Текст книги "Книжный червь. Повесть"

Глава одиннадцатая

Прошло чуть более полугода, и Светлана Павловна воплотила в жизнь свои грязные планы. Она развелась с осужденным мужем и начала строить планы на дальнейшую жизнь с возлюбленным Игорем.

– Здравствуй, дорогой! Я только что развелась с Платоном и очень хочу с тобой встретиться, – сказала Светлана Игорю по телефону.

– Привет, Светочка! Я как раз нахожусь в Москве и могу ближе к вечеру к тебе подъехать!

– Приезжай, я буду тебя очень ждать!

Вечером Игорь приехал к Светлане.

– Проходи, я ужин приготовила. Останешься ночевать? – поинтересовалась Светлана у Игоря.

– Привет, дорогая! С удовольствием останусь! Очень устал, и утром дела имеются кое-какие в Москве.

В постели Света решила поинтересоваться у любимого и задала ему вопрос:

– Игорь, тебе со мной хорошо?

– Очень! Ты самая лучшая женщина на свете!

– А ты хотел бы на мне жениться?

– Жениться? Я как-то об этом не думал.

– Так подумай, я теперь девушка свободная!

***

Александра после развода с Сергеем жила постоянно у родителей. Отца этот факт немного раздражал, последнее время он часто заводил один и тот же разговор:

– Верочка, ты меня хоть убей, но я совершенно не понимаю, зачем наша дочь развелась с Сергеем и Бог знает от кого хочет родить ребенка. У нее было все: роскошная квартира, дача, модные вещи, хорошая должность. А что у нее есть сейчас? Ни работы, ни квартиры, ни дачи, и даже, кроме Иры, не осталось совсем друзей.

– Женя, ты забыл про любовь! А именно любовь заставляет совершать порой безумные поступки! А что касается друзей, друзья, насколько тебе известно, всегда познаются в беде.

– Вера, какая к черту любовь?!

– О! Любовь – это очень важная деталь! Если я бы тебя не любила, смогла бы я с тобой столько прожить?

– Если бы у меня было столько денег и связей? Еще как бы смогла!

– Ошибаешься, без любви я бы не жила, а мучилась…

– Хорошее мучение, купаясь в деньгах!

– Деньги, милый мой, не главное в жизни, Саша будет мамой, ты понимаешь – мамой!

– Опять обо мне разговор ведете? – спросила Александра, входя в родительскую комнату.

– Пойми, доченька, я тебе желаю только добра, но не понимаю, зачем нужно было разрывать отношения с Сергеем? Если из-за ребенка, то медицина шагнула настолько далеко… Хотя кому я это объясняю!

– Папа, Сережа способен любить только себя, ему нужна была прислуга. Он начинал замечать меня только тогда, когда ему нужен был ужин, а все остальное время Сережа то в командировке, то в бане, а то в кабинете, в который, дабы тебе будет известно, вход строго воспрещен.

– Ты никогда нам не рассказывала о ваших отношениях, – промолвила мать.

– А вы интересовались? А Платон не такой! Да, он сидит, но вы же не знаете, за что, а беретесь судить! Разве не вы меня учили в детстве, что осудить человека легко, а вот понять гораздо сложнее. Я люблю его. Слышите? Люблю! И выйду за него замуж.

Во время разговора с родителями у Саши появилась резь внизу живота. Саша присела на стул и попросила маму принести телефон.

– Сашенька, дочка, схватки начались?

– Похоже, начались! Мама, набери, пожалуйста, Ире.

Мать набрала номер Ирины и передала трубку дочери.

– Ирочка, я рожаю!

– Сашка, не паникуй, я сейчас отправлю за тобой бригаду.

Через полчаса Саша была уже в родильном блоке, Ирина с акушерами принимали у подруги роды, вопреки распоряжениям главврача:

– Александра Евгеньевна, тужьтесь!

– Пить, Оксан, дай воды.

– Александра Евгеньевна, вам сейчас нельзя, я смочу вам губы, а вы тужьтесь.

– Саша, ты молодец, не переставай тужиться.

– Ира, я сейчас помру!

– Не помрешь, ты у меня молодец, кричи что есть силы, осталось чуть-чуть!

