Текст книги "Книжный червь. Повесть"

– Конечно согласен! А что за программа?

– Стихи, песни военных лет. Спеть сможешь?

– Конечно смогу! Свои стихи в программу можно вставить?

– Если по теме, то приветствуется! Я к тебе еще кого-нибудь пришлю, разберетесь там по тексту. Двоих хватит?

– Вполне, а где сама программа?

– Совсем забыл, сейчас, она в сейфе. Держи, – и полковник протянул Платону концертную программу.

– Думаю, начать концерт нужно вот с этого стихотворения, – ознакомившись, высказался Зенин.

– Симонов! Хороший выбор. Ну, решай сам, я тебя назначаю ответственным за это мероприятие.

– Спасибо! Назар Назарыч, вы говорите, что посодействуете с УДО, но я еще и половины срока не отсидел.

– А кто тебе про УДО сказал?

– Вы, только что же!

– Я тебе про УДО ничего не говорил. Проводи праздничную программу и езжай домой, президент подписал указ об амнистии, и ты, Зенин, под нее попадаешь. Языком пока только не трепи. И учти – не сразу, документы подготовить нужно будет. Можешь отправляться в клуб и начинать репетировать.

– А как же моя работа?

– Считай, что до конца срока это и есть твоя работа!

– Разрешите идти?

– Иди.

Глава тринадцатая

Утром Игоря разбудил телефон – несмотря на то, что телефон стоял на беззвучном режиме, Игорь его слышал хорошо.

– Алло, – прошептал он в трубку.

– Игорек, ты что шепчешься?

– Мы спим еще, у тебя что-то срочное?

– Да.

– Подожди, я выйду на кухню.

Пока Игорь выходил из комнаты, собеседник говорил:

– Игорь, мы с тобой попали впросак, если в ближайшее время не найдем «астру», то заказчики нас поставят на проценты.

– Дим, пойми ты, дернуть тачку не проблема, проблема – какую.

– Да какая мне разница, какую тачку ты им предоставишь, теперь выбирать не приходится, у тебя есть три дня.

– Дим, им принципиально «астра» нужна?

– Да.

– Я боюсь, что не успею.

– Нужно не бояться, а действовать.

– Я тебя понял.

Не успел Игорь положить трубку, как в кухню зашла Светлана, которую тоже разбудил этот звонок, только она не открывала глаз, а лежала с закрытыми и слушала. Поначалу она ничего не поняла, а потом она догадалась, что их с Платоном машину угнал Игорь.

– А что ты так рано поднялся?

– Я… мне… тут… – от неожиданности заблеял Игорь, – по работе звонили.

– Хорошая у тебя работа, не правда ли? Калечить человеческие судьбы?

– О чем ты?

– Не нужно прикидываться, я все поняла. В тюрьме должен ты сидеть, а не Платон. Ведь это твоих рук дело. А я думала, заживем с тобой как люди. Зря только показания лживые дала, такого человека оклеветала!

– Я тебя об этом не просил…

– Уходи, Игорь, уходи. И больше не появляйся в моей жизни – никогда.

– Я, конечно, уйду. Но если кто-нибудь узнает, что сбил пешехода я, гарантирую, что перережу горло твоей дочери.

Игорь собрался и ушел, а Светлана осталась одна, совершенно одна, без Игоря, Платона и счастья.

***

Репетировал Платон до ужина. Назар Назарович, как и обещал, прислал еще двоих участников концерта, один был в прошлом музыкантом, а другой замечательно пел. Поэтому с программой трудностей не возникло. Музыкальные композиции достались им, а стихи должен был читать Платон.

К ужину поспел вовремя, как только зашел в столовую, сразу же заметил своих. За столом не хватало только его и Тарагана.

– Вы только зашли? – поинтересовался Платон.

– Да, видишь, еще миски полные, – ответил Надежда.

– А где Филиппович?

– Ему стало плохо, и его упекли в лазарет.

– Как плохо?

– Ты, что, маленький? Не знаешь, как человеку может стать плохо? – проскрипел Бирюк.

– В обморок он упал, – ответил Лукавый.

– К нему пускают?

– Кто знает. Расскажи лучше про себя, где был? Зачем кум тебя к себе вызывал? – поинтересовался Надежда.

– Он меня творческой работой озадачил!

– Какой?

– Концерт ко Дню Победы будем проводить я и еще двое ребят, вы их знаете, они с третьего этажа.

