Текст книги "Тварь непобедимая"

Было странно и жалко видеть больного обессиленного человека, который кипел от негодования, грозился, строил планы каких-то разборов. Ему суждено было остаться инвалидом, навсегда привязанным к спецпитанию и капельнице. Григорий не был уверен, что как-то можно исправить проблемы с его пищеварением, он никогда не встречался с похожими случаями. А еще – поломанная психика, ночные страхи, истерики. И со всем этим ему жить.

Святой обязанностью Григория, как и любого врача, было поддержание искры жизни в человеке. До последнего рокового мига, до самого слабого вздоха, пока еще есть надежда. Но только идеалисты считают, что надежда умирает последней. В жизни она часто умирает раньше, чем перестает биться человеческое сердце. Нужно своими глазами видеть муки обреченного человека, чтобы понять, как тяжело иногда бывает врачу исполнять свой святой долг.

Измученному человеку, который лежал сейчас на кровати перед Григорием, дали возможность жить дальше. Но будет ли он благодарен за это, когда его мучения растянутся на месяцы и годы? Не захочет ли он сам оборвать их?

– Когда я на ноги встану, а, парень? – спросил он.

«Никогда», – подумал Гриша. Но вслух ответил:

– Я думаю, уже скоро. Поговорите со своим лечащим врачом.

– А ты кто – не врач? Вы все от меня что-то скрываете. Только обещаете, улыбаетесь, а сами слова лишнего не оброните. Ничего, ничего... Вот поднимусь и пойду... Слушай, а они не пройдут сюда?

– У нас хорошая охрана, – ответил Григорий, даже не интересуясь, про кого он говорит.

– Не знаю, не знаю... Ночью просыпаюсь – шаги за стеной слышу. Тут посторонних точно не бывает?

Грише пора было уходить. Разговор непозволительно затягивался, отнимая у пациента силы и взвинчивая нервы.

– У вас все будет хорошо. – Он улыбнулся и вышел из палаты, тихо закрыв за собой дверь.

На сегодня это был последний пациент. Гриша вернулся в кабинет, сложил приборы и задумался, чем бы занять ближайший час.

После того как из Воронежа пришли долгожданные медицинские лазеры, его рабочий распорядок сильно изменился. С утра он работал по своему профилю и иногда заканчивал рано. Помогать Соломонову приходилось меньше, часто выпадал свободный час или два, когда Гриша мог полистать журналы, позаниматься своей работой или просто пройтись по магазинам, посидеть в баре.

Он полюбил сидеть в одиночку за столиком кафе и наблюдать за людьми. Дни становились все теплее, от зимы давно уже не осталось и следа. Настроение, как и положено весной, было оптимистическое. Самое время для надежд и новых планов.

Планы у Григория были. Он тщательно описывал в рабочем дневнике все этапы лазерной терапии, последствия, результаты и осложнения. Он собирался в конце концов опубликовать это. Столь богатого практического материала он до сих пор не имел и даже не мечтал о таком, пока работал в «Скорой».

Однако была одна проблема. Чтобы описать состояние пациента, нужна история его болезни. Увы, Григорий даже в общих чертах не представлял причин недоразвитости иммунной системы своих больных. Он знал, например, что данный человек получил тяжелую травму в автоаварии или пулевое ранение, пережил клиническую смерть. Но какая тут связь с иммунитетом? И что лежало между той травмой и его нынешним состоянием?

Этот пробел по всем правилам был просто немыслим. Ни в одной больнице медика не подпустят к пациенту, если он не будет точно знать этиологии его заболеваний. Но здесь была иная ситуация. «Золотой родник» напоминал конвейер, где каждый заворачивает свою гайку, не зная, что получится в итоге.

Надежд, что главный приоткроет тайну, а тем более разрешит публикацию, было мало. А без этой информации все наблюдения Григория можно легко списать на псевдонаучные домыслы.

Гриша переоделся, вышел из кабинета, закрыл дверь – и едва не столкнулся с Донским, который быстро шел по коридору с крайне озабоченным видом.

– О, наконец кто-то живой! – воскликнул он. – Ты не занят?

– Не особенно.

– Пошли быстро за мной.

