Текст книги "Статуэтка. Чётки бессмертия"

– Джадугар галат тха. Мэ ек паряатак ху. Е мэра гиде хэ (хинди), – говорю. – Колдун ошибся. Я – турист. Это – мой проводник.

Жёстко вбиваю ему в рот кляп, нажимаю на сонную артерию. Тело главаря обмякает.

– Они будут нас преследовать (хинди), – говорит девушка.

– Сколько у нас в запасе времени? (хинди) – уточняю.

– До я чар гханте (хинди), – пожимает плечами. – Два – четыре часа.

– Ап ачча кар рахе хэ? (хинди) – уточняю. – Хорошо бегаешь?

– Ап сантушт хо вга (хинди), – хмыкает. – Останешься доволен.

Дальше совершаем марш-бросок по правилам спецназа: полчаса бегом, пятнадцать минут шагом. Ближе к вечеру, когда стемнело, выбиваемся из сил, девушка предлагает сделать привал. Сходим с тропинки, взбираемся на одну из скал, помогая друг другу, и оказываемся над тропинкой. Отдышавшись, наспех перекусываем из запасов, затаиваемся в убежище. Резко холодает, лежать на холодном камне становится некомфортно. Забираюсь в спальный мешок.

– Мэ танда ху (хинди), – стуча зубами, сообщает спутница. – Я замерзла.

Прижавшись, утыкается холодным носом в шею. Предлагаю залезть в спальный мешок. Колеблется, но холод заставляет принять правильное решение. Попутчица согревается, задрёмывает. Начинаю задрёмывать и я. Выспаться не дают преследователи. Появляются на тропе, освещая путь факелами, негромко переговариваясь. Девушка дёргается, услышав чужие голоса, но молчит. Преследователи останавливаются перекурить рядом с нами.

– Колдун будет недоволен, что упустили (хинди), – бормочет один из ночных визитеров.

– Кто же знал, что он такой быстрый (хинди), – говорит другой. – Теперь наши ребята очень разозлились. Чужеземца решили сначала хорошенько отделать, девку использовать как трофей и выбросить в ущелье.

– А если она та, которую ищет Колдун? (хинди) – предполагает третий.

– Да Колдун с ума давно сошёл, – бурчит четвертый. – Несёт ерунду про сокровища и древние проклятия.

– Все смелые, пока его рядом нет (хинди), – фыркает пятый. – Сказал найти чужеземца – значит, найдём. Они не могли далеко уйти – скоро догоним.

– А если они ушли в другую сторону? (хинди) – предполагает кто-то.

– Колдун сказал, что они идут по дороге в «город мертвых», – говорит старший в группе. – Мы должны догнать раньше, чем дойдут.

Надоело лежать и мерзнуть. Разминаю мышцы. Осторожно спускаюсь с камня на землю. Закрываю глаза, настроившись на бой в темноте, атакую преследователей. У них нет шансов выдержать бой. Слепят друг друга факелами, испуганно размахивая в темноте мечами, падают от жестких ударов, затихают. Помогаю спутнице спуститься со скалы. Быстро обездвиживаем, закрываем рты преследователям.

Быстро допрашиваю одного из них. Узнаю, что это передовой отряд. За ним следует другой – человек тридцать. Цель групп – мы. Наше путешествие превращается в опасную прогулку.

Что делать: оставаться ждать или стремиться уйти от погони подальше?

Выбираем второй путь. Захватив оружие и факелы, ныряем в ночь. Тот, кто путешествовал ночью в горах, знает, как это опасно. На одном из участков на нас выпархивает стая летучих мышей. Девушка инстинктивно уклоняется от нападения, делает шаг в сторону с тропы. Прямо в пропасть. Изогнувшись в падении, успевает ухватиться за выступ, больно ударившись телом о камни. Ночь, беспросветная мгла, летучие мыши беснуют над нами, пропасть под девушкой. Спутница не кричит от страха, не тратит энергию на стоны. Молча смотрит, осознавая, что может умереть. Не утешаю, не подбадриваю, как в красивых сценах в кино. Молча отбрасываю рюкзак в сторону, падаю на землю, протягиваю руку. Проверив, надежно ли держусь, приказываю: «Мудже апна хатх де до! Джалди! (хинди) – Дай мне руку! Быстро!». С трудом преодолев страх, вцепляется мёртвой хваткой в мою руку. Поднатужившись, медленно вытягиваю спутницу на тропу. Прошло несколько минут, но они выматывают обоих. Лежу на спине, девушка – на мне. Оба дышим, как загнанные лошади.

