Текст книги "Планида Сергея Капустина"

Сережа Капустин жил на вольном хоккейном воздухе в городе-труженике; в городе, которому это зимнее зрелище дарило радость и отдых до или после нефтегазовых вахт.

Сережа Капустин рос хоккеистом и никем иным себя не видел. О запасных вариантах и не помышлял, не готовил себя к тому, что станет предпринимать, если не попадет в команду мастеров, в которой можно зарабатывать себе и близким на хлеб. Вообще с юношества не строил гигантских планов и не витал в облаках; просто жил хоккеем, проживая с удовольствием каждый день, ведь и дня не проводил без хоккея.

Александр Лубянецкий:

«Хоккей тогда был в таких городах, как наша Ухта, на первом месте. Хоккеисты всегда как пижоны ходили: спортивные шерстяные штанишки, эти ботиночки «прощай, молодость», войлочные, на молнии – хоккеист идет. И его знали. У людей телевизоров тогда не было, центральное телевидение в Ухте только в конце 60-х появилось, народ жил своей жизнью. Днем отработали, вечером вся Ухта шла на улицы, и все гуляли, посещали все спортивные мероприятия. Когда был хоккей, город был пустой практически, тишина, зато вся чаша стадионной хоккейной коробки была забита. Рядом дома стоят, из окошечка видно совсем близко эту коробочку, с крыш люди смотрели, с балконов. А на улице – минус тридцать-сорок градусов…»

Игорь Капустин:

«Наш отец считался в городе заядлым болельщиком. Хоккейным. Матчи «Нефтяника» вообще не пропускал. Свое место имел на стадионе! На первом ряду, кажется. Там у таких болельщиков, как отец, были закреплены места в первых рядах. Но никто же не сидел – в ухтинский-то мороз! Все стояли, одетые по максимуму тепло. Отец надевал куртку со штанами – специальные для летчиков, а на ноги – унты. При желании мог в Ухте все что угодно достать. Не простужался на хоккее, не болел после этого.

Болел за «Нефтяник» как-то спокойно, без перепадов в настроении – и когда команда выигрывала, и когда проигрывала. За успехами Сергея, за тем, как он все лучше и лучше играл, следил, конечно, но тоже обходился без похвал и назиданий. Та же история и с мной повторилась… Повторюсь: нас никто никуда за ручку не водил.

Как брат в 71-м переехал в Москву и попал в «Крылья Советов», отец старался не пропустить трансляцию их матчей по радио. Слушал внимательно и не отвлекался. Может быть, внутренне и гордился старшим сыном, но внешне этого не проявлял. Сохранял обычные для него спокойствие и выдержку. В те годы в Ухте не показывали спортивные телетрансляции, и вся надежда была на радио.

Когда мы с родителями в 75-м переехали в Москву, отца пригласили на работу – строился дворец для «Крыльев»… Домашние игры Серегины вообще не пропускал. Но когда он в ЦСКА, в «Спартаке» выступал, отец не ездил туда».

То, что Алексей Иванович слыл заядлым болельщиком «Нефтяника», напрямую не влияло на его старшего отрока, который сызмальства, еще не вполне осознавая, выбрал прямую линию, направленную только в одну сторону – в хоккей. Но, конечно же, отцовская любовь к суровой и увлекательной мужской зимней игре являлась благоприятным фоном для сознания Сережки Капустина.

Александр Лубянецкий:

«Родился я в Ухте в 1955 году. Жили мы в старой части города, там же, где семья Капустиных, по соседству. Учились с Сергеем в одной школе № 2. Стадион «Нефтяник» стал нашим вторым домом родным. Занимались мы в ДЮСШ-1 при гороно, в детском парке. Я был в команде 1954–55 годов, Сергей – в группе 1952–53 годов, а его брат Игорь – в 1956–57.

