Текст книги "Поединок во тьме"

12. М. Птахин

Утро постучалось в стекла моего пристанища рано. Вставать не хотелось. Полночи я упражнялся в соревновании с негодяем Козлякиным. Причем гонялись за мной по подземным лабиринтам почему-то и старший, и младший.

Спасало меня в этой погоне только одно – я был быстрее. Покойный папаша все время отвлекался и тыкал пальцем в белые пятна на стенах, а сынок оказался злобным карликом и никак не поспевал за мной на изогнутых ножках. В руках у каждого были какие-то штуковины, которые они называли забурниками и зловеще ими размахивали.

Вторая половина ночи была поспокойнее. Видимо, посчитав, что с меня хватит на первый раз, Козлякины исчезли, а я бродил в одиночестве среди заброшенных вагонеток, осматриваясь и ожидая, пока проснусь.

«Можно считать, что первая экскурсия в “подземлю” удалась», – решил я, выбираясь на двор, где еще с лета у Марычей висел алюминиевый умывальник. Всего лишь ковшик воды, и я уже плескался, смывая с себя сонный налет. Никак из головы не шли слова Владимира Петровича, что теперь он – мой невидимый проводник.

После прочтения рабочих записей и прощального письма в голове сформировалась интересная картинка и наметились этапы. В первую очередь необходимо переговорить с Петром и дать прочитать письмо. Следом постараться найти в архиве его отца подсказку о штреке, заполненном сероводородом.

В случае удачи собираем экспедицию. Все, о чем писал Главный Геолог, не было проблемой, за исключением альпинистов.

Вытерся махровым полотенцем, приятно защекотавшим лицо, и понял, что это самая уязвимая часть плана. Человек нужен свой в доску – в такой поход втемную не пойдешь.

Про «подземлю» думать не хотелось, видимо, набегался достаточно и во сне.

Когда поднимался на крыльцо, в калитку постучали.

– Хозяев нет, – крикнул я. – Только гости.

– А хозяев и не надо, – ответили с той стороны. – Я к вам пришел.

Удивленный, я пошел было открывать, а потом решил вернуться в дом и уложить архив в сундучок.

Крикнул как можно доверительнее:

– Сейчас, оденусь. Подождите…

«Странно, – рассуждал я, собирая и укладывая журналы в пыльном пространстве вместилища секретов. – Какие такие гости? Ко мне? В Слюдянке? Может, Санька забыл чего и соседей отправил?»

Выскочил во двор и подошел к калитке.

– Вы к Маркиным? – поинтересовался я, изображая борьбу с заложкой.

– Нет, к вам, – настойчиво ответил вкрадчивый голос.

Отчаявшись прояснить ситуацию, я распахнул плотно сколоченную дверцу.

В проеме стоял худощавый мужчина чуть за пятьдесят.

– Здравствуйте, – шагнул он вперед, и я невольно потеснился, давая дорогу. – Меня зовут Володя. Мой покойный отец и Быков Владимир Петрович были приятелями.

С этими словами мужчина прошел во двор и уверенной походкой направился к дому.

– Секундочку, – разозлился я. – Вы куда, хозяев-то нет?

– В дом, – заулыбался собеседник. – Не на дворе же разговаривать?

Нехорошим чем-то вдруг повеяло от его улыбки. Мертвенным. Неожиданно я понял, что где-то видел его. Напрягся, вспоминая. Тщетно.

Отнес это к эффекту схожести жителей маленьких городов и ответил:

– Почему на дворе не пообщаться? Слушаю вас.

– Неласково говорите. Я полагал, знакомство с Владимиром Петровичем как-то объединяет…

– Я что-то вас ни на похоронах не помню, ни на поминках, – подозрительно прищурился я, лихорадочно пытаясь сообразить, кто это.

– Не было, – подтвердил тот. – У меня давний конфликт с Лидией Иннокентьевной, зато дружеские отношения с Сергеем.

– Так это он вас сюда направил? – поинтересовался я.

– Конечно. Он еще сказал, что архив Петровича у вас.