– Тум мери джан бачаил. Кьёон? (хинди) – шепчет, когда дыхание восстанавливается. – Ты спас мне жизнь. Почему?

– Ап тиш пар пане ке лие (хинди), – хмыкаю, встаю. – Чтобы ты оказалась сверху.

– Дханьявад. Спасибо (хинди), – говорит тихо. Упав на колени передо мной, целует мне ноги.

– Кья хамен яах карти хэ? Тум як гулам нахин хо (хинди), – бормочу. – Это обязательно делать? Ты не рабыня.

– Абхи гулам. Джаб тэк лен ка птан киа джати хэ (хинди), – вздыхает. – Теперь – невольница. Пока долг не верну.

– Мат джхагра каро! Дур аур? (хинди) – Не спорь! Далеко идти?

– Скоро развилка (хинди). Одна тропа ведёт в «город мертвых», а вторая – к цивилизации.

– Кис тараф хэ? (хинди) – В какую сторону идти?

– Думаю, что в «город мертвых» (хинди), – неуверенно шепчет.

– Туда ведет одна дорога или есть другие?

– Если не останавливаться, то к утру доберёмся. У нас остался один факел (хинди).

– Тум вхере джане ке лие тэяр ху? (хинди) – Ты готова идти туда?

– Джи ха. Мэ джа сакти ху (хинди), – Да. Я могу идти.

– Шахар ме ао. Пойдем в город (хинди), – решаю. – Если преследователи говорят, что нам идти туда – значит, там есть то, что нам нужно.

– Як ктарнас хэ. Там опасно (хинди), – шепчет. – Можем там сойти с ума, заблудиться, умереть.

– Ап дер рахе хэ? (хинди) – удивляюсь. – Ты боишься?

– Тхора. Немного (хинди), – признаётся. – Не знаю, с чем или с кем столкнёмся.

– Викалп кья хэ? (хинди) – Какие варианты?

– Можем встретить блаженных, сумасшедших, больных проказой. Не знаю (хинди).

– Тум кья суггв хэ? (хинди) – Что предлагаешь?

– Я последую за тобой, мой господин (хинди), – смиренно говорит, поклонившись. – Ты решаешь, куда нам идти.

– Идём в «город мертвых» (хинди), – повторяю. – Очень осторожно идём.

* * *

К утру добираемся до древних развалин.

– Это «город мертвых»? (хинди) – спрашиваю.

– Джи ха (хинди), – Да.

– Хам кья декх рахе хо? (хинди) – Что мы здесь ищем?

– Малум нахи. Не знаю (хинди), – пожимает плечами. – Я – Мастер ключей, а ты – Золотой Воин. Ты – ищешь. Я – читаю.

– Тик хэ. Хорошо (хинди), – решаю. – Есть здесь какие-то камни с письменами?

– Да тут их полно (хинди), – фыркает. – Что ищем?

– Амартва ка фармула (хинди), – отвечаю. – Формулу бессмертия.

Девушка недоверчиво смотрит, начинает смеяться, сначала тихо, а потом всё громче и громче. Жду, когда успокоится, иду к руинам. Интуитивно ищу надписи на тибетском или санскрите. Вижу только каллиграфические декоративные письмена, не несущие никакой смысловой нагрузки.

Внимание привлекает детское тельце, корчащееся на земле. Девочка, лет десяти, судорожно зажимает ногу, от которой стремительно уползает змея. Есть несколько минут, чтобы спасти ей жизнь. Бегу к ней. Девочка с расширенными от страха и боли глазами смотрит, словно находится в каком-то ступоре.