– А я сегодня весь день кладку клал, – с воодушевлением продолжил Игорь, – и если бы ты видел, писатель: кирпичик к кирпичику, как будто я этим всю жизнь занимаюсь. Решено, освобожусь когда, на стройку пойду, работать нужно, мне тридцать лет, а я ерундой все занимаюсь. Как устроюсь на работу, так сразу женюсь!

– Ладно, пойдем, а то сериал сейчас начинается, – пробормотал под нос Илья.

Платон вышел из столовой со всеми вместе, но направился не в отряд, а к Филипповичу в лазарет, ему непременно нужно было его повидать. К Филипповичу его пропускать не хотели, но Платон убедил медсестру, что всего на пару минут и о его визите никто не узнает.

– Филипыч, это я, – произнес Платон, взяв старика за руку.

– Кто – я? – еле слышно промолвил дед.

– Платон!

– А, писатель! Я умираю, писатель, а ты живи, долго живи! Счастливо живи! Прошу тебя только об одном. Как я отойду к Господу, помолись за меня! В рай меня, наверное, не пустят, тяжкий грех на мне…

– Ну, а кто без греха живет?

– Нет, в Божьей заповеди сказано: «Не укради», а я украл. Так что закрыта для меня дорога в рай, а чтобы облегчить мои страдания в аду, прошу тебя, мне больше некого просить, мои родные после смерти жены меня отвергли, дочь не хочет со мной общаться и внукам не дает. А что я такого сделал? Помочь ей не смог, вот она меня и отвергла. Не захотела общаться с нищим отцом. Ну да Бог ей судья…

– В электричках ты для дочери деньги собирал?

– Да. Не спрашивай, как я к этому пришел, не знаю, – задыхаясь, ответил Филиппович.

– Хочешь, я ей позвоню?

– Нет, звонить не нужно, я ей письмецо черкнул, отправь по указанному адресу и помолись за меня!

– Страшно помирать?

– Нет, умирать не страшно, страшно, что так жил. А сейчас принеси попить, уважь старика!

Платон вышел в коридор, взял у медсестры стакан, налил в него холодной воды и вернулся обратно в палату. Когда Зенин вернулся, он увидел, что Филиппович уже не дышит:

– Дед, ты что, дед…

«Мы часто, строя планы на будущее, забываем о настоящем, забываем о своих родных и близких. Человек по своей природе редко ценит то, что имеет, но только стоит это потерять, понимает, какую цену имела его потеря. Мнимые ценности нашей жизни – они окружают нас повсюду: деньги, автомобили, украшения, нет, я не хочу сказать, что нужно всю жизнь прожить нищим и впроголодь, я о другом. Я о том, что самая большая ценность – это любовь и обычное человеческое общение. Да-да – общение, порой от обычного общения человек понимает, что он необходим своему близкому. А что касается дочери Филипповича, возможно, у нее своя правда, но чему она может научить своих детей? Какие ценности она сможет им привить? Если она сама отвергла родного отца. Какое неизмеримое несчастье повисло над нашими головами! Мы перестали чтить родителей, уважать и любить своих детей, братьев, сестер. И к чему нас все это приведет? Да ни к чему хорошему… Полная безнравственность. В глазах людей отображается все чаще злоба, а глаза человека, насколько известно, – это зеркало его души. Ну, и что получается? А получается то, что наши души насквозь пропитаны злобой. Я отказываюсь в это верить! Хотя помнится мне, что бывший мой коллега любил использовать цитаты нацистских преступников, призывающие к насилию, а не цитаты из Библии, призывающие к добру. Говорил он мне тогда: „Я твоего бога не видел и, вообще, подозреваю, что человечество его придумало“. „Но зачем? – задавал я ему неоднократно вопрос. – Зачем?“ А ответ был настолько глупым: „Чтобы дурачить людям голову“. Дурачить чем? Евангелием? Библией? Господи, прости нас грешных, но мир сходит с ума. Дочь, отказавшаяся от родного отца, пытается воспитать честными и порядочными своих детей… Вот она – самая настоящая беда. И если мы ее не победим с помощью любви и добра, то она непременно победит нас», – записал Платон в свою тетрадь и окрикнул медсестру.

Глава четырнадцатая

Теплым предпраздничным вечером на прокуренной кухне сидели и громко дискутировали Семен и Петр:

– Сеня, ты опять со мною пытаешься поспорить на эту тему? Я тебе сто раз уже говорил, что Паулюс был единственным фельдмаршалом, который сдался в плен.