На размышления и ответ мне оставалась какая-то доля секунды.

– Ну, раз такое дело, – разулыбался я, – идемте в дом.

Врать, что архива нет, слишком подозрительно, так что придется ознакомить. Поверхностно. «Вот Серега тюфяк, – сердился я, стуча ботинками по доскам крыльца. – Его спросили, а он и ответил, чтоб отвязаться… Прав был Петрович, мягковат сынок для серьезных дел… В принципе ничего там сразу и не найти». Я покосился на идущего позади гостя.

Был он какой-то напряженный, и неожиданно я почувствовал его желание хватить меня чем-нибудь по башке.

Мысли моего утреннего посетителя лежали как на ладони. Сильно напоминал он меня вчерашнего, даже пиратский азарт тот же – ступил на берег, и клад найден.

«Ни хрена не найден», – ответил я ему мысленно, а вслух:

– Вот он, архив.

И на сундучок указал. Мужчина, не задавая лишних вопросов, откинул крышку. Стало ясно, что напряжение его на пределе и может получиться что угодно, если попытаюсь его остановить. Прикинул шансы. Начинать драку – это всегда ответственно. Победители там бывают редко – морды разбиты у всех.

А незваный гость уже листал первый журнал.

– Как ваша фамилия? – наконец сообразил я. – Я почти всех знакомцев Петровича знаю, правда кого-то заочно.

– Фамилия, говоришь, – поднял голову мужчина. – А зачем тебе моя фамилия?

Нехороший у него был все-таки взгляд. Повидал я таких пареньков, работая в уголовном розыске. Для них человеческая жизнь – мусор… Так смотрят люди, у которых убийство в крови, причем не нечаянные душегубы, а имеющие к этому привычку и рассматривающие окружающих как скот для забоя.

– А я знаю тебя, – вспомнил я сегодняшний сон. – Ты Володя Козлякин.

В глазах у гостя что-то мелькнуло, и взгляд угас. Первый запал золотой лихорадки проходил.

– Точно, – выдавил он, приводя в порядок мысли. – А как догадался?

– Лидия Иннокентьевна про тебя рассказала. Посоветовала на порог не пускать, если появишься.

– А чего же пустил?

– Ну, во-первых, ты пер как паровоз, – засмеялся я примирительно. – Сам-то не заметил?

Мужчина молчал.

– А во-вторых, ты уже не первый гость сегодня по части архива, – закончил я свое сочинительство.

– Был уже кто? – снова напрягся Козлякин. – Петр?

– Он, – притворно удивился я догадливости гостя. Именно о Петре я и собирался говорить.

– Архив смотрел?

– А чего жадничать-то? И ты гляди, только времени у меня мало.

– Может, покопаться оставишь?

– Давай так, – принял я решение. – Приходи вечером и вместе спокойно посмотрим.

Врал, но знал, что поверит. У него чувства тоже обострены. Начни я его гнать, неизвестно, что выйдет. Я таких повидал – убийца в золотой лихорадке. Прямо чувствовал, как шарится он сейчас в моей голове. Думает. Рефлексирует.

Хорошая у меня школа. Опять я на шаг впереди. Запал тоже удачно сбил, а теперь – сама благожелательность: «Приходите вечером».

«Пожалуй, кончился завод у парня», – глянул я ему в глаза и поинтересовался:

– Чаю будете?

Козлякин ушел, а я остался среди взбаламученного водоворота ощущений.

«Опасный парень, прав покойничек, – щупал я письмо, лежащее в кармане. – Такой способен на все…»

За столом Володю снова понесло. Пару раз поймал на себе его взгляд, когда он мазал ножичком масло на хлеб, и понял, что, знай он весь расклад, пустил бы его в ход, не задумываясь.

Вопросики тоже сыпал в одну сторону. Какие отношения с Маркиными, да где они сейчас. А я ответики ему выдавал: мол, хорошо, что Серега дал мои координаты. Потом про то, что в жизни бывает по-разному: мол, я тоже в иных семьях не ко двору. И снова про Серегу, чтобы понял этот дядька – начни он сейчас возню, так придется и того прибирать. Потом про архивы, как их Петр листал и как он расстроенный ушел.