Достаю из аптечки резиновый жгут, туго перевязываю ей ногу, чтобы яд не продвигался выше. Дальше нужно сделать неприятное, но важное дело. Отсосать яд. Припадаю губами к грязной ноге, отсасываю, сплевываю яд. Спутница стоит рядом, словно окаменела. Отсосав яд, прополаскиваю рот водой. Вскрываю ампулу с противоядием и одноразовый шприц. Колю содержимое в вену девочке. Та смотрит со священным ужасом.

Медленно поднимаюсь на ноги. Первое, что бросается в глаза, испуганное лицо спутницы. Второе – к нам приближаются местные жители, вооруженные дубинками и остроконечным оружием.

– Кья хуа? (хинди) – спрашиваю у пастушки. – Что случилось?

– Ап виргит тод диа. Ты нарушил табу (хинди), – как в трансе произносит. – Дотронулся до неприкасаемой. Дотронулся…

– Таб кья? Что дальше? (хинди) – огрызаюсь. – Стоять и смотреть, как девочка умирает от укуса кобры?

– Ты не должен касаться (хинди), – шепчет. – Это запрещено. Табу. Нас убьют.

– Не нас, а меня (хинди), – возражаю. – Ты ни при чём.

– Мы пришли вдвоём (хинди), – шепчет. – Я не успела предупредить.

– Поздно сожалеть (хинди), – бурчу. – Что сделано, то сделано. Будем прорываться с боем.

– Их слишком много (хинди), – вздыхает. – Не прорвёмся.

– Попробуем (хинди), – бурчу. – Приготовься всё бросить и бежать.

– Тик хэ (хинди), – покорно кивает, сняв сумку с плеча. – Хорошо.

– Рахне до! (хинди) – приказываю ей, шагаю навстречу толпе. – Не ходи!

– Пиче! Мэ сварна ёодрха ху! Мэ шанти мэ иа! (хинди) – громко говорю, как учил Шаман. – Назад! Я – Золотой Воин! Я пришел с миром!

Толпа словно натыкается на невидимый барьер и, не спуская настороженных взглядов, оглядывается назад. К нам приближается на носилках пожилой индус, с телом, изъеденным оспой и проказой. Проворно слазит с носилок и на руках, волоча за собой парализованное тело, устремляется к тяжело дышащей девочке. Быстро осматривает рану, трогает грудь, виски, слушает, как бьётся сердце.

– Тум усе кья киа? (хинди) – строго спрашивает калека. – Что ты сделал с ней?

Люди берут оружие наизготовку.

– Её укусила змея (хинди), – медленно отвечаю. – Я перевязал ей ногу. Отсосал яд, ввёл лекарство. Противоядие. Девочка должна жить.

– Тум усе джанет хо? (хинди) – спрашивает калека. – Ты знаешь её?

– Ях ларки? Эту девочку? (хинди) – уточняю. – Нахин. Нет.

– Это кто? Та, что пришла с тобой? (хинди)

– Мери патни (хинди), – отвечаю, улыбаюсь спутнице. – Моя жена.

– Тум дхуз! Ты – лжёшь! (хинди) – констатирует калека. – Между вами нет отношений любящих. Если солгал в этом, то солгал и во всём остальном.

– Я сказал правду (хинди), – улыбаюсь. – Это новая жена. У нас ещё нет близости. Она наказана за плохое поведение. Хочешь проверить, какой я воин? Предупреждаю, что погибнет много людей, прежде чем сдамся или погибну.

– Тум яхере кьёон хо? (хинди) – строго спрашивает вождь племени калек и юродивых. – Зачем ты здесь?

– Мэ амарта ке чехи яке лие декх раха ху. Ях мэра тарика хэ (хинди), – не лукавлю. – Я ищу тайну бессмертия. Это мой путь.

– Бхавицтиани сэч ата хэ (хинди), – шепчет девочка, очнувшись от пережитого шока и боли. – Пророчество сбывается.

Фото прорицательницы.

– Бхавицтиани (хинди), – спрашивают, не сговариваясь, калека, я, спутница. – Пророчество?

– Видела это в своих снах (хинди), – шепчет девочка. – Эту змею и боль. Белый чужеземец. С ним девушка. Скоро придут страшные люди и начнут убивать. Будут искать чужеземца. Но не найдут. Начнут убивать нас.