– Ну, хорошо-хорошо, будь по-твоему. Давай выпьем за великую победу, которую одержали наши деды семьдесят лет назад!

– Наливай!

Не успел Семен разлить водку по рюмкам, как у Петра раздался звонок.

– Я вас слушаю, – произнес Петр, поднеся к уху трубку.

– Петя, это я!

– Привет, Платон! Мы с Семеном решили День Победы отметить. Как ты?

– У меня тоже все хорошо, завтра у нас в честь праздника концерт, я буду читать стихи военных лет. Но я тебе не поэтому звоню. Я тебе звоню сказать, что я попадаю под амнистию в честь Дня Победы!

– Это самая лучшая для меня новость за последние дни, я тебя поздравляю! Мы с Ирой за тобой приедем. Скажи, когда?

– Я сам еще пока не знаю, как только станет известно, я тебе позвоню.

Петр положил трубку и спросил у Семена:

– Сеня, ты налил?

– Конечно, ты, что, не видишь?

– Давай, поднимай, у меня радостная новость – Платона амнистировали! И он в ближайшее время выходит на свободу!

– Ну, слава Богу, закончились его страдания!

***

Утром все построились, как обычно, как строились каждый день на работу. Но сегодня на работу идти было не нужно. Построили всех для того, чтоб отвезти в клуб, на концерт.

– Ну, чего там? – поинтересовался музыкант.

– Начинают прибывать, – ответил Платон.

– Начальство не видно еще? – спросил певец.

– Когда начальство наперед приходило, – усмехнулся музыкант.

– Ребят, не подведите!

– Не волнуйся, Платон, не подведем!

– Все, кажется, все в сборе, – произнес Платон и высунул из-за занавеса голову в зал.

Назар Назарович шепнул что-то на ухо проверяющему, оценил обстановку и, посмотрев на Платона, кивнул головой.

Зенин взял программу выступления и просочился между занавеса в зал.

– Девятого мая одна тысяча девятьсот сорок пятого года, – начал он цитировать приготовленный заранее текст, – наши войска одержали победу в самой ожесточенной войне человечества. Она продолжалась тысяча четыреста восемнадцать дней и ночей и закончилась в Берлине взятием Рейхстага и капитуляцией врага. А начиналась она для нашего народа плачевно, родные и близкие, оставшиеся в Москве, каждый день получали похоронки. И именно в это непростое время Константин Михайлович Симонов написал стихотворение, с которого я хочу начать наше выступление. Это стихотворение было написано как письмо, как сотни тысяч других писем с фронта:

 
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.
Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души…
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.
Жди меня, и я вернусь
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: «Повезло».
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой, —
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
 

Пока Платон читал, участники концерта открыли занавес и заняли свои места на сцене. Как только он оборвал последнюю фразу, музыкант надавил на клавиши, и они запели: «Эх, путь-дорожка фронтовая…»

Прошло чуть больше месяца, и Платон был амнистирован. Этот день был одним из лучших дней его жизни. Встал он, как обычно, до подъема, посмотрел в окно – двор поселения был весь залит солнечным светом. Платон достал из своей тумбы все книги и положил их в пакет, чтобы отнести в библиотеку:

– Тетради свои не забудь, – приоткрыв один глаз, прошептал Семен.

– Я тебя разбудил?

– Нечего спать, пора вставать, а то всю жизнь проспим, – с радостью в голосе произнес Семен. Он был рад, что Платон выходит на свободу, да и ему самому осталось в неволе переночевать пару ночей. Он так же, как и Платон, попал под амнистию. Он, Илья и Игорь, а Роман оставался еще на год.

– Писатель, ты завтракать будешь? – поинтересовался Игорь.

– Нет, не буду, если хочешь, можешь съесть мою пайку, она мне сегодня еще положена.

– Спасибо тебе за все!

– Да перестань, не за что меня благодарить.

– Как не за что? Это ты меня к профессии подвел! Спасибо тебе за это!

– И я в свою очередь тебя тоже хочу поблагодарить, я теперь точно знаю, чему остаток жизни посвящу! – произнес Семен.

– За это не меня нужно, Семен, благодарить, а Бога.

Илья тоже по-своему попрощался, сжав кисть правой руки в кулак и разогнув средний палец:

– Это тебе, чтоб обратно не вернуться, – со смехом выкрикнул Илья.

Роман кивнул Платону головой и отвел взгляд к окну.

– Всем желаю только добра и здоровья, – произнес Платон и вышел на улицу.

Скрип ворот пропел свою заключительную песню, и Зенин оказался на свободе.