Они спустились на первый этаж и оказались перед лестницей, ведущей в подземный переход. Их уже ждал один из сотрудников, одетый в белый одноразовый комбинезон.

– Вот, забирай, – сказал Донской. – Это – Гриша, а это – Володя. Заодно и познакомитесь.

Гриша знал этого парня только в лицо. Он работал во флигеле, крайне редко появляясь в главном корпусе.

– Пошли, – энергично кивнул Володя.

– А переодеться? Я не стерильный.

– Пошли, некогда.

Они быстро зашагали по гулкому подземному коридору, освещенному бледным ультрафиолетом.

– Роды принимать можешь? – спросил Володя.

– Было пару раз.

– Значит, можешь. Как назло, никого народу, все или заняты, или разбежались.

– Кто рожает?

– Одна хорошенькая девочка. Познакомишься, если... Если успеешь.

Поднявшись по лестнице, они вошли в ярко освещенную продолговатую комнату, в центре которой склонился над операционным столом еще один местный врач. Его имени Гриша не знал: с ребятами из флигеля ему приходилось соприкасаться очень редко.

– Халат на полочке, в пакете, – сообщил Володя, подходя к коллеге.

Гриша посмотрел на стол и остолбенел. Там лежала свинья. Она не двигалась, видимо, находилась под наркозом. Простыня под ней была пропитана кровью, врач копался в рассеченном брюхе.

– Вы, ребята, не очень торопились, – заметил он.

– Извини, Валек, контора словно вымерла. Еле нашли вот этого парня.

– Да ладно, не плачь. Я уже все сделал, пока ты бегал.

– Давай одевайся скорей и присоединяйся, – поторопил Володя Гришу.

Валек, чье лицо было закрыто маской, окинул его быстрым оценивающим взглядом.

– Приходилось роды принимать?

– Только не такие.

– Ну, ничего, справишься. Мы тебе самое легкое поручим.

Гриша застегнулся, надел маску.

– Иди сюда. И подкати вон тот столик с инструментами. Держи здесь тампон, кровища хлещет. Вот так... И меняй почаще.

– Какой тампон! – воскликнул Володя. – Пусть держит насос, здесь тампоном уже не обойдешься. Говорил же – не режь ты апоневроз, разведи пальцами.

Валек, орудуя анатомическими ножницами, вскрывал оболочки, углубляясь в брюхо спящего животного. Струйки крови брызгали на одежду, хотя Володя довольно проворно ставил зажимы.

– Вы что, кесарево ей делаете? – проговорил сбитый с толку Гриша.

– Ты знай качай да тампоны меняй, – ответил Валек, не отрываясь от работы. – Вовчик, ты откуда привел такого любознательного?

– Иммунолог новый, – проворчал тот.

«Не такой уж и новый», – подумал Гриша с легкой обидой.

– Был один случай, – сказал Володя. – Привезли ночью девочку-десятиклассницу в больницу. Сказала, животик болит. Дежурный хирург поддатый был, определил ей по блуждающим болям аппендицит. Ну и поволок на стол, резать. Открыл пах – а там матка с футбольный мяч, чуть ли не вываливается. Беременная девка оказалась. Просто толстая, живота не видно. Ну, ей же нельзя с распоротым брюхом рожать, пришлось дальше резать, кесарево делать.

А в приемке уже мамаша дожидается, вся на нервах. Все нормально прошло, вытащили младенца, сестра выходит к мамаше: поздравляем, у вас мальчик. У тетки глаза квадратные – какой, на хрен, мальчик, я вам девочку привезла. Начиталась, видать, «СПИД-Инфо» про перемену пола... Говорит, делайте обратно, а то в суд подам...

– Я эту байку еще в Новосибирске слышал, – оборвал его Валек.

– Да не байка!

– Хорош базарить! Как матку вскрывать? Я ни черта не вижу в этой крови, боюсь, плод задену...

– Пальчиками! Протыкаешь ткань и разводишь в стороны!

– Ладно... Ты ставь ретрактор, потом будешь зеркало держать.

– Обожди. – Володя обернулся к Грише. – Подкати вон тот бокс, видишь?