Случалось, что Игорь с тремя возрастными группами занимался: потренировался, чуть передохнул – и уже с другими ребятами упражнения выполняет. Шустрый такой. Поведением отличался от старшего брата, тот поспокойней был.

Зимы в Ухте настоящие. И длинные. И каждый день у нас был хоккей. А летом вместе со старшим Капустиным в футбол играли, в баскетбол… Серега вообще по жизни был игровик. И везде здорово смотрелся. Выделялся на общем фоне».

Капустинское поколение отличалось игровой культурой. В любом коллективном виде спорта были хороши. Одни получше, другие похуже, однако никто, что называется, из игры не выпадал. Не выпадал – ни по координации движений, ни, главное, по чтению игры. Капустин являлся тому ярким примером.

Александр Лубянецкий:

«У Сереги, кстати, тяжелый характер был – в отличие от Игоря. Может, в чем-то это был плюс, что у него было какое-то абсолютно свое мнение, и переубедить его было невозможно… Вот он как решил – так оно и будет! По крайней мере, так мне тогда казалось.

Он не был душкой, сложный характер имел. Сказать, что он был весь со всех сторон положительный, нельзя. Были, наверное, какие-то свои недостатки, но сейчас даже как-то трудно судить о том. Обычно по истечении времени начинаешь идеализировать человека…

На игре его характер тоже отражался. Бывало, жадничал, конечно. Как оно всегда бывает с индивидуально одаренными ребятами. Тем более понятно, у него были лидерские качества, не то чтобы явно выраженные, такие, что сразу человека можно поставить – вот это капитан, но он абсолютно не боялся, например, брать игру на себя. Хотя где-то, как обычно бывает у индивидуально способных парней, перебирал в этом плане. Например, получив плохой пас в хорошей позиции, сразу мог отвесить: «Что ты там, руки-крюки!» или что-то в этом роде. Ведь он сам всегда старался идеальный пас выдать и требовал от других того же, чтобы ему конфету выложили. Особенно младшему брату доставалось от него по этому поводу, он его все время душил за всякие такие промахи в игре: пас не туда дал, это невпопад сделал…»

Игорь Капустин:

«Отношения у нас с братом всегда нормальными были. Хорошими. Добрыми. Какими и должны быть. Как мне вообще кажется.

Разница в возрасте была не очень маленькая и не очень большая – четыре года.

Каких-то раздоров, каких-то мелких стычек или ссор между нами вообще не припомню. Характерами, наверное, различались, но главное – по манере игры мы совсем разные. Брат – рослый и атлетичный, а я – совсем невысокий и худощавый.

Серега как старший брат подсказывал, когда, что и как мне делать на тренировках, в играх. Всегда по делу и без сюсюканья. Я прислушивался, старался использовать эти советы. Конечно, как младший брат я помногу смотрел за тем, как Серега катается и какие решения принимает, как в пас играет, когда бросает, как силовые единоборства ведет… Но подражать напрямую ему я просто не мог: совсем разные габариты у нас, да и все разное было в наших манерах игры. Главное – что он твердил мне: «Играй на своих сильных качествах! Используй это по полной!»

Такого, чтобы придирался на каждом шагу, не помню. И все-таки я пытался черпать полезное для себя, пристально наблюдая за братом. Все равно кое-что перенимал, особенно в плане тактических решений.

На лицо мы были более или менее похожи – ну как братья.

Но Серега владел силовой обводкой, мощно катил, защитники от него просто-напросто отскакивали. А у меня расчет был на маневренность, резкость, тактическую хитрость.

Брата щедро одарила природа. Но и не скажу, что меня обделила. Иначе где бы я был в хоккее со своими ста шестьюдесятью восьмью сантиметрами. А так, как ни крути, я в «Крыльях» и в «Спартаке» в сильных тройках выходил – с Тюменевым и Ромашиным, с Тюменевым и Кожевниковым, во вторую сборную много лет привлекали меня.