С этой стороны забора солнечный свет показался ему намного ярче. По мостовой бежали люди, они торопились кто куда, а он сегодня не спешил, сегодня торопиться было некуда. Платон всмотрелся в лица людей и почувствовал ритм их жизни, спешку современного человека, бегущего в такт со временем и боявшегося везде опоздать. А у него была впереди вся жизнь! Сегодня ему подарили свободу, ту свободу, которую человек начинает ценить только тогда, когда он ее теряет.

На другой стороне дороги Платона ждали Ирина, Петр и Сашенька, и он отправился к ним.

– Сашенька, милая моя! Я не думал, что ты тоже приедешь, – протянув к ней руки, с нотками счастья произнес Платон.

– Ирина Ивановна, вы посмотрите, они нас вообще не замечают, – с улыбкой на лице возмутился Петр.

– Петька, дружище, я очень рад тебя видеть, но я так соскучился по моей принцессе, что никак не могу от нее оторваться!

– Ладно, поехали, а то на нас подозрительно глазеют люди, – предложила Ирина.

Ее предложение никто оспаривать не стал, и они, сев в машину, двинулись в сторону Москвы. В машине рассказывали анекдоты и громко смеялись, Платон пытался забыть свою вчерашнюю жизнь, которая закончилась, как только он пересек порог поселения, поэтому рассказывал новые анекдоты и сам над ними смеялся. Самым большим желанием на данный момент было помыться, смыть с себя запах тюремных одежд, которыми за последний год пропах до костей: «Принять душ и выпить чашку крепкого черного кофе, хотя нет, лучше с молоком: кофе с молоком имеет запах и вкус моего счастливого детства!» – подумал он. Его мама могла пить такой кофе целый день, а как только она выходила с кухни, Платон отпивал из ее кружки. Этот кофе имел тогда особый вкус, вкус взрослой, самостоятельной жизни (почему-то именно такие впечатления возникали у него). И сейчас ему хотелось именно такой кофе – кофе беззаботного и счастливого детства.

– Как я счастлива, милый, что мы снова вместе, – нежно прошептала ему на ухо Саша.

Она уже как два часа не выпускала руку Зенина, одной рукой держала его руку, а другой крепко прижимала его к себе и не могла отвести от него свой взгляд. Этот откровенный взгляд был пропитан такими чувствами, что Платон не мог устоять под его натиском и страстно поцеловал любимую.

– Платон, где вы будете жить? – поинтересовался Петр.

– Думаю, на даче, – ответил Зенин.

– Милый, я сняла для нас жилье. Пусть оно и не шикарное, в квартире всего одна комната, но на первое время нам с тобой должно хватить.

– Сашенька, как ты можешь брать на себя такие расходы? Решать жилищный вопрос должен мужчина!

– Прости, милый! Но я подумала, что тебе будет приятно!

– Мне очень приятно, но все же, что же я за мужик-то такой, если даже жилищный вопрос решить не могу?

– По поводу работы думал уже? – продолжил Петр.

– Думал, Петь.

– И что надумал?

– Ничегошеньки в голову не лезет.

К пяти вечера Зенин с Сашей поднялись в свое новое жилище. Зенину после тюрьмы квартира показалась уютной, а Саше к столь скромному жилищу пришлось привыкать, но, как говорится, с милым рай и в шалаше.

– Платон, проходи, смотри, вот здесь я живу уже вторую неделю.

– Что же, очень мило! Очень уютная квартирка! Сколько в ней квадратов?

– Посчитай. Восемнадцать метров комната, пять метров кухня, коридор от силы метра три, ванная с туалетом совместные, они чуть больше двух метров. Считай!

– Двадцать восемь получается!

– Получается так. Наше с тобой счастье должно вписаться в двадцать восемь квадратных метров.

– Наше счастье, милая, не имеет границ! Иди ко мне, моя радость!

Платон взял Сашу за руку, она пронзительно посмотрела ему в глаза. Он нежно провел ладонью по ее струящимся волосам и поцеловал ее в шею.

– Дорогой, мне нужно приготовить ужин, а тебе, наверное, нужно принять душ?

– Да, милая, ты права, а то я забыл, как выглядит ванна!

– Иди, любимый, а я пока приготовлю нам что-нибудь вкусненькое!

