охоты в беспамятстве привезли, три дня лежал, жена думала все, отжил, шутка ли – в холодной воде столько времени!

– А почему ты мне про него не говорил?

– Ну, – пожал плечами Павел, – ты же всегда против попов, целителей была, только коснись этой темы, как тебя и понесет! Я поэтому и разговор не заводил.

– Поехали к нему!

Павел отодвинул тарелку и улыбнулся.

– Ты сейчас не шутишь?

– Не в моем, Паша, положении шутить.

Павел подскочил, бросился в прихожую, накинул шубу:

– Я за час обернусь, договорюсь, чтоб завтра тебя посмотрел! Он мужик душевный, добрый, в таком деле точно не откажет!

* * *

В назначенное время супруги были у целителя. Жил он скромно, в небольшом рубленном из крупного кругляка домике с низкими потолками. В одной комнате стояла побеленная печь-голландка, а вдоль нее на веревочках висели венички из разных трав. Здесь и воздух был особенный, травяной, целебный, дурманящий. Хозяин, седой мужчина лет семидесяти, встретил гостей, улыбнулся им из-под густых усов:

– Доброго времечку, дорогие! Вы, девушка, проходите в комнату, а муж пускай пока с хозяйкой поболтает!

Усадив Полину на табурет, старик закрыл глаза, долго водил руками, потом встал и пошел к старому комоду.

– Ну что скажу, болезная ты моя, есть у меня от этой хвори снадобье! Выпьешь, вмиг пойдешь на поправку! Только есть одно «но», – хитро прищурился дед Николай. – На водке травка настояна, без ее никак не работает! На вот, выпей!

Полина замотала головой.

– Нет, я никогда не то, что водки, вина – и того не пью! Вы уж извините! Такую настойку я пить не буду!

– Погодь ты! – взял ее за руку старик. – Как жеть ты от спасения своего так просто откажешься? Тут всего половина стопочки! Один раз выпей и хворь уйдет.

– Нет, не могу я. Не терплю этой гадости! С юности презираю пьянство!

– Тут глоток сделать, – уговаривал гостью целитель. – Ты сейчас о себе думаешь, о своих принципах, а ты о детках своих подумай, как они без тебя? Муж, он ведь мужик, ну помается с годик, да другую мамку им найдет! А уж каково им с ней будет, одному богу ведомо! Вот тебе о чем сейчас думать надо, а тебя гордыня обуяла! Ты, милая, в храм собралась, причаститься хочешь, а душу свою на замке держишь!

Полина взглянула на старика и нерешительно взяла в руки стопку. Какое-то время она стояла, раздумывая, потом закрыла глаза и, скривив гримасу, опрокинула стопку в рот. Старик стоял рядом и улыбался. Молча наблюдая за гостьей, он ожидал ее реакции. Полина поставила стопку, и пребывая некоторое время в замешательстве с удивлением посмотрела на деда.

– Дед Николай, это же вода?!

– Верно!

Вокруг глаз целителя собрались морщинки.

– Ты сейчас гордыню свою усмирила! На то, на что в жизни бы не пошла, ради любви решилась, через принципы переступила! В любви, матушка, и в смирении исцеление твое!

Полина встала на колени перед целителем.

– Что ж мне теперь делать? Как дальше быть?

Николай провел ладонью по волосам Полины.

– А это уж, девочка, тебе решать! Сердце само подскажет, когда созреет для решения! Ступай себе с богом!

Выйдя от целителя Николая, Полина почувствовала невероятное облегчение, словно сбросила с плеч непосильную ношу. Исчезла внутренняя тревога, которая долгое время не давала покоя, появилась уверенность, что для нее непременно «настанет утро». С этого дня Полина пошла на поправку. До полного выздоровления было еще далеко, но ночами ее больше ничего не беспокоило. На третий день Полина собрала небольшую сумку в дорогу. Павел озадаченно взглянул на жену:

– Ты в больницу?