Александра сдавила ручки от кресла, выкрикнув при этом на весь родильный блок: «Господи, помоги!», и плод любви мужчины и женщины появился на свет. Новый человек увидел сегодня впервые белый свет – это был первый день его жизни. Он так же, как и все младенцы, закричал во весь голос. Ира положила ребенка к маме на живот:

– Сашка, ты молодец, такого богатыря родила!

– Мальчик?

– Да, у тебя родился сын!

Вечером за Ирой пришел Петр, он старался каждый день встречать ее с работы. Вышло так, что Петр о рождении нового человека узнал раньше, чем отец ребенка:

– Петя, два часа назад я приняла роды у своей лучшей подруги!

– Саша родила?

– Да!

– Кого?

– Сына!

– Ура-а-а-а, у ребят родился сын! Ирочка, милая! Я предлагаю на ближайших выходных поехать к Платону и сообщить о рождении сына!

– Я согласна.

На следующий день Иру отчитал главврач за то, что она принимала роды у Саши, несмотря на его запрет:

– Ирина Ивановна, вам, наверное, очень хочется лишиться своей должности?

– Что вы, Сергей Сергеевич, не хочется!

– Почему вы тогда нарушаете распоряжения главного врача больницы?

– Это вы о чем, Сергей Сергеевич?!

– Ненужно Ваньку валять, вы прекрасно знаете, о чем я говорю! Почему в вашем отделении находится пациентка, которой по распоряжению главврача запрещено находиться в больнице?

– Это вы сейчас о Саше?

– Совершенно верно, я говорю о гражданке Сергеевой, или как ее теперь…

– Понимаете, Сергей Сергеевич, все так неожиданно произошло, что я совершенно растерялась, и не смогла нарушить клятву Гиппократа, и оказала пациентке акушерскую помощь, в которой она нуждалась.

– Идите, Ирина Ивановна.

– Хорошего вам дня, Сергей Сергеевич!

– И вам тоже хорошего дня, Ирина Ива-но-вна…

Войдя в палату к Саше, Ира поведала ей о том, что в данный момент имела разговор с главврачом.

– Доброе утро, Саша, как твое самочувствие?

– Спасибо, Ирочка, хорошо!

– Ничего не болит?

– Нет, спасибо, все хорошо!

– К двенадцати часам тебе принесут сына.

– Я с нетерпением жду этого момента!

– А меня сейчас на ковер вызывали.

– Наверное, это касается меня?

– Тебя. Твой бывший свирепствовал так, что пар из ушей валил. Интересовался, почему я нарушила приказ главврача и приняла у тебя роды. А я ему ответила, что для меня главное не нарушить клятву Гиппократа.

– А он?

– Зашипел и отправил восвояси.

– Вот гад.

– Тук-тук-тук… – раздался женский голос, и приоткрылась дверь.

– Мама, проходи! – произнесла Александра.

– Тетя Вера, пожалуйста, проходите, молодая мамочка чувствует себя хорошо! – добавила Ирина.

– А где же мой внучок?

– Пойдемте, тетя Вера, я вам его покажу! А ты, моя дорогая, не вставай, лежи, мы через пять минут вернемся.

Вера Дмитриевна и Ирина вышли из палаты. Вера Дмитриевна взяла Иру за руку и спросила:

– Ирочка, скажи мне, пожалуйста, ты знаешь этого человека, от которого родила моя дочь?

– Очень хорошо знаю.

– И что ты можешь про него сказать?

– Могу сказать, что переживать вам не за что, Платон такой мужчина, в которого смогла бы, без преувеличений, влюбиться каждая женщина. Он честный и порядочный человек, а то, что он сейчас в тюрьме, поверьте, в этом нет его вины, его ужасно оболгали.

– Спасибо тебе, Ирочка, ты сбросила камень с моей души. Пойдем теперь любоваться внуком!

В палату Ира вернулась одна, Вера Дмитриевна попросила передать, что торопится в поликлинику и навестит ее позже.

– Саша, мама полюбовалась малышом и передала, что вернется позже. А я тебе хотела сказать, что мы с Петей решили в ближайшие выходные съездить к Платону и поздравить его с рождением сына!

– Как же я хочу поехать с вами!

– Тебе сейчас нельзя, тебе нужно набираться сил.

Глава двенадцатая

Утро лагерной жизни было похоже на предыдущее. Платон, как и вчера, поднялся с кровати и посмотрел в окно. За окном была беспросветная тьма, туман от мороза окутал всю улицу. «Туман за окном не страшен, куда страшнее, когда он в головах», – невольно подумал он.