Наполнив ванну до краев, Платон, не найдя пены, использовал в качестве нее гель для душа. Полежав немного в наполненной до краев ванне, добавив геля с ароматом клубники, он включил душ и начал смывать с себя все испытания последнего года своей жизни. Как только намылил голову, в ванную вошла Саша и нежно прикоснулась к нему рукой… Зенин смыл шампунь и прошептал Саше на ушко:

– Милая, как я по тебе соскучился. Ты мой самый близкий и родной человечек!

Его губы нежно прикоснулись к ее шее, он почувствовал, как Саша вздрогнула и сжала его пальцы. Он еле прикоснулся своим языком и губами к ее плечику – сначала одному, затем другому. Сжимая ее в своих объятиях, поцеловал нежно ухо и прошептал:

– Сашенька, как же я тебя люблю! – и, услыхав в ответ: «Я тебя тоже», затащил ее к себе в ванну…

– Ты был таким нежным!

– Странно… Я не был с девушкой больше года и думал, что как только к тебе прикоснусь, непременно разорву от напора страсти!

– Твоя страсть была божественна! Может, повторим?

– Саша, а чем это так пахнет? Не у нас горит?

– Слушай, я, наверное, забыла выключить плиту.

Как только влюбленные прибежали на кухню, они обнаружили, что ужин сгорел.

– Я такая растяпа, я забыла выключить плиту.

– Ну, ничего, не волнуйся, я сейчас открою окно, и дым выветрится!

– Дым-то выветрится, а что мы будем есть?

– Скажи, Саша, у нас есть яйца?

– Конечно есть!

– А молоко?

– И молоко тоже!

– Доставай, приготовим омлет!

– Омлет?

– Да, ты чем-то удивлена?

– Нет, я просто с детства не ела омлет!

– Значит, я тебя сейчас угощу омлетом, со вкусом детства!

– Я такая счастливая! Я буду есть омлет со вкусом детства!

За столом во время еды Платон спросил про сына. Он долго ждал, что Саша расскажет про Максима сама, но она так была так увлечена самим Платоном, что на время забыла о сыне.

– Саша, расскажи мне о сыне, какой он?

– Он такой важный, у него твой взгляд. Он определенно будет начальником!

– На кого он похож?

– Я думаю, что пока на себя! Ты завтра сам его увидишь и сделаешь выводы!

– Завтра? – расстроенно вздохнул Платон.

– Ты хочешь сегодня?

– Да! Ведь еще же не поздно, только семь часов.

– Хорошо, доедай и поехали!

Через час Платон и Александра приехали в квартиру родителей.

– Мама, это я, но я не одна, со мной Платон.

Вера Дмитриевна вышла в коридор и протянула Зенину руку:

– Вера Дмитриевна!

– Платон!

– Ну, здравствуйте, Платон, как вас по батюшке?

– По батюшке не обязательно.

– Мама, мы хотели бы Максика забрать!

– И что, даже не выпьете чая?

Саша взглянула на Платона, и он в знак согласия прикрыл на секунду глаза:

– Конечно, выпьем! – ответила Александра.

– Скажите, Платон, а чем вы собираетесь заниматься? – поинтересовалась Вера Дмитриевна и надкусила бутерброд с маслом и вареньем.

– Я точно еще не знаю, но на шее у Саши я сидеть точно не стану.

– У вас есть жена?

– У меня была жена – мы в разводе.

– В разводе?

– Да. Так сложились обстоятельства.

– И что же, дети тоже есть?

– Есть дочь, она прекрасна!

– Мама, у Платона есть ребенок, в этом нет ничего зазорного! – не выдержав, ответила Александра.

– Саша, почему ты отвечаешь за молодого человека? Я думаю, что он и сам в состоянии ответить.

– Саша, я объясню! Знаете, Вера Дмитриевна, последний год моей жизни действительно стал для меня самым тяжелым. Я лишился работы, со мной развелась жена, и тюрьма, вас больше всего беспокоит тюрьма, не правда ли?

– Не буду скрывать, это так!

– Тюрьма останется в моей жизни теперь, как, предположим, бельмо на глазу, но она никак, поверьте, никак не отразится на счастье вашей дочери! За последний год жизнь показала мне, как выглядит зло и предательство. А я все равно, несмотря ни на что, остаюсь честным человеком и верю, каждой клеточкой своего тела верю, что есть на земле добро!

– Что же, Платон, не знаю почему, но мне очень хочется вам верить. Искренне желаю вам счастья! И не забывайте, что с этого дня вы в ответе за мою дочь и моего внука.

– Помните, Вера Дмитриевна, как у Достоевского? «Счастье не в одних только наслаждениях любви, а в высшей гармонии духа» или «человеку, кроме счастья, так же точно и совершенно во столько же необходимо и несчастье».