– Кьёон ап ис пракар хэ? (хинди) – строго спрашивает нас калека. – Кто идёт за вами?

– Душман. Враги (хинди), – отвечаю. – Не знаю, сколько. Девочка не врёт. Дайте нам возможность уйти. Скажете врагам, куда пошли, чтобы никто не пострадал.

– Китни бар хам кья хэ? (хинди) – обращается вождь к девочке. – Сколько у нас есть времени?

– Они совсем близко (хинди), – шепчет. – Помогите этим людям спастись. Они пришли вовремя.

Дальше всё смешивается в стремительном порыве. Вождь племени даёт короткие приказы. Всё приходит в движение. Женщины и дети бегут в одну сторону, мужчины с оружием – в другую.

– Мудже ка палан качен! (хинди) – командует калека, взобравшись на носилки. – За мной!

Носилки тут же поднимают. Один из воинов подхватывает бережно девочку, несёт на руках. Маленьким отрядом движемся в сторону одного из разрушенных строений.

Едва ныряем в темноту заброшенного свода, как в разрушенный город стремительным потоком врывается группа вооруженных людей. Начинают преследовать убегающих женщин и детей. Навстречу им выступают калеки с оружием. Силы – неравные, калеки – обречены. Все так думают. Сначала. Вижу, как нападающие падают, сраженные наповал. Понимаю план прокаженных. Врагов заманивают в ловушку, обстреливают из духовых ружей отравленными иглами, парализуя движения. Атака первого отряда захлёбывается. Но в город вбегают новые вооруженные группы.

– Долго не продержимся (хинди), – говорит калека. – Отправлю с вами своего человека. Спасите прорицательницу. Она – будущее нашего племени. Когда всё успокоится – вернётся.

– Кахан джана хэ? (хинди) – спрашиваю. – Куда нам идти?

– Кандуцтер ке че (хинди), – улыбается. – За проводником.

– Тум хамен кьёон мадад кар рахе хэ? (хинди) – спрашиваю. – Почему ты нам помогаешь?

– Ты нарушил табу (хинди), – пожимает плечами инвалид на носилках. – Мы должны были тебя убить. Прорицательница сказала, что ты исполнил пророчество. Мы ей верим.

– Тум аоге? (хинди) – уточняю. – Ты пойдешь с нами?

– Нахин. Нет (хинди), – смеётся гортанно вождь калек. – Спрячу ваши следы, чтобы никто не узнал, куда ушли.

Спускаемся в тайный лаз. Сверху вход закрывают большим камнем. Двигаемся молча в темноте. Впереди проводник с девочкой на руках, пастушка, замыкаю цепочку. Накатывает жуткий страх, вспоминаются подземельные приключения. Усилием воли подавляю панику.

Сколько продолжается подземное путешествие, не знаю. Сначала пытаюсь отслеживать маршрут и запоминать повороты, но вскоре запутываюсь в направлениях. Проводник идёт уверенным шагом в полной темноте, словно у него прибор ночного видения. В тишине слышатся наши шаги и дыхание.

Через несколько часов останавливаемся на короткий привал.

– Лэнг чална? (хинди) – спрашиваю проводника. – Долго идти?

Молча качает головой в ответ. Нажимает на один из камней в стене, показывает рукой в сторону солнечного света.

Щурясь от ослепительного света, медленно выходим из подземного лаза на горную тропу.

– Кахан агале? (хинди) – спрашиваю. – Куда дальше?

Показывает на тропу, уходящую в гору.

– Мере пас ао (хинди), – зовёт девочка. – Подойди ко мне.

Осторожно наклоняюсь к ней. Открыв рюкзачок, достаёт платок с вышивкой. Протягивает.

Вышивка на платке «Древний цветок жизни».

– Ях кья хэ? (хинди) – уточняю. – Что это?

– Ключ к тому, что ищешь (хинди), – слабо улыбается. – Скажи твоё настоящее имя. Тихо. На ушко. Буду молиться за тебя, мой бог.

– Мэ ек садхаран виакти ху (хинди), – качаю головой. – Я – простой человек.