Между прочим, брат сперва не выделялся росточком. Зато за одно лето вымахал аж на одиннадцать сантиметров. Точно не скажу, когда, в шестом или седьмом классе это было.

Ну и сразу это дало ему дополнительные возможности в хоккее…»

Александр Володин:

«Я всегда считал, что Серега – это человек по таланту совершенно другого уровня, четко это понимал. И потом, это был человек, который фанатично любит хоккей. Не то, что он пытался как-то быстрее попасть в команду мастеров, нет, он спокойно рос, двигался прямо, без всяких зигзагов, слава богу, и травмы обходили стороной его в то время. Я уже в то время несколько операций имел, а он без травм. Спокойно рос, без тщеславия какого-то, делал свое дело, как положено. Ну и оно само пришло, дорос.

…Я отлично помню, как в детской спортивной школе Серегу из младшей группы перевели к нам, а до этого мы вместе катались на застывших лужах в старой части Ухты, я прекрасно отдавал себе отчет, кто такой Серега. И в то время я уже понял, я видел, что человек талантливый во всех отношениях, во всех. Для меня в первую голову интересен игрок, который может сыграть на любой позиции. Ну, кроме, естественно, рамки, хотя в рамку он, по-моему, ни разу не вставал. Тренер, конечно, заставлял разочек, чтобы понюхать, что такое шайба, но мы сторонились этого, потому что кто же будет шайбу ловить… Какой умный человек будет шайбу ловить?! Она же больно бьет.

Важно было Серегино общее понимание игры, общее понимание хоккея. Если человек понимал хоккей, читал игру, он мог сыграть на любой позиции. Хотя понятно, что он рвался только вперед, забивать шайбы, обыгрывать соперников.

Очень важным я считал технические способности хоккеиста – руки, катание, броски, дриблинг. Получается сочетание – человек читает, понимает игру и технически оснащен. Так вот, в Сереге не было изъянов. Мы с ним долго играли в детях, в юношах, в молодежке, очень много, несколько лет. С той поры оставались близкими друзьями».

Володин интересен тем, что какое-то время котировался выше Капустина; интересен тем, что, попав раньше Капустина в «Нефтяник», вскоре вообще расстался с хоккеем и выбрал иное призвание, со спортом вообще не связанное; и, наконец, безумно интересны собственные суждения Володина о Капустине.

Александр Володин:

«Человек жил этим спортом. Все время и все силы отдавал. Хоккей, хоккей… Только хоккей. Но я что замечал – не было у него фанатизма. Рассудительно вел себя. Вот мы с ним вышли с утречка, потренировались – пора и честь знать; пошли пообедали; потом в школу; после школы опять пошли тренироваться. Учился он безо всякой охоты, зато и не прогуливал уроки. Это обязанность была каждого пацана – каждый день посещать школу и учиться. У Сереги были проблемы с учебой, а мне, наоборот, и давалось легко, и интерес к некоторым предметам чувствовал. Зато в хоккее мы вроде как менялись ролями.

Еще что я замечал за ним – постепенно шел вверх, без сногсшибательных скачков. И его этот неторопливый темп устраивал. Вроде никуда не спешил, а ведь наверняка мечтал о большом хоккее. Сейчас вот думаю: может, верил в свою звезду, никого не посвящая, и не суетился, не «фанател», шел выбранной дорогой, никуда не поспешая».

Вообще это интересная и весьма поучительная история – крепкая дружба Капустина с Володиным, их конкуренция за место под хоккейным солнцем. Дружба сохранилась на долгие годы, а в конкуренции верх взял тот, кто поначалу выглядел чуть скромнее.

Судя по высказываниям земляков Капустина, Сергей хоть и прибавлял в постижении хоккейного искусства, акселератом не являлся. И хорошо, что развивался постепенно, без резких скачков вверх. Естественность в том наблюдалась. И определенная стабильность присутствовала; такая капустинская неуклонность продвижения к высокой цели. А что до акселератов, то они чаще всего впоследствии либо разочаровывают, не оправдывая щедро выданные им авансы, либо вовсе пропадают с радаров.