– Надежда, вставай, а то проспишь, кум будет недоволен, – выкрикнул придурковатый Илья и толкнул Надежду. Илье было около пятидесяти лет, он был невысокого роста, немного горбат и худощав, волосы Ильи были темно-русого цвета, мыл он их редко, поэтому они были всегда сальными.

– Такой сон оборвал, я только что банк взял, а тебя черти дернули меня разбудить, и вообще, о какой работе ты базаришь? Сегодня воскресенье, – ответил ему Игорь по прозвищу Надежда. Игорь за свои тридцать нигде никогда не работал, он обитал по хатам и закрытым клубам, где играют. Он был очень хитрым и просчитывал все свои и карточные ходы на два или три шага вперед. А срок схватил случайно: пришел в клуб, а там облава, кто-то из его друзей и владельцев этого заведения признал в нем коллегу, вот его и осудили. Он был неповоротлив и ленив, его рост был чуть больше ста шестидесяти сантиметров, а вес более ста килограммов. Волосы Игорь не носил со школьной скамьи.

– Какие черти? Креста на вас нет, – выкрикнул Семен. Он на свободе облачался в монашеские одежды и собирал милостыню неподалеку от станции метро. Сам Семен батюшкой не являлся, за что и получил прозвище Лукавый. Семену было пятьдесят пять лет, он был жилист, ногти на его руках всегда были длинными и грязными, и, как и подобает в его обличье, он носил бороду и длинные волосы. А задержан был Лукавый органами правопорядка в момент карманной кражи кошелька.

– Лукавый, не кипишуй, мы все накликали уже беду, – ответил Семену Роман по прозвищу Бирюк, или Торчок. Рома был самый молодой, ему было около двадцати пяти лет, высокий блондин с голубыми глазами, если бы он вел правильный образ жизни и не пробовал бы в школе наркотиков, мог бы с такой внешностью добиться определенных успехов. Его задержали с пакетиком конопли и осудили на пять лет поселения.

– Хорош морозец, за нос так и прихватывает, не меньше тридцати градусов поди будет, – пробормотал себе под нос, входя в помещение, Александр Филиппович по прозвищу Тараган. Деду было около семидесяти, он был уже совершенно седым, рост его был чуть больше ста семидесяти сантиметров, но за последний год Тараган уменьшился на пару сантиметров. Как он сам неоднократно шутил: «Земля притягивает меня обратно, поэтому и сохну каждый день». К моменту выхода на пенсию потерял Тараган жену и по непонятным никому причинам начал каждое утро кататься в электричках и чистить у граждан карманы. За что и был осужден на три года, два из которых уже отсидел.

– Филипыч, ты куда ходил в такую рань? На работу сегодня не нужно…

– Я по делу забежал.

– Тараган, ты, что, стучать ходил? – предъявил Бирюк.

– Боже отведи, чтоб я на тех, с кем кров делю, стучал! В сортир я зашел, любезный!

– В храм сегодня кто пойдет? – поинтересовался Семен.

– В храм, Лукавый, по воскресеньям только ты шныряешь. Как тебя только на порог пускают? Ты попам крест, наверное, свой показываешь, и проходите, Семен Иванович! Или крест ты смыл?

– Как можно крест свой смыть? Мой крест наколот на моей груди, Илюша, а в храм пускают всех без исключения, и за территорию колонии можно выйти, если в храм идти!

– Не больно было колоть на груди? – спросил Тараган.

– Что ты, Саша, колоть не больно, нести куда больней.

– Семен, ты действительно искренне веруешь?

– О чем разговор, Платон, я верую-верую!

– Почему в храм служить не пошел, а милостыню собирал да по карманам лазал? Еще апостол Павел говорил: «Слово Божие живо и действенно, и оно острее всякого меча обоюдоострого, оно проникает до глубины души и мозга и судит помышления и намерения сердечные!»

– Откуда такие познания, Платон?

– Ты, Лукавый, с писателем не спорь, он знаешь сколько книг прочел? – вмешался в разговор Надежда.

– Платон, а ты и Евангелие знаешь? – поинтересовался Семен.