У окна на колесном столике стоял округлый короб из прозрачного пластика, похожий на инкубатор, в которых в родильных домах держат слабых и недоношенных младенцев.

Гриша подкатил столик, приподнял колпак. Валек уже держал крошечный окровавленный плод в руках, Владимир помогал освобождать его от оболочек и слизи.

– Воду подать? – спросил Григорий.

– Какую воду? Стой, жди. А ты бери грушу и освобождай дыхательные.

Новорожденный уже был уложен на мягкую салфетку в боксе. Валек обрабатывал пуповину, а Володя отсасывал слизь из дыхательных путей. Гриша успел увидеть плод только мельком, и ему показалось в его облике что-то странное. Он вроде бы не очень был похож на поросенка. Впрочем, Гриша быстро отмахнулся от этих мыслей: разглядеть что-то в покрытом кровью и слизью комке было сложно, тем более что все зародыши похожи друг на друга.

Судя по всему, он был недоношенным и его жизнь висела на волоске. Это тоже тяжело было объяснить. Гриша еще ни разу не видел, чтобы спасением новорожденного поросенка занимались сразу три врача.

В этот момент роженица судорожно дернулась и издала какой-то звук. Все одновременно посмотрели на животное.

– Вколоть ей еще барбитуры? – подумал вслух Володя.

– Надо бы в последний раз, – согласился Валек. – Эй, иммунолог, займешься? Подойди к шкафчику, сверху коробка с ампулами. Впори ей кубиков десять фенобарбитала.

– Здесь опасная концентрация, – заметил Гриша, взглянув на упаковку.

– Ну, правильно! Девочка просыпается, не дай ей мучиться. Впорешь ей кайфа, а потом – аммиак, прямой в легкое.

– Я правильно понял?..

– Правильно, правильно... Не можешь порося усыпить, что ли?

Оба парня ушли. Гриша склонился над животным и с профессиональным хладнокровием исполнил приговор, вынесенный людьми. После введения аммиака свинья моментально затихла. Ураганный отек легких – дело нешуточное.

Гриша остался один в узком тихом помещении, пахнущем лекарствами. Он смотрел на мертвое животное и думал: возможно ли, чтобы матерью жертвовали ради спасения плода? Не важно, что речь идет о животных. Новорожденное существо не может цениться больше взрослой матери – будь то человек или поросенок. Если только это обычный поросенок...

Появился Владимир, снятая маска болталась на шее.

– Околела наша хавронья... – Он подошел к мертвой свинье, положил руку на закрытые глаза. – Прощай, милая Патрисия, благодарное человечество тебя не забудет. Ты вернула планете парочку банкиров, нефтяных шейхов, да еще несколько жуликов. Мир твоему праху.

Он повернулся к Григорию.

– Слушай, парень, вид у тебя какой-то задумчивый. Оплакиваешь тварь божию, что ли? Давай тогда спиртику налью.

– Куда ее теперь? На мясо?

– На мясо? – удивленно переспросил Володя. – Тебе надо мяса? Можешь отрезать.

– Мне говорили, что... – Григорий прикусил язык. Действительно, Шамановский сказал, что свинарник – это подсобное хозяйство. Теперь уже стало совершенно ясно, что от него скрыли правду. Но выяснять подробности Гриша поостерегся. Он хорошо уяснил, что нездоровое любопытство здесь мало ценится.

– Так что тебе говорили? – переспросил Владимир.

– Что положено младенцам пяточки обмывать.

– Так, значит, спирта? Без проблем! Заходи вечерком со своей посудой.

Григорий отправился к себе в кабинет. Он намеренно не стал выбрасывать использованный халат. Ему хотелось кое-что проверить...

* * *

Юрик Божеродов попал в охрану «Золотого родника» случайно. Так думали все, кто с ним работал. Так думал и Павлов, начальник службы безопасности, который был последним звеном при его приеме на работу.

Элемент случайности, конечно, был – связи, знакомые, крупицы информации, полученные в нужное время. Все это в конце концов и привело Юрика в клинику с хорошей работой и прямо-таки замечательной зарплатой. Но всякая случайность – пересечение закономерностей, а они-то и явились решающим фактором.