Володя поинтересовался еще: не просил ли чего с собой забрать?

Сказал, что спрашивал про сундучок на недельку, но я ответил, что и самому интересно почитать. Вот, к примеру, вы, Володя, хоть и ворвались без спроса, я же вас понял, как-никак, записки старого товарища, а вдруг там что про родителей есть? Такое каждому интересно.

– А почему он архивы вам отдал? – поинтересовался, допив чай, мой гость.

– Так договоренности у нас с ним, – сочинял я на ходу. – Книгу буду про Владимира Петровича писать.

– А почему через год?

– Покойника не спросишь, но были, видимо, у него соображения. Меня вот, когда сундучок отдавали, так Петр предупреждал с вами дел не иметь, а сам появился на следующий день, и неадекватный.

– ??

– Ну, неадекватный… То ему покажи, вот это дай… А вообще, – изобразил я удивление, – что вы там все ищете?

Володя ответил, не раздумывая:

– Наверное, каждый свое. Меня батино прошлое волнует. Сын Максимка уже взрослый, так хочу, чтобы он про деда почитал. Петрович-то, он дядька обстоятельный был, аккуратно все отмечал…

– Я вот что скажу. Давайте вечером вместе посмотрим, а сейчас я в Иркутск звонить буду, – потянул я со стола сотовый. – Потом Санька Марыч должен приехать. На кладбище к родителям его поедем. Вечером он в Иркутск отбудет, а я здесь ночую. Приходите… По рюмахе…

– Договорились, – поднялся Козлякин, – хотя не пью, но не прощаюсь.

И быстро вышел из дома.

Посидел я над остывшей кружкой. Все про визит этот странный думал. «В руку сон-то, – понял я. – Папаша Козлякин сыну что-то рассказал. Иначе с чего бы парня так трясло? Без вариантов, рассказал».

Выходило, что я своего нечаянного гостя переиграл. Точно моя бабуля покойная говорила, что вежливость – наше оружие. Начни грубить и гнать с порога, неясно, чем история закончилась бы.

«Фамилия, говоришь? – вспомнил я кульминационную фразу. – А зачем тебе моя фамилия?» Порадовался, что правильную политику избрал в отношении гостя. Что за имя такое – Вовочка? Хорошего и правильного парня так не назовут. Коснешься – гадости тонны, а добра со спичечную головку.

«А как он ножичком над сливочным маслом орудовал», – вздрогнул я и понял, что не подвела меня школа уголовного розыска: просчитал я таки клиента, а потом и в непонятки завел – успокоил и про свидетеля Серегу напомнил. Знал я точно, что не отвяжется теперь от меня Козлякин. И чувство даже появилось, что пересечемся мы еще, и снова выбор встанет: кто – кого.

Начиналась какая-то шахматная партия. Первый гамбит получался за мной, а что будет дальше – неясно. «Гроссмейстер, – усмехнулся я, вспоминая классиков юмора. – Когда игра не идет, греби фигуры и противнику в рожу… От Козлякина честной партии ждать не придется, так что готовься, Птахин».

Понял еще, что нельзя медлить с Петром, и набрал Быкова домашний. Серега телефон мне отбарабанил сразу и позвал чай пить, оказалось, Петр сейчас придет. «Так, так, – заметался я по комнате. – Что же с собою взять?»

Решение пришло, когда немного успокоился. Забираю только письмо, вдруг Козлякин следит за двором: потащу я сундучок – не потащу.

13. М. Птахин

– Про меня ты грамотно Вовчику рассказал, – никак не мог успокоиться Петр. – Правильно сделал. Эта гадина способна на что угодно и окружающий мир по себе меряет…

Мы уже закончили чаепитие и теперь потихоньку катились на «крузаке» к дому Марычей, забирать сундучок с архивом.