– «Собрались к Нему фарисеи и некоторые из книжников, пришедшие из Иерусалима, и, увидев некоторых из учеников Его, евших хлеб нечистыми, то есть неумытыми, руками, укоряли. Ибо фарисеи и все Иудеи, держась предания старцев, не едят, не умыв тщательно рук; и, придя с торга, не едят не омывшись. Есть и многое другое, чего они приняли держаться: наблюдать омовение чаш, кружек, котлов и скамей. Потом спрашивают Его фарисеи: зачем ученики Твои не поступают по велению старцев, но неумытыми руками едят хлеб? Он сказал им в ответ: хорошо пророчествовал о вас, лицемерах, Исаия, как написано: люди сии чтут Меня устами, сердце же их далеко отстоит от Меня, но тщетно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим. Ибо вы, оставив заповедь Божию, держитесь предания человеческого, омовения кружек и чаш и делаете многое другое, сему подобное. И сказал им: хорошо ли, что вы отменяете заповедь Божию, чтобы соблюсти свое предание?». Евангелие от Марка, глава семь, с первого по десятый стих…

– Не в бровь, а в глаз… Как точно подмечено, ничегошеньки за столько лет не поменялось. А я с катушек съехал, дурень, и нет теперь мне прощения… Спасибо тебе, Платон, ты этими евангельскими строками заставил меня призадуматься о моем земном существовании. Признайся, ты специально для меня их подобрал?

– Нет, Семен, не специально, просто так на ум пришло и знаю наизусть!

– Решено, сегодня исповедаюсь, пусть батюшка отпустит мне грехи, может, будет мне, недостойному, на небесах прощение. Знаешь, писатель, как я к такой жизни пришел? Никому никогда не рассказывал, а тебе хочу раскрыться, можешь даже в книге своей написать о том, как встал я на этот путь. В юности, когда храмов почти и не было еще, очень захотелось мне стать священником. Я ушел из дому и пришел в монастырь. Не хочу говорить, в какой. Прожил в нем три месяца и сбежал, не смог выдержать послушания, послушания убирать коровье дерьмо, а душа осталась там. Работал после на заводе формовщиком бетонных изделий, а душа просилась к Богу. После смерти мамы (жены так и не заимел) решил для себя – уйду с завода, надену монашеские одежды, думаю, которые сохранил до того дня, и пойду по Руси. Далеко вот только не ушел – дошел до ближайшей станции метро и подумал: «Ну и чего ты натворил? Ушел с работы, из дому. И кому ты чего доказал?» Идти в монастырь я не мог, как вспомнил коровье дерьмо, сразу не по себе становилось. Моложе был, не справился, а теперь куда? Рука невзначай сама и вытянулась! Столько мне в нее тогда денег подали, что оплатил я квартиру и хорошо поел. Так вот и решил – станции метро буду менять и на храм деньги собирать…

– Долго так прожил?

– Пятнадцать лет.

– В карман зачем полез тогда, раз и так все вкусно было? – спросил Филиппович.

– В карман, Саша, я залез только после того, как народ прижимистым стал, перестал на храм подавать. Я на них обиделся и начал сам брать. Но сегодня на исповеди попрошу у Господа прощения и пообещаю более не быть лукавым фарисеем.

Сегодня Семен шел с легким сердцем, он решил окончательно встать на путь исправления и после отбывания срока отправиться снова в монастырь.

– Ты тоже будешь исповедоваться? – спросил Семен.

– Нет, я просто хочу помолиться, – ответил Платон.

– Ты пьяный был, когда человека раскатал?

– Я его не сбивал.

– Он сам под колеса к тебе прыгнул?

– Я не сидел за рулем, машину в ту ночь угнали. Это не я его сбил.

– Если верить твоим словам, получается, ты пострадавшая сторона. Почему тогда на нарах загораешь?

– Слушай, Семен, такой мороз, давай после храма поговорим!

До храма от поселения нужно было идти чуть больше километра пешком, но сегодня мороз стоял, как никогда, даже собаки, которые постоянно лаяли на тех, кто проходит мимо, сегодня все попрятались по будкам и подъездам домов. На улице народа не было совсем, в поселке, где в основном жили семьи сотрудников зоны, сегодня не было никого, еле горел единственный на поселок фонарь, и то моргал от сильного мороза и ветра, одеревеневши за ночь, висело на веревке чье-то постельное белье.

– Как они его домой-то понесут? – рассмеявшись, спросил Семен.

– Как лист оргалита, – улыбнувшись, ответил Платон.