В пятницу вечером он, как обычно, сдал дежурство, оружие, переоделся и пошел домой. Покрутился по городу, навестил несколько магазинов, поужинал в хорошем кафе, заказав сосиски и разливное пиво. Случайный наблюдатель мог бы заметить, что Юрик как-то подозрительно крутит головой и слишком часто поглядывает на часы.

Но он был уверен, что никто за ним не наблюдает. Ни-кто не ходит по пятам, не отмечает, что человек шатается по магазинам, ничего не покупая, садится в автобусы и маршрутки, чтобы проехать всего одну остановку.

Юрик просто-напросто отрывался от возможного «хвоста».

Ровно в восемь он поднялся на пятый этаж облезлой хрущевки, расположившейся в глубине дворов, открыл дверь своим ключом, прошел в комнату и принялся ждать.

В этой квартире он бывал не раз. Он уже знал наизусть выцветшие и местами облетевшие обои, старую мебель, фотографии людей, которые когда-то здесь жили, но теперь канули в неизвестность.

Обе комнаты были обставлены, телевизор в зале исправно работал, из кранов текла вода, на кровати белело свежее белье, однако легко было догадаться, что в квартире давно никто не живет. Слой пыли повсюду, пожелтевшая раковина, пустые полки и антресоли.

Юрик ждал недолго. Через десять минут после его прихода в замке входной двери повернулся ключ. Божеродов поспешно встал и даже вытянулся в струнку.

– Здравствуйте, Виктор Иванович, – поприветствовал он человека, вошедшего в комнату. Это был крепкий седоватый мужчина лет сорока с задумчивым, немного гипнотизирующим взглядом.

– Садись, садись, – махнул рукой Виктор Иванович. – Что ты как оловянный солдатик.

Юрик опустился на диван, стараясь, чтобы даже это движение выглядело четким и отработанным, как строевой прием. Вошедший, напротив, свободно расселся в кресле.

– Ну, как дела? – безразличным тоном спросил он. – Служишь?

– Все еще на испытательном сроке, – отрапортовал Божеродов. – Но нареканий от начальства нет.

– Спокойнее, Юра, спокойнее, – усмехнулся Виктор Иванович. – Ты ж не на параде. Учись разговаривать свободно, у нас не армия. Ты, случаем, «хвоста» не привел?

– Нет, я проверялся.

– Да? – последовала ироничная усмешка. – А как пивко пошло под сосиски? Животик не пучит?

– Вы за мной... – переменившись в лице, проговорил Юрик и запнулся, не найдя подходящего слова. Говорить «следили» он постеснялся.

– Наблюдали, – помог Виктор Иванович. – Так что «хвостов» за тобой нет, я лично видел. Ну, рассказывай.

– Вот. – Юрик достал из внутреннего кармана свернутые листы. – Здесь все отмечено: какие машины приезжали, какие люди заходили. Все, что я видел.

Виктор Иванович равнодушно пробежался глазами по записям, отбросил их на журнальный столик.

– Ты это здесь написал?

– Нет, у себя, – обеспокоенно ответил Юра.

– У себя? – как бы удивился собеседник. – А если бы у тебя их нашли?

Он взял листы и потряс перед лицом Юрика. Тот захлопал глазами.

– Н-нет, – пролепетал он. – Я прятал.

– Прятал? Ты, наверно, так же хорошо прятал, как сегодня от «хвоста» уходил, да?

Парень смущенно молчал.

– Ладно, забыли, – сухо произнес Виктор Иванович. – Вернее, я забыл, а ты в голову себе вбей – никаких бумажек! Никаких доказательств! Память тебе на что дана? Давай теперь рассказывай, что еще видел интересного.

– Там все интересно, и даже очень. – Юрик со значением поднял палец. – Я вам еще в прошлый раз говорил – там такие дела, что глаза на лоб полезут.

– Ну-ка, ну-ка... – поощрил его собеседник.

– Вчера опять привезли труп, – сказал Юрик, понижая голос. – Я сам помогал носилки с машины сгружать, простыня вся в крови...

– Постой, постой. – Виктор Иванович выставил ладонь, словно плотину. – Ты ему пульс проверял, сердце слушал, да?

– Кому?

– Ну, трупу этому.