Выслушав во время перекура мою историю о нечаянном госте, Петр поменялся в лице, и взгляд его стал сочувственным.

Он рассказал, как из-за Козлякина погиб друг детских лет, не найдя выхода после умело организованного обвала.

– Все прошли, все! А он попал, – горестно вспоминал мой собеседник. – Шахта слепой оказалась. Когда мы его откопали, он уж задохнуться успел.

– А откуда известно, что это Вова?

– Только он любит в призраков играться. Все пытается жути побольше нагнать, а потом слухи по городу распускает.

– Тот раз тоже?

– Конечно. Я прибить его хотел, когда понял, что он это, да разве его поймаешь?

– А в Слюдянке?

– В городе тоже не найдешь. Он после шахт ведет себя как ниндзя. Одним маршрутом не ходит, а когда ему надо, появляется словно из-под земли. Только-только не было, и вот он. Не удивлюсь, если он и теперь нас слушает.

– Ты серьезно?

Я прикусил язык. Хотел ведь прямо сейчас новости излагать.

– Конечно. Это ж для простых горожан все как всегда. На самом деле те, кто касался «подземли», нормально не живут. Особенно кто со смертью поигрался. Здесь такой Заморенок есть. Один из тех, кто в этой подземной войне выжил, так он на окружающих как на стадо смотрит. Жена от него ушла, дети тоже неинтересны. Но у них, похоже, с Козлякиным договоренности.

– ???

– Друзья детства они, да и в шахты сейчас мало кто ныряет, вот они незваных гостей вместе и отваживают.

– Что за гости?

– Туристы там, спелеологи да праздношатающиеся всякие. Правда, сейчас попасть на нижние горизонты сложно. Доступных лестниц нет. Ходы, которые остались для прохода в самую глубину, знает совсем немного народа. Путь вниз открыт только зимой, да и то с альпинистским снаряжением.

– Зимой?

– Инерция температур. Стволы шахт наледями затягивает. Получаются линзы, через которые не пробиться. Оттаивают они начиная с октября, а в феврале – марте опять замерзают.

– А ты-то вниз дороги знаешь? – поинтересовался я.

Петр внимательно заглянул мне в глаза, утвердительно моргнул, а вслух произнес:

– Давно не ходил, да и какая нужда? Выпить хочешь?

Вопрос прозвучал заговорщицки, и неожиданно я спиной почувствовал сверлящий взгляд. Хотелось обернуться, но Петр положил руку мне на колено и незаметно сжал пальцы. Я понял, что он тоже чувствует, и теперь надо верно ответить, чтобы не насторожить наблюдателя.

– Выпить можно, – сказал я. – Вот только Лидия Иннокентьевна пьяниц не привечает…

– Поехали тогда ко мне, – улыбнулся Петр. – Я сегодня один.

– Давай, только сначала к Марычу.

– А что там?

Чужой взгляд не оставлял мою спину ни на секунду.

– Архив Петровича.

– В доме, что ли, оставил? – нервно вскинулся Петр.

Теперь настала моя очередь сжимать его колено.

– Да, – подмигнул я.

Сверливший меня взгляд неожиданно пропал.

– Поехали, – поднялся Петр. – Только с Быковыми попрощаемся.

Когда сели в машину и поехали к Марычам, я в двух словах рассказал Петру о своем исследовании документов.

Узнав, что есть письмо с разъяснениями, мой новый товарищ успокоился.

– Читать поедем ко мне в новый дом, – сказал он. – Там не подкрадешься. Машину на двор загоним, если что, у меня и заночуешь.

– Да мне Марыч ключи оставил, – похвастался я.

– Ты не понимаешь, – наклонился ко мне Петр, – Козлякину известно больше. Я не знаю, что там, в архиве, но чую – интересное что-то. Мой-то папаша покойный ничего не рассказывал, а вот Козлякины всегда жадные были, и, значит, старший младшему поведал что-то. Только нет у него деталей, вот он за тобой и погнался.