Александр Володин:

«Мы с Серегой в младших классах в одной школе учились. Мои родители поменяли квартиру, и семья переехала в другой район; после четвертого класса я перешел в другую школу. Виделись-то все равно часто, на льду, разумеется.

И вот играем мы школа на школу – я против него. Капустин в своей команде лидер, я – в своей. Он – нападающий, я – защитник. Сражаемся.

И вот момент. Серый выкатывается на меня, начинает обводить, уже наполовину обыгрывает меня, и я уже на нем вишу, уже клюшку заблокировал; вроде все исполнил правильно и момент исчерпан; мы с ним, сцепившись накрепко вдвоем, улетаем в борт и ударяемся в закругленье; а я, пока туда катимся, вполоборота смотрю – а шайба-то после его броска пересекает линию ворот. Гол! И Сережа мне говорит: «Сань, не ломай клюшку!» Я же блокирую его клюшку, продолжаю висеть на нем. И я со злости, на эмоциях, сломал другу закадычному клюшку. А клюшки тогда ох каким дефицитом были…

И до сих пор в моих ушах звенит – «Сань, не ломай клюшку!»

А я с досады из-за проигранного ему эпизода вот как поступил…»

Володинское изложение, само по себе яркое, поражает воображение. Это же свидетельство растущего капустинского дарования. Свидетельство «фамильного» стиля, как любил выражаться выдающийся тренер Анатолий Владимирович Тарасов.

Ведь как Серега объегорил Санька? На скорости стал уходить вправо, а тот ведь не лыком шит (опережал Капустина в темпах прогресса) – развернулся и приклеился к нему, повиснув на плечах и заблокировав клюшку. Ну все – каюк! Форвард нейтрализован. Форвард обезоружен. Любой форвард, но не Капустин. Как он исхитрился в таком беспомощном положении направить шайбу в ворота, да еще мимо вратаря?! И когда, в какой момент такое исполнил?

«Картина маслом» – любимое выражение следователя одесского уголовного розыска из телевизионного сериала «Ликвидация», которого блистательно играет Владимир Машков.

Сережка Капустин нарисовал свою «картину маслом»!

Игровой эпизод, о котором поведал Володин, сам по себе необычный. Оттого и столько эмоций вызвал у непосредственного участника того самого матча школьных команд. Этот эпизод отражал уже формировавшийся стиль Капустина – фамильное сочетание мощи и ловкости, смекалки и устремленности. По строгому счету даже одного такого впечатляющего эпизода хватило бы для прозорливого тренера, чтобы предсказать светлое хоккейное будущее ухтинца Сережи Капустина.

Игорь Капустин:

«С Серегой никто в Ухте подолгу не работал.

В Ухте же не было такого строгого разделения на группы по годам рождения, по возрастам. Ковалевский вел сразу несколько возрастов. Но и он – не скажу, что много тренировал брата. Но когда Серега чемпионом мира стал, речь зашла о том, кому давать звание заслуженного тренера СССР. Дали Ковалевскому.

А непосредственно перед попаданием в «Нефтяник» с братом возился Гурий Викторович Кузнецов. Очень, скажу, толковый тренер. Вот Гурий Викторович подвел брата к основному составу «Нефтяника».

А в «Нефтянике» Серега только два сезона отыграл. Ухта в классе «Б» выступала, а во втором Серегином сезоне боролась за выход в класс «А». В полуфинальном турнире он получил приз как лучший бомбардир. А в финале тоже отыграл впечатляюще.

Из «Нефтяника» брат поехал сначала на просмотр в «Спартак» к Борису Александровичу Майорову. Серегу порекомендовал Валера Березовский – спартаковский воспитанник, играл тогда в Ухте. А уже в «Крылья Советов» брат поехал по рекомендации Ковалевского – тот вроде бы знаком был с Борисом Павловичем Кулагиным по совместной работе то ли в Барнауле, то ли в Оренбурге. Кулагин сразу определил: «Глина есть – фигура будет!»