– С вами интересно беседовать! Рада знакомству!

– Платон, Максим в комнате, иди к нему, – предложила Александра.

Зенин поблагодарил хозяйку за чай и прошел в комнату, где находился его сын.

– Сашенька, что я тебе могу сказать, твой Платон весьма галантен! Признаться, я ожидала увидеть другую фигуру. Он сдержан, умен, и, что самое важное, он умеет себя преподать! Думаю, у него больше не должно возникнуть проблем. Да, еще мне показалось, что он уважает своего собеседника! И тем самым оказывает ему большую честь! Этой черты определенно не было у твоего бывшего мужа.

– Об этом я и говорила, у Платона есть душа!

– Саша, я у тебя не спрашивала, а где вы познакомились?

– В Чечне.

– В Чечне?

– Да, на поле боя, ты помнишь, когда я ездила на войну?

– Конечно, помню, я это ужасное время не смогу забыть. И как ты меня тогда только смогла уговорить?.. Итак, вы познакомились в Чечне?

– В начале двухтысячного года под Ведено был страшный бой. Это выглядело так: грязь, подбитая техника, множество трупов, и все горит… Как сейчас помню, я заметила бойца, который валялся в грязи, держался за свой бок, от сильной боли он извивался, как питон. Понаблюдав за ним чуть меньше минуты, я приняла решение не дожидаться завершения боя, ползти к нему на помощь. Как только подползла ближе, крикнула: «Потерпи, боец, я тебе сейчас помогу!» Этот текст был стандартным, я его произносила, когда подползала к раненым, но как только Платон повернул ко мне голову и мы встретились с ним глазами, я сразу утонула в бескрайнем океане его глаз. Его взгляд был настолько проникновенным, что я не смогла перед ним устоять. Этот взгляд был чистым, светлым и беззащитным, я поняла, что человек с таким взглядом не может убивать! И спросила: «Как тебя зовут?» Он мне ответил: «Платон!» «У этого бескрайнего и чистого взгляда просто не могло быть другого имени, оно обязательно должно соответствовать», – подумала я и начала его перевязывать.

– Сашенька, ты же в него сразу влюбилась!

– Да, мамочка, влюбилась. Мы находились в тот момент на поле боя. Над нами свистели пули, но мне они были нипочем. Мы были грязные и насквозь промокшие. Его лицо и руки сливались с цветом земли, а я перевязывала ему рану и старалась прижаться всем своим телом к нему. Думала о том, о чем не думают на войне, по крайней мере во время наступления: что мы идем с ним под руки в каком-нибудь парке, отовсюду раздается пение птиц, он мне чего-нибудь рассказывает, а я смеюсь, и мы оба – такие счастливые! Насколько мне известно, этими событиями Платон начал свой роман!

– Тогда я не понимаю, почему ты за Сергея вышла?

– О, мамуль, здесь тоже все не так просто. Когда Платона из нашего фронтового госпиталя перевели в Москву, я не успела взять его координаты и наши пути как внезапно встретились, так же и внезапно разошлись. Это я сейчас понимаю, что можно было обратиться к командованию или любыми другими способами его найти, но тогда я была юной и до этого додуматься не могла.

– А как вы снова встретились?

– В прошлом году Сергей уехал в командировку, а ко мне в гости наведалась Ира, мы выпили с ней бутылку вина, и она предложила сходить в бар, потанцевать и попеть в караоке! Я вначале отпиралась, сославшись на усталость, но она и слушать ничего не желала, говорит, пошли и все. Ну, вот мы и пошли. Поначалу было ужасно скучно, а потом к нам подошел молодой человек и пригласил меня на танец. Это был он.

– Саша, ты сказала, Платон пишет роман?

– Да, мамочка! Платон уже год пишет роман!

– А что за роман? Ты его читала?

– Как же я могла его читать, если он еще не дописан?

– И то верно, ну иди к своим мужчинам, а я помою посуду.

Когда Саша вошла в комнату, она увидала, как Платон, держа малыша на руках, рассказывает ему, почему его так долго не было:

– Понимаешь, сынок, я никак не мог к тебе прийти раньше, но это не значит, что я тебя не люблю или не хотел к тебе приходить, я тебя очень люблю! И буквально считал минуты до нашей встречи. Теперь мы вместе, и никто больше не сможет нас разлучить!

Саша стояла возле двери и плакала. Она плакала от счастья.