– Послушай, – вспомнил я секретничанья на подворье Быковых. – Ты же заметил, что за нами кто-то следил? Ну, когда курить в последний раз выходили.

– Конечно, – улыбнулся Петр. – «Подземля» знаешь какое чутье придает! Тоже уловил?

– У меня это после уголовного розыска, я и Козлякина останавливать не стал, когда он в дом сегодня утром ворвался.

Петр вернулся к утренним событиям:

– Интересно, откуда он про архив узнал?

– Серега рассказал.

– Серега? Не может быть, они же не общаются.

– Тогда кто? – удивился я.

– Ладно, после будем думать, – ответил Петр, выскакивая из машины. – Пойдем, архив заберем.

Когда отпирал калитку, из дома послышался стук.

На подворье Маркиных обычно царила тишина, и звук насторожил сразу.

– Слышал? – спросил я.

– Давай отпирай быстрее, – скомандовал Петр.

Мы ввалились в калитку и побежали к крыльцу.

Замок открылся, но дверь не поддавалась.

– Заложка, – прорычал я и побежал вокруг дома, вспомнив про окно без шпингалетов.

Оно оказалось распахнуто, и из него вился черный дымок. Боковым зрением я заметил две темные фигуры, которые перебирались через забор в дальнем конце огорода. Первый спрыгнул на другую сторону, а второй подал ему какой-то предмет.

«Сундучок Быкова», – узнал я, и мысли понеслись за похитителями, но соображения о пожаре остановили.

Обдумывая после свои действия, понял: погонись я за ними, ничего хорошего не вышло бы. Парни, способные на такие поступки, могут и большее. Напугать попробовавших крови невозможно, тем более что уходили они с добычей.

Побеги я следом – валяться бы мне с каким-нибудь штырем в животе среди кустов соседской малины, а дому Маркиных – медленно догорать.

Когда заскочил через окно, сваленная на полу куча уже занялась. Хорошо, мое детство прошло в лесу. Огонь, конечно, штука страшная, но тушить что-либо мне доводилось не раз.

«Сразу не обжигает», – вспомнились слова соседа по даче, летчика-фронтовика. Таскал он тогда из костра угольки, прихватывая их заскорузлыми пальцами, подкуривал и успевал бросить обратно.

В раскрытое окошко полетели загоревшиеся обломки стула, которыми похитители архива затеяли разжечь импровизированный костер. Следом я вышвырнул затлевший матрас.

Петр ломился в двери.

Я заорал:

– Не ломай!

И подскочил к опасно прогибающемуся косяку. Откинул кованую задвижку.

– Правильно побежал, – оценил обстановку партнер. – Еще бы минут десять, и прощай, берлога Бульдозера.

– Знал дядю Толю? – поинтересовался я.

– Конечно, – разулыбался тот. – Кто его не знал? Бульдозера все боялись, особенно, кто у жены его учился. Хулиганить на уроках не решался никто.

– Да уж, – вспомнил я ручищи дяди Толи.

– Надо полы пролить, – взял ведро Петр. – Вдруг где залетело…

– Милицию зовем? – спросил я.

– Не стоит, только время потеряем, да и объяснять придется, что и откуда.

– Зато остерегутся…

– Эти? – удивленно уставился на меня Петр. – Им вообще на все плевать. Никто связываться не хочет.

Действия противника неожиданно показали мне опасность нового предприятия.

Я вытаскивал во двор обгоревшие остатки мебели и думал: «Еще ничего не начали, а уже целый ворох проблем».

– Вовремя приехали, – гудел, поливая половицы, Петр. – Смотри какие, мало что архив утащили, так и следы еще замести решили: мол, сгорело да сгорело… Что там за тайна такая?

– Стоящая, – коротко ответил я. – Причем наша с тобой.

– То есть?

– Для тебя и для меня, – сообщил я вполголоса. – Архив твоего бати где сейчас?

– Эх, мать честна, – спохватился партнер. – В старом доме, а там никого.

– Так поехали, – чуть не заорал я. – Без него вся возня зря…

В обратную сторону неслись быстро. Сколько ни прислушивался к себе, на сердце было спокойно.