– Нет, в Четкан!

– Куда?! Это почти пять часов на автобусе… Ты на себя посмотри, еле ходишь!

– Пашенька!

– И слушать ничего не хочу! Ты поедешь, а я тут буду дергаться?! Не поедешь, и точка!

– Надо мне, Паша, очень надо…

Павел закурил.

– А вообще, зачем тебе в Четкан?

– В храм, Паша. Хочу, как мама моя, помолиться в христианской церкви.

Павел оторопел, затушил папиросу и опустился на стул.

– Куда?! Повтори!

– Ты не переживай, – ласково взглянула на мужа Полина, – все со мной хорошо, я в себе хочу разобраться, понять, для чего я живу, что со мной не так, если такая зараза ко мне прилипла.

* * *

Автобус до Четкана отправлялся ранним утром. Ходил он один раз в сутки, поэтому и пассажиров набивалось, как селедок в бочке. Полина пришла на вокзал задолго до отправления и молила господа, чтобы рейс не отложили. Это частенько случалось – старенькие автобусы ломались.

Все сложилось удачно. Автобус прибыл вовремя и отправился точно по расписанию. Все время в дороге (почти четыре часа) Полина думала о предстоящей встрече с отцом Геннадием и очень переживала, что у него не найдется времени, чтобы выслушать ее.

Дорогу от остановки до храма нашла сама, словно вел ее кто-то, указывал путь, а как очутилась перед массивными колоннами из белого камня у входа, так сердце и забилось, запрыгало в груди. Не торопясь, поднялась по высоким ступеням, дрожащими от волнения руками отворила двери. В лицо пахнуло теплом, воском и ладаном, закружилась голова, застучало в висках. В церкви проходила служба. Батюшка стоял у алтаря и читал Евангелие. Его голос возносился под купол и оттуда звеняще разливался по храму. Словно в забытьи простояла до конца службы Полина, внимая молитвам. Когда служба закончилась, с трудом пробилась к священнику сквозь толпу прихожан.

– Отец Геннадий, богом прошу, выслушайте меня, не гоните, – дрожащим голосом взмолилась она, – дайте душу освободить!

– Кто ж тебя гонит? – ответил протоирей. – Всяк входящий обретает покой в храме божием и тебе время найдется. Пойдем, милая.

Они прошли в комнату, и Полина, не сдержавшись, разрыдалась. Она начала с юношеских лет, хотелось поведать обо всем, что терзало ее, чтобы избавиться от ненужного груза и обрести душевный покой.

Прошло уже сорок минут, а она никак не могла выговориться, все ей казалось, что она еще что-то не сказала, укрыла невольно. В храме были еще люди, ожидавшие отца Геннадия, и уже слышались их недовольные голоса. Он остановил Полину, вышел к людям и поднял руку:

– Люди добрые, наберитесь терпения, исповедь и причастие будут немного позже. Эта женщина, – указал он на Полину, – из тайги, где сорок лет не было церкви, она жила без бога, дайте же ей возможность вкусить это счастье и приобщиться к господу…

* * *

Полина шла по улице твердой походкой, крепко прижимая к груди сверток с иконой Николая чудотворца. Она ощущала, как целый мир, полный ярких красок, расцвел в ее душе. Полина была уверена, что именно благодаря ужасной болезни ее жизнь изменилась раз и навсегда.

В храме, за молитвой, она вспомнила, как когда-то в юношеские годы, на берегу горной реки Бриндакитки, отец поведал ей одну простую истину: «Жизнь, доченька, как вот эта река, назад не поворотишь! Но я тебе так скажу, коли прижмет, запутаешься, и не знаешь, как поступить, вернись к истокам и начни все сызнова!» Полина зашла на почту и отправила подруге Татьяне в Бриндакит короткую телеграмму «Встречайте зпт возвращаемся тчк Павел Полина».

Ленск. Ноябрь 2021 г.