Наклонившись, шепчу своё настоящее русское имя.

Повторяет тихо, улыбается. Лукаво смотрит на мою спутницу.

– Она будет петь тебе детскую песню. Не прогоняй её. Она теперь твой талисман (хинди).

– Тик хэ. Мэ триш карунга (хинди), – улыбаюсь. – Хорошо. Я постараюсь.

– Бас исе ле ло. Просто прими её (хинди), – по-взрослому говорит. – Ты очень нужен ей. Вам пора идти.

– Кахан джана хэ? (хинди) – уточняю. – Куда нам идти?

– Она выведет в другой город (хинди). Доверься ей. Во всём.

– Триш карен (хинди), – киваю. – Постараюсь.

– Шансефун садхан! (хинди) – слышим мы, стоя на горной тропе. – Мирного пути!

Обернувшись, видим, как закрывается лаз в скале.

– Знаешь, куда нам теперь идти? (хинди) – уточняю у молчаливой спутницы. С того момента, как спас девочку от укуса змеи, не проронила ни слова. Кажется, что чем-то потрясена. Внимательно смотрит, услышав вопрос, кивает, молча идёт по тропинке. Иду за ней.

* * *

Молча идём несколько часов в быстром темпе. Спутница о чём-то сосредоточенно думает. Что-то произошло, что её взволновало, но что именно, не могу понять.

– Тходи дер ке лие арам? (хинди) – предлагаю. Упрямо качает головой, продолжает путь. – Отдохнём?

Еще часа полтора горной прогулки. Замечаю, что проводница начинает спотыкаться.

– Банд каро! Рук джао! (хинди) – говорю. – Стой! Привал!

Догоняю, резко разворачиваю за плечи, чтобы отругать, осекаюсь. Девушка плачет. Молча. Без стенаний и всхлипов.

– Кья хуа? Тум кьёон ро рахи хо? (хинди) – спрашиваю. – Что случилось? Почему плачешь?

Мотает головой, отказываясь отвечать. С силой усаживаю на камень у тропинки, сажусь рядом. Отворачивается.

– Мудже сео! (хинди) – строго говорю, поворачиваю к себе. – Смотри мне в глаза!

Смотрит, плачет. Молча, с какой-то безнадегой.

– Кья хуа? Что случилось? (хинди) – начинаю злиться. – Что с тобой? Мы живы. Что не так?

– Мэ нахин тэяр ху! (хинди) – тихо отвечает. – Я не готова!

– Можешь говорить понятным языком, без загадок, чтобы понял (хинди)? – прошу.

– Думала, будет простая прогулка (хинди), – шепчет. – Часть испытаний, чтобы стала сильнее. Всё зашло слишком далеко. Ты всё изменил.

– Ап кья бадаль сата ху? (хинди) – Что изменил?

– Показал, что всё, что происходит, не шутки отца и не простая прогулка. А настоящее испытание (хинди)…

– Мэн э кья киа? (хинди) – Что я сделал?

– Высосал змеиный яд из грязной раны прорицательницы (хинди), – шепчет. – Нарушил табу и спас ту, которая знает будущее. Она должна была умереть, а ты – спас. Спас неприкасаемую. Она дала то, что ищешь. Это всё меняет.

– Во саб хэ? (хинди) – Что всё?

– Саб кучх. Всё (хинди), – упрямо повторяет. – Теперь я должна защищать тебя, как святыню. Должна стать твоей тенью. Твоей половинкой. Твоим миром. Не ожидала, что всё случится быстро. Что всё будет по-настоящему.

– Короче, сдрейфила девочка, – бормочу по-русски, отпускаю спутницу.

Становится по-настоящему её жалко. Ладно, я, преследуемый всеми, ещё и тащу на смерть девушку, которую бандиты хотят сделать мужским трофеем.

– Если боишься, можешь не идти (хинди), – предлагаю. – Справлюсь.

– Тум мудже ек каире булаяа?! (хинди) – вскрикивает, выхватывая трофейный кинжал. – Ты назвал меня трусихой?!

– Зарур! Конечно! (хинди) – улыбаюсь. – Маленькая девочка испугалась, увидев настоящую жизнь. Девочка-цветочек. Иди к папочке, помощница.