Домик покойного отца Петра стоял на той же улице, что и дом Быкова. Подворье, как и у того, вымощено отходами цеха по обработке камня, и даже гараж построен из таких же мраморных брусков. Почти полные двойники.

Пока ехали, провернул в голове все, что произошло.

«Насыщенный денек выдался, – рассуждал я. – Может, хватит на сегодня проблем?»

– Сиди на месте, – велел Петр. – Охота только началась.

Но я все-таки не удержался и пошел за ним в приоткрытую калитку.

Подворье выглядело нежилым. Петр грохотал в доме, что-то переворачивая или открывая.

– Зачем вылез-то? – крикнул он в форточку. – Не будешь слушаться, в «подземлю» с тобой не пойду. Вали в машину!

«Развоевался», – капризно оценил я, но тем не менее послушался. Прошло еще минут пятнадцать.

Партнер появился с кучей каких-то баулов. Ясно просматривался таежный сидор с притороченным на боку спальником. Чехол для ружья и пара объемных сумок.

– Открой багажник! – крикнул он. – Есть шанс окончательно переехать.

Загрузив весь скарб, он бахнул на заднее сиденье одну из сумок.

– Архив тут, – ткнул Петр в нее пальцем. – Гляди в оба и, пока мы вместе, давай без самостоятельности.

– Как получится, – упрямо проговорил я вслед его спине, исчезающей в проеме ворот, и неожиданно понял: пыжиться глупо. Петру виднее, как вести себя в этих обстоятельствах.

Хотел спросить, как вернется, а почему мы так неприкрыто переезжаем, и сообразил, что если кто сейчас наблюдает, то после эдакой показухи соваться сюда не будет резона… «А может, и на самом деле наблюдают?» – задумался я, но лишнего внимания к своей персоне не заметил и стал рассматривать окрестности.

Дамба на речке Слюдянке и сам городок лежали как на ладони. Слева и справа возвышались сопки с каменными осыпями и желтеющим лесом. Под горой виднелась дымка испарений от Байкальского покрывала.

В проеме калитки появился Петр, снова груженный непонятными баулами.

Я хотел выйти и открыть ему двери, но неожиданно прямо в глаза сверкнул солнечный блик. Глянул в том направлении и получил еще одну порцию света, отраженного оптикой.

14. В. Козлякин

Он был просто вне себя. Злость вытекала черной патокой из ниоткуда и растворялась в мозгу, оплавляя остатки здравого смысла.

Если бы упустил сундучок Петровича, тогда окончательно настала бы полная неизвестность.

Но захватить-то они его захватили, а следы замести не вышло. Не вовремя наследничек приехал. Родственничек… Да и родственник ли это? Не помнил что-то Володька историй о дружбе Быковых с Маркиными… А тут, смотри, племянничек внучатый выискался.

«Странно, – рассуждал Козлякин, усевшись возле одного из многочисленных входов в подземелье и осматривая окрестности в бинокль. – Почему архив выплыл спустя целый год? Что это за история и какие загадки она таит?»

Именно отсюда он заметил третьего дня возле дома Быкова незнакомые машины и сообразил, что у Петровича годовщина. Чутье не подвело. Он разглядывал подворье Главного Геолога, пока не стемнело, а потом перебрался ближе, устроившись за забором.

Глядел, слушал и соображал.

Искренне его позабавили истории о неучастии в войне Петра.

Участвовал, да еще как! К нему у Козлякина особый счет. Сразу зачесался застарелый перелом, и захотелось вмазать сказочнику по черепку.

Хорошо, тогда, в девяностые, хватило сил убежать и выбраться с одной рукой. Хотя, чего греха таить, сам же убивать шел, а Петр лишь оборонялся, но приоритеты у Козлякина сместились давно. Безумие поселилось, когда он еще приятельствовал с Быковым. Тот и дорожку ему под землю проложил, и апатитовые друзы показал.