Вот так Серега сразу из класса «Б» попал в высшую лигу. И через три года стал чемпионом СССР, обладателем Кубка СССР и чемпионом мира».

Виктор Маклаков, игрок «Нефтяника» (Ухт а) в 60 –70 годах:

«Я 1946 года рождения. На семь лет старше Капустина. Но пути наши пересеклись в «Нефтянике». А видел Сергея еще до его прихода в команду мастеров.

Я был приглашен в «Нефтяник» города Ухты и прожил здесь девять лет. Поначалу приютили меня на стадионе, а потом обжился – семья, жена, квартиру дали. Девять сезонов от звонка до звонка в Ухте отыграл.

При нашей команде была детская спортивная школа по хоккею, и там создали такую дружную юношескую, молодежную команду, в которой постепенно росли местные ребята – ухтинцы. Среди них был Сергей Капустин – из всех своих друзей-товарищей очень сильно выделялся напором и трудолюбием. Ухтинские морозы, снег – ему это было нипочем. Как у него свободное время – берет коньки, клюшку и на детский стадион. Чуть ли не жил там! Пропадал на этом льду! В городе детский парк был, и там находилась детско-юношеская школа хоккейная.

А заправлял в школе Гурий Викторович Кузнецов. Тренер замечательный! Очень хорошо работал с подрастающим поколением. Из молодежной команды в «Нефтянике» появились Володин, Женихов, Минин, Гайнанов – вратарь, Саша Никитин. Как сейчас помню, мы этих парней стали привлекать в основной состав. В местной плеяде был и Сергей Капустин».

В таком городе, да с такими природными одаренностями, да с таким характером Сережа Капустин не мог не стать Сергеем КАПУСТИНЫМ.

* * *

Ухтинская хоккейная вольница взрастила Сергея Капустина, который с лихвой отблагодарил родной город, прославляя его везде и всегда, в каждом матче с каждым соперником, на родине и за ее пределами.

Эта самая вольница способствовала его неуклонному росту и раскрытию уникального природного дарования в сочетании с его устремленностью к высотам. Редчайшей красоты цветок распускается только в благоприятном, подходящем ему климате и только на определенных землях. Так происходило и с этим ухтинским самоцветом.

Что могло помешать? Кто мог все испортить?

Тренер. Только тренер, который возился с теми мальчишками, что азы игры усвоили на мостовых и в проездах Ухты, на замерзших лужах, как упомянул Володин. Только тренер, который занимался с молодежной командой.

Испортить мог муштрой в поведении и муштрой в хоккейных наставлениях. Ломкой через колено способен был погубить даже такого перспективного ухтинца, каким был Сережка Капустин. Не муштровал. Не ломал. Не давил ни в чем. В общем, сделал едва ли не главное, что требуется от детско-юношеского педагога, – не испортил, не погубил дарование.

И все мы благодарны за это Анатолию Даниловичу Ковалевскому.

Ковалевский получил звание заслуженного тренера за воспитание Сергея Капустина – чемпиона мира и чемпиона Олимпийских игр. Сергей назвал Ковалевского своим учителем в ту пору, когда занимался несколько лет в ухтинской секции в детском парке.

Однако, по свидетельствам хоккейных очевидцев, ключевую роль в карьере Капустина сыграл Гурий Викторович Кузнецов.

Кузнецов осуществил, пожалуй, главное – благополучную переправу из хоккея молодежного во взрослый.

Ту самую переправу, на которой слишком часто мы теряли и теряем таланты, которые тускнеют, превращаясь в середняков, а то и вовсе пропадают с горизонта.

Ту самую переправу, которая является наиболее сложным этапом для любого спортсмена-игровика.