– Слава тебе, Господи, дошли, – произнес Семен, перекрестившись, глядя на купола храма.

Перешагнув порог храма, оба сняли шапки и трижды перекрестились, прихожан в храме, помимо них, было еще три человека, батюшка стоял у иконостаса и пел «Царю небесный».

Платон купил несколько свечей и двинулся их поставить на подсвечники. Семен же прямой наводкой пошел к батюшке, стоящему в углу храма с Евангелием для причащения грешников.

– Батюшка, – начал Семен, – лукав я в своих деяниях!

– Поподробней и попонятней излагай, сын мой.

– Лукав я в своих деяниях. Ложным священником был, за что и поплатился на человеческом суде, а до страшного суда очень хочется покаяться.

– Готов ты больше этого деяния не совершать?

– Готов!

– Наклони голову! Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь. Отпущен грех тебе твой, ступай с миром!

– Отче, позволь спросить.

– Спроси.

– Как можно стать священником?

– Ты осужден?

– Да, но мне осталось немного сидеть, этой весной я должен выйти на свободу.

– Пойдем выйдем, потолкуем.

– Пойдемте, батюшка!

Они вышли из храма и зашли в трапезную.

– Варвара, будь добра, сделай нам чайку, – произнес батюшка при входе и обратился снова к Семену: – Священником стать хочешь?

– Хочу, батюшка!

– За что осужден?

– За кражу.

– За побег из монастыря покаялся, а за кражу нет?

– Постеснялся, батюшка, о чем тогда подумаешь?

– Как же ты в священники собрался идти, коли правду говорить не хочешь?

– Всем сердцем хочу!

– Ладно, выпьем чаю сейчас и в храм обратно вернемся, покаешься во всех грехах своих. Господь милостив, он простит. Как отсидишь срок свой, езжай в монастырь, там тебе далее разъяснят.

– Отче, я хочу Господу служить, а не навозной куче!

– О чем это ты?

– Я в юности жил в монастыре, там послушание мне назначили убирать навоз коровий, я и убежал.

– Не выполнил послушания?

– Ну конечно не выполнил.

– За это и поплатился теперь!

– Вы думаете?

– Я уверен! Отсидишь свой срок – и в монастырь. Дорогу не забыл?

– Помню!

– Вот и слава Богу! Допил чай? Пойдем!

– Батюшка, я не один пришел, со мною писатель пришел. Мы по дороге в храм сейчас разговорились, и он поведал мне, что отбывает наказание свое без вины.

– Он в храме сейчас?

– Да!

– Пригласи его сюда!

– Я мигом!

– Проходи, молодой человек, присаживайся! Варя, налей еще чайку!

– Батюшка, чем обязан?

– Друг твой говорит, без вины сидишь? Смотрю, на мир не злишься, Господа не гневишь!

– Нет, Отче, не гневлю!

– Твои мучения скоро кончатся, за все страдания Бог тебя вознаградит! Береги детишек!

– У меня пока что один ребенок!

– Ошибаешься.

– Неужели Саша родила?!

– Родила! Храни ее, она твое сокровище!

– Семен, ты слышишь? Я стал отцом!

– Отче, мою судьбу вы тоже видите?

– В монастырь тебе, в монастырь!

Обратно дошли быстрей, вышедшее из-за горизонта солнце осветило путь. Фонарь в поселке погас, но по-прежнему продолжал скрипеть на ветру. Снег хрустел от каждого шага: хруст… хруст… хруст…

Как только вернулись, Платон попросил у Надежды телефон:

– Игорь, дай позвонить, мне очень нужно!

– Телефон забрали, да и зачем тебе звонить? К тебе там приехали!

– Кто?

– Мне откуда знать, кто… Спрашивали тебя!

– Давно?

– Минут двадцать назад.

Платон пошел искать и, как только вышел из «хаты» в коридор, столкнулся лицом к лицу с Петром.

– Петька, как я тебе рад!

– У меня для тебя новости!

– Ты хочешь мне рассказать, что Саша родила?

– Да! Ты ей звонил?

– Нет, у нас конфисковали телефон.

– Я не один приехал, – сказал Петр и указал рукой на стоявшую на другом конце коридора Ирину.

Ира подошла к мужчинам и поздоровалась с Платоном:

– Здравствуй, Платон! Рада тебя видеть!