– Нет. Зачем, если и так видно?

– Видно?!

Лицо мужчины едва заметно дернулось, словно он хотел ответить резко, но сдержался.

– Что еще? – спросил он.

Божеродов замялся. Казалось, внутри у него так и клокочет ценнейшая информация, которая просится наружу. Но промашка с трупом сдерживала порыв.

– Тот, которого я в ноябре засек, уже на ногах. Помните, я рассказывал – привезли мужика, вся башка всмятку. Уже ходит сам, правда, с палочкой. Что-то они там мудрят, честное слово. Я последние ночи в маленьком здании дежурил. Так вот видел: в подвале есть комната, там штук двадцать железных ящиков, все в проводах и лампочках. Кажется, они туда трупы бросают, а потом достают – уже здоровеньких. Я видал, как доставали, правда, всего секундочку...

Виктор Иванович слушал его, опустив глаза и прикрыв лицо ладонью. Он словно бы терпеливо ждал, когда закончится треп и начнется серьезный деловой разговор. Юрик этого не замечал. Наконец его собеседнику надоело ждать, и он поднял глаза.

– Слушай-ка, дружок, – сказал он таким тоном, что Божеродов моментально замолк и испуганно захлопал глазами. – Ты знаешь, в какой службе я работаю?

– Отдел экономической безопасности, – выговорил Юрик.

– Молодец, не забыл. А тебе напомнить, что меня интересует в связи с этой больницей? Я не поленюсь, скажу. Через эту контору проходят огромные валютные суммы. Там что ни день вьются иностранцы. У нас все основания считать, что администрация отмывает деньги и прячет их за границей. Разве я никогда не говорил этого?

– Так точно. Говорили.

– Говорили. Так вот, друг любезный, мы потратили массу сил, чтобы внедрить тебя в эту чертову больницу. Мы дали тебе конкретное задание. Если ты, кретин, начнешь строить из себя агента Малдера и спалишься на этом, я тебе яйца оторву. Ты слышишь меня?

Голос становился все более твердым и угрожающим. Юрик вжимал голову в плечи.

– Что ты узнал о финансах за все это время? Назови хоть один факт.

– Я в охране, – тихо проговорил Божеродов. – Я к финансам никакого отношения... Только когда в кассе зарплату получаю.

– Правильно. – Виктор Иванович сменил тон, голос его стал вкрадчивым. – А кто в кассе сидит?

– Танька. То есть это... Татьяна Гусева, кассир.

– Татьяна Гусева, молодая и, наверно, симпатичная девушка. Ну и что, ты не можешь позвать ее в кабак, напоить, потом болтом пощекотать так, чтоб она зарыдала? И поговорить аккуратно. Или лучше бухгалтера...

– Она столько получает, что сама кого хочешь в кабак позовет, – обиженно заметил Юрик.

– Слушай, я не понимаю – ты мужик или кто? Ты не умеешь баб уговаривать, тебя учить надо? На хрен ты тогда нужен?

Юрик выглядел окончательно сломленным, и Виктор Иванович смягчился:

– Ладно, не раскисай. Установку понял?

– Понял! – Глаза Божеродова моментально вспыхнули огнем преданности и готовности к чему угодно.

– Вот так. А про ожившие трупы будешь рассказывать бабушкам у себя во дворе, договорились?

– Я все-таки видел, – тихо проговорил Юрик.

– Что ты видел, мальчик? Как больного достали из ванны после процедур? Я понимаю, в районной поликлинике нет ничего, кроме педальной бормашины и касторки. А тут – аппаратура, дорогие лекарства. Естественно, ваши доктора могут побольше, чем бесплатная медицина. За такие деньги, что там крутятся, можно и мертвого поднять.

Он встал и быстрым движением переложил листы в карман пиджака.

– Ну, давай работай.

– Виктор Иванович... – Юрик пожал протянутую руку и заглянул собеседнику в глаза. – А насчет меня еще не решали?

Мужчина вздохнул, ненадолго задумался:

– Возможно, скоро освободится должность в комендантском взводе. Буду иметь в виду.

– В комендантском? – Божеродов не смог скрыть разочарования. – А на оперативную?