Гурий Кузнецов блестяще справился с архисложной задачей, решение которой требует и педагогического такта, и человеческой интуиции, и тактической квалификации, и творческой жилки.

Александр Володин:

«Гурий Викторович! Тренер от бога!

Душевное спокойствие от него исходило. Лишнего слова Викторыч не скажет. Он лучше промолчит, но не повторит свои же слова и пустого ничего не произнесет. Как-то так незаметно приучал нас, что говорил всего один раз. Не уловил – получи… В следующий раз будь любезен внимательно учителя слушать.

Сейчас вот я наблюдаю, как тренеры, вплоть до тренеров сборной, ведут себя: крик, шум на тренировке и все – через губу. Я понимаю, что жвачка нервы успокаивает, но противно же смотреть, как ее мнут беспрестанно…

Гурий Викторович!

Спокойно все объяснял и доходчиво очень. Если кого-то наказывал, то строго по делу. Например, меня с одной тренировки выгнал. Как получилось: я на тренировке чуть отвлекся, он объяснял что-то, а я тихо шутки-прибаутки отпускал. И сам не слушал, и другим не давал, мешал, в общем. Как он заметил, не знаю. Только слышу: «Володин, вон с тренировки!» Шутки в сторону… Я, правда, отъехал к борту – с глаз долой, а сам думаю: ну как же могу уйти, как пропущу его указания? Постоял в сторонке минут десять, но с занятия не ушел. Ну как уйду? А как возвращаться? И Гурий Викторович тактично сделал вид, что вроде как и не заметил, что я не ушел. И я остался до конца тренировки, отработав в общей группе, как все.

Вот почему Викторыч перевел Сережку к нам? Сережка был на полгода младше, а в нашей старшей группе были люди и моего возраста, и на четыре года старше; и 52-го, и даже 48-го; ну такая пестрая компания была у нас. И Кузнецов бац – и перевел Капустина, который 53-го. Значит, разглядел в нем что-то!

Гурий Викторович! Порядочный. Образованный. Выдержанный.

А жена – красавица. Очень нам всем нравилась. Она беременна тогда была.

Очень тепло мы о Кузнецове вспоминаем. Ну все, кто прошел его школу, благодарны Гурию Викторовичу».

Смело полагаем – именно такой наставник был необходим ухтинскому самоцвету. Чтобы слов произносилось немного и каждое было весомо. Чтобы повышенных тонов не было, крика, суеты, ругани – тем более. Сергей и тогда в Ухте, и позже в Москве ощущал комфорт при более или менее спокойной работе над повышением мастерства – индивидуального и командного. Собственно, и Кулагин в «Крыльях Советов», а затем спустя три года в «Спартаке» не отличался суетой и руганью, а уж к своему любимцу тем более не мог применять методы кнута.

Александр Володин:

«Приближалась дата – пятидесятилетие Сергея Капустина. 2003 год. Я долго руководил хоккейным клубом ветеранов имени Сергея Капустина. И вот с приближением того юбилея мне пришла мысль – отыскать Гурия Викторовича. Сам-то он из Самары, туда и вернулся из Ухты. Я написал письмо самарскому губернатору: так, мол, и так, в вашей области проживает Г.В. Кузнецов, работал в такие-то годы в Ухте, его воспитанники выступали в таких-то командах, достаточно серьезных, а Сергей Капустин стал звездой советского спорта… прошу помочь с информацией о Кузнецове… прошу рассмотреть вопрос о поощрении прекрасного наставника хоккейного… И что-то ответа нет и нет. Раздобыл телефон губернаторский, нет, телефон самарского министра спорта. Звоню напрямую и представляюсь:

– Здравствуйте, Володин беспокоит.

– Да, да, получили ваше письмо. Простите, как ваше имя-отчество?

– Александр Михайлович.

– Александр Михайлович, а мы даже не знали, что в нашем крае такой тренер проживает, что Сергея Капустина он воспитал.