– Здравствуй, Ира. Ну, пойдемте в чайную, там и пообщаемся.

– Мы приехали на два дня. Одевайся, жить эти два дня будем вместе. Мы сняли жилье и отпросили тебя. Так что отмечайся и поехали!

Приехав на съемную квартиру, Петр попросил Иру чего-нибудь сготовить пожевать, а сам достал бутылку водки и начал глазами искать рюмки.

– Ирочка, зайка! Ты рюмочек не видишь нигде?

– Сейчас, Петь, найдем!

Платон посмотрел на друга и поднял в знак удивления бровь наверх.

– Платон Геннадьевич, вы так не удивляйтесь, мы с Ирочкой уже два месяца как вместе живем! Да, золотце мое?

– Да, дорогой! Я вам рюмки нашла.

– Спасибо, Ира, – промолвил Платон.

– Ну, так вот, – продолжил Петр, – я был у твоей бывшей, то, что она с тобой развелась, ты знаешь. А вот то, что она тебя с квартиры выписала, об этом, я думаю, ты еще не слышал.

– Выписала, но как?

– О, брат, где мы живем? В нашем продажном мире возможно теперь все. Я хотел Милану с собой взять, так она мне ее не дала. Но Милана попросила тебе передать, что очень сильно любит тебя!

– Я тоже ее сильно люблю и очень по ней скучаю!

– У тебя деньги какие остаются на жизнь?

– Немного, у меня вычитают в счет кредита.

– Давай рюмку, я хочу выпить за твое терпение! Если все эти испытания легли бы на мои плечи, я давно бы уже сломался.

– Человек, Петь, ко всему привыкнуть может, даже к самому плохому, – ответил Платон, выпив рюмку водки и закусив варено-копченой колбасой, которую он ел в последний раз прошлым летом.

– Сашка сына тебе родила! Такой красивый карапуз! Подожди, я тебе его сейчас покажу, я же его сфотографировал, несмотря на запрет Ирочки.

Петр сходил в коридор и принес свой телефон:

– Смотри, глаза у него – точно твои! Мне пообещали, что я буду крестным, нет, если ты, конечно, не будешь возражать!

– Я не буду, ты, Петь, хорошим крестным будешь, а крестите сына без меня, крестите, как положено, на сороковой день! Как Саша сыночка назвала?

– Она его без тебя никак не называла. Слушай, давай скорее рюмку, выпьем по третьей. Бери телефон и иди в комнату, звони жене!

– Свете?

– Какой Свете? Дурья твоя голова, у тебя теперь Саша жена, а Света, прости меня, конечно, если подобрать к ее персоне самое безобидное слово, то она предательница. Как можно дать на своего мужа ложные показания, чтоб просто с ним развестись…

– Я не понимаю, Петь, почему она не могла мне предложить развестись по-хорошему?

– Чего тут непонятного? По-хорошему она не смогла бы выписать тебя с твоей жилплощади, а осужденного можно. К ней часто приезжает Игорь и остается ночевать.

– Тебе откуда это известно?

– Дочь твоя поведала!

– Теперь я понял, теперь я все понял!

– Ну, наконец-то! Жить где будешь? Не думаю, что она тебе позволит вернуться домой!

– А я теперь туда и не пойду, пусть живет, растит дочь, хотя когда я отсюда выйду, дочери будет почти восемнадцать лет.

– А куда пойдешь?

– Переберусь на дачу.

– Давай еще по одной и звони Саше!

Зенин проглотил содержимое рюмки, закинул в рот еще один кусок колбасы и отправился звонить.

– Алло, – послышался в трубке сонный голос Александры.

– Сашенька, ты спишь? Я тебя разбудил?

– Платон, это ты?

– Да, милая! Это я.

– Почему ты мне так долго не звонил? Я сильно волновалась и хотела после родов ехать к тебе.

– Ты что? Куда ехать? У Игоря нашли и конфисковали телефон, но вчера вечером ему передали еще один, если не найдут, буду звонить чаще. Как твое самочувствие?

– У меня все хорошо! У сына нашего тоже, он так похож на тебя! Может, тебе чего-нибудь прислать?

– Что ты, меня неплохо кормят, можно покупать дополнительно еду, табак, фрукты. Как ты сына назвала?

– Я подумала, что имя нашему сыну должен дать ты.

– Хорошо! Тогда предлагаю назвать его Максимом!