– Ха! Ну ты даешь! Чтобы оперсотрудником стать, нужно еще заслужить. Себя показать, службу узнать. Ты бы еще на мое место попросился...

– Я просто спросил.

– А я просто ответил. – Виктор Иванович уже поворачивался к выходу. – Еще вопросы будут?

– Да.

Мужчина обернулся и застал на лице Юрика виноватую кривую улыбку.

– Завтра здесь свободно?

– Зачем тебе? Опять девку притащишь?

– Ну... – Юрик неопределенно поерзал плечами.

Виктор Иванович полностью развернулся и осмотрел его с головы до ног с некоторым интересом.

– Слушай, дорогой мой, ты сколько в своей больнице получаешь?

– Я докладывал. – Божеродов невольно принял стойку «смирно», словно боялся, что его накажут за слишком большую зарплату.

– Вот именно. В три раза больше, чем я. Тебе тяжело номер в гостинице снять? Обязательно служебную квартиру светить?

– Так здесь удобнее. – Юрик знал, что иногда здесь дозволялось развлекаться с женщинами. Сами оперативники этим занимались.

– Ну-ну... Веди, только смотри в оба. Постель – лучшее орудие шпионажа.

– Никакого шпионажа! – пообещал Юрик.

Майор Соляков выходил из подъезда, в очередной раз говоря себе, что к разработке подключили не того человека. Но что делать: только Божеродова, проведя сквозь длинную цепь связей, знакомств и подставных лиц, удалось внедрить в клинику.

«Нет, мальчик, – подумал он, садясь в машину, – не быть тебе ни опером, ни даже часовым на тумбочке. В контрразведке идиоты не нужны».

* * *

В среду, придя утром на работу, Гриша обнаружил перед клиникой вереницу солидных автомашин с заграничными номерами. Он привык, что самые разные автомобили время от времени появляются у крыльца «Золотого родника», однако сейчас явно происходило нечто особенное.

Оказалось, выписывается один из пациентов – чернокожий парень из Южной Африки, которому Гриша лично несколько раз ставил газоотводную трубку. Молодой африканец оказался принцем или вождем на какой-то крошечной территории, гордо называвшей себя республикой.

В холле было многолюдно. Кроме дежурной смены врачей, здесь находились встречающие – богато и вычурно одетые негры, сверкающие золотыми украшениями и белозубыми улыбками. У некоторых прямо на смокинг были одеты блестящие бусы – необходимая деталь национального туалета. И в обязательном порядке у каждого, словно священный амулет, болтался на видном месте мобильный телефон.

Грише сказали, чтобы он быстренько переодевался и присоединялся к торжеству.

Принца через несколько минут вывезли на коляске двое чернокожих громил – столь суровых, что с каждого можно было лепить изваяние африканского бога войны. Пациент выглядел неплохо, даже улыбался. В клинику он попал, пострадав от ядовитого укуса, и очень сильно мучился. Когда его доставили, он уже четверо суток находился в коме. Неизвестно было только, кто его укусил: змея, насекомое или отравленная стрелка, неслышно пущенная из пневматического пистолета.

Принц заговорил. Переводчик, трагически морща лоб, пытался быстро вспоминать нужные слова, чтоб не отстать от мысли.

– Его высочества... очень благодарность... было много вниманий... русская очень великие врачи... весь народ будет благодарить вам большой спасибо... город будет праздник для излечение... есть надежда быстро иметь сила и крепко стоять на ноге...

Гриша считал, что отпускать этого пациента рановато. И не только потому, что мускулатура ног почему-то сильно отставала в развитии и он почти не мог самостоятельно ходить. Организм его высочества был слабо подготовлен к функционированию вне больницы. Он требовал интенсивного ухода. Придворным врачам предстояла адская работа.

Зато Алена Князева – терапевт, лично отвечавшая за самочувствие африканского пациента – испытывала сейчас неподдельное блаженство. Ей не придется больше бороться с обширными кожными воспалениями и нагноениями на слизистой, на которые был очень падок африканец. Впрочем, радость ее была преждевременной, поскольку уже сегодня ей могли подкинуть нового больного, такого же, а может, и хуже. Все «выпускники» клиники были людьми с ущербным здоровьем, словно подгнившим.