– Ну так я для этого и письмо вам написал. Теперь будете знать.

– Я задание дал – сейчас разыщем Кузнецова обязательно. Вы трубочку не вешайте, пожалуйста.

И я слышу его разговор с помощницей:

– Я просил, чтобы Кузнецова нашли. Что по этому вопросу?

– Да-да. Нашли Кузнецова. Он приболел. Дома он.

– Так. Скоренько мне, прямо сейчас – его телефон. Александр Михайлович, вы нам раскрыли глаза.

– Ну так вы поощрите достойного человека. Что, у вас в области много таких тренеров? Таких, как Кузнецов, вообще единицы в России…

Выдающегося педагогического таланта человек. Наставник молодежи великий, не побоюсь таких высокопарных слов».

…«Награда нашла своего героя».

Хвала Александру Михайловичу Володину, который пусть с запозданием, но хоть при жизни Кузнецова воздал должное Гурию Викторовичу.

Его следовало отметить высокой наградой и в годы капустинской карьеры, и после ее финиша; невероятно душевной вышла бы встреча Сергея Алексеевича с Гурием Викторовичем в конце 80-х – начале 90-х, когда Капустин с Кузнецовым не были слишком заняты…

Одного такого воспитанника, как Капустин, хватило бы для того, чтобы Кузнецова чествовать всячески.

Вообще школьных учителей мы часто забываем, а потом кусаем себе локти.

Будем считать, что те страницы книги, которые заполнились благодарными, уважительными и восторженными воспоминаниями о Гурии Викторовиче, отчасти восстановят справедливость, воздадут должное Кузнецову, который справился с переправой Сергея Капустина на берег мужского профессионального хоккея.

Началу его профессиональной карьеры, двум неполным сезонам в местном «Нефтянике», будет посвящена целая глава, где мы снова повстречаем Кузнецова при весьма интересных обстоятельствах…

* * *

Игорь Капустин:

«Брат, если честно, так себе учился. Учился так, чтобы не доставали его замечаниями, чтобы не придирались. А я, наоборот, прилично справлялся. Я закончил школу-десятилетку, и у меня в аттестате ни одной тройки не было! По всем предметам поставили четверки, и две пятерки получил – по физкультуре и по английскому.

А Серега после восьмого класса из школы ушел и поступил в Ухтинский лесотехнический техникум. Если честно, чтобы попроще было, ну чтобы времени и сил больше на хоккей оставалось».

Все будущие звезды советского хоккея в общеобразовательной школе не выделялись успеваемостью, в отличниках не числились. Даже если в младших классах худо-бедно смотрелись за партой, то ближе к получению аттестата зрелости неминуемо сдавали свои позиции: учеба во второй школе – хоккейной – становилась первой по значимости и интересу, отнимая львиную долю времени, и все помыслы уже были связаны у парней только со спортом.

Однако то, что Сережа Капустин с прохладцей относился к географии и истории, арифметике и литературе и ко всем прочим предметам, не так уж и хорошо было, поскольку он не приобрел навыков к усидчивой и умственной работе. Оценки оценками, а навыки куда важней. И спустя долгие годы это аукнется ему не лучшим образом: завершив спортивную карьеру, он, знаменитый на весь мир хоккеист, поступит в Высшую школу тренеров, где отсутствие тех самых навыков к учебе скажется самым негативным образом…

Игорь Капустин:

«Брат ушел из лесотехнического техникума, когда в Москву переехал. Там уже, когда в «Крыльях Советов» зачислили в штат команды мастеров, Серега закончил вечернюю школу; в клубе еще несколько ребят учились в вечерней школе. Ну а потом он поступил в областной институт физкультуры в Малаховке, закончил его. А я в 75-м, когда мы с родителям переехали к Сереге поближе в Москву, поступил в центральный инфизкульт на Сиреневом бульваре, где была военная кафедра, – это на время учебы освобождало от службы в армии».