Стремительно атакует, целясь кинжалом в голову. Знаю, что нападёт. Перехватив руку с кинжалом, нажимаю на точку под локтем. Оружие падает на землю.

– Ты пожалеешь, что оскорбил (хинди), – свистящим шепотом обещает, приближаясь крадущейся походкой.

– Эй, собачка, ко мне (хинди), – командую.

Потеряв над собой контроль, атакует, сделав выпад. Кулак попадает в пустоту. Жёсткая подсечка. Пастушка жёстко приземляется грудью на землю. Пытается встать, но не может вырваться из болевого захвата. Боль в натянутой мышце заставляет вскрикнуть. Отпускаю. Пытаясь избежать дальнейшей драки, говорю строго: – Хочешь драться – научись. Хочешь быть рядом – заслужи. Я не держу. Можешь идти домой (хинди).

Вместо ответа прыгает, целясь в голову. Без криков и взмахов, как профи. В воздухе натыкается на встречный удар, падает на землю, корчится от боли, пытаясь вдохнуть воздух. Вяло замахивается, когда присаживаюсь рядом. Легко отбиваю удар: – Ты – свободна. Ты ничего не должна. Иди домой (хинди).

Девушка ползёт к лежащему недалеко кинжалу. Смотрю, как добирается до оружия, переворачивается на спину, упирается ею в камень. Стою рядом, как в замедленном кино смотрю, как лезвие кинжала разворачивается к её телу, как отводит подальше руки.

«Мастера ключей» выдаёт взгляд. Когда человек принимает осознанное решение покончить с собой, у него стекленеет взгляд. Перед прыжком. Перед ударом. Перед шагом к смерти. Прыгаю вперёд, вцепляюсь ей в локти. С упрямством осла пытается воткнуть нож себе в живот. Удивляюсь, откуда столько силы в хрупком теле. Молчаливая борьба кажется вечностью. Поступаю не по-мужски. Бью ей коленом по рёбрам, да так что ахает, роняет оружие. Забрав у неудавшейся самоубийцы смертельную игрушку, сажусь рядом.

– Перестань меня злить (хинди), – говорю, тяжело дыша. – Или идёшь со мной, или проваливай на все четыре стороны! И не вздумай больше себя убивать. Хочу увидеть твою старость.

Спутница медленно возвращается из мира мёртвых, куда мысленно перенеслась. Скрючивается от удара и пережитых ощущений. Начинается рвота. Кричит ругательства, катается по земле, ревёт, как побитая собачка. Затихает, садится, прислонившись к скале спиной, уткнувшись носом в подол сари.

Молча наблюдаю за тем, как осознает, что мир становится для неё другим.

– Надо попить (хинди), – говорю, поднося воду. – Открой рот. Сделай медленно глоток.

Поднимает заплаканное лицо, долго смотрит на меня, чуть приоткрывает рот, делает глоток. Спрашивает: – Ты разрешаешь остаться с тобой? (хинди)

– Мне будет спокойней, если ты будешь рядом (хинди), – признаюсь.

– Почему назвал женой? Там, в «городе мертвых»? (хинди)

– Хотел спасти тебе жизнь (хинди), – пожимаю плечами.

– А я поверила, что понравилась тебе (хинди), – шмыгает, отводит взгляд.

– Ты мне понравилась (хинди), – улыбаюсь. – Больше не умирай. Не хочу, чтобы умирала.

– Крур парисшан (хинди), – бормочет. – Жестокое испытание.

– Готова идти дальше? (хинди)

– Теперь, после такого урока, готова даже ползти (хинди), – серьёзно отвечает.

* * *

Ближе к вечеру подходим к одному из селений. Девушка идёт искать ночлег. Вскоре приходит с маленьким мальчиком.

– Чужак должен заплатить (хинди), – говорит с серьезным видом мальчик. Протягиваю один из трофейных кинжалов. С видом знатока изучает клинок, одобрительно кивает.

На ночлег достаётся сарай, где когда-то жили животные. Главное, что сухо.