Благодарности, отпускаемые принцем, выглядели на фоне всех его недолеченных болячек слишком пылкими. Однако, учитывая, что сюда его привезли с остановившимся сердцем, и впрямь можно было сказать, что отечественная медицина сработала неплохо.

– ...я крепко уважать лечебный труд, – напрягался переводчик. – Его высочество делать знак чести, стоять для вас...

Пациент в этот момент сделал титаническое усилие и немного приподнялся над каталкой, опираясь на руки. Персонал и встречающие зааплодировали, послышались ободряющие восклицания.

– А теперь дарить всем любимый сюрприз для память...

Все заулыбались и снова захлопали в ладоши. Изящная мулатка с корзиной начала обходить врачей. Каждому она вручала красиво упакованную коробочку. Сотрудники зашуршали упаковкой, начав открывать. Раздались восторженные вздохи со стороны женской части персонала.

Гриша открыл свою коробочку. Внутри лежали простые наручные часы на кожаном ремешке. Несмотря на традиционность формы, в них чувствовалось что-то особенное. Нечто такое, что отличило бы настоящий бриллиант от стеклянной подделки.

– О-о! – уважительно протянул стоматолог Костя, заглянув через плечо. – Хорошие часики, настоящая «Омега». Гляди не потеряй. Случатся трудные времена – сможешь их продать и жить годик-другой без хлопот.

– Подарки не продают, – ответил Гриша. – Я их носить буду.

– А вот этого не советую, – прозвучал голос Донского, неслышно подошедшего сзади. – Под такие часики, Гриша, нужно соответствующее выражение лица. У тебя его пока нет. Жирка маловато.

Взгляд у Донского выдавал, что он подошел не просто так.

– Что-то случилось? – догадался Гриша.

– Пока нет, но... Идем-ка со мной. – Донской повернулся и пошел первым.

Они пришли в одно из караульных помещений – зал поддержки технических средств охраны. Здесь стоял пульт, за которым круглосуточно находился наблюдатель, глядевший на мир через системы наблюдения и следивший за показаниями датчиков сигнализации. Сегодня дежурил совсем молодой парень по имени Максим, с которым Гриша несколько раз вместе выходил курить во дворик.

– Ну, где он? – спросил Донской.

– Уже уехал, – ответил Максим. – Минут десять назад.

– Тогда включай запись. Будем, Гриша, проводить опознание.

Дежурный кивнул и защелкал переключателями. Один из экранов померк на мгновение, покрылся рябью, а затем на нем проступило довольно четкое черно-белое изображение с улицы.

– Вот он, голубь сизокрылый.

– Смотри внимательно, – обратился Донской к Григорию.

Гриша видел угол дома, часть дороги, а на обочине – серебристую «Хонду», наполовину закрытую прозрачным кустарником.

– Никого пока не узнал? – поинтересовался Донской.

Гриша покачал головой.

– Смотри хорошо, сейчас все поймешь.

– Он сейчас тронется, и тогда пойдет увеличение, – сообщил Максим.

В самом деле, прошло немного времени, и машина начала разворачиваться. Объектив приблизил ее, и в этот момент Гриша действительно узнал водителя.

Это был Ганс. Ошибка исключалась: простецкая физиономия, перебитый нос и бритый череп запомнились Грише крепко-накрепко.

«Хонда» вышла из зоны обзора, Максим выключил запись.

– И что он тут делает? – спросил Гриша.

– Извини, забыли у него спросить, – пожал плечами Донской. – Но скорее всего, тебя пасет.

– Меня? С какой стати? Может, он тут случайно.

– Может, и случайно. Четвертый день приезжает утром и вечером – ну чистое совпадение.

– Четвертый день?! А я ничего не заметил! Как вы его засекли?

– Ребятам здесь деньги платят за острое зрение и доплачивают за сообразительность, – пояснил Донской. – А ты точно ничего не замечал? Может, было что-то?

– Нет, – покачал головой Гриша после короткого раздумья. – Я ничего не видел. Ведь он и машину сменил...

– Думаю, ситуация понятна, – сказал Донской. – Ты как домой добираешься?