– Прекрасное имя! И красивое сочетание Максим Платонович. Петя с Ирой приехали к тебе?

– Да, они приехали пару часов назад и хотят пожить здесь несколько дней. Саша, ты почему мне не сказала при последнем нашем разговоре, что они теперь вместе? Я выгляжу полным болваном, который слышит об их отношениях впервые.

– Я так хочу к тебе! Давай я переберусь на время твоего заключения поближе к колонии, сниму квартиру и буду тебя на выходные забирать?

– Не нужно, милая! Не нужно.

Ближе к ночи Ирина и Петр отправились в комнату спать – на этом настоял Платон. Он достал свою любимую тетрадь, которая за это время была уже исписана почти полностью, положил ее перед собой, налил крепкого чая и начал заниматься тем, чего он давно уже не делал, – писать. «Ну вот и снова я с тобой, мой милый друг, я вечный странник. Сегодня говорю с луной, так как сегодня я изгнанник. Безоблачное морозное небо повисло этой ночью над моей головой. Морозный туман еще не окутал землю, месяц светит во что есть силы, а звезд на небе сегодня почему-то мало, ясно просматриваются только две. Я так давно не смотрел на небо, мне раньше казалось, если долго смотреть на небо, можно почувствовать прилив сил. Сил, мой дорогой читатель, мне нужно заново набраться сил, но где их столько взять? Сегодня я понимаю, что космическая галактика не в состоянии меня зарядить, она способна лишь меня снести, сдуть, как никчёмную песчинку. А еще я подумал, что давно не вижу сны, а это означает, что мой мозг не получает достаточно информации. Ну откуда он теперь может черпать информацию и новые познания, когда я каждый день мешаю цемент? Да – цемент, заключенные моего поселения уже три месяца строят для военных новую тренировочную базу, и окромя отборного мата я больше ничего не слышу. На чтение времени совсем не остается, хотя не так давно решил, несмотря на усталость, посещать библиотеку, читать новую литературу и писать что-то своё. Я слышал, на воле многие так и делают: приходят в ближайшую библиотеку и пишут книги. А то, не ровен час, как атрофируются клетки моего мозга – и тогда беда. Перед тем как меня осудили, я очень часто видел во сне ужасы: как мертвые белые пальцы обхватывают мою шею и начинают душить. Кто знает, может, сон есть предвестник будущего? Меня сегодня во всех отношениях задушила женщина, которую я любил, но да Бог ей судья! Самое непонятное для меня чувство другое – чувство привычки к поселению. Я начал привыкать и даже прикипать к поселенцам, я понял, что они хорошие и добрые люди. Сегодня мне доселе непонятный Семен по прозвищу Лукавый стал таким родным и близким человеком. Я вдруг осознал, что его на это подтолкнуло! А подтолкнула его на это, как бы глупо это не звучало, любовь! Любовь к Богу, которую он в юности очень испугался и натворил сам не ведая чего. Но я верю, всем сердцем верю, что он обязательно станет монахом. И сможет искупить все свои грехи и помочь нуждающимся! Игорь по прозвищу Надежда просто никогда в своей жизни не пробовал работать, но если бы вы только видели, как он кладет кирпичи, вы ни за что бы не сказали, что он шулер. Он каменщик, он отличный каменщик, тот ряд, который выложил Игорь неделю назад, выглядит ничем не хуже, чем те, которые кладет каменщик Степаныч. Илья болен. Человек, повторяющий в течение всего дня одну и ту же фразу: „Зелень, зелень, кому зелень? Почем пучок? Я доллары меняю!“, по определению не может быть нормальным. Работает он тоже очень слабо! Одним словом, больной человек, нуждающийся в лечении, а не в осуждении! Романа еще можно и обязательно нужно спасти, его, на мой взгляд, нужно так же, как Игоря, обучить профессии, которая станет смыслом его жизни. А Филиппович стар, его не нужно переделывать. Поздно, да и незачем, его нужно любить, любить таким, какой он есть!»

***

По расписанию поселения прожил Платон первую зиму своего заключения, и, на удивление, за активной физической работой и за литературной деятельностью пробежали и два месяца весны. Солнечные лучи прогревали землю с каждым днем все сильнее и сильнее. В воздухе повисли первые ароматы весны, майские дни все больше напоминали лето.