Как-то раз, когда внизу были, понял Володя, что шахты эти не могут без хозяина, и почувствовал, что задают ему вопрос: мол, готов ли владеть? Сразу отвечать не стал, а спустившись через пару дней, согласился. С той поры каждый, кто пытается под землю попасть, – личный враг.

Позже открылись необычные способности. Каким-то образом он всегда знал, кто и когда собирается под землю, а спустя год получил от подземных голосов еще один дар. Смог Козлякин в темноте ориентироваться и без фонарика ходить и посторонних в шахтах видел как на ладони – с поверхности чуял, кто и куда пошел.

Не получалось отслеживать лишь детей бывших шахтеров, но их не так уж и много осталось: Петр да друг детства Заморенок.

Друг-то друг, но «…на дороге не стой». Когда сталкивал бригады лбами, искренне надеялся Козлякин, что приберут в заварухе и Заморенка с Петром, а они, гляди, выжили. Последний, правда, после всех передряг от дел отошел. Дом построил и перестал в шахты ходить. С одной стороны, рад Володька. Трижды его убить пытался, да никак не получалось, пока сам чуть к праотцам не отправился. После, как выбрался и раны зализал, всерьез подумывал разобраться с ним прямо в городе, но не решился. Все виделся ему свет, который от Петра в темноте исходил. Сильно нимб с икон напоминало, а пока сомневался, тот свою деятельность под землею прекратил. С Заморенком договорились быстро: вот твоя территория, а вот моя – как-никак, друзья детства.

С той поры в шахтах благодать. Несколько раз даже усилия объединяли, когда туристы и спелеологи в гости являлись. «Хороший концерт сочинили… – жмурился Козлякин, вспоминая, и тут увидел, что “крузак” очкастого отъезжает от дома Маркиных. – Ну-ка, ну-ка… Не в ментовку ли?» Он прильнул к биноклю.

Хорошо, что город отсюда как на ладони. День посмотришь, и знаешь, кто куда пошел и по каким делам. Новые лица сразу видны. Сейчас, когда есть сотовая связь, сиди и рули своей армией, как координатор огня какой.

Не то, что раньше.

«Все равно переиграл, – порадовался Козлякин. Украденный сундучок с архивом лежал у него за спиной. – Сейчас в шахты нырну и читать буду, вот только шустрых этих отслежу».

«Крузак» тем временем проехал на подворье Быковых и остановился около дома покойного отца Петра. Очкастый так и остался за рулем, а старый противник в дом зашел. Но в кабине паренек долго не просидел – следом поперся. Через минуту появились оба, хозяин ругался и тыкал пальцем в сторону сопок. «Злится, что тачку оставил», – понял Козлякин, и закралось нехорошее предчувствие, что переиграла его эта мутная парочка. Иначе чего бы Петру так переживать?

«Что же у них в машине? – Володя покосился на сундучок. – Вниз его не потащу, перегружу журналы в мешок, а ящик суну куда-нибудь. Потом пригодится…»

Петр вернулся со второй порцией груза и запихивал его в салон. «Переезжает, – понял Козлякин и увидел, как сын главного инженера достал бинокль и глянул в его сторону. – Догадался?» Он присел за камнем и только тут понял, что опустившееся солнце усердно выбивает отблески из его оптики. Заметили, стало быть, блики… Страшного ничего нет, но вот загадка: зачем Петру баулы перетаскивать?

«Знают, чего я не знаю?» – мелькнула мысль, и всплыл образ покойного отца за день до смерти.

– Значит, так, Вовка, – хрипел старик, плюясь красноватой жижей. – Все, что сейчас услышишь, забудь и знай только сам. Я тебе раньше ничего не говорил только потому, что сам хотел найти…

Недоумение развеялось быстро.

Оказалось, что в шахтах были найдены какие-то ценности, однако радости это никому не доставило. Пряталось все в кавернах. Одну из них батя лично сам вскрыл. Пальцем ткнул, а там стеночка тонкая. Все и посыпалось.