– Нам повезло (хинди), – шепчет доверительно девушка. – Кинжал ему понравился. Кроме ночлега, разрешил искупаться в корыте с водой. И еще дал немного черствых лепёшек. Целое богатство.

Девушка преображается, очутившись под крышей сарая. Ничуть не смущаясь, быстро раздевается, залезает в корыто с холодной водой, плещется. Выбравшись из воды, шлепает босиком к костру.

Раздевшись, лезу в холодную воду. Привычно растираю уставшее тело, массажирую голову, натруженные ноги. Так же, как и девушка, шлёпаю босыми ногами, сажусь на корточки, обсыхаю возле костра. Дружно делимся хлебными лепешками, запивая водой.

Затушив огонь, забираюсь на гору соломы в углу, укрываюсь рубашкой и тулупом. Девушка нерешительно ложится у моих ног, как собачка.

– Тум кья кар рахе хо? (хинди) – удивляюсь. – Ты чего?

– Буду охранять твой сон (хинди), – шепчет, подрагивая от холода.

– Мере лие крол (хинди), – строго говорю. – Ползи ко мне.

Послушно забирается под рубаху, прижавшись, тычется носом в грудь.

– А сейчас будем спать, как муж и жена? (хинди) – спрашивает, затаив дыхание.

– Нахин. Нет (хинди), – почему-то злюсь. – Будем просто спать.

– Тум аджиб хо… Странный ты… (хинди) – обиженно бормочет. – Женой назвал, а нос отворачиваешь.

– Со джао! (хинди) – бурчу. – Спи!

Крепко обнимаю, закрываю глаза. Покорно вздыхает, прижавшись, замирает в ожидании мужской ласки. Ничего не происходит.

Быстро досчитав до десяти, используя древнюю методику релаксации, проваливаюсь в глубокие объятия сна.

* * *

На следующий день трясёмся в стареньком грузовике. Девушка демонстративно молчит, придрёмываю у неё в ногах.

В Нью-Дели добираемся ближе к ночи, выходим возле фешенебельной гостиницы «Hotel Prince Palace Deluxe». Портье снисходительно смотрит на нас с головы до ног, намереваясь послать подальше. Увидев паспорт и хрустящие банкноты, понимает, что ошибся.

Девушка в изумлении ходит по гостиничному номеру, включает, выключает свет, прыгает на двуспальной кровати, смотрит на ночные огни города. Когда говорю, что фрукты на столе можно есть, робко откусывает сочный персик, от удовольствия закрывает глаза. Она голодна, очень устала. Сам устал.

– Надо принять душ (хинди), – говорю после ужина фруктами.

– А как это? (хинди) – интересуется. – Никогда не жила в гостинице.

– Пойдём, покажу, как регулировать воду (хинди), – иду в ванную.

Девушка с детским восторгом крутит кран с холодной и горячей водой, увлекается, потеряв равновесие, плюхается на пол душевой, увлекает под струи воды. Через несколько минут одежда промокает насквозь. После стольких дней путешествий чувствую, что соскучился по благам цивилизации. Как большой ребёнок, девушка плескается в горячей воде. Покорно соглашается, чтобы помыл ей голову, предварительно понюхав тюбики с шампунью. Купаю её, как маленькую девочку. Нежно и бесхитростно моет меня. В какой-то момент обнимает, поёт на своём языке такое нежное и лаковое, что вздрагиваю.

– О чём песня? (хинди) – спрашиваю.

– Ну (хинди), – смущается, – о женском счастье. О семье. О детях. Как-то само получилось.

– Ях сундар хэ (хинди), – шепчу. – Красиво.

– Старалась (хинди), – шепчет. – Ты обещал выполнить мою просьбу, помнишь?

– Яд пен (хинди), – отвечаю, слыша, как бешено стучит сердце. – Помню.

– Спой со мной детскую песню (хинди), – почти беззвучно просит, смотрит прямо в глаза. – Спой, как настоящий муж.

– Тик хэ. Шабд боло (хинди), – соглашаюсь. – Хорошо. Говори слова.

Дальше всё смешивается в интимное таинство. Она поёт, повторяю за ней слова и движения. Дарим друг другу ласки.