– На троллейбусе. Иногда пешком.

– На троллейбусе, – передразнил Донской. – А еще дорогие часы носить хочешь. Ты хоть дверь дома поставил железную, как я советовал?

– Поставил.

– Ну так вот, демократичный ты наш, сегодня тебя домой повезет наша машина. На работу приедешь на такси, которое вызовешь по телефону. Смысл понятен? И дверь свою железную не открывай кому попало. Если что – телефон дежурного знаешь...

– Зачем ему за мной следить? Это полный бред, к чему такие сложности?

– Сложностей тут в самом деле слишком много, – подал голос дежурный. – Он ведь десять раз квартал объехал, все подходы срисовал. Один раз выходил из машины и... я не уверен – было плохо видно... Но по-моему, он держал в руках фотоаппарат.

– Одним словом, надо серьезно разбираться, – подвел итог Донской. – Кстати, Павлов в курсе?

– Конечно, в курсе, – раздался голос от двери. Начальник охраны вошел в комнату, бросил на стол рацию и ключи от машины и сел, шумно выдохнув.

– Есть мысли? – спросил у него Донской.

– Есть. Во-первых, насколько я в таких вещах понимаю, он просчитывает режим работы Григория...

– Идиотизм, – не удержался Гриша.

– Нет, не идиотизм. Мы ведь можем допустить, что он хочет свести с тобой счеты? Хотя я и просил его этого не делать... Допустим, так. Но своими руками боится – уже один раз нарвался. Логично?

– Пока не знаю, – пожал плечами Гриша.

– Сейчас узнаешь. Если сам боится, то поручит кому-нибудь еще, а для этого ему нужно знать, когда ты приходишь и уходишь.

– Кому это он меня поручит?

– Ну, не знаю... Сдаст какому-нибудь отребью за пару бутылок водки, они и сделают тебя в темной подворотне. Старо как мир.

– И для этого меня надо фотографировать, вынюхивать расположение зданий и входов?

– А почему нет?

– Гриша прав, – сказал Донской. – С фотографированием не очень понятно.

– Как бы там ни было, этого головочлена надо брать в оборот и работать с ним по-настоящему.

– Это как?

– Как обычно. – Павлов беспечно улыбнулся. – Привлечем общественность, местком, товарищеский суд...

– Ты все-таки объясни, что собираешься делать, – проговорил Донской. – Я должен знать, что происходит.

– Для начала ребята покатаются за ним, поглядят, где бывает, с кем встречается. Если повезет, послушаем разговоры через аппаратуру. А потом, конечно, пригласим для воспитательной беседы. Дешево и сердито.

Донской после недолгого раздумья махнул рукой:

– Ладно, делай как знаешь. Но не забывай, что нужна информация, а не игры в Бэтмена. А ты, Гриша, иди и спокойно работай. К тебе мы его не подпустим.

Григорий собрался уходить, но его остановил голос Павлова.

– Ну, может, самую чуточку подпустим, – сказал он.

– Для чего? – спросил Гриша, остановившись в дверях.

– Если он не клюнет на червячка, придется ловить на живца. Не беспокойся, это просто легкое приключение, зато сколько будет воспоминаний!

Гриша отправился к себе. День прошел в напряжении. Неожиданно свалившиеся неприятности заставляли думать о себе каждую минуту. Хотя Павлов и обещал полную безопасность, Грише приключений не хотелось. Он считал, что вышел из возраста, когда испытывают судьбу просто ради удовольствия.

Незадолго до конца рабочего дня Павлов вдруг позвонил.

– Установка резко меняется, – сообщил он. – Спускайся к нам, сейчас все сам увидишь.

Еще не зная, что произошло, Гриша догадался: начальник СБ все-таки организовал для него «легкое приключение». Единственное, чего ему сейчас хотелось, – это уехать домой и предоставить парням из охраны делать свою работу без него. Им нравилось следить, вычислять, разбираться – они гордились тем, что умеют это делать. Сам же Григорий последние годы старался держаться от таких вещей подальше. Он выбрал в жизни другой путь и хотел быть последовательным. Тем более что, будучи врачом «Скорой», видел подобных искателей приключений в очень печальном антураже.