Сегодня Зенин проснулся до официального подъема. Пение птиц за окном еще раз доказывало, что даже самая холодная зима непременно превратится в теплую, солнечную весну. Платон посмотрел на небо (его кровать стояла возле окна), голубая пелена являлась для него большой загадкой. В далеком своем детстве Зенин часто заглядывался на небо, пытаясь разгадать загадку, как можно, прорывая слои атмосферы, оказаться в открытом космосе, где нет ни жизни, ни кислорода. А когда в его дом ворвалась беда и в дорожно-транспортном происшествии погибли его родители, он стал чаще поднимать свой взор на небо и искать хоть что-нибудь, напоминающее рай. Но сегодня он смотрел туда совсем другими глазами. Глазами поэта. Сделав резкое движение, он поднялся с кровати, подошел к своей тумбе, достал тетрадь и начал на скорую руку записывать текст. От скрипа тумбы проснулся Игорь, а затем и Семен.

– Ты что не спишь? – прошептал Игорь.

– Можешь не шептать, до подъема осталось десять минут, – вздыхая, промолвил Семен.

– Эти десять минут бывают дороже всей ночи! – ответил Игорь Семену.

– Послушайте, – произнес Платон и начал читать то, что только что написал:

 
Мой двор снова замер с рассветом,
Жужжит только шмель поутру…
И я, растворяясь весь в этом,
Вступаю на почву – траву!
 
 
Все спят и не видят, как светят
Нам первые лучики дня…
А выйдя, уже не заметят,
Свой взор на дела отведя.
 
 
Я вижу сегодня, что прежде
До этого не замечал.
Черемухи цвет перед летом
Мой двор до краев заполнял!
 
 
И под ногами увижу,
Как капелька свежей росы
Сорвется с травинки. Услышу
Вдали приближение грозы.
 

– Трогательно, очень трогательно, – пробормотал Семен.

– В стихах я мало чего понимаю, но могу сказать одно – гроза нам сегодня ни к чему, – отрезал Игорь.

– …деть не мешки ворочить, писать-то ты большой мастак, посмотрим, как раствор мешать сегодня будешь, а то вчера, мне помнится, ты еле шевелился, – высказался Бирюк.

Внезапно громкий бас прервал беседу, выкрикнув на весь этаж: «Подъем». Заключенные поднялись, заправили за собой свои кровати и, построившись, отправились на завтрак. На завтрак сегодня баловали пшенкой.

– Платон, возьми мою кашу, твоим мозгам нужна не только литературная, но и продовольственная подпитка! – предложил Тараган.

– Филипыч, а как же ты?

– За меня не беспокойся, мне теперь уже недолго осталось.

– Ты, что, помирать собрался? Тебе на волю скоро!

– А к чему она мне теперь – воля?

– Ты же так хотел внуков повидать!

– Ну, видно, не судьба. Подозреваю, что у меня рак, голова у меня часто болит и кружится.

– Тебе в санчасть нужно обратиться.

– Ешь кашу! Был я там.

– И что?

– Ничего. Анальгин дали и отправили работать.

– Так у тебя давление, наверное.

– От давления тоже давали… инав… инат…

– Энап.

– Точно, его – энап.

– И что, не помогает?

– Ненадолго помогает, а потом опять. А не так давно тошнить еще начало и в сортире обморок у меня случился. Ладно, я свое пожил, доедай кашу и пошли работать.

На построении надзиратель окрикнул Платона:

– Зенин.

– Я.

– Сегодня на работу не идешь, тебя хочет видеть начальник.

После проверки все отправились на работу, а Платон – к начальнику:

– Вызывали, Назар Назарыч?

– Да, проходи, присаживайся!

– Слушаю вас!

– Знаю я, что ты творческая личность! Стихи пишешь, рассказы.

– Нет, не рассказы, я пишу роман!

– Даже так! Ну, ладно, ближе к делу! Тебе хорошо известно, что наша страна отмечает в этом году семидесятую годовщину победы над фашисткой Германией.

– Конечно, это большой праздник для нашего народа и для меня лично!

– В связи с этим у меня к тебе предложение! Ты помогаешь мне провести концерт, посвященный Дню Победы, а я в свою очередь сделаю все, что от меня зависит, чтобы тебе отсюда выйти! Тем более вижу я, что в деле твоем не все так чисто. Очень много вопросов возникает. Согласен?