– Столько народу пострадало, да и я потерял покой, – хрипел отец. – Как пятно кальцита увижу, так и спать не могу, пока не раздолблю его. Меня как-то Быков пожалел и показал, что этим кавернам сопутствует. Было это еще в шестьдесят пятом. Позвал он меня тогда в кабинет, поглядел грустно, как на дитя неразумное, а потом мешочек достал. На стол породу сыплет и говорит: «Гляди, какого цвета кальцит должен быть. Найдешь такой – есть клад». Потом еще что-то говорил. Бирочка от того мешочка у меня как сейчас перед глазами: «гор. 172—1961 г.». Стал я после расспрашивать аккуратно, где да что, и выяснилось, что образцы эти из слепой шахты на горизонте 172 метра. Там сероводород пошел, ее и заделали. Где и как, уже никто не помнит. Но есть в ней что-то. Быков, скорее всего, опять допросов напугался и не стал каверну вскрывать. Я думаю, что данные должны мелькать в архиве Петровича, только я тебя, Вовка, прошу: дай ему спокойно на тот свет уйти…

Сразу после слов этих батя связь с миром потерял и в сознание больше не приходил. Может, и хорошо, что не узнал, какие там ценности, – переживать не о чем.

Махнул он тогда рукой на батину историю. Что там, в кавернах этих, неясно. Другим занимался.

«Вот он, ключик-то», – повернулся Козлякин к сундучку.

«Крузак» тем временем миновал все повороты, проехал райотдел милиции и ушел в сторону нового дома Петра. «Пора и нам», – решился «хозяин горы». Достал припрятанный куль и переложил в него журналы. Завязал. Дотащил до брошенного куска кровельного железа. Перевернул. Под ним оказалось отверстие аккурат под мешок. Выудил веревку. Привязал куль за головку морским узлом и опустил в темноту.

Травит веревку и представлет, как мешок во мраке опускается. Когда увязка ослабла, отпустил шнур и закрыл отверстие.

Груз теперь надежно покоился в одной из его тайных норок – сухой и неприметной. Оставалось лишь самому прогуляться в «подземлю» и разобраться с добычей. «Многое переменится», – понял Козлякин.

Когда опускал мешок, почувствовал вдруг: не он впереди, а эта мутная парочка.

С горы сбежал минут за семь. Еле заметный полузаваленный проход зиял темнотой. Скользнул в него и в очередной раз порадовался своему небольшому росточку. Кто другой здесь не пролезет, разве подросток какой, но тем и на поверхности дел хватает. На улице только сгущался вечер, а здесь царила вечная ночь. Фонарик зажигать не стал. Память услужливо отсчитывала шаги и повороты.

Показалось, свет забрезжил. Козлякин улыбнулся. Подарок неясных голосов – зрение в полной тьме. Сейчас обострится и внутреннее видение большей части «подземли». Точно, вот оно. Привычно пробежался «щупальцами» по штольням и штрекам. Никого. Ноги несли Володьку в глубь горы.

Хлюпнуло под сапогами. Вот он, последний поворот и лестница вниз. В прошлом году с сыном Максимкой соорудили.

«Хороший пацан вырос, – радовался “хозяин” шахт. – Когда в дом за архивом лезли, не менжевался и костер посреди комнаты соорудил, только глянул – без слов все понял.

Потом с очкастым разобраться хотел, если погонится. Даже ножичек достал, но тот предпочел пожар тушить».

Мелкая вода закончилась, и в неясном негативе подземной картинки увидел Козлякин мешок, лежащий на метровом сухом уступе. Шнур валялся рядом. За пару минут сделал из мешка рюкзак, увязав за углы. Набросил, подтянул. Все в порядке. Еще метров триста, и будет один из обжитых тайников. Останавливаться сейчас нельзя, сырость шахт уже дает о себе знать. «Градусов двенадцать, – зябко поежился он. – Надо идти». Здесь, внизу, теплом не разбрасываются – кругом камень.

«Ничего, на лежке отогреюсь», – решил Козлякин и шагнул в серый коридор.